Дождь прекратился. Он мерно брел по блестящему асфальту и посасывал неизбежно влажную сигарету. Около облупившейся арки у Дома Книги, где книг вовсе и не было, его окликнули.
– Подайте, пожалуйста.
Слова прозвучали безвкусно и глупо – так ему показалось тогда, и в первое мгновение он не обернулся, машинально подумав о том, что таким голосом милостыню не просят, но любопытство победило. Глянув через плечо, он увидел девушку в заношенном дождевике. Она стояла под аркой, едва касаясь плечом угла. Она немного сутулилась, волосы были скрыты под капюшоном. Он растерялся, и машинально переспросил:
– Что?
Он прекрасно ее слышал, но что – то мешало ему признаться в этом, словно речь шла о чем – то постыдном.
– Подайте, пожалуйста, – пошептала девушка.
Он удивленно ее рассматривал. Девушка вспыхнула и отвернулась. Он продолжал смотреть на нее, пораженный. Потом он увидел, как она уходит. Осторожно переступая через лужи ногами в туфлях без каблуков, она медленно удалялась от него.
Он остался стоять, словно пригвожденный к месту, а потом медленно двинулся вслед за ней. Сигарета потухла, и он отбросил ее в сторону, пытаясь не терять нищенку из виду. Нищенку? Ему было крайне трудно представить молодую девушку, пусть даже и страшненькую, в роли побирушки – цыганки не в счет, в его понимании они были бесполыми, как и негритянки. Грязно – зеленый дождевик мелькнул за углом многоэтажки, и он ускорил бег. Завернув за угол, он не увидел никого, и остановился, переведя дух.
Огибающая дом дорожка была пуста. Он быстро сообразил, что далеко убежать ей не под силам, и бросился в первый близлежащий подъезд. Там было пусто – он принюхался, словно гончий пес, стремительным броском промчался несколько этажей, и, ничего не обнаружив, рванул вниз. В следующем подъезде его внимание привлекли свежие влажные следы, и он рванул вверх. Его сердце стучало – странная погоня его возбудила. Ему стало жарко. Он нашел ее на третьем или четвертом этаже, забившуюся в щель между стеной и трубой мусоропровода. Здесь, в окружении грязно серых стен, он впервые понял, что у нее необычайной красоты глаза – темно – карие, блестящие, напуганные до смерти и от этого кажущиеся еще прекраснее.
Она безмолвно качала головой, ее капюшон свалился, открывая светлые спутанные волосы. Руки она держала на груди крест – накрест, схватившись ими за воротник куртки, словно ожидая удара в грудную клетку. Он стоял перед ней и тяжело дышал.
– Я буду кричать, – наконец, сказала она.
Он спросил первое, что пришло ему в голову:
– Как тебя зовут? – Она молчала, пряча подбородок.
– Ты что, дикая? – Он пошарил в кармане, и вытащил горсть мелочи.
– Держи. Ты ведь просила милостыню, так ведь?
– Ну и что? – глухо отозвалась она, не глядя на него. – Зачем ты за мной гнался?
– Я не гнался. Просто хотел поговорить.
– Ну и что? – повторила она. "Она отсталая, – вдруг понял он. – Из этих".
– Ну – ка, возьми, – он сунул ей в руку несколько монет, ощутив на мгновение мягкость ее ладони. Она покорно сжала пальцы, немедленно сунула кулачок в карман. Затем снова сложила руки на груди. "Как монашенка, – подумал он".
Мужчина и девушка стояли молча, он разглядывал ее – стоптанные туфли без каблуков, толстые чулки, изборожденные шрамами штопки, из – под дождевика виднелась черная юбка, будто бы от школьной формы. У нее был аккуратный подбородок, и четкая линия носа. Маленькие руки были испачканы чернилами, но довольно изящны, с тонкими пальцами и коротко остриженными ногтями. Позже он понял, что это напоминание о школе и решило дело. Он протянул руку и коснулся ее плеча.
– Брось дуться. Извини, если я тебя напугал.
Быстрым движением она накинула капюшон, и только тогда, словно убедившись, что вернулась в убежище, подняла на него глаза.
– Спасибо.
– Нет проблем, – он неестественно улыбнулся, и в ответ она чуть искривила губы – что, судя по всему, должно было означать улыбку.
– И все таки – как тебя зовут?
– Бэлла, – медленно произнесла она.
Он хмыкнул. – Расскажи кому – нибудь другому. Ты или Таня, или Лариска, на крайний случай Ира. Ну?
Она пожала плечами и поджала губы. – Ирина.
– Значит, я угадал. А Бэлла в таком случае – кто такая? Просто выдумала?
– Подруга, – обронила она, пряча глаза. – Уехала в Америку.
– Давно?
Она кивнула.
– С тех пор ты и... – он споткнулся. "Господи, да она еще ребенок".
– Сколько тебе лет?
– Мне? – медленно переспросила она. – Сколько надо. – Вас это не касается.
Она шмыгнула носом. – Я пойду.
– Куда? – осведомился он. – На работу? – Теперь он чувствовал себя уверенно.
– Я еще не работаю, – как маленькому, объяснила она ему.
Язвительный смысл вопроса она до нее не дошел.
– Хочешь, я устрою тебя на работу? – изобразив улыбку, предложил он.
– Это хорошие деньги, и работать много не придется.
Она с удивлением посмотрела на него.
– Что?
Его мысли работали с необыкновенной скоростью. Странно, что она... впрочем, в жизни случается всякое.
– Возраст? – строго спросил он.
– Пятнадцать, – машинально ответила она. – Шестнадцатый.
У него застучало сердце. Тук. Тук. Тук. Теперь он уже почти не удивлялся, словно все это происходило не с ним. "Значит, малолетка".
Тук. Тук. Тук.
– Тогда делаю предложение – пойдем пообедаем, и заодно поговорим о работе.
– Ты ведь не боишься?
Она тряхнула головой, так что капюшон откинулся назад.
– Не – а. – Глаза у нее блестели больше обычного.
– Есть хочу, – призналась она, когда они спускались вниз по лестнице. Он взял ее за руку.
– В школу ходишь?
Она кивнула: – Иногда.
– В каком классе?
– Десятый.
– Уже взрослая, – согласился он. Сердце у него стучало. Он повел ее в новую бургерную, через квартал от Дома Книги. Для него там было недорого, да и деньги сейчас не имели значения. Он крепко держал ее за руку, искоса поглядывая на нее, словно боясь, что девчонка убежит. Внутри ресторана он усадил Ирину за угловой столик на двоих, сходил к стойке и принес пиццу, гамбургеры, жареную картошку и чай.
Девушка с серьезным видом всматривалась в багровую поверхность пиццы. От напряжения она закусила нижнюю губу.
– Снимай куртку, – посоветовал он. Она неловко стянула еще влажный дождевик с плечей. На ней действительно было коричневое школьное платье – или так ему представилось. Последний раз он заходил в школу около десяти лет назад, и понятия не имел, как у них там полагается теперь одеваться. Груди у нее были невысокие, по возрасту, но их истинная форма была явно скрыта большего размера лифчиком. Передавая ей крохотную пластиковую вилочку он, словно невзначай коснулся ее колена свободной рукой – оно было теплым, и гладким, несмотря на грубую фактуру чулка. "Я скот, – сказал он себе. – Но пусть все идет к черту".
Ирина вгрызалась в плоть пиццы, держа ее двумя руками. Он зачарованно наблюдал за ней. Бледность медленно сходила с ее лица, щеки раскраснелись, глаза блестели, словно от слез.
– Схожу позвонить по автомату, – сообщил он. Она кивнула, не отрываясь от еды. Он вышел на улицу, прошел в глубь аллеи и присел на скамейку. Достал из папки мобильный телефон и набрал номер. Ему ответили, и он быстро изложил свою просьбу, стараясь звучать беспечно.
– Слушай, – сказали ему, – мы давно уже набрали весь персонал.
– Я не об этом... Ей хоть уборщицей, все равно.
– Это что, важно?
– Ну... да, – ответил он и подумал: "Важно?"
– Раз так, я что – то придумаю. Продавцом на книжный лоток, годится?
Но денег там здорово не платят.
Он хотел сказать, что сам готов за нее платить, но воздержался.
– И еще – мне нужна квартира на пару часов.
– Это без проблем. Ты знаешь адрес? На Петровского. Ключ возьмешь на первом этаже, тебе дадут, я предупрежу. Все, отключаюсь. Бай! Он закрыл крышку и спрятал мобильник. В бургерной народу прибывало.
Он с трудом протолкался на свое место, которое Ирина предусмотрительно прикрыла своей курткой, чтобы никто не заглядывался. Она уже съела все, и вопросительно указала вилкой на его сиротливый гамбургер. Он кивнул.
– Ну? – спросил он, когда она управилась.
– Класс, – вздохнула она. – Спасибо, – и посмотрела на него – несколько вызывающе – словно и не сомневалась, что заслужила такое внимание к ней, и будто догадываясь, что праздник еще не закончился.
Он выплеснул в рот остатки кока – колы, и помог ей одеться.
– Знаешь, куда мы пойдем сейчас?
– Куда? – с кажущимся безразличием спросила она.
– По магазинам. Но сначала ты ответишь мне на пару вопросов.
– С чего бы это? – она вздернула нос.
– Просто так, – отрезал он. – За мои красивые глаза. – Он указал ей на ту самую скамейку, на которой он сидел совсем недавно. Они уселись, она – положив ногу на ногу, как благовоспитанная, открывая свои красиво вычерченные лодыжки в штопанных чулках, он – рядом, откинувшись на спинку стула.
Затем он закурил, глубоко затягиваясь.
– Ты как, не куришь?
Она покачала головой, и прибавила с угрозой:
– Но скоро начну!
– Серьезно?
– Все курят.
Точно, – согласился он. – И еще – побираются, блядствуют, нюхают клей, и гадят на тротуаре. Все сходится.
Она молчала, ковыряя ногтем присохшую грязь на полах куртки. Осталось неизвестным, дошла ли до нее ирония.
– Тебя что, заставили руку протягивать?
Она отрицательно покачала головой.
– Не понимаю, – буркнул он.
– Соседка посоветовала, – наконец выдавила она. – У нас с деньгами сейчас совсем плохо. Мать в больнице, отец на заработках в Сибири... или еще где: не знаю. Меня соседка кормила одно время, а потом говорит – пойди, попроси... тебе дадут.
Он помолчал. История была обычная в эти дни, и непонятно, зачем ему было вытягивать это из девчонки. Мог бы и сам догадаться.
– Сколько лет этой твоей соседке?
– Не знаю. Может быть, пятьдесят... или больше.
– Она что, тоже нищенка?
Она передернула плечами, услышав "тоже":
– Какая она нищенка... пенсионерка. А я тебе не нищая... просто попросила один раз.
Он посмотрел на нее: она поджала губы, сморщила носик, словно речь идет о чем – то противном, но привычном. В нем поднялось возбуждение и желание действовать.
– Значит, так, – сказал он, – книги продавать умеешь?
Она подняла на него глаза, и быстро произнесла: – Смогу... Я...
– Значит, работа у тебя уже есть. А сейчас мы посетим одно место.
Командовать парадом будешь ты. С одним условием – все делать быстро.
– Зачем? – с подозрением спросила она.
Он объяснил:
– Времени мало. Понятно?
Она размышляла не более секунды, затем подняла на него глаза, прищурилась – видимо, подражая какой – то киношной актрисе – и кратко сказала:
– Понятно.
Он был вовсе не уверен относительно того, что именно ей было понятно. Но этот женский, и одновременно нестерпимо детский взгляд его странно успокоил.
Через проходной двор они вышли на проспект. Он вел ее за руку, как братишка младшую сестренку. У одного из магазинов он замедлил шаг, и подтолкнул девушку ко входу.
– Заходи. Свои размеры помнишь?
Она ничего не ответила, и странно посмотрела на него. Молча вступила на мраморную ступеньку, и неуверенно взялась рукой за толстую, потрясающе желтую ручку входной двери. Он последовал за ней. В помещении бутика на них немедленно набросилась магазинная дама, лощеная брюнетка с ястребиным носом.
– Вам помочь?
Кося фиолетовым глазом на него, как на наиболее внушающего доверие, она быстро охватила взглядом маленькую фигурку в дождевике.
– Плащ, – пробурчал он, – блузка, юбка, нижнее. Туфли. – Как всегда, он чувствовал себя неуютно среди обилия зеркал. – Только хорошее. И быстро.
Дама невозмутимо выгнула бровь, на долю секунды внимательно на него посмотрев. Искра узнавания мелькнула в ее глазах, и тут же погасла. Выбросив сверкающую лаком кисть куда – то вправо, она пропела:
– Пожалуйста, сюда.
Он мысленно плюнул на мохнатый ковер под собой, будучи уверен, что чертова кукла, по всей видимости, узнала у нем одного из поставщиков. Он от души понадеялся, что эта нить не приведет к его жене. Горячее дыхание обожгло мочку уха:
– Я могу это покупать? – Его новая знакомая стояла на цыпочках, прикладывая к плечам нечто голубиное с блестками.
– Да, да, – быстро проговорил он, – только и не забудь колготки. Возьми всех расцветок, какие есть. Я заплачу за все.
– А можно пере...
– Нет, – твердо сказал он. – Я не Ричард Гир, а ты не Джулия Робертс. Нечего здесь переодеваться.
Через полчаса они вышли из бутика. Такси. Водитель с золотыми зубами. На заднем сиденье он повернулся к ней, и спросил:
– Ты знаешь, куда мы едем?
Она отрицательно покачала головой. Руки у нее были заняты – она придерживала с дюжину пакетов и пакетиков – и она даже не пошевелилась, когда он погладил ее по щеке. Одним пальцем он коснулся ее губ, и посмотрел ей прямо в глаза. Она сидела, сжавшись. В ее глазах светилась тревога. "Она знает, что ее ждет, – понял он.
– Но она выдержит. Она пойдет до конца".
Они приехали почти на окраину, к ряду пятиэтажных домов. Расплатившись с водителем, он помог ей выйти из автомобиля со всеми ее сокровищами. Найдя нужный подъезд, они поднялись на третий этаж.
Пока он звонил соседке и забирал у нее ключи, Ирина молча стояла, прислонилась спиной к перилам. Затем они поднялись на этаж выше, и здесь, у блеклой дермантиновой двери без опознавательных знаков, она наконец заговорила.
– Я не пойду. Я...
Он перебил ее:
– Тебя пугает что – то определенное?
– Я: – неуверенно произнесла она, – понимаете: ведь я еще ни с кем.
– Меня зовут Владимир, – сказал он. – И называй меня на ты, пожалуйста. – Он взял ее правое запястье, разжал кулачок, который мертвой хваткой держал один из пакетов, и приблизил ее ладонь к губам. Он лизнул ее в середину ладони, ощутив соленый привкус. Ее рука задрожала, и она попыталась убрать ее. Он удержал ее, крепче сжав руку. Она не издала ни звука, только тяжело дышала.
– Не сопротивляйся, – тихо сказал он. – Будет хуже и тебе, и мне. Понимаешь?
Ее щеки покраснели. Блестящие глаза смотрели куда – то вниз, плечи немного подрагивали. Очень тихо, почти неслышно, она спросила:
– Что со мной будет?
Он покачал головой. Свободной рукой он взял ее за шею, и притянул к себе. Она подчинилась. Он осторожно гладил ей шею, забираясь под воротник платья и касаясь острой косточки на правом плече.
– Это просто ожог. Знаешь, когда нечаянно притронешься к утюгу – когда он раскален, и ты вдруг чувствуешь резкую боль: Ты можешь вскрикнуть. Можешь заплакать. Знаешь, мужчина часто говорит девушке, которую он хочет сломать, что это безболезненно. Я не хочу тебе врать – это может быть действительно больно, и наверное, страшно. Но можешь быть спокойна – эта боль уйдет.
Она приподняла к нему лицо, и он осторожно попробовал на вкус ее нижнюю губу. Она не противилась, и он поцеловал ее веки. Губы ее были напряжены, и он только скользнул по ним языком. Судя по всему, у нее не было опыта даже на уровне поцелуев – либо она была уж чересчур напугана. Он отстранился от нее. Вставил ключ в замочную скважину, повернул – раздался щелчок. Дверь открылась, и на них пахнуло тяжелым духом нежилой, полной бессмысленных вещей квартиры. Он взял ее за руку, и потянул, почти втолкнул в прихожую. Дверь закрылась. Он встал спиной к выходу, и проговорил:
– Брось эти тряпки на пол.
Она принялась аккуратно складывать пакеты. Потом выпрямилась, и смахнула прядь со лба. Ее лицо было бледным. Она не поднимала глаз.
– Разденься.
– Сразу? – неуверенно спросила она, и охватила плечи руками. От нее веяло безысходностью, как от приговоренной к казни. Он кивнул.
Она принялась стаскивать дождевик – он принял его из ее рук и повесил на вешалку. Затем было ее монашенское платье. Его она сняла через голову, и здесь он ей не помогал. Он молча наблюдал, как она расстегивает пуговки у воротника, захватывает руками подол, и тянет вверх. На какое – то мгновение она оставалась совершенно беззащитной – с закрытым коричневой тканью лицом – но он не тронулся с места.
Платье легло на пол. Затем она сняла комбинацию, и осталась в розовом лифчике и толстых колготках.
– Сними колготки, – сказал он, и ему показалось, что в голосе проскочили просящие нотки.
Она медленно скатала их до колен, неловко пригнулась и, переступив с ноги на ногу, сняла их совсем. Она выпрямилась. Рот ее был чуть приоткрыт. Глаз она по прежнему не поднимала, глядя себе под ноги. Он проследил ее взгляд – маленькие, правильной формы ступни, с чуть отставленными большими пальцами. На ногтях остались следы неаккуратного любительского маникюра, с пятнышками розоватого лака. Повыше щиколотки красовался расчесанный комариный укус.
Он поднял глаза. Теперь она смотрела в сторону, держа руки на бедрах. Уши ее, кончик носа, и щеки быстро покрывал румянец. Ее ноги были очень стройные, с чуть затемненным овалом коленей, и едва заметным изгибом бедер. Широкие хлопчатобумажные трусики сидели на ней не слишком плотно. Явно не ее размер. Бретельки лифчика болтались на худых плечах.
– Хочешь вымыться?
Она испуганно посмотрела на него.
– Что?
Он повторил. Она поразмыслила с мгновение.
– Тогда: мне нужно мыло, и: и полотенце.
Он провел ее в ванную, держа ее за руку. Пока он включал и регулировал воду она, к этому моменту совершенно раскрасневшаяся, стояла рядом, переступая с ноги на ногу. Он помог ей встать в ванную, придерживая ее за талию. Она попробовала ладошкой воду, странно вздохнула, и умоляюще посмотрела на него.
Он покачал головой, и сквозь силу улыбнулся:
– Конечно, я уйду. Я приготовлю чай.
Он положил у края ванной пакеты с бельем, и отправился на кухню.
Там он обессиленно свалился на колченогую табуретку. Из крана с размеренной злостью капала вода. Он закрыл руками лицо и только теперь ясно осознал, насколько он влип. Пятнадцатилетняя. Разврат. Зона. Страха не было. Было только щемящее чувство жалости к себе, а мелкий бес в глубине сознания подобострастно шептал ему, что все обойдется.
Через минуту он встряхнулся, и принялся искать заварку.