Анна была фотомоделью. Увы не слишком востребованной. Для начала она очень избирательно подходила к фотосессиям. То ее не устраивал образ, который придумывал стилист. То казался слишком надуманным сюжет фотосессии/рекламы. То сам предмет рекламы вызывал пренебрежение. Ну скажите, какая уважающая себя девушка будет рекламировать прокладки или вообще - наполнитель для кошачьего лотка? Более того, ее просто тошнило от роликов со счастливыми мамашами, папашами-отличными-семьянинами и их детьми-ангелочками.
Спонсора Анна тоже не спешила искать. Мужчины для нее делились на тряпок и козлов. С тряпками было интересно первые пару недель, потом надоедала их влюбленность, готовность по щелчку пальцев выполнять любой каприз или прихоть. Скучно! С козлами было неинтересно совсем – они или вели себя с ней, как со шлюхой, или слишком мало уделяли внимания ее прелестям, сексуальным потребностям... Хотя, если говорить откровенно, иногда заводило, когда мужчина распоряжался ее телом, не спрашивая о ее собственных предпочтениях и желаниях. Впрочем, если после вел себя как свинья, то секс больше не повторялся.
В общем к своим 25 годам Анна оказалась без богатого мужа/папика и с финансами, поющими грустные романсы. И это при том, что с внешностью у нее было все в порядке. Тренажерный зал, спа-салоны и салоны красоты только помогали сохранять и преумножать природные данные: точеная фигурка - тонкая талия, подкаченная попка, сильные бедра, грациозные икры и маленькие, будто детские, ступни; густые пушистые волосы угольного оттенка; красивое лицо с правильными чертами – пухлый рот, черные брови, крыльями чайки взлетевшие над карими, немного восточного разреза, глазами, прямой, с узким хрящиком, нос, аккуратный девичий подбородок... Но больше всего Анна гордилась своим бюстом – двумя каплеобразными округлостями, в меру упругими, в меру мягкими, с крупными виноградинками темных сосков.
И вот такая красотка вдруг оказалась на мели. Лихорадочные поиски хоть какой-то работы сначала ни к чему не привели – агенты и знакомые рекламщики либо, отыгрываясь за прошлую щепетильность, предлагали сущие копейки, либо намекали на то, что нужно будет отблагодарить по-особому. Был, правда, один вариант – какой-то левый фотосалон предлагал заплатить 300 баксов за фотоссесию в стиле БДСМ. Особенно оговаривалось – никакой обнаженки, и весь антураж – только постановочный. Деньги смешные... Но, во-первых, помогут протянуть недельку, а то и две (при должной затянутости пояса), а там и подвернется что-либо, да хотя бы, черт с ним, роль какой-нибудь мамочки, которую все близкие обожают и даже боготворят за то, что она стирает именно этим порошком, а не каким-то другим; а во-вторых... Анна как-то участвовала в съемках рекламы мотосалона. Вся в черной коже, с ошейником на шее, она изображала подругу байкера, на куртке которого сзади значилось: «Если ты читаешь эту надпись, значит, моя сучка упала с байка». Где-то, когда-то Анна слышала, что байкеры относятся к своим подругам довольно утилитарно. И тогда весь антураж, как и представление о сексе с таким, довольно сильно завело – до мокрых трусиков. И если бы тот байкер был менее пузатый и хотя немного ухаживал за мочалкой, что была у него вместо бороды, она бы точно проверила, правду ли говорят про «волков дороги»...
И почему бы не попробовать снова побаловать организм, возможно, даже чуть более острыми ощущениями от образа рабыни?
Анна вышла из машины в довольно-таки непрезентабельном районе. Сам фотосалон также не производил особенного впечатления – покосившаяся вывеска над облезлой дверью в полуподвал. Она даже хотела развернуться, но неожиданно ей дорогу преградила девушка:
— Анна? Пожалуйста, прошу вас, - она взяла ее под руку и мягко, но настойчиво повлекла к ступенькам. – Я – Вера, сегодня я – ваш стилист, а заодно ассистент Дмитрия.
Вера была непринужденна и доброжелательна и показалась искренне расположенной к новой знакомой. Ей хотелось доверять и сделать что-нибудь приятное – например зайти в немного подозрительный фотосалон. Да и как можно не доверять улыбающейся девушке с огненнорыжей шевелюрой, падающей ниже лопаток, с лучистыми зелеными глазами, с легкими веснушками на вздернутом носике? Она была не старше Анны, такая же стройная и такая же... грудастенькая.
Анна не заметила, как Вера, пропустив ее вперед, мимоходом перевернула табличку надписью «Закрыто» наружу...
Внутри тоже оказалось «не ах». Впрочем, ее тут же провели вглубь, а там... Вот это был антураж! Мрачные застенки святой инквизиции – первое, что приходило на ум при виде довольно просторного помещения. Свисающие цепи, непонятного назначения оборудование, напоминающее орудия пыток, в углу – тлеет жаровня. Впрочем, пол был полностью укрыт пушистым черным ковром, а со стороны одной стенки располагался диван с кофейным столиким рядом. Непременные осветители, отражатели и рассеиватели, как и пара фотокамер на штативах. Ну и завершающим штрихом был огромный экран над диваном. Здесь же находился и Дмитрий с еще одним фотоаппаратом в руках. Увидев его, Аня расслабилась окончательно – очень милый, приятный мужчина. Широкоплечий, симпатичный, даже в общем-то красавчик. Красивые сильные кисти рук. Черные брови вразлет. Аккуратная и очень короткая бородка, живые улыбающиеся темные глаза...
Он встал и галантно поцеловал руку Анны, причем это не выглядело пошло или по-дурацки. Впрочем, присесть он не предложил:
— Выпьете кофе, Анна? – получив утвердительный кивок, он продолжал (Вера скрылась в еще одной двери). – Будем сразу входить в образ, не возражаете?
— Не возражаю, - улыбнулась в ответ девушка. - И как мы будем это делать? Особенно если будем совместно пить кофе?
— Очень просто. Мы с Верой – на диване, а вы – на коленях перед столиком. Я сразу сделаю пару разогревочных снимков. Кстати, на экране вы увидите все свои фото в, так сказать, онлайн режиме. Не возражаете?
— Нет, что вы!
Аня опустилась на колени, примеряя роль – положила руки на бедра, словно примерная ученица, опустила голову, скромно потупила глазки. Единственное, что мешало – это улыбка на губах: происходящее ей по-настоящему нравилось. И когда появившаяся Вера поставила на столик поднос с маленькими чашечками, она спросила нежным голосочком:
— А как мне к вам обращаться, Дмитрий? Господин? Хозяин?
Тот рассмеялся, одновременно делая первые снимки:
— Ну, что вы, Анна? Как-то по-идиотски это звучит... Может быть потом, для окончательного вхождения в образ.
Анна совсем расслабилась, поняв, насколько глупо было опасаться, что Дмитрий вдруг реально захочет примерить на себя роль «господина». И одновременно немножечко пожалела, особенно, когда на экране возникло изображение черноволосой красотки, смиренно сидевшей на коленях – ощущать себя послушной, выполняющей неписанные правила, было прикольно. И она продолжила, подпустив в голос жалобности и робости:
— Дмитрий, мне будет дозволено взять чашечку?
На какой-то миг в глазах Дмитрия мелькнуло что-то жесткое и непререкаемое, такое, что у девушки душа ушла в пятки и одновременно слегка потянуло внизу живота. Мужчине, на секунду выглянувшему из образа доброжелательного парня, хотелось подчиняться безоговорочно. Впрочем, это впечатление было скорее всего просто навеянным антуражем: он опять доброжелательно улыбнулся:
— Великолепно! Мне кажется... Нет, я уверен – из вас получится отличная рабыня.
Она попили кофе, непринужденно болтая. Хотя при этом Анна ни на секунду не забывала, что сидит на коленях в напряженной позе, а двое других вольготно устроились на диване (Вера разместилась рядом с Дмитрием).
Потом ее провели в соседнюю комнату, где оказалось вполне современная гримерка. Вера усадила девушку в кресло и принялась за священнодействие: волосы были собраны в высокий хвост-султан почти на макушке, макияж был неброским, но магическим образом придал лицу какую-то беззащитность, невинность... одновременно с толикой порочности. Параллельно Вера наговорила кучу комплиментов, окончательно расположив в свою сторону. Ну и намекнула мимоходом, что Дмитрий – проводит фотосессию только для себя и, т.к. является довольно обеспеченным, то вполне может заплатить приличные деньги за более откровенные снимки. Этот момент они обе быстро замяли, но Аня, никоим образом не допускающая возможности обнаженки, вдруг поймала себя на мысли, что не против постоять голой и связанной на коленях перед Дмитрием, впрочем, без фотокамер и ассистенток...
В заключение Анну облачили в черный латекс: чулки-гетры, низко (почти до неприличия) посаженные шортики, бюстик – тонкая полоска, открывающая груди снизу. На ножки – туфли на высоченной шпильке. Последним аккордом стали широкие ошейник и напульсники.
И началась фотосессия.
Поначалу девушка могла бы даже заскучать – это был стандартный набор поз – прогнись, отставь ножку, присядь на один станок, обопрись бедром на другой... Но снимки, возникающие на экране, будоражили воображение – ее вид был суперпровокационным, особенно заводил грубый ошейник на точеной шейке и такие же грубые напульсники, которые могли вмиг превратиться в кандалы посредством прилагающихся карабинов... Через какое-то время между бедер стало зарождаться определенное желание. Да еще Вера, постоянно крутящаяся рядом, чтобы поправить волосы, чуть изменить положение ноги, надавить на поясницу для большего прогиба, все время вкрадчиво нашептывала:
— Ты – секси-рабыня... Так бы и исхлестала эту сладкую девочку плеткой... И станет эта красотка послушной... А если нет, то ее накажут...
Аня понимала, что все делается для вхождения в образ... Немножечко примитивно, может быть, однако стоило Дмитрию вдруг резко скомандовать: «На колени!», как она тут же упала на колени и захлопала глазами, не понимая, почему это сделала, не раздумывая ни мгновения... Нет, вроде это подразумевалось сюжетом фотосъемки, однако получалось, что не она сама аккуратно и осторожно опустилась, а ее буквально бросила на колени команда... которой она безвольно и подчинилась. Впрочем, она так же необъяснимо покорно и понятливо выполнила следующее приказание: «В коленно-локтевую!».
Лишь приняв указанную позу, она подумала: «Не слишком ли мы заигрались?»
Однако долго поразмыслить над этим ей не позволили: Вера тут же нежно, но властно, взяла ее за подбородок и подняла лицо так, что едва не захрустели шейные позвонки, и принялась мягко уговаривать:
— Девочка моя, что же ты делаешь? Рабыня должна быть испуганной, жалкой, робкой, готовой заплакать... А ты? Фотомодель! Ну, же! Кем же ты хочешь быть?
Ане, когда ее силой заставили поднять лицо, вдруг показалось, что Вера имеет на это право. Так же как Дмитрий – строго смотреть на нее сверху-вниз. И девушка, вместо того, чтобы возмутиться, обидеться, уйти, в конце концов, неожиданно для самой себя пропищала дрожащим голоском:
— Рабыней...
— И?..
И бровки девушки сами собой сложились домиком, губки плаксиво изогнулись, а густые ресницы затрепетали.
— Умница, девочка, - Вера отпустила ее подбородок, но Аня и не попыталась опустить голову, преданно глядя на щелкающего камерой Дмитрия. – Однако, все равно будешь наказана!
Еще более впечатляющими, чем собственное уничижение, были снимки на экране, где эффектная брюнетка стоит в коленно-локтевой позе, послушно прогибая спинку, и смотрит в объектив. Смотрит жалобно, словно страшится того, что ей уготовано.
А потом Дмитрий вполне доброжелательно сказал:
— Ты – просто чудо, Аня, - и подошел, чтобы помочь девушке подняться. – Ну, что же, приступаем к следующему этапу.
Анна была почти разочарована, ей уже хотелось развития сюжета, хотелось ощутить еще большую покорность и зависимость, но... Но и Вера, и Дмитрий снова были теми доброжелательными и обходительными людьми, как в самом начале. Особенно досадно это было в отношении Дмитрия, в котором только что была непререкаемая властность, на которую, казалось, он имел полное право... «Наверное, показалось, - подумала девушка, направляясь вслед за ассистенткой в гримерку. А потом самокритично: – То же мне, дура, навоображала себе невесть чего, а небось полезь Дмитрий ко мне руками, так и скандал закатила бы».
Новый наряд был еще более провокационным – кожаный лифчик в виде настолько узких вертикальных полосок, что они едва прикрывали ареолы, такие же трусики с несколькими тоненькими тесемками, охватывающих бедра и сходящихся на попке в один. К счастью сверху прилагалась крохотная, но все же юбочка – расклешенная, едва прикрывающая ягодицы... Вдобавок на щиколотки были надеты широкие браслеты наподобие уже имеющихся на запястьях... И скованы цепочкой, не слишком короткой, но и не длинной. Теперь Анна могла ходить только семенящим шагом...
Увидев себя в ростовом зеркале и на пробу пройдясь перед ним, она судорожно сглотнула, забеспокоившись о том, что может намочить инвентарь своими соками – настолько эротичным был вид, особенно учитывая унизительный способ передвижения – короткими шажочками.
Впрочем, это было не все!
Вера с улыбкой сказала:
— Ух, какая у нас девочка получилась! – а потом добавила, достав мохнатые ушки на ободке. – Сейчас у нас по плану следующий сюжет – рабыня-домашний питомец, так что... – и она водрузила ушки на голову Ане.
— Не слишком ли винегрет получается? - пролепетала девушка. - И ноги скованы, и ушки на макушке...
— Такой ослепительной девушке – все к лицу, - ласково улыбнулась Вера. – Кроме того, ты все время проведешь на коленях, цепочку между лодыжками в основном и не видно будет...
Анна едва не застонала, поняв, что все же испачкала инвентарь – протекла влагой в кожаные трусики, - и повторяя про себя: «Я буду дрессированной собачкой у ног хозяина», представляя в этой роли ту ипостась Дмитрия, которая ей привиделась недавно.
— А что это у меня есть? – вырвал из грез игривый голосок Веры.
У нее в руках был пушистый хвост, напоминающий волчий, с анальной пробкой в основании.
Аня захлопала ресницами, с трудом осознавая тот факт, что эта милая, улыбчивая девушка подталкивает ее на использование данного аксессуара! Да, это-то еще ладно! Но придется предстать в таком виде перед Дмитрием, для которого вряд ли будет секретом, как крепится хвост к телу!
Но отказаться она не успела – Вера шагнула вперед и, обняв за талию, привлекла девушку к себе, довольно интимно вжавшись упругими округлостями в минималистичный кожаный лифчик:
— Ну, подруга, будь умницей! Ты же понимаешь, без этого аксессуара образ будет неполон! Кроме того, я обещаю, что выбью из Дмитрия двойной гонорар.
Вера вдруг состроила хитренькую мордашку и добавила в шутку:
— А если не выполнишь мою просьбу, будешь наказана!
Анна сомневалась всего несколько секунд: возбуждение, уже давно охватившее тело, просто-таки толкало на неслыханную дерзость – предстать перед мужчиной с хвостом, прикрепленным к анальной пробке... которая находится в попке! Кроме того, объятия Веры были какие-то далеко не сестринские... И то же самое возбуждение едва не заставило опробовать попку и груди «подруги» на ощупь – проверить, такие ли они упругие и податливые, какими кажутся на вид... Ну и финансовый вопрос: прибавка не такая уж и большая, но уже почти достойно за пару часов не слишком тяжелой работы. И она состроила мордашку анимешки, выпятила нижнюю губку и проворковала:
— А если выполню, не будешь наказывать?
Вера, подыгрывая, нарочито сдвинула брови и важно произнесла:
— Порку ты все же заслужила – своими, пусть и мимолетными, колебаниями. Но сильно пороть не буду. И не забывай – пять плетей я тебе уже должна...
Девушки прыснули... Впрочем, Анна засмеялась скорее за компанию, не желая показать, что то, что Вера считает шуткой, воздействует на нее совершенно по-другому – она уже просто не представляла себе, как будет оправдываться за испорченные трусики, а твердые горошины сосков причиняли сладостно-болезненную муку, вжимаясь в плоть жесткой кожей...
— Ладно, давай сюда... Только отвернись...
Аня, поражаясь своей изобретательности, приспустила трусики и для начала ввела пробку в текущее влагалище... Ввела, кусая губы, чтобы не застонать от сладких ощущений присутствия твердого предмета в киске. В попку инородный предмет после этого скользнул совершенно легко и непринужденно, прочно там утвердившись. Снова стон едва не сорвался с губ – новое местоположение пробки тоже было приятным – хотя Анна не слишком часто занималась анальным сексом, но уже давно поняла: при диком возбуждении (вот как сейчас) такой способ тоже приносил определенное удовольствие.
Аня поправила ремешок сзади, чтобы комфортно облекал основание хвоста, и пискнула:
— Ну и как?
Вера повернулась и шутливо прикрыла ладонью глаза:
— Ты ослепляешь, подруга!
Анна провернулась вокруг своей оси, стараясь не упасть – цепочку на ногах никто не отменял:
— Не видно ничего неприличного?
— Все отлично! А теперь высуни язычок, лапки – к груди, и пошла. Встань на колени около Димки, я скоро присоединюсь к вам и продолжим.
И Анна пошла... Она бы почувствовала себя чрезвычайно глупо – с высунутым языком, согнутыми у груди руками, изображавшими лапки, семеня на неустойчивых шпильках... если бы это так не заводило. Она по ноздри окунулась в образ – прилежная и исполнительная рабыня, послушно исполняющая любой каприз хозяина, страшащаяся наказания, если сделает хоть что-то немного не так. Нет, понятно, что это все – только фотосессия, но как же забилось сердечко, когда Дмитрий окинул ее заинтересованным и в то же время несколько отстраненным взглядом, словно муж – новую кобылку, купленную женой в конюшню.
Как и было предписано, она просеменила к дивану, от которого был к этому моменту отодвинут столик и опустилась на колени. И вздрогнула, словно лот удара, когда Дмитрий, щелкнув пару раз камерой, вдруг погладил ее по голове – еще несколько капелек просочилось в кожаные трусики... Вдобавок на экране появилось ее изображение – миленькой крошки-собачки, мимоходом приласканной хозяином, отчего она просто счастлива...
А потом появилась Вера. Аня ошеломленно уставилась на нее. Агрессивный макияж, почти обнаженное тело – на груди топик из свободно висящих шнурков, между которыми при колыхании грудей проглядывали соски. Точно такая же набедренная повязка до колен, щедро открывающая бедра, оставляя прикрытым только непосредственно лобок. Густые волосы так же, как у Анны, приподняты султаном. Ну и конечно браслеты на ногах и руках, ошейник, шпильки...
И Анна поняла – она отчаянно желает быть рабыней не только Дмитрия, но и Веры.
А та, чуть улыбаясь подошла, и вдруг стегнула оказавшейся в руках плеткой по почти обнаженной ягодице. Не больно – играя, но это было более возбуждающе, чем получасовые предварительные ласки с иными из мужчин...
— Дмитрий, наша рабыня заслужила в сумме десять плетей, но за послушание наказание можно сократить до семи. Ты не против?
Дмитрий слегка улыбнулся, на миг превратившись в сурового, но справедливого хозяина:
— Она, что, проявляла строптивость в гримерке?.. Плохо. Рабыня должна полностью покорной. Но, ладно, будем надеяться, что она усвоит урок и через урезанное наказание.
— Ну же, Анна, - прикрикнула Вера, - быстрей целуй руку хозяина, пока он столь великодушен к тебе!
Аня вибрировала в душе, не понимая, нравится ей происходящее или нет. Прежде всего она не понимала – все это игра, и пора уже наконец послать «хозяев» подальше, или покоряться нужно уже всерьез, чтобы избежать дополнительного наказания. Впрочем, тело выполнило указание само по себе, припав к руке Дмитрия... А экран бесстрастно отобразил красивую самочку на фото, подобострастно тянущую губы к мужской кисти.
— А хвостиком помахать? – к уху наклонилась Вера и проникновенно зашептала. – Дрессированные сучки обожают хозяина и машут хвостом, если он обращают на них внимание. И преданно смотрят...
«Я – уже сучка?» - мелькнула мысль и... И эта мысль - быть преданной сучкой хозяина, - так понравилась, что девушка закрутила бедрами, чуть постанывая – анальная пробка заворочалась в попке, даря определенное удовольствие. Да еще ладонь ассистентки, частично забравшись под короткую юбочку, легла на попку, и так сладко ее поглаживала, что желание (и так совсем слабенькое) прекратить, прямо скажем, довольно-таки унизительную фотосессию почти умерло.
— Умница, девочка, - констатировала выпрямившаяся Вера, и Анна почувствовала, как ее потянули за ошейник, перекрывая воздух. Пришлось покориться чужой воле и поспешно подняться на ноги. И... оказалось, что она уже на поводке у Веры! Новый виток унижения вместе с парой капелек в трусиках. Между тем ее потянули в сторону, и девушка, едва не падая, мелко-мелко засеменила за... за кем? За ассистенткой фотографа? За своей хозяйкой? Можно было бы воспротивиться, но ее постоянно дергали за поводок... приходилось следить, чтобы не упасть из-за слишком короткой цепочки на щиколотках... да еще эта шевелящаяся в попке анальная пробка... В общем, покорная уверенной руке и строгим командам, Аня выполняла все, что ей укажут – принимала завлекательные позы на разных станках, становилась на колени, когда прикажут, старательно высасывала язычок... И со страхом смотрела на экран, где кадры с эффектной брюнетки в минимальной одежде сменяли друг друга. Брюнетки со скованными ногами, брюнетки на поводке, брюнетки в коротенькой юбочке, из-под которой торчал пушистый серый хвост. И ее удерживал от окончательного падения именно этот хвост – ни на одном карте было не видно, в каком же месте он был закреплен... Только это, как ни странно, удерживало девушку, объятую невообразимым желанием, от того, чтобы окончательно не рухнуть в унизительное грехопадение и самой попросить, чтобы ее поимели... нет, выебали, как последнюю сучку.
«Что? Как?» - в какой-то момент немного протрезвела от угара Аня, ощутив, как с нее сдергивают кожаный лифчик. Освобожденные из плена груди заколыхались, упруго вздрагивая, а память, прокрученная назад, показала, как в какой-то момент Вера заключила ее в объятия и для начала впилась в губы жарким поцелуем. А она?.. А она послушно пропустила ее язычок в рот, а потом и сама (сама?) принялась его нежно посасывать! Мало того, затем Вера ухватила ее сзади за хвост волос и потянула вниз, так, что пришлось прогнуться до хруста в спине... И, кажется, сказала:
— Хозяин хочет оценить экстерьер своей новой сучки без лишних деталей. Ты же уже желаешь предстать перед ним голенькой?
И что? Она ответила «Да»? Не может быть! Но факт остается фактом – с нее так же грубо содрали юбочку, что и отразил экран – стройная красотка в одних крохотных трусиках жалобно смотрела в объектив, словно не понимая, как такое могло с ней произойти.
Анна торопливо прикрылась ладонями, заслоняясь от чересчур качественной камеры – на огромном мониторе отчетливо было видно и до какой степени затвердели соски, и следы от тесного лифчика...
— Вера, руки! - прозвучал голос Дмитрия.
Девушка хотела воспротивиться... Но кто она такая, чтобы отказывать хозяину любоваться своей собственностью, телом своей рабыни? И она позволила Вере завести руки назад и сковать. Но мало того – затем карабин короткой цепочкой пристегнули к ошейнику – так, что ладони оказались где-то в районе лопаток, а горло было туго перехвачено кожаной полосой.
Экран бесстрастно отразил великолепно сложенную брюнетку с заломленными за спину руками. Пухлый ротик приоткрыт, т.к. жестко сдавливающий шею ошейник несколько затруднял дыхание. Брови жалобно приподняты, длинные ресницы трепещут... Пушистый хвост выглядывает из-за бедра, стоячие ушки почти на макушке... Не кошачьи, которые, возможно, были бы прелестнее. Но она – кто? Сучка. А вовсе не киска... В отличие от экрана Анна была далеко не бесстрастна. Собственная покорность при том, что ее почти обнаженное тело оценивающе разглядывает мужчина, словно товар на витрине, заводила неимоверно. Лишь где-то на периферии сознания еще метались мысли: «Что происходит?.. Как я могла попасть в такой переплет?.. Как я могу так унижаться и позволять хозяевам так с собой обращаться?!»... Она и не заметила, что называет Веру и Дмитрия «хозяевами» даже в мыслях...
Между тем события продолжали развиваться в определенную сторону. Еще час назад Аня расхохоталась бы взахлеб, если бы кто-нибудь предположил, что с ней будет происходить такое, а она не только не затеет скандал, но даже и намека на сопротивление не допустит: Вера расстегнула пару кнопок и последняя преграда перед нескромными взглядами исчезла – трусики полетели на ковер вслед за другими предметами. Лишь дрогнули ресницы и зубки слегка прихватили нижнюю губу – все же предстать полностью голой перед людьми, увиденными час назад, было слишком даже при текущей степени возбуждения. Впрочем, вид покорной рабыни на экране – смирившейся, отчаявшейся, не способной хотя бы прикрыться, - быстро выбил всю неловкость из сознания. Наоборот она с радостью приняла то, что хозяин рассматривает ее тело, уделяя особое внимание увесистым округлостям с крупными темными горошинами затвердевших сосков и голенькому, слегка выпирающему, лобку с виднеющимися внизу аккуратными половыми губками.
— Вера, проверь, - раздался голос Дмитрия.
Аня в долю секунды задумалась о том, что бы это значило, но затем... ее начали тискать. Вера, стоя сбоку, изящными, но сильными пальцами принялась сжимать упругую податливую плоть так, что она вспухала между ними. Ротик девушки приоткрылся, а глаза сквозь полуопущенные ресницы завороженно следили за происходящем на экране, где одна стройная рыжеволосая красотка мнет груди другой – черноволосой. А если учесть, что за всем этим наблюдает (и фотографирует) привлекательный мужчина с жестким будоражащим взглядом, то... То неудивительно, что Анна застонала в голос, когда Вера сжала сосок. Сжала без намека на нежность или хотя бы осторожность. Сжала грубо и жестко... Так, как это и требовалось сейчас!
Стон не остался незамеченным. Вера приостановила свои манипуляции с упругой плотью, на которой кое-где появились красные отметины от ее пальцев и строго воскликнула:
— Тебе кто разрешал подавать голос, сучка? Никаких звуков, понятно?
И после этого увесисто шлепнула ладонью снизу-вверх по груди, отчего она едва не подпрыгнула до подбородка, а после еще какое-то время упруго и маняще подрагивала.
— Простите, я больше не буду, - пролепетала рабыня и закусила губу, т.к. ее соски вновь подверглись нешуточной атаке бесцеремонных пальчиков, а то и длинных острых ногтей. Какое-то время Вера буквально терзала бюст рабыни, все чаще уделяя внимание соскам. В последнем случае иголочки сладкой чувственной боли продергивали все тело до самой промежности. И тогда стон сдержать не удавалось... А может и не хотелось – звонкие шлепки снизу то по одной груди, то по другой хоть и заставляли зажмуриваться, ожигая гладкую кожу, но... отчего-то доставляли почти такое же удовольствие, как и ногти хозяйки, впивавшиеся в чувствительные бугорки.
Но самое худшее началось, когда хозяйка запустила руку между бедер. Анна послушно, понимая, что от нее требуется, отставила одну ногу в сторону насколько позволяла цепочка, чтобы Вере было проще добраться до влажного, пульсирующего в ожидании внимания, влагалища. Одновременно она ужаснулась и обрадовалась двум вещам. Во-первых, сейчас совершенно посторонний человек поймет, насколько она, в общем-то приличная и благовоспитанная женщина, возбудилась от всего того унизительного и недостойного, что происходило с ней в последний час; в то же время ей ужасно хотелось продемонстрировать хозяйке услужливую и полную готовность к любому продолжению. Во-вторых, не надо ходить к гадалке, что теперь уж она не сможет сдержать стонов ни на секунду, а это означает болезненные шлепки... которыми можно упиваться, ведь наказывают ее за дело – за неподчинение приказу...
Так и случилось. Едва пальчики хозяйки скользнули вдоль щелки, как из горла вырвался сдавленный стон. На этот раз Вера приложилась не к груди, а размашисто шлепнула по ягодице. Так, что рабыня непроизвольно подалась вперед, едва не насадившись на чужие пальцы. Острые ногти царапнули такие нежные, такие чувствительные складки болью... отозвавшейся тем, что еще несколько капелек скользнули из дырочки, смочив ладонь хозяйки. И стон, рвущийся из горла. И вновь увесистый шлепок, и новая боль-наслаждение между бедер... Заколдованный круг! Невозможно вытерпеть наслаждение молча, нереально избавиться от боли, толкающей в это наслаждение! И все ближе взрыв маленькой бомбочки внизу живота. Этот взрыв Анна отсрочивала только усилием воли – последние крохи благоразумия еще не позволяли кончить на глазах посторонних людей, кончить от того, что ее бьют по заднице, отчего она едва не насаживается на женские (!) пальцы...
— Вера, стоп, - раздался голос Дмитрия. – Анна совершенно не может сдерживаться, так что за непослушание накажешь потом плетью.
Хозяйка прекратила экзекуцию и жесткую ласку, и рабыня порывисто вздохнула, сама не понимая – то ли облегченно, то ли разочарованно... Потом ее, едва соображающую, повертели на месте, отчего заворочался хвост в попке...
А когда прекратили вертеть, взгляд непроизвольно нашел экран, и Анна замерла, захлопав длинными ресницами... Дмитрий разделил его на три части. Левую половину занимала девушка, прогнувшаяся (ошейник и цепочку, тянущую назад никто не отменял), закусившая губку то ли от боли, то ли от унижения, то ли от неудовлетворенного делания. Правая половина была разделена еще надвое. На верхней был крупно взят бюст – со всеми подробностями – весь в красноватых отметинах, а соски и вовсе приобрели густой вишневый цвет, набухнув так, что казались шариками. На нижней красовалась попка. Одна ягодица налилась краснотой почти полностью, а на другой отпечатался красноватый отпечаток женской узкой ладони – однажды хозяйка хлестнула ее не по ближайшей половинке... «Черт возьми, кто это? – подумала рабыня. – Это та Анна, для которой конфетно-букетный период обязателен перед тем, как кто-то увидит ее обнаженной? Та Анна, для которой унижение от партнера является 100-процентной гарантией разрыва?». И внутренний голос шепнул: «Не-а, это не Анна. Это – Сучка. Теперь так звать эту девушку на экране».
Вера тоже забыла имя «Анна»:
— Дима, - проворковала она, слегка поглаживая рабыню между бедер, отчего та иногда крупно вздрагивала и часто дышала вздымающимся бюстом, - а сучка-то течет, как водосточная труба в ливень.
— Да-а? Прямо так? Ну тогда она - хорошая девочка, может быть, наказание сократим?
Сучка едва слышно охнула: «Мне же еще предстоит быть выпоротой за все прегрешения перед хозяевами».
— Спорим, я доведу ее до оргазма за три минуты? И даже без проникновения?
— Да ладно! Все настолько серьезно? Нет, не может быть, чтобы она настолько быстро возбудилась. Ведь насколько я понимаю, она совершенно неопытна в наших играх.
— Ну так, спорим? Выигрываешь ты – поимеешь меня в попку, выигрываю я – отдаешь сучку мне в безраздельное пользование на сутки.
— Идет! А ты, - обратился он к рабыне, - не вздумай кончить. Поняла? Но можешь стонать сколько вздумается.
— Поняла, - обреченно пролепетала Сучка, понимая, что хозяйка гораздо ближе к победе в пари.
Вера приказала ей встать на колени, широко их расставив. Сама опустилась рядом, чуть сбоку, и для начала нежно поцеловала. Контраст со всем предыдущим был настолько сильным, что Сучка сначала растерялась, но потом, рассудив, что рабыня не в праве сомневаться в правильности действий хозяев, послушно принялась посасывать язык, проникший в рот. Ладони хозяйки так же ласково и бережно оглаживали – одна - попку, другая – груди, иногда задевая сосок, отчего тело вздрагивало, а из горла рвался стон.
А потом хозяйка, продолжая касаться губами ее губ, вкрадчиво, но жестко произнесла:
— Ну-ка, сучка, кончила быстро, - и, запустив одну руку между ягодицами и под хвост, одновременно впилась коготками в сосок и в чувствительные складки.
— Не кончать! - В ответ послышался голос хозяина.
Сучка вскрикнула, бурно задышав, а в уголке глаза показалась слезинка – было очень трудно выполнить противоположные распоряжения обоих хозяев, было больно (пусть и с ощутимой сладостью) сверху и снизу, хотелось почувствовать уже хоть что-то внутри, но... Но к неописуемой жалости тиски ногтей разжались, и ладони хозяйки снова пустились в нежное путешествие по телу, а ее рот ласково завладел губами.
Рабыня дрожала и едва сдерживалась, чтобы не попросить обращаться с ней пожестче, но потом хозяйка склонилась и захватила сосок зубами. Это уже было куда лучше! А когда кончик языка вдобавок принялся ласково теребить самый кончик сжатого бархатистого столбика, поняла, что оргазм все ближе и ближе.
А потом Вера, на миг отстранившись, приказала:
— Давай, сучка, ты же уже не можешь терпеть!
Она вновь сжала зубами сосок, жестко впилась в попку ногтями... и сильно шлепнула рабыню спереди ладонью по промежности... Шлепок отдался сладкой болью, также, как и защемленный сосок, дрогнула анальная пробка в попке, и рабыня не выдержала, вскрикнув и заизвивавшись. Она кончила, бурно и горячо, едва не теряя сознание от наслаждения. И уж точно не обращая внимания, что ее страсть снимают в серийном режиме...
...
«...Меня, что, трахают?» - несказанно удивилась Анна, когда стала понемногу приходить в себя после оргазма такой мощности, которой не испытывала никогда до этого. Мозги после него немного прочистились, и она ужаснулась и своему предшествующему поведению, и тому, как с ней обращались. Впрочем, это было не главным. Главным было то, повторимся, что ее трахали. Она стояла на коленях, лежа сиськами и щекой в ворсе ковра, руки по-прежнему были заломлены к лопаткам... а влагалище было неимоверно растянуто толстым, горячим, твердым членом, мерно ходящем в увлажненной дырочке. Надо признать, это доставляло определенное удовольствие, особенно в сочетании с тем, что никто не собирался доставать из нее анальную пробку с прикрепленным хвостом, и та сладко ворочалась в попке при каждом движении мужчины. Но, блядь, она не давала согласия на половой акт! А значит, ее сейчас насилуют! Абсолютно беспомощную – сзади тело удерживал член, поводок, пристегнутый к ошейнику натянут, колени расставлены широко, чуть ли не до шпагата... И не вывернешься... Да если еще вспомнить: ей обещана порка... Стало так обидно, страшно и унизительно, что на глаза навернулись слезы.
Однако сквозь негатив начали прорастать и другие эмоции. Анна боролась с ними как могла, но они овладевали сознанием исподволь: сердечко сбоило, стоило только подумать о том, что именно такова роль рабыни – стоять послушным станком для ебли перед хозяином, чтобы он трахал ее так, как захочет, играл с хвостом, прикрепленным к анальной пробке, любовался покорностью, натягивал поводок, когда нужно было, чтобы член проник глубоко-глубоко, наслаждался благодарностью за внимание, выражаемое постанываниям в такт... «Что это? Я уже стону и чуть ли подмахиваю мерзавцу, который насилует мое беззащитное тело?!», - ужаснулась девушка... но не нашла в себе сил хотя бы крикнуть: «Прекратите!». Безусловно, она не может позволить трахать безвольную себя и обязательно выскажет насильнику все, что она думает о нем... Безусловно! Может только, немного попозже?
И тут член вдруг покинул текущее влагалище, уже не закрывавшееся полностью после такой толщины ствола. Разочарование боролось с облегчением недолго – вплоть до того момента, когда Анна услышала голос Дмитрия:
— Вера, приступай.
И голос его ассистентки:
— Ты готова принять наказание, сучка?
— Кто? Что? – попыталась забарахтаться девушка, отплевываясь от ворса, лезшего в рот.
И вдруг попку обожгло болью. И тут же - второй раз.
Из глаз брызнули слезы, но что она могла изменить? В той позе, в какой она находилась, не так-то просто защититься от плети, прошедшейся по бархатистой нежной коже! Особенно если сразу после этого снова задерут хвост и с размаху забьют огромный член в жалобно всхлипнувшую дырочку, а поводок натянут так, что приходится прогибаться до хруста в спине, чтобы не быть задушенной.
А когда ей было позволено вдохнуть воздух полной грудью, она настолько отвлеклась на этот процесс, что... что было поздно: ее влагалище снова покинули на краткий миг, в который плетка прошлась по ягодицам в третий раз, заставив вскричать и полузадушено захрипеть, когда член был опять бесцеремонно забит на всю глубину. Девушка быстро сбилась со счета, сколько раз повторялся этот алгоритм. Она понимала только одно – ее порют умело и со смыслом: тело после плети так радуется факту - ближайшие несколько минут боли не будет, что принимаемый вслед член казался подарком богов, даря неописуемое удовольствие.
Анне было так больно, она так упивалась своим унижением... что почти наслаждалась им. Унижение было полнейшим: она была полностью во власти Веры и Дмитрия, представляя собой беспомощную и беззащитную жертву их гнусных наклонностей; ее телом безраздельно распоряжались – трахали, как хотели – ритмично и жестко, грубо засаживая чуть ли не по яйца, пороли, наверняка оставляя красные полосы на такой нежной гладкой попке. Но унизительнее всего, что она получала от этого удовольствие! Она после каждой плети в противоестественном желании прогибалась еще больше, хотя это и казалось невозможным, насколько могла подавала бедрами навстречу – делала все, только бы побыстрее получить толстый горячий член внутрь... И, как ни ужасно это не звучит, начала с нетерпением ожидать свиста рассекаемого воздуха, чтобы вскричать от боли. Но зато после этого член, вновь пронзающий влажную уделанную дырочку, дарил такое удовольствие, что девушка захлёбывалась криками, все время находясь в предоргазменном состоянии... несмотря на то, что очень бурно кончала всего минут 20 назад...
— Ну что, сучка, осталось три удара плетью, - раздался в какой-то момент голос Веры. – Мы можем отложить наказание, а можем закончить его сейчас.
И Сучка простонала умоляюще:
— Сейчас... Пожалуйста, сейчас...
И после последнего удара, когда член в очередной раз грубо и резко ворвался в ее бедное влагалище, Сучка кончила, извиваясь на члене, чтобы полнее чувствовать его сокращающимися стенками влагалища, а через тонкую перегородку ощущать вибрирующую в такт анальную пробку...
Как следует насладиться ярчайшим, не менее сильным, чем первый, оргазмом ей не позволили. Рывок за горло, мужская рука ухватила за волосы и грубо развернула. Рабыня, поначалу разочарованная тем, что исчезла распирающая наполненность сокращающегося влагалища, увидела прямо перед носиком гордо возвышающийся член, словно в нетерпении подрагивающий и весь в ее соках и собственной смазке. И больше не рассуждая, обрадованная, что может услужить хозяину, все еще сотрясаемая в последних секундах оргазма, мгновенно набросилась на него ртом, услужливо заработав ртом.
— Вера! Тоже! – раздалось сверху хриплое, и Сучка почувствовала плечом и бедром хозяйку, опустившуюся рядом.
Цепкие пальчики проворно утянули член, и вот уже губы хозяйки заскользили по бугристому стволу, как и секунду назад – губы рабыни. Последняя немного позавидовала – ее руки по-прежнему были вывернуты к лопаткам, и она не могла доставлять хозяину дополнительное удовольствие, оттягивая кожицу вниз... Впрочем, Сучка решила не бездействовать и принялась целовать, ласкать губами ствол сбоку, теребить его кончиком языка, посасывать, неимоверно извиваясь, яички. Она прекрасно осознавала, что за проявленную инициативу может быть наказана. Что ж... Такова участь рабыни – быть выпоротой за малейший недочет, но отказать себе в радости доставлять удовольствие хозяину тоже невозможно!
Потом ее вернули в первоначальную позицию, и теперь уже она обслуживала ртом член, который иногда, ухватив ее за султан волос, хозяин забивал прямо в горло... Затем наступал черед хозяйки, и Сучка едва не плакала от нежности: еще бы - эта самая хозяйка, не споря, не чинясь, трудится наравне со своей рабыней, даря наслаждение их мужчине, который в свою очередь не делает различия между ними.
— Не глотать сразу, - проревел наконец хозяин, и Сучка почувствовала, как в рот хлынула горячая обжигающая сперма.
Ужасно хотелось проглотить лакомство, но рабыня удержалась, хотя пряной жидкости было очень много - она полностью заполнила рот, а член в нем продолжал и продолжал сокращаться, выбрасывая струи, казалось, в самое горло. И Сучка вдруг почувствовала толчки внизу живота! Оргазм был не столь бурным, как предыдущие два, но очень затяжным – наверное, она очень хорошая рабыня, если кончила только от того, что хозяин накачал рот спермой...
Встряхиваемую сладкими судорогами Сучку развернули, и в ее губы впился рот хозяйки, еще больше продлив упругие толчки. Ласковые, но сильные руки обняли за талию, крепко прижав вздрагивающее тело, груди сплющились друг о друга, едва не царапая нежную плоть сосками. Какое-то время хозяйка и рабыня целовались, передавая сперму хозяина друг другу. Иногда та или иная ласково проходились губами по бархатистой коже, оставляя дорожки спермы на точеных подбородках, шейках или нежных щечках...
И лишь когда толчки между бедер прекратились, Сучка без сил, но счастливая и довольная, растянулась на ворсе ковра.
Хозяйка же поднялась на ноги и направилась к дивану, на котором развалился хозяин:
— Димка, эта сладкая девочка так меня возбудила, что, когда восстановишься, то сначала как следует оттрахаешь меня, и только потом ее. Кстати, тобой еще не опробована ее попка...
— Да у меня уже встает после ваших игр...
И Сучка, прикрыв глаза дрогнувшими ресницами, слегка улыбнулась – рабыней еще попользуются! А может и не раз. А ведь потом еще предстоит поступить в полное распоряжение хозяйки на сутки...