Паутина #03. О важности родственной теплоты

Максим остался один.

Скользнув взглядом по разместившемуся поодаль семейству — мать с дочкой продолжали о чём-то переговариваться, причём мать зачем-то периодически сдвигала взад-вперёд коляску с младенцем, — он повертел головой по сторонам, пытаясь выяснить, куда именно исчезла Лекки. Вроде бы она юркнула вон за ту живую изгородь?

«Чтобы не слишком смущать».

Губы гроссмейстера Гвестарио невесело искривились. Ну да, ясно, зачем она это сделала. Чтобы не попадаться на глаза семейству с коляской, отвлекая на себя часть внимания? Чтобы всё возможное внимание и всё осуждение было сосредоточено на нём одном?

Взор его снова коснулся блондинки напротив.

Симпатичная, пожалуй что даже очень. Юная — едва ли не моложе Максима. Невинное личико и радикально светлые волосы — если шевелюра Лекки была скорее коричневатой, чем светлой, то тут почти откровенная белизна.

И, конечно, ножки.

Столь длинные и безукоризненно выточенные, что остается загадкой, как мать позволяет ей в своём присутствии носить юбки такой фривольной длины. Максим покраснел невольно, поймав себя на нелепой мысли — «Может, мать и сама гордится ножками своей дочери, наслаждаясь вниманием к ним окружающих?».

Семейство заняло скамейку напротив так, что сидевшую слева мать частично загораживала скользящая взад-вперёд коляска, меж тем как ножки её дочери не загораживались ничем.

«Ты можешь действовать втихаря».

Максим скрестил осторожно свои собственные ноги, стараясь не привлекать внимания резкостью действий. И провёл рукою по ещё недавно топорщившемуся уголку брюк, слегка сжав себя через ткань пальцами, надеясь, что удачно заслонился коленом.

Что он делает?

«Мастурбируешь прямо в парке на незнакомую случайную девушку. Причём — в присутствии её матери».

Блондинка, судя по движениям губ, засмеялась, сказав матери что-то. Та с понимающим видом кивнула. Максима пробило новой волной страха и острого возбуждения одновременно — в его мозгу это на миг преобразовалось в безумный сценарий, где дочь замечает действия извращенца на скамейке напротив и самодовольно говорит об этом матери, мать же кивает удовлетворённо: «Я же говорила тебе, милая, как ты хороша».

Движения его руки ускорились, терзая плоть через брюки.

«Задачей твоей является успеть получить за эти минуты предельное удовольствие, любуясь девочкой напротив».

Может, сжульничать?

Попытаться вместо девчонки напротив сфокусироваться мыслями на самой Лекки, на фантазиях в её адрес, а то и оживить в памяти те грёзы о своих почитательницах?

Нет, не получится.

Мозг его и без того разрывается на два фронта, пытаясь извлечь удовольствие из слежения за девчонкой и в то же время бдя, чтобы его не запалили. Но эти два фронта хотя бы довольно близки друг к другу, фантазировать же на посторонние темы при одновременном пристальном слежении за семейством напротив он не сможет физически.

Максим вновь скользнул взглядом по ножкам златовласки, по её личику, по её губкам. Попытавшись вообразить с отчётливостью, как губки эти касаются его ниже пояса, как они доверчиво приоткрываются, как к плоти его приникает кончик влажного языка.

И — стиснул зубы, подавляя стон.

Отведя глаза на всякий случай ненадолго в сторону, он пожалел, что не взял с собою зеркальных очков, помогающих скрывать направление взора. Хотя, по опыту Максима, все девушки поголовно так или иначе прекрасно умеют ощущать чужой взгляд — быть может, эта леди тоже давно уловила его, просто сознательно игнорирует?

Вышеозначенная «леди» тем временем уронила голову на спинку скамьи и смежила веки, словно изображая, что спит. Её восхитительно-молочные бёдра, и так открытые обзору благодаря ультракоротенькой юбочке, чуть-чуть раздвинулись.

«Сговорились они, что ли?» — взвыл внутри себя Максим, в памяти которого ещё жив был подобный театр в исполнении Лекки.

Рука его рванулась к резинке брюк, проникая под оную. Он даже забыл сперва кинуть опасливый взгляд в сторону матери — та, как выяснилось, смотрела в коляску и как будто о чём-то беседовала с младенцем.

Колени его задрожали.

«Получить предельное удовольствие».

У него есть шанс и вправду суметь покорить эту вершину? Сколько минут уже успело пройти, интересно?

Он вообразил себе эту девчонку без одежды, представил себе, как эти умопомрачительные бёдра кольцом обхватывают его на уровне поясницы. Чувствуя, что перекрещённые колени мешают ему расслабиться, препятствуя дойти до пика, Макс по возможности незаметно распрямил ноги, рука его уже целиком нырнула в штаны, стискивая изо всех сил член, меж тем как рот его приоткрылся, а мозг рождал в горячечном полубреду одну за другой чёткие картины того, как он кончает клейкими белыми струйками на её волосы, на её носик, на её глаза...

Глаза дремлющей феи на скамейке распахнулись.

Какое-то мгновение они смотрели прямо на Максима, прямо ему в лицо. Макс, ощущая, что остановиться не в состоянии уже физически, тем не менее безотчётно снизил обороты.

Она повернулась к матери и вполголоса что-то сказала ей. Та оторвала взгляд от коляски и скользнула им по парню напротив, уже извлёкшему со стыдом руку из синих брюк.

Светловолосая девушка выпрямилась, полузагородив от Максима мать, вновь что-то произнеся в её адрес — то ли требовательно, то ли сердито. Женщина с неопределённым видом пожала плечами, качнув в очередной раз коляску, после чего поднялась со скамьи.

Парень непроизвольно взмок, вцепившись ладонями в края скамейки под собой.

Что сейчас будет?

Неспешным прогулочным шагом семейство удалилось прочь по аллее, в сторону печально известного памятника Чёрному Рыцарю. Максиму показалось, что златовласая фея со странной настойчивостью осыпает мать фразами, возникая то справа, то слева от неё.

Возмущается?

Уговаривает сообщить в полицию?

Взгляд Максима скользнул по могуче-титановым бёдрам её родительницы, открытым сейчас обзору сзади и туго обтянутым белыми тонкими шортами, и его почему-то снова кольнуло жаром в паху, кольнуло ещё не рассеявшейся пульсацией похоти, он протянул полубессознательно руку вновь к собственным брюкам, словно желая успеть получить своё хотя бы в эти последние секунды — если не от созерцания стройных ножек светловолосой девчонки, так красиво подсвеченных сейчас лучами заходящего солнца, то хотя бы от изучения пышных ягодиц её матери.

Тут он уловил откуда-то слева подозрительно знакомый шум — то ли хрюканье, то ли фырк. Скосив глаза в сторону, Макс увидел выбирающуюся из кустов Лекки.

— Чуть не умерла со смеху, — призналась она, пряча в карман айфон. — У меня даже камера в руке дрожала, а ведь нужно было ещё вовремя менять ракурс, переводить её с тебя на неё и обратно.

Подписчица Гвестарио прищурилась:

— А ей сперва даже понравилось, по-моему. Но потом она испугалась, что мамаша запалит. Видел, как засуетилась, лишь бы только отвлечь её?

Максим сцепил зубы, пытаясь прийти в себя. Его ещё било остаточными разрядами похоти, и мысль о том, что девушка на скамейке, быть может, специально изобразила из себя дремлющую — возможно, ещё и следя за ним из-под приопущенных век? — никак не способствовала успокоению.

— М-мммм-мммм... — сладко протянула Лекки, наблюдая за ним. — А тебе ведь тоже понравилось делать это, любуясь её ножками, мысленно раздевая её. Расскажешь, что ты представлял тогда?

Слюна в его рту приобрела вяжущий привкус.

— Не дождёшься, — буркнул Макс.

Он знал, конечно, что она с лёгкостью может заставить его поведать о чём угодно — или, по крайней мере, придумать реалистичный правдозаменитель. Но не желал впустую изображать дружелюбие, отвечая на такого рода вопросы, пока давление не достигло максимума.

— Вот как, — протянула Лекки снова.

Она села чуть ближе, касаясь Максима правым коленом. Или даже частью бедра?

— Скажи, — заговорила она опять, — а ты бы... изнасиловал её, если бы мог? Если бы... знал, что тебе за это ничего не будет? Тебе бы хотелось, — Лекки облизнула губы, голос её понизился, — сорвать с неё платье, раздвинуть силой ей ножки, залезть рукою ей в трусики?..

— Эм... н-нет, — красный, как свёкла, выдавил Максим.

Это было правдой. Хотя, конечно, эффект от картин, рождаемых в его уме речами Лекки, поистине взрывал мозг.

Она почти опустила голову ему на плечо, касаясь его уха кончиком носа.

— Домашний комнатный мальчик, — шепнула она ему прямо в ухо. — Интеллигентный автор блога о потусторонних мирах.

Язык её коснулся мочки его уха. И, вроде бы, поднырнул глубже?

— Ты ведь постоянно мечтаешь о жёстком, грубом изнасиловании всех своих френдесс, всех вместе и каждой в отдельности. — Она пощекотала языком раковину его уха с внутренней стороны. — Скажешь, нет?

Максим чуть не застонал, ощущая, как брюки его едва не лопаются изнутри. Сказанное ею было полуправдой, он и впрямь лелеял в глубинах своего существа самые дикие фантазии, но грёзам этим полагалось оставаться лишь грёзами, без надежд на реальное осуществление — на которые, кажется, намекала Лекки.

Рука собеседницы тем временем легла на его колено, скользнула ввысь, замерев лишь в сантиметрах пяти от вздувающейся бугром ткани.

— Я вижу, что тебе жарко, — шепнула Лекки. Она снова чуть отстранилась, глаза её подозрительно блестели в лучах закатного солнца. — Неудивительно, ведь день был таким напряжённым... Тебе, наверное, хочется пить?

Порывшись в сумочке, что ещё изначально показалась Максиму странно раздутой, шантажистка не без труда извлекла оттуда двухлитровую бутыль пепси-колы.

У Максима дёрнулся кадык. Он только сейчас осознал, что не пил ничего весь день, не считая злосчастного коктейля в кафе-ресторанчике.

— Пей, не стесняйся, — прошептала, почти что прошелестела собеседница, вручая ему бутылку. — Выпивай всё.

Благодарно прикрыв глаза, гроссмейстер Гвестарио припал губами к заветной бутылке, не видя, как под давлением внешнего воздуха бутылка корёжится и сминается внутрь, как внимательно Лекки следит за ним прицелами своих карих глаз.

Наконец он остановился.

Сделал паузу, отстранившись от бутылки и тяжело дыша.

— Устал? — прозорливо угадала Лекки, проведя пальцами по его лбу, словно стирая пот. — Бедненький, сколько же тебе довелось пережить за сегодня.

Послышалось негромкое пиликанье телефона.

— Сестра, — глухо выдавил он, кинув взгляд на экранчик смартфона. Покраснел, вспомнив сцену в кафе, и добавил: — Моя.

— Сколько ей лет? — взметнулись почему-то брови Лекки.

— Д-двадцать один, — запнулся от неожиданного вопроса Максим. Отчего-то вновь ощутив себя загнанным зверем в ловушке со сжимающимися стенами.

>— А она ничего, — хмыкнула Лекки, подперев голову ладонью и глядя искоса на фото строгой брюнетки с задумчивым видом, мерцающее сейчас на экране его телефона. — Ну, что же ты не реагируешь, отвечай на звонок.

Под её пристальным взглядом Максим смущённо ткнул в зелёную пиктограмму с изображением снятой трубки. В уши его ворвался холодный требовательный голос:

— Максим, ты где? — прозвучало это так громко, что он даже невольно чуть отодвинул трубку. — Ищу тебя везде, а ты никаких записок нигде не оставил.

Непутёвый брат покраснел. Он так и не придумал, как законспирировать встречу с шантажисткой, хотя размышлял об этом весь прошлый вечер.

— Да... Понимаешь, Юль, тут такое дело... — кашлянул он. — Мне пришлось...

Лекки тем временем мурлыкнула что-то вполголоса, придвигаясь к нему ближе, опустив голову ему на плечо. Бедро её как бы невзначай потёрлось о бедро Максима.

— Ты хоть помнишь, что у тебя просрочены книги, взятые из библиотеки? — зазвенел требовательней прежнего в его ухе ледяной голос.

Рука Лекки вновь скользнула к пояснице Максима, причём он ощутил, что организм его отзывается на прикосновения юрких пальчиков даже чересчур охотно.

— Скажи... мм... что зайдёшь за книгами позже, — шепнула еле слышно она, щекоча дыханием его шею. — Скажи, что ты собирался... зайти в библиотеку... но забыл дома книги.

Он кашлянул снова.

— Я... понимаешь, Юль, я просто забыл. Я... х-хотел... взять с собой книги... н-но...

В этот раз перепады его голоса были связаны не только с нервозностью, но и с тем, что танцующие движения ловких пальчиков Лекки окончательно утратили стыд. Играя с ним, поддразнивая его плоть, они ускоряли темп с каждой минутой, вынуждая его замолкнуть.

— Ты так скоро забудешь голову на плечах! — пророкотало в трубке.

Как же в такие мгновения она напоминала школьную учительницу. Впрочем, до этих ли сопоставлений ему сейчас было?

— Мне пора назад на работу, я и так ненадолго домой забежала, я не могу следить за тобой вечно. Чтобы через час этих книг у тебя на столе не было!

Максим застонал беззвучно — не от слов сестры, от особенно быстрого движения пальчиков Лекки у него в брюках, — сама же шантажистка, прижав губы плотнее к его свободному уху, шепнула:

— Затяни разговор.

— К-каак?.. — простонал он почти неслышно.

— Придумай что-нибудь. Изобрети. — Голос Лекки понизился, став одновременно слаще. — Если хочешь, чтобы я...

Пальцы её намекающе дрогнули. Максима — и так пребывавшего сейчас на грани — пробрало с ног до головы сладким ознобом.

— Ю-юль... кстати... — он старался говорить негромко, отдельными порциями. — Ты... покормила Альфреда?

Альфредом звали хомячка, купленного полтора года назад и из всех удовольствий жизни превыше всего ценившего сон и жареный картофель.

— Твой Альфред свернулся калачиком в углу клетки и ничто больше его не интересует. — Если голос сестры и стал мягче, то лишь чуть-чуть. — С тобой-то всё в порядке?

Пальцы Лекки отдёрнулись. Максим закусил губу, чувствуя, как волны противоестественного удовольствия, колотившего его во время речи сестры, превращаются в волны муки.

— Сделай так, чтобы она говорила подольше, — шепнула вновь шантажистка, куснув ласково мочку его уха. — Чтобы у нас было... мур-р-р... время...

Пах его стало только что не сводить болью.

— Со мною... ох, да. — Мизинчик Лекки всё-таки щекотнул чуть-чуть его брюки — чтобы ослабить боль или поддержать возбуждение? — Я... хотел бы спросить... Юля... а что, ты с Полиной больше не ссоришься?

Полина была сослуживицей Юли, соседкой по офису. Максим вбросил эту тему с отчаяния, вспомнив, как в былые месяцы сестра часами рассказывала об отвратительных привычках коллеги и как трудно было заставить её замолчать.

— С этой истеричкой, помешанной на сериалах? — Слышно было, как Юля хмыкнула. Впрочем, Максиму было сейчас не до слежения за звуками на заднем плане, поскольку пальчики Лекки снова взялись — медленно, размеренно, — за его плоть. — Я давно решила, что мне с ней делить особенно нечего. Она предпочитает путь куклы Барби, пробивая всюду дорогу широко раздвинутыми коленками, а кто я такая, чтобы отрицать достоинства такого пути? Мне же лучше, по большому счёту, ибо ослабляется конкуренция на моём поле. Когда финансовый год закончится, отчёты покажут, кому...

Он зажмурился от удовольствия, ощущая, как нежная девичья рука всё быстрее играет с его естеством, вслушиваясь одновременно в голос Юли, не разбирая слов, но улавливая сладко-ледяную интонацию.

Так ненавистную прежде — и так пьянящую теперь?

«Я долбаный извращенец, — озарило вдруг Максима, вынужденного закусить губу, чтобы не застонать прямо в микрофон. — Я получаю сексуальное удовольствие от голоса родной сестры. Можно ли сказать, что я сейчас занимаюсь с ней сексом по телефону?»

Ему представилось вдруг, как Юля смотрит на него в этот момент, брезгливо поджав губу. Пах кольнуло новой искрой желания — и откуда-то из глубин прошлого вынырнула иная картина, Максиму n-надцать лет, а Юле пятнадцать, он проходит мимо неплотно прикрытой двери ванной и заглядывает из любопытства в манящую щель. Сестра стоит в ванне, слегка покачиваясь, ноги её широко расставлены, глаза почему-то зажмурены, а голова — запрокинута назад. Душ в её руке направлен так, что тугая струя бьёт в низ её живота...

Не выдержав, он всё-таки застонал в трубку.

— Да что там такое с тобой? — встревоженно спросила Юля, прервав свой монолог. — Ты ничем не заболел?

Язык Лекки коснулся мочки его свободного уха, скользя по ней, поигрывая с раковиной.

— Скажи, — шепнула шантажистка, не прекращая ни на миг свою игру пальчиками, и лишь замедлив ненадолго их бег, — что тебе нравится её голос. Это ведь и правда так?

— Что...

Этого он произнести не мог.

— Скажи, — выдохнула Лекки вновь. Ладошка её на миг сжалась кольцом вокруг напряжённого до боли органа, затем разжалась, потом стиснулась опять, быстрее и быстрее. — Ну пожалуйста.

Максим открыл рот, потом закрыл, потом снова открыл. Сказать требуемого Лекки он не мог — как не мог и проигнорировать касания её пальчиков.

— Юль... — выдохнул он. — Я...

— Что?

Ладонь Лекки превратилась было в тесный кокон, обхватывающий целиком Максимову плоть, но тут же соскользнула, доставив при этом просто сумасшедшие ощущения в районе головки.

— М-мне...

Он снова оборвал себя, захватывая больше воздуха, чтобы не застонать.

— Что, Максим? Чем ты там занят? — в голосе сестры прорезались нотки подозрительности.

От этого простого вопроса он ощутил, что стоит на пороге, близок к взрыву, хотя шантажистка умерила движения пальчиками, искоса поглядывая на него и явно дожидаясь загаданной реплики.

— М-мне... — Голос Максима взлетел почти до визга — тонкие пальцы Лекки сжались крепче вокруг его естества, словно награждая за начало фразы и одновременно намекая на нечто большее. — Н-нравится... твой голос...

Он распахнул рот, снова глотая воздух, чтобы не застонать, ощущая, как рука девушки в его брюках окончательно сорвалась с цепи.

— Что? — Сестра словно бы не поверила своим ушам. В голосе её вновь проклюнулась подозрительность — и нотки зарождающегося отвращения. — Подожди. Что за... что за дерьмо. Я не поняла, Максим, ты сейчас...

— Ю-юля, — выдохнул он прямо в микрофон сотового.

Но что он может сказать?

— Ю-ю-юля... я...

Пальчики Лекки меж его ног завибрировали как бешеные.

— Я... Аааа-ааааа-аа-а-а-а-ах!..

Сладкий, пламенный взрыв, подобный извержению тысячи Эйяфьятлайокудлей, затопил изнутри вязкой вяжущей пастилой его брюки. Огненные круги пред его глазами — или это он в полубезотчётном предпиковом состоянии излишне надолго задержал взгляд на садящемся солнце? — танцевали сотнями задорных скачущих зайчиков, никак не желая меркнуть.

Откуда-то из бесконечной дали до него донеслись тихие ритмичные звуки. Автомобильная сигнализация? Будильник? Или...

Максим осознал, что всё ещё сжимает в руке злосчастную трубку телефона с льющимися из неё тонкими короткими гудками.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

— Ну, по крайней мере, в этот раз ты точно не сможешь утверждать, что тебе не понравилось, — самодовольно изрекла Лекки.

И ещё раз демонстративно вытерла пальчики о белоснежный платок, словно любуясь каждым. Хихикнув, она спрятала платок в сумочку.

Взгляд парня всё ещё оставался примёрзшим к экрану смартфона.

— Она... она думает, будто я...

— И она в каком-то смысле права, не так ли? — рассмеялась Лекки. На миг она вытянулась вперёд, почти уперевшись лбом Максиму в лоб и глядя на него снизу вверх едва ли не влюблёнными глазами. — Кстати, я записала ваш разговор на айфон, чему отчасти помог её громкий голос. Без видео, один только аудиотрек, но такой красноречивый. Ни у кого после его прослушивания не останется и сомнений, чем ты занимался во время беседы с сестричкой?

Веко Максима дёрнулось.

Проводив по инерции взором исчезающий в её кармане айфон, он подумал невольно, что практически весь компромат, собранный шантажисткой, лежит лишь в этом приборе. Вне его — разве что тот злосчастный тред «приставаний» к Лекки и позорное фото.

Что, если...

Послышался негромкий писк.

— О, закачка завершена, — констатировала Лекки, вновь извлеча ненадолго модерновый телефон из кармана и кинув взгляд на его экран. — Ещё один ролик выложен на анонимный хост. Пока эти ролики никто не может редактировать или даже видеть, не зная пароля, но если кое-кто будет непослушным мальчиком...

Она прищурилась. Максим сглотнул слюну.

Ему стало ясно, что недавний его взгляд — как и промелькнувшие минуту назад в его голове мысли? — не остались незамеченными.

— Ну, что? — поинтересовалась Лекки, чуть наклонив голову. — Сходим в библиотеку, как ты и обещал сестричке?

Максим несколько секунд помолчал. Мысли его ворочались с трудом. Она хочет сопровождать его даже теперь, после этого феерического издевательства?

— М-можно. — Язык его запинался, как и его мозг. — Т-только надо будет зайти ко мне домой за книжками.

— За книжками зайду я. — Она обворожительно улыбнулась. — Мало ли, вдруг там ещё будет сестрёнка, с которой ты явно сейчас не в настроении пересекаться? Ты просто дашь мне ключи и объяснишь, где лежат книги.

Взор её вдруг скользнул в сторону.

— Но сначала — допей пепси-колу.

Максим уже и думать забыл о сиротливо валяющейся в углу скамейки двухлитровой бутыли.

— Всю, целиком, — уточнила, взмахнув ресницами, Лекки. — Сумочку я ею загромождать уже не хочу, да и тебе таскать не позволю.