Стать невидимкой, было бы, как раз кстати. Я инстинктивно вжимался в кресло, как бы пытаясь срастись с ним, прилипнуть к старой потрепанной коже. Сжал, липкие от холодного пота, руки в замок. Ну, никак не выходит похрустеть костяшками пальцев. Как это делал Михалыч? Соберет пальцы по особенному и хрустнет ими на всю комендатуру. Я так не могу, не получалось и не получится никогда. Оберлейтенант смотрел на меня пытливо.
– Вы, курите, курите, господин младший полицай, – мягко сказал оберлейтенант, пододвигая ко мне ближе пепельницу и красивую пачку "Zigarette"
Таких я еще не курил. Я осторожно взял одну. Блестящая, черная пачка с замысловатыми зигзагам и сигарета пахнет, вроде, как мёдом. Закурил. Ну да. Высший сорт, не то, что курим мы, дерьмовые, безвкусные "Sonnigen". После затяжки я расслабился, немного стало легче. Ну и что в этом оберлейтенанте из гестапо, страшного? Вот даже сигареткой угощает. Он же, просто, допросит меня и всё.
– Меня зовут Отто Гросс, – простецки представился оберлейтенант и дружески улыбнулся мне, а в глазах море искренности, – я следователь из гестапо.
– Толик Рябой! – воспылал я ответной искренностью, – то есть, Анатолий Рябой, младший полицай, герр следователь!
– Превосходно, Анатолий Рябой! Расскажите мне, пожалуйста, о ваших взаимоотношениях с гауптманом Куртом Бокхорном.
– Хорошие были отношения, – я даже не моргнул глазом, потому что ждал этого вопроса, – очень даже служебные.
Вообще – то это всё враньё. Небыло у меня хороших отношений с ним. Гауптман, гауптман, а вел себя как последний фаненюнкер. Каждое утро на плац и маршировать. Мы же не солдаты – мы полицаи! А у кого, с этим пингвином, были хорошие отношения? Вон Михалыч только с ним и умел лаяться, остальные язык в задницу, я в том числе. О покойниках плохо не говорят, ну и Бог с ними, с покойниками.
– А с другими полицаями, какие у него были отношения?
– Отличные были отношения!
– Вот только, не надо мне врать, – оберлейтенант доверительно подвинулся вперёд, – скажу по секрету, не может ни один человек жить без врагов. Знаете что, Анатолий, давайте честно, как солдат солдату. Расскажите мне о нём.
– Ладно... – я вопросительно посмотрел на оберлейтенанта, протягивая руку еще за одной, сладкой сигаретой, тот разрешительно кивнул головой. – Курт, очень требовательный и беспощадный, кто его не мог терпеть, давно в полиции не работает. А мы терпели и работали с ним.
***
– Ахтунг! – Орал начальник полиции и лицо его багровело, как ошмаленое паяльной лампой. – Строиться!
Мы в такие моменты были похожи на пруссаков, метались по плацу, не зная, где стать по росту. По росту было положено всегда. Митёк, Мыкола и Иванко соображали шустрее меня, поэтому становились в линейку за пару секунд раньше. И мне приходилось втискиваться между Иванко и Митьком. Так было всегда, из дня в день. Михалыч, мужик в возрасте, не чета, нам, пацанам, с достоинством становился во главе шеренги, преправ все понятия об ординации. Потому он багровел еще более, но Михалычу по барабану, у Михалыча всегда в запасе много волшебных слов по – немецки, так пошлет, мало не покажется.
– Вы, звери, – говорил Курт после бурного построения, – если вы думаете, что поступив на службу в Вермахт, сразу же стали людьми? Ошибаетесь! Ничем вы не отличаетесь от остальных животных.
Ну, козел, чего ещё скажешь и фамилия у него козлячая. Я уж и не обижался на такие выпады начальника полиции. Каждый день такое выслушивать, поди, привыкнуть можно. Главное в другом; при всей своей супер – пупер сверхчеловеческой принадлежности, он еще и осознавал эту принадлежность, ему ведь, в своё время, Самый Главный Врач в Берлине лично снимал мерку с черепушки и выдал заключение, чистейшей воды ариец что и записано в специальном сертификате. Начальник, сертификат на стенке повесил, чуть ниже портрета фюрера, при случае всех тыкал в него казачьей, наглой мордой. И вот, этот мешок высокопробного дерьма с вселенским чувством превосходства измывался над нами, словно мы не Германии служим, а так, быдло из стойла. Однажды, послав Митька на плёвое задание, повесить бывшего агронома колхоза, так чуть было не пристрелил его, за то, что Митёк, сжалившись над агрономом, повесил его с намыленной верёвкой. И пристрелил бы, спасибо Михалыч, отбил.
Но самогонку он пить разрешал, так за это лишь можно простить всё, что угодно. Пил он тоже, будь здоров, что нас
тоящий казак, аж продукта становилось жалко, честное слово. За пару дней до печального происшествия, лично возглавлял аусвайс проверку у старухи Степаниды. Мы частенько делали у неё аусвайс, ну и напивались там, до чертиков. А когда он надрался, стал выговаривать нам, какие мы, все суслики беспородные и, вообще, он с нами по крайней нужде. Что кончится война, он поедет в Берлин к своей Марте, там общество получше. Вот за это и схлопотал по роже от Михалыча. Михалыч вообще крут, старый казак, пофиг ему, начальник, не начальник, пусть будет хоть сам Бог, обязательно врежет, если он не прав. Праздник после этого и расстроился, на радость Степаниды.
***
– Михалыч с Куртом ссорился сильно. И всегда по делу, и за правду, но зато жестоко.
– По какому делу? За какую правду? – ухватился за фразу оберлейтенант, – например.
– Например, когда мы ходили в хутор Грушевый с карательной миссией, а у Михалыча там родня, сестра с мужем и тётка. Так ведь, семья же! Что? Старшему полицаю не положено сохранить свою семью? Но мужа сестры, таки расстреляли, типа компромисс. Они с пингвином... то есть с Куртом подрались даже, из – за этого.
– С пингвином? – переспросил Отто.
– Простите, вырвалось...
– Объясните, почему с пингвином?
– Ну это кличку ему, такую, дал Мыкола. Простите...
– Отчего ж, забавная кличка. А причину не знаете?
– Ну, просто. За его фигуру; маленькая голова, а остальное всё – живот.
– А – а – а – а... понятно. Ваш Мыкола, тоже не любил Бокхорна?
– Ну, у них были отношения, особенно нежные...
***
Мыкола притащился в комендатуру сразу же, как красных погнали в горы. Как он исхитрился удрать с полка, прямо из под бдительных глаз комиссаров? Я уже служил тогда в полиции пару недель, по рекомендации Михалыча. Вот и припёрся в комендатуру новичок, весь из себя, даже форму и пилотку со звёздочкой не снял. Мы его вообще не знали, откуда – то с Украины он. Пришел и говорит:
– Служить хочу, в полиции.
Курт схватился за пистолет, вытаращив глаза. Он подумал, что русские идут. А потом, немного покумекав, спросил:
– Очень хочешь?
– Очень.
– Как тебе поверю?
– Давайте любое задание.
– Хорошо! – У пингвина хитро сверкнули глаза. – Вот тебе первая миссия. По станице пройдёшься голым?
– Могу и голым...
И пошёл! Умора. Мы следом. Все станичные над ним потешались, так мы вообще, в голос ржали. Пингвин, щелкал свои фотоаппаратом, для коллекции, на память. Но ничего, выдюжил парень, стойко перенес все тяготы вступления в полицию. Сейчас станичные уже не потешаются, лютый он очень. Скольких неблагонадежных самолично повесил и расстрелял, не сосчитать. Но на пингвина он таки, с тех пор, затаился.
***
– У Вас, лично, стычки с начальником были?
– Нет...
– Не врать!
– Были, конечно, но всегда Михалыч выручал.
– Расскажите, кто такой Михалыч.
– Михалыч... Про него не рассказывать, про него нужно петь. Казак – знатный. Когда красные пришли в станицу, ему и двадцати не было, ну там, халам – балам, уговорили казачков в Красную Армию, они сдуру и подались. А когда Деникина на портянки порвали, казаки вернулись к хатам, вот тут – то всех и ждал сюрприз – расказачивание. У тебя пара лошадей? Значит – казак, кулак, жлоб, мочить. И сослали Михалыча туда, где сопли дробью до земли долетают, если на морозе сморкаешься. Перед самой войной амнистию получил, это чтоб опять в Армию и на фронт. Ага, щаз, с песнями. Михалыч огородами, огородами и подался в ридну станицу.
– А как они с Куртом познакомились?
– Да тут история, вообще простецкая. Он одним из первых в полицаи записался. Прочитал указ новой власти, что всячески помогать и прочее такое, так в комендатуру и пришел. Говорит: "Оружие мне!" Курт: "Зачем?" "Мочить их, гадов буду, до кровяных соплей" Курт ему шмайсер и протягивает: "На" Поверил сразу. Сединам, поверил что ли? Михалыч, ведь Курта на целых пять лет старше.
– На то, роковое задание, вас посылал, Курт?
– Нет, Михалыч, он, вроде как, правая рука начальника полиции.
– Выходит, Курт не знал про миссию? Как он тогда с вами оказался в том доме?
– Михалыч за ним посылал Иванко. Иванко самый молодой, писюн ещё, на вечных посылках.
– Тогда скажите мне, почему Михалыч решил, что это миссия?