Хроники одной сельской улицы

Иван привычно проснулся в 5 утра, уже давно не ставя для этого будильник. За окном уже было совсем светло, на дворе лето. Где-то у соседей надсадно брехал пёс и как раз начали активно перекрикивать друг друга петухи. Сидя на старой высокой кованной кровати, свесив ноги, он с хрустом потянулся, и почесав ногу, с улыбкой покосился на всхрапнувшую молодую девушку, спавшую рядом. Она лежала на спине, раскинувшись, и из-под сбившегося одеяла выглядывала почти вся верхняя часть ее обнаженного тела. Несколько секунд полюбовавшись большими, с ночными пролежнями, грудями, парень, тихонечко и нежно потрогал их, и аккуратно подтянул одеяло, укрыв спящую красавицу.

— Ммм… - все-таки приоткрыла она свои большие голубые глаза и прошептала, - Ванюша… не уходи…

- Дела, - вздохнул он, и наклонившись поцеловал ее полные губы, - а ты спи, Марусь, спи, милая, рано еще.

— Угу… - девушка сжала его руку своими теплыми ладошками, прижала к лицу и быстро уснула.

Осторожно высвободив кисть, Иван встал, и погладив сладко засопевшую блондинку по волосам, оделся и вышел из комнаты.

Несколько раз целиком окунув голову в ёмкость, сделанную из огромной шины «Кировца», в которую собиралась дождевая вода с крыши дома, он вытерся и зашел в летнюю кухню. Сделав себе чашку горячего, натурального, цикория, вышел во двор и закурив присел на лавку, громогласно позевывая. Дождавшись пока мать подоит корову, и выгнав длиннорогую «Ночку», и ее свиту из овец, на околицу, к собирающему стадо деревенскому пастуху, парень занялся остальным зверьем и птицей. Дав живности корма, Иван, нехотя, повинуясь материнскому напоминанию, и пока прохладно, вскопал приличный участок в палисаднике, под новую порцию столовой зелени. И только потом, слегка омывшись под летним душем у баньки, позавтракал свежими яйцами с помидорами и вчерашними пирожками. Полежав полчасика, переваривая еду, под навесом, пристроенным к дому, пошел на нижний, у пруда, сад-огород. Там был участок бабули, которую Иван почти не помнил, жившей там же в очень маленьком домике, так что после ее смерти участок просто стал вторым огородом, а домик складом барахла. Правда одну из двух миниатюрных комнат Иван с молодости сохранял в почти божеском виде. Потому что еще со старших классов приводил и трахал там девок, на допотопном, очень твердом диване, с откидными боковыми валиками и узким прямоугольным зеркалом, встроенным в верхнюю часть высокой и прямой спинки.

—

Спускаясь по размытой и разбитой пологой дороге к пруду, которая и являлась одноименной, то есть «Прудовой» улицей, на которой стоял и их дом, Иван, проходя мимо неказистого жилища, давно мечтающего о свежей краске, услышал ругань, донесшуюся с его двора. Алкаш Федор, как обычно, буянил с самого утра, требуя похмелиться. А Нюрка, как обычно, громогласно слала его на хрен и по-другому склоняла тоже. Федя выскочил на улицу через калитку как раз, когда мимо проходил Иван, и с трудом сфокусировав мутные слезящиеся глаза, но таки узнав, сразу предложил:

— Ванька, здарова! Ебать ее будешь? – тыкая пальцем, в вышедшую следом, плотную рыжую женщину, - за бутылку!

— Ты чего несешь, урод!? – возмутилась та и легко затащила худосочного мужика обратно во двор, успев подмигнуть парню.

Федор взял в свой дом Нюру, с дочкой, после того как у нее сгорела хата, вместе с мужем. Все в новой семье было относительно хорошо и тихо, не считая пристрастия мужчины к самогонке. Пока Иван, однажды, по просьбе своей матери, прознавшей и отправившей, пришел и сильно разбил лицо Феде, за то, что тот приставал по пьяни к маленькой девочке. Этого хватило чтоб раз и навсегда отвадить, но попутно, алкаш абсолютно уверился в том, что защитник малышки – любовник его гражданской жены. Переубедить его было невозможно, и таким образом предлагать свою жену Ивану, Федя стал при каждой встрече. Погодя сообразив и пытаясь получить за это выгоду - пузырь, вдобавок. Иван слал его на хутор, и грозил разбить хлебало, но не помогало, ведь дальше угроз тут дело не шло. А все потому, что Федор, кое в чём, был абсолютно прав.

Сосед Ивана, дед Фома, давно торговал самогоном, который гнал нон-стопом с 90х, и однажды вечером, уже после тех воспитательных побоев, Нюрка пришла просить у деда пузырь, помирающему с похмелья, мужу. Денег у нее не было, а должникам еще раз дед в долг не давал. Сжалившийся Иван, купил женщине бутылку. И в итоге, благодарная, и голодная, женщина, сразу же сама пригласила его в свою баньку, на процедуру благодарности. Иван, недолго думая согласился, и взял у деда вторую бутылку.

И пока Федя, радостно выжрав почти два пузыря, хрюкая, валялся в доме под столом, Нюра, натянув чулки, стояла в бане раком! И довольно вопила, принимая могучий поршень требовательного парня, во все дырочки подряд! И ведь да, стала любовницей Ивана – за бутылку! Как Федя и предсказал, за что она же его Нострадамусом и обозвала, аккурат после того, как первая порция спермы молодого любовника влетела в ее рот.

Ответно подмигнув женщине, Ванька подумал, что давно к ней не заходил, и высунувшая обратно на улицу голову Нюра, поинтересовалась тем же:

— Повторить процедуры не хочешь, Ванек? – широко улыбнулась она, работающая фельдшером, в деревенском медпункте, что отразилось на ее словарном запасе.

— Хочу, Нюр! Давай… в среду приду, вечером? – негромко предложил парень, вспоминая упругие сиськи и тугие дырочки, вполне симпатичной женщины.

— Ладно… - улыбнулась та, многократно кивая, - буду тебя ждать, часиков в девять!

— Нюрка!!!? – взревел где-то за забором Федор, и она вернулась во двор, - Ну налей, будь человеком!!!

— Да налью, только не кричи, сволочь! – засмеялась повеселевшая женщина.

—

А Иван, пройдя дальше поздоровался с бабой Полей, сидящей и вязавшей что-то внучкам, на лавочке у своего дома, и дотопав до ворот следующего, протянул руку Косте, ее сыну, щуплому мужчине, заводившему свой темно зеленый «Урал» с коляской.

— В город поди? – спросил он, обменявшись рукопожатиями, - привези блок красного LM, деньги потом отдам с собой нет.

— Ага, в него, родимый. Куплю. Днем дел полно, нужно успеть по списку дочек отоварить, и вон маме лекарств еще надо, погнал я…, - улыбнулся тот, натянул гермошлем и укатил, подняв тучу пыли.

Константина в деревне звали ЛОТом, ибо точно знали, что, похоронив жену, он живет со своими двумя дочерьми как с женщинами. Старшую он уже возил на аборт, и именно после этого и младшая попала на орган любвеобильного отца, подменив старшую, в итоге присоединившись насовсем. Их бабка Поля, успокаивала, не особо то и парящийся народ, сказав, что прямо спрашивала девочек, и те подтвердили – насилия не было, все по обоюдному желанию! А значит и хрен на них, извращенцев, подумала общественность и продолжила заниматься своими делами. Тем более что девки страшные и вредные, потому и отдались отцу-то, что никому больше не нужны, считали деревенские. Хотя старшая дочка таки встречалась с парнем, правда из соседней деревни и даже поговаривали о свадьбе, и еще говорили, что отец этим очень недоволен, по понятным причинам. Зато младшая, активно пыталась забеременеть от отца, и он вынуждено подсыпал ей противозачаточные.

—

Закончив с мелкими задачами на огороде, Иван, дошел до находящегося совсем рядом водоема, и окунувшись в воду пруда, немного поплавал в холодной воде. Компанию ему составила только стайка малышни, плескающаяся у берега, прибежавшая из стоявшего почти у воды огромного дома, бывшего когда-то сельским клубом. Сейчас в нем с торца был магазин, а все остальное занимала многодетная семья, в которой насчитывалось пятнадцать детей, старшие из них уже свои семьи завели, а самому маленькому было от силы пара лет.

Вот только сельчане твердо знали, что глава дома, Дмитрий, давно бесплоден! То выяснила и растрезвонила его любовница Маринка, продавщица магазина, подрабатывающая у них иногда няней. Магазин-то ему и принадлежал, так что в обязанности сотрудницы, и в нее саму, сразу вошел член работодателя, это было его первое условие. Драл он шалаву часто и кончал в нее, без последствий. Марина пыталась залететь, дабы зажиточного дядьку в спонсоры поиметь, да не выходило никак, а от своего сожителя уже дважды залетала, но делала операции, чем и подтвердила недееспособность головастиков Дмитрия.

А дети у него продолжали появляться через каждые год-два, а так как в дом к хозяйке, по разным делам, захаживает вся улица, то и детей этих называли уличными, подразумевая именно то, что отцы у них по всей улице, да не по одной, распределены, вот только где и чей не выясняли.

Иван посмотрел на весьма и весьма толстую женщину, вышедшую загнать детей, и даже мысленно отверг вариант пополнить коллекцию этой явно любящей детей пухлой матки. Причем любящей во всех смыслах, в деревне не мало судачили, что она самостоятельно делает своих сыновей мужчинами, и как знать, может и родила от кого из них. И про старших детей, поженившихся между собой, как раз потому что долго сожительствовали тайно, тоже говорили.

Понимающе хмыкнув, он оделся и бодро потопал в сторону дома, по другой стороне дороги, чтобы зайти на родник, с предусмотрительно захваченными ведрами.

—

Родник находился в саду Молочаевых, но доступ к нему был свободным, через отдельную калитку в огороде. Чтобы срезать путь, Иван прошел через небольшой заброшенный участок с пепелищем, остатками дома, где когда-то жила Нюрка с мужем Петром.

Постояв у заросших травой углей, и одиноко торчащей трубы, уже почти скрытой молодыми деревьями, Иван помянул добрым словом Петьку, и перекрестившись пошел дальше, думая о том, что не просто так пожар случился. Ходили слухи что попался он на неоднократной измене с соседкой Светкой, за что и поплатился. Но прямо спрашивать об этом Нюру Иван не хотел, обидится, да давать перестанет, а он еще не насытился. «Спрошу, когда она мне надоест» - решил он.

Уже собравшись перелезть через забор, к роднику, чтобы не идти в обход, Иван, услышав странные звуки, и почти сразу определив их сущность, осторожно подкрался к сильно заросшему вьюном углу. Через заросли ему открылась следующая картина: стоя раком, Светка Молочаева, в очередной раз, изменяла мужу с соседом Колькой. Широко расставившая толстые голые ноги, обутые в кирзовые сапоги, она хрипло дышала, принимая в себя торопливые толчки пыхтящего жилистого мужчины, даже не раздевшегося, а просто спустившего штаны. Шлепки соприкасающихся тел и привлекли внимание Ивана. Некоторое время он завороженно смотрел на волны, расходящиеся от весьма пухлой задницы до огромных качающихся грудей, полностью освобожденных задранной футболкой. Светка начала чуть постанывать и самостоятельно заткнула себе рот, своей же юбкой, валяющейся рядом.

Фуфайка, на которой любовники стояли коленями, показалась внимательному парню знакомой, но вуайеризмом он не увлекался, и отошел от забора. Присев на траву, Иван закурил, и выкурил еще одну сигарету прежде, чем шлепки и пыхтение перешли в недолгие громкие стоны и довольный матерок. Когда все утихло, и любовники разошлись, парень, выждав еще немного, перемахнул через забор и нос к носу столкнулся с притаившейся Светкой, которая, улыбаясь сказала:

— А, это ты, Ванька! Я так и подумала, кроме тебя через тот двор никто не ходит, боятся, - хитро ухмыльнулась она, - Подглядывал что ли?

— Надо оно мне! Мешать просто не хотел, вот и подождал, - пожал плечами Иван.

— Ну спасибо... Сам то не хочешь меня? – с придыханием спросила, строя глазки, Светка.

— А тебе мужа и Кольки мало что ли? – удивился Иван.

— Нормально… Хватает. Но я не против. И давно хочу с двумя попробовать... И вторым-то не мужа же звать... Да и молчать лучше будешь, - улыбнулась Светка и задрала подол демонстрируя свои пухлые ляжки и покрытую густыми волосами промежность, - смотри, аль я не хороша?

— Хороша, но я в твой гарем не хочу, извини, - отвернулся Иван и пошел к роднику, - а молчать я и так буду, не бзди. Но прячьтесь лучше, что-то вы совсем обнаглели, али тебя случай с Петькой не научил?

— Да Кольке приспичило очень, не отбилась я... А Петька... сам виноват, - проходя мимо набирающего воду Вани в сторону дома сказала Света, - трахал бы и трахал, так нет, бахвалится начал! И перед кем!? Перед своей же женой, дурак! А та крик на всю округу подняла... Меня Сергей чуть не убил, еле откупилась!

— Чем?

— Жопой, чем же еще! – хихикнула та и ускорив шаг скрылась за кустарником, а Иван покосился на стоящее неподалеку пугало, и коротко рассмеялся - на нем была та самая фуфайка.

—

Глядя на тоненькую струйку воды, текущую в ведро из трубы, встроенной в подземный родник, Иван подумал, что Нюра все-таки не способна на такое, добрая она и мягкая, не стала бы она мужа жечь. А вот Колька… Тот еще гад, да и сидел уже за то, что первую жену из-за ревности ножом ткнул, не насмерть правда. И к Светке в любовники давно набивался, с молодости, да та замуж вышла за другого, и до кучи в любовники Петьку предпочла… Совпадение? Как знать. Зато факт в том, что Колькина Маринка, гражданская жена, несколько лет работала проституткой в городе. Потому-то он ей не таясь изменяет.

Тем более, что работая продавцом, она тоже совсем не гнушается подработать, по старой памяти, дала кому надо, вот тебе и фураж, силос и сено, пиздатый бартер, называется. Спрос на нее приличный, тело еще ничего, и в попу дает, а главное ее можно было сразу вдвоем, что для деревенских редкость. Чего греха таить, и сам Иван Маринку поимел дважды. Первый раз за то, что помог огород вскопать, а второй, за просто так. Точнее, потому что шалаве понравился молодой любовник с непривычно приличным членом и она сама приперлась к нему, когда он поливал. Потом еще жаловалась, что диван слишком твердый, но стонала в голосину и грозилась еще зайти как-нибудь.

Иван, по незнанию, даже настроился на мордобой с Колькой, но тот свою шмару рассматривал как инструмент, и при встрече похлопав парня по плечу сквозь зубы процедил:

— Хорошая Марка лярва, ага? Ты пацан не боись, она блядь, так что похую мне, но вот Светку я готов делить только с ее мужем, усек? - и дождавшись кивка, сплюнул и подмигнув ушел.

—

Набрав воды, Иван прошел прямо через двор Молочаевых, чтобы сразу выйти на улицу, а не топать обратно по заросшей тропинке, и уже выходя за ворота увидел подъезжающего на велосипеде Сергея.

— Здаров, Ванек! Погодь минуту! - закричал тот издалека.

Поставив ведра на землю, Иван дождался и пожав руку подъехавшему мужчине, спросил:

— Чего это ты на дрылике, а где машина?

— Да сломалась опять, мать её, мля, как она меня зае…, - и махнув рукой понизив голос добавил, - Ванек, слух, ключик от домика там же лежит?

— Ага, - хитро улыбнулся парень, - кого на этот раз?

— Скажешь тоже, она у меня одна … - расплылся в широкой улыбке Сергей.

— Приехала уже?

— Не, завтра приедут, и у Витьки задач по самое набалуйся накопилось… будет в разъездах, - мечтательно прошептал он, - загорелая будет, с моря то, ух...

- Ладно, до среды домик твой, а в среду мой! – сказал, улыбаясь Иван и подхватив ведра пошел, но обернувшись, добавил, - простыни чистые принеси, там уже закончились.

— Заметано!

Иван совсем не разделял странной симпатии друга к очень худой Люде, у которой было красивое лицо, но абсолютно не было не сисек ни жопы. Но понимал, что тому, после пухлой Светки, потереться о мослы за счастье. Тем более с такой острой приправой – Люда жена извечного врага! Иван подозревал, что, трахая Люду, Сергей представляет, что имеет Витьку, ведь он точно такой же худой и длинный как она, особенно если сзади пристроиться, но уточнять не стал, мало ли... Будучи сыном председателя, Витек многим досаждал в юности, а сейчас, когда папуля пропихнул его руководить МехТоком, симпатий, тем паче, не прибавилось. Но к Людке подкатить никто бы не решился, а уж отодрать... А вот Сереге повезло, она сама к нему пристала, вот он душу и отводит, да тело радует! Худая баба просто обожает толстый член в жопе, а уж как Сергей это любит с ней делать Ивану уже и слушать надоело, уж очень тот любит делится впечатлениями!

—

До дома оставалось рукой подать, и Иван неспешно шел, вдоль низенького, но самого длинного в деревне забора, окружающего сразу два дома с участками неопределившихся. Так прозвали две семейные пары, которые уже несколько раз менялись женами, вот только не потому, что свингеры, они и слова то такого не знали, а потому что, начав жить с одним из братьев Чаптыковых, сестры Ананьевы, через некоторое время, начинали любить аккурат другого. Причем братья и сестры не были близняшками или двойняшками, а как раз напротив, очень даже непохожими и по росту, и по внешности. Совместным, групповым, сексом они не занимались, да и вообще были очень славными ребятами. Но дожились до того, что объединили территории окончательно, и даже хозяйство и скотину стали держать общими, чтобы не выяснять, где чье. Ну а то, что периодически, раз в полгода-год, девушки менялись местами, никто уже и не замечал. По этой причине и детей еще не заводили. Что касаемо парней, деревенские и не сомневались, что их все вполне устраивает, у каждого по две законные бабы и никто из них не ебет мозги. Ибо как только появлялось желание сношаться именно с мозгом сожителя, то девочки договаривались, и помогали друг другу с переездом. Мечта!

—

Дойдя до дома, Иван остановился у ворот, поставил ведра, и закурив оглядел окрестности.

— Итить, одни алкаши и озабоченные извращенцы живут на нашей улице, и как так вышло-то…, - усмехнулся он, качая головой, и заметив вышедшего со своего двора, на лавочку, соседа, приветливо кивнул, - Здаров, дед!

— Здоровее видали! - бодро ответил тот махнув рукой.

Не успел парень войти под навес и поставить ведра на лавку, как из открытой двери дома, показался материнский зад, а потом и вся она, как раз закончившая мыть полы.

— Вань, а ты что это с Маруськой ночью такое вытворял? – выпрямившись подбоченилась она, строго глядя сыну в лицо снизу вверх, и положив щетку в ведро, сполоснула в рукомойнике и вытерла руки маленьким полотенцем.

— Знамо что, - улыбнулся он, и сделал характерное движение тазом, - ебал!

— Это и коню понятно! – недовольно покачала головой женщина, подойдя к нему вплотную, демонстрируя ложбинку, - непонятно чего так долго и много-то…

— Соскучилась она, все мало ей было, лезла и лезла, ну и я чот разошелся, чай даже не каждый месяц приезжает. Дюже сладкая она… - улыбнулся Иван, вспоминая нежное и мягкое тело Маруси.

— Заездил совсем сестренку-то, ёб как не родную, стонала как полоумная, и до сих пор не встала, спит и спит, - усмехнулась женщина.

— Слабенькая она, не то, что ты… - привлек к себе мать Иван, и запустив руки под юбку сжал ее крепкие ягодицы.

— Неушто силы еще есть, после ночи та? – прижавшись к сыну своими большими грудями игриво спросила Тамара.

— На тебя, мать, сил всегда полно! – ответил Иван и жадно поцеловал женщину, - знаешь же, я бы с тебя вообще не слезал!

— Чувствую, - довольно ответила и покачала бедрами женщина, ощущая поднимающуюся палицу сына, - ну пошли в летницу тогда, побалуемся, чего девчонку будить-то … Ей и следующую ночь не спать еще с тобой, неугомонным!

— Конечно, она же скоро уедет, надо про запас насладится…, - не стал отрицать Иван.

В летнице, мать, быстро разделась, села и мыча от удовольствия, предварительно облизав, привычно приняла глубоко в рот оглоблю сына, а затем не менее привычно легла на широкую лавку с постеленным матрасом и призывно раздвинула худощавые ноги. Которые ретивый сын тут же поднял выше и положив рядом с ее головой, принялся нещадно засаживать родной матери, сладко стенающей принимая его могучие грубые толчки.

Белья она давно не носила. С тех самых пор как внезапно ушедший к очень молодой любовнице муж, оставил ее одну с двумя детьми. Ведь в первую же ночь, из мести, она соблазнила повзрослевшего сына. Получилось легко, Тамарке повезло с организмом, ела и не толстела, так что как только она предложила сыну себя, тот с удовольствием набросился на стройную мать. Кое как выбравшись из-под него после той первой ночи, Тамара, ощущая страшную, но такую приятную ломоту, во всем, буквально затраханном теле, и очень довольная довеском и темпераментом отпрыска, вскоре убедилась, что очень недооценила его прыть. И когда он в очередной раз порвал трусы, нетерпеливо сдергивая их с матери – она и перестала их носить вообще, быстро на практике убедившись в правильности решения.

Иван оказался не только страстен и нетерпелив, а еще и озабочен, отлюбливая родную маму ежедневно и не по разу, так что она сама предложила и подложила под него свою старшую сестру, не особо утрудившись убалтывая последнюю. Ирина, уже давно забывшая об оргазмах, была очень рада подменять Тамарку, подставляя свой куда более широкий зад, под богатырский темперамент любимого племянника. И каждый раз радостно материлась, когда молодой парень заставлял её биться в конвульсиях от кайфа.

Чуть погодя присоединилась и Маруся, скрыть от которой происходящее было бы невозможно. Так что Тамара все ей сама рассказала, и через пару месяцев, с неудовольствием, но ожидаемо, узнала что дочка сама под сына легла и тот не устоял. Благо вскорости младшая поехала в город учится, и теперь только в нечастые приезды, перетягивает Ваню на себя.

Но все же львиную долю атак сына, Тамара с удовольствием принимала самостоятельно, свежея и молодея на зависть подругам, и сильно ревнуя, когда Иван проводил время с другими. Понимая и смиряясь, она все же заставляла сына доказывать на деле, кто у него главная женщина! И он раз за разом доказывал, с удовольствием наваливаясь на любимое тело, выжимая из нее, так ласкающие его слух, страстные стоны матери, всецело отдающейся родному сыну.

—

Сосед дед Фома, сидевший на лавочке и подслеповато щурясь озиравший улицу, куря «козью ножку», иронично крякнул. С молодости отличаясь очень хорошим слухом, не потерявшим остроты с годами, он услышал донесшиеся до него, и уже давно знакомые, протяжные стоны Тамары.

— Вот шельмец, - с завистью проворчал дед, себе под нос, - опять мать гоняет… везунчик.

И глубоко затянувшись, старый предался воспоминаниям, о тех многих женщинах, которых он успел насадить на кукан, пока он стоял. Ведь бартером, дед много лет не гнушался, и мужики тащили ему часы, бритвы и другие полезные, и не очень, в хозяйстве вещи. А бабы знамо что несли, не все конечно, но некоторые сразу себя предлагали. И дед не часто отказывался, да и как отказаться-то, если даже еще совсем молоденькие девушки отдавались, пусть не часто, зато такое вытворяли! Для совершения сделок дед даже оборудовал в пристройке ложе, чтоб по людски, ибо в хату не водил, бабку свою и до, и после смерти, уважая. Да и вообще, по молодости, Фома был первым ебакой на деревне, в том числе и мать Тамарки, Дуська, неоднократно им ебана была.

Старик почесал бороду, фыркнул и вдруг подумал, что вполне вероятно, что это его дочка, под его же внуком, сейчас стонет.

— Есть что костлявой рассказать когда время придет, - глумливо ухмыльнулся дед.

И продолжая посмеиваться, он, кряхтя поднялся на ноги, встречая Федора, который подгребал неровной походкой, за очередной порцией допинга.