Ленивое лимонное солнце. Часть 6/6

Глава 10

Раздобыть номер папиного телефона оказалось достаточно легко. Просто позвонил в его офис в Сенате и узнал, где он остановился. Самым трудным было поговорить с ним, потому что ответила мама.

– Да, – огрызнулась она.

– Я бы хотел поговорить с папой.

– После того как вчера обошелся с нами обоими? После того как позволил этому... этому... этому мужчине так обращаться с нами на публике? Ты думаешь...

– Передай трубку ему, или я отключаюсь.

– Ты не смеешь выдвигать требований или угрожать. Я – твоя мать, Марк Робертс, а не какая-то маленькая отстойная подхалимка.

Я слышал, как на заднем плане что-то говорит папа, и слышал, как она что-то прошипела в ответ, но все было приглушенно.

– Марк? – сказал папа в трубку, в то время как мама все еще кричала на него на заднем плане. – Марк, ты здесь?

– За завтраком через час, – сказал я. – Только ты. Не... я повторяю, не... приводи ее, понял?

– Где? – спросил он.

Я дал ему название и общее местоположение маленькой кафешки на шоссе, ведущем в город с юга.

Когда мы разъединились, мама на заднем плане все еще на него кричала.

***

Я опоздал на десять минут, и папа уже наливал себе кофе, когда я заметил его в угловой кабинке и направился туда. Он выглядел сильно уставшим и на каждый день из своих пятидесяти девяти лет, к тому же, некоторые морщины на его лице углубились и стянули кожу вниз. Мешки под глазами, остекленевший взгляд и общая осанка довершали картину.

– Спасибо, – сказал он, когда я скользнул в кабинку напротив него. – За то, что позвонил мне и захотел со мной встретиться.

– Я не хотел, – сказал я как ни в чем не бывало. – Если бы смог придумать другой способ узнать правду о Кларисе Тэлботт, то сделал бы это, но не смог. Так что, давай послушаем что скажешь.

Он вздрогнул при упоминании ее имени, затем обреченно ссутулился, когда я жестом попросил и получил чашку кофе у морщинистой старой официантки с голубыми волосами, собранными в пучок.

– Этот маленький мальчик тебе не брат, – сказал папа. – Он – твой племянник. Он – сын Стиви.

– Да, верно. Потому что она ведь была секретаршей Стиви, верно?

Настала очередь папы погрузиться в свои мысли, и морщины, обозначившиеся на его лице и вокруг глаз, сказали мне, что мысли были болезненными.

– Мы были на парламентских каникулах, и Стиви только что вернулся из колледжа. Клариса Тэлботт была моим личным секретарем. Отличный работник. Яркая, живая, работала от заката до рассвета, а потом еще немного. У меня была целая куча предвыборных поездок. Помнишь? Я был готов к переизбранию, и было чертовски много работы.

Я кивнул. Когда он заколебался, я сказал:

– Я помню. Продолжай.

Он отвернулся, прежде чем продолжить.

– Ты все еще заканчивал выпускные экзамены, так что, я не думаю, что ты действительно много помнишь. Но ты же знаешь, на что это похоже.

– Да, – огрызнулся я, теряя терпение.

– Прости, – пробормотал он, затем сделал глоток воды, прежде чем продолжить. – В общем, мы были в Чаттануге, целый раунд митингов выходного дня и все такое. В отель вернулся поздно, общался с местными шишками, пожимал руки. Было уже далеко за полночь, когда я вернулся, и я особо не думал об этом. Стиви не было и все такое. Мы жили с ним в одном номере, а Клариса жила в номере с одной из пиарщиц. Другой женщиной, не могу вспомнить ее имя.

– И почему все это имеет значение? Может, просто перейдешь к делу?

Но я не мог его остановить. В его глазах появилось отсутствующее выражение, которое подсказало, что это как-то связано со смертью Стиви, и у меня по спине пробежал холодок.

– Сначала я ее даже не заметил. Я видел лишь кровати, и обе были пусты. Я подумал, что он, наверное, где-то в клубе, подгоняет кого-то или что-то в этом роде. Но потом услышал в углу скуление и что-то вроде суетливых движений. И включил свет, а она была там, съежившись и пытаясь спрятаться в углу с другой стороны кровати. Ее одежда была разорвана в клочья, и она была обнажена. Все, кроме ее лифчика, который просто висел на ней. Она была в истерике и вся перепугана. Я понял это в одно мгновение. Не знаю, как. Ну, то есть, как вообще можно так подумать о собственном сыне? Но я просто сразу все понял.

– Стиви ее изнасиловал, – сказал я, выразив словами то, что не смог отец.

Его глаза нашли меня, и после короткого колебания он сказал:

– Да. Не знаю, о чем он думал. Все еще не понимаю. Думаю, никто из нас никогда не поймет. Но он ее изнасиловал. И клянусь Богом, если бы он был в номере, когда я появился... если бы он был там, я бы убил его собственными руками.

– Что было дальше?

Его губы дрожали, когда он пытался взять себя в руки.

– Я позвонил пиарщице в комнату дальше по коридору и немедленно отвел ее туда. Ради Кларисы, понимаешь? Я имею в виду, что еще мне оставалось делать?

– Как насчет того, чтобы позвонить в полицию? – спросил я.

Он улыбнулся, улыбкой сначала горькой, но потом нежной.

– Конечно, Марк. Это то, что бы сделал ты. Я знаю. И это то, что также должен был сделать я, но я этого не сделал. Я слушал ту, другую женщину, а ее разум просто начал выплескивать идеи, инструкции и сценарии. Я видел последствия. Мою карьеру в Сенате, погрязшую в скандале. Моего сына в тюрьме. Все это.

– Ты позаботился о Кларисе Тэлботт?

– Конечно, позаботился, – прошипел он, стараясь говорить тише. – Думаешь, я такой уж монстр?

– Без присяжных, – выпалил я в ответ, затем сделал глоток кофе. – Что было дальше.

– Она одевала Кларису, пока я пытался позвонить кому-нибудь, кто мог бы позаботиться о бедной девочке. Как раз в тот момент, когда я уже терял надежду, раздался стук в дверь. Это была полиция, и они пришли, чтобы сказать, что Стиви врезался на своей машине в старый дуб на холмах вокруг Лукаут-Маунтин.

– Значит, ты все похоронил, – сказал я. – Ее подкупил, и дело замял.

Он дернул головой вверх и вниз.

– А что было бы хорошего в противном случае?

– Как насчет справедливости для Кларисы Тэлботт?

– Все это стало бы достоянием гласности – а ты прекрасно знаешь, что ее имя была бы названо публично и стало предметом всевозможных грязных сплетен – пошло бы это ей на пользу? Ты имеешь в виду такое правосудие? Твоя мать права, Марк. Иногда ты действительно можешь быть таким чертовым бойскаутом.

– Ты так говоришь, будто этого нужно стыдиться. Как будто я – неудачник, потому что хочу поступать правильно, папа. Неужели это действительно так уж плохо?

Он опустил голову и пробормотал:

– Нет.

– Итак, когда вы все узнали о беременности? И почему она не сделала аборт?

– Три месяца спустя. Сначала она просто думала, что это нервы из-за... того вечера. Однако позже, когда у нее вырос живот, она... ну, месяца через три или около того.

– А как узнал ты? Она тебе позвонила?

– Я заходил к ней пару раз в неделю. Посмотреть, как у нее дела, узнать, не нужно ли ей чего-нибудь. Я держал ее у себя на зарплате, но беспокоился о ней.

Он жестом попросил еще одну чашку кофе и, как только она была снова наполнена, продолжил:

– В общем, однажды я пришел, и она сказала, что беременна. Я не мог в это поверить. Не хотел в это верить. В любом случае, она сказала, что ребенка не отдаст. Думаю, что она довольно строгая католичка, отец в этом «Опус Деи» и все такое. В любом случае, это лишь усугубило ее плохую ситуацию, потому что я почти уверен, что из-за этого ее родители практически отреклись от нее.

– Итак, ты решил вмешаться и помочь, верно?

– Я сказал, что она останется на зарплате до тех пор, пока не родится ребенок. После этого мы придумаем, как раздобыть немного денег ей на поддержку и устроить на работу.

– И что она сказала?

– Не так уж много, на самом деле. Думаю, просто хотела от нас скрыться. От всех нас, но особенно от меня.

– А мальчик?

– Я даже не знаю его имени, – признался папа. – Ее единственный способ связи – это почтовая открытка, всякий раз, когда она меняет свой адрес, и еще мы посылаем ей чек раз в месяц, регулярно как часы.

– Его зовут Шайлер, – сказал я, свирепо глядя на своего отца. – Твоего внука зовут Шайлер, он играет в футбол, и он здоров, и выглядит точно так же как я в этом возрасте. Думаю, он пошел в тебя. Стиви пошел по маминой линии, но в Шайлере, должно быть, сказались твои гены.

Папа странно посмотрел на меня, будто пытаясь представить маленького мальчика.

– Шайлер? – спросил он.

– Шайлер. И он живет примерно в миле отсюда в маленьком дерьмовом домике с матерью, которая, насколько я мог видеть, все еще плохо справляется с ситуацией. И теперь она до смерти напугана, потому что у ее двери кто-то появился, что-то сказал ей и показал мою фотографию. Так что, теперь я даже не могу встретиться с ней и познакомиться со своим племянником. Чтобы она мне позволила, то есть. И я даже могу ее винить, если она не позволит, потому что ее более чем оправдывает сравнение меня с двумя другими мужчинами Робертсов, которые проделали долгий путь к тому, чтобы испортить всю ее жизнь, ты так не думаешь?

– Но это были люди Пэта, – сказал папа, – не я...

– Не хочу слышать твои гребаные оправдания, папа, – сказал я. – Я хочу услышать, что ты собираешься с этим делать. И хочу услышать это прямо сейчас.

Он посмотрел на меня, и на его лице появилось выражение решимости. Он встал, допил остатки кофе и сказал:

– Я пойду отолью, а потом ты отведешь меня к ней, хорошо?

***

Когда мы туда приехали, Кларисы Тэлботт дома не было. По настоянию папы мы подождали в машине, пока она вернется. Через два часа я предложил пообедать, но он этого не услышал. К половине второго мне захотелось отлить. Он предложил мне выйти и пойти поссать за деревом, лично он никуда идти не собирался.

Без десяти два она въехала на подъездную дорожку и вышла из машины.

Прежде чем она успела добраться до входной двери, из машины вышел папа и крикнул:

– Клариса, подожди минутку.

Она замерла, затем медленно повернулась к нему лицом. Я подбежал к отцу сзади, когда он перешел улицу, пересек ее лужайку и подошел к основанию крыльца, глядя на нее снизу-вверх.

– Сенатор, – сказала она, явно потрясенная.

– Клариса, успокойся. Я не знаю, что тебе сказали, но у тебя нет никаких проблем, поняла?

Ее кивок говорил о том, что она ему не поверила.

Папа оглядел дом, затем опять посмотрел на Кларису и сказал:

– Не возражаешь, если мы зайдем на минутку? Я думаю, Марку нужно в туалет.

Она посмотрела на меня, потом снова на папу и, заикаясь, сказала:

– К-к-конечно. Э-э, заходите.

Мы последовали за ней в аккуратную, уютную маленькую гостиную с маленьким, устаревшим на десять лет телевизором, стоящим на подставке напротив потертого дивана и подержанного кресла-качалки.

– Ванная дальше по коридору, – пробормотала она, избегая наших глаз. – Первая дверь налево.

Я пошел, отлил, вымыл руки и вернулся так быстро, как только позволил зов природы. Клариса сидела на диванчике, сложив руки на коленях и опустив голову. Папа сидел в кресле-качалке, придвинутом к ней, и говорил тихим голосом:

– Не могу выразить, как мне жаль. Почему ты мне не сказала?

– У нас все хорошо.

– У тебя не все хорошо, Клариса. Я говорил тебе, что сделаю для тебя все что нужно, но ты должна мне это позволить.

– Я все же вам говорила, – сказала она, глядя на него с небольшим блеском в глазах. – В прошлом году я отправила вам письмо. К вам домой, чтобы никто в офисе не получил его и не узнал. Я же говорила вам в нем, что у меня проблемы.

– Я так и не получил его, Клариса. Клянусь.

Однако я знал, куда это ведет. К маме, чертовски уверен.

– Ну, я это сделала, – настаивала она. – Я пыталась, сенатор. Но вы понятия не имеете, на что это похоже. Как это тяжело.

– Сколько ты ей платишь? – прервал его я. – Сколько ты получаешь на содержание Шайлера и все остальное?

– Полторы тысячи в месяц, – сказал папа.

– Четыре сотни в месяц, – в то же время сказала Клариса.

Папа уставился на нее.

– Полторы тысячи.

– Нет, папа, – сказал я. – Четыреста. Именно так я о ней узнал. Я увидел финансовые отчеты, показывающие все платежи. Там всегда было четыреста.

Я думал, у него будет сердечный приступ.

– Но... как... должно же было...

– Кто отвечал за все это? – спросил я.

– Не знаю, – сказал он. – То есть, Джим Паркер, полагаю. Но на самом деле я ему ничего не говорил. Это должно было... Я просто подумал...

– Ты оставил все на маму, не так ли?

Он кивнул, его лицо ничего не выражало кроме шока.

– А ты, – сказал я, поворачиваясь к Кларисе. – Ты, наверное, отправляла и другие письма на домашний адрес, верно?

Она посмотрела на папу и сказала:

– Да. В течение пяти лет. Пятнадцать, двадцать писем.

– И когда в дверях появился мужчина, он захотел знать, что узнал я, верно?

– Да, – прошептала она, напрягшись от воспоминаний.

– И сказал, что если скажешь ему неправду, тебя полностью отключат, верно?

– Верно.

Я перевел взгляд с нее на папу.

– Думаю, что вчера я попал в самую точку, папа. Она – чудовище. Мама – чудовище, и Стиви унаследовала ее гены более чем одним способом.

Он мог лишь смотреть на меня, все, что в нем еще оставалось хорошего, было настолько потрясено и испытывало отвращение к действиям мамы и продолжающемуся грабежу Кларисы Тэлботт.

– Но ты ведь все исправишь, не так ли, папа?

Он кивнул.

– Ты исправишь это прямо сейчас, верно?

Он снова кивнул, немного быстрее.

– Тогда доставай чековую книжку. Прямо сейчас.

Он сунул руку в карман куртки и вытащил ее.

– Ну? – сказал я. – Чего ждешь? Начинай заполнять.

Он потянулся за ручкой, а я повернулся уходить.

***

Я был уже в четырех кварталах, когда услышал, как она зовет меня сзади.

Я обернулся и увидел Кларису Тэлботт, бегущую за мной и машущую, чтобы я остановился. Я это сделал, а затем пошел к ней назад, прежде чем она упадет в обморок. Увидев, что я возвращаюсь, она ждала, уперев руки в колени и хватая ртом воздух.

– Прости, – сказал я. – Я не знал.

– Ты поэтому появился?

– Да.

– Поэтому же ты также ходил на его игры и болел за него.

– Опять все верно, – сказал я. – Сначала я подумал, что он – мой брат. Я думал, ты с папой... ну, ты понимаешь.

– Насколько много ты знаешь?

– Практически все. Папа рассказал мне сегодня утром. Он сказал, что Шайлер – мой племянник, и сказал...

Она выпрямилась, все еще пытаясь отдышаться.

–.. .сказал тебе, что Стивен меня изнасиловал. Что произошло именно это.

Я кивнул, затем добавил:

– И сказал, что они также поддерживают тебя и Шайлера. Но я видел ваш дом и почти уверен, что они могли бы сделать это лучше. Кроме того, я помню выражение твоего лица, когда ты захлопнула передо мной дверь. Я слышал, как ты с кем-то разговаривала по телефону.

– Итак, ты заставил его прийти сюда и сказать, чтобы... ну, все исправить, не так ли?

– Не думаю, что ты должна жить в страхе или оглядываться через плечо на то, что вызвал я.

– А что ты вызвал?

– Я сбежал. Приехал сюда, чтобы найти тебя и своего младшего брата. Вот что я придумал, и вот почему приехал сюда.

– И никому не сказал?

– Долгая история.

– Я бы хотела как-нибудь ее услышать, – сказала она, ее глаза пронзили меня пристальным взглядом. – Потому что, что бы они ни сделали, тут должно быть нечто большее. Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь – и я имею в виду кого угодно – так разговаривал с твоим отцом. Никогда.

– Ты просто не поверишь.

– Боюсь, поверю. Если это касается твоей матери, то сейчас я думаю, что определенно поверила бы в это.

– Да, хорошо, может быть, когда-нибудь я все расскажу тебе.

Я молча смотрел на нее с минуту, затем повернулся, чтобы продолжить идти.

– Эй, Марк? – сказала она.

Я остановился и обернулся.

– Да?

– Я знаю, что он не твой брат и все такое, но все же он – твой племянник, понимаешь?

– Понимаю.

– Ну, я просто подумала, может быть, ты захочешь как-нибудь с ним встретиться.

Я улыбнулся.

– Я бы очень этого хотел. Сильнее, чем ты можешь себе представить.

Я поколебался, но все же добавил:

– Но не будет ли для тебя это слишком тяжело? Зная, что я – брат парня, который... ну, ты понимаешь.

Она покачала головой.

– Ты совсем не похож на него. Ничем. И Шайлеру в его жизни нужен кто-то еще. Так что, в любое время, когда сможешь дать... ну, я думаю, это бы помогло. Что угодно.

Я кивнул.

– Остерегайся своих желаний. Если я добьюсь своего, он будет играть на барабанах в небольшой группе, которую я подумываю собрать.

Она рассмеялась.

– Спасибо. Это как раз то, что мне нужно. Мини-Дейв Грол, работающий день и ночь напролет.

– Мы что-нибудь придумаем на его игре в воскресенье, если ты не против.

– Это прекрасно, – сказала она. – И, Марк. Спасибо. На самом деле.

Я отмахнулся от нее, затем повернулся и пошел навстречу резкому ветру, дующему в лицо.

Сэнди была права. Здесь, на севере, холодно.

Я решил надеть что-нибудь потеплее, потому что сейчас ни за что не собирался болеть.

Глава 11

Это был долгий день, потраченный на то, чтобы дойти от дома Кларисы до закусочной, забрать свою машину. Затем я позвонил Уитни и договорился о встрече с ней и Ребеккой. Проехав по городу и обдумав все в течение почти двух часов, я записался на прием и все им рассказал. О появлении моих родителей, о Сэнди накануне вечером, о моем брате-подонке, племяннике и Кларисе. Обо всем этом беспорядке.

Когда это было сделано, они обе выглядели такими же усталыми и измученными, как и я. Они отказались от еды, и я побрел обратно в свою маленькую убогую квартирку.

Было темно, и я щелкнул выключателем на кухне. Я не ел весь день, и в животе у меня урчало. А также я, к тому же, продрог до костей, но решил отказаться от супа на гарнир. Таким образом, в половине восьмого я сидел один за своим столом с итальянской говядиной со сладким перцем и салатом на гарнир. Я не попробовал еду, хотя пиво и последующий крепкий напиток успокоили мои нервы.

Последний взгляд на часы, – без десяти восемь – и я выбросил недоеденное в мусорное ведро и направилась в спальню.

Открыв дверь, я услышал движение на кровати и включил свет.

Поверх одеяла на боку лежала Сэнди, свернувшись калачиком, и крепко спала. Я улыбнулся, не заботясь о том, как она сюда попала.

Я разделся, натянул пижамные штаны и футболку и лег на кровать рядом с ней. Она что-то бормотала и ерзала, затем снова уснула и начала равномерно похрапывать.

Я лежал, довольный тем, что впервые за несколько месяцев просто наблюдаю, как она спит. Затем меня осенила мысль: у меня есть ответ, если у нее есть свой.

***

– Я думала, это сон, – прошептала она, когда солнечный свет разбудил меня.

Я с улыбкой повернулся к ней.

– Как ты сюда попала?

– Дверь во внутренний дворик была не заперта. Ты, должно быть, забыл запереть ее прошлым вечером, когда вошел.

– Когда ты сюда добралась?

– Ближе к вечеру. Я звонила к тебе на работу, но там сказали, что ты взял отгул. Я решила подождать, но, должно быть, заснула.

– У тому же, довольно рано. Я лег спать незадолго до восьми, а ты уже храпела вовсю.

– Я не храплю.

– В следующий раз тебя запишу.

– Ты серьезно? – спросила она, мгновение обдумывая это. – Я храплю?

– Ага.

– И какого рода храп?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, знаешь. Этакий большой грохочущий храп или изящное легкое похрапывание? Типа милый храп, которого едва слышно.

– Тот, что большой и грохочущий.

– Неправда, – запротестовала она, затем хихикнула и толкнула меня.

Я улыбнулся, вспомнив о старой Сэнди, которая всегда была подобна сильному порыву постоянного ветра.

– Я пришла сюда, чтобы кое-что тебе сказать, – сказала она через мгновение.

– Что именно?

– Что я поеду туда, куда ты захочешь, и сделаю все, что ты захочешь, на любых условиях, которые ты захочешь, – твердо и убедительно сказала она. Затем ее голос понизился, и она сказала: – Предполагая, что ты решишь дать нам второй шанс, то есть. Дай мне второй шанс.

– Даже если это означает остаться здесь?

– Здесь, в смысле в этом городе, или здесь, в этой маленькой убогой квартирке?

– Разве это имеет значение?

Она пожала плечами.

– Знаешь, мы можем позволить себе место и получше. Но если захочешь остаться именно здесь, тогда ладно. Я останусь здесь, с тобой.

Я улыбнулся.

– Уверена?

– Но есть только одно условие.

– Какое? – спросил я, прищурившись.

– Этот новый ты? Тот, что начинает делать то, что хочет, и все такое? Он тоже все равно должен оставаться прежним тобой.

– В смысле?

– Я влюбилась в Марка Робертса, который любил меня в ответ и хотел проводить со мной время. Ты же хочешь играть в группе и зарабатывать на жизнь чем-то другим – даже работать в баре, если уж на то пошло, – это прекрасно. Но я все еще хочу Марка, который будет петь мне во внутреннем дворике, держать меня за руку и обычно также позволять мне выбирать фильмы. Или этого Марка больше нет?

– Значит, я должен продолжать смотреть это сентиментальное дерьмо, на которое ты всегда меня тащишь?

Она кивнула, но не улыбнулась. Она прикусила губу и сказала:

– Прости. Мы сможем смотреть больше твоих, но я все равно хочу видеть и кое-что из своих тоже.

– Итак, ты хочешь сказать, что – при условии, конечно, что мы решим сделать это еще раз, – ты хочешь сказать, что это все равно должно быть партнерство. Я не могу превратиться в какого-то мелкого тирана, так?

– Что-то в этом роде.

– Даже если это станет извращением и будет включать легкие шлепки и откровенный эксгибиционизм.

– Убирайся, – сказала она, снова толкая меня с этим игривым хихиканьем. – Эксгибиционизм в этой чертовой тундре? Ты издеваешься надо мной или что?

– Значит, легкие шлепки в деле?

Она игриво пожала плечами.

– Конечно, почему нет? Твоя задница как сталь. Я не должна причинять тебе слишком сильную боль.

Я рассмеялся, затем повторил про себя то, что она только что сказала, и замолчал. Ребекка говорила это о том, что я считал своим несколько средним задом.

– Что?

– Возможно, у меня здесь была девушка.

– Возможно?

– Была.

На ее лице медленно появилось испуганное выражение.

– Ты ее любишь?

– Настолько далеко не зашел.

– Но все еще с ней встречаешься?

– Видел ее всего несколько раз, Сэнди. А потом мы вроде как просто подружились.

– Но ты...

– Да.

Она закрыла глаза и откинулась на кровать.

– Я правда думал, что между нами все кончено, – объяснил я. – Что все это было шуткой с самого начала.

Она открыла глаза, все еще глядя в потолок, и сказала:

– Можем мы поговорить об этом в другой раз?

– Ты уверена, что это хорошая идея?

– Уверена. Мне просто нужно собраться с мыслями.

– Как так?

Она повернулась на бок и посмотрела на меня.

– Ты спал с ней, такой была я три года назад. Ты чувствовал то же, что и я тогда, как будто это был не настоящий брак, так, что в этом такого, верно?

– В значительной степени.

– Так, как же я могу ненавидеть тебя, или кричать на тебя, или обвинять тебя, или что-то еще? Особенно, если я в то время делала то же самое.

– Думаю, что да, но все же.

Она покачала головой.

– И ты сделал это после того, как сбежал, после того как я потратила три года, пытаясь доказать, что люблю тебя так же сильно, как ты любил меня, так что, это довольно... ну, больно. Но опять же, в значительной степени именно тогда я и поступила так с тобой. После того как ты провел первые годы, показывая мне, как сильно на самом деле любишь меня.

– Я сделал это не ради того, чтобы поквитаться, – сказал я. – Мы просто сделали это...

– Не имеет значения, если ты сделал это только один раз, – сказала она, протягивая руку, чтобы погладить меня по щеке. – Важно то, что я просто должна с этим смириться, хорошо? И я это сделаю. Обещаю.

– Если тебе нужно еще немного времени, чтобы подумать об этом... – начал я, но был остановлен, когда она наклонилась и поцеловала меня.

– Мне не нужно больше времени, Марк. Я знаю, чего хочу, и знаю, что нам обоим нужно кое-что пережить, хорошо? Просто не ожидала, что мне придется это пережить. Застало меня немного врасплох, хотя и не знаю почему.

– О чем ты говоришь? Что я – охотник за юбками?

– Нет, – сказала она, протягивая руку под мою рубашку, чтобы погладить мою грудь. – Что ты – горячая штучка, и я удивлена, что придя сюда, не нашла тебя с целой стаей цыпочек вокруг.

– Разве я забыл о них упомянуть?

Она засмеялась, затем оттолкнула меня.

– Иди, почисти зубы.

***

– Сегодня ты просто летаешь, – заметил Ферлин, когда я убирался после толпы во время обеда.

– Дела идут на лад, мой дородный приятель.

– Дородный приятель?

Я улыбнулся.

– Дела определенно идут в гору.

Он посмотрел на меня на мгновение, затем улыбнулся и сказал:

– Молодец.

– Спасибо.

– Не за что.

– Нет, я имею в виду за все. Спасибо.

– Я знаю, что ты имел в виду, – проворчал он. – И ты все еще желанный гость. Это значит, что ты увольняешься?

– Не сейчас, но скоро.

– Попробуй предупредить меня за неделю, а?

– Я дам тебе три.

– Справедливо.

***

После работы зашли выпить Ребекка и Уитни.

– Вы снова вместе, не так ли? – сказала Уитни, и ее лицо было таким счастливым, каким я его никогда не видел.

– Похоже на то.

Ребекка сначала казалась сбитой с толку, потом просто улыбнулась и пожала плечами.

– Ну ладно, может быть, в следующий раз.

Я наклонился и сказал им обеим:

– Насколько я понимаю, это ничего не меняет. Кроме Ферлина, Тедди Купера, Ника Харлана и здешних девчонок, вы – единственные, кого я здесь знаю.

– Так ты остаешься здесь? – сказала Ребекка. – Не собираешься возвращаться на ту высокооплачиваемую работу в Мемфисе?

– Остаюсь здесь.

– С ней?

– С Сэнди. Да.

На это она по-настоящему улыбнулась.

– Круто.

– Привет, детка, – сказал, подходя, парень.

Лицо Уитни озарилось, и она сказала:

– И тебе привет, детка.

Он наклонился и поцеловал ее, затем посмотрел на меня и сказал:

– Бутылку Будвайзера?

– Аарон, – сказала ему Уитни, – это – Марк Робертс, тот, о ком я тебе рассказывала.

Он лениво улыбнулся мне, но его глаза сузились, когда он на меня посмотрел.

– Привет, Марк, – сказал он, протягивая руку.

– Ты ведь полицейский, верно? – спросил я, когда мы пожали друг другу руки.

– Это она тебе сказала?

– Нет. Просто удачная догадка.

Когда полчаса спустя все они ушли, Ребекка посмотрела мне в глаза, затем опустила взгляд на свою руку, лежащую на стойке бара. Я тоже посмотрел вниз и увидел, как она пододвинула маленький листок сложенной бумаги по стойке бара. Когда она подняла руку, я опять посмотрел ей в лицо. Широко улыбнувшись и кокетливо приподняв брови, она ушла.

Я проследил за этой великолепной задницей до самой двери, прежде чем взять записку и прочитать. там говорилось:

«Юридическая школа Лойолы открывает три вакансии доцента, начиная с осени следующего года. Просто подумала, что тебе это может быть интересно».

Я подумал об этом, затем сунул записку в карман.

Черт возьми, да, мне было интересно.

***

Сэнди встретила меня, чтобы выпить после работы, и мы сидели в углу, когда вошел ее папа с моим папой.

– Марк, – позвал он, фальшиво улыбаясь от уха до уха.

– Пэт, – ответил я, не потрудившись встать или протянуть руку.

Он заколебался, улыбка дрогнула, затем собрал все сила и продолжил:

– Итак, мы нашли тебя, мальчик. Не возражаешь, если я присяду?

– Да, папочка, мы не возражаем, – сказала Сэнди с болезненно-сладкой улыбкой на лице.

Черты его лица омрачились, и на этот раз улыбка исчезла совсем. И тут он стал выше ростом, пытаясь в полной мере использовать свои природные преимущества.

– Я просто хочу знать, что с тобой все в порядке, – сказал он.

– Мы выходим, папочка, – сказала Сэнди. – Понял? Из всего. Теперь будем жить здесь, на севере, и не хотим иметь ничего общего ни с кем из вас. Ничего. Ни черта, черт возьми. Ни с тобой, ни с мамой, ни с сенатором и Деброй, вы все теперь вне игры, понятно?

– Кто тебе...?

– Пойдем, Марк, – сказала она, отталкиваясь от барного стула и хватая меня за руку.

Я позволил ей провести меня мимо них к двери. Однако на полпути она остановилась и обернулась.

– И давай проясним все сразу, папочка, – сказала она, рычащим голосом, – ты оставляешь нас в покое и следишь за тем, чтобы все остальные тоже оставили нас в покое. Если у нашей входной двери появится пресса, я скажу им все прямо. Обо всем. И потом ты сможешь объяснить бедным избирателям Теннесси, как использовал свою собственную дочь, чтобы выставить их всех дураками.

Его лицо исказила ярость, а массивные кулаки сжались по бокам.

– Скажи, что понял, – сказала она сквозь стиснутые зубы.

Он молча смотрел.

– Скажи, – потребовала она.

– Я понял.

С этими словами она снова развернулась и в раздражении вывела меня за дверь.

***

Она последовала за мной обратно в мою маленькую убогую квартирку. До того как приехала Сэнди – и до того, как я решил попробовать еще раз, – меня это место устраивало. Черт возьми, оно соответствовало моим потребностям. Теперь, однако, я был слегка смущен. Ребекка права: это была, скорее, комната в общежитии, чем дом.

– Умираю с голоду, – сказала Сэнди, снимая свои слои куртки, свитера, шляпы и шарфа, встряхивая при этом волосами. – У тебя есть что-нибудь поесть?

– Сэндвич?

Она одарила меня своим знаменитым насмешливым взглядом, который наполовину означает «какого черта», а наполовину «ты-не-можешь-быть-серьезным».

– И это все?

– Ага.

– Это то, чем ты жил последние два месяца?

– Ага.

Она начала улыбаться.

– Какой сэндвич?

Я подошел к морозилке и открыл ее.

– Сегодня – четверг, так что, это – Текс-Мекс-неряшливый-Джо, приготовленный из молотого бизона.

– Бизона? Типа, мясо буйвола?

– Типа мясо буйвола.

– Есть ли в нем какая-нибудь польза?

– Ни малейшего понятия. Я еще его не пробовал.

Она сократила расстояние между нами и обняла меня, уткнувшись лицом мне в грудь.

– Ты уже изменился, Марк. И думаю, что это к лучшему.

– Как так?

– Не знаю. Просто изменился.

– Итак, ты готова к гамбургеру?

– Конечно.

Она помогла мне разморозить, а затем осторожно разогреть начинку для сэндвича. Двадцать минут спустя мы сидели друг напротив друга за крошечным столиком, не в силах оторвать глаз друг от друга во время еды, но и не в силах ничего толком сказать.

Когда закончил и отставил тарелку в сторону, я потянулся через стол и провел кончиками пальцев по тыльной стороне руки Сэнди. Это положило начало водопаду. Смахнув слезу, скатившуюся по ее щекам, я спросил:

– Что случилось?

– Я думала, что потеряла тебя. Два месяца я боялась, что больше никогда тебя не увижу. Потом, когда я, наконец, тебя нашла, это выражение твоего лица, когда ты пел ту песню.

– Прости, – сказал я.

– Это не твоя вина, – сказала она. – Моя. И их тоже.

– В основном их.

Она взяла мою руку и погладила моей ладонью свою щеку, прежде чем поцеловать ее.

– Если это случится еще раз – если это не сработает, и ты решишь двигаться дальше – по крайней мере, скажи мне в лицо, хорошо?

– Все получится, Сэнди, – сказал я, чувствуя, что уверен в каждом слове.

– Но, если этого не произойдет, пообещай, что ты не исчезнешь просто так.

– Обещаю.

Она улыбнулась и наклонилась к моей руке.

– Спасибо.

Через несколько минут мы оба почувствовали себя более расслабленными. Я стоял у раковины и мыл посуду, в то время как Сэнди вытирала и убирала ее. По мере того как мы это делали, она становилась все более игривой, протягивая руку, чтобы стряхнуть воду на мою рубашку, пока я не сделал то же самое с ней и не переборщил.

– Я промокла, – сказала она, глядя на мокрую ткань, покрывающую большую часть спереди ее блузки.

– Так тебе и надо.

– Отлично, – сказала она, знакомый изгиб приподнял уголок ее губ, когда в ее глазах заплясал огонек. – С таким же успехом это может быть сейчас, как и в любое другое время.

Она начала расстегивать блузку, но я решил прикинуться дурачком.

– Что ты делаешь?

– Ты чертовски хорошо знаешь, что я делаю.

Я покачал головой и откинулся назад.

– Ни малейшего понятия. Нам еще нужно закончить с посудой.

– У меня зуд, который нужно срочно почесать.

– Но как же посуда? – запротестовал я.

– Зуд на первом месте.

Она сняла блузку и подошла ко мне, легко упав в мои объятия и подняв свое лицо к моему.

– Так что, если только эта стая фанаток не измотала тебя окончательно, приступай к почесыванию.

Я наклонил голову и поцеловал ее. Страсть быстро нарастала, когда я провел руками по ее обнаженной спине. Ее фигура, стройная с самого начала, была почти изможденной; я чувствовал кончиками пальцев ребра ее грудной клеткм, а ее лифчик, когда я потянулся, чтобы расстегнуть его, был свободным.

Но поцелуй, и то, как и где она прикасалась ко мне, все еще были Сэнди. Сэнди, в которую я влюблен. Той, кто начала быстро действовать и теперь тянула мою рубашку, чтобы снять ее через голову, перед тем как направиться прямо к джинсам и расстегнуть их, прежде чем стянуть вниз.

– Подожди, – сказал я, отрываясь и отступая назад.

– Что не так? – спросила она, ее лицо было смущенным и более чем слегка обиженным.

Я одарил ее широкой улыбкой.

– Я хочу посмотреть, как ты разденешься сама.

– Прямо здесь? – спросила она, ее глаза метнулись к окну над раковиной, затем через плечо к раздвижным стеклянным дверям позади нас.

– Это ты начала, – сказал я.

– Это та штука с эксгибиционизмом, которой ты мне угрожал? – спросила она, боль с лица пропала, и вернулся огонек, когда она начала скользить пальцами по ребрам, груди и животу.

– Может быть.

– Здесь все такие же извращенцы, как и ты, или ты просто проводишь ночи в одиночестве, просматривая интернет-порно?

– Не скажу.

Ее руки скользнули вниз по передней части джинсов, и я увидел, как ее бедра начали медленно вращаться, когда ее правая рука опустилась достаточно низко для контакта.

– Это то, что ты имел в виду?

– В значительной степени.

Ее левая рука начала массировать грудь, сжимая и пощипывая напряженные соски, в то время как правая продолжала извиваться в штанах.

– Ты не собираешься ко мне присоединиться? – спросила она, выдыхая с облегчением, когда заговорила.

– В смысле, помочь тебе?

– Как и в том, чтобы раздеться передо мной тоже.

– Вот так? – спросил я, до конца стягивая джинсы.

Она прикусила губу, но не сводила с меня глаз.

– Лучше бы это было именно так.

– Вот так? – спросил я, залезая в свои боксеры и хватаясь за свой стояк.

– Теперь погладь его, – сказала она, ее левая рука скользнула вниз, чтобы расстегнуть джинсы. Она выскользнула из них, и я получил полный обзор ее правой руки, извивающейся между ног.

Я начал медленно поглаживать, загипнотизированный видом моей жены-феи, ублажающей себя.

– Теперь нижнее белье, – сказала она.

Левой рукой я медленно спустил трусы вниз по бедрам, пока они не упали до лодыжек.

Выйдя из них, я подошел к Сэнди и наклонился, чтобы поцеловать ее. Моя левая рука присоединилась к руке в ее трусиках, в то время как правая потянулась сзади и схватила ее за попу, сжимая и разминая, прежде чем я стянул с нее трусики.

– Как мило, – пробормотала она, задыхаясь от наших поцелуев.

Ее рука была мягкой и прохладной, она нашла меня и потянула на пол кухни.

– Не могу дождаться, – сказала она, откидываясь назад и притягивая меня к себе.

Она направила меня внутрь, а ее поцелуи стали более голодными. Я был ошеломлен этими ощущениями. Она была невероятно тугой, влажным адом, и ее бедра поднялись навстречу моим, когда я достиг дна. Ее оргазм был почти мгновенным, когда она схватила меня за задницу и попыталась втянуть глубже в себя, ее бедра дергались и терлись о мой таз, чтобы увеличить контакт с ее клитором.

Как только ее бедра замедлились, я начал толкаться внутрь и наружу, сначала медленно, но вскоре увеличил скорость и силу.

– Да, да, – пропыхтела она мне в ухо. – Именно так, детка. Да, именно так. Я хочу кончить еще раз.

Мне пришлось опереться руками о прохладный, скользкий линолеум, чтобы мы не врезались в стену, и я почувствовал, как приближается моя собственная разрядка, когда она опять начала ввинчиваться и извиваться подо мной, ее ногти глубоко впились в мою кожу и удерживали меня неподвижно. Ее скользкие стенки содрогались и засасывали меня все глубже, и я откинул голову назад и просто взорвался в ней.

Мгновение спустя тело Сэнди полностью рухнуло на пол, обмякшее и пресыщенное.

– Боже мой, это было горячо.

Я улыбнулся, все еще полностью утонувший в ней.

– В какой части?

– Во всех.

– Тебе понравилось, не так ли?

Она посмотрела на меня из-под полуприкрытых век и лениво улыбнулась.

– Ты все же извращенец.

Я усмехнулся.

– Да, но, по-видимому, и ты тоже.

– Плевать.

– Плевать.

***

Полтора часа спустя, сразу после завершения второго раунда, мы вместе лежали в постели.

– У тебя и впрямь разыгрался аппетит, не так ли?

Она ухмыльнулась.

– Как я уже говорила, здесь чертовски чешется.

– Ты хочешь затрахать меня до смерти?

– Может быть.

– В наказание?

– А ты жалуешься?

– Нет.

Ее улыбка из яркой превратилась в ностальгическую, и я сказал:

– О чем думаешь.

Она выдохнула, затем сказала:

– Это все еще кажется нереальным, понимаешь?

– Как так?

– Просто я так боялась. Все эти недели я не думала, что когда-нибудь увижу тебя опять. Потом, когда мама сказала, что ты ничего не знал, я была убеждена, что ты просто сбежал от меня.

– И это делает все более реальным?

– Это помогает, – сказала она, прижимаясь ко мне. – Я имею в виду, что часть со схваткой великолепна и все такое – видит Бог, мне это и впрямь нужно – но это лишь часть, Марк. Просто твои объятия. Это казалось почти реальным, когда я проснулась в твоих объятиях, но я также хочу и засыпать в них.

– Ты спрашиваешь, не можешь ли ты остаться на ночь?

– Не слишком ли рано?

– Нет, – сказал я, качая головой. – Я думаю, что мне тоже нужна эта часть.

Она одарила меня счастливой, довольной улыбкой, затем сильнее прижалась своей гладкой обнаженной кожей к моей. Через несколько минут она тихо посапывала, ее дыхание щекотало несколько волосков на моей груди.

***

На следующее утро она разбудила меня, как обычно будила только по воскресеньям.

Я рекомендую это всем, кто хочет начать день ч правильной ноты.

Глава 12

Ужин в пятницу вечером был потрачен на то, чтобы рассказать Сэнди обо всем, что случилось.

Я рассказал ей о Кларисе Тэлботт, о том, как мой брат изнасиловал ее, и о моем племяннике, о котором я ничего не знал. Она была, мягко говоря, ошеломлена, но не совсем удивлена ролью Стиви в этом.

– Мне жаль, Марк, – сказала она. – Я знаю, что он твой брат и все такое, но в нем всегда была некоторая садистская жилка. Раньше я думала, что это значит, что он – сильный, но это было не так. Иногда он был просто злым.

– Но ты его любила, – заметила я.

Она покачала головой.

– Мне нравилась идея о нем. О нем и о нас вместе. Как будто король и королева выпускного бала вместе, у них – прекрасный дом и они рожают красивых детей. Позже, как я тебе уже говорила, я поняла, что он был бы таким же, как все остальные мужья-мудаки. У меня был бы дом, дети и обеды в клубе, но никогда не было бы родственной души.

– Ты считаешь меня своей второй половинкой? – спросил я, слегка смущенный мыслью, которую она никогда бы не высказала.

– Ты знаешь, что это так, – сказала она, удивленная, что я спрашиваю. – Разве ты не считаешь меня своей второй половинкой?

– Нет, – сказал я. – Я считаю тебя инь для моего ян. Ты дополняешь меня так, как и должно.

– А это другое?

– Думаю, да.

– Хммм, – сказала она, поджав губы, чтобы обдумать.

Затем я рассказал ей о концертах и о том, как они привели меня к встрече с Тедди и Ником, чтобы отшлифовать мои песни. Поначалу ей было все равно, потому что она понятия не имела, кто они такие.

– Они написали всю музыку для LеаdFооt, – сказал я, вводя ее в курс дела.

В ее голове вспыхнула лампочка.

– И теперь они в Gеnеrаl Bеаurеgаrd?

– Вот именно.

– Ух, ты, – сказала она. – Хорошо, я полагаю, это большое дело.

– Вот именно, – сказал я, довольный собой.

– И они собираются записывать твои песни?

– Нет. Они собираются помочь мне продать их другим исполнителям.

Она на мгновение задумалась, затем сказала:

– И это то, что ты собираешься делать сейчас? Быть автором песен?

– Только неполный рабочий день. Я подумываю о том, чтобы попытаться устроиться на работу профессором права на полный рабочий день.

– Профессором? – сказала она, затем рассмеялась и одарила меня распутной ухмылкой. – Значит, тебе мало того, что у тебя есть куча поклонниц, теперь еще и все эти маленькие студентки будут ластиться к тебе?

Я рассмеялся.

– Никогда не бывает достаточно.

– А если я начну одеваться как школьница, профессор? – Она прижалась ближе. – Коротенькие юбочки и слишком узкая белая блузка? И, может быть, плохо себя вести в классе?

– Ты – непослушная маленькая девочка, – засмеялся я, затем перекинул ее через колени и крепко шлепнул по заднице.

– Ай!

– Ай, хорошо или ай, плохо?

– Ай, я была непослушной девочкой, – сказала она, оборачиваясь через плечо и бросая мне вызов.

Это привело к довольно энергичной прогулке по проспектам, по которым мы никогда раньше не ходили. После этого, потирая ягодицы, она настояла, чтобы я нанес лосьон. Это было почти так же весело, как и сама возня. Для нас обоих.

***

В воскресенье в полдень мы с Сэнди сидели рядом с Кларисой Тэлботт, тесно прижавшись друг к другу под зонтиком, пока по нему барабанил ледяной дождь. Наш разговор, сквозь лязг зубов и постоянную дрожь, был посвящен погоде на севере. Я сомневаюсь, что увидел бы его, если бы перед самым концом первой четверти кто-то не встал и не ушел.

Он съежился в полном одиночестве, без зонтика, его бейсболка промокла насквозь, когда он ссутулил плечи от непогоды. Однако даже с того места, где мы находились, я мог видеть, что он погружен в свои мысли, наблюдая, как его внук бегает по грязному полю.

Я толкнул Сэнди локтем, и она посмотрела. Выражение ее лица было непроницаемым.

Клариса повернулась, посмотрела и сказала почти про себя:

– Знаете, а он ведь не виноват. Ни в чем из этого.

Я придержал язык, но Сэнди не удержалась:

– Если бы его это волновало, он бы вмешался лично.

– Но она – его жена, – сказала Клариса. – Если не можешь доверять своей жене, кому тогда можешь доверять?

Сэнди бросила на меня быстрый взгляд, затем опустила глаза. Я взял ее замерзшую руку в свою и сжал, пытаясь согреть ее кожу.

– Ты права, – сказал я Кларисе. – Я не думаю, что легко поверить, что такие вещи действительно могут исходить от женщины, которой отдал свое сердце и душу все эти годы назад.

– Но он мог бы быть рядом с тобой, – прошептала Сэнди через мгновение. – Он мог бы постараться сильнее. Пытаться стать частью жизни Шайлера.

Клариса вздохнула.

– Да, может быть. Хотя я не совсем уверена, что позволила бы ему это сделать.

– Тогда почему сейчас?

– Потому что прошло много времени. И теперь он пытается поступать правильно. Дело не только в деньгах, хотя и они, конечно, важны. Однако это не из-за ответственности. Я думаю, это из-за стыда. Я думаю, он все это время, винил себя за Стивена и... и за то, кем он был и что сделал.

Клариса повернулась ко мне.

– Я не знаю, что он сделал с тобой, но знаю, что тут есть нечто большее. И все же, не думаю, что здесь – только его вина. Возможно, тебе стоит об этом подумать.

Я не пошевелился, просто оглянулся на него, оставшегося наедине со своими мыслями.

***

В конце третьей четверти Генералам удалось забить тачдаун. Не Шайлеру, а квотербеку. Однако Шайлер бросил ключевой блок прямо перед линией ворот. Они выстояли и выиграли с шестью очками.

Он подбежал к нам после игры, крепко обняв свою маму, покрыв ее дождевик грязью.

– Мы сделали это, – сказал он, полный энергии даже после половины дня, проведенного на футбольном поле. – Мы не пепобеждены, мама. Знаешь, что это значит?

– Нет, милый, – сказала она, пальцами зачесывая его волосы назад. – И что это значит?

– Я получу приз! – сказал он, улыбнувшись, показав отсутствие молочных зубов.

Затем он повернулся к нам.

– Чьи вы родители?

Клариса опустилась перед ним на колени.

– Это – твой дядя Марк, – сказала она. – И твоя тетя Сэнди.

Он выглядел озадаченным.

– У меня есть дядя? И тетя?

Я видел своего отца в стороне, наблюдая, как он переступает с ноги на ногу, его лицо превратилось в маску печали. Я кашлянул и, когда Клариса посмотрела, кивнул в сторону моего отца. Она посмотрела, затем грустно улыбнулась.

– И дедушка тоже.

– Дедушка?

– Он вон там, милый.

Шайлер повернулся и посмотрел, не зная, что делать. После минутного пристального взгляда он спросил тихим голосом:

– Ты – мой дедушка?

Папа поколебался, потом кивнул.

Шайлер преодолел четыре с половиной метра между ним и папой, остановился и посмотрел вверх.

– Где же ты был?

Папа прочистил горло, и я видел, что он сдерживает слезы. Его тело напряглось, и, казалось, все, что он мог сделать, это лишь наклониться и обнять маленького мальчика. Через мгновение он сказал:

– Наверное, я не был очень хорошим дедушкой, не так ли?

– Нет, – сказал мальчик. – не был.

Они смотрели друг на друга минуту или больше. Затем, словно в замедленной съемке, Шайлер протянул свою крошечную ручку и сказал:

– Не мог бы ты купить мне горячего какао, пока оно не закончилось?

Слезы смешались с дождем на лице папы, и он прохрипел:

– Да. С удовольствием.

Маленький мальчик привел его в крошечную закусочную рядом с конечной зоной, уже переполненную игроками.

– Он хочет быть частью жизни Шайлера, – сказала Клариса, наблюдая за ними. – Мы говорили об этом, после того как ты ушел, и думаю, что это будет хорошо для Шайлера.

– А моя мама? – спросил я.

Она напряженно покачала головой.

– Он не думал, что это разумно.

– Он прав.

Мы всей группой направились к закусочной, встав в сторонке.

– У тебя есть какие-нибудь планы на ранний ужин? – спросила Сэнди Кларису.

Она пожала плечами.

– Наверное, просто суп и сэндвичи. В такой холодный день, как этот...

– Ты не поверишь своей удаче, – сказала Сэнди, просияв под серыми небесами. – Как думаешь, Шайлер любит бекон и помидоры на жареном сыре?

Я посмотрел на Сэнди и ухмыльнулся.

– Но в воскресенье не вечер жареного сыра.

– Это пока, – возразила она, затем повернулась к Кларисе. – Вы, ребята, в деле?

***

Папа отклонил приглашение Сэнди на ужин.

– Спасибо, – сказал он, не в силах встретиться со мной взглядом. – В самом деле. Но мне нужно лететь обратно в Вашингтон. Нам предстоит кое-что сделать, и мне правда нужно быть там.

– Мы скоро снова увидимся? – спросила Сэнди.

Он поднял глаза с недоверием на лице.

– Ты все еще хочешь...

Он повернулся ко мне, но мое лицо было непроницаемым. Его глаза снова опустились.

Я дал ему немного поразмыслить, а потом сказал:

– Не знаю, папа. Ты меня использовал.

Он кивнул.

– Знаю. И мне очень жаль. Жаль больше, чем ты когда-либо сможешь себе представить.

– Но теперь у тебя здесь внук, – сказал я. – Внук, которого не стоит бросать во второй раз.

Его взгляд метнулся к Кларисе и Шайлеру, когда они шли к ее машине.

– Не слишком ли поздно?

– Да, уже слишком поздно. Но лучше поздно, чем никогда, тебе так не кажется?

– Но твоя мать... – сказал он, все еще наблюдая за Шайлером с выражением тоски, которого я не видел у него целую вечность.

– Похоже, у тебя есть выбор, – сказал я.

Он повернулся ко мне, ища проблеск прощения.

Я ему ничего не дал. Через мгновение его губы сжались, и он начал медленно кивать.

Я взял Сэнди за руку и оставил его там, под дождем.

***

Девять месяцев спустя я ждал у входной двери нашего маленького дома в паре кварталов от дома моего племянника.

– Поторопись, – крикнул я. – Я опаздываю на свой поезд.

– Нашла, – крикнула в ответ Сэнди. Я слышал, как она несется по коридору.

– Притормози. Господи, да ты упадешь.

Она остановилась в конце коридора, широко улыбнулась и подняла камеру, снимая.

– Посмотри на себя. Ты выглядишь потрясающе.

– Что ты думаешь? – спросил я, одергивая лацканы спортивного пиджака, чтобы расправить его.

– Мой личный профессор, – сказала она, опуская камеру, прежде чем подойти и затянуть узел на моем галстуке. – Это просто потрясающе.

– Думаешь?

– Думаю.

– Ну, а я думаю, что потрясающе вот это, – сказал я, протягивая руку и поглаживая нежную выпуклость на ее животе.

– Потрясающе? – сказала она, ее рука легла поверх моей и прижалась к нашему растущему малышу. – Это вообще слово?

– Должно быть.

Она просияла, затем потянулась и поцеловала меня в губы долгим поцелуем.

– Покажи им там всем, профессор.