Постепенно она начинает приходить в себя. Её мутные глаза блуждают вокруг и наконец останавливаются на мне. Во взгляде появляется выражение, и вот она уже что есть силы извивается и корчится на полу, пытаясь освободиться и что – то еле слышно мыча в свой кляп. Я усмехаюсь и спокойно жду, когда она выдохнется. Ждать приходится долго – сил у неё немало. Наконец, убедившись в тщетности своих попыток, она замирает на полу, тяжело дыша и глядя на меня с ненавистью.
– Привет тебе от Наташи, – усмехаюсь я ей.
При этих словах я вижу, как ненависть в её глазах сменяется страхом. Страх этот становится ещё более явным, когда она видит мою эрекцию. От возбуждения, сдерживаемого почти год, я еле могу соображать, но по – прежнему не тороплюсь – мне хочется смаковать эти минуты, эту восхитительную перемену ролей. По – прежнему улыбаясь и глядя ей в глаза, я поднимаюсь и беру в руки хлыст. Она в ужасе мычит что – то, пытается отползти и забиться в угол, но я слишком долго ждал этого момента, чтобы её действия возымели какой – то эффект. Примерившись, я размахиваюсь, и на её спине тут же появляется ярко – алая полоса. Она аж выгибается от боли, и, если бы не кляп, её крик наверняка бы услышали на другом конце света. Всё новые и новые полосы ложатся на её спину и бёдра, и она корчится изо всех сил, неспособная куда – либо убежать. Её визг, надёжно заглушаемый кляпом, и хлёсткие звуки порки отзываются в моих ушах самой сладостной музыкой, которую я когда – либо слышал.
– А теперь, – говорю я, неторопливо откладывая хлыст, – самое главное.
И мой член, смоченный слюной, входит в её влагалище. Оно совсем узкое и горячее, от удовольствия кружится голова, и совсем скоро я сотрясаюсь в таком оргазме, что едва не теряю сознание. Но я слишком возбуждён, чтобы оторваться от неё, и, не выходя из неё, спустя несколько минут кончаю вторично. Она лежит подо мной неподвижно, из – под кляпа не доносится ни единого звука. Впрочем, мне всё равно. Я слезаю с неё и ухожу в душ, где долго и с наслаждением моюсь, до сих пор не веря, что могу свободно двигать обеими руками. Потом насухо вытираюсь и возвращаюсь обратно, где на полу, конечно же, продолжает лежать Ирина – в той же позе, в которой я её оставил.
Эту ночь мы оба проводим без сна. После десятого или одиннадцатого оргазма я сбиваюсь со счёта, член уже ощутимо побаливает, но я не в силах остановиться и продолжаю насиловать её в оба отверстия. Она лишь изредка издаёт приглушённые стоны, но продолжает лежать неподвижно – уже на кровати, так как мне уже слишком надоедает голый пол. Наконец я еле нахожу в себе силы, чтобы оттащить её обратно в угол и посадить на цепь, после чего мгновенно проваливаюсь в сон, впервые за год лёжа на мягкой постели.
Просыпаюсь я уже далеко за полдень, и удовлетворённо хмыкаю, видя в углу обнажённое связанное тело. Подойдя к нему, я ногой переворачиваю её на спину и вижу, что она уже не спит и глядит на меня со страхом. Что ж, у неё есть на это причины. Я напоследок насилую её ещё раз, в тугой и успевший оправиться после вчерашнего зад, после чего приступаю к заключительной части своего плана. Из кладовой я приношу кусачки и, перевернув женщину на спину, сажусь ей на живот.
– Хорошо тут у тебя, Ирочка, – говорю я, водя кусачками по её дрожащему от страха телу, – но что – то загостился я у вас. Пора и честь знать. Жаль, правда, не могу отблагодарить за гостеприимство как полагается. Не могу же я тут жить целый год, чтобы сполна, так сказать, рассчитаться за домашний уют. Но, раз количеством взять не получается – будем брать качеством. Готова?
Она как загипнотизированная смотрит на меня, в глазах начинают дрожать слёзы ужаса.
– Молчание – знак согласия, – говорю я и, перехватив кусачки поудобнее, отрезаю ей левый сосок. Она кричит и выгибается так, что я чуть не падаю с неё на пол. Она всё кричит и кричит в свой кляп, останавливаясь лишь затем, чтобы набрать в лёгкие воздух, и я с усмешкой смотрю, как по её полной груди бежит вниз струйка тёмной крови. Отрезанный сосок я, протянув руку за спину, запихиваю ей во влагалище. Подождав, пока её проглатываемые кляпом крики немног
о утихнут, я скусываю с неё второй сосок и помещаю его туда же. Она визжит и бьётся подо мной как безумная, по её багровому лицу текут потоки слёз, голая грудь перепачкана кровью. Я слезаю с неё и ещё немного смотрю, как она корчится на полу, после чего ухожу принимать душ. Затем, не заходя в спальню, спускаюсь в кухню и завтракаю, с удовольствием слушая доносящиеся из – за стен приглушённые вопли.
Примерно через полчаса я возвращаюсь к ней. Она уже не кричит и, лёжа на боку, сотрясается в беззвучных рыданиях. Нужно действовать быстро, и я действую быстро – перевернув её на спину, я снова сажусь ей на живот, теперь уже спиной к лицу, и своими собственными ногами раздвигаю её ноги. Её влагалище беззащитно раскрыто передо мной, она тщетно пытается сомкнуть ноги и тяжело дышит подо мной. Я нахожу её клитор, расположение которого мне знакомо слишком хорошо, и одним движением кусачек отрезаю и его тоже.
От невообразимой боли она выгибается так, что я теряю равновесие и быстро встаю с неё. Отойдя на пару шагов, чтобы не перепачкаться, я наблюдаю, как она бьётся и корчится на уже скользком от крови полу. Затем отношу уже ненужные кусачки обратно, возвращаюсь, и, лёжа на кровати, продолжаю смотреть на её обезумевшее от боли лицо – не испытывая ничего, кроме всепоглощающего злорадного удовольствия.
Я думаю, не продолжить ли пытки, но вдруг ощущаю, что не могу находиться в этой комнате ни минуты больше. Я осознаю, что уже целый год не был на свежем воздухе. Встав с постели, я спускаюсь вниз, надеваю пальто и выхожу наружу. Стоя там, я с наслаждением подставляю лицо вечернему ветерку, дышу свежим воздухом недалёкого леса. Кажется, что я могу стоять там вечно. Но мне всё ещё нужно завершить начатое. Оглядывая двор, я вижу гараж и иду туда. Там я быстро нахожу канистру с бензином и возвращаюсь в дом, попутно прихватив на кухне зажигалку. Связанная женщина лежит молча и неподвижно в лужице собственной крови, закрыв глаза – но при виде меня вздрагивает и понимает, что её ждёт. От боли между ног она не в силах двинуться с места, только дёргается немного и со слезами на глазах мычит что – то в кляп. Но мне абсолютно неинтересно, что.
– Спасибо вашему дому, – говорю я, – пойдём к другому. Прощайте, госпожа Ирина.
Я отвинчиваю крышку канистры и начинаю тщательно поливать окровавленное тело. По спальне быстро распространяется бензиновая вонь, женщина фыркает от попавшей в нос жидкости и безуспешно пытается увернуться. Облив её как следует, я выплёскиваю бензин на всё подряд – на кровать, на телевизор, на стены. Наконец канистра пустеет, и я бросаю её на кровать. Ирина продолжает шевелиться в луже бензина, не сводя с меня безумного взгляда и не прекращая что – то мычать.
Я аккуратно подношу зажигалку к вымоченной в бензине кровати и чиркаю колёсиком. Тут же вспыхивает пламя, и через какую – то секунду оно разбегается по всей кровати. Ирина изо всех сил начинает кричать в свой кляп, но ещё через несколько секунд языки пламени добираются и до неё. Она вспыхивает вся, сразу. Отступая в коридор, я зачарованно смотрю, как огонь распространяется по всей комнате и как в нём корчится, воя от боли и ужаса, тело лесбиянки, целый год державшей меня на цепи в своём изуверском плену. И только когда оно наконец замирает неподвижно, а жар из пылающей спальни становится невыносимым, я отворачиваюсь и быстро спускаюсь вниз – в коридор и на улицу, к стоящей в гараже машине. К свободе.
Отъехав от дома на безопасное расстояние, я ещё некоторое время смотрю, как языки пламени вырываются то из одного, то из другого окна, как всё гуще и гуще становится столб поднимающегося к небу дыма. Наконец отворачиваюсь и еду дальше по узкой лесной дороге, оставляя позади весь кошмар этих долгих месяцев. Мне нужно подумать об очень многом – где достать одежду, где найти жильё, как вернуть себе свою прежнюю жизнь. Вопросов много, и на все из них нужно как можно скорее найти ответы.
Но я твёрдо знаю одно – с обеими "госпожами" мы теперь в полном расчёте.
Все герои вымышлены, все совпадения случайны.
Отзывы и предложения оставлять на ivanovbdsm@gmail. com.