Совершено точно, что эту самую женщину плотного телосложения, с надменным и очень симметричным лицом, я видела раньше.
Первый раз, я видела ее, когда выходила из лифта. Да это была именно она. Я запомнила ее очень хорошо. У нее много запоминающихся черт, которые она не старается скрывать. Помимо плотного телосложения, большой груди, при росте выше среднего, у нее еще была, особая ориентация тела в пространстве — втянутый и ярко выраженный прогиб в поясничном отделе позвоночника, что делало ее зад максимально откляченным. Ее руки были впереди перед телом, кисти направлены вертикально вниз. Черные очки, скрывающие полностью ее глаза, обычно, такие носят люди с некрасивым разрезом глаз. Правильный овал ее лица, обрамленный длинным каре черных крашеных волос — все это подчеркивало ее широкий лоб. Рот среднего размера с тонкими губами, выделенными ярко красной помадой.
Одета она была в черный плащ, в руках она держала красного цвета, как ее помада, среднего размера женскую сумочку. Я хорошо помню, что, когда двери лифта за ней закрылись, я даже попыталась передразнить ее манеру ходить.
Потом я видела еще несколько раз, но уже на улице. Она шла в своей манере с не естественным изгибом позвоночника. Одета она была всегда в строгий черный костюм с юбкой, под которым была белая блузка. В одной руке у нее была все та же красная сумка, в другой — какая-то специальная, большего размера, белая сумка.
Я тогда не могла представить, что увижу ее вот так у себя в гостиной, сидящей в кресле, пьющей чай и разговаривающей с мамой. И глаза у нее правильного красивого разреза. Гостья сидит, облокотившись полностью на спинку кресла. А мама как-то странно суетится перед ней: подает чай на подносе, ждет, пока гостья его допьет и поставит чашку.
Вот мамина гостья берет из пачки сигарету, а мама услужливо дает ей прикурить. Я ее первый раз вижу такой. Заискивающей и старающуюся угодить.
Я стою у входной двери и не знаю, что мне сейчас лучше сделать, стоять молча или все же обозначить свое присутствие. А в это время дама тушит сигарету в пепельнице, услужливо подставленную мамой.
Потом как то манерно протягивает руку в сторону мамы, чуть согнув ее в запястье и произносит: « Разве ты не хочешь поблагодарить меня за то, что я пришла к тебе в гости?»
Мама стоит, опустив голову и не двигается. В моей голове пробегает мысль, что сейчас точно мне не надо обнаруживать себя.
— Ты что не слышишь меня? — уже строго говорит мамина гостья.
При этом она оперлась руками на подлокотники кресла и подняла себя с кресла, продолжая морально морально наседать на маму.
— Или ты, блядь ебаная, забыла, кем являешься? — с этими словами она размахнулась рукой и звонко ударила маму по щеке. Потом еще раз, и еще.
— Ты, по-моему, сука, совсем оборзела? Забыла, как ты передо мной должна стоять? — она прекратила ее бить.
И, не срывая своего неудовольствия, продолжила: «Ну, я долго буду применять к тебе силу?»
Мне было видно, как мама стала медленно опускаться на колени.
— Вот уже лучше, — переводя дыхание, с улыбкой произнесла женщина.
— Запомни, блядь, если ты решила спрыгнуть, это тебе не удастся. Твоя дочка вмиг узнает, чем ты, блядь такая, занимаешься. Ты этого хочешь?
Из моего угла мне были очень хорошо видны обе. Мама стояла перед ней на коленях, опустив голову вниз.
— Я могу это сделать, хоть завтра, — добавила гостья.
И тут маму как прорвало. Она сначала вскрикнула: «Нет!!»
А потом залепетала: «Нет, я прошу Вас, не делайте этого».
При этом она начала целовать ей ноги гости, начиная с тапок и поднимаясь вверх: «Маргарита Николаевна, я прошу Вас, я буду послушной».
Дама сделала шаг назад. Наверно она сделала это намерено. Потому что мама начала тянуться к ней и полностью легла на пол.
— Что — то я от тебя, блядь, не вижу этого послушания.
Мама тянулась к ней. При этом мама постоянно повторяла: «Просите меня, Маргарита Николаевна. Я больше не буду так себя вести».
— Хорошо, — улыбнувшись, сказала Маргарита Николаевна, — Но я, тебя, конечно, накажу за твои ебанутые демарши.
Она сделала паузу, как бы задумалась ненадолго.
— Если после наказания мне не понравится, как ты будешь вести себя, ты отправишься в командировку дня на три, либо к Галочке или к Алевтине, — продолжила она.
— Нет!! — опять воскликнула мама, — Накажите меня, но не отправляйте к ним.
— Вот как ты заговорила, моя шлюха? — проговорила гостья, — Чувствуешь, что у них тебе сладко и спокойно не будет? — при этом она очень сильно улыбнулась. А потом спросила маму: «Ты хочешь, чтобы я тебя наказала?»
— Да, — ответила мама.
— Хорошо. Тогда проси меня об этом, — при этом дама села назад в кресло.
— Маргарита Николаевна, накажите меня, пожалуйста, — очень жалостно сказала мама.
Из своего угла мне было не видно маминого лица. Но мне было хорошо видно лицо маминой гостьи. Ее что не устроило в словах мамы, и она поморщилась.
— Нет, милочка. Ты плохо просишь. За это я добавлю еще ударов в наказании. Проси еще раз!
— Маргарита Николаевна, накажите меня, пожалуйста, — повторила мама и поцеловала ее ноги.
— Вот молодец, уже лучше, — надменно улыбнувшись, произнесла в ответ Маргарита.
— Теперь еще проси, по жалобнее. Повторяй, Маргарита Николаевна, моя Госпожа, накажите свою суку, — продолжая улыбаться, произнесла мамина гостья, потом сделав паузу и сделав глоток чая, она добавила, — Я сильно провинилась, Госпожа.
Мама молчала. И опять ее гостья быстро высказала свое негодование.
— Ну что долго будешь молчать и смотреть в пол? Ты же знаешь, как я скажу, так и будет! Ты будешь говорить?!
Мне было видно, как мама тяжело вздохнула. И начала говорить то, что от нее сейчас хотели слышать.
— Маргарита Николаевна, моя Госпожа, накажите свою суку. Я сильно провинилась, — мамин голос дрожал, произносимые ею слова, казались очень тяжелыми.
— Молодец, — одобрила ее гостья, — Раздевайся. У тебя всего, одна минута десять секунд, что бы принять рабочий вид.
С мамой творилось, что-то неописуемое. Она, оставаясь на коленях, оторвала верхнюю часть тела от своих пяток, на которых она сидела. Подняла руки вверх, было хорошо видно, как они у нее дрожат. Поднесла руки к горловине платья, одетого на ней. Зацепив горловину платья, пальцами с двух сторон, дернула его, пытаясь порвать платье на себе. С первого раза ткань не пошла на разрыв. Она дернула еще. Платье расползлось с треском, разбрасывая пуговицы по комнате. порно рассказы Самое удивительное было то, что под платьем мама была полностью без белья. Потом она легла на пол, в движении подняв руки и скрестив их у кистей, вытянулась вперед.
— Я готова к наказанию, — произнесла мама.
Маргарита Николаевна не спешила с наказанием. Она наслаждалась ситуацией.
— Тебе сучка нравится быть без белья под одеждой? — спросила она маму, улыбаясь при этом.
— Да, — раздался приглушенный голос мамы.
— Почему ты так ходишь? — еще шире улыбаясь, спросила она.
— Вы мне приказали быть шлюхой, моя Госпожа.
Увиденная мною сцена, еще больше шокировало меня. Я была удивлена этой покорностью мамы перед молодой женщиной. Как она может позволять командовать собою, быть без нижнего белья? Я впервые вижу свою маму обнаженной и могу сказать что, не смотря на то, что ей тридцать n лет, у нее очень красивое женское тело, правда я видела ее сзади, но могу отметить полный хороший зад, широкие бедра, и узкую талию.
— Плохо проблядушка. Минута двенадцать секунд. Ты не уложилась в норматив. И за это ты у меня тоже получишь еще больше.
— Хорошо моя Госпожа, — раздался голос мамы.
— Подними тапочек, — в полной тишине раздалась команда Маргариты.
Я, чтобы не потерять нить и смысл событий, посмотрела вниз на ее ноги. Одна
нога маминой гостьи была в тапочке. С
другой ноги тапочек был снят, и находился чуть впереди ее ступни. Мне было видно, как мама наклонила голову к ее ногам. Так как я видела маму, со стороны спины, я могла только догадываться, что она зубами взяла и подняла тапочек. Маргарита с сальной улыбкой взяла тапочек в руки, повернув подошвой вниз.
— В позу, проблядушка! Сегодня я отвешу, тебе 35 ударов.
Мама опять легла верхней частью на пол. Расставила ноги. На мгновение мне стала видна идеально выбритая пизда мамы, половые губы были сложены в плотный бутон. Тапок, ведомый рукой Маргариты, хлестко ударил маму, по ягодицам оставляя красный след. Удар был резким и неожиданным для наказуемой. Это заставило маму вскрикнуть.
— Это тебе, потаскуха, за плохое выполнение приказов.
Удары сыпались очень сильно, заставляя ее вздрагивать и вскрикивать. Удар за ударом чередовались окриками Маргариты Николаевны.
— Это тебе за то, что я применила к тебе силу.
Следующие удары были за нерадивость. Потом за то, что плохо просила. Всего таких обвинений было ровно семь. Когда она закончила экзекуцию и бросила тапок на пол. Сразу прозвучала команда: «Поднимись!»
Я видела, как мама сделала это. Она, дрожала всем телом и всхлипывала. Я видела, как при этих всхлипываниях напрягались мускулы ее спины.
— Теперь поблагодари меня за наказание, — мамина гостья повелительно протянула ей руку. Руку, которая минуту назад держала тапок.
Мама, все так же вздрагивая и дрожа, вновь потянулась вперед, стала целовать ее руку. Поцелуев было тридцать пять, сколько и ударов в наказании.
— Не забудь поблагодарить тапочек, — улыбнувшись произнесла Маргарита, когда мама закончила целовать ее руку.
Она стояла и улыбалась, а мама, стоя на четвереньках, с расставленными ногами, склонив голову, целовала тапочек.
— Хорошо, молодец, — раздался голос гостьи, — Ну, видишь, все кончилось.
Они сидели в комнате, гостья в кресле, а обнаженная мама на коленях между ее ног. Так как мама находилась сейчас боком мне, было хорошо видно ее заплаканное лицо, с темными разводами косметики. Мама все еще сильно всхлипывала и дрожала. Гостья поправила выбившийся мамин локон волос, погладила ее рукой по голове и произнесла: «Налей мне чаю».
Мама приподнялась и стала наливать чай. Было видно, как все еще дрожат ее руки, когда она протягивала чашку своей гостье. Та поднесла чашку к своему рту и сделала глоток.
— Хочешь пить? — обратилась она, к маме.
Мама не чего не ответила ей. Стояла, продолжала дрожать и всхлипывать.
— Пей! — приказала она.
С этими словами она поднесла чашку к маминому рту. Мама сделала глоток.
— Хорошо. Молодец. Пей. А то будет язык сухой и шершавый как у кошки. А я этого не люблю.
Она поднесла чашку еще раз ко рту мамы. После чего она отдала чашку маме в руки, а сама, опершись на подлокотники кресла, встала.
— Сними с меня юбку, — она отдала следующий приказ.
Мама приблизилась к ней, обняв Маргариту за бедра, и заведя свои руки за нее, расстегнула молнию и пуговицу. Это было понятно, потому что юбка, шелестя, упала вниз.
— Хорошо. Молодец, — подбодрила маму гостья.
Мама, стоя на коленях, сложила юбку и положила в свободное кресло. Мне хорошо были видны полные, но идеально прямые ноги Маргариты, одетые в чулки телесного цвета, с резинками на бедрах. Над полосой голого тела была розовая полоска кружевной ткани трусов, с сильно выпирающим под ней лобком.
— Теперь сними с меня трусы.
Мама протянула руки, чтобы зацепить край этой кружевной ткани. И сразу получила по рукам. За ударами последовал строгий выговор.
— По-моему ты, сука, забыла, как ты это должна делать, — прорычала Маргарита.
Мама опять опустила голову и стала смотреть в пол. Ели слышно в ответ прозвучал ее лепет: «Я помню, моя Госпожа».
А гостья уже завелась.
— По-моему ты не хуя не помнишь. Мне тебя еще раз наказать, чтобы ты вспомнила? — с этими словами ее рука просвистела по воздуху и отвесила маме оплеуху.
— Ну? Я долго буду ждать тебя?
Мама дрожа завела свои руки за спину приподнялась и приблизила свою голову к полосе розовой ткани. Мне не было видно точно, так как все происходящее скрывала мамина голова. Но, по-моему, она зацепила ткань ее трусов зубами и стала их снимать. Раздался очередной комментарий: «Не вздумай меня укусить, сучка! Ты не представляешь, что я с тобой, тогда сделаю!»
Мамина голова плавно скользила вниз. Розовая ткань, ведомая ею, доехала до пола. Мама стояла на коленях, широко раздвинув ноги, так что были видны ее раскрытые половые губы, спина была прогнута, голова лежала на полу. По очереди, одна нога, потом другая, Маргарита вышла из своих трусов.
— Поднимись, — приказала гостья, — Я хочу посмотреть, как ты блядь смотришься с моими трусами в зубах. Очень хорошо, — зазвучали ее другие комментарии.
— Голову выше! Ты блядь должна, гордится, что я позволяю тебе делать так. Теперь можешь их положить.
При этом Маргарита села в кресло и медленно подняла ноги на подлокотники. От моей позиции у двери мне не очень хорошо были видны мелкие детали. Я только увидела рыжий треугольник и очень большие губы. Как весь обзор опять был скрыт маминым телом. Поэтому полностью анатомические особенности я разглядеть не могла. Маргарита, раздраженно проговорила: « Я долго буду ждать тебя корова? Почему ты, меня заставляешь опять ждать?»
Я устала стоять, потому что находилась стоя уже целый час, боясь, пошевелится, чтобы не произвести шума, не быть обнаруженной. Я потихоньку выбралась из квартиры, зажав собачку замка, чтобы не было хлопка или щелчка.
Сказать, что я испытала шок от увиденного это значит не чего не сказать. Если бы мне рассказали, что с мамой происходит такое, я бы не поверила этому. Но я это все видела своими глазами. Внутри меня все кипело, и бурлило. Я бы никогда не могла представить, что моя мама позволит такое обращение с собой, что посторонняя женщина будет запросто давать ей пощечины, а она будет покорно подставлять свой зад, когда ее будут шлепать по заду тапком. Мама мне всегда казалась доброй, сильной, не зависимой. И сейчас узнать такое. Я не знала, что делать с этими знаниями. Одно мне было понятно, что мне надо спасать маму от этого всего. Но мне надо было успокоиться. Понять и разобраться во всем. Обрести холодность разума и объективность рассуждения.
— Успокаивайся, успокаивайся, — пробормотала я себе.
Скажу сразу, что я не ханжа и не моралистка, мне двадцать лет, и я довольно эрудированная девушка и знаю, что такое БДСМ. Я не синий чулок, который хранит девственность, в ожидании принца или принцессы и у меня был секс и с мужчинами и женщинами, как ровесниками, так и старше, и я придерживаюсь взгляда — «Что все происходящие между сторонами в сексе, должно основываться на добровольности и желании обеих сторон процесса».
— Вспомни, что ты видела, — заставляла я сама себя.
А видела я заплаканное с размытой от слез косметикой мамино лицо. Но несмотря на то, что мама плакала, лицо ее излучало умиление, что могло говорить о том, что все что делала с мамой ее гостья, доставляло маме наслаждение и удовольствие.
Поэтому любое мое прямое вторжение в отношения мамы и Маргариты могло привести, к тому, что мама закроется, и их отношения уйдут, в подполье. И поэтому я не могу прийти и сказать маме о том, что я все знаю, и что она может не прятаться. К тому же ее ведь шантажируют тем, что о ней расскажут мне.
Нет! Работать с мамой совершенно не получится. Совершенно понятно, что если не получается работать с одним субъектом пары, то мне нужно как — то познакомится с Маргаритой и узнать всю информацию от нее. Эта задача была просто невыполнимой.
— Думай, думай, — приказала я себе, Не расслабляйся! Думай, что ты будешь делать. Выйти на Маргариту очень сложно, тебе не известна ее фамилия, где она работает, где она живет.