Брат. Новелла. Глава 1

Наступил тот день, когда мой старший брат Дмитрий должен был переехать в Петербург в связи со сменой места работы на несколько лет. Для меня этот день стал просто худшим в жизни, потому что я теряла не только лучшего друга, но и человека, к которому питала гораздо более пылкие чувства, чем должна была по кровному родству. Дело в том, что уже долгие годы я испытывала к нему непроходящую и ничем неутолимую тайную страсть, которой боялась и стыдилась. Мне некому было довериться, не с кем было посоветоваться, негде было искать поддержки, и единственное, что помогало мне совладать со своими душевными страданиями, был мой дневник, который я вела в величайшей тайне от всей семьи. Брат занял все мои помыслы, все мои грезы, отнимал все физические и моральные силы, направленные на то, чтобы я ненароком не выдала себя. Только Бог ведает, как трудно мне это порой давалось.

В наш дом приходили его девушки, которые часто не стеснялись выставлять напоказ пылающие в них страсти. Тогда я с величайшим трудом удерживала себя от того, чтобы на месте не выцарапать им глаза или не зайтись отчаянным плачем, убежав в свою комнату посреди вечеринки или семейного обеда. Собственно, пару раз я чуть было не выдала себя, когда у Мити начали складываться особенно близкие и стабильные отношения с его очередной девушкой Наташей. Я случайно услышала, как они обсуждали, на какой день назначить их свадьбу, и у меня случилась истерика после которой я даже по-настоящему заболела на нервной почве. Тогда Митя провел у моей постели дольше всех. Я соврала ему и всем остальным, что безответно влюбилась, и от этого чуть ли не с собой готова покончить. Собственно, это было правдой, поэтому играть было не сложно. Он веселил меня, читал мне как маленькой, играл мне на гитаре и пел, мы вместе смотрели кино и еще он обнимал меня, невинно целовал в губы, щеки и руки, валялся со мной на постели, дурачился и болтал без умолку. О, это были счастливейшие дни в моей жизни, если не считать того невероятного напряжения, которое я вынуждена была подавлять в себе, чтобы моя страшная тайна никому не стала известна. Впрочем, после этого он свел на нет свои отношения с Наташей, объяснив это тем, что не испытывал к ней те чувства, которые необходимы для счастливого брака.

Мой брат астрофизик по образованию, кандидат наук, между прочим, но работает, конечно, не по профессии. Еще не окончив университет, он занялся бизнесом, и благодаря небывалой эрудиции, высокому интеллекту и какому-то мистическому бизнес-чутью в очень короткие сроки сколотил себе совсем неплохое состояние. Переезжал он как раз потому, что его бизнес требовал расширения. Думаю, немалую роль в его успехе сыграла и незаурядно привлекательная внешность. Он был высок, спортивен, выхолен с головы до пят, разодет по последнему писку моды и вдобавок обаятелен до умопомрачения! Не знаю, когда он все успевал — работа, учеба, спорт, музыка, книги, друзья, девушки, вечеринки, семья. Наверное, он был из тех людей, которые в совершенстве владели способностью идеально планировать свое время. К моему счастью, очень большую часть своего свободного от серьезных дел времени он проводил и со мной. Я постоянно была в его компании, а он в моей. И говорить, наверное, не надо, что все мои подружки были без ума от него и из кожи вон лезли, чтобы хоть чуть-чуть привлечь его внимание. Т

олько вряд ли мои 18-летние сверстницы-дурочки могли заинтересовать такого, как Митя. Надо сказать, он был очень разборчив, и все его девушки были красивы, образованы, хорошо воспитаны и порядочны. Кроме того, ему всегда нравились девушки его возрастной группы, т. е. лет 23—27. Самому ему сейчас было 27. С первого взгляда он сам казался очень правильным и надежным молодым человеком, но после того, как он хитро отделался от нескольких весьма положительных во всех отношениях девушек из великолепных семей, я поняла, что не совсем он тот, за кого себя выдает. Что его по-настоящему интересовало, так это учеба и бизнес, а вот девушки... девушки всегда шли потом и занимали далеко не главное место в его сердце. Иной раз мне даже казалось, что он упивался своей властью над ними и в душе посмеивался над их слабостями и их глубокими чувствами к нему. В общем, чрезмерное дамское внимание явно подпортило его нравственные качества.

Ко мне он, конечно, относился по-особенному, нежно и трепетно, иронично-критически и покровительственно-заботливо, в общем-то так, как и должен любящий брат относиться к младшей сестре. С одной стороны, это льстило, с другой, доводило до отчаяния, потому что его братской любви мне было совершенно не достаточно, и с каждым годом это неутоленное желание только росло. С ужасом я ловила себя на мысли, что краснею и в то же время не могу отвести глаз, когда вижу его натренированный голый торс в капельках воды после душа и затянутые в полотенце узкие бедра. Делая вид, что читаю книгу, смотрю телевизор или просто думаю о своем, якобы глядя в пустоту, я тайком любовалась каждым движением его красивых мускулистых плеч, блеском загара и черных непокорных локонов, ироничными усмешками его соблазнительных губ и циничным прищуром его холодных глаз, как любуются подростки своими недоступными звездными кумирами — любимыми певцами и актерами, такими идеальными и такими недостижимыми.

Когда все это началось я уже и не помню, потому что не всегда вела дневник. Все же многие девочки восхищаются своими братьями в детстве, особенно, когда их ставят в пример родители как образец мужского характера. Родители обожали Митю, так что не удивительно, что обожание передалось и мне. Вот только когда я вдруг перешла ту грань, которая разделяет простое восхищение сестры от страстного обожания девушки, мне точно не известно. Помню, что еще когда мне было лет n, я засматривалась на него, как на картинку из модного журнала, эталон стиля, мужественности, красоты, силы. Как-то, мучаясь долгой бессонной ночью от круживших голову фантазий, я вдруг придумала одну совершенно сумасшедшую вещь, которая могла бы запросто навсегда испортить мне жизнь, если бы Митя не был мне по-настоящему хорошим преданным другом. В то время в школе я очень нравилась одному парню, Артему, к которому оставалась совершенно равнодушной, хотя по нему сохли девчонки всех 7ых классов. Этот Артем был душой компании и прекрасно умел пользоваться своей популярностью у девчонок (неиссякаемый фонтан его обаяния даже учительниц не оставлял равнодушными, что чрезвычайно положительно отражалось на его успеваемости). Так вот он часто устраивал вечеринки у себя дома, где он уже который раз безрезультатно пытался уломать меня на поцелуй. Не знаю, на что он там рассчитывал, но шансов со мной у него не было никаких, ведь я, совершенно очевидно, всегда предпочитала мужчин постарше, а если быть точнее, то всего одного мужчину — брата. Так вот в связи с этими бесконечными, порядком поднадоевшими мне детскими домогательствами на вечеринках, мне в голову вдруг пришел совершенно безумный план, который я после нескольких бессонных ночей все же решилась воплотить.

Ну, во-первых, я не забыла привести себя в полное соответствие с образом нимфетки, нацепив коротенькие тугие джинсовые шортики с чрезвычайно заниженной талией и с соблазнительными мелкими дырочками, разбросанными то тут, то там, дерзкие яркие полосатые чулки чуть выше колена и короткую завязанную под грудью рубашку на голое тело, оставляющую наблюдателю возможность полюбоваться всеми прелестями юной тонкой женственной фигуры — тоненькой талией, плоским животиком и мягкими округлыми бедрами. Во-вторых, я выпила для храбрости глоток коньяка из папиного раритетного арсенала, который, наверное, относят к разряду тех, что считают выгодным вложением капитала. Вообще-то я была из правильных домашних девочек, совершенно не привычных к алкоголю, так что глоток коньяка возымел свое действие немедленно, и я почувствовала себя несколько более разгоряченной и решительной, чем обычно. По крайней мере я не раз слышала, что это помогает. В таком виде и состоянии я постучала в комнату брата и робко зашла, замерев за его спиной. Он сидел за своим ноутом и резался в какую-то онлайновую игрушку. На нем был короткий банный халат, и с мокрых волос на шею стекала вода. Вообще-то это было слишком для того, что я задумала, но отступать было некуда (по крайней мере так мне искренне казалось под легким приятным воздействием папиного раритетного коньяка). Я обошла его справа и уселась на подлокотник дивана в зоне его видимости. Он мельком бросил на меня взгляд, но тут же снова уставился в монитор, так что я даже не поняла, произвел ли на него мой вид хоть какое-то впечатление.

— Что? — спросил он, не глядя в мою сторону.

— Я хотела поговорить вообще-то... , — робко начала я, нервно кусая губы.

— Ну давай, — он активно стучал по клавишам.

— Ты не мог бы поставить на паузу, — сорвалось у меня, и я тут же об этом пожалела, ведь гораздо проще было бы говорить, если бы он на меня не смотрел, но теперь уже было поздно. Митя слегка раздраженно стукнул по клавише и повернулся, на этот раз оглядывая меня с нескрываемым любопытством. Я покраснела до ушей, нервно подскочила с места и зашагала по комнате.

— Ну и? — в его голосе слышалось нетерпение.

— Дело в том... дело в том, что мне нужен твой совет.

— Ого! Какое доверие! — хмыкнул он, впрочем, не очень впечатленный, медленно встал, и, скрестив на груди руки, присел на край стола, внимательно наблюдая за мной. Его настрой несколько охладил мой пыл. Собственно, чего я ожидала?

— В общем, мне нравится в классе один парень... , — я замялась, отвернувшись к окну, — Я ему тоже нравлюсь, и на ближайшей вечеринке он собирается меня поцеловать.

Я повернулась к Мите, украдкой стараясь рассмотреть его реакцию. Он приподнял брови и, кажется, едва сдерживал усмешку.

— Какие нешуточные страсти нынче у деток в седьмом классе! — снова иронично заметил он.

Я сконфуженно замолчала.

— Ну и в чем мое участие? Кажется, у тебя все хорошо.

— Не совсем... Дело в том, что... , — я собралась с духом, — Дело в том, что я не умею целоваться.

Последовала напряженная пауза, которая, собственно, показалась напряженной только мне, потому что Митя стоял в каком-то скучающем раздумье, слегка вытянув губы.

— И чем же тут я могу помочь? — совершенно спокойно, явно без всякой задней мысли спросил он.

До сих пор поражаюсь, как мне тогда хватило смелости и, главное, глупости, произнести все-таки то, что было запланировано заранее.

— Я думала, что ты... , — у меня пересохло во рту, — что ты мог бы научить меня.

Он не отвечал очень долго, наверное, вечность, хотя скорее всего вечностью мне показалась всего пара секунд. Я не решалась даже посмотреть на него, но каково же было мое состояние, когда я поняла, что он медленно приближается ко мне. Сердце готово было выпрыгнуть у меня из груди и я бы не удивилась, если бы на моем лице проступили ожоги от стыда, который беспощадно жег меня изнутри. Я стояла, потупив взгляд, крепко прижавшись спиной к подоконнику и уцепившись за его край руками, чтобы не упасть от предательской слабости в ногах. Митя подошел, немного постоял напротив, потом нежно тронул распущенные длинные волосы, погладил по щеке и приподнял мое лицо за подбородок. Я решилась поднять глаза, но встретившись с пронзительным взглядом его серых глаз, тут же глупо захлопала ресницами.

— Ты искренне считаешь, что мальчикам в седьмом классе нравятся опытные девочки? — серьезно поинтересовался он, ставя меня в тупик своим слишком уж очевидным вопросом. Почему я заранее не продумала, что на такое нужно отвечать?!

— Ну, все мои подружки уже целовались 100 раз, а я нет... И я боюсь, что он догадается... Вдруг ему не понравится и он наболтает про меня всем... Ну, что я ничего не умею...

Я упорно смотрела вниз, а он все держал мое пылающее лицо за подбородок, словно раздумывал, хочет ли целовать мои губы или нет (по крайней мере мои мысли были только об этом). Это было просто невыносимо.

— Иди-ка сюда, — он вдруг отпустил мое лицо и тихонько потянул меня за руку к шкафу с зеркальными дверцами. Мы оба остановились прямо напротив них. Он стоял позади, — Посмотри хорошенько.

Я непонимающе подняла глаза на его отражение.

— Да не на меня, на себя, дурочка, — улыбнулся он, положив одну руку мне на плечо, а другой снова нежно поправляя мои волосы. Я неуверенно перевела взгляд на себя, — Думаешь, какому-то тринадцатилетнему козлу не понравится целоваться с такой как ты?

— Я не знаю, — прошептала я, глядя на свои пылающие пухлые губки, ясные ярко-зеленые глаза под лихим изгибом густых длинных ресниц, изящную шейку, на которой в ямочке посередине нервно вздрагивал пульс, на часто вздымающуюся грудь, уже принимавшую весьма округлые, но при этом упруго крепкие формы. Краем глаза я заметила насмешливые и пронзительные глаза Мити и судорожно опустила ресницы.

Он отпустил меня, безмятежно потянулся, подошел к своему столу с ноутом и вальяжно развалился в кресле, уже не глядя на меня.

— Слушай, Марин. Ты не притворяйся наивной святошей, потому что ты прекрасно знаешь себе цену. Твой приятель будет в восторге от твоих поцелуев, так что на твоем месте я бы скорее парился о том, как не позволить ему слишком многого, — его пальцы снова застучали по клавиатуре, хотя он уже не играл, а, кажется, занялся чем-то по учебе.

— Но как же... как же я буду его целовать, — ухватилась я за соломинку, в душе понося себя самыми страшными словами за такую откровенную тупость.

— Пусть лучше он парится, как произвести впечатление на тебя своими поцелуями. Слушай! — он резко обернулся, и я заметила, что халат у него распахнулся, обнажая мощную натренированную и загорелую грудь, — Ты просто пришла не по адресу. Я твой брат, а не сутенер, и не все братья, кстати, так терпимы в отношении целомудрия своих сестер.

Я хотела было еще что-то возразить, но он не дал сказать.

— Давай иди уже. Мне надо тут кое-что подготовить. И, если у вас все будет хорошо с тем парнем, уволь меня от подробностей, ладно? И не одевайся так на вечеринку. Это вульгарно.

Черт возьми! Я была сломлена! Да что там говорить — просто раздавлена! На что я надеялась тогда, глупая наивная девчонка с глупыми наивными детскими (Боже, какими детскими!) фантазиями! Сейчас мне кажется, что это случилось нереально давно, хотя я до сих пор помню каждый удар своего сердца, каждый вздох, каждое его слово, интонацию и, конечно, каждое его прикосновение. Это был мой полный провал, после которого я стала скрывать свои аномальные пристрастия еще тщательнее, только усложнив себе жизнь.

Прошло несколько лет, и мне уже исполнилось 16, когда я снова решилась на опасный шаг, хотя вышло все совершенно случайно. В тот раз мне показалось, что я навсегда перешла черту и назад дороги уже не будет. Мы с Митей ночевали дома одни, потому что родители на пару дней уехали в гости к друзьям. И вот бессонной ночью, в которую я прослушала столько любимых баллад, что уши ломило от наушников, я отправилась в кабинет отца за какой-нибудь книжкой, чтобы скоротать с ней остаток ночи. В кабинете на диване я вдруг обнаружила спящего брата. Он невинно спал, свесив вниз одну руку и закинув другую под голову. На нем из одежды были только джинсы, расстегнутые на поясе, видимо, чтобы не давила застежка, на шее — толстая золотая цепочка, которая красиво мерцала в приглушенном свете торшера на фоне его оливковой кожи. Не знаю, как долго я простояла там, любуясь красотой его лица и полуобнаженной фигуры, но в итоге, завороженная его магической притягательностью, я подошла и тронула непослушный черный локон на его лбу. Локон никак не хотел слушаться и откидываться со лба. Оставив это бесполезное занятие, мои дрожащие от волнения пальцы скользнули по его щеке вниз и тронули его горячие чувственные губы, которые так часто и так чертовски бесстрастно меня целовали каждый день. Он не просыпался, продолжая ровно дышать.

Его грудь мерно вздымалась, веки и ресницы были спокойны, все тело расслаблено. Я опустилась рядом на колени и приблизила свое лицо к его, почти касаясь его губ своими губами. Моя рука скользнула вниз по волевому подбородку, шее, мощному плечу. Я тронула изящную цветную татуировку в форме дракона на его рельефно накачанном плече, потом коснулась мускулистой груди, наклонилась и, на секунду затаив дыхание, прислушиваясь к его мерному сну, лизнула его темно-коричневый немного шершавый сосок. Его грудная мышца рефлекторно сократилась, но он продолжал невинно спать. Боже, что я делаю! Играю с огнем! Я прекрасно понимала сейчас, что я сумасшедшая 16летняя озабоченная дурочка, которая ласкает в темноте своего спящего старшего брата, рискуя в любой момент быть пойманной с поличным! Но я ничего не могла с собой поделать. Его кожа была такой гладкой и нежной, такой холеной и соблазнительной! Я хотела прижаться к нему всем телом, прильнуть к его страстным губам, которые так жадно целовали десятки губ совершенно чужих девушек! Я сотни раз видела, как он нахально, уверенно, без тени сомнения соблазнял их и доводил до исступления своими ласками у нас дома, на вечеринках, в клубах, у подъездов их домов, да где угодно! Везде, где желал! Безусловно, он знал меру, и самые страстные сцены разыгрывались не на моих глазах. Даже мой слух бережно оберегался, и ни разу, включая те дни, когда родителей не было дома, я не слышала, чтобы из его комнаты доносились непристойные обличающие стоны или скрипы. В худшем случае это были звонкие хихиканья девчонок. В общем, в этом смысле он был хорошо воспитан и сдержан, да и девушек подбирал соответствующего контингента. В конце концов, у него была своя квартира в центре, где он мог творить, что хотел, а родительский дом он уважал.

Совсем недавно он доделал новую татуировку на животе. Это тоже был дракон, такой же как на руке, но изогнувшийся в другой позе. Его морда начиналась пониже пупка сантиметров на 10 и ближе к левому бедру, а извивающееся тело и хвост уходили вниз, к паху, скрываясь за поясом брюк и белья. Я нежно тронула этого дракона и повела по нему пальцем вниз, нервно дрожа всем телом, кусая и беспрестанно облизывая губы от волнения. Как раз в тот момент, когда мои пальцы слегка сдвигали вниз пояс его брюк, рука Мити, которая секунду назад безвольно свисала с дивана, вдруг метнулась и железной хваткой впилась в мое запястье. Я вскрикнула и чуть не подпрыгнула от неожиданности, а Митя медленно приподнялся над подушкой. У него было лицо человека, который реально только что проснулся и толком не может понять, что происходит, но мои ощущения могли быть обманчивы. Все-таки мое положение было слишком компрометирующим. Я стояла перед диваном на коленях, склонившись над его животом и практически снимая с него брюки! К тому же я понятия не имела, когда он проснулся, ведь он мог притворяться спящим!

Мои щеки и губы пылали, я судорожно хватала воздух ртом, как рыбка, выброшенная на берег. Все-таки что-то было такое непредсказуемое в этот момент в его лице, что дало мне основание думать, будто он смотрит на меня сейчас не как на сестру, но как на красивую девушку, к тому же застигнутую в весьма неловкой ситуации и потому находящуюся в его власти. Такое положение дел он любил, насколько я могла об этом судить со своей скромной позиции младшей сестры. Было ощущение, что глядя прямо мне в лицо, в мои расширившиеся от ужаса зеленые глаза, он ищет в них ответы на весьма компрометирующие меня вопросы. В то же время эта близость его губ, эта притягательная нагота его теплого, расслабленного ото сна тела, мутила мой разум, давая повод верить в нереальное. В голове у меня крутились безумные мысли о том, что в следующую секунду он мог как впиться в мои губы страстным поцелуем, так и оттолкнуть меня с отвращением и полным недоумением.

Я была напряжена до предела, сердце готово было выпрыгнуть из груди, длинные черные волосы разметались по плечам, лезли в глаза и мучительно щекотали щеки, но я не могла их поправить, окаменев, обезумев от страха и страсти. Что же я наделала! Что же теперь будет! Его сверкающие холодным стальным блеском серые глаза, такие выразительно светлые в контрасте черных бровей, густых ресниц и лоснящихся восхитительным блеском волос, были совершенно непроницаемы. Прошли мучительнейшие несколько секунд, прежде чем он ласково улыбнулся, словно сообразив, кто перед ним, и стараясь отмести в глубины подсознания ощущения из недавнего то ли сомнительного сна, то ли явного бреда наяву. Судя по его доброжелательной улыбке, он больше склонялся к версии, что это был сон и что ему именно из-за сна померещилось что-то странное и противоестественное.

— Ты что тут делаешь? — спросил он рассеянно, уже отпустив мою руку и откидываясь назад на подушку.

— Да я... , — залепетала я предательски срывающимся голосом, — Я просто хотела посмотреть твою новую татуировку.

В общем я тогда решила идти ва-банк, понимая, что, если начну отпираться, мое положение будет смотреться гораздо непригляднее.

— Извини, что разбудила...

— Господи, Маринка, в другое время что ли нельзя было посмотреть...

Убедившись в том, что он ничего страшного не подозревает, я обнаглела и со всей уверенностью стала косить под дурочку.

— Ну, знаешь... у тебя на таком месте эта татуировка... Я как-то не решилась, — хихикнула я невинно.

— Какая скромница! Который час вообще? — он потянулся, красиво заиграв всеми своими мышцами и сладко зевнул.

— Кажется, три. Мне не спалось. Вообще-то я за книжкой пришла, а тут смотрю — ты лежишь. Вот я и решила посмотреть.

Он усмехнулся, блеснув белоснежными зубами, небрежно приспустил брюки и показал дракона, хвост которого уходил еще ниже в недоступную моему взору зону паха.

— Довольна? Надеюсь, хвост демонстрировать не обязательно? — снова усмехнулся он.

— О, нет! Избавь от такого счастья! — нервно хихикнула я, с деланным безразличием разглядывая роскошную картинку на упругом смуглом животе, — Классный! Я тоже хочу татуировку!

— Где? На заднице?

— Почему бы и нет...

В ту ночь все закончилось для меня хорошо, но, тем не менее, уже после того, как мы попили вдвоем чай на кухне, а я подобрала себе книгу по рекомендации Мити, я вернулась к себе в комнату в очень расстроенных чувствах, с полным ощущением какого-то необратимого провала. Что-то такое было в выражении его лица, чего я никогда не видела раньше. Он смотрел на меня как-то по-особенному. Я долго с волнением рассматривала себя в зеркало, ища то ли аргументы «за», то ли «против», но все равно мысли все снова и снова возвращались в одно и то же русло: нет никаких «за» и «против», я его сестра, и у моих грез нет будущего, как бы красива я ни была. Но вообще-то я была очень красива, бесспорно. Белокожая, зеленоглазая, черноволосая, с локонами до пояса, с мягкими женственными очертаниями фигуры, тонкими длинными чувственными пальцами, я походила, наверное, на речную нимфу, сошедшую с классических иллюстраций конца 19-го века к мифам древней Греции. Может, не стоило мне, как порядочной сестре, щеголять перед ним в такой короткой шелковой сорочке с полупрозрачным кружевным лифом? Кажется, он рассматривал меня более пристально, чем обычно, сонно подперев рукой подбородок и делая вид, что со скуки изучает коллекцию маминого фарфора в серванте, пока я заваривала чай. Господи, проблема в том, что я слишком много думаю о нем, поэтому уже не в состоянии адекватно оценивать обстановку! Кажется, это все становится опасным...

Впрочем, на следующее утро моя подозрительность полностью улетучилось. Утром вернулись родители, мы вместе позавтракали в час дня, т. к. оба заспались, а потом он ушел и не заходил к нам несколько дней (видимо, торчал у себя на квартире или у девушки). В общем, все пошло как прежде.

Но вернемся к тому времени, два года спустя, когда Митя должен был надолго уехать. Я в тот день находилась в полном смятении и отчаянии, хотя давно готовила себя к этому событию. Митя с утра пришел к нам, но все утро был занят телефонными разговорами — то с девушкой своей объяснялся, которая его, конечно же, не хотела отпускать, то по работе о чем-то ругался с подчиненными. Претензии девушки, конечно, были обоснованными. Они были вместе уже года полтора, все было хорошо, и она вполне имела право претендовать на развитие и узаконивание отношений (все официальные церемонии типа знакомства и одобрения родителей с обеих сторон, а также формальной помолвки были пройдены), но Митя как всегда дал неожиданный задний ход. Насколько я поняла из их разборок, он совсем недавно поставил ее перед фактом своего отъезда и фактически полностью разрывал отношения, давая какие-то смутные сомнительные объяснения.

Катя, конечно, была в полном отчаянии и гневе, и если бы я сама не сходила с ума по своему брату, я, безусловно, заняла бы ее сторону и назвала бы его полной скотиной, но проблема была в том, что меня постоянно мучила ревность. И эта ревность только усиливалась, когда он начинал подтрунивать надо мной на тему моих поклонников, которых, кстати говоря, было совсем не мало. Понятное дело, что меня никто, кроме брата, не интересовал, но вот он, похоже, был готов сплавить меня первому встречному, и это доводило меня до бешенства и исступленного чувства безнадежности. Самое интересное, что Митю расставание с Катей, казалось, совершенно не трогало. Словно она была какой-нибудь сломавшейся и теперь ненужной ему вещью! Ее сцены его только раздражали, и, хотя он был очень терпелив с ней и ни разу ей не нагрубил в ответ на ее многочисленные (вполне заслуженные) выпады в его адрес, все же в итоге стал цинично сбрасывать ее звонки, а потом отключил звук у телефона, бросил его в ящик стола и ушел болтать с мамой на кухню.

Я сидела у себя в комнате, стараясь изо всех сил учить английский и не заплакать, когда он постучал и зашел ко мне. Я обернулась к нему и с грустным видом наблюдала, как он по-хозяйски расхаживает по моей комнате, перебирая статуэтки на моем трюмо.

— Ты — циничный эгоистичный расчетливый и хитрый подлец! Вот ты кто! — наконец выпалила я, все же не в силах сдержать свою обиду на него за Катю и заодно за себя.

— Ох, еще одна, — невесело усмехнулся он и продолжил свою экскурсию по моей комнате.

— А что ты рассчитывал услышать?

Он молчал. Потом прошел к окну и удобно уселся на диван, подперев рукой щеку и выжидающе глядя на меня.

— Ну, иди сюда! Надо поговорить.

Я нехотя встала и села на диван рядом с ним, даже не представляя, что я могу сейчас от него услышать. Он долгое время молчал, и это уже начало меня напрягать, но тут он вдруг спросил.

— Слушай, а почему у тебя нет парня?

— Боже мой! Ты долго думал, что спросить?

— Нет, правда... Ты... , — он немного замялся, — Ты очень красивая, эффектная, хорошо обеспеченная девушка, многим нравишься. Почему ты одна?

— Может быть, потому, что еще не встретила свою любовь? — немного взволнованно, но все же дерзко произнесла я, испытывая неловкость из-за обсуждения подобной темы, да еще наедине, но потом вдруг спохватилась и снова перешла в наступление, — Или, может, мне старший брат подает плохой пример? Почему ты так поступаешь с приличными девушками? Неужели для развлечения нельзя находить кого-нибудь попроще?

— Марин, — вдруг посерьезнел он, развернувшись ко мне всем телом и глядя прямо мне в лицо, — Ты будешь по мне скучать?

Я готова была поклясться, что в этот миг в его глазах пронесся, сверкая огненным хвостом, демон, поэтому вопрос на какое-то время загнал меня в ступор. Во-первых, я уже скучала по нему, и вполне имела право на эти чувства как сестра. Во-вторых, этот вопрос звучал странно из его уст, если только это не была какая-то невинная шутка. Меня очень напрягла серьезность его тона в сочетании со спрятавшейся в уголке губ насмешкой и горящим взглядом.

— Конечно, — растерянно пробормотала я, чувствуя неладное.

— Иди ко мне! — он протянул руку, чтобы обнять меня, и я в крайней степени смущения придвинулась к нему и неловко обхватила его за шею. Его руки сомкнулись у меня на талии, — Я буду по тебе скучать, сестренка.

— Я по тебе тоже... , — с усилием вымолвила я, не решившись фальшиво приставить в конце слово «братишка».

Наконец мне показалось, что объятие затянулось, и я попыталась высвободиться, но Митя не пускал. Я почувствовала, как лицо и уши горячо запыл

али, причем не столько от ощущения близости с ним, к которой я была в общем-то привычна, сколько от ощущения, что что-то идет не так.

— Ты чего?

— Ничего, — его голос был совершенно спокойным, лицо тоже. Он просто сжимал меня за талию, крепко притянув к себе, хотя я давно уже упиралась ладонями в его грудь, чтобы высвободиться. Слишком активно сопротивляться я тоже не могла, ведь это тоже могло выглядеть довольно-таки компрометирующе. Пока я мучительно краснела прямо у него на глазах, безрезультатно стараясь подавить судорожное частое дыхание, комок в горле и гулкие удары сердца, смущенно отводя взгляд и вообще всячески уворачиваясь от его глаз, он, тем временем, изучал меня, как пойманную в ловушку мышку, беспристрастно и холодно.

— Знаешь, — произнес он вдруг стальным голосом, в котором слышалась та примесь упрека и гнева, которую я всегда боялась в нем распознать, — Вообще-то я от тебя такого не ожидал.

Мое сердце упало. Меня охватила совершеннейшая паника. Все тело предательски похолодело и в миг ослабло.

— Чего именно? — я старалась быть как можно непринужденнее, но поперек горла стоял ком, от которого я задыхалась и вынуждена была сглотнуть и судорожно схватить воздух ртом.

— Я читал твой дневник, — произнес он наконец мой приговор.

Боже, сотни раз я с ужасом представляла себе подобную сцену, но я и понятия не имела, что это будет настолько ужасно, как сейчас. В голове вдруг мигом пронеслись все эти позорные порно-фантазии о нем, старательно записанные моей рукой, а еще мелькнула мысль: «Это он из-за меня уезжает!». Дрожа всем телом и почти теряя сознание от охватившей меня паники, я с мольбой решилась заглянуть в его глаза.

— Ты... Ты не мог! Ты не мог!

— Но я читал. От и до, — выговорил он четко и спокойно, глядя прямо мне в глаза и крепко сжимая меня прямо перед собой. Я почти не могла дышать. Во рту пересохло. Сопротивляться я уже не могла.

— Ты... Ты все не так понял! Это вообще не дневник! Я писала рассказ!

— Ты за идиота меня держишь?

— Митя, вовсе нет! Вовсе нет! Я правду говорю!

Он усмехнулся, а потом вдруг рассмеялся мне в лицо.

— А ты, оказывается, очень хорошо умеешь врать, малышка. Совсем как взрослая, опытная интриганка. Стоишь до последнего! Только тебе отступать уже некуда. Теперь до меня дошло, что это было той ночью в кабинете. А я-то, дурак, думал, что нафантазировал черт те что! Винил себя в грязных мыслях... Оказывается, это ты у нас не такая уж святая невинность..

Я еще пуще вспыхнула. Щеки и уши горели так, будто на них положили раскаленные угли, и это было просто невыносимо!

— Ты не имел права читать! — заплакала вдруг я, уже не в силах себя контролировать.

— Почему же это не имел? Если бы ты на меня не пялилась восторженными глазками как на леденец на палочке, если бы ты не лапала меня тогда в кабинете, если бы не ревновала меня ко всем моим девушкам, всегда вовремя устраивая истерики, на фиг бы мне не был нужен твой дневник! Но ты вызывала слишком много вопросов! И вот в один прекрасный день я просто сопоставил все факты и все понял.

— Митя, да ты все не так понял! — воскликнула я, вдруг с новой силой хватаясь за соломинку и снова безрезультатно пытаясь высвободиться, — Я... Дело в том что я просто влюблена в одного парня... Это я про него писала! Я просто представляла, как бы все было, если бы он был на твоем месте... Но это не о тебе, клянусь!

— Не обо мне? — язвительно и зло зашипел он, — Да ты совсем завралась с этими своими

историями любви! Ты хоть одного реального парня когда-нибудь приводила в дом? И вообще какого черта ты делала со мной в кабинете? Если хочешь знать, я не спал с того самого момента, как ты зашла! И я помню все, до последней детали!

Я похолодела, даже почувствовала, как волосы шевелятся у меня на голове от ужаса. Вдруг он оттолкнул меня на спинку дивана и навис надо мной, сильный и грозный, словно ангел смерти с печатью безжалостности на лице. Я застыла в напряжении, понятия не имея, что от него ожидать. Он окинул меня дерзким изучающим взглядом. Я буквально физически ощущала, как его взгляд обжег мои губы, шею, плечи, грудь. В нем не было и тени смущения. Только какой-то остервенелый голод и тихая злость. Его рука вдруг тронула мою шею, затем скользнула по щеке, и большой палец нежно погладил мои полураскрытые от удивления губы. Я сидела ошарашенная, упершись ладонями в сидение и вжавшись в спинку дивана, уже не в силах справиться с дыханием. Его взгляд скользнул на мою вздымающуюся грудь и рука передвинулась к краю декольте моего платья. Пальцы прошлись по тонкой оборочке, а стальные глаза холодно и безжалостно наблюдали за моей реакцией. Я боялась пошевелиться, но когда его ладонь вдруг накрыла и сжала мою грудь, я инстинктивно перехватила его руку за запястье.

— Что ты делаешь?!

— Заткнись, — злобно рявкнул он и грубо оттолкнул мою руку. Я почему-то послушалась, убрала руку и, опустив глаза, облизала пересохшие губы, пока он продолжил поглаживать мою грудь. Когда сквозь ткань проступил сосок, он стал теребить его, и я задохнулась от переполнившего меня наслаждения и стыда. Его лицо приблизилось к моему и его дыхание обожгло мне щеку, ухо, шею. Мне было щекотно, жарко, неловко и страшно. И еще мне хотелось, чтобы он меня наконец поцеловал. Словно прочтя мою мысль, он приблизил к моим губам свои губы и стал медленно, короткими скользящими движениями и очень нежно касаться ими моих губ. Это было томительно невыносимо, и я приподняла подбородок, потянувшись за более глубоким поцелуем. Его рука тут же метнулась к моей шее. Он сжал пальцы прямо у меня под подбородком, явно давая понять, что игра идет по его правилам, и мне не следует делать лишних движений.

Затем его рука скользнула по моей ноге под подол легкого трикотажного платья, и я почувствовала, как он стягивает с меня трусики.

— Митя... , — только и успела пролепетать я и дернулась, чтобы вырваться, но в этот момент его губы накрыли мой рот. Это было настолько невыносимо сладостно, что я просто не могла противостоять искушению. К тому же, Боже, это был мой первый настоящий поцелуй, не какой-нибудь там поцелуй вскользь на дискотеке или после сомнительного свидания у подъезда, а настоящий страстный мужской поцелуй. Его губы были горячими, влажными и бесстыдно настойчивыми. Его язык тут же проник в мой рот небольшими толчками, и по началу я чувствовала себя совершенно беспомощно и обескураженно, не понимая, что я должна делать и как себя вести, но Митя не давал мне времени подумать или сосредоточиться. Его рука спустила мои трусики до середины бедер и проскользнула между упругими пухлыми ляжками к промежности. Когда его пальцы нежно тронули мои губки, а потом проникли немного глубже и принялись мучительно медленно меня ласкать, я поняла, что уже давно вся влажная, и что Митя это тоже отметил, потому что он оторвался от моих губ и прохрипел, не прекращая меня ласкать:

— Значит, ты не обо мне писала, что у тебя трусики становятся мокрыми, когда ты смотришь на меня после душа?

Я только беспомощно застонала и невольно изогнулась навстречу его бесцеремонно учащающимся движениям. Он вдруг убрал руку из под моей юбки и, словно опомнившись, растерянно взглянул на свои влажные пальцы.

— Боже, это безумие, — пробормотал он и отвел глаза, стараясь совладать с собой, — Ты так себе это представляла? Что я буду вести себя с тобой, как с любой другой девушкой и в этом не будет ничего страшного? — громко и жестко произнес он с упреком.

Я в ужасе приложила трепещущие пальцы к его рту, чтобы он говорил потише, потому что нас могла услышать мама, которая готовила на кухне обед. Конечно, она скорее всего ничего не слышала, т. к. кухня была этажом ниже, у нее работал телевизор и, конечно, она скорее всего сюда не зайдет, но все же... Если бы мама это увидела, я бы умерла от разрыва сердца на месте, а Митя, наверное, убежал бы из дома и тут же покончил бы с собой. Он перехватил мою руку в свою и стал осыпать ее долгими чувственными поцелуями, потом совершенно бесцеремонно спустил с моего плеча лямочку платья, его руки скользнули мне за спину и расстегнули мой бюстгальтер. Мастерски! За секунду. Даже я иной раз мучилась с этой чертовой застежкой дольше! Он сдвинул кружевной лиф, обнажая мои пышные белые упругие груди с набухшими розовыми сосками. Его пальцы стали легко и нежно тереть один сосок, доводя меня до безумия. Из моих губ вырвался стон, но Митя заглушил его ненасытным поцелуем. Его губы горячо и трепетно скользили по моим дрожащим губкам, а его язык то едва ощутимо дразнил меня, то проникал в мой рот с такой бессовестной настойчивостью и едва уловимым томительно захватывающим ритмом, что я невольно жалась к брату, извиваясь всем телом, ища еще большей близости и еще более глубокого проникновения.

— Ты... бесстыдная... сестренка... — процедил он сквозь зубы мне в самое ухо, нежно сжимая пальцами мой сосок и щекоча мне мочку уха языком. Боже, это было восхитительно. Его глубокий то слегка сосущий, то нежно ласкающий поцелуй, его пальцы на моих сосках, его пальцы, нежно двигающиеся между моими влажными половыми губками. В какой-то момент я поняла, что больше не выдержу эти мучительные ласки, что мне нужно больше — еще и еще... Я хотела было вырваться, потому что его ласки только заводили, не принося облегчения, но он не пустил.

— Куда? Хотела знать, что я делаю с девочками? Почему они так бегают за мной, будто медом намазан? Еще узнаешь, малышка.

Он несколько пренебрежительно толкнул меня на диван, чтобы я легла, а сам присел рядом боком и наклонился ко мне, чтобы снова накрыть мой рот поцелуем. Одной рукой он продолжил томительно ласкать мою грудь, другая рука поглаживала упругую нежную попку. Мои колени дрожали от волнения, и мне не хватало дыхания из-за его непрекращающегося жадного поцелуя. Его дыхание уже тоже стало прерывистым и взволнованным.

— Почему бы нам не посмотреть телик? — вдруг не понятно к чему спросил он, но потом пояснил, — По-моему, нам нужно алиби.

Он сел откинувшись на спинку дивана и закинул мои ноги к себе на колени, — Расслабься. Ты вся дрожишь.

— Тебе разве не надо собираться, Митя? Ты же сегодня уезжаешь... , — пролепетала я, сходя с ума от страха перед тем, что в любой момент к нам может зайти мама.

— Ха, так мечтала о моих ласках, а теперь хочешь, чтобы я скорее уехал? — усмехнулся он, щелкая кнопками пульта одной рукой и забираясь мне под юбку другой.

— Ты ведь все равно уедешь... И я не хочу этого, ты знаешь...

— Да уж. Теперь я знаю, чего ты хочешь, — он снял с меня мешающие ему трусики, сжал их в комочек и бросил через всю комнату на мою кровать. Его пальцы поиграли короткими мягкими волосиками на моем лобке и снова скользнули к горячей влаге, доводя меня до безумия и полного ступора, — Мой рейс в 1:45 ночи, так что у нас есть время.

— Почему ты уезжаешь?

— Потому что у меня есть дела в Питере.

— Зачем тебе это расширение компании?

Он оторвал взгляд от экрана и взглянул на меня сверху вниз, властно и насмешливо, как на неразумного ребенка, которому и объяснять ничего не стоит, потому что он все равно не поймет. Его пальцы вдруг проникли внутрь меня, и я напряглась всем телом, слегка подавшись назад.

— Все-таки ты девственница...

Я покраснела и попыталась зажать его руку между ног, чтобы сделать ему больно.

— Может, хватит? — раздраженно и лениво рявкнул он, — Для меня себя берегла? — зло усмехнулся он.

— А что, надо было прыгать в постель к первому встречному лет в 12? — съязвила я, обиженная на его жесткий тон.

специально для .оrg — Нет, что ты! Надо было сохранить себя для родного брата. Это ж так романтично и пикантно!

Я видела, что он злится. Злится на меня, но в особенности на себя, потому что считает то, чем мы сейчас занимались, непристойным и отвратительным. Тем не менее, теперь я поняла, что он сам этого хотел не меньше, чем я. Уж не знаю, распалил ли его так мой дневник или все же он и раньше смотрел на меня не только как на сестру. За дверью вдруг послышались шаги мамы. Я вскочила, как ошпаренная, и метнулась в дальний угол дивана, поправила бретельки, вжалась в спинку и поджала под себя ноги. Митя даже не шевельнулся, продолжая как ни в чем не бывало смотреть новости, его красивая сильная рука продолжала спокойно лежать на диване как раз на том месте, где только что он ласкал ею меня. Зашла мама, окинула нас изучающим взглядом.

— Вы что это притихли?

— Телик смотрим, — сухо отозвался Митя.

— Через полчаса обедать будем, зайчики. Пообщайтесь пока. Я знаю, что вам обоим грустно из-за расставания.

Заметив, что мы оба сидим как статуи, всепонимающая, но далеко не все знающая мама решила оставить нас в покое и отступила за дверь.

— Ладно, не буду отвлекать от грустных мыслей. Мить, ты ж собирался Марише кое-что подарить.

— А, да, мам. Сейчас подарю.

Мама ушла с улыбкой умиления на лице. Должно быть, со стороны ее детки выглядели прелестно. Оба уже взрослые, умные, многообещающие, такие прелестные и красивые, как образцовая семейка из рекламы жевательной резинки или какого-нибудь широкоугольного плазменного телевизора. Дверь тихо закрылась. Я перевела дух и робко спросила:

— Что еще за подарок?

Митя молча и не спеша пощелкал по каналам, потом выключил телевизор, встал и пошел к двери. Я несколько остолбенела.

— Пошли, — вдруг позвал он.

— К тебе?

— Да.

Мы зашли в его комнату. Я подумала, что мы пришли за упомянутым подарком, но когда на двери вдруг звонко щелкнул замок, я слегка вздрогнула и все поняла. Он посмотрел на меня через всю комнату как голодный волк на кролика, по роковой ошибке забежавшего не в ту нору. Он стянул с себя футболку и расстегнул пуговицу на джинсах, потом ширинку. Я ошарашенно молчала, тяжело вдыхая и выдыхая вдруг невероятно накалившийся воздух. Он подошел, как всегда спокойный и решительный, притянул меня к себе, одной рукой бесцеремонно залезая мне под короткую измятую юбочку, лаская попку и проникая пальцами сзади в горячую влажную щелку между вспотевшими от волнения и возбуждения ляжками и ягодицами. Другой рукой он несколько грубо обхватил мой затылок, чтобы впечатать поцелуй в мои раскрасневшиеся и уже припухшие от его безжалостных ласк губы. Животом я чувствовала его большой, до предела возбужденный член, и вся затрепетала от страха и страсти. Пьянящий запах его волос, тела, дорогих изысканных духов, сводил меня с ума, и я сама с готовностью обвила руками его шею, притягивая его ближе к себе и, вставая на цыпочки, нежно провела дрожащими ладошками по мощной спине, рукам, груди. Он властно потянул меня к постели, отпустил и ушел зачем-то в ванную. Я растерянно села. Он вернулся с полотенцем. Бросил его на постель рядом со мной.

— Ложись, авантюристка! — скомандовал он безжалостным тоном, не требующим возражений. Я замешкалась, вдруг усомнившись, готова ли я к этому шагу, но он сел рядом, смахнув с плеча бретельку, обнажил грудь и склонился к моему соску. Я невольно подалась назад и под тяжестью его тела, легла. Он помог мне подтянуться к центру кровати, поднял мое платье до талии и прижался губами к животу. Это было щекотно, и я тихонько хихикнула.

— Чтобы ни звука мне! Поняла? — его голос звучал угрожающе, но его пальцы уже трепетно ласкали набухший и влажный от его прикосновений бутончик у меня между ног. Тут же он склонился лицом к этому бутончику и сладостно, горячо, беспощадно впился в него чувственными губами. Когда он начал работать языком, я, признаться, совсем слетела с катушек и застонала, наверное, на всю комнату, потому что Митя вдруг встрепенулся надо мной, больно схватил меня за руки и зло зашипел:

— Не веди себя как дешевая шлюха из порнушки! Если хочешь получать удовольствие от извращенной и преступной связи с собственным братом, научись себя контролировать, иначе я оттрахаю тебя в три секунды и не буду заботиться о том, чтобы и тебе было приятно!

Я вся вспыхнула от стыда и невыносимого вожделения, понимая, что только того и жду, чтобы он меня оттрахал немедленно, но при этом фраза «преступная связь» тоже отпечаталась в моем затуманенном мозгу, и я с ужасом осознала, что она означает. Боже, я же несовершеннолетняя! Что будет, если кто-нибудь узнает, чем мы тут занимаемся?! Ему грозит уголовная статья, если все станет известным и родители напишут заявление! Изумление и кошмар отразились на моем лице. Митя это явно заметил, потому что язвительно усмехнулся, глядя мне в лицо и, снова сползая ниже, чтобы довести свои ласки до конца, раздраженно прошептал: «Дошло наконец-то... «. Его язык и губы снова начали вытворять со мной что-то невероятное, я вся изогнулась, изо всех сил сжимая рот, чтобы не застонать, и, вцепившись руками в покрывало, принялась бесстыдно двигать бедрами навстречу его движениям. Через минуту я уже содрогалась от неописуемого экстаза, каждой клеточкой тела ощущая, как его губы и язык бесконтрольно скользят по моим припухшим от возбуждения половым губкам и клитору. В последние секунды я исступленно терлась ими о его рот и вздрагивала много-много раз, прежде чем расслабиться и без сил растянуться на постели.

Но Митя вовсе не собирался оставлять меня в покое. Он возвышался сейчас перед моим распростертым телом, стоя на коленях и высвобождая из узких брюк свой огромный вздыбленный член. Его лобок и мошонка были аккуратно выбриты, и мне было хорошо видно, что красно-оранжевый в черном контуре дракон изящно обвивает тонким хвостом его пенис. Он смотрел на меня с жадностью и чувством превосходства, как хозяин на покоренную и обессилевшую рабыню. Я покорно развела дрожащие колени, слишком уставшая, чтобы возражать или хотя бы просить об отсрочке своего приговора. Митя достал из кармана джинсов презерватив, раскрыл пачку, откинув упаковку в сторону, и одним ловким движением надел его.

— Согни ноги. Вот так, — он лег на меня, на несколько секунд придавив меня к постели всем своим весом, так что стало трудно дышать, но потом легко приподнявшись на красивых мускулистых руках. Его губы горячо зашептали мне на ухо: «Только попробуй закричать...», и хотя фраза звучала грубовато, я понимала, что скорее она была проявлением заботы, чем реальной угрозой. Я тихо угукнула и прошептала: «Поцелуй меня в губы». Он как-то надменно улыбнулся, в его глазах светилась страсть и нетерпение. В следующую секунду он проник в меня одним сильным толчком, и боль на какое-то время лишила меня способности соображать. Я раскрыла рот, судорожно заглатывая воздух, и когда немного отдышалась, он снова стал жарко целовать, распаляя и отвлекая от горячих волн боли, которые вызывали его ритмичные уверенные движения. Он кончил буквально через пару минут, чтобы не выматывать меня в первый раз, судорожно и горячо дыша мне в шею. Его сердце тяжело ухало прямо в моей груди, и я снова начала задыхаться от его веса. Потом он откатился в сторону и, замерев на некоторое время, чтобы расслабиться, холодно сцедил сквозь зубы: «Поздравляю, сестренка. Ты стала взрослой. Надеюсь, все прошло так, как ты мечтала». Эта фраза меня взбесила. Он что — издевался надо мной после всего?! Он встал и стал застегиваться и натягивать футболку, а я так и лежала, чувствуя себя опустошенной и очень одинокой. Щеку обожгла слеза, губы предательски задрожали.

— Вставай, тебе надо привести себя в порядок. Мама... в общем, скоро обед.

.. , — его голос звучал беспристрастно. Я конечно, понимала, что он был зол на меня, но вообще-то в нынешней ситуации виновата была теперь не только я!

Он подошел и протянул мне руку. Я проигнорировала ее и встала сама.

— Ты просто хам бесчувственный! Как ты мог такое со мной сделать? — недавняя эйфория ото всего произошедшего почему-то мгновенно улетучилась.

— Что? — в этом его вопросе было столько желчи, что я невольно содрогнулась, — Знаешь, что... В следующий раз будешь думать, что пишешь и, кстати, что делаешь! Ты еще представь себе, что произошло бы, если бы этот дневник попался родителям или твоим дурам-подружкам!

Я хотела было возмутиться, но не нашла нужных слов, потому что он был прав.

— Все равно! Не делай теперь вид, что во всем виновата только я! Ты мог бы просто со мной поговорить! В конце концов, отругать!

— А что бы это изменило в твоем извращенном сознании? К тому же я живой человек, и я мужчина! А после этих твоих фантазий и после того, сколько ты крутила вокруг меня задницей и ко мне притиралась, на что еще ты рассчитывала? Я и так на многое закрывал глаза! Еще удивительно, что родители ничего не просекли! Хотя как же — такое в страшном сне не вообразишь!

Из моих глаз невольно текли слезы, и я захлебывалась в рыданиях.

— Ты же мой старший брат! Как ты мог!

— Ты же только что не жаловалась, а томно стонала! Господи! — он провел рукой по лицу, — Слушай, давай уже закончим это. Ладно? Так сюда точно мама прибежит на наши голоса.

Я зажала рот руками, чтобы подавить рыдания, вдруг в полной мере осознав, что все на самом деле именно так ужасно, как я себе и представляла, когда думала о своей извращенной влюбленности трезво — он меня презирает. Он стоял в стороне, скрестив на груди руки, надменный и раздраженный, словно только что взял то, что ему было положено, а теперь и видеть меня не хотел. Я была в полном отчаянии и уже бросилась к двери, чтобы убежать из этой ненавистной комнаты, когда он вдруг грубо поймал меня за руку и притянул к себе.

— А ну отпусти! Придурок! — задыхаясь от слез и беспомощности злобно прошипела я, выкручивая руки и пытаясь с ним сражаться. Но это, конечно, было бесполезно. Он ловко развернул меня к себе спиной, крепко держа обе мои руки за запястья. Я просто ничего не могла теперь с ним сделать, как бы ни старалась.

— Да успокойся ты! — приказным тоном прошипел он и потянул меня куда-то. Вдруг я поняла, что мы остановились перед зеркалом. Он стоял сзади, крепко обхватив меня в объятьях и сжимая мои руки. Его лицо было словно каменная маска, а глаза сверкали злобой. Я вся была растрепанная, раскрасневшаяся и растерянная. Платье было помято. Себе в глаза мне даже стыдно было посмотреть. Я невольно вспомнила тот день, когда мы стояли перед зеркалом точно также несколько лет назад. Только тогда он смотрел на меня как на ангела. А что теперь?

— Что тебе еще от меня нужно? — не поднимая глаз, в отчаянии пролепетала я.

Он долго не отвечал, и я заметила наконец, что он рассматривает меня в зеркале с головы до ног. Его взгляд постепенно смягчился и железная хватка рук тоже. Наконец он склонил голову к моему плечу и поцеловал. Я услышала, как он взволнованно сглотнул.

— Марин... Я просто голову потерял... Я думал, что накажу тебя этим... Чтобы ты поняла, что все это не правильно... Чтобы ты больше не думала обо мне... Ведь я сегодня уезжаю...

Постепенно до меня дошел смысл его слов. Мне, наконец, удалось взять себя в руки и прекратить плакать. Я снова попыталась высвободиться, но он не пускал. Он снова взглянул в зеркало и наши взгляды встретились. Он был такой красивый, как всегда — холеный, властный и опасный как дикий зверь. А я... Что я могла в такой ситуации, если я столько лет сходила по нему с ума? Он резко развернул меня к себе и снова начал страстно и как-то остервенело целовать в и без того уже истерзанные губы, словно делал это вопреки своей воле.

— Хватит, Дим... Пожалуйста...

— Я... я знаю, что не должен этого делать, — мрачно проговорил он, наконец остановившись, — Но... с тех пор как я узнал обо всем, я тоже уже не мог об этом не думать. Слушай, я понимаю, что в тебе сейчас борются противоречивые чувства, — прошептал он вкрадчиво, — Так всегда бывает после первого раза даже при обычных обстоятельствах... Мы с тобой, кажется, натворили дел и черт его знает, чем это все закончится, но сейчас ты просто должна взять себя в руки. Понимаешь? Мы не должны... , — он осекся, — Мы должны все тщательно скрыть от родителей, иначе нам всем придется плохо... всей нашей семье... Так что, пожалуйста, никаких дневников!

Я обреченно кивнула. Он отстранился, потом тронул мои волосы, поправил бретельки и платье, но я отмахнулась от него.

— Слушай, я люблю тебя... , — я слышала по его голосу, что он очень серьезен, хотя до сих пор зол, но смотреть на него у меня уже не было сил.

— Я тоже тебя люблю... , — слабо выдавила из себя я.

— Ты... не будешь больше плакать?

— Не буду, — угрюмо пробормотала я.

— Тогда пойди умойся у меня в ванной, прими душ, а я уберу тут и пойду на кухню раньше тебя, — он провел ладонью по своим жестким черным вихрам, нахмурился, обреченно вздохнул и ушел, стараясь не звенеть замком и не стучать дверью, словно вор.

Я быстро приняла душ, долго рассматривала себя в зеркало, гадая, не догадается ли мама обо всем по одному моему виду. Я была заплаканной и измученной, но, думаю, она скорее всего решит, что это из-за отъезда Мити. В общем, это так и было в действительности. Я снова жалобно всхлипнула и снова умылась, а потом взяла себя в руки и вышла. Мити уже не было. Постель была в идеальном порядке.

Тот обед был, наверное, худшим в моей жизни. Конечно, мама ни о чем не догадалась, но я вся была на нервах, и мне кусок не шел в горло. Митя держался молодцом, был непринужденным, веселым и искренне сочувствующим. Под конец обеда расплакалась и мама, видя, что у меня глаза на мокром месте.

— Боже мой! Ну вы прямо как на войну меня провожаете! Честное слово! Я и так уже давно дома не живу!

— Ты ночуешь почти каждую неделю, — всхлипнула я...

— Тебе-то что с этого? — усмехнулся он, — По ночам ты дрыхнешь как сурок и по утрам тебя не добудишься.

Я прочувствовала вдруг всю несправедливость, жестокость и неоднозначность этой фразы. Сколько ночей у нас могло бы теперь быть и могло быть раньше, если бы... если бы все разрешилось быстрее и если бы он не уезжал сейчас... И как он мог быть таким бесчувственным! Таким убедительно притворным! А вдруг... Вдруг он он всегда и со всеми был такой же лживой сволочью! Ведь все его девушки в итоге оставались ни с чем и заливались горькими слезами! Эта мысль поразила меня. Я встала из-за стола и пробормотала, что хочу побыть одна. Митя проводил меня долгим взглядом, я чувствовала это. А мама тихо спросила: «Ты что, так и не подарил ей?».

— Ах ты, черт! Опять забыл.

Он быстро пошел за мной. Налетел на меня в коридоре, мимоходом отстранив в сторону со своего пути, обхватив меня за талию. Я ушла к себе, а через пару минут он зашел с большой бархатной красной коробочкой в руках. Я смутилась, не зная, как я теперь вообще должна на него смотреть, как на брата или как на любовника, а он улыбался мне мягкой обворожительной улыбкой, как ни в чем не бывало, и протягивал подарок непринужденно и настойчиво. Каков актер! Я, кажется, побледнела и заставила себя взять коробочку, открыла и ахнула. Там было роскошное жемчужное ожерелье. Я закусила губу и сдавленно вымолвила: «Спасибо... Только зачем?». Он отставил коробочку на комод и, немного поколебавшись в нерешительности, нежно погладил мою щеку и, наклонившись, стал целовать в губы. Я с обреченностью понимала, что снова повинуюсь ему. Мы стояли и снова целовались, как безумные любовники, еще больше рискуя быть замеченными. Потом он сказал:

— Не бойся, я больше ничего тебе не сделаю.

— В честь чего вдруг такие подарки? — вздохнула я.

— У тебя же выпускной в этом году...

— Ноябрь на дворе! Не рано ли ты меня с выпускным поздравляешь? Или... , — я похолодела, — Или ты не приедешь до самого лета?!

— Марина, ну что ты! Я на новый год приеду! У меня и семья, и все друзья здесь.

— И девушка.

Он помрачнел.

— Ты же знаешь, что я расстался с Катей.

— Как?! Уже?! — фальшиво удивилась я, — Как легко и удачно у тебя все складывается с девушками! Получаешь, чего хочешь и исчезаешь, — презрительно бросила я ему в лицо и почувствовала, что у меня уже начал предательски дрожать подбородок.

— Полагаю, что от сестры не так легко отделаться, — как-то невесело усмехнулся он.

— Я не собираюсь тебе навязываться! Никогда этого не делала! — возмутилась я.

— Да тише ты! Конечно, конечно, — в его голосе слышалась и ирония, и раздражение, и страсть, и чтобы меня утихомирить, он снова сжал меня в объятьях.

(Продолжение следует)