Голос крови

"Придется встать, " – подумала Тина, узрев через плечо будильник. Стрелки приближались к двенадцати. Обычно она выходила на работу в десять, но вчера было невозможно разогнать "гостей", которые трижды бегали за водкой и не собирались угомониться. В конце концов, пришлось подлить всем свое фирменное зелье, вызвать Васеньку за четвертак и отправить забалдевших мужичков обратно в "барак". Бараком Тина называла одноэтажную общагу гостиничного типа, где вот уже 20 лет жили ее менее удачливые соплеменники. Сама Тина вовремя выскочила замуж за "местного папуаса", круглого сироту – алкоголика, который ее по – своему любил и не очень мешал по жизни. Пять лет назад бедолага решил погостить у переделкинского кореша в выходные, сел в последний вагон электрички, а поскольку состав был длиннее переделкинской платформы, он из вагона шагнул в воздух. Труп с разбитой головой нашли утром. Вскрытие показало, что в момент падения жертва был пьян и вероятно, не слышал предостережений машиниста. Валентина (это было ее полное имя) 40 дней носила траур, но хоронить мужа не стала, а поставила урну с прахом в лоджии, на полку с инструментами покойного. Он и будучи живым, все дни просиживал там, на табуретке, с беломориной в пожелтевших пальцах и с бутылкой "Столичной" на полу. "Хороший был мужик. И помер вовремя, хоть и зря", – Тина в задумчивости погладила урну и закурила. Вообще она мало курила, сигаретку – до работы и сигаретку – после, и обе – дома, в одиночестве.

Тина спрашивала себя, нравилась ли ей работа. Скорее, устраивала, т. к. деньги приходили хорошие и позволяли жить независимо, без влиятельных, но назойливых "покровителей".

"Ты – красивый, и "мальчик" у тебя ласковый, но не ищи меня. Я не люблю богатых, сама – не бедная. А вот спать в одиночестве и завтракать – обожаю. Если захочу, сама тебе позвоню, " – озадачила она одного весьма удачливого писчебумажного королька. Кофе в джезве закипел и с шипением полез на волю. "ет, так дело не пойдет, – рассердилась Тина – сломанный ключ – раз, рюмку разбила – два, выругалась матом – три, руки трясутся – четыре, и вот, сбежавший кофе – пять. Опять – твою мать. Все, бегом отсюда, к инке и Гарику. Расслабиться пора. "

Решив не ходить на работу, Тина развеселилась. Она терпеть не могла опаздывать, делать что – то наспех. "Дело надо делать вовремя, или совсем не делать. Если нет времени нормально позавтракать, никак не завтракай, не глотай колбасу и вчерашний чай на ходу, а просто выпей стакан холодной воды", – сказал ей один банкир и за такую мудрость был особенно обласкан.

Больше всего Тина не любила секс второпях. Два года назад она встречалась с Сергеем, почвоведом – стэпером и даже подумывала о совместной жизни, но при всех Сережиных прелестях ее сильно раздражало, что любимыйслишком часто смотрит на часы, которых в квартире было предостаточно. "Послушай, я не могу кончить, ты все время смотришь на часы, даже в выходные, даже ночью! У тебя нет жены, нет другой любовницы, даже любящей матушки и той – нет. Если это у тебя – тик, нам придется расстатсья. Я, как большинство женщин, быстро перенимаю чужие дурные привычки, а у меня и своих много. " – не выдержала однажды Тина.

– Это не тик, дорогая, а простая реакция на сознание того, что вот ты пришла, а через некоторое время уйдешь, а я хочу, чтоб ты не уходила, вот отсюда моя нервозность. Я все время думаю: прошло 20 минут, сейчас мы в последний раз трахнемся и она убежит. Между прочим, ты уходишь, а я лежу лицом к стене и дрочу. Дрочу и плачу, потому что люблю такую жестокую красавицу. Впрочем, вы, цыганки, исторически бессердечны. Мериме свидетель, не вру", – Сергей картинно скрестил руки и скорбно поник головой.

После такого признания Тина просто не могла себе позволить не остаться на неделю, и казалось действительно, у новоиспеченного счастливчика напрочь пропала тяга к часам. Довольная Тина резвилась, как девочка, заплетала косички с пестрыми ленточками у Сергея на лобке, заставляла выгрызать лесные орешки, спрятанные в ее влагалище, устраивала сеансы одновременной мастурбации. о уже на второй неделе радостям пришел конец. У пылкого любовника начался другой тик: во время полового акта он двигался в стэпе, т. е. отбивал чечётку... все время... даже во время минета.

Ранним утром, тихонько выскользнув из Сережиной квартиры, Тина с облегчением вспомнила, что тот не знает ни ее фамилию, ни адреса. "Теперь постоянной у меня будет только работа", решила уставшая дезертирка и после ни разу не жалела, тем более, что работа у нее была творческая.

"о сегодня – никакой работы, у меня отгул, т. е. прогул, а впрочем, все равно. адо чем – то инель и Гарри удивить. Выщипаю – ка весь лобок. А потом устроим цирк" – она на самом деле любила из плотских утех устраивать не сентиментальную идилию, а скорее, шутовской балаган.

Иные мужчины даже обижались, ибо сентиментальность свойственна мужчинам более, чем женщинам и часто это чувство путают с романтичностью. о Тина ничего не путала и выщипав лобок, в награду за терпение надушила крошку изысканными "Шалимар". ичего, киска, погуляй немного лысой, а новые волосики скоро вырастут, курчавые и мягкие" – утешала она обиженный лобок.

Гарик и ина дружили с Тиной еще со школы. Жили они в большом доме с садом в ста километрах от города. Дом стоял посреди сада, сад был окружен высоким забором и соснами по кругу. Повсюду были натыканы кусты сирени и жасмина. Из полезных растений присутствовали только две яблони и у переднего крыльца мятная мини – семейка. Гордостью ины был росший у заднего крыльца папоротник, тоже вылезший из земли сам по себе. У беспечной пары по саду была единственная забота: с начала весны истребляли все одуванчики и крапиву, но ромашки и клевер росли беспрепятственно и нескошенная трава буйствовала до глубокой осени. Односельчане ину с Гариком считали чокнутыми: у них не было не только картошки, но и самого простого огородика с чесноком – петрушкой. Даже ни одного тюльпанчика. "Какие, на х. ., тюльпаны, Это вам не Голландия. Здесь репей должон израстать", –

отвечал Гарик одному соседу, решившего было помочь сироте – Гарику наладить натур – хозяйство. Сосед, вырастивший привитую на рябине грушу и крымский виноград, обиделся и больше не приставал.

С давних пор зная все это, Тина загрузила в машину кастрюлю с плебейским, но всеми любимым салатом "Оливье" и две буханки черного хлеба. Овощи, яйца и фрукты можно было купить по дороге. Алкоголь супруги не употребляли. По этой причине их тоже считали чокнутыми. А еще соседи недоумевали, как можно зарабатывать на рисовании почтовых открыток.

Подъезжая к деревне, Тина с улыбкой вспомнила давнишний Гарикин подарок: большой, писаный маслом заяц, составленный из капусты, с веселым морковным членом и салатными ушами. Этот портрет висел в спальне и каждое утро неизменно весело скалился на Тину.

а воротах красовалась большая картонная табличка: "мы ушли и вам того же желаем. " Тина вздохнула и полезла в бардачок за ключами. Что бы не случилось, записка к ней не относилась. Много лет назад, еще при живом муже, семьи торжественно обменялись простынями, полотенцами и ключами от квартир. С тех пор белье и полотенца истрепались, муж Тины умер, но ключи работали безотказно.

Поставив машину возле гаража, Тина повесила записку обратно и заперла ворота. Загрустив от мысли, что ребята усвистали, Валентина вошла в дом и зажгла свет в прихожей. "Стоять! и с места! Оружие – на стол!" – услышала гостья и с облегчением обернулась. В дверях кухни стоял голый, чем – то измазанный Гарри и облизываясь, улыбался. Между его ног высунулась так же измазанная ина и с визгом полезла к подруге целоваться. "Уйди, сумасшедшая. Что это с вами?"

– Тинуль, ты вовремя! Мы решили поэкспериментировать с гримом для портрета в стиле Арчимбольдо. Гага закупил 10 банок меда, клубничный мусс, польские разноцветные желе, сухие соки, шоколадную пасту. Представляешь, как мы устали? Вообрази: желе пришлось мазать еще теплым, но когда оно по форме тела застывало, через пол – часа на самых ответственных местах, а именно – на сиськах и животе отваливалось! Ужас! Я позирую, Гага работает, а с моих плеч ошметки отпадают! Гага как заржал: "старая стала, шкура отваливается!" Тут я рассердилась и – давай в него этими лепешками... потом меня обсыпали соком "Юппи" и ванилью...

– А ванилин зачем? – удивилась Тина.

– Он блестит красиво. Слушай. Значит, Гага срисовал, что надо, я простояла в обсыпке три часа и пошла в душ. Тут началось самое интересное. Такие красивые брызги, как салют в день победы, только струями – вниз. Я теперь специально для душа буду покупать "Юппи". Тин, ты приехала на заключительной стадии эксперимента. Меня мазали медом, но чтоб "кожей все почувствовать", Гарик тоже обмазался. Мы оба стояли в меду: я позировала, он рисовал. Портрет получится гениальный. К тебе, зайчик, просьба: нам мед смывать жалко. То ли дело – "Юппи", одна химия, а тут пчелки трудились, летали туда – сюда. у, мы решили слизать и с утра слизываем. Помоги пожалуйста!

– Ладно. Только я тоже разденусь и пожалуй, чаю себе налью. – Тина вышла из кухни и разделась.

– Ой, Тишка! Какая ты смешная с голой писькой! а куклу Барби похожа!

– еправда. Мне Анютка по – секрету показала раздетую Барби: у нее письки совсем нет. Анька даже расстроилась: "папа, а как же она писает без письки?" – вмешался Гарик.

– у хватит любоваться, а то ваша сладкая жизнь может затянуться. А кстати, кто инициатор?

– Он, конечно.

– у, с него и начнем. Узнаем, что такое клубничная попка. – и Тина, устроившись между ног Гарри, стала усердно вылизывать торс. А чтоб ине не скучать, Гарика уложили вылизанной спиной на пол, в позе "березка" и он облизывал кокетливо вытянутую нинину ножку.

– Ох, Гарри, я не знала что ты такой вкусный – прочавкала возбужденная Тина и страстно обхватила губами липкую головку члена.

– Я тоже вкусная! – ина села прямо на лицо Гарику, который мычал от избытка чувств...

– Все, хватит. Пошли мыться, я больше не хочу! – через час Гарик вырвался из ласковых ног и отчаянно пополз в ванную.

– Я хочу приласкать твою лысую певичку, а то она такая тихая – ина полезла к подруге, на ходу облизывая пальчики..

Вечером притихшие, с мокрыми волосами и блестящими глазами, друзья ужинали на балконе. а огонек свечей прилетела сонная пчелка и закружилась над столом.

– Опоздала, дуреха, утром надо было суетиться. Иди спать – засмеялась инель.

– А портрет мне понравился, – заулыбалась Тина – и эксперимент удачный. – Да уж, пригласительный не зря прислали, но ты на сутки опоздала.

– А я в ящик не заглядывала. Я сама по себе приехала. Проспала работу и решила гульнуть.

– у и умница. Завтра шашлык будем жарить.

– ет, я рано уеду. Работать надо. Без меня, вы ведь знаете, они ни фига не заработают, Юра и Маша. Я должна им помочь на первых порах.

– Слушай, тебе не надоело? Может выйдешь из игры?

– ет. Мне это нравится: совсем другой мир, другие люди.

– А то можешь нам помогать, у нас тоже неплохо заработаешь...

– Я знаю, но моя работа – это моя работа, я ее хорошо знаю и она мне приятна. Это мое призвание, голос крови, может быть. Ладно, давайте лучше послушаем Маллигана. Все умолкли. Остаток вечера провели тихо, но без грусти. Они не нуждались в трепе. Отдыхая от ежедневного словесного насилия, у друзей Тина заряжалась теплом и покоем, и все это знали.

Утром голая Тина разбудила обоих.

– Эй! – закричала ина – когда успела обрасти волосами?

– Это мой тебе подарок, а Гарик должен оценить, – Тина стянула прозрачные трусики с нарисованными на лобке волосами и бросила ине.

– оси на здоровье. Пока!

Ровно в восемь Тина была дома. е спеша позавтракав, она оделась в черную сатиновую юбку, сделала грим, причесалась, позвонила Маше и Юре и к десяти часам была с ними на работе. "у, ни пуха, – послала она себя, войдя в первый вагон метро. Через секунду пассажиры услышали хорошо поставленный полный трагизма голос: " Уважаемые россияне! Мы сами – нездешние... "