Груши

Кто сказал, что парень с девушкой не могут просто дружить? А вот мы с Любой дружили с тех пор, как в 10 классе в самом начале учебного года оказались случайно за одной партой. В смысле – за одним столом, конечно: парты к тому времени уже давным–давно ушли в небытие.

Мы болтали обо всем на свете на уроках, делились мыслями, планами и впечатлениями после уроков, обменивались интересными книгами, а потом их с жаром обсуждали. Иногда я вечерком приезжал к ней на велосипеде, и мы, устроившись на скамейке где–нибудь в не очень людном месте, общались, получая от этого обоюдное удовольствие.

Самое интересное, что именно по отношению к Любе у меня почему–то никогда не возникало никаких эротических мыслей, хотя, конечно же, многих знакомых и не очень знакомых девчонок я мысленно раздевал и стыдливо мастурбировал, представляя себе секс с ними. Увы, реального секса у меня тогда еще не было.

И так дело было сразу после моего дня рождения, мне как раз исполнилось 18 лет и прикатив к Любе в очередной раз, я ее дома не застал. Ну, правильно всё: мы же не договаривались, что сегодня она меня будет ждать!

Её мама, к которой я обращался «тётя Лида», сказала, что Люба у подруги, скоро должна вернуться, и пока Любы нет, попросила меня ей немного помочь. Помощь моя должна была состоять в том, чтобы я подержал неустойчивую стремянку, пока она, тётя Лида то есть, закончит снимать груши с высокого дерева в саду.

Я вцепился в лестницу, а тётя Лида полезла по ней наверх – туда, где на крючке висело ведро, а на ветках – несколько штук розовобоких спелых груш.

И кто бы на моем месте не посмотрел вверх? Я посмотрел. Под тонюсеньким по случаю жары пестро–ярким не то платьем, не то сарафаном трусиков я не увидел. Зато густые рыжеватые кудри лохматились там вовсю. Ого! От неожиданно открывшейся картины я, видимо, качнул лестницу.

Тетя Лида глянула на меня сверху:

– Ну, ты взялся держать, так уж держи, пожалуйста!

И, как ни в чем не бывало, продолжала снимать с веток груши и осторожно укладывать их в ведерко. Груши были крупные, и ведро очень быстро наполнилось доверху.

Спустившись с полным ведром, тетя Лида поставила его на землю и подмигнула:

– Понятно всё с тобой. Увидел что–то интересное?

Я покраснел как помидор.

– И чего краснеешь? Можно подумать, я под юбкой сильно от Любы отличаюсь. Небось, Любу–то давно изучил в подробностях!

– Да вы что, тетя Лида! Мы с Любой просто дружим…

– Брось ты мне сказки рассказывать! Дружат они, как же… Ты только смотри, ребеночка ей не заделай!

– Ну, честно, теть Лид! Мы вообще…

– Что – вообще? Там–то у тебя выросло, девочку хочет, – она с улыбкой чиркнула меня тыльной стороной ладони по брюкам в том месте, которое, по ее расчетам, должно хотеть девочку, – смотри, как выпирает.

Оно и на самом деле выпирало. От того, что мне было страшно неловко, выпирание это только усиливалось, и я отстранился.

– А ты не стесняйся, дело–то обычное. Придет Люба, я куда–нибудь уйду, чтоб вам не мешать. В магазин за хлебом. В доме прохладно, прятаться ни от кого не нужно. Пошалите часок. Хватит вам времени?

– Ну, теть Лид!..

– Что – теть Лид? Мало часа? Ну да, дело молодое!

Она рассмеялась, и, уже откровенно схватила меня за оттопорщившиеся брюки.

– Может, пока Любки нет, ты и с теть Лидой побалуешься немножко?

Помидор – красный. Я был еще краснее. Ни сказать что–то, ни уйти не было сил. Меня как будто парализовало. Уж чего–чего, а такого я никак не мог себе даже вообразить! Обычно строгая и не очень–то приветливая тетя Лида – и вдруг такое! Лишь потом, намного позже, я узнал о причинах и мотивах, двигавших женщиной в тот момент. А сейчас ее, как мне казалось, просто понесло:

– Пойдем в душ, ополоснемся. А то жара, пыль…

Я послушно поплелся за женщиной к летнему душу. У нас тоже дома такой есть, но этот просторнее, и в нем запросто можно поместиться вдвоем. Снаружи на двери – крючки. Одним махом сбросив через голову сарафан, тетя Лида повесила его на один из крючков.

– Вешай штаны и остальное сюда вот, на свободные крючки, и заходи.

Я боялся поднять глаза, а тетя Лида уже принимала душ. Вода шумела, и в голове у меня стоял еще больший шум. Мне было просто страшно. Как загипнотизированный, я разделся и вошел в кабинку. Всё же тесновато тут, наши тела касались друг друга. Струйки воды разбивались о них, охлаждая разгоряченную кожу, и только сейчас я осмелился поднять глаза.

Прямо передо мной, точнее – почти вплотную ко мне было голое мокрое женское тело. Тело поворачивалось вокруг себя, и я видел попеременно то плечи и часть спины, то грудь. Полушария с темно–коричневыми кружками и торчащими горошинками сосков.

Поворачиваясь, тело это каждый раз задевало торчащий пенис. О том, что это тело принадлежит тете Лиде, не хотелось думать. Но она, видимо, решила иначе:

– Сознайся, я еще неплохо выгляжу, а? Не намного хуже Любы?

Женщина, перестав поворачиваться, прижалась вдруг ко мне вся, от коленок до груди, посмотрела мне прямо в глаза:

– Что? Не хочешь говорить? Нравлюсь я тебе – это и так видно…

Отстранившись немного, слегка сжала рукой мой торчащий пенис, потом поиграла яичками. Я стоял как истукан, опустив руки вдоль туловища. В висках стучало, в пенисе пульсировала кровь.

– Ты что, правда девственник?!

Я кивнул.

– Это мы исправим. Хочешь, я тебя научу всему? Чтоб перед Любой не опозорился? Смотри сюда… Поцелуй меня здесь, в сосочек…

Тетя Люба левой рукой приподняла одну грудь, а второй стала наклонять меня за затылок. Глаза ее были какие–то… трудно описать словами. Закатившиеся, белые, незнакомые, чужие… Похоже, её, что называется, переклинило.

Я неумело чмокнул коричневую горошину, и это, видимо, слегка привело женщину в чувство. Она отстранилась настолько, насколько позволяло тесное пространство:

– Извини. Я с ума сошла. Извини. Какая я дурра!!!

Тетя Лида выскочила из душа и умчалась в дом. Но было поздно: я ее уже безумно хотел! Может, не конкретно именно её, но – женщину! После того, что только что происходило, было бы конщунством онанировать в чужом душе.

Перекрыв кран, я, вскочив в свои резиновые шлепки, тоже побежал в дом, и быстро обнаружил тетю Лиду в одной из комнат. Женщина лихорадочно пыталась натянуть трусы на мокрое тело, но я не дал ей этого сделать. Весьма грубо свалив женщину на кровать, я упал сверху, и…

Возбужденный член как–то сам нашел то, что нужно, и впервые в жизни погрузился во влагалище. Тетя Лида ойкнула, хотела было посопротивляться, но не успела: уже через несколько секунд я безобразно кончил. С ужасом, с непотребными словами в голове, с дерганьем и сопением…

– Дурачок.

Произнеся это замечательное слово, тетя Лида столкнула меня легонько, и я скатился с нее. Довольно долго мы лежали молча рядышком на спине.

– Покрывало надо поменять. Мокрое. И вообще, скоро Люба заявится.

Я в ответ на это не шевельнулся. Тетя Лида тоже.

– Молодо–зелено. Я и не успела ничего.

– ?

– Ну да, тебе же и невдомек, что женщине тоже надо получить удовольствие. А ты налетел, как молодой петушок, вставил, сам кончил, а про меня и не подумал.

Я опять – в который раз уже! – покраснел.

– Ладно, надеюсь, поумнеешь со временем…

В это время зазвонил телефон. Тетя Лида не вставая протянула руку к аппарату на тумбочке:

– Да? А… Ну хорошо, ладно. Будешь выходить – позвони обязательно, я скажу, что надо купить… ага… Пока!

Положила трубку на аппарат, повернула ко мне лицо:

– Люба звонила. Сказала, что часов до восьми задерживается – какие–то там у них свои дела. Ты спешишь?

– Не спешу. А что?

Вот спросил, так спросил! Ясно же – тетя Люба хочет получить удовольствие, о каком только что говорила. Только вот… как его ей доставить? Не знаю.

Женщина как будто прочитала мои мысли:

– Давай, как в том анекдоте про пионеров, я тебе и расскажу, и покажу, и дам попробовать!

И рассказала. И показала. И я пробовал. И даже немного у меня получилось! Я трогал и там, и так, и где и как она показывала и рассказывала, щекотал языком и пальцами, потискивал, пошлепывал... А она ласкала рукой мой член и сжимала яички, покусывала и пощипывала соски, учила целоваться в губы.

Потом я вновь взобрался на нее, и на этот раз уже она сам заправила меня в себя. Она не учила меня собственно процессу совокупления – тело моё само двигалось в нужном направлении. Тетя Лида лишь немного регулировала темп. Этот второй раз был заметно дольше первого…

Она ничего не успела мне еще поведать о женском оргазме – я увидел его сам. И тут же сам кончил. В нее. В вагину. В самую глубь. Толчками. А тетя Лида с отреченным лицом, закусив губу, безмолвно вздрагивала и сжимала меня внутри себя

Почти сразу после этого она стала меня выпроваживать:

– Всё, на сегодня хватит. Езжай домой. Надеюсь, никому не расскажешь?

– Никому, теть Лид!

– Надеюсь. Тебе понравилось сегодня?

– Ужасно!

– Что ужасно?

– Ужасно понравилось!

Подумав недолго, тетя Лида не очень решительно произнесла:

– Приходи. Только позвони сначала, чтобы я Любу куда–нибудь спровадила.

– Так у нас нет телефона, теть Лид!

– Да? Ладно, тогда договоримся вот как: ты послезавтра сможешь? Примерно в это же время?

– Смогу.

– Хорошо. Буду ждать. И еще вот что: не называй меня «теть Лид», когда мы… ну… одни. Ладно? Просто – Лида.

– Ладно… Лида!

– Ну, всё, пора тебе уже. А где твоя одежда?

– Да там же, где и ваша. На двери душа.

– Твоя.

– Ну да, моя.

– Да нет, – Лида засмеялась, – не теть Лид, а Лида, и не ваша, а твоя.

Садовые заросли со все сторон скрывали от любопытных дорожку от дома к душу, и мы как были голенькие, так и пошли туда.

Одевшись, я направился было к калитке, но Лида меня остановила:

– Знаешь… я не против, если ты с Любой… тоже… в общем, сексом займетесь. Теперь ты уже кое–что умеешь. И ее, значит, подучишь, а то она пока что тоже не совсем еще... Я тебя буду учить, а ты – её. Только – ну, ты понял! – ребенка не сделайте.

– Ага…

Я был в некотором недоумении. Как это понимать? То есть, Люба уже… но только не совсем еще?

Люба снова угадала мой немой вопрос:

– Да не девушка наша Люба. Уже давно. Только неумеха еще пока в этом плане.

– А вы… ты откуда знаешь?

Но Лида только усмехнулась в ответ.

– Иди уже!

И я ушел. То есть, уехал. Надо ли говорить, что время до следующей встречи с Лидой тянулось для меня целую вечность!

Послезавтра душ мы принимали уже по отдельности: все же тесновато там вдвоем. Правда, дверь при этом не закрывалась, и я имел удовольствие наблюдать, как Лида моется. И не мокрые побежали в дом, а вытерлись приготовленными полотенцами, и потом неспешно прошествовали в ту же спальню. Там тоже было не так, как позавчера: покрывало с постели убрано, и кровать застелена простыней с крупными розовыми цветами.

Обучение продолжилось к обоюдному удовольствию. Лиде, видимо, нравилось изображать из себя учительницу. Я узнал в этот день много нового, подробно познакомился со строением женского тела, узнал, что такое эрогенные зоны, потренировался на них соответствующим образом воздействовать…

Не запоминалось поначалу мудреное слово кунилингус, зато я его немного научился исполнять, хоть и не сразу решился. Наверное, даже не совсем немного, потому что Лида в результате долгих моих стараний кончила. «Спустила», как мы тогда говорили.

Опытная женщина, Лида всё это время умело поддерживала мое возбуждение, но всякий раз, когда у меня подступал оргазм, быстренько сбивала мое возбуждение почти до нулевой отметки, а потом опять поднимала его. С каждой минутой я все сильнее закипал, не получая разрядки, и Лида, наконец, сжалилась: уложила меня на спину, устроилась на мне верхом, нанизалась на торчащий пенис, пробормотала:

– Сейчас… сейчас и ты… спустишь… в меня… давай!..

Она задвигалась, я – навстречу ей… Мне нужно было совсем чуть–чуть: несколько движений – и я кончу…

В комнату вошла Люба. Скорчила презрительную гримасу:

– Пилитесь? Без меня?

Лида застыла, медленно слезла с меня, отвернулась. А я так и остался лежать с торчащим еще поначалу членом, которому не хватило всего–то нескольких фрикций. Но от конфузности ситуации он почти тут же опал.

– Да ладно, пилитесь дальше, я не ревнивая!

– Люба, – зашевелилась Лида, – ты не так всё поняла…

– А что тут понимать? – Люба усмехнулась. – Прихожу домой, а мачеха моего парня насилует.

Так вот оно что! Я–то считал, что Люба – дочь Лиды! И еще и удивлялся, что у Любы такая молодая мама…

– Не насилую я… Я просто… мы разговаривали, и я просто показываю ему…

– Мамуля, не парься! Всё нормально. Ты взрослая одинокая женщина, я всё понимаю.

– Любочка… Ты прости, что я именно с твоим парнем… Так получилось…

– Нормально получилось! Всё равно он на меня не обращал внимания как на женщину. А зря вообще–то!

Люба подошла к кровати, присела на краешек, двумя пальчиками взялась за мой вялый орган:

– Ну что, мам, сама его допилишь, или я помогу?


Вместо «пилиться» Люба произносила совсем другое слово, совершенно нецензурное, и это было для меня еще одним сюрпризом: та Люба, которую я знал раньше, не то что грязную «латынь», а самые невинные словечки, которыми ругаются сам

ые примерные пионеры, никогда не произносила!

Лида не поворачивалась, втянула голову в плечи.

– Мам, а ты минет ему делала?

Лида еле заметно покрутила головой. Люба кивнула:

– Ладно, сейчас сделаем.

И – о ужас! – подвинувшись ко мне, взяла член в руку и… обхватила головку губами! Задвигала рукой, зачмокала…

– Да не так, Люба! Смотри!

Вот это да… Нет, так не бывает! Это только в фантазиях подростков, перегруженных гормонами, такое возможно. Но мы ведь не подростки уже с Любой: школу закончили, в институте учимся, совершеннолетие оба отпраздновали…

Отстранив Любу, Лида сама взялась за дело. Но Люба далеко не ушла: пока мачеха работала с членом, падчерица умудрилась пробраться своими губами к мошонке, и вдвоем они довольно скоро восстановили утраченное было мною мужество!

Каким–то хитрым образом – я и не заметил, как и когда – Люба вдруг оказалась обнаженной. Краем глаза я увидел начисто выбритый, в отличие от Лидиного, лобок, не успел ничего подумать, и выстрелил.

Лида вовремя успела выпустить член изо рта, но первый выплеск все же попал ей на лицо. Второй успела щекой поймать Люба. Под третий Лида подставила грудь…

Теперь уже втроем мы лежали, отдыхая. Женщины неспешно растирали по себе результаты своих стараний.

– Полезно для свежести кожи.

Кто это сказал, я не понял.

– Вы давно тут кувыркаетесь? – поинтересовалась Люба.

– Нет, мы, собственно, только начали, и ты пришла, – отозвалась мачеха, – а что?

Не совсем так, конечно, но, похоже, смысл вопроса заключался не во времени, а в моей способности продолжать.

– Да так… Ты еще не успела спустить ни разу?

– Ну почему же? Ученик очень даже способный! Успела разочек, – улыбнулась Лида.

– Ну, так я тоже хочу.

– Тогда я… не буду вам мешать.

– Оставайся, мам! Втроем веселее.

Люба потеребила мой пока еще как следует не отдохнувший конец.

– Ты же не против попилиться втроем?

В отличие от Лиды, Люба смело использовала соответствующую неформальную лексику. Да откуда ж я знаю, как это происходит? Я пожал плечами:

– Не знаю...

– Люба… а как же без презерватива, если вдруг… Ты не залетишь?

– А ты ж не боишься залететь!

– Так у меня спиралька.

– Так и у меня тоже.

Лида понятливо кивнула, а я ничего не понял. Какая спиралька?

Наверное, я произнес вслух, потому что Лида ответила за двоих:

– Это такая штука, чтоб не забеременеть. Ты как? Отдохнул немножко?

Теперь моего дружочка женщины мяли уже вдвоем, приводя его в чувство. Надо сказать, что это им хоть и не сразу, но все же удалось. И понеслось!

Описать то, что было дальше, очень трудно. Сначала они по очереди делали мне то, что названо было новым для меня словом минет. Так же по очереди они подставлялись, чтобы я делал им куни… никак не запомнить слово. Попросту говоря, чтобы я языком ласкал их щелки. У одной – обильные заросли, а у другой – чисто выбритый лобок. И вкус немного отличается. Потом они стали уделять внимание и друг дружке. Мы сплетались в какие–то непонятные конструкции: Лида делала пдчерице это самое куни…, Люба в это время губами обрабатывала мне член, а я языком хозяйничал в Лидиных зарослях…

Лида с Любой менялись ролями…

Люба и Лида в позиции «69», а я, вдруг оказавшись не при делах, со всех сторон пытался подобраться к ним, но и рты, и вагины были заняты…

Наконец, что–то освободилось, и я погрузился в чью–то щель. Это Лида, потому что кучерявые волосы… Люба устроилась своей щелочкой так, чтобы Лида работала там языком…

Все те моменты, когда Любин рот не был занят, она сыпала «латынью»:

– Соси ему член, шалава такая… Ой, мля, как мне зашибись… палец мне в туда засунь… Мам, ну и дырища у тебя… Долби, долби мамку в рот… мля, щас спущу… Нифига себе… спускаю! Ё!!! Озвизденеть, как офигительно!.. Так твою мать, где ж ты раньше был, долбарь хренов… Мамка, мля… Я шлюха, да? Спускай, ма… Спускаешь, сука? Офигеть…

Вот и сейчас она приговаривала:

– Долби мамку, долби… Сильнее, мля! А ты розочку мне лижи… хочу член в розочку… скорее, мля! Отдай мне член!

Опять женщины поменялись ролями, и я впервые погрузился в Любу.

– Мляяяяя! Отымей меня! Спусти в меня! Нет, сначала поимей…

Любины маты–перематы не возбуждали, а наоборот, сильно отвлекали. Наконец, она замолчала – рот ей закрыла своей… ээээ… кудрявой розочкой Лида.

Я как Люба не скажу. Вагина у Любы не такая просторная, как у Лиды, и член мой сразу это ощутил. Тесные стенки охватили его плотно, я елозил интенсивно туда – сюда, Люба очень интенсивно, но невпопад, елозила навстречу, отчего иногда ее рот освобождался на несколько секунд:

– Офигенно долбишь… зашибись… мляяяя… Мамка, ты – шалава… И я шалава… хочу полную дырку малафьи… Спускаю!!!

– Спускай, Любонька, спускай, доча… Долбись, долбись, моя хорошая…

Ничего себе! И Лида тоже… латынью?!

Люба «заспускала». И я тоже. И тоже заговорил. Заорал даже:

– Сучки эдакие шлюхи!!! Мля! Ёооооооо!...

Посучив ногами, Люба затихла. Я тяжело отдувался, пыхтел. Было очень жарко, и все трое мы были мокрые. Раскатившись по широкой кровати, лежали, и, наверное, каждый пытался осмыслить только что случившееся непортебство.

Первой очнулась Лида:

– И что ж мы с вами, детки, натворили? Как теперь дальше жить–то будем?

Мы с Любой молчали. Я не знал, что сказать, Да и Люба, наверное, тоже. А Лида продолжала:

– Теперь у нас, видимо, два пути: или забыть, выбросить из головы сегодняшний день, или…

А что или – наверное, она сама еще не знала.

Откликнулась Люба:

– Мам… Ты не думай, что я… ну, в общем, что я такая. Просто увидела вас, и в голове помутилось. Ты же знаешь, что…

– Что ты не девочка? Знаю. Только вот не знала точно, с кем ты… Думала – с ним. А он, оказывается, до вчерашнего дня девственность берег, – Лида слегка улыбнулась.

– До вчерашнего? А вчера – что? Ты, мама, его девственности лишила? Ну, ты даешь! – засмеялась Люба.

– Ну, так вышло.

И потом, уже обращаясь ко мне:

– А ты, новоявленный мужчина, что думаешь по этому поводу?

До сего момента обо мне говорилось как об отсутствующем, что меня, естественно, немного обижало. Я и ответил с обидой:

– А ничего не думаю. Забыть, так забыть. Мне всё равно!

Опять тишина.

На этот раз – голос Любы:

– Мам… а тебе хорошо было, когда… ну, когда я тебе… куни?..

Лида зашевелилась:

– А ты сама подумай. Ты сколько раз сейчас спустила? Два? Три? А я ни разу. Учиться вам еще, детки, и учиться!

Соврала Лида. И я хрипловато и нахально вклинился:

– Так учи нас!

– Ну вот, мам, тебе и ответ на вопрос, что дальше! Учи нас. Кстати, спустила я всего два раза, а не три. И второй раз, между прочим, не от куни, а когда… это…

И опять полная тишина.

– Мам, давай мы пообещаем все, что об этом никто не узнает. И всё. И ты будешь нас учить.

– Я подумаю. И, наверное, пойду. А вы…

– А мы тут еще подумаем, поговорим.

– Ага, подумаем.

Лида как была нагой, так и ушла из комнаты, оставив одежды на стуле. И первый вопрос, когда мы с Любой остались вдвоем, был:

– Ты меня не хотел раньше?

Я ответил честно:

– Не хотел. То есть, я не думал об этом. То есть, думал, но не о тебе.

– А о ком?

Я смутился:

– Ни о ком.

– Что, тебе вообще не хотелось с девушкой… это…?

– Попилиться? – перешел я на латынь.

Латынь Любе не понравилась:

– Не матерись, пожалуйста, при мне.

Я опешил:

– Так ты ж сама только что?...

– Так то было не в простом разговоре, а во время… процесса.

Тут смутилась уже она сама.

– Не сбивай меня! Лучше скажи… а сегодня ты меня… захотел?

– Ты же видела сама! И чувствовала… И – вон!.. – я кивнул на небольшую лужицу, до сих пор потихоньку вытекавшую из ее щелочки.

Люба сдвинулась так, чтобы прикрыть собой пятно, и настойчиво продолжала выпытывать:

– Нет, ты словами скажи: хотел?

– Ну… да.

– Без «ну»!

– Ну… без ну. Да, хотел!

– И будешь теперь хотеть?

– Ну, буду…

– Без «ну»!!!

– Да буду, буду!

– А сейчас… хочешь?

– Не знаю. Сейчас я, наверное, не смогу.

– А давай попробуем?

– Давай.

Но пробовать мы не стали, а просто, как и раньше, сидели рядышком и болтали – с той лишь разницей, что сидели мы совершенно голенькие, и болтали на этот раз исключительно о сексе.

Люба откровенно рассказала, что уже довольно давно живет половой жизнью, но в отношении меня у нее не было до сегодняшнего дня никаких сексуальных мыслей – так же, как и у меня в отношении неё. Если бы не случайное ее возвращение не вовремя домой, то, видимо, мы так бы и продолжали оставаться лишь друзьями. А теперь, конечно…

Что – теперь конечно? А вот и непонятно пока. Взрыв эмоций прошел, наступила разрядка и расслабление. Странное дело – до первого в своей жизни секса с Лидой я почему–то был уверен, что после этого обязательно наступит какое–то ощущение неловкости, но ведь ничего подобного ни позавчера, ни сегодня не произошло! И мы неспешно и совершенно спокойно разбирали по пунктикам весь ход событий.

Оказывается, в какой–то момент я чересчур сильно ущипнул Любе сосок, и ей было больно. И языком у нее в щелочке я действовал не так, как ей хотелось бы, хотя Лида меня научила именно так. Выходит, им это нужно делать по–разному!

А Люба совсем не умеет делать минет – просто сосет член, как карамельку. И ее чрезмерная «латынь» меня, в общем–то, сильно отвлекала.

Я не заметил, как от просто разговоров мы перешли к «пробам и ошибкам». Со стороны это наверняка выглядело бы очень странно:

– Вот так вот сюда руку положи, и… Нет, не сжимай так, а то больно…

– Ага… так лучше?..

– Нет, вот смотри на мою руку, как я пальцами сама…

– Так?

– Ну, примерно… Только не так быстро…

– Ой! Теперь ты мне больно делаешь!..

– Извини…

– Ничего…

Естественно, что все эти манипуляции в конце концов привели к тому, что мы с Любой опять завелись, и ее опять пробило на «латынь». Кроме того, выяснилось, что ей больше всего нравится такой сценарий: некоторое время – языком в щелочке, затем немного «нормального секса», потом – опять куни, опять член во влагалище и несколько фрикций, и т.д.

Ну да, не влагалище и не фрикции, а всё та же милая «латынь»…

Не буду врать – не знаю, кончила ли она хоть раз, но покрикивала, постанывала и всхлипывала Люба почти постоянно. А я всё никак не мог «спустить».

– Устал? Давай отдохнем чуть–чуть.

Лида вернулась в комнату как раз в эту минуту. Одетая в какой–то халат. Застегнутая на сто пуговиц. С очень решительным видом.

– Знаете что, ребята? Хватит. Мы все с ума сошли. Так нельзя. Вставайте, одевайтесь и разбегайтесь. И – знаешь, что? Ты больше… не приходи сюда.

Она явно старалась не встретиться глазами ни с Любой, ни со мной. Однако взгляд ее, я заметил, все время возвращался к моему причинному месту, поникшему по случаю перерыва в работе. Увидела это и Люба. Впрочем, не увидеть это было трудно.

До сих пор не могу себе объяснить, как это произошло, но мы, вместо того, чтобы послушно встать, одеться и покинуть спальню, вдруг почти хором заявили:

– Он никак не спустит, помоги нам, а то мы уже устали…

– Да, помоги…

Лида вскинулась:

– Я же сказала – разбегайтесь немедленно!

Мы не двигались с места, а Люба демонстративно принялась приводить обратно в боевое состояние моего дружка – сначала медленно рукой, потом сделала вид, что потянулась губами…

– Любка! Прекрати немедленно!

– Ладно, прекращу. Если ты сама…

Голос Лиды начал срываться на высокие ноты:

– Сволочи! Паразиты! За что вы меня так мучаете?!

– Мы тебя любим!

Лида ничком рухнула на кровать между нами и как будто бы пустила слезу.

Я не придумал лучшего утешения, как взять её руку и положить себе на член. Пальцы ее слабо сжались, но оставались неподвижными какое–то время.

Наверное, меня в Лиде подсознательно притягивала опытность и взрослость, поэтому на ее прикосновения я реагировал сильнее, чем на Любины: дружочек мой стал твердеть. Все еще продолжая всхлипывать, Лида слегка пошевелила пальцами, потом медленно сдвинула шкурку вниз. Открылась головка, к которой тут же прикоснулась губами Люба…

Я лежал на спине, Лида рукой, а Люба губами потихоньку работали над моим дружочком. Такое двойное внимание, несмотря на усталость, в конце концов привели его в состояние, близкое к финалу. Осталось только определить, куда лучше на сей раз выплеснуться!

Выбрал я Лидину курчавую щелочку, но доступ к ней, похоже, был прикрыт одеждой. Но ее ведь можно и снять!

Лида слабо сопротивлялась, когда мы вдвоем с Любой переворачивали ее на спину, расстегивали бесчисленные пуговицы халата, стягивали желтенькие трусики. Помогла Любина «латынь», одинаково решительно, видимо, действующая на них обеих:

– Не прячь дырку, откройся… подолбись… впусти в себя член… я уже надолбилась сегодня, теперь и ты давай…

Лида в ответ на такие убедительные увещевания послушно приняла «миссионерскую» позу. Это я много позже узнал, что она так называется, а сейчас вся эта возня с раздеванием и излишек «латыни» опять меня охладили. Да что ж такое, неужели я так и не спущу сейчас?!