Фут-фетиш: спасительница

06.09.2005г.

О! Женские ножки, о Вас, обворожительные, я готов писать бесконечно!

Последипломное обучение: кто-то ведь придумал эту тоску! Чья больная государственная голова устроила это порядочным людям. Не знамо зачем нужно ехать в чужой город, жить там два с половиной месяца в жутких условиях, оторванным от любимой девушки, в обществе случайных людей, таких же мучеников, как и ты сам. Всем плохо: преподаватели ждут, когда же мы, наконец, свалим, но им нужны часы. Мы ждем, когда это, наконец, окончится, но нам нужны «корочки». Огромная страна: со всех концов съехались люди в город, такой же как твой. Но чужой до отвращения!

Мужчины собраны в одном месте и в отсутствии женщин происходят неприятные метаморфозы. Как быстро мы дичаем в их отсутствии! Проходят нудные недели и вот уже полузастёгнутые ширинки, небритые подбородки, мятые сорочки, матерная речь для связки слов и сальные шутки. Деградация на лицо, но к счастью она обратима.

Комната на двух человек. Мы там с Лёхой, хороший парень с Поволжья. Сами готовим на кухне, досуг — шахматы, карты, книжки, бесцельное шатание по улицам, унылый телек в холле. Холодина, начало зимы. Каждый день похож на предыдущий, а выходные — вообще тоска зелёная. Оторванность от женского пола проявляется во всём от бытового дискомфорта до тягостного «луностояния» ночью в постели. Кому-то это покажется смешным, мол, пойди и сними себе путану. Но чтобы нанять проститутку, нужна определённая степень развращённости. Она есть не у всех. Это первое. Второе — их мир, сплетенный с криминалом и мерзкими заболеваниями, не назовёшь привлекательным. Намотать себе на «болт» проблемную инфекцию проще пареной репы. Да и не нужен мне никто, когда у меня есть моя девочка, такая классная, только она далеко отсюда.

Через месяц сообщество мужчин как-то адаптируется и в деградационном режиме как травмированный спортсмен, стремящийся к финишу, старается дотерпеть до завершения этого кошмара. Но... Но бывает, то чего не ждёшь и даже не надеешься.

Однажды, под вечер мы скопом сидим и курим на табуретках в холодном коридоре, запах жареной картошки с общей кухни, вялые разговоры осточертевших друг другу людей. И вдруг... как из другого, прекрасного мира раздается звук! По лестнице, ведущей на наш этаж, льётся звонкий цокот каблучков. Легких каблучков женщины! В мрачном проёме лестничной площадки появляется миражный образ. Это совершенно противоестественно как присутствие ангела в подземелье. Золотистые волосы, красивое и бесконечно любимое лицо, стройная фигура! Это моя девушка и она здесь, в этом мерзком унынии! Яркая алая куртка с откинутым капюшоном с опушкой, обтягивающие джинсы, заправленные в высокие красные сапожки. Я бросаюсь к ней, и мне на встречу летит облако тонкого и свежего запаха красивой, ухоженной женщины!!

После почти бесчувственного поцелуя холодного от мороза лица, тараторю вопросы и реплики. Как ты здесь оказалась? Почему не сказала? Я бы хоть встретил! Молодец, что приехала. Она, ослепительно улыбаясь, сообщает, что подвернулся случай, вот и прилетела на два дня, меня проведать. Я вне себя от радости: до меня доходит, что это всё реальность, что это случилось со мной! Живая и тёплая! Она вежливо кивает мужскому собранию, которое находится в полуобморочном состоянии от её появления. Мы уходим в нашу с Лёхой комнату, там долго целуемся, я её раздеваю, ставим чайник. Я выскакиваю к Лёхе — по закону гор, или закону моря, или по неписаному закону мужской солидарности он должен перебраться к соседям. И он это понимает, обречёно кивая головой, с неискренней радостью за меня.

Немного перекусив и согревшись, она с усмешкой, понимая моё нетерпение, дает себя раздеть. И вот уже почти нагишом мы ныряем под одеяло моей постели, сплетаясь в нежный, мурлыкающий, целующийся, обнимающийся клубок. Зайдясь от её чар, неожиданно свалившегося счастья обладания ею, бурлящей страсти, я, точнее — мы, входим в раж любовных наслаждений. И тут...

Раздается стук в дверь и голос Лёхи сообщает, что ему нужно забрать куртку из шкафа, так как они с мужиками собрались в кафе. Голос, уверенный в своей правоте! Мы замираем.

 — Он похож на сволочь. — Тихо смеясь, говорит мне на ухо моя уже горячая девочка.

 — Ещё какую! — Шепчу я ей в ответ.

Я, чертыхаясь, вылезаю из-под одеяла, надеваю брюки и открываю дверь. В комнату входит Сволочь Лёха, деликатно отведя взгляд, что-то бормочет, забирает куртку и двигается к двери. Но по дороге бросает короткий взгляд на кровать. Ему это нужно, я чувствую. Ему, измученному одиночеством, нужно было увидеть как недосягаемое чудо красавицу в постели с разлетевшимися по подушке золотистыми волосами. Один взгляд! Взгляд как фотоснимок, он его или согреет, или возбудит, или даст пищу для последующих рукоблудных фантазий — не знаю! Мы встречаемся с ним взглядами: мой — жесткий взгляд собственника и счастливчика, его — извиняющий и завистливый. Сволочь Лёха уходит. Нам требуется совсем не много времени, чтобы снова войти в прерванную нирвану, но уже что бы пройти все её прекрасные этапы до победного конца... Кроме душа на ночь, а в этих условиях — это и роскошь, и нудная проблема, других промежуточных остановок чтобы снова нырнуть, захлёбываясь, в любовь просто не существует!

Позднее утро, сборы на экс

курсию по осточертевшему мне городу. Но это ритуал вежливости к визитёрше, моей сладкой девочке. Бродим по центру, который хоть как-то отличается от нашего, а окраины везде одинаковы. Кончается тем, что мы окоченевшие от незнания местных маршрутов всё-таки добираемся до моего пристанища и вваливаемся в комнату, которая когда-то была нашей с Лёхой. Но сейчас Лёха — сволочь и препятствие к нашей радости. Я чувствую, как оторвался от мужского конгломерата, я — предатель, изменник и последний гад. Потому что мне хорошо, а не плохо как всем. В коридоре все от меня отводят глаза, а когда появляется она, как черти из табакерок под любым поводам вылезают до тошноты знакомые физиономии, пожирающие диковину глазами. У меня нет угрызений совести, любой поступил бы также и, случись иначе, и я бы также тихо ненавидел счастливчика и пялился на его достояние.

Мы в комнате; она, обжигая озябшие руки о горячий гранёный стакан с кофе, сидит на подоконнике, а я разуваю её ножки, чтобы поставить их на батарею. Вчера она прибыла в шикарном сетчатом нейлоне, совсем не для поездки, а чтобы сразу сексуально наповал сразить меня. И мне так приятна эта её жертва. Голые нежные ножки с вишнёвым лаком на ногтях установлены на ядовито-зелёный батарейный чугун. Пятки жжёт, а пальчики аж ледяные! Я хватаю стул, подсаживаюсь, и засовываю её ножки себе за пазуху. Обцелую я их позже, а сейчас лишь бы не простыла. И мне так тепло и спокойно от её ледяных и красивых ступней у меня на груди, слеза наворачивается! Но вот пальчики ожили, задвигались и теперь уж я, уткнувшись в них лицом, с наслаждением отдаюсь их очарованию и манкости. У меня на это есть губы, щеки, язык, подбородок... Страстная постельная сцена заканчивается бездыханным распростёртым финалом горячих, взмокших, тяжело дышащих тел.

После застолья, мы с ней спускаемся вниз в душевые. Опять нас провожают отрешённые взгляды алчных мужских лиц. Я горд и спокоен. Она весела и приветлива. От этого им совсем плохеет, но никто не расходится, так как иной альтернативы созерцательному времяпрепровождению просто нет.

В душе, вибрируя на деревянной решетке я, оглаживая её груди, опускаюсь к очаровательному лону, который ласкаю губами, а потом языком. Она, смеясь, поливает меня горячими струями душевой форсунки. Мой язык теребит её клитор, мякоть киски расходится, открывая мне простор для наслаждения её и моего, конечно. Однако моя работа возымела действие и рука с душем безвольно опускается вниз; краем глаза вижу, как закатываются в неге красивые глаза, тут уже шутки кончились. Оргазм — дело не забавное, а страстное! Подхватываю на себя её горячее красивое тело и мой дружок уже ищет себе путь в её девочку. С небольшой помощью женской руки он её находит... Дальше снова душевые струи, отяжелевший оседаю ей под ноги. Ножки с красивыми ноготками. Она поочередно, хохоча от забавы, подносит их мне для страстных поцелуев. Как красивы эти создания природы в мокром ракурсе обычных душевых капель! Дело молодое. И новая эрекция не заставляет себя ждать. Теперь уже не успевшая сократиться, распаренная горячей водой киска легко принимает моё добро в себя сзади. Ох, и наглотался же я горячей, явно не питьевой воды! Форсунка в моих руках и я поливаю девичью спину горячим напором отлетающих мне в лицо струй и брызг...

Мы поднимаемся по лестнице, демонстрируя свои раскрасневшиеся лица и влажные волосы. Такое впечатление, что мужское общество даже не пошевелилось. Те же напряжённые и оглушённые позы. Те же взгляды, провожающие нас до дверей комнаты. Сволочь Лёха сидит с сигаретой в руке, на которой вырос длинный стержень не сброшенного пепла.

Ночь, прерванная страстными пробуждениями, к взаимному удовольствию.

Утром, приводя себя в порядок, она порхает по комнате. Сегодня помещение осиротеет. Вечером — её самолёт. Я вбираю в себя каждое её движение, улыбку, фразу. Всё представляется мне таким значимым и ярким. Красит губки, потом ноготки рук тем же вишневым лаком. Оглядывает свои ножки и предлагает мне снять ваткой с растворителем с них лак. Она не может — у неё свежий маникюр. Устраиваюсь у её ног и осторожно стираю её изыск, столько раз возбудивший меня за эти дни. Остаются только красноватые ссохшиеся кусочки ваты. Но всё поправимо и нанесённый новый лак сверкает с манким запахом свежего чуда. Обед, прогулка, долгие и пылкие любовные радости в постели на прощание...

Как потерянный рай вспоминаю её присутствие. Самолёт улетел, увозя моё сокровище. Напротив меня на кровати читает книжку Сволочь Лёха. Я стал как все, но до забвения моего проступка ещё очень далеко. Я имел то, что другим не обломилось и чувство чужака меня не покидает. Сегодня моя очередь готовить ужин и я на кухне чищу в миску надоевшую картошку. Неожиданно появляется мой сосед и, молча, начинает мне помогать. Режет колбаску и помидоры. Мы оба молчим, а что тут скажешь? Одно ясно: никакая Лёха не сволочь, а хороший парень. Мне очень повезло с соседом!

Мы под одеялами в накуренной, зябкой комнате; близится сон. Лёха уже похрапывает. Впереди ещё долгих-долгих полтора месяца инквизиции. Сосед спит, он лишен моей радости: подушка, одеяло и простынь ещё пахнут телом моей Спасительницы! Она ещё своими флюидами здесь, со мной! Как незримая обратная связь двух временно разлучённых сердец. С этим сладким торжеством и обрывается сознание...