Солнечный луч пробился сквозь пыльное окошко и лег на Олькино лицо. Олька сморщила носик и захлопала сонными ресницами. Утро.
Рука привычно, на автомате, скользнула под одеялом по мягкой, еще реденькой шерстке лобка, коснулась губок и. . отдернулась от резкого жжения - между ног все было натерто после ночных Олькиных стараний выжать из письки все новые и новые волны удовольствия.
А все из-за мамки и Сереженьки.
***
Мамка с Сереженькой вчера неожиданно приехали к ним с бабулей в деревню из райцентра, где мамка работала воспитательницей в детском саду. То есть - до недавнего времени работала, как поняла Олька из подслушанного вчера разговора.
Бабуля кричала - ты дура, разве можно на работе-то! Скажи спасибо что просто выгнали, а могли и в тюрьму посадить за это!
Мамка плакала и говорила, что все как-то само собой, что никто же не пострадал, всем же было хорошо!
А бабуля в ответ - "Могила тебя исправит, манда ненасытная!"
А она - "Ну мама, ну не ругайся, Олька услышит!"
А бабуля - "Тебе двадцать семь лет, у тебя дочке уже n лет, сыну почти четыре, а ты все как дите малое! Только о своих удовольствиях заботишься!"
Тут к ним на кухню забежал Сереженька и потребовал сисю. Олька немного высунулась из-за угла и увидела, как он по-хозяйски устроился между мамкиных ног, выпростал из халата белую грудь с большим темным соском и бесцеремонно всосался в нее. Олька только видела, как шевелились его уши от старательного сосания. Внизу живота у Ольки от этой сцены почему-то все сладко сжалось.
Мамка заулыбалась, а бабуля пуще прежнего на нее накинулась - почему, мол, до сих пор сына от сиськи не отучила?!
А она - "Не хочу, хоть какая-то радость в жизни - ласковый сынок! Опять же - ты же знаешь какие у меня месячные - хоть на стену лезь. А так уже шесть лет про них не вспоминаю!"
А бабуля говорит - "Дура ты, тряпка, он тобой всю жизнь будет вертеть!".
А мамка таким сонным голосом говорит - "Ты же мне тоже давала сиську сосать - и ничего. А я тогда уже в школу ходила".
А бабуля в ответ - "Вот ты и стала такой - все бы тебе только покайфовать на халяву. Жалею теперь, что все тебе разрешала. Тоже думала - вырастет дочка, будет меня любить. Эх. .!"
Олька тогда краем уха слушала обрывки сетований бабули, полностью сосредоточившись на действиях Сереженьки и на своих ощущениях. А мальчишка без стеснения мял ручками материнскую грудь, причмокивая и сопя. При этом он вжимался мамке бедрами между ног и ритмично привставал на носки и опускался обратно, а мамка только млела, поглаживая сына по голове. Олька сразу вспомнила их игривого пса Дружка - он также иногда вспрыгивал на нее, клал лапы ей на плечи, прижимался к ней своим отростком и начинал быстро-быстро дрочиться о ее ляжку. Бабуля, бывало, сильно ругалась на Дружка, когда такое видела.
Получается, что мамка разрешает Сереженьке об нее дрочиться!
От этой мысли жаркая истома накатила на Ольку. Она судорожно засунула руку в мокрые трусишки, и торопливо, привычным движением потеребив письку, сладко и бурно спустила. В первый раз за этот долгий вечер.
А потом, уже под одеялом, она медленно, со вкусом перебирала в голове подробности кухонной сцены и теребила, теребила, теребила свою письку до изнеможения.
***
Олька вылезла из-под одеяла и прошлепала к зеркалу. Перед ней стояла сонная светловолосая девочка десяти лет. Под ночнушкой в районе груди угадывались две острых сисечки - предмет ее постоянной заботы. Они начали расти где-то полгода назад и теперь были немного похожи на дойки козы Машки (только поменьше, конечно) .
Олька задрала ночнушку и потеребила набухшие розовые сосочки.
Ее взгляд упал на краснеющую из-под светлой шерстки на лобке складку. Она расставила ноги, осторожно развела пальцами саднящие валики писькиных губок и деловито исследовала свое измученное хозяйство. Было абсолютно ясно, что сегодня никаких удовольствий не будет.
Олька сокрушенно вздохнула, стянула ночнушку и взяла с полки баночку косметического вазелина, припасенного именно для такого случая. Немного присев, она осторожно нанесла вазелин на болезненные места. Потом натянула трусишки и халатик и слегка расставляя ноги пошла в туалет.
Дом еще спал. Из окна было видно, что только бабуля уже встала и возилась в дальнем конце огорода.
Погруженная в свои невеселые мысли, Олька уже спустилась на один пролет лестницы, когда осознала, что слышит какие-то подозрительные звуки из комнаты, в которой спали мамка с Сереженькой.
Позабыв о своих несчастьях, Олька тихонько спустилась вниз, и осторожно, стараясь не издавать шум, припала к широкой щели между косяком и дв
ерью, ведущей в мамкину комнату.
Яркий утренний свет падал прямо на кровать, резко освещая каждую деталь происходящего.
Голая мамка лежала на правом боку, подперев голову правой рукой. Под мышкой у нее виднелся круглый затылок Сереженьки, сосущего правую сиську. Другая сиська, большая и круглая, нависала над Сереженькой, даже по виду полная молока и готовая к использованию. На длинном морщинистом соске повисла мутная капля.
Левая мамкина рука скрывалась под одеялом, укрывавшим Сереженьку - одеяло немного шевелилось, и Олька подумала, почему-то, что мамка чешет Сереженьке пупок. Она не успела додумать эту мысль - ее взгляд упал на низ мамкиного живота, где красовался ровный треугольник светлых густых волос, под ним - темная на фоне волос складка, в которой влажно поблескивал сикель.
Этот отблеск завораживал.
Сереженька громко сосал и при этом постанывал, а мамка в это время мурлыкала что-то невразумительное - эти звуки и услышала Олька минуту назад.
Мамка шевельнулась, вынула руку из-под одеяла и приподняла, как бы взвесив на руке, левую сиську. При этом одеяло съехало в сторону, и Олька увидела стоящую торчком Сереженькину пипиську. То, что это именно пиписька, Олька поняла сразу, хотя эта штука не была похожа ни на острый собачий отросток Дружка, ни на огромную елду соседского коняги. Сереженькин членик был длинненький, сантиметров десять в длину (как автоматически отметила Олька) , немного изгибался и голенькой, ярко-розовой залупкой смотрел, казалось, в мамкино лицо. Он подрагивал и покачивался в такт Сереженькиному сосанию.
Мамка, немного отстранившись, вынула изо рта сына пустую сисю и, приподняв другую, воткнула сосок Сереженьке в рот. Он хрюкнул, всосался и опять стал мерно почмокивать.
Мамка же, вернула руку обратно и, обхватив тремя пальцами членик, мягко задвигала рукой.
Верх-вниз. Вверх-вниз:
Дыхание у Ольки сперло, по ляжке потекла вниз вязкая капля - насквозь промокшие легкие трусишки не справились с потоком секрета из скользкой от вазелина письки. Набухшие в секунду писькины губки саднили, но боль ушла на задний план и уже не имела значения.
Ноги у Ольки подкосились, она присела в изнеможении, не отрывая взгляда от мамкиной руки, резко дернула в сторону мокрую в промежности ткань трусов и судорожно сжала ладонью бешено пульсирующую мокрую вульву.
А-а-а-а-х! В голове что-то рвануло, Олька на несколько бесконечно долгих мгновений оглохла и ослепла, отдавшись сладкой боли.
***
Когда вернулось сознание, Олька сразу же об этом пожалела. Она нашла себя стоящей на коленях, упершейся лбом в мокрый пол.
Весь ночной запас мочи, извергнувшийся из нее во время оргазма, растекался вокруг остро пахнущей лужей.
Дверь в комнату была открыта и в проеме, залитом ярким утренним светом молча стояла голая мамка.
***
Она наклонилась над Олькой, молча взяла ее за руку, подняла с колен и завела в комнату.
Ласковый Сереженька соскочил с кровати, подбежал и обнял Ольку за талию, уткнувшись мордочкой ей в живот. Пока он бежал к ней, его немного поникшая пиписька смешно болталась из стороны в сторону.
Сестлицька, сестлицька! - радовался он.
Мамка накинула халат и молча вышла из комнаты. Олька машинально гладила Сереженьку по светлым волосам.
В коридоре зашаркала тряпка - мамка убирала следы ее позора.
А у Ольки моклые тлусики! - деловито сообщил Сереженька. - Олька надула! Надо снять, а то плостудися, - он смотрел на нее с комической серьезностью. - Снимай!
Олька, еще не оправившись от пережитого шока, автоматически стянула с себя мокрый противный лоскут и огляделась, куда его положить.
У Ольки тозе есть пилозок, - сам себе сообщил Сереженька, наклонился и, обхватив Ольку руками за попу, прижался лицом к ее письке.
Олька опешила и выронила от неожиданности трусики.
Что-то шершавое и горячее раздвинуло валики письки, проникло в щель и стало там хозяйничать. Но только Олька успела осознать, что вот прямо сейчас ее письку вылизывают языком, как все прекратилось.
Сереженька отстранился и сморщил гримаску:
Фу, голько!
Потом, как будто что-то вспомнил, гордо выпрямился и сказал:
У тебя пизда, а у меня хуй, - он радостно подал свои бедра вперед, демонстрируя свое уже основательно поникшее, и глядящее в пол достоинство. - Ты - баба, а я музик!
В комнату вошла мамка. Олька внутренне сжалась.
Ух ты, наш мужичок уже и к тебе пристает, - сказала мамка своим обычным голосом. - Ну просто Казанова какой-то. Сладу нет.
Она одобрительно погладила Сереженьку по голове.
Иди сынок, оденься, сейчас пойдем покушаем.