Годы учёбы или Нескромный мемуар. Часть 2

Следующим вечером я пошла в актовый зал, где команда репетировала. Там были только Миша и пианист Серёжа – они разучивали песню. У Миши, кстати, помимо сногсшибательной внешности был ещё и потрясающий баритон – до сих пор мурашки по коже, как вспомню. Когда они закончили, Серёжа исчез, а Миша достал из рюкзака билет и поднял его высоко над головой. Минут пять мы поиграли в "а ну – ка, отними" (с учётом, что он на полметра выше, угадайте, кто выиграл), а потом Мише надоело надо мной издеваться. Взяв билет, я поднялась на цыпочки, чтоб в благодарность чмокнуть его в щёку, но он не стал нагибаться, поэтому мой поцелуй пришёлся куда – то в область шеи.

– Может, закроем дверь и попробуем ещё раз? – спросил Миша. Я согласилась, удивляясь такому быстрому развитию событий. Чтобы не пришлось совсем уж сильно наклоняться, Миша посадил меня на подоконник и стал целовать. Целовался он очень агрессивно и больно кусался. Наверное, Гале так нравилось. Я отстранила его и стала сама показывать, что надо не так. Миша понял очень быстро. Потом он, обжигая горячим дыханием, стал скользить губами по моей шее, а я пляшущими руками стала расстёгивать его рубашку и гладить по груди. Его руки гуляли у меня под свитером. Несмотря на то, что от окна дуло, стало жарко. Я спрыгнула с подоконника и за руку отвела его на сцену – там репетировали номер с падением и после этого не убрали мягкий мат.

Мы улеглись на него – Миша был сверху и мне нравилось ощущать, какой он большой и тяжёлый. По коридору кто – то шаркал, но нам было уже не до этого. Никак не получалось расстегнуть ремень на Мишиных джинсах – он был с какой – то хитрой пряжкой, но Миша мне не помогал: ему нравилось моя возня в паху – его ширинку просто разрывало изнутри. В это время его губы обрабатывали мою грудь. Это было ну очень приятно. Прежде чем в меня войти он раскинул мои руки и прижал их к мату.

– Так надо, – ответил он на мой вопросительный взгляд. Он двигался мучительно медленно, казалось, если сейчас не ускорится – я не выдержу и потеряю сознание.

– Быстрее, – попросила я, но он как будто не слышал.

Я стала подмахивать. Голова кружилась и в ушах звенело. Наконец он отпустил мои руки и, прижавшись ко мне, стал двигаться быстрее.

Кончили мы одновременно.

– Судя по тому, как ты исцарапала мне спину, тебе понравилось, – улыбнулся Миша.

Я стала извиняться, но он засмеялся – мол, да ладно, мне и самому было очень хорошо и стал целовать мне руки и благодарить. Совсем как Женя...

История продолжения не имела: оказалось, что он один раз не смог с Галей и, испугавшись импотенции, использовал меня как лекарство. Я не в обиде. Всё равно я бы не смогла долго поддерживать отношения с молодым человеком, на которого вешается столько девиц.

История третья. Александр.

С Александром меня познакомила подруга Катюша. У них были запутанные отношения: начинались вроде бы как влюблённость, а потом ни во что большее не перетекли, но и отпускать друг друга они не торопились. Александр был актёром, даже имел звание заслуженного артиста, но широкая публика его не знала, и он по этому случаю очень любил предаваться р

ефлексии: ну вот, сорок три года (теперь ясно, почему Александр, а не Саша?), а такой весь одинокий и покинутый (с женой он развёлся лет n назад) и периодически уходил в запой. При этом был феноменально светлым человеком. Смешно. А через неделю после выхода из запоя он переставал быть похожим на пожилого сенбернара и становился фантастически красивым. Катюша описывала его как "фактурного мужчину" и лучшего описания, честное слово, не подобрать. Изначально я не воспринимала Александра как мужчину, потому что он был ровесником моего отца и точно так же смотрел телевизор в разношенных тапочках.

Так, старший товарищ. Он помог мне отыскать кассету с одним старым фильмом, который я год нигде не могла найти и давал почитать редкие старые книги – у него была шикарная библиотека. "Да и вообще, будешь пробегать мимо – заходи на чай, повесели старичка". Я периодически захаживала – с ним были интересно, и он варил потрясающий кофе. Месяца через два он предложил обращаться к нему на "ты" и начал недвусмысленно намекать, что он вообще – то годен не только для бесед.

Три дня я не могла решить, надо мне это или нет и поэтому "включала дурочку" и делала вид, что намёков не понимаю. Не в смысле "то ли дать, то ли дать пощёчину", просто из рассказов Катюши следовало, что "У него же душа, ему же потом ещё и поговорить надо", а какие скелеты в шкафу, то есть в душе, немолодого, несчастливого, пьющего и талантливого человека обнаружатся – неясно (до сих пор мы беседовали в основном о литературе и кино). Может, он будет высокохудожественно и с выражением (заслуженного артиста зря не присвоят) рассказывать, как его в пятом классе обидела отказом Галя с первой парты у окна. А может и не будет... В конце концов, после истории с Мишей прошло три месяца, а молодой здоровый организм своего требовал. За очередным чаепитием (мы сидели в комнате на диване)

Александр перешёл в наступление по всем правилам тех времён, когда он был в моём возрасте: как бы невзначай накрыл мою ладонь своей и начал рассказывать, какая я красивая. И это было приятно, потому что, в отличие от ровесников, он, рассказывая, какие у меня глаза, смотрел действительно в глаза, а не в декольте (у меня четвёртый размер; подруги завидуют, а мне иногда хочется, чтобы замечали не только его).

За окном начинался дождь. Мы не спеша целовались. Такого уж бешеного желания эти поцелуи во мне не разожгли, но сумерки, негромкий джаз из магнитофона и запах кофе – это всё создавало удивительно приятную атмосферу. Примерно через полчаса – кассета закончилась и магнитофон с громким щелчком выключился – он перешёл к следующему этапу – стал поглаживать мою шею. Было удивительно, как его руки, такие большие, могут быть такими ловкими, но было очень приятно. Возбуждение было какое – то мягкое и обволакивающее. Я чувствовала себя Лолитой, которую соблазняет Гумберт Гумберт.

Костюмчик а – ля востмиклассница – отличница – юбка и белая рубашка – очень способствовал.

– Потанцуем?

Он вёл очень уверенно: профессионал всё же. Потом мы прекратили танцевать и продолжили целоваться. Он стал расстёгивать мою рубашку, а я скользнула руками ему под свитер.