Дистрибьютор. Глава 8

Моя авантюра потерпела крах. Канарейка так привыкла к золотой клетке, что отказалась улетать.

— Там холодно, голодно и не трахают во все дыры, — прочирикала Бабич на прощание.

И хотя на самом деле она молчала и громко пыхтела, пока застёгивала вагину, цепляя поломанный замок на растянутый клитор, по её хмурому выражению лица было понятно без слов, что мой замысел провалился. Бабич не собиралась расставаться с кандалами. Она упорхнула так же плотно заштопанная, как и пришла, с той лишь разницей, что теперь ей предстояла неприятная встреча с Мюллером. А мне оставалось только гадать, какое наказание ждёт затраханную до мозга костей дистрибьюторшу.

Я злился на неё, жалел и злился. Позвонил Анжеле.

— Я иду в прокуратуру. Ты со мной?

Реакция большой девочки повергла в шок.

— Димочка, ты в своём уме? Ты же всё это придумал, — ласково начала она. — Ну был у нас секс пару раз, но это же не значит, что я должна теперь с тобой встречаться. Не можешь никак успокоиться? Преследуешь меня, звонишь по ночам, караулишь под подъездом. Ты же псих, посмотри на себя, — она театрально повысила голос до противного визга. — Придумал какой-то замок. А дальше что? Наручники, цепь, конура? Знаешь, что с такими извращенцами в тюрьмах делают? Хочешь, чтобы я на тебя заявление написала? — и бросила трубку.

Они все были напуганы. Анжела, Злата, другие девочки. Работали в одной связке, врали напропалую. Для большинства клиентов бдсмщицы стали лёгкой добычей, неожиданным анальным сюрпризом воскресного дня, минетом с разрядкой в ротик. Никто не лез им в душу, не пытался расстегнуть вагину, которая всегда оставалась на замке. Клиент эгоистично потрахивал их, не заботясь о чувствах, не испытывая вины за недотрах.

«Ведь они физически ограничены в получении оргазма, значит можно расслабиться и никуда не спешить», — рассуждал клиент.

И если кому-то из покупателей и приходила вдруг в голову дурацкая идея освободить Рабыню, девочки тут же становились стеной на защиту частной собственности, принадлежавшей Хозяину.

«Стоит только одной из них заикнуться, как меня тут же возьмут в оборот», — я представил, как следователь по особо важным делам вызывает меня на допрос и гнёт свою линию:

«Зачем вы решили повесить гражданке А. замок на влагалище?»

По этой же причине расхотелось рассказывать брату. Ведь если Злату или Анжелу доставят в поликлинику для обследования и там вдруг выяснится, что замок действительно висит или весел и что виною всему не директор фирмы, а брат заявителя, то засудят меня как особо опасного маньяка-извращенца. А там тюрьма, статья петушиная. Ведь никто не поверит мне, никто.

«Мне нужны доказательства, а не пустые слова», — сокрушённо думал, терзаясь в сомнениях.

И тогда я решился. Я не мог больше сидеть, сложа руки, трястись и ждать.

«Будь, что будет», — думал я, набирая номер Мюллера.

— Павел Валерьевич, здравствуйте, — начал я. — Это Дима Черненко вас беспокоит.

— А, здравствуй Дима. Что-то случилось? — старый барсук включил очень занятого директора.

— Да, случилось. Сегодня я попытался освободить Злату, сломал ей замок, — как можно спокойнее начал я. — Но я не по этому поводу звоню, — здесь я выжидательно замолчал.

Он тоже сохранял нейтралитет, откашливался, делая вид, что, возможно, пропустил моё признание мимо ушей. Но чем дольше он сопел в трубку, тем больше соглашался со своей причастностью к рабовладению, и тогда я решил не мучить его, не раздувать конфликт. Ведь ссора с Мюллером не входила в мои планы.

— Я думаю, я уже достаточно изучил бизнес сетевых продаж и готов к продвижению по служебной лестнице. Что вы на это скажете?

— Может быть, может быть, — Мюллер всё так же делал рассеянный вид, как будто параллельно с разговором по телефону он ещё смотрит очень интересный футбольный матч и вот-вот заорёт в трубку: «Гол!»

— Я бы хотел помочь вашему бизнесу заработать больше денег, расширить сеть продаж, увеличить денежный поток. У меня для этого есть все качества: целеустремлённость, трудолюбие, желание обучаться. Если понадобится, я даже готов обратиться в правоохранительные органы, чтобы защитить ваш бизнес от внешних посягательств.

Тут я опять умолк. Всё, что нужно было сказать, я сказал.

«Теперь ход за тобой, козёл!» — от волнения я забыл дышать.

— Хорошо, я подумаю, — буркнул Мюллер и бросил трубку.

Он был напуган, мой план сработал! Ход конём пришёлся прямо под дых, в самое темечко. Короткие противные гудки подчёркивали безвыходность положения загнанного в угол таракана.

— Подумай, подумай, гнида, — произнёс я вслух, скрипя зубами.

В глубине души я надеялся, что Мюллер не станет развязывать войну первым и я успею собрать изобличительный материал.

***

Мюллер отзвонился на следующий день, от былого высокомерия не осталось и следа. Я больше не был для него рабом на галерах, в его речи появились нотки уважения, лести. Он зондировал местность, искал слабинку, подвох, изучал намерения рассказы эротические оппонента невербальными средствами гипнотизёра-энэлписта.

— Деньги, — просто ответил я. — Я люблю деньги и секс. Похоже, у вас этого предостаточно.

Этого хватило, чтобы усыпить бдительность старого пердуна. Кроме денег и секса ещё им двигала жажда власти. Я знал, на какие точки давить и сразу выразил желание подчиняться.

Мы встретились в субботу возле станции метро, и он повёз меня в чёрном джипе далеко за город. Я нервничал, я не так представлял себе вступление в тайную рабовладельческую секту. Честно говоря, Мюллер со своим джипом и поездочкой по тёмной лесной тропе нагнал на меня столько страху, что под конец путешествия я уже ни о чём другом не думал, кроме как о внезапном выстреле в голову и безымянной могиле в дремучем лесу.

Мы приехали в коттеджный посёлок, расположенный в сосновом бору. Смеркалось. Майское солнце быстро скрылось за деревьями. В ночном сумраке очертания средневекового замка, вдруг возникшего перед нами, вызвали у меня ещё большие опасения за жизнь. Теперь я думал об инквизиции и пытках раскалёнными щипцами. Замок был обнесён высокой кирпичной стеной с колючей проволокой по периметру. Грязная сточная канава вилась вдоль дороги вокруг территории коттеджа. Ворота открыли два охранника в смокингах и белых хоккейных масках.

— З

ачем им маски? — тихо спросил я у Мюллера.

Он метнул на меня коварный взгляд.

— В банк собрались на ночь глядя, — мегамозг злорадно ухмыльнулся. — Да ты не волнуйся. Они всегда так ходят.

Я не волновался. От страха и ужаса предстоящего я уже давно, образно выражаясь, наложил в штаны. На мелкие эмоции сил не осталось.

Мы въехали во двор, вышли из машины и поднялись по ступеням на крыльцо. Янтарный свет электрической свечи, висевшей сбоку, колебался, как настоящий. Массивная резная дверь из тёмного дуба с кольцом-молотком в виде медной волчьей пасти преграждала путь.

— Ничего не трогай и молчи, — шепнул Мюллер, в этот раз на полном серьёзе. Он взялся за кольцо и стукнул им три раза в дверь, подождал чуть-чуть и стукнул ещё раз.

В стеклянном глазке мелькнул свет, дверь звякнула и тяжело отворилась.

Перед нами на пороге стояла абсолютно голая рыжая русалка, долговязая, щуплая, как подросток, в ошейнике и пирсинге, с замком на вагине. Поводок золотой цепью тянется от ошейника с припухлым детским соскам, нежные малинки насквозь пробиты острыми шипами с заклёпками. Соски цепляются к гранатовой брошке в пупке и дальше к колечку в клиторе. Стальные швы в промежности плотно стягивают тонкие складки вагины. Бубенчик-замочек торчит из выпуклого отбеленного лобка, как флажок. Всё хозяйство держится на этом хранителе невинности.

Девушка только вчера сошла со школьной скамьи, в ней нет и капли взрослости. Шикарная копна рыжих волос обрамляет прелестное детское личико. Она не из тех

любительниц пирсинга и тату, которые испытывают тело на прочность ради любви к искусству. Она попала в заточение абсолютно случайно и носит погремушки, как носила бы ситцевое платье.

Мы вошли, разулись, повесили куртки в шкаф. Это была просторная прихожая, обшитая вишнёвым деревом. Гипсовая лепнина на потолке, паркет на полу — весь интерьер напоминал небольшое фойе театра, погружённое в мерцающий янтарный свет электрических подсвечников, висящих вдоль стен.

Рыжая почтительно стала в сторонке, сложив ручки по швам, на лице застыла услужливая улыбка.

— Подготовь его, — устало бросает Мюллер рыжей, приглаживая плешь перед зеркалом.

Та кивает и жестом просит меня следовать за ней. Разворачивается, и только сейчас я замечаю в её попке огромный рубин. Драгоценный круглый камень, идеально гранёный, настоящий или искусственный, распирает ягодицы в широкую, с кулак, воронку. Девушка осторожно несёт в попке гранатовое яйцо, пальчиком ведя по стене. Её походка напоминает поездку на велосипеде — она сидит на яйце, как в седле, не вертит и не виляет им, плавно летит вперёд. Мы идём по периметру замка — крытой веранде со стрельчатыми окнами — доходим до угловой башни, спускаемся по винтовой лестнице в подвал. Здесь одна комната без окон, из мебели только зеркало на стене, стол и шкаф.

— Давайте я вам помогу, — рыжая рабыня подходит и, улыбаясь краешками губ, тянет с меня пиджак. Затем рубашку. Чувствую себя Анжелой, застывшей в позе «Бери меня как хочешь».

Пуговка за пуговкой — и вот я уже стою перед рыжей в одних брюках и носках. Неугомонная русалка тянет ремень. Снова пуговка, ширинка, и вот уже брюки упали к щиколоткам, я остаюсь в одних трусах.

— Мне нужно вас побрить, — воркует зеленоглазая бдсмщица, стягивая трусы.

Мой член предательски спрятался в кожаный чехол, съёжился-скукожился. Густые чёрные заросли никогда не вызывали у меня неприятия. Девушка почти касается лицом моей плоти, помогая снять брюки. Я невольно возбуждаюсь.

Я боюсь спрашивать «зачем». Зачем Рабыня-служанка выбривает одноразовой бритвой всю растительность у меня в паху, зачем эта юная красавица, не обращая внимания на эрекцию, так тщательно ополаскивает пенис, яички и особенно старается натереть до блеска головку. Зачем она красит всё моё тело, кроме паховой области и головы в синий цвет. Я стал похож на мутанта из «Людей Икс». К чему весь этот маскарад?

Одно мне ясно наверняка: если бы они хотели меня грохнуть, то сделали бы это уже давно. Если бы хотели просто замучить до смерти, то не стали бы тратить столько краски и беспокоить наложницу. Кто они, я не знаю. К чему готовят — тоже. Но то, что они есть, и власть их над людьми не ограничивается только деньгами, становится всё более очевидным.

Я следую простому правилу, которое пока что не подводило: не задавать лишних вопросов. Меня, как зверя, ведут по флажкам, не давая опомниться. Я могу психануть и начать умничать, но что-то подсказывает мне, что в этот раз лучше сыграть по чужим правилам.

— Выпейте, пожалуйста. Это придаст вам сил, — наложница протягивает стакан с апельсиновым соком, только что налитым из свежего пакета.

Я сижу перед ней на стуле, весь синий, как картина Айвазовского, с отмытым разомлевшим пенисом, непривычным холодком в паху. Она выскребла все волоски, не поленилась отполировать даже мошонку и всё, что было под ней, лишь близость ануса остановила девушку с бритвой. Если бы её положение не было пикантнее моего, я бы вряд ли позволил проводить подобные эксперименты на теле.

Рабыня ведёт себя раскованно. Как работница маникюрного салона, она раскладывает инструменты обратно по полочкам: банку с краской, кисть, пену для бритья. Полотенце отправляется в мешок для грязного белья, тазик с использованной водой становится в угол. Детская попка с рубином мельтешит по комнате, заштопанная вагина с замочком побрякивает сцепками, недавно пробитые шипами ореолы сосков наверняка не утратили чувствительность. Наоборот, бурые шишечки гудят от прилива крови, зудят по ночам. Иногда девушка морщится, сделав неловкое движение, натянув цепи, но в целом она отлично справляется со своими обязанностями.

«Внедрение в тайную организацию проходит по плану. Меня не просто так побрили, — успокаиваю я себя. — Предстоит серьёзная работа».

Когда я доберусь до разгадки, Анжела, Злата, и другие девушки, включая рыжую, получат шанс на свободу. Никогда не забуду слёзы Анжелы, кончающей на мою фотографию в телефоне. Никогда.

Ужасно хочется спать. Глаза слипаются, пол уходит из-под ног. Комната опрокидывается набок, тёмные бордовые пятна стремительно разливаются по ковру.

«Мне нельзя спать», — цепляюсь обрывками мыслей за реальность. Злюсь на себя, больно щипая руку.

Пелена сна беззвучно накрывает остатки воли.