Зацепил я пальцами резинку трусиков, Наташа попочку приподняла, и полетел розовый лоскуток на пол, на ковёр. Разложил дочку на диване, раздвинул и согнул ей ножки поудобнее и припал ртом к писечке молоденькой. Так у неё там всё было нежно, влажно и пахуче – нераспечатанная пизда пахнет по особенному, не так, как у больших тёток. Начал я соки вылизывать, прошёл языком по большим губкам, захватил их ртом и стал посасывать, а язычок уже заветную дырочку нашёл и затанцевал внутри лезгинку, ощущая, между тем, девичью преграду. Долго трудиться не пришлось, уже через три минуты выгнуло Наташу дугой, стала она сама на мой язык насаживаться, а ещё через мгновение зажала подушку зубами и застонала в голос. Мне же на лицо прыснул целый фонтан пахучей девичьей жидкости. Потом мы долго лежали рядом, уже одетые, и я выслушивал слова благодарности от дочери, вяло отвечал на её жаркие поцелуи, и было ужасно стыдно перед собой за всё происшедшее с нами. В оконцовке разошлись по своим комнатам, и я забылся тяжёлым похмельным сном рядом с похрапывающей женой. На следующий день, оставшись с дочкой вдвоём, мы договорились, что больше таких сумасшествий не будет, а произошедшее забудем, как сон, поцеловались в щёчку и разошлись по своим делам.
Летели дни, месяцы, Наташа поступила в Уральский политех, и мы с супругой, посовещавшись, сняли дочке комнату в коммуналке на двух хозяев, недалеко от места учёбы. Соседка ей попалась прекрасная – бабушка – пенсионерка, бывшая учитель русского и литературы, тихонькая и аккуратная, так что в этом смысле всё было здорово. При редких встречах, мы с дочкой обнимались, целовались, как положено, но какой – то барьер, после того ночного случая, существовал и от этого никуда не деться. То ли стыдно было обоим за ту слабину в семейных отношениях, то ли что другое, но я стал замечать при редких интимных близостях с женой, что представляю на её месте Наташу, и оргазм мой от этого был просто запредельным. У дочери появился бой – френд, как это сейчас называется, и в редких звонках домой она уверяла родителей, то бишь нас, что всё хорошо и в учёбе, и в личной жизни. Два дня назад она позвонила и каким – то безжизненным, севшим голосом попросила меня приехать срочно и обязательно.
Шёл 96 – й год, даже в таком большом городе, как наш Новосибирск, стройки "замораживались" одна за другой, и в данный момент я был безработным, живя на то, что жена зарабатывала на рынке, завозя шмотки из Москвы, а то и из Польши. Собрали быстро посылку для дочки, выделили энную сумму из небогатого бюджета, и вот я здесь.
Выпив ещё 50 грамм, я подхватил свою большую, спортивную сумку и вышел из кафешки в промозглое утро. Сонные автобусы медленно подплывали к остановке, сбоку от помпезного памятника рабочему и танкисту – визитной карточке свердловского вокзала. Я дождался свой и вот уже стою около 4 – х этажного дома старой постройки, влетаю на второй этаж и осторожно стучу в дверь, дабы ранним звонком не разбудить Наташину бабушку – соседку. Дочь открыла сразу, словно уже стояла в коридоре и ждала, взвизгнула, повисла на мне крепко – крепко обнимая и зашептала на ухо:
– Папочка приехал, папулечка мой! Как я соскучилась, если бы ты знал!
Из глаз Наташи лились слёзы, а я гладил её по голове и успокаивал:
– Ну, что ты, дочка, радуйся, а не плачь, я тоже ужасно соскучился.
Так мы и стояли минут пять посреди коридора: Наташа в коротенькой ночнушке в голубой цветочек и я в мокрой куртке. Оторвавшись друг от друга, прошли в её комнату, небольшую, но очень уютную – маленький шкаф для одежды, стол, кресло, разложенный диван со смятыми простынями.
– Ты, наверное, кушать хочешь?
– Нет, на вокзале перекусил. Вот только устал здорово. В купе семья с грудничком ехала, он всю ночь такие концерты выдавал, спать невозможно было.
– Так давай, ложись! Время ещё раннее, сегодня выходной, можно поспать подольше. Только дверь на ключ прикрой. Я два раза повернул ключ в замке, разделся до плавок и нырнул под одеяло, где уже лежала Наталья. Она доверчиво положила голову мне на плечо и, целуя его, зашептала:
– Как я соскучилась, как я тебя люблю!
– А где твой Саша?
Мы с женой из звонков дочери знали, что она живёт со своим другом вместе, но всё у них по уму, предохраняются, и я был удивлён, не застав его в комнате. Наташка затихла и вдруг разревелась, громко всхлипывая, орошая меня солёными слезами.
– Он бросил меня! Попользовался полгода и ушёл к какой – то шалаве, – дрожащим голосом, сквозь слёзы, доложила мне дочь. Я повернулся к Наташе, стал гладить её, как маленькую по голове, целовать мокрые глаза.
– Да не расстраивайся ты! Найдёшь ещё себе друга настоящего, который полюбит тебя больше жизни и не будет предавать. Ты из – за этого позвонила, глупенькая?
Всхлипы помаленьку прекратились, она крепко прижалась ко мне всем телом, давая ощущение теплоты родного женского тела, крепких титичек со стоящими сосками, голеньких, гладких ножек.
– Из – за этого тоже, но я просто хотела увидеть тебя. Я знала, что мама занята, и приедешь ты один. Папа, – она перешла на шёпот, – я люблю тебя и любила всегда, ты знаешь, а здесь, в Свердловске, какое – то наваждение со мной творится. Лежу с Сашкой, а представляю тебя, он меня трахает, а я глаза закрываю и фантазирую, что это ты берёшь меня, что это твои руки гладят, твои губы целуют, и ничего не могу с этим поделать. Папочка, как мне быть?
Её ладонь, как бы невзначай заскользила по моей груди вниз и остановилась на вздыбленном, дымящемся члене, поглаживая его сквозь ткань плавок.
Да, я – сволочь, я – развращенный тип и не стал убирать эту родную ручку со своего хуя с лицемерными возгласами: "Что ты делаешь?! Так нельзя!", потому что всеми фибра
ми души хотел свою Наташеньку после той памятной ночи, потому что меня тоже преследовало наваждение – ебу жену, а представляю под собою дочку, и это не закончится никогда, если только сейчас не предпринять конкретных действий. Но первая заговорила Наташа:
– Папа, мы оба понимаем, что долго так продолжаться не может и нужно что – то сделать. Я знаю, что тоже нравлюсь тебе, как женщина, а как дочь ты меня любишь. Уже три месяца я пью противозачаточные таблетки, и с этой стороны нам ничего не грозит.
– Ты хочешь сказать:
– Да, я предлагаю нам с тобой переспать по – настоящему, стать любовниками, иначе я так и буду страдать от любви к тебе, – выдохнула Наташа, глядя мне в глаза и запуская руку под резинку моих плавок. Я не опешил, не потерял сознание, потому что где – то предполагал такое развитие событий и хотел этого не меньше.
Я осторожно перевернул Наташу на спину и чуть – чуть приподнял ей ночную рубашку, вопросительно посмотрев в глаза. Дочка всё поняла, подняла руки вверх и одним движением сняла её, а потом так же быстро избавилась от трусиков. Настала моя очередь, и плавки улетели в другой конец комнаты. Я хотел свою Наташку, но, то ли от нервов, то ли от необычности ситуации, дружок мой не реагировал и оставался в состоянии полнейшего покоя, несмотря на то, что девичье тело белело матово в нескольких сантиметрах. Дочка вопросительно посмотрела на меня, на безвольно опущенный член, а ваш покорный слуга только пожал плечами в недоумении.
– Папочка, я всё понимаю, предложение несколько откровенное, ты перенервничал. Дай, я сама всё сделаю, всё – таки уже полгода, как не девочка и кое – чему научилась.
А научилась она классической позе 69. Я и опомниться не успел, как хуй оказался в тесном плену мягких губок, а передо мной нарисовалась гладко выбритая писечка дочери и тёмный, сморщенный кругляшек анального отверстия, прелюдия началась. Я с жадностью облизывал мокрые губки, кусал клитор, вводил язык на всю длину в дырочку, а Наташенька с не меньшей яростью сосала, лизала, мяла яички нежной ладошкой, и вот – случилось! Хуй начал подёргиваться, выпрямляться и уже через минуту стоял столбом, с обслюнявленной головкой. Доча перевернулась на спину и гостеприимно развела ноги, открыв вход в свои райские сады, а я не заставил себя ждать и с размаху влетел туда. Это было что – то! Писечка узенькая, мокренькая внутри, как же хорошо было в ней двигаться, как сладко было, одновременно с этим, посасывать и слегка покусывать возбуждённые сосочки, а руками гладить это обалденное, податливое, разгоряченное тело.
Наташа яростно летала мне навстречу, насаживаясь на хуй до самого упора, содрагаясь при каждом касании головкой матки. Она тяжело, со стонами дышала, на верхней губе блестели жемчужинки пота. Всё хорошее рано или поздно заканчивается, и почувствовав, как бешеный поток спермы устремился на выход, я ещё крепче вонзился в дочку и стал кончать, а она ощутив горячую струю внутри себя, разродилась таким мощным оргазмом с всхлипами, сдавленными криками, что я испугался, но успокоился, когда дочь обмякла и, не выпуская моего бойца из себя, стала лихорадочно целовать папу и благодарить его за подаренное счастье.
Минуты через две мы лежали рядом, отдыхали и неторопливо обсуждали новости Наташиной учёбы и моей жизни в родном Новосибирске. За это время писюн отдохнул и опять рвался в бой, встав вертикально и осматривая окрестности, в какой бы окоп запрыгнуть.
– Мне так хорошо с тобой, – шептала дочь в ухо, щекоча его губами. – Дура была, что отдалась Сашке, а не дождалась папочку, чтобы был первым мужчиной! Но всё равно я сделаю тебе подарок, – она хитро улыбнулась и поцеловала меня в губы. – У меня есть ещё одна дырочка в которой никогда и никто не был, и она сегодня будет твоя, только осторожно, папулечка, говорят, что это поначалу больно.
– Тогда, может быть не надо?
– Надо! – отчеканила дочь, соскочила с дивана, сверкнув голой попкой, и взяла что – то с подоконника. При пристальном осмотре это оказался тюбик с интимным гелем.
– Так ты что, готовилась к моему приезду?
– А как же! Я хитрая и давно надумала соблазнить папочку!
– Тем более, что и не надо сильно стараться, я сам ужасно хотел тебя и сейчас хочу, и буду хотеть теперь всегда.
Наши губы снова слились в долгом поцелуе, руки опять начали путешествие по самым потаённым местам тел друг друга. Наташа перевернулась на животик, призывно приподняв попочку, мне же оставалось только выдавить на палец гель и обильно помазать им внутри. После этого я запустил два пальца и осторожно пошевелил ими разрабатывая отверстие, а дочь в это время наносила смазку на член. И вот головка коснулась морщинистых стенок сфинктера, я чуть – чуть надавил и стал постепенно погружаться, чувствуя сопротивление узкого канала. Процесс шёл медленно, с трудом, но, наконец весь член до самых яичек пропал в Наташиной попке, и я начал аккуратные, поступательные движения. Дочка стонала, сжав зубы.
– Наташенька, больно? Я сейчас:
– Нет, продолжай не вытаскивай, просто непривычно и немного неприятно, но это должно пройти, – и она подалась попкой ко мне навстречу. Так мы изображали маятник минуты четыре, а потом я опять обильно кончил (откуда только сперма взялась?) вытащил член и краем глаза наблюдал, как из Наташиной дырочки сочится белая субстанция. Дочь прогнулась, легла на спину, я – рядом, и мы спокойно уснули под грохот трамваев и шелест колёс машин за окном.
Потом были два сумасшедших дня и две волшебные ночи, когда мы с дочкой покидали кровать только для того, чтобы что – нибудь перекусить или сходить в душ. На вокзале Наташенька обняла меня и прошептала на ухо:
– Я думаю, наваждение наше прошло?
Я тоже так думаю.