Бремя желаний. Часть 1.
***
— Продолжай, - произнёс мой собеседник - Я хочу знать.
В его голосе звучало волнение, и он внимал мне, жадно ловя каждое слово. Я поднял тяжёлый пузатый бокал, на дне которого растекалась жидкость благородного янтарного оттенка, и вдохнул её пьянящий аромат. Моя голова давно уже кружилась от приятной оглушённости, которая вызывала на откровенность, позволяя мне говорить вещи, казалось бы немыслимые, учитывая то, кем был мой собеседник. Я уже опьянел настолько, что с трудом мог ворочать языком. Однако же, волнение моего визави заставляло мои нервы дрожать в чувственной напряжённой неге. Откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, в приятном полумраке я продолжил свой рассказ.
Лана тогда болела, и её состояние не позволяло нам вступать в сексуальную близость, и это продолжалось достаточно долго. Людмила Ивановна тогда жила у нас, ухаживая за дочерью и помогая нам обоим. И всё было бы хорошо, если бы не моя потребность в сексе, которая портила мне жизнь и доводила до бешенства, до какого-то полубезумия. Да, можно сказать и так.
В одно из таких дней, утром, я как всегда, брился в ванной, перед тем как пойти на работу. Меня раздражало всё. Я мрачно взглянул на ванну, заполненную бельём, которое Людмила Ивановна накануне там замочила. Вот зачем это надо было делать? Как будто стиральная машинка не в состоянии всё простирать! А вот я теперь не могу принять душ... Я водил станком по намыленному лицу, когда дверь ванной открылась, и зашла Людмила Ивановна. Я едва не зарычал от злости. Вот только её тут только и не хватало! А если бы я сейчас на унитазе сидел? Что за тупая курица!
— Сейчас, Серёженька, я ванну освобожу, я быстро! - виновато проговорила она - Я быстренько.
Ну да, щас. Я и так уже опаздываю. Быстренько она... Я со злостью молча увидел в зеркало, как Людмила Ивановна склонилась над ванной и принялась полоскать белье. И тут... Вы понимаете... Мой взгляд стал внимательным, как у хищника, почуявшего добычу. Там, в зеркально отражении, я увидел фигуру моей тёщи. Женскую фигуру, которую мой голодный взгляд тут же бесстыдно ощупал всю. Я вдруг увидел, как округло, как зовуще выпирает её пышный зад, как задравшийся кверху халат обнажил её полные загорелые ляжки, вы понимаете, такие голые, такие возбуждающие...
Я услышал, как мой собеседник громко, непроизвольно сглотнул слюну.
— Продолжай, - признёс он внезапно осипшим от волнения голосом.
Я как попало возил станком по измазанным кремом скулам, а перед моими глазами ходила взад-вперёд пышная попа, а едва прикрытая подолом халата, возбуждающая рельефность нагих бёдер приковывала к себе мой жадный взор. Мой член мгновенно вскочил и затвердел в тесных обтягивающих трусах. А ведь на мне, кроме трусов, ничего и не было, и я невольно порадовался, что трусы такие тесные, и мой стояк не выпирает так позорно и бесстыдно. Не хватало только, чтобы Людмила Ивановна заметила мою эрекцию... Это было бы катастрофой, немыслимым позором. Так что я как попало смыл крем с лица, приготовившись пулей выскочить из ванной. В зеркало я видел, что Людмила Ивановна меня не видит. Слава богу! Повернувшись, я сделал пару шагов и машинально ухватился за полотенце, чтобы вытереть лицо. Полотенце висело над ванной, на трубке с кольцами клеёнчатой занавески. И вот здесь произошла неожиданность...
— Какая же?! - нетерпеливо переспросил меня собеседник - Рассказывай, рассказывай подробно, не упускай ничего, я хочу знать все подробности!
Я ведь хотел побыстрее выйти из ванной. Огибая согнувшуюся над ванной Людмилу Ивановну, я ухватился за краешек висящего полотенца, но слишком неловко, и оно упало... Прямо на её спину. И я шагнул, чтобы подхватить его, чтобы просто исправить свою неловкость, но промахнулся, и оно упало на пол. А я вместо полотенца, прикоснулся к спине своей тёщи. Она... Она была такая тёплая, податливая, мягкая. А далее - уверен, это было не случайно - вязкая, соблазнительная теплота её зада прижалась к моим бёдрам. Так неожиданно, что я потерял равновесие и крепко ухватился за её талию... Пожалуй, нет, за верхнюю часть её бёдер. Это было случайно, это было не осмысленно, но когда мой сжатый как пружина член прижался к её тёплым податливым ягодицам, я невольно застыл, не в силах оторваться от этой требовательной притягательности женской плоти, столь долгое время мне недоступной. Я прижимался к ней, мои руки заскользили по мягкой гладкой поверхности ткани, ощущая, а на самом деле ощупывая под нею соблазнительное тело... Людмила Ивановна же, как ни в чём ни бывало, продолжала жамкать в ванне бельё.
Внезапно меня словно обжёг страх и одновременно стыд от всей этой двусмысленности происходящего. А Людмила Ивановна, она ведь ведёт себя так, как будто ничего не происходит, просто потому, что признать, что её лапает собственный зять, прижимаясь к ней и кайфуя, было бы немыслимым. Вы же понимаете...
— Да-да. Ну, и что?
Я немедленно отстранился, поднял полотенце, швырнул его на корзину с бельём и собирался выскочить из ванной, как вдруг Людмила Ивановна произнесла таким обыденным и таким ласковым голосом:
— Серёжа, ты ведь уже начал!
Я застыл на месте, не веря своим ушам.
— Продолжай...
Я стоял в напряжённой тишине, глядя на Людмилу Ивановну с лопающимися от напора пениса трусами. Тёща выжимала в ванне какую-то вещь.
— Главное, - тихо продолжала она задушевным голосом - Чтобы ты не уходил из семьи, не ходил налево от Ланы... Чтобы всё было в семье...
Она говорила, не оглядываясь на меня. А дальше... У меня встаёт, когда я в поминаю об этом...
— Говори, - нетерпеливо произнёс мой собеседник хрипло.
— В семье можно всё, - повторила она всё тем же ласковым голосом.
Она перестала выжимать бельё... Потянулась назад... Задрала свой халат... И... Упёрлась ладонями в стену...
— Блядь!.. - прошептал мой визави сдавленным голосом.
Я смотрел на её голые ноги, на её зад. Видел, как мощные круглые ягодицы распирают тонкую, готовую порвать ткань её белых трусов. Через тонкую ткань я видел тёмную расщелину меж её мерцающих ягодиц... Эта тьма крала мой разум... Уже не владея собой, я подскочил к ней, и я гладил, я гладил её пышные ягодицы через тёплую натянутость деликатной материи. Мой член уже причинял мне напряжённую боль, и я освободил его, и он прижался к этим восхитительным трусикам на этой восхитительной попе. О, это ощущение гладкости от моего члена и мошонки, зудящей от долгого ожидания! Гладкая распяленная ягодицами ткань под моими руками сменялась ощущением гладкой женской кожи полных бёдер. Я гладил руками, я гладил своим воспалённым членом, я прижимался яйцами, и я хотел большего! И вот её трусы сорваны до середины бёдер, и её голова опущена между рук, и я слышу, как она выдыхает через нос, и её дыхание учащается. Она раздвигает ноги, сама, чтобы пропустить мой налитый кровью член, который она сжимает своими бёдрами, а её пальцы встречают его там большой щепотью, ощупывают, ласкают истекающую смазкой головку...
— Блядь! - повторяет и повторяет мой собеседник - Блядь!.. Блядь!.. - и он уже не стесняясь гоняет в штанине свой пенис.
А я уже, не в силах сдержаться, трахаю и трахаю сладость этой скользкой ловкой щепоти. У неё загорелые ноги и спина, а ягодицы атласно-белые, они возбуждают нарисованным солнечным контуром плавок. И продолжаю сладострастно ощупывать их.
— Серёженька... Подожди! Тебе ведь можно всё, милый! - слышу я прерывающийся страстный шёпот.
Ласкающие пальцы охватывают мой член и толкают назад так, что я вынужден отстранился, а затем замирают, пристраивают вздутую головку к нужному местечку...
— Серёжа?.. - о, как соблазнительно, как зовуще звучит её шёпот! Одной рукой она опирается о стену с розовым кафелем.
Наддав бёдрами я напираю вперёд. Головка пениса таранит слабо сопротивляющуюся плоть, я раздвигаю её... Она ахает, сдавленно, ошеломлённо, возбуждающе. Я вхожу в Людмилу Ивановну.
— Ох, блядь... Сууука... - пыхтит мой собеседник.
Мой член...
— Хуй...
Мой хуй охвачен важным, мягким, податливым, женским. Я держу тёщу за талию, мои бёдра шлёпаются об её необъятный зад. Воздух с шумом вырывается из ноздрей. Я ебу её. На секунду всё происходящее кажется наваждением. Я подумал о Лане, о том, что вот прямо сейчас я изменяю ей. Изменяю с её мамой. Возможно, эти бесстыдные шлепки по ягодицами слышны даже в спальне, где сейчас Лана... А если подойти поближе к двери ванной, то можно услышать тяжёлое сопение, сдавленные охи и ахи, сопровождающие бесстыдное совокупление зятя и тёщи. Мамы Ланы и её мужа. Ах, в семье можно всё...
Халат у тёщи задран до самых подмышек, горячих и потных. Мои руки ощупывают её тело, бока, вялый живот, ловят тяжёлое колыхание больших грудей, прохладных по контрасту с подмышками. Это охуительно.
— Мама, я ебу вас!..
— Ох... Серёженька...
— Ой... Блядь... Ой... Блядь...
— Серёженька, ты так хочешь... Меня?..
— Хочу вас... Мама...
— Не сдерживайся... Тебе можно... Всё...
Она так и опирается о стену одной рукой. Согнувшись, она достаёт пальцами до мой мошонки и завладевает моими яйцами. Она тянет за них, мнёт их.
— Мама... Мама.. Мама!..
Неожиданное прикосновение её пальцев к мошонке сработало как спусковой крючок. Я сгибаюсь конвульсивно, распластываюсь на её мокрой от пота спине. Мой член дёргается, взрывается горячей струёй спермы в плотном влагалище опытной женщины... Я кончал целую минуту. Вот так когда-то была зачата и Лана. А теперь я осеменил её маму...
— Ох... уенно, - пробормотал мой собеседник, тяжело сглатывая слюну.
— Да... И она выжала в себя мои яйца досуха.
К слову, мне было очень стыдно потом, и я чувствовал себя не в своей тарелке. И хотя моё либидо по-прежнему мучило меня, я старался дистанцироваться от матери Ланы. Но по ночам я вспоминал своё приключение в ванной, и от возбуждающей картин прошлого мой член неизменно вскакивал так, что мне приходилось осторожно онанировать под одеялом, лёжа рядом со своей женой.
И в эту ночь я не мог уснуть, вспоминая о том, как накануне за ужином мы встретились глазами с Людмилой Ивановной. Она смотрела на меня прямо, без улыбки, и я не мог отвести взгляда. В её глазах было понимание и сострадание, и вот невольно я уже пожирал взглядом её фигуру, глубокую ложбинку пышных грудей, полные лоснящиеся губы, которые она чувственно облизала...
Я осторожно встал, чтобы выйти на лоджию. Здесь было темно, и начинался дождик. Достав из потайного места сигарету, я закурил под вкрадчивый перестук дождевых капель и мигание огней города. Выпустив последнюю затяжку и погасив сигарету, я прошёл через тёмную комнату и невольно остановился. В комнате Людмилы Ивановны горел свет, а ведь только что она была темна. Проходя мимо её комнаты, я бросил быстрый трусливый взгляд и невольно остановился. Людмила Ивановна читала, лёжа на кровати. Лицо её было закрыто книгой, поэтому мой беззастенчивый взгляд увидел самую соблазнительную картину, которую только можно представить. На ней была гладкая фиолетовая комбинация, которая обтягивала пышные формы моей тёщи. Грудь, бёдра, полный живот... Толчком вскочил невольно в трусах ноющий член. Голые ноги тёщи торчали из-под кружевного подола рубашки. И нет, они не были голыми! Они были в гладких, поблёскивающих лайкрой тёмных чулках, подчёркивающих, понимающих рельеф изгибов её полных ног... Она специально надела их, надела на себя сексуальную рубашку своей дочери, которая была ей мала и была готова лопнуть от вызывающе выпирающих женственный форм. Верхняя часть обнажённых бёдер смыкалась, образуя тёмную, влекущую тёмной сладостной загадкой расщелину...
Я стоял в пятне света перед тёщей с членом, болезненно выпирающим через ткань трусов, когда Людмила Ивановна вдруг приподняла бёдра и приглашающе развела ноги, бесстыдно позволив мне увидеть её обнажённую промежность.
— Бляаадь... - мучительно выдавил мой собеседник.
Моё восприятие стало туннельным. Оно было захвачено сексуально развратной картиной перед моим взором. Тёмная влекущая расщелина бёдер сменилась видом тёмной узкой щели за густым покровом интимных волос, и от этого зрелища было невозможно оторваться. Древнее, первобытное чувство притягивало к себе своей немыслимо силой, я вдруг вспомнил рисунки вагины на стенах пещер первобытных людей... И всё на свете передо мной потеряло своё значение, кроме этой властной, влекущей к себе своей дикость женской половой щели. Рвануть трусы, залезть на это соблазнительное тело, войти членом в эту щель, овладеть ею в мстительном наслаждение, вбивая тараном удар за ударом, погружаясь раз за разом всё глубже в сладостно-податливую влажность, в чмокающее болото торжества бесстыдства животной похоти... Овладев Людмилой Ивановной, наслаждаясь ощущениями члена в её интимной ласкающей плоти, взглянуть в её глаза, впитать из них осознанное бесстыдство совокупления с мужем своей дочери, посапывающей в нескольких шагах от этого разврата...
Когда мои ноги помимо моей воли шагнули в освещённое пространство комнаты, Людмила Ивановна, не отрываясь от книги, произнесла совершенно будничным тоном:
— Дверь затвори, Серёжа.
Эти слова, этот тон обожгли меня неповторимым привкусом её осознанного бесстыдства. Наслаждаясь этим чувством, я осторожно прикрыл дверь, нажимая ручку, чтобы не щёлкнул замок. На эту ручку я повесил и трусы, которые не спеша снял. Обернувшись, я увидел, как Людмила Ивановна, отложив книгу, смотрит на меня. Её взгляд физически прикасаясь, пробежал по моему телу, остановившись на моём вздыбленном возбуждённом пенисе. Она впервые видела мой член, и я наслаждался этим взглядом. Зверски хотелось немедленно вскочить на неё, пронзить своим хуем, и затем, хрипя и задыхаясь, жадно сношать мою тёщу, ощущая её дыхание, её руки, вбиваясь в податливое, мягкое, жаркое тело, довести её до стонов, до криков, до задирания в потолок ног, до желания ощутить, как вздутая головка члена зятя плющит её матку, заставляя её сокращаться, подставляя своё устье горячим струям спермы, заглатывая её счастливо и жадно, в то время как её рука, дотянувшись, завладела яйцами зятя, чтобы выдавить их в себя до капли... В жарком безумии противоестественной преступной ебли, осеменить тёщу, чтобы она забеременела и родила другую Лану, которую я уже хочу!..
— Бляаадь, что ты говоришь! Я сейчас кончу...
— Подожди, постарайся дослушать до конца.
Это пронеслось у меня в голове, когда я наблюдал за глазами тёщи, в первый раз сфокусированном на моём члене. Это дикое желание я подавил. Нет, не затем, чтобы скромно удалиться и соблюсти приличия. Мне хотелось ещё большей изысканности разврата. Погрузить лицо в обёрнутую в шёлк волну её бёдер, ощутить теплоту её кожи сквозь гладкие поры нейлона... Губами проводить выпуклость резинки чулок, за которой только гладкий атлас кожи бёдер... Насладиться этим контрастом... Я мучил свой член, изнывающий, качающийся в волнах желания, испускающий томный сок влечения к соитию.
Затем - запах её промежности, по счастью не мытой, и оттого возбуждающе-флюидной. Она наверняка ласкала себя пальцами, предвкушая встречу со мной. Нет ею руководил не только желание удержать зятя в лоне семьи ценой секса с ним. Она хотела меня, хотела, так, как женщина желает мужчину, хотела получить меня в себя, и представляя наше прошлое совокупление в ванной, искала повторения этой недвусмысленной ситуации. Пожалуйста, поласкай себя. Я хочу ощутить жар твоего возбуждения, вызванного животным желанием. Я натыкаюсь губами на её пальцы, которыми она пытается прикрыться. Людмила Ивановна, вас никогда не целовали здесь? Вы смущены... Я целую её пальцы со старомодным маникюром, которые пытаются соблюсти последние остатки приличия, прикрыть смущённо своё интимное местечко. Отвожу её руку, слышу паническое "Серёжа!!". Пальцами развожу её тёплые толстые половые губы, источающие вязкий запах женского интима, и она впервые в жизни ощущает, как язык зятя находит её набухший клитор.
— О, господи, Серёжень... ка... Ой! Серё... жа...
Её впервые в жизни лижут, и делает это её собственный зять. Она окунается в неизведанную бесстыдность противоестественного
для неё орального секса, когда муж её дочери опускается до низин нравственности, приникая ртом к её органу, предназначенному для мочеиспускания и совокупления с мужем. Я вбираю полный рот трепещущей розовой мякоти, в которой перед этим наверняка елозил хуй моего тестя...
— Повтори, - выдохнул мой собеседник.
Я лизал клитор моей тёщи и её влагалище, в котором постоянно сновал хуй её мужа, и мы оба осознавали это, и это нас одинаково возбуждало. Я задрал ей ноги, чтобы было удобнее лизать, и она сжала бёдрами мою голову.
— Серёженька... Милый... Се... А!.. Ой... Ой!.. ОЙ!..
Её пальцы зарылись в мои волосы, скользили в них, прижимали мою голову и рот к промежности Людмилы Ивановны. Её голова запрокинута далеко назад, рот открыт, она сдавленно ловит воздух, чтобы справиться с утончённо-безнравственным наслаждением. Жаркая ротость влагалища сжимает мои пальцы, тянет в свою бесстыдную бездну. Людмила хочет меня. Её пальцы захватывают волосы на моём затылке в пучок и тянут на себя. Я подтягиваюсь, рывком залажу на тёщу, и её рука, подныривая, ловит мой пенис, охватывает его ласковой лодочкой. Мой член, перевозбуждённый запахами женских флюидов и моим чувственный лизанием вульвы, заметно увял. В ласково погладывающей руке он томно выпускает струйку смазки на запястье моей партнёрши.
— Ты такой хороший, Серёженька!
Жаркий шёпот Людмилы Ивановны.
— Я хочу помучить тебя.
Её пальцы тянут за шкурку крайней плоти, оголяя головку так, что я охаю, дёргаюсь вперёд но мой член ударяет в пустоту.
— Мама, я кончу сейчас, - хриплю я.
— Нет, Серёжа. Я не дам тебе кончить.
Наманикюренные ногти впиваются в лопающуюся от крови головку члена.
— АЙ!
Пальцы тёщи крепко сжимают член под головкой. Почти потеряв чувствительность, он обиженно вскакивает во весь рост.
— Всё хорошо, сынок. Иди ко мне...
Жаркие губы Людмилы Ивановны шепчут, тянутся к моим, а её рука направляет мой член в жаркую жадность возбуждённой вульвы.
— Уммгмм...
Вхождение члена в половую ротость Людмилы Ивановны, вхождение языка Людмилы Ивановны в мою ротовую полость...
Судорожное, напряжённое дыхание носом, быстрое колыхание моих бёдер, быстрое челночное движение члена в тесноте влагалища... Наслаждение от бесстыдства совокупления с тёщей... Её частое дыхание, столкновение языков, неожиданно страстное и возбуждающее, не менее бесстыдное в проявлении сексуальной жадности. Вновь и вновь она с готовностью подставляет припухшие от возбуждения губы, вновь и вновь мы испытываем максимальную близость наших жадных ртов, наших сталкивающихся лобков, спутанность жёстких потных срамных волос, сдерживаемых стонов от неожиданных ощущений, от осознания взаимной извращённости, от безнаказанности нашего сладостного преступления. Бёдра моей партнёрши следуют за движениями моих бёдер, доводя меня до исступления, до желания ебать Людмилу Ивановну грубо, жёстко, до кровавых соплёй, хочется быть жеребцом с пенисом такой длины, чтобы пронзить её насквозь и почувствовать, как его головка выныривает из её рта в мой собственный рот... Я уже и сам дышу как запаленный конь, и не сдерживая чувств, шепчу в её ухо:
— Как... Хорошо...
Поражаюсь, как необычно звучит мой голос, как будто это говорю не я, а кто-то другой, и в его голосе желание, восторг, признание... Ладони растроганной тёщи ложатся на мои ягодицы, сжимают их, задают темп сладостного качания вошедших в любовный клинч тел. Тяжко поскрипывает ортопедический матрац, приминаемый моими коленями и тяжёлым задом Людмилы Ивановны под аккомпанемент тяжёлого и напряжённого дыхания наших ртов, приглушённых оханий и стонов. Мы вынуждены издавать свои протяжные "кхааа" и "ой... ой" шёпотом, чтобы не разбудить спящую Лану. О, какая это возбуждающая конспирация совокупляющихся подпольщиков! И только пожалуй, стонущий под нами матрац бесстыдно выдаёт нас... Вот так же наверное, шифровались моя тёща с тестем, когда занимались любовью глухой ночью тайком, чтобы не разбудить вот так же посапывающую в кроватке дочь...
А наш тайный любовный акт продолжается. Ритмичные шумы, движения, шлепки потных разгорячённых тел.
— Ой... Серёженька... Ой!.. Ой!.. Ой!..
— Оохмм, мама... Я ебу вас...
— Да, сынок... Еби!.. Заеби меня, сына!..
— Жаль, что... Василий Петрович... Не видит.. Как мы... Сношаемся... Людмила... Ивановна?..
— Мхмм... Мхмм... Мхмм...
— Вы... Бесстыдница... Вы ставите... Рога... Своему мужу... И дочери...
— Да... Оохмм... Я блядь... Я ради семьи... Скажи, что... Я блядь!..
— Ты блядь, Людка!.. Видел бы тебя тесть... Как ты... Подмахиваешь зятю... Ну?..
— Я блядь... Еби меня, сынок... Я блядина...
— Сынок, да?.. А ты... Бы и с сыном так... Хотела?.. А?.. Хмм... Скажи!..
— Серёжа!!..
— Да... Хотела бы... Называй меня... Как сына...
— Серёжа... Что ты...
— Тоша... Ты его Тошей... Зовёшь... Ну?.. Представь, что это... Вы с Тошкой... Ебётесь...
— Нет!.. Сынок... Тоша...
— Мама...
— Тошенька...
— Блядь... О, блядь!..
О, это дьявольское искушение волнующей картины инцеста, оно доводит лежащую подо мной тёщу в состояние предоргазменного трепета! Закрыв глаза, она вызывает чувственные картины немыслимого разврата. Её руки ощупывают мои плечи, спину, бёдра, ягодицы... Она представляет лежащего на ней сына Тошу.
— Мама... Охмм... Мама... Я хочу... Я хочу тебя... - шепчу я страстно, жарко, и мой горячий поршень достаёт до самого её сердца.
— Я хочу в тебя... В тебя кончить... Мама... Можно?.. Можно мне?..
— Да, сынок... Да, Тошенька! Войди в меня глубже!..
Людмила Ивановна задирает высоко ноги, обнимая ими мою поясницу.
— Ты родишь мне... Сестричку... Красивую... Уммхх...
Горящая головка моего члена подминает её матку, и я чувствую, как она пульсирует, раскрываясь, обхватывая мой член и раскрываясь невстречу ему.
— Тошенька!.. Ох!.. Оймм!..
— Ойб... Ойб... ляаадь! Аааааа!!..
Член испускает горячую липкую струю в жадный раскрытый зев матки, распятой моим пульсирующим стержнем, я заполняю её матку своей спермой до отказа. Мои бёдра напряжены в капкане сильных ног, я вошёл до отказа, мой член без устали качает семенную жидкость как форсунка, тело Людмилы Ивановны пружинит подо мной. Финальный оргазм совокупления накрыл меня, и я бы не остановился даже под страхом смерти, даже если бы нас увидела Лана, или свёкор, или ещё кто-нибудь.
— О, блядь!.. Сука... Ебаться в рот...
Не в силах двигать бёдрами в плену ног тёщи, я лишь извивался как змея, и кончал, кончал, кончал...
Наконец, я замер без сил, и её ноги отпустили меня. В изнеможении лёжа на ней, я наконец смог перевести дух. Грудь Людмилы Ивановны вздымалась тяжело и часто. Её руки гладили меня по спине.
— Серёженька... Мальчик... Мне никогда... Не было так... Хорошо... Я думала, что умру... Вот... Даже чулки промокли...
Сейчас, когда нахлынувшее безумие страсти прошло, было так необычно внимать повседневному голосу тёщи, в то время как мой член продолжал находиться в её влагалище.
— Милый... Ты такой милый... Тебе легче? - спросила она заботливо.
Я без сил сполз с неё, выходя из завоёванного тела Людмилы Ивановны, и её рука немедленно отыскала мой всё ещё стоящий влажный член, осторожно и ласково поглаживая его.
— Он такой хороший... Вот Ланке-то повезло!
Избегая её такого по-матерински заботливого взгляда, я поднялся на обессиленных ногах и подошёл к двери, осторожно нажимая на ручку двери, я погасил свет.
— С тех пор вы и дальше практиковали это? - напряжённо поинтересовался мой собеседник.
Всё-таки, невидимый барьер между нами продолжал существовать. Мною всё так же владело чувство вины перед моей женой. Каждая вспышка либидо с последующим за ним нравственным падением меня впоследствии угнетало, однако же потребность в сексе властно диктовала свои преступные императивы. А Людмила Ивановна не упускала случая соблазнить меня. Как-то, придя с работы, я узнал, что Ланы нет дома.
— Вышла прогуляться - сообщила мне моя тёща, сидя в кресле, и занятая вязанием - Проходи, сейчас я тебя покормлю.
Я был голоден и зол. Мой сексуальный голод включил неожиданно жадное туннельное зрение хищника. Вызывающе-круглые колени тёщи, мерцающие поблёскивающей лайкрой, притянули к себе мой алчный взор. И в следующую секунду мои руки и губы уже прижимались к ним. Тёща немедленно отложила вязание, её рука запустила пальцы в мои волосы, притягивая голову к своим гладко обтянутыми чулками ногам. Людмила Ивановна вновь получила свою власть надо мной, дирижируя моей страстью полными сексуальными бёдрами, гладкими белыми трусиками в промежности, пальцами с малиновым маникюром, которые эти трусики аккуратно и бесстыдно спускали, поднятой ногой, закинутой на моё плечо, чтобы затем, ухватив за волосы на затылке, направить моё лицо в её душную, влекущую тайной промежность. Мой нос погружается в жёсткие завитки диких удушающих джунглей, губы приникают к толстым, волосатые, первобытным губам вульвы, раздвигающимися, начинающими источать опьяняющую влагу. Людмила Ивановна сидит в кресле, запрокинув голову, с раскрытым чувственным "Аахх!" ртом, упираясь в мои плечи ступнями, и на одной из лодыжек бесстыдно висит белый лоскут трусов. Стоя на коленях, я ухожу головой а её промежность.
— Серёжа!.. Серёженька!.. А... А... Ааах!..
— Ууммхх...
Жаль, что мой тесть нас не видит...
— Не видит! Да, блядь. Охуеть... - отзывается мой собеседник - Вот сука... Охуеть!
И моё жаркое дыхание в тесном пространстве волнующихся бёдер. Пряная влажность вульвы, мой полный женских соков рот, вбирающий в себя вспухший пузырёк клитора. Ноющий, истекающий смазкой в штанах, опьянённый женскими феромонами член... Спустив штаны, я начинаю его подрачивать, и едва не кончаю. Уже не в силах терпеть, вскакиваю, одним движением поднимаю тёщу за зад на уровень моего члена. Она вскрикивает, я охаю, входя в жаркие, податливо раскрывающие ротость, тропики её теснины. Держа на весу тяжёлый зад Людмилы Ивановны, я со сладострастным напряжением ебу её, задыхаясь, ебу, ебу, ебу... Она съехала в кресле, опираясь спиной о сиденье скрипящего кресла, её ноги зажаты у меня под мышками. Скользкие, лижущие звуки жадно глотающей мой пенис вагины. От моих резких толчков подпрыгивают в лифчике в тяжёлые дыни грудей. Полностью отдавшись напряжению совокупления, мы молча ебёмся. Нависнув над Людмилой Ивановной, я гляжу в её глаза. Обычно я избегаю её взгляда. Но не сейчас... Жаль, что я не могу всыпать тёще по заднице. Мне хочется причинить ей боль. Тогда, собрав скопившуюся слюну, я тонкой струйкой пускаю её всю в полуоткрытый рот Людмилы Ивановны. Она послушно проглатывает мои слюни.
Тяжкое поскрипывание кресла. Моё тяжёлое сопение, ноющие от напряжения мышцы, охи и ахи Людмилы Ивановны, я изнемогаю. Сейчас... Сейчас...
— Блядь!.. Блядь!..
Я удваиваю усилия и темп. Моя партнёрша согнута в бараний рог, её задранные ноги болтаются в воздухе. Одна нога бесстыдно помахивает белым лоскутом спущенных трусов. Сейчас... Сейчас... И вдруг...
Резкий звонок в дверь!.. Лана!! Я выпускаю из рук зад тёщи, она сваливается на пол, и мы, торопливо натягивая трусы, разбегаемся в стороны как тараканы...
Я лежу в постели рядом с тихо посапывающей Ланой, не могу уснуть, и у меня зверски болят яйца. Вспоминаю наше с Людмилой Ивановной неудачное совокупление, и тотчас же пенис вскакивает и не думает опускаться, болезненно торча как деревянный кол. Дверь спальни не закрыта, и я вижу, как в проёме двери бесшумной тенью появляется Людмила Ивановна. На ней фиолетовая, под натиском пышных форм, готовая лопнуть, гладкая комбинация. Невинно - белая кружевная кайма оттеняет выпуклую аппетитность широких бёдер с возбуждающим окаймлением тёмными резинками тонких чулок, подчёркивающих влекущую скульптурность ног. За белой пеной кружев - провокационная, влекущая к себе гипнотическая тьма межбёдерной узости. А ещё выше взгляд тонет в попытках пробиться в спутанную тьму хаоса тёмных неудовлетворённых желаний...
Сууука!.. Член вылазит наружу с такой силой, что причиняет боль. Что ты делаешь? Наверное, хочешь позаботиться о моём неудовлетворённом либидо? А заодно и заполучить в себя горячего жеребца? Втолкнуть её на кухню, нагнуть над прочным кухонным столом, задрать дразнящий возбуждающей подол, как кожу змеи, обнажить мерцающую в темноте выпуклую молочность ягодиц, отыскать головкой пениса сочащийся бесстыдным ожиданием вход, ощутить, как входит член в тугую тесноту вульвы... Пробудить в тишине циничную первобытность лижущих звуков половых губ, засасывающих мой пенис, прислушиваться к каждому шороху, не скрипнет ли кровать в спальне под Ланой, двигать бёдрами, избегая шлепков животом о ягодицы, держа тёщу обеими руками за талию, всаживать и всаживать раз за разом свой член глубоко в её лоно. Сопя и поднимаясь на цыпочки, разъёбывать развратную, жадную до мужской плоти щель, породившую мою красавицу Лану...
Ужом выскользнув из супружеской постели, от тёплой посапывающей жёнушки, я осторожными шагами двинулся из комнаты. В почти абсолютной тишине было слышно, как мои разом вспотевшие ступни прилипают к полу и с отчётливым звуком отлипают вновь. Неожиданно щёлкнул сустав в ноге, громко как выстрел, и я замер, прислушиваясь. Тихо...
Людмила Ивановна ждала меня на кухне у кухонного стола. Когда я молча приблизился к ней, она взобралась на чистый стол своей попой, широко раздвинув свои полные ляжки. Её жирная алчная волосатая щель ждала меня, мой подпрыгивающий от нетерпения раздутый пенис. Сейчас я всажу ей. Её руки легли на мои обнажённые плечи.
— Нет, Серёжа! - тихо прошептала она.
Ладонями он с силой надавила мне на шею, пригибая мою голову к своей промежности.
— Лижи... - напряжённо выдохнул она.
Она никогда не испытывала такого ранее, и она хотела новых ощущений ещё и ещё. Мой свёкор никогда не делал ей куни...
— Блядь, пиздец! - пробормотал мой собеседник - Сучка развратная... Блядь...
Теперь, прежде, чем совокупиться с Людмилой Ивановной, мне придётся ублажать её языком. Она грузно разлеглась на столе, задрав согнутые ноги, придерживая их руками под коленями и предоставив мне полный доступ к своей волосатой промежности. Приблизив лицо к её подрагивающей в нетерпении вульве с горячей, сочащейся желанием щелью, я ощутил удушливый запах её немытой, недовыебанной давеча мною пизды. Когда мои большие пальцы развели в стороны волосатые сальные валики половых губ и мой рот приник к её горячей трепещущей плоти, она выдохнула, как от ожога, задышала часто, жадно, предвкушая запретного и развратного наслаждения. Рабски согнув спину, я работал губами, языком, мои пальцы по-акушерски липко погружались в горячую теснину внутреннего мира шёпотом ахающей Людмилы Ивановны, в то время как мой забытый всеми член яростно бодал пустоту, истекая горькими слезами предъэякулята, стекающего по гладкой белой дверце кухонного стола. Скупую сумеречную тишину кухни заполнили женские полувыдохи-полустоны, моё жаркое сдавленное сопение, смачные звуки лизания и сального торопливого терзания жаркой влажной плоти, как будто кто-то старательно взбивает тягучее нежное суфле. Распалённые лаской зятя, тяжёлые ноги тёщи в по-змеиному шуршащих чулках ложатся мне на плечи, обнимают за шею, заставляя меня дрожать от напряжения, в то время как её ладони, обхватив мою голову за виски, прижимают моё лицо к своей распяленной жадной писе. В пароксизме сладострастия, тёща опирается ногами, приподнимая над столом свой зад навстречу моему рту и чмокающим пальцам. Левой рукой я успеваю в темноте нащупать её широко открытый рот, готовый заорать, зажать его, её дыхание огнём обжигает мои пальцы, в то время как её вульва, бешено сокращаясь, выплёскивает мне в рот одну за другой струи пахнущей молочной сывороткой кончины. Не сразу её ноги отпускают меня, но постепенно она приходит в себя. Она слазит со стола, и мы стоим в темноте друг перед другом, тяжело дыша.
— Теперь ты, Серёжа, - произносит Людмила Ивановна - полезай на столик. Давай, давай, милый...
Всё происходит нереально быстро. Мой зад прилип к гладкой, тёплой, нагретой ягодицами Людмилы Ивановны крышке стола. Я сижу, мои широко раздвинутые ноги в её не по-женски сильных руках, и она... Моя тёща стоя трахает меня. От её толчков я заваливаюсь назад и инстинктивно хвастаюсь за её шею, чтобы не упасть. Какая страшная, немыслимая фантастика! Там, в спальне, тихо посапывает Лана, а в то же самое время здесь, на кухне, её мать немыслимо развратно, по-мужски, сопя, трахает её мужа!..
— Бесстыдник, Серёжа, какой же ты бесстыдник! - выговаривает она мне негромко - Ты пробрался тайком от своей жёнушке, чтобы вылизать пизду своей тёще?.. Ну?... Э, не лезь ко мне целоваться, ты весь в кончине...
Тёща стоит на низком пуфике, который она заранее приготовила, а я растерянно гляжу поверх её плеча, ожидая, что вот-вот в двери появится бледное, искажённое ужасом лицо Ланы. Двигаться я не могу, испытывая почти приятное чувство бессилия, в то время как Людмила Ивановна, глубоко дыша, качала бёдрами, полностью овладев моим, леном, пойманным в ловушку её влагалища, приобретшего узость из-за её плотно сомкнутых ног.
— Ах, ты маленький гадёныш, Серёженька... Понравилось тебе трахать свою тёщу?.. Да?.. Теперь вот моя очередь... Хочешь, чтоб я тебя трахала?.. Хочешь кончить? Или мне уйти?..
— Да... То есть нет... Трахайте меня, Людмила Ивановна, прошу вас!..
— Мама!!.
— Да... Трахайте меня мама... Я хочу кончить... Мне больно... Вы так сжали мой член.. Что я не могу...
— Терпи Серёженька... Зятёк... Кто тебя так бабу-то ублажать научил?.. Ланке тоже пизду лижешь?..
— Ммм... Да...
— Блядь, свезло дочуре... Мне теперь тоже лизать будешь...
— Мама!.. Потише!.. Яйцам больно...
Тёща остановилась, с шумом выпуская воздух из ноздрей. Её рука нащупала мою мошонку, осторожно перебирая пальцами вздутые, готовые взорваться яички.
— Ты когда мне внучку сделаешь, лодырь?
— Лана... Она не хочет...
— А меня?.. Хочешь обрюхатить?.. Хочешь ведь кончить в свою мамочку?
— Я, да... Хочу... Кончить...
Людмила Ивановна отодвинулась от меня, и мой член, подпрыгнув, вырвался из влагалища насильницы.
— Пойдём посмотрим. Как там Лана...
В темноте я приблизился к Людмиле Ивановне, которая изогнувшись, заглядывала в спальню. По пути она с электризованым шелестом стянула с себя комбинацию и теперь стояла голая, если не считать чулок. Я пожирал глазами её задницу, тускло просвечивающую в темноте. Ебаться хотелось зверски. Подойдя сзади, я всем телом прижался к её обнажённой коже.
— Она спит - уловил я шелест её губ.
Мои руки скользнули по бёдрам моей партнёрши и поймали тяжело всколыхнувшиеся мячи её грудей с торчащими вперёд крупными сосками.
— Развратница. Ты наставляешь ей рога... Ей и своему мужу...
Мои губы нащупали её ухо.
— Ты блядь! - с наслаждением прошептал я.
Она резко выдохнула, потянувшись одной рукой назад к волосам моей головы, а другой - к пенису, направляя его. Гибким движением бёдер я вошёл в неё, упёршись животом в упругий буфер ягодиц, и теперь стоя, ловя ртами воздух и переступая по полу, мы молча исполняли чувственный и развратный танец. Одной рукой я тискал её массивные тити, а другую Людмила Ивановна требовательно прижала к своему выпирающему волосатому лобку, и мой палец немедленно отыскал скользкий пузырёк клитора. Сношаться в таком положении было очень неудобно, и мои мучения продолжались, пока наконец, я не прижал её к стене, и теперь с удвоенным усилием вгонял член сзади в промежность между ягодицами. Наверное, мы безбожно шумели, но это теперь не имело значения, и всё моё внимание сосредоточилось на движении члена во влагалище Людмилы Ивановны, обнимающей руками стену, к которой я пришпиливал её ударом за ударом. Сила финальных толчков была такова, что мне казалось, я сейчас вобью её в бетон. Я весь превратился в огромный шприц, закачивающий сперму в глубину женского тела. Когда наконец мышцы моего живота и ног перестали дрожать от напряжения, извлекши свой горячий стержень, я с облегчением позволил полурасплющеной Людмиле Ивановне сползти на пол. Пройдя мимо неё в ванную, я с облегчением, мощно опорожнил мочевой пузырь прямо в раковину. В глазах моей тёщи это было тяжким преступлением, но мне, исполненному чувством глубокого скотского удовлетворения, было пох. Потом я прижался к тёплой спинке моей юной супруги и с наслаждением уснул.
— Серёга... То, что ты рассказал мне сейчас, просто немыслимо, это реальная фантастическая жесть, - пробормотал мой собеседник, обессиленный моим рассказом - Никогда не думал, что моя Людка способна на такое... Бабы, это... Но нет, блядь, нет, чтобы Людка... Ты мне такое... Ты такое мне раскрыл...
— Простите, Василий Петрович, если... Ну... Что не так...
— Да ты, это... Это Людка... Ну, блядь...
Мой тесть мучительно растёр руками лицо.
— Но ведь Людка... Она же права, если подумать. Это всё лучше, как если бы ты блядовать пошёл налево от Ланки...
Он тяжело поднялся с кресла.
— Значит вот в этом кресле, прямо здесь, ты её и...
— Да, папа... Простите...
Он махнул рукой.
— Пойду накачу... Такое не переваришь сразу. Нажрусь вдрызг.
Проводя тестя, я вышел на лоджию и закурил. Мне стало легко от моей выстраданной исповеди, а ведь это - главное...
(с) Кейт Миранда
mir-аnd-а@yаndех.ru
Ноябрь 2022