Нинка

Я родился и провел всю юность в тихом подмосковном городке, в двухкомнатной "хрущевке", где кроме родителей, меня и сестры периодически жила еще и бабушка. В такой тесноте было не до особых церемоний, можно было застать и маму и сестру в любой степени раздетости, мне сызмала как – то объяснили различия между мужским и женским телом, и ничего особенного в щеголянии полуголым я не находил. Сестра Нина (она старше меня на три с половиной года) спокойно купала меня чуть не до школьного возраста. К чести родителей, я ни разу в жизни не видел никаких их любовных отношений, так что подглядывать и вообще задумываться над половыми вопросами мне и в голову не приходило.

Видимо, "своим умом" лет в пять – шесть я дошел, что потрогать "писик" бывает приятно и в минуты одиночества и грусти развлекался, не находя в этом никакого греха.

Первый опыт, в некоторой степени эротический, я отчетливо помню: мы, как обычно летом, гостили у бабушки в деревне. Было очень жарко, бабушка наполнила водой старую ванну, из которой она поливала грядки, и предложила нам с Нинкой искупаться. Это было лето перед моим первым классом, т. е. мне уже было семь лет и я несколько стеснялся (не Нинки или бабушки – а вообще, раздеваться в чьем – то присутствии). Но, в конце концов, мы с Нинкой уселись в воду и стали плескаться. Я, честно говоря, не помню, как тогда выглядела Нина – ей ведь уже было одиннадцать – меня это не интересовало. Но я помню, как Нинка, под предлогом мытья, стала хватать и теребить мой членик. От ее (довольно грубых) прикосновений член становился твердым, как карандаш, и Нинку, видно, это очень занимало. Я бы, наверное, забыл эти летние игры, но и когда мы вернулись в город, еще до школы, когда родители были на работе, Нинка скомандовала мне идти мыться.

Мыться мне совсем не хотелось, и потом я чувствовал, что тут дело не чисто, но Нинка была значительно крупнее и сильнее меня (она всегда была спортсменкой) и могла запросто поколотить. Я стал ныть, и потребовал, чтобы она тоже залезла со мной в ванну. К моему удивлению, Нинка согласилась: и точно, для вида потерев мне спину, она взялась за мой "писик". В общем – то, я был бы не против, но Нинка совсем не умела этого делать – она терла и зажимала в кулак мой карандашик, это было скорей больно, чем приятно. Не помню, сколько раз мы с ней купались, но мне быстро надоело, в очередной раз я ныл и отбивался, пока Нинка не отстала.

Трогать себя сам я давно умел и делал это гораздо приятнее, чем Нинка. Обычно я засовывал руку в карман, доставал член из трусов и осторожно мял и катал его. Если была подходящая обстановка и настроение, я мог делать это часами, кончать я не кончал, так что трусы оставались чистыми, и никто ничего не замечал. Но дома обычно что – нибудь быстро отвлекало меня от этого занятия, а в школе на уроках было очень тоскливо, и я предавался этому со всей душой – это меня и сгубило. Училка заметила мою руку в кармане и капнула родителям, хорошо еще хоть в школе не раззвонила. Маманя очень перепугалась: я помню бесконечные разговоры, когда она выпытывала, как давно и зачем я это делаю, да кто меня научил. Я был сначала удивлен – что здесь такого, почесать, когда чешется? Потом крайне подавлен – я понял, что сделал что – то нехорошо, мне это прямо не говорили, но по суматохе было понятно и так. В конце концов меня долго пичкали какими – то желтыми порошками – как я понял много лет спустя, лечили от глистов! Вот, блин, были медицинско – педагогические гримасы! Трогать себя я, естественно, не перестал, но понял, что делать это надо потихоньку.

Тут появилась новая проблема – во время троганья член становился липким, а в самый приятный момент из него брызгала какая – то фигня, по следам от которой меня тут же вычисляли. Забавно, но в то время я совсем не связывал свои упражнения с неприличными словами, которые уже знал, и со сведениями о технологиях делания детей, которыми меня снабдили товарищи. Меня возбуждала "неприличность" того, что я делаю – так, я помню, что по ночам тихонько снимал трусы и бродил по спящей квартире, замаскировав голый зад и торчащий член майкой. При этом надо было двигаться крайне медленно и осторожно, но опасность, сама возможность быть пойманным и возбуждала больше всего. Потом я облегчался в унитаз и возвращался досыпать. Мое любимое время было сразу после уроков, когда родители на работе, а Нинка еще не пришла – я ложился на диван и, витая в смутно – приятных мечтах, спокойно дрочил часок. Когда приходила сестра, все уже было шито – крыто: сперма с пола подтерта, а я делал уроки.

При всем при том, я был вполне нормальным и заурядным ребенком – гонял в футбол, таскал двойки из школы, дрался с Нинкой. Вообще – то мы с ней жили довольно дружно, она меня опекала и защищала, но меня всегда доставала привычка взрослых ставить ее мне в пример. У Нины и оценки хорошие, и уроки она уже сделала, и учителя ее хвалят – если после этого и сама Нинка лезла ко мне с нотацией или пыталась командовать, я лез в драку, благо подрос и мог дать ей сдачи. Так что в эти годы мы раздружились – у Нинки была своя компания и своя жизнь, а у меня своя.

Как – то весной, мне кажется, в апреле, потому что погода была уже хорошая, но отопление еще не выключили и в квартире было ужасно жарко, выяснилось, что Нинка будет теперь сидеть дома – готовиться к экзаменам за восьмой класс. Я, конечно, позавидовал, но только потом понял, что лишен возможности уединиться – когда я вернулся из школы, Нинка лежала на ковре на полу, уткнувшись в книжку. Так было и на следующие дни: Нинка сидела дома и яро долбила науку, или слонялась по квартире с книжкой, или валялась на ковре в одной футболке и трусах. К этому времени сестрица стала совсем барышней: во – первых, она отрастила волосы, что ей очень шло, потом, хоть она и осталась худой и широкоплечей, у нее появились неслабые сиськи и вся она приобрела округло – женские очертания.

К этому времени я довольно детально был осведомлен о взаимоотношениях полов, во время своих онанистических сеансов я представлял смутные женские фигуры, но был очень удручен неполнотой своих сведений. Я, например, так до конца и не был уверен, сколько дырок у женщины – писают они тем же, куда надо засовывать при ебле, или это раздельные вещи. Спросить у друзей было нельзя – засмеют, а времена, когда можно было рассмотреть у Нинки, давно прошли.

Примерно в таких заботах я ходил по кухне, когда туда заявилась Нинка. Она чуть не с порога уставилась на мои оттопыренные трусы и грозно спросила:"Это что такое? Опять трогаешь? " – я и не заметил, что у меня стоит, и хоть и не был ни в чем виноват, смутился и залепетал что – то в свое оправдание. Нинка, конечно, была в курсе того давнего скандала и сейчас увидела возможность отыграться на мне. "Ну – ка, покажи! ", – скомандовала Нинка. Я покорно спустил трусы и предъявил елду – Нинка осмотрела ее издали и удивленно сказала :"Ну ты акселерат! Тебе уж скрестись можно. .. Иди, помой, чтоб не чесалось. " – и отпустила меня с миром.

Я послушно пошел в ванную, помыл, потом подрочил и спустил в теплую струю воды. Сестру я не стеснялся и был почти уверен, что она ничего не капнет родителям – Нинка всегда была вредина, но не ябеда. Меня больше занимало, что такое "скрестись" – я сильно подозревал, что это еще один синоним ебли, но как – то не верилось, что я взаправду на это способен и что Нинка знает обо мне больше меня. Нинка снова валялась на полу среди книжек и читала, подперев руками голове, а я слонялся и старался придумать, как подступить к ней с расспросами.

– Ты помыл? – я вздрогнул и посмотрел вниз: блин, он снова поднимался! Я сообразил, что лучше прикинуться дуриком:

– Помыл, но все равно чешется.

– Холодной водой?

– Холодной.

– Может, у тебя там болячка, покажи, – я с готовностью обнажил гордо стоящего багрового друга. На сей раз Нинка привстала, взяла его рукой, оттянула кожицу, внимательно оглядела со всех сторон, приподняла вытянутым пальцем яйца, потом вдруг с раздражением сказала: "иди отсюда, машет как флагом! "

Я удалился в другую комнату. В этих манипуляциях сестры с моим членом был некоторый кайф, я подумал, что с удовольствием посидел бы с ней в ванной, как три года назад. Я уже разложил учебники и принялся за уроки, когда появилась Нинка и остановилась в дверях.

– Слушай, долго так торчит?

– Когда как. Иногда чуть не весь день.

– И чего ты делаешь?

– Да ничего. Поторчит, поторчит, и постепенно опустится.

– А из него такая белая жидкость не капает?

Я почему – то понял, что вопрос важный и задумался "блин, она и про жидкость знает!" но решил продолжать изображать дурика:"какая белая? Ну сама знаешь – желтая такая, когда писаешь. "

– А когда торчит, тоже желтая?

– Когда торчит, фиг пописаешь! – это я сказал абсолютно искренне и с чувством.

Нинка, казалось была удовлетворена и я решился задать свой вопрос :"А что такое "скрестись"? ". Нинка помялась, почесала подбородок :

– Ну, это. .. как бы. .. Ну, когда парню очень хочется. .. очень чешется, он просит свою девушку, чтобы та разрешила ему засунуть эту. .. штуку...

– Но это как дети делаются? – не выдержал я.

– Нет, никаких детей. Это все равно, как трогать себя, только по – другому. Ну, как дети играют или жених с невестой. Но, ясное дело, это ужасно неприлично, хуже, чем трогать себя, если узнает кто, родители тебя убьют.

Я жадно впитывал информацию:

– А когда мы в детстве купались в ванной – мы скреблись?

– Ну... почти... – только у тебя не торчал.

Я загорелся идеей и как можно умильнее стал упрашивать:

– Нин, знаешь, у меня ужасно чешется. Просто не знаю, что с ним делать, и пописать даже не могу. Ты бы не могла это сделать хоть чуть – чуть, я никому не скажу!

Нинка замялась, но быстро решилась :

– Ладно, один разок. Напускай ванну и залезай. И свет не включай!

Я побежал в ванную и открыл краны на всю. Свет я не зажег, но все было прекрасно видно от света через окошко под потолком. Ванна была уже полна и я стал сомневаться, не обманула ли меня сестрица, когда появилась Нинка.

Она стянула футболку, замотала волосы, быстро сняла трусики и залезла ко мне. Я уже давно не видел ее голой и поразился, сколько темных волос у нее внизу живота. Я выключил краны, стало тихо, но Нинка ничего не делала и не говорила. Было отлично видно ее груди, очень полные на ее поджаром теле, с большими – с кофейную чашку – кругами вокруг сосков. Я еще подождал, мне хотелось, чтобы она наконец взяла мой член в руки, груди ее я видел уже не раз, когда она переодевалась. Потом я решил похулиганить, оперся на ванну и выставил головку члена из воды. Нинка как – будто ждала этого, она сразу схватила член обеими руками и стала мять и тискать его. Это было не очень – то приятно, сам себе я доставлял куда более изысканные ощущения, но я ждал, что будет дальше. Нинка разволновалась, даже в полумраке было видно, как она покраснела. Потом она привстала в ванной, подвинулась ко мне и, держа мой член в руке, с очень озабоченным лицом, стала вставлять его себе куда – то между ног. Мне очень хотелось рассмотреть, куда именно, но в воде совсем не было видно. Ощущения тоже были не очень – член в ее руке выворачивался и изгибался, неприятно тыкался, потом, наконец, попал как бы в полусжатый кулак и стал проходить внутрь. Нинка строила гримасы и охала, обеими руками она упиралась в края ванной и потихоньку насаживалась на меня.

Вдруг она сказала :"Нет, не так!" – и резко встала, дернув меня за член своей дыркой. Она положила поперек ванной фанеру, на которой стоял таз с бельем и сказала :"Садись сюда. " Я сел, мой член был неправдоподобных размеров и от всех этих экспериментов совсем потерял чувствительность. Нинка зачерпнула мамин крем – прямо пальцем из баночки и густо обмазала его. Потом она быстро залезла на фанеру – на колени, расставив ноги надо мной. Она снова схватила мой член рукой, на этот раз быстро направила и, тяжело дыша, за несколько приемов насадилась на него. Я чувствовал, что весь мой член вошел в ее тело, Нинка сидела у меня на коленях, это было удивительно, что внутри нее помещается моя колбасина.

Нинка ухватилась за мои плечи и крутилась и елозила у меня на коленях, от этого член внутри нее тоже крутился и это было обалденно приятно. Потом Нинка стала привставать и снова опускаться мне на член, сначала потихоньку, потом все сильнее, с размаху. Она тяжело, с надрывом, дышала, волосы у нее распустились и мотались по лицу, но Нинка все крутилась и подскакивала у меня на члене. Мне было, в общем то, приятно, если бы еще она не отсиживала так больно ноги. И еще я не мог собраться с мыслями – то, что мы делали, по моим понятиям было так же неприлично, как ебля, но я слышал Нинкины объяснения – это только детская игра.

Нинка совсем отдавила мне ноги, но вот она со вздохом обмякла и повисла на мне. Мы посидели так минуту, другую, я осторожно попытался освободиться. Нинка поднялась на коленях, при этом мой член легко выпал из нее, она встала и стала причесываться. Я тоже встал, соображая – это уже все, или что – то нужно еще делать, мой натруженный скользкий друг мотался впереди. Нинка взглянула на него, потом мне в глаза и смущенно спросила:

– Ну, что, понравилось?

– Понравилось.

Я стоял, не зная, что говорить и делать дальше. Нинка тщательно завязала волосы, еще раз посмотрила вниз и сказала:

– Можно еще по – другому попробовать. Будешь?

– Давай.

Она села на фанеру лицом ко мне, по – прежнему глядя только на мой член, взяла его рукой и за член подтянула меня к себе. Она раздвинула ноги и стала рукой заправлять член в себя. Я глядел вниз, к ней между ног, на припухлость с расщелинкой, куда она старалась засунуть член. Нинка посмотрела вверх, мне в лицо и прикрылась другой рукой:

– Ты пригнись. Да не так, колени согни!

Я присел, и член нашел себе дорогу. Нинка схватила обеими руками меня за ягодицы и притянула к себе, член потихоньку входил в нее, но изогнувшись и потому туго. Тогда Нинка опрокинулась назад, на спину, задрав полусогнутые ноги. Я уперся руками в фанеру и сразу вогнал член до упора – Нинка охнула, но продолжала притягивать меня.

Так было гораздо удобнее, я заработал задом, задвигал членом внутри нее. Член мой совсем онемел и потерял чувствительность, я только чувствовал, что он ходит, как поршень. Нинка лежала со странно изменившимся лицом, уперясь в потолок невидящим взглядом. Я все качал, отжимаясь как на физкультуре. Я разглядывал колыхающиеся Нинкины сиськи, развалившиеся в стороны, если посмотреть вниз, было видно, как мой блестящий скользкий член выходит и снова входит в Нинку.

Она замотала головой и вся напряглась подо мной – я испугался, что ей больно и остановился, но Нинка, царапаясь ногтями, с силой притянула меня за ягодицы, и я снова стал мерно вгонять в нее член. Это уже становилось неинтересно: в ванной было очень душно, я сильно устал и вспотел, дрожащие руки не держали меня. Нинка все охала и дергалась подо мной, я ритмично вгонял в нее член – тот совсем ничего не чувствовал, как отсиженная нога. Нинка тоже была вся распаренная и скользкая

от пота, волосы у нее снова развязались и намокли в ванне, она снова вцепилась в меня ногтями и я стал долбить ее как мог сильнее. Потом она выдохнула :"Все, хватит. Больше не могу. " Я с облегчением выпрямился и вытащил из нее, как саблю из ножен, своего натруженного друга. Нинка сползла в остывшую воду и ополоснула лицо, я тоже сел в воду, член защипало. Мы посидели, остывая. Нинка вылезла из ванны, стараясь не поворачиваться ко мне и завернулась в полотенце – я удивился про себя "чего теперь стесняться – то! " Я тоже вытерся и вышел за ней из ванной на свежий воздух, Нинка ушла в другую комнату, а я натянул одежду и лег на диван, я устал, как после кросса, но был доволен, что сделал выдержал до конца. Я еще подумал, что надо сказать Нинке, что я никому не скажу, и чтоб она тоже не говорила, но заснул.

Когда я проснулся, уже пришли родители и все было как обычно. Нинка и не смотрела в мою сторону – может, обиделась? Я все думал, что бы ей сказать, но так и не придумал. Член у меня в штанах саднило, яйца болели. Я заперся в туалете и подрочил – было больно дотрагиваться, я никак не мог кончить. Когда кончил, сам удивился, сколько спермы выдал, пришлось даже вытирать бумагой унитаз. Ночью, слушая как храпит отец, я все вспоминал, как засовывал член в сестру – даже удивительно, я почти что ебался!

На следующий день Нинка была ужасно злая, она даже не смотрела на меня. Я понял – она раскаивается, что разрешила мне скрестись. Потом она ушла, к подруге, наверное, а я все думал, разрешит она мне еще, или нет, я же видел, что ей самой хотелось!

На следующий день, еще когда я шел из школы, при мысли о Нинке у меня встал так, что было неудобно идти. Сестра была дома, но опять прошла мимо, не замечая меня. Я поел, помаялся над уроками, но не мог не думать о Нинке – я чувствовал себя несправедливо обиженным, мне хотелось бы повторения, но было стыдно и разговор завести об этом. Наконец, я решился, и заглянул в комнату к Нинке. Она снова куда – то собралась – стояла одетая перед зеркалом и красилась. Я посмотрел на ее совсем взрослую фигурку, надо же – она была со мной совсем голая и я запихивал в нее, как по – настоящему, я невольно сказал:

– Какая ты красивая!

Нинка обернулась, совсем не злая, и польщенно сказала:

– Подхалим! Ну, что тебе?

– Да ничего. ..

Она посмотрела на бугор на моих школьных брюках:

– Ну ты даешь, акселерат! Родную сестру совращаешь!

Я смущенно улыбался, ликуя в душе – дело шло на лад!

– Ты самая красивая! Я бы на тебе женился, если бы можно. ..

Нинка покраснела и странно посмотрела на меня:

– Еще хочешь?

– Очень!

– Ладно, выйди, я сейчас приду.

Я выскочил и побежал наполнять ванну, от предвкушения меня даже знобило. Я сидел в воде, когда вошла Нинка, она сняла платье, но зачем – то надела футболку. Нинка перелезла через бортик – трусов под футболкой не было. Я с готовностью вылез на фанеру, выставив член. Нинка подошла, но не стала залезать, а схватилась рукой за мой член и стала мять его. Мне хотелось, чтобы она тоже разделась, я взялся за подол футболки – Нинка придвинулась животом к моей руке и сказала :"Потрогай. " Я понял и сунул руку дальше. Пальцами я нащупал горячую влажную расщелину между ее ног и стал водить по ней вверх – вниз. Я не знал, правильно ли делаю и посмотрел Нинке в лицо, но та была поглощена моим членом – одной рукой она держала ствол, а ладонью другой двигала яйца, это было довольно приятно. Я двигал рукой во влажной мякоти у нее между ног, Нинке это явно нравилось – она раздвинула ноги пошире и немного подавала задом навстречу моей руке. Потом я нащупал дырочку и осторожно стал засовывать в нее палец, тот входил легко – Нинка замерла, но еще шире расставила ноги. Я осмелел и засунул палец на всю длину, внутри было очень горячо и скользко, я крутил пальцем, ощупывая Нинку изнутри. Та вцепилась в меня так, что стало больно, но я был поглощен исследованием. Я решил попробовать засунуть сразу два пальца – они залезали с трудом. Тут Нинка схватила меня за руку и сказала :"Нет, так не надо. Пойдем, здесь жарко. " Она вылезла из ванны и оправила на себе футболку, я незаметно вымыл пальцы в воде и вылез за ней.

В дверях комнаты Нинка вдруг сказала :" Если кому скажешь, убью! " Я не успел ответить как она толкнула меня на диван и взгромоздилась сверху. Она быстро заправила член в себя и принялась скакать и крутиться. Во второй раз было гораздо лучше – я чувствовал, как мой член с хлюпом входит в Нинку и движется внутри нее. Футболка задралась, и стало видно, как блестящий член ходит между ее грасных полных губ – от этого зрелища мне захотелось кончить, но я вспомнил, что говорил сестре и постарался сдержаться. Я вдруг подумал, что так и не выяснил, чем наше "скребление" отличается от настоящего, вот если я кончу в нее – могут быть дети или нет? Я почувствовал, что не могу сдержаться и, как ни старался, выпустил в Нинку свою жидкость. Но член оставался почти таким же твердым и она ничего не заметила. Тут Нинка стащила через голову мятую футболку и прижалась ко мне полными грудками. Я взял рукой сначала одну, потом другую – Нинка не возражала. Я погрузился в новые ощущения – мять ее прохладные груди с твердыми сосочками было очень приятно, мой член снова стал твердеть внутри.

На этот раз мы занимались любовью не спеша и гораздо больше. Спустив разок, я уже мог терпеть и двигать им в такт Нинкиным движениям, что явно нравилось сестре. Мы посидели, соединенные, на диване, потом сползли на пол, на ковер. Мне больше нравилось быть сверху, втыкая в разметавшуюся сестру свой член, но Нинка норовила сесть сверху – ей нравилось самой крутиться. Она попробовала даже встать на четвереньки, чтобы я запихивал сзади, но так было сложно двигаться – член все время выпадал из нее.

Через час усиленных упражнений мы лежали на ковре обессиленные. Я тихонько мял Нинкину грудь, а она держала меня за член. Нинка взглянула на часы и вскочила :"Ой, я уже опоздала!" – и побежала в ванную. Я тоже встал, несколько обиженный – мне бы хотелось больше нежности. Нинка быстро помылась и голышем побежала обратно, на ходу хлопнув меня по попе. Ополоснувшись, я тоже голышем вышел из ванной – было приятно охладиться и проветрить болтающегося толстой колбасой дружка. Сестра одела давешнее платье, уже причесалась и уходила. Она посмотрела на меня, взъерошила мне волосы и сказала:" Ты чего надулся?" – потом быстро присела, чмокнула дружка прямо в красную головку и улыбаясь сказала :"Очаровашка! " – и хлопнула дверью.

Мы провели с сестрой прекрасную неделю, ежедневно занимаясь любовью, и я предвкушал еще более долгое и приятное времяпрепровождение, как тут заявилась бабушка. "Присматривать", – видите ли! Все стало значительно сложней – бабка весь день толклась по квартире и даже ночью было невозможно спокойно подрочить – меня выложили на раскладушку, которая ужасно скрипела. С другой стороны, меня это, может, и спасло, потому что от интенсивных упражнений я похудел и засыпал на уроках.

Занятия в школе кончились, я злой слонялся и придумывал, как бы нам с Нинкой уединиться. Нинка, вроде совсем все забыла, я часто с тоской думал, может, она теперь и не хочет со мной? Бабушка даже заставила ее не носить футболку – "неприлично, ты совсем взрослая девочка" – Нинка ходила в халате, в котором совсем ничего не было видно.

Ночью я никак не мог заснуть, хотелось подрочить, и я уже совсем решил пойти в туалет, когда в дверь увидел – по коридору в туалет прошла Нинка. Я осторожно вылез из раскладушки и вышел в коридор. В туалете спустили воду и вышла Нинка. Я подождал, когда она выключит свет и, схватив ее за руку, потащил на кухню. "Ты чего, сдурел!" – шептала Нинка, я прижал ее к подоконнику и запустил руку под ночнушку. "Нельзя, услышат, давай завтра! " – шептала Нинка, но я быстро нащупал знакомую щелочку и тер ее, а другой рукой хватал через сорочку ее груди. Нинка еще чего – то говорила и отталкивала меня, но замолчала, как только мой палец оказался в ее дырочке. Я ужасно возбудился, сопел и тискал сестру. "Погоди, " – вруг сказала Нинка совсем другим голосом, – "ох, я совсем с ума сошла". Она подняла подол и откинулась назад, опершись локтями в подоконник и подставляя мне свое лоно. Я быстро ввел член (уже приобрел навык) и стал драть ее. Нинка расставила ноги и подмахивала мне задом. Мы соединялись, стараясь не производить шума, слышалось только наше дыхание. Через несколько минут яростного совокупления Нинка сдавленно застонала и запрокинула голову, я втыкал в нее как можно дальше, стараясь не кончить в нее. Но Нинка выпрямилась, соскочила у меня с хуя и сказала "Завтра, завтра" на мои попытки задержать ее. Я остался с носом и со скользким торчащим членом.

На завтра я с ненавистью смотрел за бабушкой, когда же она отлучится в магазин или еще куда, чтобы я мог получить обещанное. Наконец, бабка собралась. Как только в двери повернулся ключ, мы с сестрой, не говоря ни слова и не смотря друг – на – друга, вскочили из – за стола и бросились в комнату. Во мне была только одна мысль – за хлебом и молоком, это минут двадцать минимум. Нинка распахнула халат – под ним ничего не было! Я мигом стащил штаны, Нинка вскочила мне на колени. ..

Когда бабушка вернулась, мы были в полном удовлетворении. Я даже не кончил в сестрицу, как собирался сделать ей в отместку. До бабушкиного прихода я успел уже и слить, и помыться, и чувствовал себя необычайно довольным жизнью.

Так у нас и повелось. Мы сношались даже не каждый день, но полностью удовлетворяли друг – друга. Нинке нравилось покрасоваться передо мной, иногда она наряжалась, как будто выбирала платье, в котором пойдет на экзамен, и с удовольствием ловила мои жадные взгляды. Она могла так и не отдаться мне в этот день, заставляя меня помучиться. Но потом, когда она приходила с экзамена, усталая и возбужденная, бабушка бежала на станцию покупать тортик, а Нинка, едва сняв трусики, вскакивала мне на хуй. Раздевалась она уже в процессе, стаскивая юбку через голову. В такой день мы могли соединяться дважды и трижды, встречаясь даже ночью на кухне, нам даже не было нужды договариваться, мы понимали друг – друга без слов.

Кончилось это внезапно. В очередной раз, когда бабушка пошла в магазин, мы с Нинкой, на ходу снимая одежду, побежали на диван. Мы соединились в излюбленной позе – она стояла надо мной на четвереньках и принимала в себя член. Я тискал ее болтающиеся груди, крутил и целовал соски, иногда мы вместе смотрели вниз – зрелище ходящего как поршень члена возбуждало нас обоих. Нинка уже пережила оргазм, я крепился, как вдруг мы услышали звук поворачивающегося ключа. Нинка села, с размаху насадившись мне на член, и я с ужасом почувствовал, что кончаю – не тихонько спускаю, что я иногда позволял себе, а натурально кончаю, толчками наполняя сестру спермой. Нинка накинула халат, который к счастью оказался под рукой, соскочила с меня и бросилась в другую комнату – там валялись наши шмотки. Я, абсолютно голый, стал рыться в шкафу, нашел старые джинсы, которые не носил с прошлого лета, еле влез в них и зачем – то бросился к балкону. Я постоял там минуту – вроде все тихо, я вернулся, поправил покрывало на диване – из кухни слышался разговор:

– А ты чего волосы распустила?

– Да вот хочу помыть.

– Так недавно мыла – то.

– Снова грязные, шампунь какой – то плохой.

Бабушка поворчала, взяла забытую банку и снова ушла. Все обошлось, но я очень уж перепугалась. Тут в комнату ворвалась разъяренная Нинка:

– Что это такое! – она распахнула полы халата и показала капли спермы, текущие у нее по ногам, – ты кончил в меня!

– Что?

– Ты. .. ты испачкал, ты писал, когда мы делали это!

Я понял, что Нинка думает, что я не знаю значение слова "кончил", это придало мне уверенности и я сделал непонимающий вид.

Нинка, видимо, не была уверена. Она сбавила тон и пошла мыться, но о продолжении в этот день нечего было и думать. Я мысленно проклинал и себя и бабку – ясно дело, Нинка думала, что я не могу кончать, потому и позволяла все это.

Меня через неделю отправляли в пионерлагерь, бабушка уехала, а Нинка все вредничала. Экзамены у нее уже кончились, она шлялась с подружками и отвергала все мои попытки подлизаться. Как – то вечером, уже довольно поздно, родители пошли в гости, Нинка еще не вернулась с гулянья, и я сидел один в полутемной квартире. В дверь позвонили – вернулась Нинка. Она была какая – то возбужденная, не переодеваясь, ходила по квартире, я и не пытался приставать. Вдруг она подошла и, молча, глядя на меня, стянула из – под платья трусы. Я тут же стянул штаны вместе с трусами и сел на диван. Нинка, все так же молча, торопливо стала засовывать в себя еще толком не вставший член. Я стащил с нее платье, майку, задрал лифчик и вытащил из него груди, а она крутилась и изгибалась у меня на колу. Было немного страшно, что вернутся родители, но я так долго ждал, что и думать об этом не хотел. Нинка, видно, тоже соскучилась – она трахалась с упоением, член так и ходил внутри нее, я уже был ученый и сдерживался, чтобы не кончить. Потом она легла на спину, задрав ноги – я залез сверху и стал втыкать в нее. На Нинку как будто нашло, она яростно подмахивала мне задом и приглушенно стонала. Кончить хотелось ужасно, я крепился, крепился, но не выдержал, член внутри Нинки задергался и я стал наполнять ее спермой. Сестра вдруг вскочила и села, чуть не оторвав мне член, она схватила член рукой – и с последними толчками я облил спермой ее кулак. Нинка была в такой ярости, что и говорить не могла, она тыкала в меня скользким кулаком, прошипела "Убью гада", схватила одежду и убежала. Я понял, что все, этого она мне не простит.

Дальше было ужасное лето, я тосковал и злился, и что ужаснее всего, по осени Нинка привела кавалера. Он был уже в десятом классе – здоровый битюг с рыжими усами, звали его Мишка. Он водил Нинку в кино, даже появлялся у нас дома и, вообще, вовсю ухаживал. Я был почти уверен, что Нинка позволяет ему не меньше, чем мне, и это приносило мне ужасные мучения. Я ненавидел его до смерти, шпионил за ними, пытался как – то помешать – но что я мог сделать.

Так грустно закончился мой роман. Я стал завзятым циником и мизантропом. Когда ребята в школе начинали трепаться о бабах, придумывая шитые белыми нитками истории о своих похождениях, я мог только сплюнуть – что они понимали! Даже когда классе в шестом – седьмом все разбились по парам, стали таскать за девчонками портфели и писать записочки, я оставался холоден и нелюдим. Когда гормоны одолевали меня, я одиноко дрочил и оставался чужд романтики. Нинка с Мишкой гуляли вовсю, я уже перерос свою ненависть и встречал Мишку с угрюмой нелюбезностью.

Мишку забрали в армию, на проводах они с Нинкой целовались взасос. Но, к моему отмщению, она его не дождалась. Когда Мишка вернулся, Нинка уже выскочила замуж и уже катала коляску с новорожденной девчонкой.

Когда сестра уехала из нашего дома к мужу, мне стало легче. Я вырос, поумнел, понял, что наши с Нинкой взаимоотношения еще вовремя закончились, могло быть значительно хуже. Мы с ней даже снова подружились, все – таки нас объединяла наша преступная связь.