Папа и клистир, или уик-энд по-русски. Часть 2

Случилось это примерно месяца через два после моего восемнадцатилетия.

В тот день я лежал у себя в комнате на кровати, и, замирая от страха, читал газету с объявлениями о знакомстве. Помимо обычных, гетеросексуальных, там были и гомосексуальные предложения (в и – нете я, почему – то, объявлений от геев нашего города не нашёл). В коридоре послышались шаги – это был явно отец, и направлялся он явно в мою комнату. Я с ужасом отбросил газету в сторону. В ту же секунду дверь распахнулась. "Что читаешь? – скучающим тоном спросил папа, но я делал вид, что читаю уже институтский учебник. – А, учебник. (папуля уже было отвернулся, но тут взгляд его упал на ту самую газету!). А это что ещё?. . ЧТО??? Дём, я не понял – ЧТО ЭТО?!" Побелев от страха, я начал сбивчиво объяснять, что я смотрел объявления девушек, но папа не поверил – "Девушки? А почему страница открыта, где одни мужики только?!". Отец сел напротив меня в кресло, и долго молча смотрел на меня испепеляющим взглядом. Потом поднялся: "Я давно подозревал! Снимай штаны, пороть тебя буду!. . "

Исполосовав мою попу чуть ли ни до крови, папа вышел из комнаты, как мне показалось, в состоянии растерянности. Но через день – вернулся. "Так, Дёмчик, не перебивай, слушай меня внимательно. Я долго думал, что с тобой делать. Обычная порка тут не поможет. Тут по – другому надо. Я придумал, короче. (всё это папик говорил очень серьёзно, опустив глаза вниз). Мне. мне придётся. я подчёркиваю – ПРИДЁТСЯ в задницу тебя вы. ть. Ты ж не пробовал с мужиками ещё, так ведь? Ну я так и думал. Вот. А я вы. бу тебя – и ты поймёшь сразу, как это неприятно, и больно. И не захочешь уже мужиков никаких. А потом – выпорю тебя, чтоб у тебя условный рефлекс выработался: МУЖИК – ЭТО БОЛЬНО, ПЛОХО, НЕЛЬЗЯ ЭТО. Но главное – это чтоб ты сам понял, что нельзя это делать, что извращение это. И чтоб ты сам исправиться захотел. Хочешь я помогу исправиться тебе? Таким вот способом?". В голове у меня помутилось. То, о чём я так долго мечтал, сделает со мной сейчас МОЙ ПАПА?!. .. Конечно же, мне было очень страшно. Но я, несмотря на это, согласился.

После этого отец долгое время вообще не подходил ко мне. Мы только обменивались иногда дежурными фразами – но не более того. А подошёл ко мне где – то через неделю. мой родной брат. Он был старше меня на целых n лет, давно уже жил отдельно, и приехал в гости, когда родителей не было дома.

– Слушай, Дёмчик. А правда. что отец в жопу е. л тебя? – спросил он прямо с ходу, усевшись рядом со мной в гостиной на диване.

– Откуда ты знаешь??? – даже поперхнувшись от неожиданности, проговорил я.

– Да он мне сам по пьяни рассказывал, позавчера, блин. Так напился – сам уже и не помнит, наверное. – брат усмехнулся. – Слушай, ну раз ты это. петушок уже, давай я тебя – ТОЖЕ, а? Ну что тебе стОит – то? От тебя не убудет ведь уже, а я ещё не пробовал ни разу с. петушками.

Я сидел, не зная, что ответить.

– Клизму надо сначала поставить, да? Чтоб говном не измазаться. Мне отец рассказывал. Да ты не бойся, я пороть не буду тебя, наказывать. Мы не скажем никому вообще. Раздевайся.

Я обречённо разделся.

. С тех пор брат ещё несколько раз приезжал к нам, но мы делали вид, что ничего не произошло, и ничего между нами не было. Родители, похоже, ни о чём не подозревали.

Но отец продолжал ещё иногда меня наказывать – вырабатывал у меня "условный рефлекс", когда ему казалось, что я опять мечтаю о мужчинах. В то время ни я, ни папа ещё не научились говорить открыто о своих желаниях.

Утром следующего после отъезда мамы дня я встал раньше папы. Умывшись, и сделав в туалете свои делишки, я – прямо голый – надел на себя женские, на высоких каблуках, туфли, пояс с чулками, кружевной маленький передник, и отправился на кухню. Папочка любил, чтобы я – в редкие дни наших "полноценных" свиданий – готовил ему завтраки именно в таком виде.

Мы долго не могли признаться друг другу, и самим себе в своих чувствах, но однажды оба напились, и. В тот день папуля впервые попросил меня одеться так – оказалось, что он давно уже приобрёл для меня эту униформу служанки, но никак не мог решиться предложить мне поиграть с ним в открытую. В дальнейшем мы часто играли с папиком, используя этот костюмчик. По обоюдному желанию – папа никогда не заставлял меня ублажать его силой. Папуля вообще почти всегда был очень добрым и ласковым со мной. Однако с другими взрослыми мужчинами он общаться мне категорически запрещал: "Узнаю – выпорю!". Не ревновал отец меня только к моим ровесникам, и к девушкам.

Я приготовил папе всё так, как он любил – поджаренные тосты, яичницу, и крепкий кофе.

– А. доченька. доброе утро!. .. (войдя в кухню, папуля поцеловал меня в щёку, и широко улыбнулся). Завтрак на столе уже? Умничка!

p>Он похлопал меня по голой попке. Потом достал из кармана маленькую спринцовку, наклонил меня над столом, и впустил мне в дырку немного ледяной воды. Я сладострастно застонал и задвигал ягодицами. Открыв холодильник, папа достал из морозилки ледышку, обсосал её, чтобы сгладить острые края, и засунул мне в жопу. Я весело взвыл, и запрыгал на одном месте, стуча каблучками по полу.

– Это авансик опять небольшой тебе, – улыбнулся отец, – ща поем, и на природу поедем.

. Гараж находился прямо во дворе нашего дома, и меньше чем через полтора часа мы с папой уже сидели у костра, в пригородном лесу, и жарили шашлыки с картошкой. Дома я одел спортивные брюки и футболку прямо поверх своего эротического костюма, а теперь – снял их, и, напялив обратно вместо кроссовок туфли, намазал яркой малиновой помадой губы и сосочки.

– Папуль, Вы должны будете сегодня наказать меня ещё раз, – допив шампанское, и потупив глаза, сказал я.

– За что, козочка моя?

– Я изменил Вам всё – таки один раз, со взрослым мужчиной. (я имел в виду брата). Только я не могу Вам сказать, с кем. Не требуйте от меня этого, пожалуйста. Лучше выпорите меня посильнее – ну, сильнее, чем если бы я сказал Вам, кто это.

Папочка задумался.

– Ну ладно, девочка моя. Это хорошо, что ты сама призналась. Но я надеюсь, ты не собираешься больше изменять мне с мужчинами, да? Ну вот и хорошо. Но наказать я всё равно должен свою нехорошую девочку! Сейчас мы шашлычков поедим, и я больно отстегаю тебя по попочке, и вы. бу мою сладкую шлюшку – в ротик, и в твою развратную сладкую дырочку.

Минут через двадцать я уже стоял на четвереньках со связанными руками, оттопырив попку, и отчаянно, во весь голос, орал:

– Ай! Папочка! Не надо!!! Я не буду изменять больше! Пощадите! Ау! Аааааааа!!!. ..

Ремень обрушивался на мою истерзанную задницу с чудовищной силой, и я дрыгался и заливался слезами, как сопливый мальчишка (а вернее – девчонка). Вскоре пошёл слепой летний дождь, и по моей попке, помимо отцовского ремня, забарабанили тугие мощные струи воды. Ремень вскоре намок, и от этого папины удары получались ещё тяжелее.

– Ну ладно, грязная моя похотливая шлюшка, – сказал, наконец, отец, – перерывчик сделаем. Ползи вон туда, вон под ту ветку – видишь?

Я послушался, и подполз под нависавшую над полянкой крепкую дубовую ветку. Дождь прекратился так же внезапно, как и начался.

Запястья мои уже были связаны. И папа, связав мне щиколотки, крепко стянул мне руки и ноги вместе – так, что я оказался уже максимально обездвиженным, и абсолютно беспомощным. Перекинув длинную верёвку через ветку, отец привязал один её конец к моим скрученным вместе конечностям, и потянул за другой. Постанывая, я постепенно поднялся примерно на метр над землёй. Папик привязал свободный конец к какому – то торчавшему из земли корешку, и похлопал меня по раздвинувшимся ягодицам:

– Сейчас мы ещё раз попочку твою помоем, доченька.

Взяв в руки спринцовку, и канистру с водой из багажника, он смазал мне дырочку кремом, и воткнул туда на всю длину наконечник, придерживая меня за яйца. Я не мог не то что сопротивляться – даже просто пошевелиться было почти невозможно! Единственной моей свободной от верёвок "конечностью" оставался член (яички, кстати, папа тоже перетянул шнурком) – и он быстро поднимался, увеличиваясь в размерах. Дрянная маленькая шлюшка ощущала над собой полную, безраздельную власть сильного активного мужчины!. .

Залив воду, папочка заткнул свою "доченьку" анальной пробкой, и, снова взявшись за ремень, принялся раскачивать беспомощное хрупкое тельце на верёвке. Отлетая от него, я пару раз ощутимо стукнулся затылком о ствол дерева, а подлетая к папе – получал жестокие удары ремнём по заду. Сил на то, чтобы кричать, у меня уже не было, и я только тихонько скулил и постанывал – но терпел, зная, что я заслужил это своим блядским, недостойным поведением.

Вынув пробку, отец начал стегать меня, пытаясь попасть ремнём точно в район ануса, и перебить хлынувшую оттуда грязную струю. И тут я бурно, ярко кончил, задёргался на верёвке всем телом, и издал громкий, протяжный вопль!. . Я всё ещё продолжал качаться по инерции, и папа пару раз промазал, попав мне по мошонке – отчего я отчаянно взвыл, и прокусил себе губу до крови.

– Папочка, пожалуйста! Миленький!!! Ну не надо! Прости свою глупую козочку!. .

– Ну ладно, хватит с тебя, шлюха. Ты своё получила. Надеюсь, это станет для тебя хорошим уроком. Не будешь изменять своему папочке больше.

Отец спустил меня с дерева. Мне предстояло удовлетворить все его изощрённые сексуальные потребности. И от осознания этого, от ощущения собственной развратности и беспомощности, по всему телу у меня разлилась тёплая приятная волна возбуждения.