Моя сестра Алёна – часть 8

Я сел, прислонившись к стене, и задумался. То, что Вера Степановна меня не сдаст мужу, это уже хорошо. Считай, дело сделано. Юля сказала, что муж этой… извращенки приезжает на днях. Будем считать, что до среды, максимум, она меня тут продержит. А то и раньше отпустит. Завтра, то есть сегодня, уже понедельник, надо потерпеть два-три дня и домой. Надеюсь, она меня до этого момента не изувечит, думал я, смотря на всю эту экипировку на стенах. Но, Юля будет волноваться, и может наделать глупостей. Как же отсюда поскорее выбраться? С этими мыслями я свернулся калачиком на полу, и уснул.

Проснулся от звука открываемой двери. В комнату вошла красивая брюнетка модельной внешности, лет двадцати и с ногами «от ушей». На ней было очень короткое черное платье с белым передником, а красивые ноги, обутые в мягкие теннисные туфли, облегали тонкие черные чулки. В руках она держала поднос с тарелками. «Хорошо живут, горничная» — подумал я, и спохватился, прикрыв руками уже подавший признаки жизни, член. Девушка, заметив мое движение, улыбнулась и покраснела, отведя взгляд. На ее пунцовых щечках проявились очень милые ямочки.

Решив быть с ней вежливым, она ведь ни в чем не виновата, я поздоровался.

— Доброе утро! – ответила она мягким голосом, и грациозно присев, поставила поднос на пол. – Еще что-нибудь желаете?

— Э-э-э, туалет? – неуверенно произнес я.

— Дверь напротив, пожалуйста.

Я пошел в туалет, раздумывая, как извлечь пользу из предстоящего разговора с горничной. Какая-то она слишком вежливая со мной. Может она считает, что я из «господ», и у нас такая игра? Кто их знает, извращенцев, как у них заведено… Решив проверить свою догадку я вернулся к месту моего «заточения». Девушка все так же стояла и дожидалась меня, теребя передник.

— Можно я пойду, у меня работа, я приду в следующий раз в обед, если не будет еще каких-то распоряжений.

Я сел на свое место, возле стены, и с барскими нотками в голосе произнес:

— Будет, присядь.

Она опустилась на колени и присела попой на пятки, как японка.

Увидев завтрак, я немного повеселел, ужинать-то не пришлось. Пара сосисок, пюрешка, хлеб, чай. Видно, Вера Степановна голодом наказывать меня не намерена. Я поглощал завтрак и развивал свой успех дальше.

— Как тебя зовут?

— Катя.

— Катя, ты давно работаешь?

— Только три месяца.

— То-то я тебя раньше не видел, — закрепил я свою легенду о том, что я тут не первый раз, и вообще, друг семьи.

«Однако, то, что я тут голый и заперт, нисколько ее не удивило. Наверное не в первый раз такое видит».

— Вера Степановна строгая? – Продолжил я наступление.

— Очень, а вот… — она осеклась, решив, что болтает лишнее.

— Что Игорек пристает? — Вспомнил я как зовут мужа Веры Степановны.

Она молча кивнула. Я подумал, что если ее сейчас отпустить, то я помру со скуки, запертый в четырех стенах, поэтому продолжил игру.

— Ну, расслабься, привыкнешь. Каков поп, таков и приход. — Изрек я глубокомысленную глупость, и положил ей руку на колено. Она даже не дернулась, только опустила голову и съежилась.

«Получается!» — удовлетворенно подумал я.

Я больше не стесняясь ее, сел по-турецки, и вставший член уперся в живот.

«То, что она работает три месяца, это плохо…. Еще ничего не знает, и всего боится» — задумался я, поглаживая ее по ноге. И заметил, что Катя разглядывает мой член.

— Нравится?

Она пожала плечами и покраснела.

— Можешь потрогать, я разрешаю.

Катя вытянула руку, и осторожно прикоснулась к головке тонким пальчиком.

— Смелее! — Подзадорил ее я.

Катя плотно обхватила член всей пятерней и замерла. Я медленно задвигал бедрами, и член заскользил в ее кулачке, размазывая выступившую смазку.

— Давай сама!

Я остановился, и Катя задвигала рукой.

— Ты что, сделаешь все, что я скажу? – спросил я ее с удивлением.

Она кивнула и вдруг тихо заплакала.

Я вот-вот уже готов был кончить, но убрал Катину руку с члена. Я же не зверь какой-нибудь…. Заигрался, придурок! Обнял Катю, и прижал ее голову к своему плечу. Она затряслась и заревела навзрыд, шмыгая носом.

— Я думала… что вы… вы меня изнасилуете-е-е!

— Извини меня, Катя. Я со скуки голову потерял, творю сам не знаю что. И мой тебе совет, беги отсюда, все это не для тебя. — Прошептал я. — Я сам тут, вроде как, в плену, мне надо выбраться. Катя недоверчиво смотрела мне в глаза, приоткрыв свой маленький ротик и вытирая слезы.

— Я выберусь обязательно, и если тебе будет нужна помощь….

Я выдернул ручку из ее нагрудного кармана, и написал свое имя и номер сотового на салфетке. Потом засунул ручку вместе с салфеткой обратно, похлопав по карману.

И...в незапертую дверь вошла Вера Степановна.

— Почему открыта дв… Ах, ты тварь такая!

Она схватила со стены плетку и стала хлестать Катю по спине.

— Ах ты гадина! Вместо того, чтобы работать, она тут….

Она захлопнула дверь и приказала Кате:

— Раздевайся!

Катя снова заплакала, стягивая с себя платье.

— Пожалуйста, не надо.

— Мерзкая девчонка! Быстро все снимай!

Катя разделась, и стыдливо прикрылась руками.

— Я тебя еще никогда не наказывала, видно, настал момент.

Вера Степановна подошла к деревянной конструкции, что стояла у стены, и зло проговорила:

— Встала сюда, руки вверх, ноги шире.

Катя повиновалась. Она закрепила Катины руки и ноги ремнями, подергала и удовлетворенно произнесла:

— Вот так! Был у меня один должник, стало двое.

Вера Степановна была совершенно трезвая, и не в пример вчерашнему, благоухала какими-то сладковатыми духами.

— Так, слушай сюда! — сказала она уже мне.

Я еле оторвал взгляд от Кати, смотря на ее обнаженное тело. Мой член предательски встал.

— Мне все равно, что ты делал в кабинете моего мужа, это твои с ним дела. Ты ничего не успел натворить, но, раз обещала, я тебя накажу. Ты должен был делать только то, что я скажу, а не гулять по дому! Поэтому вторую часть денег ты не получишь. Ты понял? Не слышу?

— Да, госпожа, — я вспомнил, как нужно отвечать.

— Молодец, мой хороший.

— Так теперь ты! — она обернулась к Кате. – Тебя надо сначала выпороть, чтобы знала свое место. А потом мы втроем поиграем. Ха! Точно! — Она хищно улыбнулась.

Совсем одурев от своей безнаказанности, Вера Степановна подошла ко мне, и сжала мои яйца в кулаке.

«Начинается», — подумал я, глубоко вдохнув, и задержав дыхание.

— Струсил, маленький?

— Да! — с неподдельным страхом прокричал я.

— Что да?

Она влепила мне пощечину.

— Да, госпожа….

Присев на корточки, она задрала халат до бедер, показывая мне свой волосатый лобок, и обняв мои ноги, прижалась носом к члену.

— Как сладко, — сказала она томным голосом.

Потом оголила головку и провела по ней несколько раз языком. Я и так был на грани, несколько минут назад, так что, этого было достаточно, чтобы кончить. Крупные капли спермы полетели прицельно в левый глаз Веры Степановны и потекли по щеке. Она, не ожидая такой быстрой реакции на свои ласки, оторопело уставилась на меня и захохотала.

— Вот поганец, что творит! Катька, ты посмотри! Возбудился от моего язычка, да маленький?

Она, закрыв глаз, осторожно поддевала сперму пальцами, и отравляла ее в рот, облизывалась и причмокивала обсасывая руку. Высосав из члена остатки, Вера Степановна приказала:

— Повернись!

Я развернулся, и посмотрел на Катю, видя в ее глазах неподдельный ужас. Наша мучительница сунула нос между моих ягодиц, обдавая мне яйца своим горячим дыханием.

«Да что же она все нюхает, фетишистка?» — подумал я.

— Какой же ты сладенький пупсик, я порву тебя на лоскуты! Люблю играть с попками молоденьких мальчиков…, я называю это «Винни-Пух идет за медом». Сначала надо мальчика связать, и расширить дупло страпоном побольше. Хорошенько зафиксировать проход, чтобы не закрылся, потом ложечкой доставать мед, и лакомиться.

Мне стало противно от таких откровений. Я запаниковал, и напряг задницу, боясь, что она перейдет от слов к делу.

— Поджал попочку, маленький? Не бойся, я сделаю так, что тебе будет очень приятно.

Она встала, и прохаживаясь вокруг меня, водила рукой по моему телу, мечтательно разговаривая сама с собой:

— Еще мы с вами поиграем в одну игру, — потерла она руки от предвкушения. — Мы в пустыне, и умираем от жажды, но я не даю вам умереть, вы раскроете свои пересохшие рты, и я напою вас живительной влагой из моей пещерки. А сама упаду без сознания. Тогда вы меня спасете, облив меня с ног до головы.

«Да она больная!» — со страхом подумал я.

— А потом…. У меня еще много фантазий, про горькую шоколадку и сладкий сахарок, банька, лошадки, и мы с вами обязательно все попробуем…. Ладно, живите пока, у меня еще дела. Я скоро вернусь.

Она хлопнула меня по заду, и вышла, закрыв дверь на ключ.

Я подошел к Кате и сказал:

— Прости, это все из-за меня. Мне надо было сразу тебя отпустить… и я не могу тебя отвязать, нам попадет еще больше.

Катя только испугано смотрела на меня. Похоже она от страха совсем потерялась.

Я сел скрючившись у стены, всеми силами желая, чтобы Вера Степановна упала с лестницы и свернула себе шею, или отравилась, или…. Лишь бы не случилось того, что она нам тут рассказывала.

Вернулась Вера Степановна с моей одеждой. Кинув ей в меня, она обижено произнесла:

— Одевайся и убирайся отсюда! Тебе повезло, гаденыш.

Не веря своему счастью, я стал разворачивать ком одежды в поисках трусов.

— Быстрее! И не ищи свои трусы, я оставила их себе, надевай, что есть и вон отсюда!

С этими словами, она достала мои трусы из кармана халата, и поднеся к лицу, шумно вдохнула.

— Это мой трофей. А теперь убирайся отсюда! – крикнула Вера Степановна, сжимая в руках трусы.

— А с тобой мы еще поговорим, — пригрозила она Кате.

Не понимая, почему меня отпускают, я быстро натянул джинсы и рубашку, влез в ботинки, и настороженно смотря на Веру Степановну, обошел ее боком, и вылетел за дверь, бросив прощальный взгляд на Катю.

Я бежал пока до меня не дошло, что я не знаю куда бегу. На улице уже было темно. К счастью, телефон и кошелек с внушительной пачкой денег, которые я «заработал» остались в карманах и я остановился, чтобы поймать какого-нибудь частника.

— В центр, я покажу.

И желтая копейка, набирая скорость увезла меня от этого проклятого дома.

***

Через двадцать минут я стоял на пороге Юлиного дома, в ее объятиях.

— Вернулся, Димочка! Проходи скорей! Как все прошло?

Я, закрыв глаза, нашел ее губы, и в первый раз поцеловал. Юля страстно ответила, и когда, через тысячу лет, мы оторвались друг от друга, она спросила:

— Что с тобой произошло? Ты изменился. И таким ты мне еще больше нравишься.

Мы прошли на кухню, и я, устало усевшись на табуретку, начал рассказывать.

— К сожалению, паспорта пришлось оставить, а документы превратились в тонкую лапшу, их теперь никто не восстановит.

— Да черт с ними, с паспортами! Я завтра пойду, заявлю об утере, и новые сделаем. А с магазином придется подумать, может, надо к вам в город на разведку съездить. Что там с тобой произошло?

Я рассказывал и наблюдал за Юлей, как она курит, стоя у окна, и смотрит на меня расширенными от удивления глазами.

— Я так и не понял, почему она меня отпустила. – Закончил я свой рассказ.

Юля помолчала, потом подошла и наклонившись прижала мою голову к своей груди. Она стояла, убаюкивая меня в своих объятиях и молчала. Я подумал, что ради этого момента я готов был перенести какие угодно пытки, если бы Вера Степановна еще продержала меня в своих «застенках».

— Я просто так тебя не отпущу, — прошептала Юля. – Я тебе очень обязана.

И взяв меня за руку, потянула из кухни.

Она завела меня в ванную, открыла воду, и стала раздевать.

— Ты где трусы потерял?

— Она их оставила себе, чтобы… нюхать. – Сказал я и покраснел.

— Извини меня, я не знала, что она такая больная на голову….

Я стал расстегивать рубашку, но Юля меня остановила:

— Нет, не двигайся, я хочу сама!

Стянув мне джинсы, она поцеловала член, который немедленно отреагировал. Поднявшись во весь рост, он подрагивал от напряжения и уже выпустил каплю смазки.

Юля аккуратно, одну за другой, расстегнула пуговицы на рубашке и сняла ее, погладив меня по груди. Потом стянула с себя футболку, оставшись в белых прозрачных трусиках.

Вода уже набралась и я залез в горячую ванну.

Юля намыливала меня губкой, как мама маленького ребенка, что-то напевая себе под нос.

— Тебе ребеночка надо, — пошутил я.

— Вот и сделай мне ребеночка! – рассмеялась она. – Ладно, шучу, — успокоила она меня, увидев мою реакцию. — Рано мне еще, не нагулялась.

— Ныряй, мое дитятко, смывать будем. Мыльце глазки не сиплет? – Просюсюкала она детским голосом. Стянула трусики и тоже залезла в ванную. Разгребла пену, и найдя мой член под водой, взяла его в обе руки, и стала нежно поглаживать. Я не выдержал и кончил. Мы молча наблюдали, как сперма выстреливает в воду, медленно оседая причудливо изогнутыми нитями, мне на живот.

— Вот незадача, перестаралась, — в шутку сокрушалась Юля.

Она легла мне на грудь и целуя прошептала:

— пойдем скорей, я уже вся мокрая…. Там. – И рассмеялась. – Я вся мокрая.

Не стану описывать наши долгие часы любви, это только мое, и очень личное. Мы обнялись и заснули только когда за окном начало сереть утро.

— Я чувствую себя виноватой перед Дашей, — сказала Юля. – Но, совсем немного. Она, вроде бы, была не против.

И пальчиком провела по члену.

— Она сама мне предлагала пойти к тебе, когда ты у нас ночевала.

— И что же ты не пришел? — Лукаво спросила она меня. — А я думала о тебе, и даже кончила. Пришлось рукой себя….

— Я стеснялся тебя, ты такая… особенная. Да я и сейчас стесняюсь.

— Ну вот, старый Димка вернулся! Расслабься. А с Дашей мы, наверное, договоримся, как женщина с женщиной.

— Я вас всех очень люблю, всех троих! – внезапно произнес я.

— Троих? Ах, да, твоя милая сестренка Алёна. Я приеду к вам еще в гости, можно? Надо ближе познакомиться с вашей чудной семейкой.

Я только кивнул и прижался к ней, подумав, что никуда не хочу отпускать ее. Мою Девушку. Девушку с большой буквы.

***

Я рассказал Дашке все, включая и то, что было у нас с Юлей, после того, как я вырвался из лап Веры Степановны. Умолчал только про Катю, это к делу не относилось.

Пока я рассказывал про свои приключения, Даша брезгливо морщилась, она не любит слушать про всякие гадости. А когда я рассказал, что было у нас с Юлей, она задумалась и сказала:

— Я очень ценю, что ты рассказал мне про Юлю. И я не ревную…. Это все равно когда-нибудь бы случилось. Но она уже «сильно

» взрослая для тебя, так что, я думаю, скоро она о тебе забудет. А пока… ничего не имею против.

Я подхватил ее на руки, и закружил, громко крича:

— Рыжик, я вас всех люблю, всех троих! – повторил я слова сказанные Юле.

— Отпусти, дурачок! Соседей разбудишь!

И мы плюхнулись на диван.

— А кого больше? – Спросила Даша.

Я задумался, и честно ответил:

— Всех одинаково!

— Ты как султан с тремя женами. Тогда, назначь меня любимой женой, — засмеялась Даша. — Только учти, я оставляю за собой «право на лево», — вдруг посерьезнела она.

— У тебя кто-то есть?

— Нет. Сейчас нет. Но вдруг….

Такого поворота я не ожидал. Хотя, справедливости ради, она была права. Как я понял, Даша предложила мне выбирать, или она или Юля, Алёна была не в счет. Вот и пойми этих женщин, «я не ревную, но отомщу»….

Я разговаривал об этом с Алёной и получил однозначный ответ:

— Дурак ты, братик! Ясно как день, она же обиделась. Разберись в себе, реши, кто тебе дороже и делай то, что нужно. Только не опоздай.

Через два дня, после занятий, Дашка ушла, не сказав ни слова, и вернулась домой пьяная, с размазанной по лицу помадой. Не смотря мне в глаза, пошла в спальню, и не раздеваясь, повалилась спать.

Дав ей уснуть, я подошел, и попытался ее раздеть, но Даша натянула подол юбки рукой и пьяно промычала:

— Андрюха, дурак! Я тебе не давала права… А-ха-ха! Я тебе еще не давала!

Уж не тот ли Андрюха, с нашей группы?

Это был первый «тревожный звоночек». Второй прозвенел совсем скоро. Оказалось, что моя догадка верна.

Утром, мы не разговаривая, позавтракали, и врозь поехали на занятия.

В универе на парах мы сидели всегда вместе, а этим утром Даша пересела к Андрею, который пересадил своего дружка, ради такого дела. Он был хулиганистым парнем, но у меня с ним никогда не было особых разногласий. Андрей подмигнул мне, и демонстративно развернулся к Даше, о чем то ее спрашивая. А я был не в том положении, чтобы качать права, поэтому просто отвернулся. В этот день я практически не учился, думая о том, что же мне делать. Подойти, поговорить и извиниться? Но она, вроде как, выдвинула ультиматум. Я изменил, Дашка отвечает тем же. После уроков, Даша подошла ко мне и спросила:

— Ты не хочешь сегодня вечером где-нибудь погулять?

— А куда пойдем? – Спросил я, с надеждой в голосе.

Может, Дашка передумала и не будет отвечать изменой на измену?

— Ты не понял… один погулять. Впрочем, если ты хочешь при этом присутствовать, я тебя не буду выгонять. Но мы тогда будем не в равных условиях, я не видела как ты с Юлей…

— Хорошо, — ответил я, сдерживаясь, чтобы не нагрубить.

Тогда все было бы еще хуже.

— Я у Алёны переночую.

— Даша как-то сразу сникла, и только покивала головой.

Алёна открыла дверь, и видя мое выражение лица, без приветствия спросила:

— Что случилось?

— Дашка сегодня дома… с другим….

Алёна потащила меня на кухню. Как известно, все дела в мире решаются только там. Усадила, сунула кружку с чаем мне в руки, и села напротив, сложив руки как ученица за партой.

— Я тебя слушаю.

— Она сегодня пригласила домой одного парня с нашей группы, чтобы мне отомстить.

— Я тебе говорила, действуй! Зачем ты сюда приперся? Ты должен быть сейчас с ней, набить этому, кто он там, морду, и выставить за дверь. Ты должен завоевать ее, показать как ты ее любишь, и что больше тебе никто в этом мире не нужен. И ей не нужна эта измена, она за тебя борется, дурак! Все, больше не о чем говорить, беги к ней, и делай, как я сказала. Свое «спасибо» от тебя я потом затребую.

Я не прощаясь, рванул к Даше домой. Они уже там больше часа, много чего могло случиться. А пока еду, будет все два. И как назло, автобус встал в пробке.

Добрался только через час, уже темнело. Осторожно открыл дверь своим ключом, и входя услышал смех Даши и рычание Андрюхи из спальни. В зале стояло две пустых бутылки какого-то вина.

Судя по звукам, в спальне боролись и дрались подушками.

— Нет, ты мне скажи, че, Димон тебя уже не того? На полшестого уже? – спрашивал, запыхавшись, Андрей.

— Не спрашивай меня о нем, понял? – Резко ответила Даша, совершенно трезвым голосом.

— Ладно, ладно, че ты.

Я сжал кулаки, и продолжая стоять, вслушивался в разговор.

— Давай уже сюда свой агрегат.

И все стихло, слышно было только чмокающие звуки.

«Сосет», — как-то отстраненно подумал я.

Через пару минут Даша заговорила опять:

А ты умеешь делать куини… кулинигу..., лизать, короче? – с пьяну не выговорив «кунилингус», спросила Даша.

— Ты че, это западло!

— Ничего и не западло, напридумывают себе... а мне нравится. Давай тогда второй раз, или слабо?

«Значит первый уже был!»

— Давай сейчас вот так! – потребовала Даша.

— Не, пососи еще, мне понравилось, ротик у тебя рабочий.

«Вот скотина! Обращается как со шлюхой».

Даша, видимо, послушалась, снова взяла в рот член, и стала сосать, постанывая, и шумно втягивая слюни.

Это продолжалось недолго, Даша снова, как и не была пьяной, сказала:

— Руки убери! Я туда не даю!

— Жаль, я бы попробовал, попец просто орех!

Дашка опять замычала, видимо, взяла член в рот.

— Давай уже, трахай! У меня челюсть болит сосать.

Раздались хлопающие звуки ударов тела о тело и Даша застонала. Этого я не выдержал и вошел в спальню. Все как я себе и рисовал: Даша стоит раком на постели, лицом к окну, и Андрей лупит ее своим лобком о промежность, вгоняя член со всей силы. Андрей не успел еще повернуть голову, услышав, что я вхожу, как уже врезался в стену всем телом.

— Э! Че за беспре….

Я не дал ему договорить и ударил в нос. Потекла кровь, но это меня не остановило, я исступленно бил его по лицу, резко выдыхая при каждом ударе.

Бросив ему одежду, я заорал:

Пошел отсюда! Если кому расскажешь, что здесь было, я тебя убью!

Андрей тонким голосом матерясь, и держась за нос, бочком вышел из спальни и исчез.

И я, наконец, посмотрел на Дашу. В ее взгляде читалось восхищение. Она сидела облокотившись на спинку кровати и прикрывала грудь рукой.

— Я знала, что ты придешь. Что все так и будет. Только я хотела, чтобы ты раньше пришел. Он противный.

— Извини, пробки.

Даша встала и подойдя ко мне со спины, обняла.

— Я пойду смою эту грязь.

— Пойдем, я сам тебя помою. – сказал я, как будто не доверяя, что она справится.

Я намыливал и тер ее, стараясь смыть с нее все те невидимые глазу следы, где ее касался Андрюха. Распаренную и красную отнес в спальню и уложил в постель, любуясь результатом.

— Ты понял почему я это сделала?

— Да, Алёна вправила мне мозги. Она сказала, что это все для того, чтобы я разобрался в себе, и понял, что дороже всех на свете для меня… ты.

Все-таки, я еще одно мгновение раздумывал, что, может, надо пойти собрать вещи….

— А я всегда говорила, что Алёна самая лучшая. Слушай ее всегда. И иди уже ко мне, давай спать.

Но уснуть не получилось. Сегодняшние события вызвали у Даши воспоминания. Она никогда раньше не рассказывала об этой непростой части своей жизни, а я не спрашивал.

— Знаешь, по сравнению с тем, что было со мной еще год назад, сегодня это была просто детская игра… но все равно, я чувствую себя грязной. Этот Андрей такой придурок. Пришлось выпить, чтобы не было так противно.

Она полежала, перебирая случаи, и продолжила:

— однажды летом отчим меня продал троим на два дня….

— Не надо, Даш, — попросил я, понимая, что ей тяжело это заново переживать.

— Нет, мне надо выговориться. Да и в конце концов, все закончилось нормально, я даже повеселилась. Это было у нас, в городе. Отчим получил деньги и пересадил меня к ним в машину. Они завезли меня куда-то далеко, за промзону, в пригород. Дом, как дом, там полно таких новостроев. Два этажа, и окна во всю стену. В общем, богатенькие.

Я уже не помню, как их звали, да и лиц не помню, сколько их было за все время….

Завели в дом, и сразу забрали всю одежду. Один из них надел на меня собачий ошейник и приказал сесть в угол. Ну, это еще ничего, со мной и не такое было. Я спокойно села и стала ждать, что они еще придумают. Это самый страшный момент, когда не знаешь, чего ждать. А потом, когда начнется, расслабляешься и делаешь, что приказывают. Они куда-то вышли, потом вернулись, и принесли в пакетах еду и бутылки. С ними пришла какая-то девка. Сиськи — во! Жопа — во! — Даша показала размеры, широко разведя руки в стороны.

— Она им на стол накрыла и они сели пьянствовать. Как подпили, их на веселье потянуло. Девка закричала:

— Шарик, Шарик! Иди сюда! – И засвистела, как собаку подзывают. Я поняла, что это она мне и на четвереньках подползла. Она меня погладила по голове и говорит:

— Ой, это же не кобель, а сучка! Надо имя другое придумать. Будешь у нас теперь не Шарик, а собачка Фубля! И заржала.

— Фубля! Проси!

Я встала на колени, как собаки еду просят. Передними лапами еще так трясут. Она подкинула кусок колбасы, но я не поймала, и он упал на пол.

— Фубля, есть!

Пришлось с пола подбирать. Эти трое со смеха покатывались. Вспомнила! Девку Наташа звали. Они ее потом подкалывали, «Натаха- дрессировщица».

— Молодец! – сказала Наташа. — Ну-ка повернись и наклонись!

Я развернулась и со страхом ждала, что она будет делать. Женщины самые жестокие в таких делах, особенно с другими женщинами, им лишь бы поиздеваться. Надо мной обычно и издевались, насиловали не так часто. Формами не вышла, чтобы у мужиков слюни текли. Ну, были любители….

Но она только сунула мне пальцы внутрь и сказала:

— Пизденка маленькая, но ничего, разработаем. Фубля, брысь!

Я покорно уползла в угол.

Они долго разговаривали, что-то там про баню, веники. А Наташа, все время в меня колбасой кидалась, приходилось подбирать и есть.

В общем, вела себя как всегда в таких случаях, на автопилоте. Загоняешь все эмоции внутрь, и как робот. Вечером уже они потащили меня в баню. Разделись, помылись, все как положено. И сели пиво пить.

Один потеребил свой вялый член и сказал:

— Непорядок! Подними его, я Наташку хочу выебать.

Я укоризненно посмотрел на Дашу. Она никогда так не материлась.

— Чего? Как было, так и рассказываю. Наташка сидела рядом и лезла к нему с поцелуями. Я за минуту ему ртом все сделала, и он оперев Наташку об стол животом, пристроился сзади. А остальные двое смотрели, как он ее дерет, и пиво пили. Наташка поорала, потрясла сиськами и упала на стол, вроде кончила. А тому все мало было. Иди, говорит, сюда. Поднял меня за волосы и на Наташку животом вниз положил. Елозил там во мне минуты три, пока я по потной Наташке скользила, и кончил.

Эти двое ему, мол, гигант, брат. А хватило его на десять минут всего.

У Наташки уже от пива глаза косили, она почему-то злая стала. Принялась меня больно за грудь щипать, и все время повторяла «ах ты сучка». А на ухо, чтобы никто не слышал, шептала:

— Я тебя в говне утоплю! Будешь жрать, и ссаньем запивать.

Я не очень-то испугалась, чем меня по пьяни только не пугали. И убить грозились. А потом перепьются и забудут. Те, что пиво пили, видать созрели уже, и отобрали меня у Наташки. Поставили в коленно-локтевую на пол, и с двух сторон. А этой дрессировщице все мало, подлезла под меня и опять за грудь щипать начала. Еще и кусалась. Я только мычала от боли. А этим казалось, что я возбудилась, ну, они и излились скоренько. В общем мне пока везло.

Когда они париться пошли, тогда самая грязь и началась. Наташка только этого и ждала и осталась со мной. Затащила меня в какую-то кладовку, баня у них большая, отдельно душ, еще какие-то двери. А в кладовке всякие швабры-веники хранились.

— Сейчас я тебе все дыры разворочу! Так, что поезд войдет. Вот это было страшно. Никакого крема не было, хорошо хоть один уже кончил в меня, хоть какая-то смазка. И «разворотить» она мне собиралась шваброй, за которую уже схватилась. Мучила она меня долго… Я и материлась, и кричала, а эта сволочь только ухмылялась. У меня даже кровь из задницы пошла. Помню, что оставила она меня лежащей на спине, со шваброй в… я аж обделалась от боли. Такой меня и нашли, я пошевелиться не могла, только ноги раскинула, чтобы не так больно было. За руки, за ноги, в душе обмыли и положили на лавку в предбаннике. Один, помню, отчитывал Наташку, что она раньше времени их игрушку испортила. И по лицу ее бил. Давай, говорит, сама теперь отрабатывай. Они ее на стол положили, и драли в три ствола, еще и руки везде совали, по сиськам били… потом кто-то притащил большую деревянную ложку из парилки, и тоже в нее. Надеюсь, что в задницу. Она орала матом и реветь начала:

— Отпустите, еб вашу мать, больно!

Поняла, какого это, когда в тебя без смазки суют что попало. Вырвалась и как была, голая, побежала в дом. Принесла крем обезболивающий, себя намазала и меня. Уже не строила из себя стерву, притихла. Спросила, как меня зовут, и потом только Дашей называла. Мне через полчаса легче стало, я поднялась. Они водки налили полстакана, и тогда совсем захорошело. Когда пьешь, боли нет. Я уже сама, по своей воле, помню, под стол полезла, члены их обслуживать. Многовато выпила. Они подобрели, и один из них предложил мне отомстить Наташке, за то, что она со мной сделала. Она забилась в угол и жалобно на меня так смотрела. Мне налили еще водки, и я совсем окосела. Сняла ошейник и надела на свою дрессировщицу. А мужики притихли, следя за моими действиями.

— Жужа, к ноге!

Один аж скис от смеха. Моя недавняя мучительница посмотрела на них и жалобно так:

— Мальчики, ну пожалуйста!

— Давай, накосячила, плати пиздой.

Я уже перестал обращать внимание, на то, что Дашка матерится как сапожник.

— Я еще раз крикнула «Жужа, к ноге!» — продолжила Даша, свое затянувшееся повествование.

— Она покорно слезла с лавки и встала на четвереньки возле моих ног.

— Жужа, голос! И она затявкала, как собачонка, подвывая. Тут уж все заржали. Я уселась ей на спину, и давай орать:

— Покатай меня, большая черепаха!

Но ей силенок не хватало, руки подкашивались. А у меня было твердое намерение ей отомстить, раз можно. Разгребла стаканы с бутылками, и повалила ее на стол. Она уже испуганно на меня смотрела. Я ей ноги задрала в небо, и стала в ее задницу руку запихивать, но осторожно, не то что она. Сначала только ладонь вошла, я остановилась и подождала, еще и кремом до локтя намазалась. Мужики аж крякнули от моих намерений. Протолкнула дальше, Наташка застонала, я еще дальше сую, пока по локоть не вошло. Она только тяжело дышала и постанывала. Ну, я им кукольный театр и показала, про Петрушку и полицейского. Колотила ее по животу ложкой, как дубинкой, и дурными голосами по ролям разговаривала, пока Наташка орала от боли. Я потом раскланялась и руку вытащила. Мне аж похлопали. А дыра еще долго не закрывалась, хорошо я ей тогда расширила. Она на второй день в раскоряку ходила….

Дальше я ничего уже не слышал, уснул. И снилась мне Вера Степановна, летящая на швабре высоко в небе, а голая Катя грозила ей кулаком. Потом пришла Алёна, дунула на них, и все исчезло.

Продолжение следует.