Дружба или Любовь, странная концепция (перевод с английского)

В детстве я был не из тех, у кого много друзей. У меня были приятели, с которыми я обычно ловил рыбу, или те, с кем я занимался спортом, но мы никогда не были хорошими друзьями.

Только в университете я подружился по-настоящему. Мы с Грантом учились вместе, я — на машиностроении и гражданском строительстве. Грант был на потоке инженерной геологии. Мы познакомились благодаря не учебе, а регби. Мы оба играли за университетскую команду, он — как гигантский замок, а я — в качестве фланкера.

Наша дружба зародилась во время игры, которая превратилась в драку. Это началось, когда столб противника замахнулся на Гранта, а я схватил его, оттащив от Гранта и слегка стукнув по подбородку. Ну, вот тогда-то и случилась драка. С нее все и началось, для новичков и старичков: летающие кулаки и тела повсюду. После игры подошел Грант, положил свою чудовищную руку мне на плечо и поблагодарил за то, что я заступился за него. В клубных комнатах позже мы надрались и полностью списали себя со счетов. Это было началом очень близкой дружбы, которая после продолжилась.

После окончания университета я выбрал «легкий путь», получив должность в Веллингтоне в Министерстве труда в качестве инженера по дорожному и мостовому строительству. Я говорю, что было легко, поскольку сие означало, что я стану государственным служащим со всеми вытекающими из этого преимуществами. Грант, с другой стороны, решил получить свою степень и уехать за границу, оказавшись в Южной Африке, где совершил настоящий рывок в добыче алмазов. Я же корпел как государственный служащий, медленно поднимаясь по служебной лестнице.

Мы с Грантом были полными противоположностями. Он — динамичный добытчик, а я — более спокойный, тащусь к пенсии.

Я встретил любовь всей своей жизни, Эшли Годин, на церемонии вручения приза регби-клуба. В клубе была женская команда по нетболу, и он иногда участвовал в таких мероприятиях как вручение призов. Эшли, недавно приехавшая в Веллингтон, чтобы занять должность в Отделе научных и промышленных исследований в качестве научного сотрудника, присоединилась к команде по нетболу, чтобы завести друзей.

Я заметил ее через всю комнату, и меня потянуло к ней, словно мотылька к пламени.

Она была там с группой своих друзей, прекрасно проводящих время. Мне удалось проскользнуть в ее круг, и мы закончили тем, что танцевали. Это было началом очень короткого жаркого ухаживания. Эшли была невероятно общительным, дружелюбным человеком, говорят, что противоположности притягиваются, ну, это если в двух словах. Мы поженились двенадцать месяцев спустя и начали нашу совместную жизнь. Это был типичный брак: мы оба работали долгие утомительные часы, рвя задницу в попытке собрать на депозит для нашего первого дома. Мы выбрали дом в одном из приморских пригородов Веллингтона — Лиолл Бэй, где родились наши дети Сильвия и Клайв.

Едва мы переехали, как из Южной Африки неожиданно вернулся Грант, привезя с собой свою великолепную невесту Саскию. Он разбогател и решил вернуться в Новую Зеландию и с пользой применить свое богатство. На время, пока искали подходящий дом, они остановились у нас. К счастью, они быстро нашли его по соседству, в Айленд Бэй.

Саския и Эшли подружились и были неразлучны. Грант купил небольшой машиностроительный бизнес, специализирующийся на ремонте землеройной техники, и будучи Грантом, превратил этот молодой бизнес в настоящую золотую жилу. Саския забеременела своим первым и единственным ребенком.

Постепенно наши дети росли, им хотелось немного больше независимости, и мы решили сделать пристройку к дому, поскольку в доме стало несколько многолюдно. Когда Грант узнал, то с головой погрузился в помощь, решив протянуть мне руку. Мы тратили на строительство этой пристройки часы, каждые выходные и до поздней ночи после работы мы долго и упорно трудились, хотя и всегда заканчивали несколькими сортами пива. Я у него научился многому, это была настоящая командная работа, еще больше укрепившая нашу дружбу.

Я многое узнал о Гранте, ему определенно нравилось быть начальником, это было в его характере, и я не возражал, поскольку он принимал правильные решения. Также я понял, что мы составили хорошую команду, что, полагаю, не должно было меня удивлять.

Примерно в то же время Саския нашла работу по продаже недвижимости, однако Грант быстро потерял интерес к своему бизнесу, он сделал всю тяжелую работу, вернув к жизни провальное дело, но теперь, когда оно начало успешно работать, ему это надоело. Продажа бизнеса на рынке заняла меньше месяца и принесла сногсшибательную прибыль. Я бы солгал, если бы не сказал, что слегка позавидовал ему. Он много работал и заслужил это.

Он решил, что ему нужны перемены, и вернулся к горнорудному делу. Он взял в Австралии какую-то контрактную работу, которая совсем не нравилась Саскии, ей все нравилось здесь, и она не хотела, чтобы он уезжал. В результате она провела много времени в нашем доме, плачась в жилетку Эшли.

Его не бывало месяцами, растущее разочарование Саскии в отношении положения дел означало, что если он собирается спасти свой брак с ней, ему придется вернуться домой. Он не просто вернулся, но вернулся с планом...

Он приехал домой с горячим желанием стать виноделом.

Саския была ошеломлена, но поскольку перед ним стояла задача, ему не потребовалось много времени, чтобы заручиться ее поддержкой.

Они выставили свой дом на продажу, и поскольку этим делом занялась Саския, он быстро продался, и они уехали.

Было удивительно, когда он увез семью в Отаго. В регионе не было истории выращивания винограда, если бы он выбрал Мальборо, я бы подумал, что это имеет смысл, но не центральный Отаго! Однако, если у Гранта в голове фиксировалась идея, на него не действовали никакие доводы, он привлек участок земли вслепую. Они уехали с планами посадить первый виноград в центральном Отаго. С его настроем и планом на месте, в любом случае, это должно было стать его началом по поджиганию мира и становлению виноделом мирового класса.

Это стало его мечтой, и, как и все что он делал, он с огромным удовольствием бросился в нее. Он был отважным, бесстрашным, это было для региона нечто новое, поскольку он не был известным винодельческим районом, но у него была мечта, и ничто не могло устоять на его пути. С учетом его поставленной цели и желанием никогда не сдаваться все всегда было несомненным успехом.

Что шокировало, так это коварный телефонный звонок с вопросом, не могу ли я уделить немного свободного времени, чтобы приехать и помочь ему в процессе строительства. Я про себя усмехнулся, у него мог быть план, но он все еще нуждался в помощи, его эго было в синяках от необходимости просить об этом. Быстрые переговоры с Эшли — и мы собрали детей с собой на шестинедельный отпуск на Рождество, чтобы я мог помочь ему спроектировать и построить дом.

Это были шесть недель веселья. Дети все прекрасно ладили, а Грант и Саския, они были некими неофициальными богами-родителями. Это была тяжелая работа, мы опять рвали свои задницы и начали работу по дому, планируя и закладывая основы. Вечерами, когда темнело, мы сажали виноград. Моя основная миссия состояла в том, чтобы установить ветряную ирригационную систему. Это был новый подход к реальной проблеме.

***

В течение следующего года я возвращался несколько раз, чтобы помочь со строительством. В конце концов, он получил именно то, что хотел: огромный хаотичный дом, построенный из местного бруса и камня. Это был огромный большой монстр для этого места, который выделялся даже в этой местности, вход был извлечен прямо из журнала «Дом и сад». Большие мощные каменные колонны спереди, чудовищные негабаритные двери, открывающиеся в широкое фойе. Его легко можно было принять за дом из голливудского фильма. Его план состоял не только в том, чтобы сделать этот виноградник успешным, он хотел, чтобы он стал домом для семьи, куда могли бы приходить посетители, пробовать вино, оставаясь в комфорте, осмотреть виноградники и увидеть, как производится вино.

На пару лет мы потеряли связь, в то время как он сосредоточился на построении своего бизнеса и становлении виноделом мирового класса. Мы воспитывали детей, а Эшли вернулась на работу. Работа, дети и их потребности. Это занимало все наше время, что означало, что мы долго не видели Гранта и Саскию.

Мы собрались все вместе, когда наша дочь Сильвия уехала в Университет Линкольна в Кентербери. Бог знает, почему она решила заняться сельским хозяйством, но вот вам, пожалуйста.

Следующим, кто покинул гнездо, был Клайв, а затем — Глен, их сын. Саския поступила как курица-наседка и сделала большую работу, чтобы присматривать за Сильвией вместо нас. Бог знает, сколько часов она проводила в дороге, подбирая ее из школы и переправляя ее туда-сюда, чтобы та могла проводить выходные в их доме, и мы всегда будем благодарны за то, что она пережила этот период без единой царапины.

Когда мне исполнилось пятьдесят, Эшли решила устроить большую вечеринку, и конечно, приехали погостить Грант и Саския. Это было своего рода радостное воссоединение, и привело к тому, что мы проводили вместе время и отпуска в домах друг у друга, хотя их дом был, конечно, намного более роскошными, чем наш. Эшли, вроде как, влюбилась в него, и это гарантировало, что мы приезжали чаще.

Вскоре после этого все превратилось в дерьмо.

Саския... О, сладкая Саския, она была дикой крошкой и любила водить машину. У нее был маленький Триумф Спитфайр, который действительно соответствовал ее характеру, она была безумной гонщицей. Я ненавидел ездить с ней куда бы то ни было, потому что она никогда не была счастлива, если ее нога не давила в пол. Единственно, чего я опасался, это когда она забирала Сильвию, хотя та заверила меня, что они никогда не ездили на машине быстро, но все было чертовски по-другому, когда она везла меня, она испытывала огромное удовольствие, пугая меня до дерьма.

Оглядываясь назад, все кажется неизбежным, но это не отменяет трагедию. Однажды, пролетая по извилистым ветреным проселочным дорогам Центрального Отаго, она потерпела смертельную аварию. Ей повезло, что она умерла быстро.

После того как несчастный случай поразил его, Грант был в полном раздрае, рассказывая нам новости по телефону. Мы прыгнули на самолет и сразу полетели к ним. Когда мы туда приехали, он был пьян и рыдал. Эшли, утешая, обняла его. Он налил мне выпить, и мы сели на веранде и ужрались в хлам. Эшли провела всю ночь, убирая и готовясь к безумному потоку людей, ожидаемых завтра.

Когда я, наконец, залез в кровать, Эшли все еще тихо рыдала.

— Господи, что за ужас, милый, он плохо справляется, завтра ты должен быть сильным, ты должен взять контроль на себя.

День начался с того, что Эшли сосредоточилась на приготовлении еды и подготовке к приему посетителей. Я съездил в полицейский участок и организовал вывоз и утилизацию машины. Иисус, что за рухлядь, все было раскурочено до неузнаваемости. Я нашел специализированную фирму по утилизации автомобилей, которая была достаточно заинтересована, чтобы забрать останки.

Вернувшись в дом, я увидел Эшли, раздающую еду непрерывному потоку гостей, желающих передать Гранту соболезнования и обещания помощи. Он был не совсем кататоничен, но едва функционировал.

Той ночью, после того как все уехали, остались только Грант, его сын Глен и мы. Эшли готовила обед, но все было мрачно, мы пытались заставить Гранта открыться и поговорить, но он был потерян душой, полностью погруженный в свое непреодолимое горе. Это была та его сторона, которую мы никогда не видели, свидетельство того, как сильно он ее любит. Он пресек наши постоянные попытки заставить его говорить о том, что он собирается делать, и ушел, рано покинув стол, оставив нас одних.

Его сын был очень обеспокоен; он изучал архитектуру в университете Мэсси в Гамильтоне и был погружен в свои исследования. Он не мог позволить себе слишком много свободного времени.

Похороны были грандиозным делом. Грант, безусловно, оказал влияние на местное сообщество, он всегда был щедрым человеком, тем типом парня, который подарит рубашку с себя.

В последующие дни после похорон он стал угрюмым и мрачным, особенно после того, как уехал его сын, чтобы вернуться в университет.

Мы с Эшли волновались, это была не просто скорбь, но депрессия в ее наихудшей форме.

Мы решили, что лучше всего, если он вернется в Веллингтон и какое-то время останется с нами, убедить его было нелегко, и потребовалось много усилий, но в конечном итоге Эшли в образе курицы-наседки убедила его, что это имеет смысл.

Так что, после того как мы договорились с одним из работников на винограднике, чтобы тот принял руководство на себя, Грант улетел вместе с нами обратно в Веллингтон. Было невероятно грустно видеть его таким, он всегда был позитивным и напористым, но здесь едва шевелился по дому, а Эшли ждала его верой и правдой. Как бы сильно я его ни любил, он сводил меня с ума, я видел, что Эшли хотела позаботиться о нем, но и она тоже скоро устала. Мы оба работали, а после работы приходили домой, где царил беспорядок, и ничего не было сделано.

Я пытался поговорить с ним, но было трудно, я не хотел его обижать, я просто хотел, чтобы он вытащил голову из задницы и что-то делал.

***

Прошло две недели, и наконец, приехав домой, мы нашли его пакующим вещи. Это было похоже на то, как будто щелкнули выключателем, и по сей день я не знаю, что его заставило, но он обнял нас обоих и весело болтал:

— Ребята, спасибо, что присматривали за мной, но мне пора вернуться к работе, если я еще немного посижу здесь, то сойду с ума.

Мы с Эшли оба едва не танцевали от радости, после того как отвезли его в аэропорт.

Черт, это было чудесно: когда мы вернулись домой, больше не было беспорядка, а Эшли, в частности, обрадовалась, что не надо больше бегать за ним.

Эшли каждый вечер звонила и разговаривала с ним, а его, казалось, озарил свет, когда он вернулся к воодушевившим его винограднику и горам работы.

На следующий месяц были длинные выходные, и Эшли предложила нам слетать для быстрого визита. Мы оба взяли дополнительные дни отпуска и полетели. Когда подъезжали к винограднику, погода была потрясающей, по всему региону были великолепные пейзажи на альпийском фоне и чистом голубом небе. Все это по-настоящему захватывало дух, и этот день был одним из таких. Эш покачала головой в недоумении, как часто делала по дороге:

— Боже мой, дорогой, это впечатляет, не так ли?!

Грант приветствовал нас обоих теплыми объятиями, но когда мы вошли внутрь, Эшли едва не упала — место было засвинячено. Посуда свалена на кухне, повсюду — пищевые отходы, и похоже, с тех пор как вернулся, он не делал по дому абсолютно ничего. Он извинился, бормоча, что был занят на винограднике.

Эшли засучила рукава и принялась за дело. У меня не было выбора, кроме как помогать ей. Грант, сославшись на необходимость что-то сделать, исчез.

В тот момент, когда он вышел за дверь, Эшли прыгнула в мои объятия:

— Господи, черт возьми, на скамейке нет ни одного пустого квадратного сантиметра, а пол — липкий.

Я кивнул:

— Это чертовски отвратительно, и как он может так жить?

Она пожала плечами:

— Я ничего не понимаю... Он никогда не был таким, я имею в виду, я понимаю, что он скорбит, но, черт возьми, это все чертовски ужасно.

Чтобы навести относительную чистоту, потребовался весь остаток дня. Грант вернулся как раз перед обедом, и даже не сказал спасибо; как будто ничего не случилось.

Во время обеда он болтал, но было странно, что он продолжал возвращаться к тому, что сказал нам всего лишь несколько минут назад. Мы с Эшли продолжали переглядываться, удивляясь происходящему.

Уехали мы в понедельник после обеда, и он плакался в жилетку Эшли и обнимал меня.

— Я буду скучать по вам обоим, — пробормотал он.

Дома Эшли волновалась больше чем когда-либо, она звонила ему каждый вечер, но он был таким же далеким и бессвязным. Эшли думала, что он пьет.

В четверг вечером я вернулся домой чуть позже обычного и увидел, что Эшли плачет навзрыд, как никогда раньше, она выглядела напуганной и в глубоком шоке.

— Дорогая, что случилось? — первая моя мысль была — дети... Все ли с ними в порядке?

Она посмотрела на меня сквозь слезы:

— Это Грант, у него диагностировали опухоль головного мозга. — Она разразилась еще более отчаянными рыданиями. — Ему осталось жить всего шесть месяцев.

Я плюхнулся на стул рядом с ней, и она обняла меня.

— Что нам делать? — спросила она.

— Дорогая, мы ничего не можем сделать, он может вернуться и жить с нами, а мы можем попытаться позаботиться о нем.

Она кивнула со слезами.

— Это то, что сказала я, но ты же знаешь, какой он упрямый ублюдок, — он отказался, возможно, ты сможешь его убедить?

Позже я позвонил ему и предложил остаться с нами.

— Нет, извини, приятель, но этого не будет, мне нужно быть здесь, чтобы закончить виноградник, есть важные вещи, которые мне нужно сделать.

Я пытался убедить его в обратном, но он не собирался убеждаться. Мы немного поговорили, но я не знал, что сказать, я имею в виду, Иисус, что можно сказать тому, на ком висит смертный приговор? В конце концов, я был рад передать телефон Эшли.

На обеде мы оба были подавлены, ни Эшли, ни я действительно не знали, что сказать.

На следующую ночь, когда Эшли передала мне телефон, я отмахнулся от него, и она выглядела сердитой, продолжив разговор. После того как повесила трубку, она огрызнулась:

— Черт возьми, почему ты не поговорил с ним, он нуждается в тебе больше чем когда-либо?

— Потому что я не знаю, что ему сказать.

— Я думаю, нам нужно вернуться и посмотреть, в порядке ли он, мы не можем просто бросить его в трудный час.

Я кивнул:

— Да, хорошо, но это будет тяжелая работа, если все будет как в прошлый раз.

Мы обнялись, утешаясь. Это было самое странное чувство: мы так долго дружили и так многим делились, а теперь я не мог найти слов, чтобы сказать их ему. Как ни жаль, но похоже, ничего не подходит.

Конечно же, когда мы добрались до дома Гранта, все было как в прошлый раз, газоны были не скошены, внутри было дерьмо, везде куча грязной посуды доходила почти до потолка. Эшли плакала, но когда Грант явился с фермы, начались обнимания. По крайней мере, так было проще. Я отряхнул газонокосилку и принялся пытаться привести в порядок газоны и сад. Эшли была по локоть в посудомоечной воде, а Грант бродил вокруг, глядя так, будто ничего не случилось. Он не чувствовал стыда за состояние этого дома.

За ужином в ту ночь мы безуспешно пытались заставить его вернуться к нам домой, но он не желал, и никакие принуждения или споры не могли изменить его мнения.

***

На следующий день я побрел с Грантом на экскурсию по винограднику, когда он указывал на все улучшения и изменения. У меня выдалась минутка, чтобы поговорить с его мастером, и было очевидно, что именно тот руководил всеми изменениями и управлял этим местом, а Грант, несмотря на свои благие намерения, просто мешал.

Полет домой прошел в молчании, кроме того что Эшли заявила:

— Дорогой, его нельзя так оставлять... Он не может заботиться о себе, он нанесет себе вред.

— Ну, он, кажется, справляется. Мы ничего не сможем сделать, если не докажем, что он не в своем уме.

— Но он не сошел с ума, он... Дорогой, ему нужна помощь.

Я был озадачен тем, к чему это привело.

— Милая, это — его жизнь, мы просто должны быть рядом с ним, когда он потребуется наша помощь.

— Чушь собачья, мы нужны ему сейчас, — сердито вскинулась она. — Я не понимаю тебя, он — твой лучший друг, ради всего святого, он нуждается в тебе, и мы должны найти способ помочь.

Она откинулась на спинку сиденья и крепко скрестила руки на груди, как и всегда, когда злилась. По своему опыту я знал, что лучше в таких случаях ничего не говорить.

Вечером во вторник я пришел домой и обнаружил, что Эшли приготовила обильный ужин, и в ту ночь мы страстно занимались любовью, после чего она крепко прижалась своим горячим телом к моему. Вечер в среду был повторением, за исключением того, что на этот раз мы занимались любовью дважды, после чего она была очень нежной.

Вечер четверга... Еще одна повторная сессия... Дерьмо, три ночи подряд, прошло много времени, с тех пор как мы были такими влюблёнными. В пятницу вечером был еще один обильный ужин, и в постели Эшли измотала нас обоих своей страстью, и только после того как мы обнялись, я получил шок:

— Роб, я хочу, чтобы мы взяли несколько выходных и остались с Грантом, помогая ему. Дерьмо, ему осталось всего несколько месяцев. Я поговорила с моим менеджментом, и они согласились дать мне отпуск на шесть месяцев. У меня нет столько дней отпуска, поэтому мне придется взять один месяц без содержания.

Ошеломленный и сбитый с толку я спросил:

— Что?! Господи, Эшли, и весь секс был из-за этого?!

Она усмехнулась злой маленькой ухмылкой.

— Я не должна была этого делать? Роб, это наш лучший друг, и ты видел, на что он похож, он не может позаботиться о себе, и ему не на кого опереться. Дорогой, это то, что нужно сделать, мы должны помочь. — Она крепче прижалась ко мне. — Давай, любовь моя, ты же знаешь, что это правильно, у тебя есть длинный отпуск, и мы можем это сделать.

— Эшли, есть правительственные учреждения и службы. Если они не помогут, я уверен, что он мог бы позволить себе круглосуточную сиделку, позволь мне немного пообщаться с ним, и я уверен, что мы сможем как-то все уладить.

Покачав головой, она поцеловала мое обнаженное плечо.

— Ты что, это было бы неправильно, не так ли? Я не хочу, чтобы за ним присматривала какая-нибудь незнакомка, не тогда, когда это можем сделать мы... Что бы сказала Саския? Нет, Роб, это — наша ответственность.

— Эш, я не могу, у нас слишком много всего на работе, меня готовят к продвижению по службе, и если я уйду сейчас, меня уволят.

— О, ради Бога, нам не нужны деньги, тот, о ком мы говорим — наш друг.

— Дорогая, он не ожидает этого от нас, он — крепкий орешек, как только он доберется до стадии, когда не сможет позаботиться о себе, тогда мы сможем начать суетиться.

Она покачала головой, и было очевидно, что она злится.

— Черт возьми, ты меня расстраиваешь, куда делся заботливый любящий парень, за которого я вышла замуж? Откуда взялась эта черствая фигня, с которой я живу?

— Я понимаю, что ты хочешь помочь, Эш, но мы не можем.

Следующие несколько дней были слегка морозными, но на третий день пылкий страстный секс вернулся с удвоенной силой, и по мере приближения выходных я даже устал. В пятницу вечером все выяснилось. После того как мы занялись любовью и прижались друг к другу в пост-коитальном блаженстве, она напала на меня:

— Дорогой, я решила, что если ты не идешь на помощь, я пойду одна.

— Эш, ты не можешь, ты мне здесь тоже нужна, ты же знаешь.

— Черт, ты — большой мальчик, ты сможешь заботиться о себе, а он умирает, ради Бога, он скоро уйдет навсегда.

Понимая, что я сражаюсь в проигранной битве, и признавая, что это было правильно, я спросил:

— Так о каком сроке мы говорим: дни или недели?

Она обняла меня за шею и поцеловала в губы.

— Ну, я не знаю, как быстро он начнет терять контроль или сколько времени займет, прежде чем он не сможет оставаться дома один, но я останусь, пока его не увезут в больницу.

— Господи, Эшли, ты же знаешь, что это может занять месяцы.

Она кивнула:

— Я знаю, дорогой, но что еще можно сделать?

Откинувшись назад, я прошептал:

— Дерьмо, Эшли, я не знаю, сколько пройдет времени, прежде чем ты вернешься домой?

— До конца, я думаю.

— Так ты даже не будешь приезжать домой в гости?

Грустный взгляд в ее глазах дал мне ответ.

— Роб, ты можешь приезжать каждые выходные или, может быть, через выходные, тебе не надо просто оставлять все это мне.

Утром мы снова занимались любовью, прежде чем я отвез ее в аэропорт.

— Позвони мне, — прошептал я, когда мы обнялись в последний раз.

Она легко поцеловала меня:

— Конечно, глупый, каждый вечер.

С этим она улетела.

Дома я ходил потерянный, как бы сильно я ни стонал по ней, это будет первый раз в нашей семейной жизни, когда мы когда-либо разлучались. Я косил газоны и думал, что взять на ужин. О, одно хорошо, по крайней мере, я мог взять все, что хотел. Я открыл пиво и расслабился в гостиной. Позже тем вечером позвонила Эшли, и Грант плакал в телефон:

— Спасибо, приятель, дерьмо, это так много значит для меня.

Эшли опять взяла трубку и прошептала:

— Роб, он был так счастлив, когда увидел меня, он мгновенно прояснился. Мы правильно сделали, теперь он живее, чем я видела когда-либо за долгое время.

Что я мог сказать, кроме одного:

— Это хорошие новости.

***

В течение первой недели звонки были регулярными, и она умоляла меня приехать на выходные, но со своей работой я не смог этого сделать, мне пришлось работать и в субботу. На следующей неделе она звонила каждый вечер, но уже не умоляла меня приехать и навестить. На следующей неделе количество звонков уменьшилось и они казались вынужденными, как будто она боялась со мной говорить, и я почувствовал, что все не так. К концу четвертой неделе я решил, что мне нужно выяснить, что, черт возьми, происходит. Я забронировал рейс на выходные, но ничего не сказал, решив сделать им сюрприз.

Когда я подъезжал к дому Гранта, в центре Отаго был приятный день. Все, на что я надеялся, это что его состояние не сильно ухудшилось, и что с Эшли все в порядке. Когда я остановился перед домом, то был поражен тем, как хорошо все выглядело, сады были ухожены, газоны подстрижены, и усадьба выглядела опрятной. Эшли явно была очень занята.

Я вошел, громко крича:

— Эшли, ты здесь?

Она вышла из кухни, выглядя совершенно ошеломленной:

— Роб... Что ты здесь делаешь?

Удивленный ее равнодушием, я пробормотал:

— Иисус... Мне уже требуется предлог, чтобы навестить свою жену?

Она нерешительно подошла, обняв меня, и поцелуй растопил все мои страхи.

— Нет, конечно, нет, хитрый дьявол, но ты должен был позвонить, мы могли бы встретить тебя в аэропорту и сэкономить на аренде машины.

Грант вошел снаружи, выражение его лица удивило меня, он не был в восторге, увидев меня, хотя выглядел хорошо, действительно хорошо.

— Привет, дружище, — сказал он, протянув руку. Я оттолкнул его руку, и мы обнялись, как могут только друзья-мужчины.

— Дерьмо, ты хорошо выглядишь, — пробормотал я.

— Должно быть, это хорошая еда, — засмеялся он.

Эш пробормотала:

— Я заварю чай.

Я взял сумку и направился в прихожую.

— Мне нужно переодеться. Полагаю, что мы как обычно — в главной гостевой комнате?

Эшли и Грант странно посмотрели друг на друга, когда я направлялся через холл в гостевую комнату, которая была пуста: ничего, ни одежды, ни сумок, ничего. Этой комнатой не пользовались очень долгое время.

Я повернулся и посмотрел на гостиную, где бок о бок стояли Эш и Грант, глядя на меня. Я вернулся в комнату, оставив свою сумку в дверном проеме, и вошел в главную спальню, где была вся одежда Эшли, ее сумки, открытые и пустые, ее туфли, разбросанные, как она это делала дома, и кровать была полностью расстелена, абсолютно нехарактерно для Эш, если только ею не пользовались совсем недавно.

Когда я повернулся, чтобы выйти, Эшли стояла, уставившись на меня.

— Дорогой, позволь мне объяснить, давай положим твою сумку в гостевую комнату, и мы все сможем сесть и поговорить. — Она выглядела нервной, взволнованной и возможно, даже напуганной.

Я почувствовал слабость, мое сердце колотилось в груди, а дыхание внезапно стало затрудненным. Я прошел мимо нее, оттолкнув ее в сторону, поднял сумку, направляясь к выходу, а Эшли побежала за мной.

— Роб, пожалуйста, позволь мне объяснить, пожалуйста, дорогой, прекрати... Роб, ты должен дать мне сказать.

Я продолжил идти прямо через гостиную обратно к своей машине. Эшли закричала:

— Роб, пожалуйста, подожди, не уклоняйся. Пожалуйста, прекрати, давай поговорим, — сердито кричала она. — Роб, послушай меня, пожалуйста... Ради бога, позволь мне объяснить!

Подошел Грант.

— Дружище, давай не будем делать ничего опрометчивого.

Я размахнулся и нанес дикий удар... В наши молодые годы он бы избил меня до полусмерти, но мой удар попал прямо в его нос, и он отшатнулся, дико махая руками, пытаясь восстановить равновесие. Бац, и он лежит на земле и стонет. Эшли посмотрела сначала на меня, потом на него, прежде чем наклониться, чтобы посмотреть, все ли у него в порядке. К тому времени я бросил свою сумку на заднее сиденье и сел, злобно хлопнув дверью.

Эшли подбежала и схватила меня.

— Роб, пожалуйста, не уезжай, не так, давай вернемся внутрь и поговорим.

Я сердито выплюнул:

— А где я буду спать? Еще точнее, где будешь спать ты?

Она с болью скривилась.

— С тобой, глупыш, ты — мой муж.

— Разве сейчас это так выглядит? — я завел машину, с хрустом включая передачу. — Мне кажется, что теперь твой муж — он. — Прежде чем уехать, я прошипел: — Эшли, я даю тебе шанс, если к понедельнику ты будешь дома в Веллингтоне, я постараюсь забыть, что это безумие когда-либо имело место, но если тебя там не будет, я обещаю тебе здесь и сейчас: наш брак закончится, и ты сможешь оставаться здесь сколько захочешь.

Я рванул вперед, обдав обоих камнями из-под колес, наращивая скорость и молча проклиная. Ради бога, они жили как муж и жена, делили постель и, очевидно, занимались сексом.

Приехав в аэропорт, мне стоило целого состояния поменять билет. Вернувшись домой, реальность ситуации навалилась на меня. Моим прощальным выстрелом было предложение, что я бы ее простил, но сидя в гостиной, безучастно глядя в никуда, я задумался, а если она вернется, смогу ли я простить?

В воскресенье днем мне позвонили, это была Эшли:

— Роб, можем мы вдохнуть и поговорить, пожалуйста, дай мне шанс, позволь объяснить, что произошло.

— Давай, объясни, скажи, почему, моя жена занимается сексом с другим мужчиной, скажи мне, почему ты сожительствуешь с ним как муж и жена, в то время как я живу здесь один.

— Дорогой, это не так...

Я прервал, прежде чем она смогла продолжить.

— И что... Вы не делите постель?

Была беременная пауза.

— Да, мы делим постель, но это не так, как ты думаешь...

— Вы не занимаетесь сексом?

Тишина вернулась, мы слушали дыхание друг друга, прежде чем она хрипло прошептала:

— Да, мы занимаемся сексом, но...

Я снова вмешался:

— Тогда, все как я и думал, вы живете вместе.

— Роб, позволь мне объяснить... он был так одинок и так грустен. Ты знаешь, как сильно он любил Саскию... Я приехала сюда не для этого, это просто случилось... Все началось с утешительного поцелуя, а потом вышло из-под контроля.

— Ты можешь говорить это сколько хочешь. Я сделал тебе предложение, и оно остается в силе, если завтра ты будешь дома, я готов попытаться простить тебя.

Я услышал ее вздох:

— Спасибо, Роб, вот почему я и люблю тебя, но не могу, не сейчас. Ты видел, насколько он позитивен сейчас, когда у него есть небольшая радость в его жизни, я не могу просто уйти. Дерьмо, любовь моя, ему осталось жить недолго, и тогда я вернусь домой, и мы сможем оставить все позади.

— Я думаю, ты меня не так поняла, это — единственное предложение, Эшли, я не буду ждать. Либо ты завтра здесь, либо я подаю на развод, вот и все.

Начались рыдания.

— Роб, у него никого нет, мы — все, что у него есть.

— Ты ошибаешься, все что есть у него — это ты, для меня он мертв.

— Ты же так не думаешь! — резко вскинулась она. — Он — твой лучший друг, ты не бросишь его, когда он нуждается в тебе.

— Эшли, послушай меня, он для меня уже мертв. Если тебя завтра не будет дома, я подам на развод, это — не угроза, это — обещание.

— И что, наш брак значит меньше, чем это? Все, через что мы прошли? И ты просто выбросишь двадцать пять лет?

— Нет... не я, Эшли, это — твоя роль, а не моя, если так все и закончится, то это будет на твоей совести.

Все что я мог услышать, это ее рыдания.

— О чем ты думала, Эшли, Иисус, о чем, черт возьми, ты думала?

Она разразилась истерикой:

— Я не знаю, Роб, я просто хотела сделать его последние дни счастливыми, я просто хотела порадовать его последними днями.

— Возвращайся домой, и мы сможем попытаться пройти через это, я обещаю, что постараюсь простить.

— Прости, Роб, но я не могу этого сделать, надеюсь, ты простишь меня, потому что я люблю тебя и не могу представить без тебя свою жизнь.

— Ну, тебе лучше привыкать к этому, потому что, если тебя здесь завтра не будет, мы определенно закончим.

***

Следующие несколько дней прошли медленно, работа была невозможна, я впустую тратил время, но я боролся, сидеть дома было бы хуже. Ночью дом казался холодным, а моя жизнь — пустой.

Несколько раз звонила Эшли и однажды передала телефон Гранту, но в ту минуту, как услышал его голос, я повесил трубку.

Мне позвонила моя дочь, чтобы рассказать, как она гордится мамой, и что это — самоотверженный поступок: пойти и присматривать за ним. Господи, она сравнивала ее с Матерью Терезой или с чертовой Флоренс Найтингейл. Я не мог заставить себя сказать ей правду, но и она не смогла понять, когда я сказал ей заткнуться, потому что не хотел слушать.

Хотя это было не единственное, что она хотела мне сказать. У нее был еще один сюрприз, она обручилась и хотела знать, сможем ли мы попасть на ее вечеринку, которая будет через месяц. Я, конечно, согласился и предложил заплатить, что ее очень обрадовало. Что не обрадовало ее, так это, когда она спросила, что я думаю о том, чтобы устроить ее на винограднике Гранта... Ее чертова мать, должно быть, уже поговорила с ней и сделала предложение, которое я немедленно отверг:

— Сильви, ответ: «нет». Я найду где-нибудь лучше.

Она казалась смущенной.

— Почему, папа:... Что может быть лучше? Это было бы прекрасно...

Мой гнев заставил меня сорваться:

— Сильви, если ты организуешь ее там, я не буду участвовать, и не буду платить.

Она казалась удивленной.

— Но это была идея мамы, она сказала, что там может быть дядя Грант.

— Делай, что хочешь, Сильви, но организовав ее там, ты будешь делать все без меня.

Была пауза, когда она пыталась собраться с мыслями... Она замолчала, сказав, что поговорит с мамой и перезвонит. Конечно, прошло меньше часа, как зазвонила Эшли.

— Дорогой, Сильви только что сказала что-то глупое о том, что ты не хочешь устраивать помолвку здесь.

— Это так, — выплюнул я.

Она вздохнула:

— Дорогой, пожалуйста, не будь букой, вечеринку имеет смысл провести здесь, Гранту становится хуже, и он не сможет путешествовать. Пожалуйста, я умоляю тебя не делать все более жестким, чем должно быть.

— Какого черта, Эшли? Я подтверждаю свои требования. Если она захочет послушать тебя, меня там не будет, и я не буду платить.

— Дорогой, Грант уже предложил заплатить в качестве своего подарка — если мы устроим все здесь, это не будет стоить ни цента.

— Извини, но если ты хочешь, чтобы я присутствовал, ее там не будет, и он не будет платить за помолвку моей дочери, скажи ему, пусть взбесится.

К счастью, после многих телефонных звонков моя дочь поняла, что что-то происходит, и неохотно согласилась провести вечеринку в другом месте.

Через старого помощника по регби мне удалось найти место в Хамнер-Спрингс. Сильви была так же рада, как и я, когда я передал ей новости. Это будет дорого, но мне было все равно.

Это было также толчком, в котором я нуждался, чтобы начать процесс развода. Две недели спустя документы о разводе были окончательно оформлены и размещены в здании суда. Затем там ждали ответа Эшли, куда документы были отправлены по почте заказным письмом. Если она не будет оспаривать, то все, что ей нужно сделать, это подписать и вернуть, и документы будут поданы в суд.

— Какого черта?... — Это было все, что я услышал, когда поднял трубку.

— Привет, Эшли, приятно слышать твой голос.

— Роб, что, черт возьми, происходит?

— Все просто, Эшли; я полагаю, ты говоришь о разводе?... Если ты подпишешь документы и отправишь их по почте, мы сможем подать на развод, и он будет завершен через шесть месяцев.

— Роб... нет... мне что, умолять? Пожалуйста, не делай этого, мы сможем пройти через это, как только я вернусь домой, ты увидишь, что все это — чепуха.

— О, ради бога, Эшли, не будь смешной, я не буду ждать, в то время как ты играешь там в счастливую семью с придурком. Все, чего я хочу, это чтобы ты подписала бумаги, и мы оба сможем двигаться вперед.

— Нет, я отказываюсь, я не хочу этого и не подпишу.

— Тогда отправь их обратно с пометкой о том, что ты оспариваешь, в любом случае к концу месяца мы будем юридически разделены.

— Дорогой, не торопись, через шесть недель состоится помолвка Сильви, разве мы не можем дождаться ее?

— Нет, я не буду ждать, все подано в суд, независимо от того, оспоришь ли ты или нет, мы будем юридически разделены, ты можешь бороться против развода, но когда судья узнает, что ты живешь с другим мужчиной в течение трех месяцев, я не думаю, что у тебя будут шансы.

— Я не живу с ним; я ухаживаю за умирающим другом!

— Сестринское дело не требует совместного проживания в постели или секса.

— Господи, ты можешь быть мерзким ублюдком, когда захочешь...

Я проводил большую часть своего свободного времени, помогая спланировать помолвку Сильвии, и все шло хорошо, пока она не прислала мне список гостей, и в нем оказалось имя Гранта. Это вызвало еще один неприятный звонок, когда я сообщил ей, что ему не рады. Она плакала, когда я изложил свои правила.

Да, это вызвало еще один неприятный звонок между Эшли и мной. Она обвинила меня в том, что я жестокий, напомнив, что Грант был крестным отцом Сильви и имел право быть там. Для меня это стало последней каплей, и я зарычал:

— Нет, пока он тебя трахает, его здесь не будет!

***

Помолвка была большим успехом для всех, кроме Эшли — она пришла, но одна. Большую часть вечера мы сидели на противоположных концах стола. Когда вечеринка разошлась не на шутку и заиграла группа, Сильви подтолкнула меня:

— Папа, я не знаю, что происходит между тобой и мамой, но сегодня вечером тебе нужно отложить все в сторону. Я умоляю тебя, не порти мою вечеринку.

Я обнял ее и поцеловал:

— Хорошо, дорогая, я буду вести себя хорошо.

— Ладно, тогда иди и потанцуй с мамой, она выглядит так, как будто одна несет груз всего мира. Она сказала, что бедный старый дядя Грант очень болен.

Когда она толкнула меня, я пошел через весь зал, чувствуя, будто на меня смотрят тысячи глаз. Я подал ей руку и вывел на танцпол. Пока мы безмятежно скользили по полу, она таяла в моих руках:

— О, Боже, Роб, так приятно быть в твоих объятиях, спасибо, что пригласил меня потанцевать.

— Окей. Как идут дела? — спросил я.

— Хорошо, я думаю, но Грант...

Я отрезал:

— Я не хочу слышать о нем, и даже не хочу слышать его имя.

Она напряглась от моего сердитого возражения, но пока мы скользили, прижалась ко мне, и мы продолжали танцевать молча. После пары песен она вздохнула:

— Роб, я хочу поговорить с тобой, нам нужно все прояснить.

— Не сегодня вечером, Сильви уже рычала на меня. Если завтра ты все еще будешь здесь, возможно, мы сможем найти где-нибудь уединенное место.

Она согласилась. Боже, как приятно было держать ее в объятиях, это было просто правильно.

— Где ты остановился на ночь?

Я быстро взглянул на нее.

— В Ройял, в городе.

— Я могла бы прийти и провести с тобой ночь, — прошептала она, ее зубы покусывали меня за ухо.

— Нет, спасибо, Эшли, я не сплю с женами других мужчин.

— Роб, пожалуйста, не начинай, разве плохо провести ночь вместе, я люблю тебя и хочу тебя.

— В чем дело, разве Грант настолько болен, что не может достичь эрекции?

Она оттолкнула меня:

— Ты — мерзкий подонок, я просто хотела провести с тобой некоторое время, но если хочешь знать, Гранту осталось всего несколько недель.

— Скажи, где он будет похоронен, чтобы я мог прийти и помочиться на его могилу.

Холодный злой взгляд, который она бросила на меня, заморозил бы огни ада.

***

Как и было обещано, на следующий день мы встретились в пабе. Я уже заказал бокал вина для нее, когда она вошла. Я не стал вставать, когда она подошла к столу.

— О чем ты хочешь поговорить, Эшли?

— Как я сказала вчера вечером, Гранта не станет через неделю или две, я хотела попросить тебя прийти и навестить его. Он хочет с тобой поговорить.

— О да, а в какой спальне буду я?

— Роб, пожалуйста, приходи, это важно, ты — его лучший друг.

— Нет, Эшли, он потерял это право в ту ночь, когда лег с тобой постель, он больше — не мой друг, и нет, я не увижусь с ним. Ты можешь передать ему, что я надеюсь, что его смерть будет медленной и мучительной для восполнения моей боли за последние шесть месяцев.

Хмурое выражение накрыло ее лицо.

— Пожалуйста, Роб, просто дай ему шанс, ему нужно поговорить с тобой.

— Ну, а я ничего не хочу от него слышать. Послушай, давай продолжим о важном. Я хочу выставить на продажу дом; нам обоим нужно где-то жить.

— Дорогой, это — часть того, о чем Грант хочет с тобой поговорить, пожалуйста, приди и проведи несколько дней на винограднике и послушай, что он скажет.

— Все что я хочу, это твое согласие на продажу. Если ты думаешь, что можешь выкупить мою долю, мы можем рассчитаться, но если ты не сможешь найти деньги, нам надо продавать. У меня есть агент, который оценил его, и они готовы выставить его на продажу.

— Роб, нам не требуется этого делать, по крайней мере, дай мне шанс сделать все правильно, дай мне возможность переубедить тебя. Мы не сможем этого сделать, если будем жить раздельно.

— Извини, Эшли, но я давал тебе шанс, а ты задрала нос.

— Ты же знаешь, я не могла оставить его таким, дорогой, у него была улыбка на лице, он наслаждался своими последними днями и скоро умрет. Просто дай нам шанс. Дай мне посмотреть, если я не смогу изменить твое мнение или если ты обнаружишь, что не сможешь простить меня, мы сможем, по крайней мере, сказать, что пытались, но кажется, что ты только что отказался от меня.

Сжав зубы, я пробормотал:

— Мне продавать дом или ты хочешь оставить его себе?

Раздраженная, она хлопнула руками по столу, привлекши испуганные взгляды со всего зала.

— Продавай эту проклятую вещь. Если ты готов просто так все закончить то продавай его.

Я кивнул:

— Хорошо, я скажу агентам, с которыми мы работаем, и пришлю тебе документы по почте.

Когда начали капать слезы, она хлюпнула:

— Ты все еще любишь меня? Наш брак был таким прекрасным, и я никогда не сомневалась в твоей любви, даже на протяжении всего этого я всегда думала, что ты все еще любишь меня.

— Я люблю тебя, и, наверное, всегда буду, но ты решила подарить эту любовь другому мужчине, прости, Эшли, но это зависит от тебя.

— Почему мы не можем побороться за наш брак, если ты любишь меня, как говоришь, почему мы не можем попробовать? — ее рука крепче сжала мою. — Пожалуйста, Роб, подумай о детях, что они скажут, что мы им скажем?

— Я не знаю насчет тебя, но я скажу им правду.

Она бросила мою руку как горячую картошку.

— Нет, Роб, пожалуйста, не надо так, они меня возненавидят.

— Я не буду лгать тебе, Эшли, ты сама вырыла себе яму, и теперь попала в нее.

***

Я был удивлен, как быстро продали дом, но также получил еще один шок. написано для bеstwеароn.ru Министерство труда было приватизировано, и в рамках трансформации мы, сотрудники, получили компенсацию за добровольное сокращение. Моя выплата оказалась очень заманчивой из-за такой долгой службы с ними, и я уходил с более чем полумиллионом, так что вместе с выручкой от продажи дома я вполне мог стать полупенсионером, работая неполный рабочий день.

Грант умер на следующий день после продажи. Мой сын спросил, можем ли мы поехать вместе на похороны, и был ошеломлен, когда я сказал ему, что не собираюсь.

— Папа, что, черт возьми, происходит? Все было странно, с тех пор как мама уехала присматривать за ним.

— Хорошо, сынок, правда состоит в том, что у твоей матери и Гранта был роман, они жили как муж и жена, поэтому я и не пойду.

— Черт... черт возьми, папа, ты уверен?!

— Да, я застукал их на этом.

— Ну, спасибо, по крайней мере, за честность... Что ты хочешь, чтобы сделал я?

— Сын, этот аргумент не для тебя — ты делай то, что диктует твоя совесть.

Моя дочь умоляла меня прийти, и мне было трудно сравнивать разговор с ней с тем, который у меня был с Клайвом, но я не ожидал ее гнева:

— Папа, ты должен пойди, мама потеряла голову, она — твоя жена.

Она впала в истерику, когда я сказал:

— Уже ненадолго.

Эшли звонила, прося и плача:

— Роб, ты — жестокий бессердечный ублюдок, почему ты сказал детям?

— Потому что меня заставляли быть плохим парнем, они злились на меня за то, что я не пошел на похороны, вот я и объяснил почему.

— Черт возьми, теперь они меня ненавидят. Сильви кричала на меня, Клайв называл меня очень обидными именами.

— Извини, Эш, но это ты копала яму, теперь сама выбирайся из нее.

Она тихо рыдала.

— По крайней мере, приходи на похороны, пожалуйста, приходи, я не могу пройти через это без тебя.

Мой ответ был коротким.

— Черта с два!

Клайв удивил меня тем, что тоже не пошел, и, очевидно, у него был разговор на повышенных тонах с матерью и сестрой.

***

После того как прошла продажа, мне было негде жить, и я начал искать новый дом. Я хотел маленький дом на побережье Капити. В то время как Эшли была на похоронах Гранта, я подписывал документы, и на следующей неделе переехал. Поскольку это был летний дом, в сочетании с тем, что он продавался за наличные и был свободен, приобретение в собственность означало, что я мог переехать немедленно.

Я получил от городского нотариуса приглашение присутствовать на зачтении завещания Гранта, но отказался, и он сказал:

— Мистер Томас, в ваших интересах было бы присутствовать, вам завещали довольно значительную сумму денег.

Я громко рассмеялся:

— Я не хочу его денег, я — не его сутенер.

Прежде чем опять начался разговор, я повесил трубку. Но когда подумал об этом, то захотел причинить ему боль, и единственное, что смог придумать, — это пожертвовать все церкви. Грант был строгим атеистом, и я знал, что он ненавидит это. Быстрый звонок по телефону адвокатам, и я организовал, чтобы деньги, завещанные мне, были переданы от его имени местной церкви. Адвокату было все равно, но я знал кое-кого, кому не было.

Прошло совсем немного времени, прежде чем Эшли позвонила и сердито выплюнула:

— Почему, Роб?... Ты же знаешь, как он относился к религии, он был бы чертовски зол, если бы узнал. Почему тебе было просто не вернуть все, мы могли бы использовать их на винограднике, или ими мог бы воспользоваться Глен.

— А мне пофиг! — прорычал я и бросил трубку.

Приехал Клайв, чтобы помочь мне переехать в новый дом, он удивил меня тем, что привел свою подругу Алишу, очень симпатичную молодую девушку. У нас были отличные выходные: мы купались и жарили барбекю. Я был по-настоящему изумлен его выбором девушки, в отличие от некоторых фиф, с которыми он тусовался, она была очень мила, у нее был мозг, и мы с ней очень мило общались.

***

В моей ситуации можно идти двумя путями: жаловаться на жизнь и становиться горьким и накрученным или продолжать жить. Я выбрал последнее, сфокусировавшись на хорошей жизни. Работая из запасной спальни, я начал строить свой бизнес в качестве инженера-консультанта.

Найти работу было довольно легко, я был не единственным инженером-госслужащим, которого сократили, и это создало дыру, которую я был счастлив заполнить за более чем в два раза большую зарплату относительно моего старого уровня. В течение месяца у меня появилось больше работы, чем я мог потянуть. Жизнь начала становиться легче, и угнетающий гнев исчез.

Довольно настойчивый стук во входную дверь оторвал меня от регби, который я смотрел по телевизору. Когда я открыл ее, там стояла Эшли, выглядящая более сияющей и красивой, чем я помнил.

— Можно войти? — спросила она.

Я распахнул дверь; Я пил пиво, наблюдая за игрой, имея бутерброды на ужин.

— Чего ты хочешь, Эшли?

— Я хочу поговорить, посмотреть, сможем ли мы как-нибудь преодолеть весь гнев и горечь, Роб, я все еще люблю тебя и хочу быть в твоей жизни.

Глядя в ее глубокие зеленые глаза, я видел только боль.

— Я так не думаю, Эш, я однажды предложил тебе шанс на искупление, а ты мне отказала.

— Что я должна была сделать? Он умирал, умирал наш лучший друг во всем мире. Я думала, что, как только ты успокоишься, то увидишь, что это все ничто, что мы могли бы пройти через это. Боже, если бы ты остался там, со мной, с самого начала, как я и просила, этого бы не случилось.

— Да, и если бы ты осталась со мной, как я просил, этого бы тоже не случилось.

Она вздохнула:

— Роб, он был нашим другом.

— Это только усугубляет ситуацию, почему ты не можешь этого понять? Ради бога, как бы ты себя чувствовала, если бы я ушёл с твоей сестрой и у меня был с ней шестимесячный роман?... Как бы ты отнеслась к этому?

— Дорогой, я знаю, что это было неправильно, я себя не защищаю. Я вижу боль в твоих глазах, я причинила тебе боль, и мне жаль, но мы могли бы оставить все позади, мы могли бы вернуться к тому, что было. Просто дай мне шанс, и я докажу тебе это, я сделаю все, чтобы сделать это для тебя.

Слезы катились по ее красивым щекам, я взял салфетку и вытер ей глаза.

— Эш, я не уверен, что смогу сделать это, я только сейчас начинаю приводить свою жизнь в порядок, мы должны просто продолжать двигаться вперед.

— Нет, пожалуйста, позволь мне показать, что ты можешь потерять. Мы могли бы попробовать еще раз и посмотреть, сможем ли заставить это работать, а если нет, что мы теряем?

Откинувшись на диван, я вздохнул:

— Эш, я не могу этого сделать, я действительно не могу.

Она набросилась на меня как тигр на раненую газель, ее руки обвились вокруг моей шеи, а ее губы впились в мои в глубоком и страстном поцелуе. Это было неистово и страстно, и все кончилось всего за несколько коротких минут. Все мои аргументы исчезли, и мы лежали рядом, с ее головой на моем плече.

— Посмотри, дорогой, мы можем делать это, я заставлю тебя забыть.

Я с трепетом спросил:

— Хорошо, и как, ты думаешь, это будет работать?

Приподнявшись на локте, она улыбнулась:

— Любовь моя, это то, о чем хотел поговорить с тобой Грант до своей смерти. Он хотел, чтобы ты забрал виноградник себе. Боже, ты помог ему построить его, и ты любишь его. Разве это не было бы идеальным?

Я был ошеломлен ее замечанием и тем, как она привнесла его имя в разговор.

— Нет, на самом деле это было бы далеко от совершенства. Грант мертв и похоронен, и это то, что мне нравится. Я сказал тебе, что никогда больше не ступлю на это место, и я чертовски хорошо это имел в виду. Если ты честна, тогда это станет нашей жизнью, я начал набирать действительно хорошую клиентуру, и мой консалтинговый бизнес идет очень хорошо. Я готов попробовать, но не даю никаких обещаний.

Она перевернулась на спину, глядя в потолок.

— Любовь моя, это было его посмертное желание, чтобы ты взял все на себя, это должно было быть его подарком нам.

— Трахни его и землю, в которой он похоронен. Ответ: «нет». Я не хочу ни его денег, ни его дома.

Я мог слышать ее всхлипывание, когда она пыталась сдержать слезы.

— Ты даже не будешь это обдумывать, не так ли?

— Нет шансов, Эш, если ты серьезно хочешь попробовать, то я готов, но это будет новый старт, новый дом, новые друзья и новые рабочие места.

Утро наступило слишком быстро; Мне нравилось, когда ее горячее тело прижималось ко мне. Когда я открыл глаза, Эш уже не спала, но просто лежала, уставившись в потолок. Я посмотрел на нее и спросил:

— Ну, так что мы решили?

Она медленно кивнула:

— Роб, я хочу этого больше всего на свете, я хочу, чтобы мы опять стали мужем и женой, и если это означает жить здесь, то мы так и сделаем.

Мы запечатали это поцелуем. Я откинул одеяла.

— Хорошо, пошли гулять по пляжу.

Это было прекрасное яркое солнечное утро, и мы шли в одиночестве по пляжу, волны, мягко разбивающиеся о берег, пели нам серенаду.

***

Выходные прошли в одно мгновение. Эш полетела обратно в Отаго, чтобы забрать свои вещи, а я вернулся к работе. Она вернулась в среду с гораздо меньшим количеством багажа, чем я ожидал. Мы освоились в жизни. Это было нелегко, это было напряженно, и мы жили на грани, мы оба были осторожны в выборе слов. Эш, хотя и жила со мной, все еще была погружена в помощь в управлении виноградником. Глен не хотел иметь с этим ничего общего. Он был рад, когда его отец оставил половину его Эшли — это означало, что он мог продолжить учебу, оставив все в ее руках.

Звучит просто, но меня это бесило. Мне надоело слушать ее команды по телефону относительно различных аспектов управления виноградником. Я видел, что у нее все еще там корни, и ей не потребовалось много времени, чтобы начать свою ненавязчивую рекламу. Возможность вернуть меня туда была предоставлена ею Сильви, чья свадьба приближалась. Эшли решила провести ее на винограднике, и это вызвало наш первый спор. Когда она сказала об этом, я вздрогнул и быстро возразил:

— Ни за что, Эш, этого не будет!

— Дорогой, не торопись, это поможет нам сохранить целое состояние. Мы все любим это место, особенно Сильви, она обожает его.

— Она его не знает, она не была там годами, и с Саскией у нее не было ничего.

— Роб, она приходила и оставалась с Грантом и мной, прежде чем он умер. Она обожала его, они были близки, и она любит виноградник.

— Что?! — зарычал я. — Она оставалась там с тобой... с Грантом?

Она медленно кивнула, не в силах удерживать мой взгляд.

— Так, где же ты спала, когда она была там?

Она протянула руку и схватила меня за руку.

— Дорогой, она уже знала, что я спала с Грантом.

Я отбросил ее руку.

— Господи, еще сильнее унизить меня ты не могла... Ради бога, Эш, с нашей дочерью под одной крышей... Черт.

— Роб, она уже знала... не было никакого смысла лгать.

— Так что за фигня, когда я ей сказал... она уже знала?

— Дорогой, она просто расстроилась, она не хотела, чтобы мы расставались.

— Тем не менее, она была рада видеть, как ее мать трахается с другим чуваком, бляха муха! Я скажу тебе так: чертова свадьба не состоится там, мне все равно, сколько ты будешь кричать и визжать, этого, к черту, не будет!

— Роб, ты слишком сильно реагируешь, Грант мертв, а дом принадлежит нам, нам и Глену. Это бесплатно, это будет фантастически.

— Не похоже, черт возьми,

я сказал тебе, что никогда не ступлю на это место. Я начну искать другое.

— Ты разобьешь ей сердце, если сделаешь это.

— Да, и пусть будет так, мне все равно.

— Подумай хорошенько, Роб, ты можешь навсегда потерять свою дочь, стоит ли оно того?

— Проще говоря, ответ: «да». Я не сдамся.

Это заставило ее начать свое наступление, сначала это был секс, и многое из этого, когда Сильви пыталась заставить меня передумать со слезами и чувством вины, которое разжигала Эш сексом. Когда это не сработало, она встала на сторону Сильви, и развернула наступление полным фронтом, но я не сдавался, и медленно, но верно Сильви признала мою аргументацию. Я думаю, что возможно также, что ее подтолкнул Клайв.

В итоге мы провели свадьбу в Мальборо Саундс, и это было потрясающе. Даже Эшли не смогла придраться. Она пыталась заплатить за это теми деньгами, что оставил Грант, но я сердито отказался, и к ее чести Эш не пытался настаивать.

***

После свадьбы все вернулось на нормальный уровень, за исключением того, что у меня было больше работы, чем когда-либо. Эшли стала нервной, я полагаю, она думала, что я приму ее образ мышления и перееду туда, но с моим бизнесом, растущим день ото дня, и объемом работы, которую я организовал, она могла видеть, как ее мечта исчезла. В конце концов, она поняла, что этого просто не произойдет.

Мы пытались, мы действительно пытались, но наши сердца никогда в этом не участвовали. Это было не то же самое как раньше, я думаю, что мы оба даже чувствовали любовь, которую разделяли, но не могли заставить все работать. Она хотела жить на винограднике, но поскольку ее желание затрагивало меня, этого не произошло.

Однажды вечером я пришел домой с работы поздно вечером и обнаружил, что она пакует вещи. Когда мой приход прервал ее, она прошептала:

— Извини, Роб, но это не работает?

Я пожал плечами:

— Согласен, полагаю, что нет.

Она вылетела на следующий день, и я хотел бы сказать, что скучал по ней, но правда была в том, что ушло напряжение. Я мог дышать и не беспокоиться о том, чтобы сказать что-то не то. Да, теперь у меня не было секса и близости, а также теплого тела, чтобы обниматься ночью.

Я выбросил ее из головы, она время от времени звонила, но во всех отношениях уже ушла.

Я сосредоточился на доме. Я добавил еще один проект с огромной верандой, чтобы максимально увеличить вид на океан. Я взял офисную помощницу, мать-одиночку жившую вверх по дороге, у нее был четырнадцатилетний сын. Ее муж сбежал шесть лет назад и оставил ее с ребенком, а она изо всех сил пыталась до сих пор справляться.

Она оказалась находкой для офиса. Хотя она и не нужна была мне полный рабочий день, но было видно, что ей требовались деньги, поэтому я взял ее на полный рабочий день, чтобы у нее был доход.

Когда Руазин приходилось работать допоздна, ее сын Алек проводил время у меня дома, и у нас с ним завязались некоторые отношения. Он не был тупым, но ему было тяжело в школе, поэтому, когда я увидел, как он делает домашнюю работу, то начал помогать ему, обучать его. Руазин предложила бесплатно работать сверхурочно в зачет репетиторства, но я был просто рад помочь.

Руазин была очень привлекательной женщиной, на пятнадцать лет моложе меня, поэтому я не видел у себя никаких шансов на романтические отношения и решил, что не будет никакой возможности, чтобы она заинтересовалась таким старым пердуном как я, тем более что я стал немного трудоголиком. Но оказался неправ, и после того как она как-то работала поздно вечером, а я помогал Алеку с какой-то математикой, я спросил, не хотят ли они остаться на ужин.

Этот ужин стал у нас далее обычным делом, все готовили по очереди. Это не было взрывом, это было постепенным скольжением. Однажды вечером Алек отсутствовал, будучи в гостях в доме у приятеля, но Руазин все равно осталась на ужин, и за ужином мы немного выпили. Совместное сидение на шезлонге за наблюдением за океаном превратилось в поцелуи, а это привело к сексу. Прекрасная страсть, наполненная сеансом очень жарких занятий любовью.

Мы с Руазин стали парой. Клайв, мой сын, стал первым, кто встретил ее, когда они с Алишей, его подругой, приехали на выходные ко Дню рождения Королевы.

Они не просто пришли в гости, но пришли объявить о своей помолвке. Это были веселые выходные, погода была потрясающая, Клайв и Алиша отлично поладили с Руазин, и им очень понравился дом. Ремонт сразил их. Когда мы ужинали в процессе барбекю, Алиша спросила:

— А можно мы проведем свадьбу здесь?

Я рассмеялся:

— Ну конечно... Это будет чертовски идеально.

Она обняла меня.

— Спасибо, у моих родителей не много денег, и я знаю, что они беспокоятся о том, как смогут позволить себе заплатить за нашу свадьбу.

— Ерунда, Алиша, для меня будет честью сыграть роль хозяина.

Клайв крепко обнял меня:

— Спасибо, папа, а ничего, что здесь будет мама?

***

Эшли не впечатлилась, когда Клайв донес до нее новости. Она снова и снова пыталась заставить его устроить свадьбу на винограднике, предлагая заплатить за все, но он был тверд в своем отказе.

После принятия решения Руазин и Алиша, которые уже стали подругами, проработали детали. Меня не удивило, когда мне позвонила Эшли и спросила, кто такая Руазин. Когда я сказал, что она — моя девушка, она стала очень тихой и задумчивой, прежде чем начать жаловаться:

— Роб, она отрезала меня от всего, я хочу помочь, но каждый раз, когда я разговариваю с Клайвом, он говорит, что Руазин уже этим занялась. Мне нечего делать.

— Ну, тогда, просто расслабься, приходи и наслаждайся.

— Он — мой сын, Роб, и я хочу помочь. Просто поговори с ним, позволь мне помочь или заплатить за что-нибудь.

Пообещав поговорить с Клайвом, я повесил трубку и почувствовал ее боль. Отношения между Клайвом и Эшли были напряженными, и мне было ее жаль. Когда я поговорил с ним, он пообещал что-нибудь придумать. С Руазин было труднее, она безжалостно бросалась во все, и была немного озадачена, когда я попросил ее включить Эшли.

Она не спорила со мной, но чувствовалось, что ее это не обрадовало.

Наступил уикенд свадьбы, и появились Эшли и Сильви с ее мужем. Они приехали вместе и жили в одном отеле. Это было похоже на боевые порядки войск. Руазин, со своей стороны, часами готовилась к их приезду, и должен сказать, что выглядела она очень сексуально.

Когда я представил их, все было очень напряженно, и были выпущены когти. Было очевидно, что дружить они не будут, не говоря уже о том, чтобы ладить. Сильви, конечно, встала на сторону матери. Миротворцем были Клайв с Алишей, их отношения с Руазин уже укрепились.

После прибытия Эшли был первый вечер, который доставил мне определенное удовольствие. Я предложил ей остаться у меня, но вместо этого она решила снять отель. Когда я проводил экскурсию, демонстрируя новое расширение и улучшения, она вошла в главную спальню. Я слышал, как она глубоко вздохнула, и не понял, был ли то потрясающий вид на побережье или то, что повсюду была одежда, в основном нижнее белье, Руазин, а кровать находилась в порядке. Я увидел, как Эш вздрогнула, и ее глаза были прикованы к сексуальному черному неглиже, лежащему на кровати, да, это определенно было не то, что она хотела бы видеть.

Эшли не смогла достаточно быстро выбраться отсюда.

После свадьбы, когда Клайв с Сильви уехали, я договорился, чтобы Эшли пришла на ужин. Нам было о чем поговорить, мы быстро перекусили на веранде, и это был идеальный вечер, солнце садилось за горизонт, ветра не было, просто великолепный приятный вечер.

После еды она уставилась на меня холодным взглядом.

— Я думаю, это окончательно — ты не вернешься на виноградник, не так ли?

Я засмеялся:

— Нет, Эш, и никогда не собирался. Я сожалею о том, как все сложилось.

Она кивнула:

— Но не так, как сожалею я. Роб, я не могу достаточно извиниться за то, что случилось, я знаю, что ты не поверишь мне, но я все еще люблю тебя, я все еще не могу представить свою жизнь без тебя. До этих выходных я надеялась, что ты изменишь свое мнение, что ты поймешь, что мы все еще можем все вернуть, нам просто понадобится много любви, чтобы выбросить все из головы. Я надеялась, что мы сможем влюбиться опять и прожить наши дни на винограднике.

— Эш, я все еще люблю тебя, у меня всегда будут к тебе чувства, у нас было двадцать пять лет общих воспоминаний и хороших времен. И они навсегда останутся. Плохие новости в том, что мы пытались, и это не сработало.

— Да, но, Роб, мы пробовали здесь, а этот дом — не для меня, этот дом — не для нас. Почему бы нам не попробовать на винограднике, если ты просто отложишь свой гнев, пройдешь дальше и дашь всему иди своим чередом? Роб, тебе же нравилось там, и ты мог сделать все по-своему. Представь, что ты мог бы сделать это своим, и это то, чего хотел Грант.

Она старалась до конца. Я рассмеялся. Это было так смешно.

— Ты не поняла, Эш. Мне плевать на Гранта. Он был мертв для меня, задолго до того как его уложили в землю.

— Но почему... почему мы не можем попробовать?

— Я пошел дальше, я давал тебе много шансов, Эш, я умолял тебя вернуться домой, ты выбрала его, поставив впереди меня. Теперь у меня есть женщина, и она много для меня значит. В те выходные, когда я приезжал туда, если бы мы уехали домой, то могли бы пройти через это, но не сейчас.

— Роб, это был просто секс, всего шесть месяцев из нашей жизни, мы могли бы провести остаток ее вместе, мы могли бы вместе состариться.

— Это был не просто секс, Эшли; это была ложь, и если бы я не приехал туда в те выходные, я бы никогда и не узнал... Ты бы держала меня в неведении.

— Я не хотела причинять тебе боль, боже, я думала о том, как сказать тебе, Грант умолял меня признаться, но я не хотела причинять тебе боль.

— Ну, ты ошиблась. Извини, Эшли, но все кончено.

— У меня есть письмо от Гранта, могу я отдать его тебе, он хотел, чтобы ты его прочитал?

— Разорви его, Эшли.

— Я оставлю у себя и надеюсь, что однажды ты сможешь простить нас. Когда будешь готов, я принесу его тебе.

— Держи его при себе, мне оно не нужно.

— Я прошу прощения за все, Роб, я люблю тебя.

— Слегка поздновато, Эш, счастья тебе в жизни.