Барьер

Когда она вошла в мой офис, я решил, что схожу с ума. У меня всё закружилось перед глазами, и я даже решил, что испытываю галлюцинации. Нетвёрдо встав на ноги, я сделал шаг навстречу ней ЕЙ и тут же был остановлен на месте выражением её лица, незнакомым и строгим.

— Прошу вас, - пробормотал я, делая обычный приглашающий жест рукой, воспринимая происходящее с недоверием и даже каким-то мистическим страхом.

Он присела в широкое кожаное кресло. В моём кабинете царил полумрак, который благотворно влиял на пациентов, а толстые стёкла на окнах глушили всякие звуки снаружи. Пациенту и врачу ничто не должно мешать.

— Вы записаны ко мне на приём как... – Начал я, освобождаясь от наваждения и стремясь войти в обычное русло приёма пациента, - Напомните, пожалуйста, ваше имя.

На её губах промелькнула мимолётная улыбка. Она назвала своё имя, которое было мне отлично известно. Возникла длинная пауза, во время которой я собирался с мыслями.

— Расскажите, что привело вас ко мне, - произнёс я, опустив взор, поскольку боялся встретиться с нею глазами.

Я несколько изменил обычную формулу приглашения пациента к диалогу. Врачу не следует упоминать себя в беседе, и я сделал это умышленно, чтобы понаблюдать за её реакцией. “Я никогда не видел тебя такой!” – билось у меня в голове – “Что это значит?”.

Передо мной расположилась настоящая дама света, элегантная, чьи годы отразились на её внешности лишь особым образом породистой красоты и элегантности, а её взгляд был иронично-снисходительным, словно она смотрела на меня как на своего щенка, только что сделавшего лужу на дорогом паркете бального зала.

— Я постараюсь помочь вам в ваших психологических проблемах, - поправился я – Вы можете рассказать мне всё, что сочтёте нужным.

— Я всегда считала, что вы – я имею в виду вашу профессию – принимаете пациентов на кушетке.

Прозвучало это двусмысленно и даже грубо, что буквально резануло меня изнутри. Моя пациентка уверенно и расчётливо держала дистанцию между нами.

— Поза лёжа позволяет расслабиться, - профессиональным тоном ответил я – Вы можете расположиться здесь, прошу вас.

— Нет, - ответила негромко.

Она начала свой рассказ, рассеянно и отстранённо глядя в сторону. Мне в своей карьере пришлось выслушать их множество. По тому, как человек излагает свои проблемы, можно судить о многом, начиная от его психотипа и заканчивая тем, насколько успешно он писал сочинения в школе. Манера изложения даёт даже больше информации, чем сам рассказ, который будет неизбежно приукрашен и часто вообще бывает далёк от настоящей действительности, увы.

Самым страшным для меня было выслушать свою пациентку, потому что я в этот момент чувствовал себя не врачом, а пациентом, который из всех сил стремится избежать травмирующей его процедуры. Врач легко может психологически травмировать пациента, но здесь всё происходило наоборот. Я не смотрел на неё, и мне хотелось закрыть своё лицо руками.

— Мне не хочется описывать подробности, тем более, что они мне неприятны, как и сама ситуация, - начала она, и я внезапно почувствовал в её голосе дрожь и сильное волнение – Совсем в двух словах.

Тем не менее, она долго собиралась с духом, прежде чем изложить суть проблемы.

— Если кратко. Однажды я застала своего мужа в момент интимной близости с женой своего сына.

Я с трудом удержался, чтобы не спрятать своё лицо в ладонях. Воспоминание прошлого немедленно предстало перед моими глазами. Я смотрел в полумрак кабинета, и вновь пережил то, что так хотелось забыть навсегда...

***

. ..Вскоре после свадьбы мы с Катей гостили в доме у моих родителей, куда мы приехали на мамин день рождения. Нам пришлось ютиться в гостиной, имевшей какой-то торжественный, почти готический вид, запомнившийся мне с детства. Тёмная старая мебель, тяжёлые занавеси на окнах. Здесь, под недовольное поскрипывание кожи старого брежневского дивана, раздавался шаловливый тихий смех Кати и звук наших поцелуев. Когда родители хотели нас видеть, то деликатно звали нас издали. Мы сидели на кухне за обеденным столом, я украдкой строил рожи Кате, а она, давясь от смеха, прикрывала рот и нос ладонью. Мама улыбалась, отец в усы усмехался.

Уверен, что моя мама - это мировая свекровь, так что моей Кате было легко вместе с мамой на кухне готовить небольшое праздничное пиршество. Мы всегда праздновали дни рождения в узком кругу своей семьи, так было и на этот раз. Катя быстро освоилась в атмосфере нашей компании. Дружелюбная, интеллигентная, простая семья. Отец, как обычно, с серьёзным видом отпускал шутки, словно не замечая нашего смеха. Мама украдкой присматривалась к Кате. Всем понравился сладкий молочный коктейль, который мы привезли с собой. Казавшийся безобидным как йогурт, он неожиданно ударил в голову и ноги. Мама сказала, что она устала, и, пошатываясь, ушла к себе. Катя, поклевав носом, сказала, что полежит немного, и тут же уснула на диване, свернувшись в клубочек. Я собрался было последовать за ней, поднялся из-за стола, но сразу попал в объятия старого необъятного кресла, где и моментально вырубился.

Очнулся я от своей неудобной позы: сидя, наклонившись вперёд, низко опущенной головой. "Сейчас встану", - подумалось мне - "Сейчас... Только голову подниму... Какая тяжёлая голова"! Я готов был поклясться, что слышал голос отца, который меня звал. С трудом приподняв свою ставшую чугунной, голову, я как раз застал миг, когда отец отворачивается от меня. Похоже, он действительно меня звал и теперь думал, что я сплю. Отец стоял напротив меня перед диваном и смотрел на спящую Катю. Он держал в руках плед, и я понял, что он хочет её накрыть им. "Пап, спасибо! Я сам" - хотел сказать ему я, но не смог произнести ни звука. Между тем, отец не только не укрыл Катю пледом, но и вообще отложил его в сторону. Похоже, что он только что стащил плед со спящей Кати. Я таращился на него в недоумении. Что-то в его поведении было не так.

Катя спала на боку, положив голову на маленькую подушечку и подогнув ноги, отчего её попка, выпятившись, притулилась на краю дивана. Отец наклонился над Катей и слегка потряс её за плечо.

— Катя, доченька! Спишь? - спросил он вполголоса.

Молчание. Катя еле слышно посапывала. Рука отца не спешила покидать Катиного плеча, она принялась перебирать её волосы, убирая их с её лица. Внезапно нагнувшись, он поднял их и поднёс к своему лицу, вдыхая их аромат. Я тупо смотрел на него, не понимая, что происходит. Мой отравленный алкоголем мозг ничего не анализировал. Тем временем, отец тяжело опустился на колени перед диваном и склонился над обнажёнными ногами Кати, вдыхая ноздрями тёплый запах её бёдер. Я видел, как его губы и усы прикоснулись к её мягкой нежной коже. Отец нежно прикасался - всего лишь прикасался - к моей юной жене. Я подумал о том, что в этом нет ничего плохого, если отец выразит свой восторг к моей девушке. Я сделал выбор что надо, папа!

Вот только... Он теперь пытается заглянуть - и заглядывает, под короткую джинсовую юбочку Кати, оттопыренную сзади. Целует уже здесь, целует обычно недоступные для глаза участки в верхней задней части бёдер. У меня раскалывается голова. Отец, это странно, это неправильно! Что будет, если Катя проснётся? Что ты ей скажешь? Что ты скажешь мне? Что ты скажешь мне прямо сейчас, отец? Тебе ведь придётся что-то сказать мне, если я тебя сейчас окликну. Как мы будем смотреть в глаза друг другу? Ведь я люблю тебя! И поэтому... я молчу...

Мой отец поднимается, опять склоняется над Катей, берёт её руку, лежащую вдоль тела и с видимым удовольствием рассматривает пальчики, с аккуратно накрашенными ноготками. А дальше, совершенно неожиданно, происходит совершенно немыслимое. Отец мельком оглядывается на меня, опускает руку Кати на её бедро. Расстёгивает брюки, быстро спускает трусы и вновь овладевает её рукой. Прижимает к своему полувставшему пенису, к мошонке, сопя от удовольствия. Пригибает её пальцы так, что сейчас они обхватывают его член... Катина рука, помимо своей воли, мастурбирует член своему свёкру. Я быстро трезвею. Отец!! Что ты творишь?! Я не могу тебя остановить, это ведь конец нашей семье. Если мама узнает, это будет конец для всех нас!

Одной рукой отец манипулирует рукой моей жены, другой лапает и мнёт её грудки. Катя, только не просыпайся!.. Отец, ты сошёл с ума!.. Отец двигает тазом и охает от удовольствия.

— Катенька!.. Дочка!.. О! О! Ооохммм!..

Дрожащий от жадности и похоти шёпот в тишине. Это голос моего отца! Я тронусь сейчас...

Но это было только начало!..

Я смотрю на вставший член своего отца, наслаждающегося моей бесчувственной женой. Он отпускает Катину руку и задирает ей юбку. Жадно лапает её откляченную, обтянутую белыми гладкими трусиками попку. Тихо щёлкает резинка, трусики спущены. Катя лежит перед отцом полуголая, беспомощная. Отец на коленях целует её ягодицы, промежность с гладенькой сладкой писечкой. У меня всё обрывается внутри, когда отец со спущенными трусами начинает моститься за ней сзади. Господи, почему я не остановил его сразу?! А сейчас что - сгонять родного отца со своей жены?! Да после этого мне нужно его убить! Ведь так?! Вижу, как отец, сосредоточенно пыхтя и помогая себе рукой, двигает задом, пытаясь овладеть своей снохой. Издаёт недовольное кряхтение. Встаёт и, пьяно шатаясь, идёт к столу. Я едва успеваю опустить голову, но он этого не замечает. Его торчащий член с налитой кровью бордовой головкой мотается из стороны в сторону. Он берёт со стола тарелку с салатом оливье и погружает в него свой член. Тарелка звякает о крышку стола, когда он её отшвыривает. Почему его не убьёт молнией?! Он опять мучает Катю...

— Катечка... Нууу... Дочень... К... ААА...

— Ммм!.. - протестующе - сонное... Это она, Катя...

Я сейчас умру... Отец овладел Катей...

— Оййй... Ти... ше... Как... Хоро... Шооо... Милая... Катенька... Сладенькая... Какая... Ты... Узенькая... Девоч... Ка...

Я смотрю на то, как двигается вперёд-назад зад отца. В голове возникает услужливая мысль: "Он её ебёт. Уже поздно. Он её ебёт. Ебёт. Катю. Мою Катю.". Кто-то словно поднимает мою голову за волосы: "Смотри. Твою Катю ебут. Это твой отец.". Чувствую чьи-то слюнявые губы около уха: "Смотри. Наслаждайся. Это больно, но так приятно! Смотри... Не пропусти ничего...". Меня прошибает пот, застилая глаза, руки и ноги дрожат. Я смотрю...

Ритмично поскрипывает кожа дивана, на котором мы с Катей целовались. Тяжело, жадно пыхтит отец. Наслаждается женой сына. Его член как поршень ходит в животе у Катеньки. Попка Кати против воли прижимается к животу и безжалостным бёдрам отца. Какой-то шум снаружи, звук шагов? Нет, показалось. Только шорох совершаемого преступного сношения. Если Катя сейчас проснётся, мой обезумевший отец сядет в тюрьму... Отец начинает поскуливать, затем охает, мучительно и сладостно. Как приятно оргазмировать, заполняя своей спермой ранее недоступную юную плоть. Не дыша, напрягая все мышцы, отец прижался к моей жене, последними ударами загоняя поглубже исторгающий густое семя член... Резкий выдох... Блаженство... Рука поглаживает гладкую попку снохи, чувствуя благодарность... Вину... Раскаяние... Сопя, отец наконец встаёт, его растолстевший, но уже опадающий член выскальзывает из истерзанной писечки и вяло колышется, пока не скрывается под трусами. Отец осторожно натягивает трусики на попку оттраханной снохи. Бросает на меня последний взгляд и выходит из комнаты.

Катя, прости!.. Я подхожу к дивану. Уже ничего не исправить... Хочешь, я встану на колени?.. Какая у тебя красивая попка, дочка... Я целую её. Ложусь за Катей, прижавшись к ней. Спускаю с себя брюки. Катенька, прости! Я так хочу узнать, что чувствовал отец, когда овладел тобой! Как должно быть, приятно тайком присунуть жене своего сына... Ммм... Да... Доченька... Ты такая сладкая... Юная... Недоступная... Прости, я не могу сдержаться!.. В животе моей супруги моя сперма смешалась со спермой отца. Приподнявшись, целую её плечико. Катя, прости!..

На следующий день мы уезжали. Было дико смотреть на весёлую Катю рядом с отцом. Отец был мрачен и избегал смотреть нам в глаза. Я вопросительно посмотрел на маму, но она лишь недоумённо качнула головой. Катастрофы удалось избежать, по крайней мере, так мне тогда казалось.

***

Я вновь в своём кабинете напротив своей пациентки. С трудом проглатываю вязкий комок в горле.

— Понятно. Скажите, их интимность была взаимной?

— Нет, - быстро ответила она – Нет. Он овладел ею в беспомощном состоянии. Он её изнасиловал.

— И вы не вмешались в это.

— Конечно.

Я тоже не вмешался тогда. Так почему я спрашиваю? Что я хочу от неё услышать? Собеседница безжалостно отвечает на мой немой вопрос.

— Это был бы конец всему. Конец семье, конец прежним отношениям всех со всеми.

Да, конечно... Конец прежним отношениям. И я перестал ездить к своим родителям. Я думал, что избежал катастрофы. И вот она меня настигла. Сейчас. С трудом заставляю себя говорить, но у меня такое ощущение, будто я поворачиваю нож в своей открытой ране.

— Ваш сын знает об этом инциденте?

Она пристально смотрит на моё лицо, а чувствую, как мои щёки начинают пылать.

— Хороший вопрос. Не знаю. Но думаю, что он в курсе.

Мне почудилось, что в её глазах промелькнула боль.

— Вот как. А вы обсуждали с ним эту проблему?

Пациентка смотрит на меня таким тяжёлым взглядом и молчит. Почему ты молчишь? Ну, говори же!..

— До сих пор я с ним этого не обсуждала.

Вот ведь какая точная юридическая формулировка. Конечно да, она говорит правду.

— Собственно, вы правильно нащупали суть проблемы, - продолжила она нарочито отстранённым тоном – мне не нужна психологическая поддержка, как можно бы понять из моего рассказа. Я пришла обсудить мои отношения с сыном. Произошедшая измена мужа меня потрясла, и потрясла драматически, но я смогла это... пережить. Я расскажу об этом поподробнее, если позволите.

— Да, разумеется, - хрипло выдавил я.

— Я понимаю, что муж был пьян тогда, и сноха тоже. Там все были пьяны, в том числе и я. В том числе и сын. Это происходило при нём, – безжалостно добавила она.

Она остановилась, словно ожидая от меня вопроса, но я молчал.

— Тем не менее, я не простила мужу этого. И избрала самый простой способ восстановить справедливость, а заодно и своё душевное состояние. Я решила ему отомстить. Отплатить той же монетой.

— Вы решили изменить ему, - через силу произнёс я.

— Именно.

Я перебил её, чувствуя, что мне будет невыносимо слушать её рассказ. Стремясь отсрочить неизбежное, я попытался увести разговор в сторону.

— Простите, а каким образом после этого изменилось ваше отношение к мужу?

— Мы живём вместе... Но с тех пор мы не разу не были близки. Я ничего ему не сказала, но...

— А жена вашего сына знает про случившееся?

Она подняла изящную чёрную бровь.

— Вероятно, нет. Впрочем, не знаю.

Мне бы следовало задать вопрос, как давно это произошло, но я молчал до тех пор, пока в тишине моего кабинета не прозвучало:

— Я решила изменить ему и хочу описать вам, как это было.

Я закрыл глаза и стиснул зубы. Больше всего в этот момент мне хотелось бить лбом о крышку стола. Я не хотел этого слушать, я не хотел этого знать! А она не спеша, с порхающей ироничной улыбкой на губах и отстранённым взглядом, принялась рассказывать.

— Знаете, у нас в доме есть дворник, такой небольшой таджик, он почти не говорит по-русски...

— Я понимаю, - перебил я её – ситуация ясна. Вы можете не продолжать.

— Нет! – она повысила голос – Вы обязаны это выслушать. В конце концов, я вам за это заплатила.

Она была права, и мне пришлось замолчать.

— Я зашла в онлайн – переводчик и там перевела одну неприличную фразу, с английского на таджикский. К сожалению, не знаю, как она правильно звучит в оригинале, я была не уверена насчёт ударений, и там ключевым словом было «маро». Но фразу я выучила. Так смешно! Перед тем, как позвонить в каморку дворника, я ещё раз перечитала её по бумажке.

Мои пылающие щёки, наверное, светились даже в полутьме. Собеседница между тем продолжала.

— Это такой маленький, очень смуглый таджик с чёрными глазками трусливого жадного зверька. Он с трудом произнёс «задаааствуите» и вопросительно и подобострастно уставился на меня. Когда я произнесла свою заготовленную фразу, его смуглое лицо потемнело ещё больше. Непонимание на его лице сменилось... нет, не радостью, а выражением крайне нетерпеливой жадности. Тем не менее, он ещё колебался, но когда я повторила фразу...

Она смотрела мне в глаза, пытаясь считать мои эмоции, и я закрыл их, откинувшись на спинку кресла.

— Когда я повторила фразу, он двинулся на меня, медленно и неотвратимо, как маленький злобный танк. От неожиданности, я стала пятиться, пока не натолкнулась спиной на входную дверь. Шумно сопя, таджик обеими руками задрал на мне юбку. Его руки принялись шарить по моим ногам и попе, а жёсткая ладонь уже лезла в промежность. Я стояла, отстранённо наблюдая за происходящим. Неожиданно подумалось, что надо было бы снять колготки, прежде чем идти сюда. Вот здесь, у двери, всё быстро бы и произошло. Впрочем, всё и так происходило быстро...

Она вдруг остановилась, в то время как перед моими глазами разворачивалась картина этого бесстыдного рассказа. И последовала уже под влиянием моего воображения; между тем, её рассказ развивался.

— Торопливо облизывая пересохшие тёмные губы, таджик сдёрнул с себя штаны. С жадностью он ожидал моей реакции, когда я посмотрю на его поднимающийся обрезанный член. Он мне показался почти чёрным! Таджику доставляло удовольствие читать эмоции на моём лице. Эмоции, которые я не могла скрыть... До сих пор мне не приходилось видеть член чужого мужчины, тем более, что он значительно отличался от члена мужа.

Мне стало совсем нехорошо, но я принуждённо следил за рассказом пациентки, невольно воспроизводя разворачивающуюся картину.

— Всё происходило молча. Нам не о чём было говорить. Согласитесь, трудно придумать тему для разговора в таких обстоятельствах. За нас говорили наши глаза и руки. Руки таджика жадно исследовали моё тело, тискали его, сжимали через тонкое бельё, красивое... Женщины неисправимы, они всегда хотят предстать в наилучшем виде, даже и в подобных обстоятельствах. Как это глупо, правда?..

Она продолжала, не дождавшись от меня ответа.

— Да, руки... Маленький чёрный дворник, едва доходивший мне до подбородка, схватил мою руку и положил на свой горячий член, заставив обхватить его пальцами, и подвигал мою руку, показывая, как нужно стимулировать его пенис. Он начал тяжело дышать, их его горла вырвалось сдавленное «Мадама... Ирькит». Я избегала его взгляда. Прямо, как вы сейчас...

Мне было больно даже открыть свои глаза, не то, что посмотреть на неё. Я взглянул на неё расфокусированным взором, в котором наверняка стояла мука.

— Продолжайте, пожалуйста. Я вас слушаю.

— Благодарю... Я смотрела на свою руку, ублажающую этот среднеазиатский мусульманский член, и мне вдруг доставило удовольствие видеть на этой руке обручальное кольцо. И моему визави, несомненно, тоже. Он уже был сильно возбуждён, он буквально дрожал от похоти. Внезапно он схватил меня за талию и развернул спиной к себе. Я невольно подумала: «Маленький, а такой сильный!». Я была прижата к обшарпанной двери, опираясь о неё ладонями, а жёсткие руки мяли мою попу через колготки, и я почувствовала его член, который елозил у меня между бёдер. «Кадар, шайтон» - шипел он у меня за спиной. Вслед за тем я уже стояла перед ним с голым задом. Юбку, которая сваливалась, мне пришлось поддерживать руками, он заставил. «Шайтон, шайтон!» = хрипел он, наваливаясь на меня. Я вновь почувствовала его член, который искал путь входа в меня. Я вскрикнула, стукнулась лбом о дверь, слепо взмахнула рукой, чтобы опереться на неё, и неловко задела за ручку двери. В тот же момент я буквально вылетела наружу через распахнутую дверь, заголённая по пояс, путаясь в спущенных колготках. По счастью здесь, в тупике первого этажа, где на стене висели почтовые ящики, никого не оказалось. Гипноз происходящего исчез и я, грубо оттолкнув дворника, торопливо привела себя в порядок. Захлопнула дверь, из которой тянулись его жадные руки, и резво побежала к лифту.

Она взглянула мне в лицо.

— Вот такой рассказ.

Я с трудом отогнал от себя наваждение той картины, которая воочию предстала перед моим внутренним взором.

— Таким образом, вам не удалось осуществить свой план мести путём супружеской измены.

Она словно запнулась, глядя в тёмное пространство, словно пытаясь в нём что-то рассмотреть.

— Увы, - после паузы произнесла она и иронически развела руками.

— Но, судя по всему, вы не отказались от намеченного. А что помешало вам исполнить свой план с дворником? Вернуться в его квартиру, запереть дверь...

— Вы знаете, что по-таджикски означает «Шайтон»?

— Чёрт.

— Нет. Блядь.

Я невольно вздрогнул, как от зубной боли. Это грубое слово вызывало резкий диссонанс с образом моей утончённой визави. Она заметила, как болезненно вздрогнуло моё лицо.

— В самый кульминационный момент за дверью дворницкой, где я собиралась представить себе мужа, как он смотрит на происходящее, я вместо него вдруг вспомнила о своём сыне. Какими глазами он бы смотрел на меня!

Она в упор взглянула мне в лицо, и у меня не хватило сил отвести взгляд.

— Как?

Я молчал под её испепеляющим взором.

— Ему было бы очень тяжело, - произнёс я пересохшими губами, - Очень, очень тяжело. Ему бы пришлось убить этого дворника.

— Вот как? А как насчёт отца? Который огулял твою красавицу?!

Пол уходил из-под моих ног.

— Мам!.. Зачем ты мучаешь меня?.. Отца я убить не могу...

Она вскочила на ноги и в один миг оказалась рядом. Я вывалился из своего докторского кресла и упал перед нею на колени, обнимая её за ноги.

— Мама, прости... Я просто не знаю, как мне быть...

Она с силой заставила мне подняться, приблизила лицо и пристально посмотрела мне в глаза.

— Ты поможешь мне? Скажи, ты поможешь?!

— Мама, да, конечно... Что я...

— Ты знаешь.

Спазм перехватил мне горло. Я силился выдавить из себя что-то похожее на человеческую речь, а не на жалкое блеяние. Она дотронулась губами до моей щеки и потянулась ими к моему уху.

— Помоги мне. Пожалуйста.

Эти слова слышал только я. Ни один чуткий прибор не смог бы воспринять их.

Она прошла вперёд, повела меня за руку, как маленького мальчика и остановилась у закрытой двери, которая прямо из приёмного кабинета вела в мою маленькую служебную квартирку. Очень удобно, не надо добираться до работы, стоять в пробках. О чём я думаю!.. Я машинально открыл дверь ключом.

***

Здесь царил такой же полумрак, как и в моём кабинете. Огромное окно во всю стену было задрапировано тяжёлой плотной тканью. Отдельные слабые лучики света пробивались и тонули в моей спальне, как в глубоком тёмном омуте.

Она остановилась и, помедлив, повернулась ко мне. Мы стояли, ощущая в темноте взволнованное дыхание друг друга. Она сделала шаг ко мне и я, подняв руки, осторожно обнял её за плечи. Мы стояли обнявшись и прильнув щеками друг к другу. И я вдруг, совершенно внезапно, осознал, что держу в руках женщину. Ту, которую любил всю свою жизнь. Да, всю свою жизнь!

— Мама! Я люблю тебя...

Разве это не правда? Это были самые искренние мои слова за последние годы. Мама не ответила, я только почувствовал на лбу её длинный поцелуй. Во мне что-то просыпалось, и я начал покрывать поцелуями её лицо, глаза, беспорядочно, всё более торопливо, всё более прочувствованно.

— Ты ведь знаешь, что делать! – увидел я в глубине её глаз.

У меня в жизни было много женщин. Они были для меня женщинами, и обращался я с ними соответственно, как с источником наслаждения, которое, при всём моём старании, было взаимным. Каждая новая женщина волнующа по-своему. Не раз секс происходил на той самой кожаной кушетке. На столе, куда жаждущие разрядки пресыщенные дамы забирались, развратно раздвигая ноги. Под столом, куда они тоже забирались, умело расстёгивая мои брюки.

Но всё было по-другому сейчас. Она не была для меня просто женщиной, куском соблазнительной плоти. Нет, она обладала этой соблазнительной плотью, а была для меня табу, и между нами невидимой стеной стоял барьер, способный из ловеласа легко сотворить импотента. Я не мог обращаться с ней, как просто с женщиной.

Я не могу, я не знаю, как ЭТО сделать. Мама, ты понимаешь это?..

Чувствительная тонкая кожа спины под гладкой прохладной материей платья. Тонкие бретельки, тугая ткань бюстгальтера. Мои пальцы исследуют её, робко, осторожно, постепенно становясь бесстыднее. Нет, не бесстыднее, просто смелее. Ты знаешь, от запаха твоих волос можно захмелеть... Я держу МАМУ за талию, и мы начинаем тихо раскачиваться, словно в танце. Нет, ниже нельзя. Мои руки останавливаются чуть пониже талии. Это было бы так неуместно, так пошло... Я словно на минном поле, одно неверное движение, и магия любви исчезнет, будет лишь боль и стыд. Я никогда не любил тебя так!..

Словно понимая моё смятение, она находит своими губами мои, её рот раскрывается в поцелуе, совсем не материнском, когда кончик её языка пробует внутреннюю поверхность моих губ. Сразу заныло внизу живота, требовательно, жадно, и вместе с тем бессильно. Я близок к тому, чтобы даже без эрекции начать эякулировать прямо в штаны, словно подросток, у которого никогда не было женщины. А у меня никогда и не было ТАКОЙ женщины! Я был на грани окончания от того, что она никогда меня так не целовала. Целовала жадно и требовательно, как женщина, ищущая наслаждения, так что невидимый барьер между нами начал дрожать и утончаться. Следуя за этим снижением, мои руки скользнули по внешней поверхности её бёдер, ощущая их тёплую податливую мягкость. В тот же момент мой член восстал, бесстыдно и так быстро, что стало больно. Я привлёк её бёдра к себе, и она ощутила мою эрекцию, издав носом звук, чем-то похожий на смех умиления, в то время как наши языки вели всё более увлечённую игру у нас во рту.

Мы оба привыкали к тому, что происходит с нами. Да, мы чувствовали, что это неправильно, что это за дозволенными границами отношения матери и сына, что наслаждаться друг другом как мужчина и женщина – ДЛЯ НАС немыслимо, что ТАКАЯ интимность за гранью всякого закона, что явление эрекции сына на мать – это вообще скотство. Но мы позволяли себе быть свободными, что было очень не просто! Мама хотела отомстить отцу и отвела мне роль мужчины, с которым она могла бы изменить мужу, находясь при этом в безопасности, зная, что этот мужчина её не обидит. Я исполнял роль её мужчины, что тут непонятного?! Но нет, не любовника. Любовник – это скучное слово, замызганное и застиранное. Скорее, я играл роль случайного встречного, коему посчастливилось исполнить роль самца.

Мы наконец оторвались друг от друга, учащённо дыша, так что возникла пауза неловкости от того, что между нами произошло, и вместе с тем, в нас нарастало желание. Желание отношения ещё более тесного, желание близости. Помимо сладкого желания отомстить, которое тоже подогревало нас. Месть – это цель? Повод?

Ты - моя женщина,

Я твой мужчина.

Если надо причину,

То это – причина!

Дыхание мамы у самого уха.

— Помоги мне снять платье.

Кто из сыновей не мечтал услышать эти слова! Слова, способные вызвать у любого подростка немедленное неконтролируемое семяизвержение...

Когда тонко пропела молния, и тонкое тёмно-синее платье упало к её ногам, я вновь едва сдержал свои чувства, рвавшиеся наружу в буквальном смысле этого слова. Она поймала мой восхищённый взгляд в зеркальной дверце шкафа-купе. Послушай, мама, так нельзя! Я теперь знаю, как одеваются настоящие леди! Чёрный пояс с тонкими тёмными чулками, чувственно оттеняющими влекущий рельеф стройных полных ног и вызывающе-светлый треугольничек трусиков в возбуждающем контрасте. Не смей раздеваться, не смей! Я опускаюсь на колени, чтобы приникнуть губами к бесподобному сгибу ног, ощутить ток воздуха от нагретой нейлоном кожи, увидеть светлый лоскуток со складочкой в промежности. Боже, отец, какой ты дурак! А мама вдруг застеснялась.

— Пожалуйста, не снимай их!

Она побледнела, внезапно осознав, что вызывает во мне совершенно конкретное, почти животное желание, смешанное с неповторимой эстетикой женского тела и возбуждающего белья.

— Не снимай!

Она отбросила снятые трусики в сторону и вновь пристегнула чулки к поясу. Отвернувшись, я быстро разделся до трусов, которые неприглядно топорщились от чудовищного напряжения эрегированного члена. Хотя, возможно, женщин и заводит такое выражение чувств. А мы уже вновь стоим друг перед другом и, чтобы скрыть взаимную неловкость, вновь встречаемся губами друг с другом, жадно похищая страстные поцелуи и вновь отдавая их. Мама, неужели ты так целуешь отца? Я не могу поверить. Нет, я не верю в это!

— Ммм...

— Что?

Я отрываюсь от её рта.

— Давай-давай.

Испытывая чудовищную неловкость, снимаю трусы и с отчаянием в глазах выпрямляюсь. Прости! Я такой скот...

Под взглядом мамы, он раздувается ещё больше, раздуваясь и готовясь лопнуть под гулкими ударами крови.

— Всё хорошо. Милый!

Я вздрагиваю от ласкового прикосновения её пальцев. Мама, ещё немного, и я кончу! И: Ещё! Пожалуйста! Ещё!.. Я слышу свой стон.

— Иди сюда... – она шепчет, опускаясь на постель. Мне кажется, я сейчас умру. Прямо на этом месте.

Она лежит на спине, слегка раскинув прекрасные ноги в чулочках, и там, где они заканчиваются, опущена тень, скрывающая тайну. Неужели сейчас, вот прямо сейчас, исполнится мечта каждого мальчика, у которого есть мама?.. Мой нос утыкается в жёсткую душистую щёточку волос... Но её бёдра смыкаются, закрывают мой путь к Эдему...

— Серёжа! Нет. Не надо!..

Я склоняюсь над ней.

— Мам! Пожалуйста! Пожалуйста... Дай!..

— Серёжа, нет!..

Я, стиснув зубы и почти со стоном выдыхая, опускаюсь рядом. Целую её закрытые глаза, лоб, лицо. Мои губы прижимаются к её шее, и она вздрагивает. Её грудь вздымается от мелкого нервного дыхания.

— Серёжа. Давай, ты обещал...

Слова, всколыхнувшие окружающую нас тишину, звучат неестественно логично и поэтому особенно бесстыдно. Ведь так не должно быть! Мой член протестующе дрогнув, начинает явственно сникать. А ведь только что разрывался от своей дурацкой мощи! Мне что, сейчас залезть на тебя? Вставить член и совершить половой акт? Нет, не могу так. Я ведь люблю тебя, пойми! Я не скот... Что сейчас будет? Она заметит мою постыдную слабость, встанет, оденется... И уйдёт. Не знаю, что на меня нашло, но я, чувствуя, как слёзы бегут по моим щекам, начинаю говорить, стараясь, чтобы мой голос не слишком дрожал.

— Мама, ты не можешь представить, как я люблю тебя! Ты понимаешь, что для меня это... Святотатство! Вот так, просто... Я так не могу...

Она порывисто поворачивается ко мне и прижимает моё лицо к своей груди. Гладит волосы на моей голове и целует их.

— Прости меня, я дура... Зачем я это затеяла? Вырядилась, как проститутка... И вообще...

Сейчас она уйдёт! НЕТ!..

— Мама, ты можешь подумать, что я тебя не хочу, но это не так. Я хочу тебя не как женщину, а как маму.

— Как это?! – удивлённо прошептала она, отстраняясь.

— Я всегда хотел, чтобы ты меня забрала меня отсюда. Себе в животик.

— Ты поэтому так ломился мне в животик, да? – хихикнула она – Но ты уже большой для моего животика!

— Мам, но он... Он не такой большой, как я.

Её рука скользнула вниз по моему животу.

— Он очень большой! И он всё растёт. Смотри, как...

— Ма, я хочу к тебе.

— Иди ко мне, малыш.

— Я, наверное, всегда этого хотел... Оохмм...

Её рука потянула меня за член на себя. У меня дрожали руки, ноги, живот. В маминой руке член вновь обрёл немыслимую твёрдость. Прекрасные ноги согнуты в коленях и приглашающе распахнуты навстречу мне.

— Иди сюда, Серёженька! Мама возьмёт тебя к себе.

Мои руки трясутся от напряжения, когда я невольно принимаю стойку для отжимания на руках. Ласковые пальцы уверенно тянут меня к себе, в своё лоно. Мамина рука направляет меня. Мышцы на животе напряжены до судорог, когда я начинаю опускаться, и мой член начинает преодолевать неясное сопротивление.

— Серёжа! – вскрикивает она – Подожди! Волосы...

Наше напряжённое сопение в тишине. И вот знакомое ощущение, когда головка члена, преодолевая мягкое сопротивление, погружается в узкое, ждущее мой член пространство. Мама коротко вскрикивает, и я замираю.

— Всё хорошо, - с напряжением выдыхает она. – Давай, Серёженька!

Мои руки подгибаются, и я, опускаюсь вхожу в неё полностью, вызвав повторный ошеломлённый крик. Вот это и произошло. Я вернулся.

— Мама... – пропыхтел я – Я вернулся!..

Я принимаюсь целовать её лицо, её руки гладят мои плечи. Мы находимся в состоянии... Соития? Нет. Это состояние единения друг с другом. Нас разлучили когда-то злые люди – акушеры, но вот теперь мы вместе. Я лежу на маме, и мы оба тяжело дышим. Её ноги сомкнуты, мои тоже. Мои бёдра прижимаются к высоким пышным бёдрам мамы, между которыми просунут мой член. И мы молчим, потому что говорить в этом невероятном состоянии – это кощунство, это табу. Но есть слова, которые я сдержать не в состоянии.

— Я люблю тебя, мамочка! Я люблю тебя!

Она целует меня вместо ответа. Мы вместе осознаём случившееся. Тишина. Наше учащённое дыхание. Мне хочется повторить только что испытанное, но это невозможно...

— Я исполню твоё желание. Можно?..

Я сделаю для тебя всё что угодно, дорогая! Медленно, очень медленно, прислушиваясь к своим чувствам, я выхожу из маминого лона. Тут же чувствую её руку, которой она исследует нас обоих. Её пальцы, словно желая удостовериться, ощупывают мой наполовину вошедший в лоно член и твёрдость лопающихся от спермы яичек. На её лице застыло выражение отрешённой погруженности в свои мысли.

— Мама! Это произошло...

Когда она убирает руку, я начинаю очень медленно... медленно любить маму. Мы оба постанываем от необычных ощущений. У мамы давно не было секса, и у меня тоже. Катя сейчас гостит у своих родителей. А мамина йони давно отвыкла от отцовского лингама. Йони и лингам: так это называется на Востоке. Страсть и нежность, от которых я почти умираю, раз за разом погружаясь в нежную и любящую мякоть любящей тебя плоти. Наше единение неописуемо. Какое это блаженство, доставлять радость своему самому дорогому человеку, зная, что он... Что она любит тебя даже еще больше, чем ты её! Я возбуждаюсь от маминых стонов, так же, как и она от моих. Мама, вы с отцом так же стонали, когда зачинали меня?

— Отец...

Мама открывает глаза, чтобы с недоумением посмотреть на меня.

— Отец, я украл у тебя маму, а я люблю её!

— Серёжа...

Она обнимает меня. Я начинаю чувствовать себя отцом, который зачинает меня. Нет, теперь это я, я зачинаю сам себя! Это парадокс времени разрешим, разрешим! Я нависаю над мамой, мне приятно смотреть, как от моих толчков двигается её голова на подушке, как размётываются её волосы, как выступают мелкие капли пота над верхней губой. Только сейчас до меня доходит, что я овладел ею, по-настоящему имею её. Но мне нужно забыть, что это моя мама, иначе кончу прямо сейчас, в муках, в хлещущем через край отчаянии, когда наслаждение превращается в пытку. В мгновение ока я скатываюсь с мамы и падаю навзничь рядом.

Тёплое дыхание и шёпот беспокойных губ.

— Что случилось, Серёженька?

— Ма, прости... Я не смогу больше, я кончу сейчас...

Она почти неслышно хихикает через нос, но не насмешливо, а счастливо.

— Мне так приятно это слышать!

— Не говори так! Я как скот...

— Да? В таком случае я...

Шёпот уже где-то там, ниже, глуше, горячее дыхание на моём животе.

— Я имею право. Я уже делала это, когда ты был маленьким. Совсем лялькой.

— МАМА!...

Я сдавленно выдыхаю через нос, когда кончик её языка проделывает мокрый горячий след от яичек до кончика члена. Она смотрит на меня, облизывая губы.

— Он мой, и я возьму его.

Она упирается лбом мне в живот, и в следующее мгновение я чувствую, как головка члена погружается в горячее тесное пространство, как её губы плотно охватывают мой член ниже головки.

— Мама, пожалуйста... Мама!..

Что «пожалуйста»? Прекрати? Продолжай? Правда в том, что и то, и другое было бы пыткой. У меня сводит зубы судорогой, когда её рот начинает не спеша облизывать и ласкать головку моего лингама. Мои руки ныряют в шёлковый поток волос и бережно берут в свои объятия её голову. Они тоже не знают, отталкивать её голову или заставить её двигаться быстрее и быстрее... И просто сжимают источник наслаждения, в то время как мои бёдра начинаются непроизвольно двигаться в жадном стремлении проникнуть всё глубже в ласкающую полость рта. Меня всегда возбуждает минет от женщины, поскольку любому мужчине приятно получать наслаждение от унижения женщины, когда она берёт в рот твой орган совокупления. В дурманящих разум сладостных вспышках я смутно понимал, что мама делает это из любви ко мне, что для неё я являюсь плотью от её плоти, но вместе с тем наслаждение от её унижения заставляло меня пыхтеть как насос и, стиснув руками её голову, насаживать её на свой член, становясь всё более жадным в поисках сладострастия. И когда мамины пальчики взялись за мои яички, я уже не смог сдержаться.

Я слышал свои сдавленные вопли, а мои руки прижимали голову мамы к своему животу, и я ничего не мог с ними поделать, поскольку мой агонизирующий член хотел только одного: заполнить спермой источник своего наслаждения.

Когда я перестал выть и дёргаться, я с первобытным любопытством наблюдал, как поднимается мамино лицо, и как из её губ протекает моя сперма, струйками стекающая по твёрдому стержню члена. Остаток мутной жидкости ДОСТИГ маминой ладони. Что-то промычав, она отправилась в ванную, откуда донёсся шум воды из-под крана и звуки полоскания рта. Почему женщины так избегают спермы? – в очередной раз подумалось мне.

Потом мама даже избегала поцелуев со мной. Но она лежала рядом, нагая, красивая, тёплая, а моя рука блуждала по её бедру, наслаждаясь контрастом между бархатной прохладой кожи и гладким теплом тонкого нейлона.

— Теперь моя очередь, - пробормотал я и попытался подняться, потянувшись лицом к её ногам, чувствуя, как мой член снова наливается животворной силой молодости.

В тот же момент, мама с лёгкостью борца повалила меня на лопатки и оседлала меня. Я с восхищением смотрел на неё. Моя жёсткая эрекция не ускользнула от её внимания, и член был немедленно пойман и пленён, словно птица в опытной руке ловчего. Мы смотрели в глаза друг другу, когда моя наездница принялась медленно и беспощадно опускаться на меня, насаживаясь на мой лингам как на кол. Мы вновь составляли единое целое. Мои руки лежали на её бёдрах, держа за талию. А затем началось самое нежное изнасилование на свете, мечта любого сыночка своей мамы. Самый глубинный голос моей души шептал мне, что как никто из женщин, она имела право обладать мною. Она приподнималась и опадала на мне, закрыв глаза и запрокинув лицо, грациозно выпрямившись, предоставляя мне право с восхищением наблюдать за нею. Все другие наездницы просто похищали то, что им не принадлежало, что на самом деле принадлежало маме. И я как бы превратился всего лишь в механизм, машину для секса, в задачу которой входило безотказно выполнять свою механическую функцию, позволяя свой госпоже достигнуть вершин оргазма. Мама дышала всё чаще, всё сильнее волновалась её грудь, которую я пытался поймать губами. А мама – она мстила. Может быть, отцу. Может быть, мне – как представителю всех мужчине. А может быть, мне это лишь казалось. Но каким наслаждением было держать её за талию, следуя её движениям и подчиняясь её возбуждённой йони! А потом она начала выдыхать быстро, с тонким жалобным криком, всё учащаясь и задыхаясь, а крик стал громче и оборвался на тонкой ультразвуковой ноте, когда мама продолжала кричать, но уже беззвучно. Мой член сжимался в неконтролируемых волнах внутри её тела. Её лоно словно превратилось в рот, пытающийся проглотить ставший стальным ствол. Я впервые в жизни наблюдал её оргазм, и это зрелище было настолько интимным, что я почувствовал себя извращенцем – вуайеристом, подглядывающим в манящие запретные щели. А затем мама распласталась на мне, лишившись сил.

Потом она лежала рядом, переводя дыхание, а я обнимал её, ощущая невыразимое счастье мужчины, удовлетворившего свою женщину.

— Как хорошо! – прошептала она, учащённо дыша. – Я не представляла себе, что может быть так хорошо!

Я осыпал её лицо поцелуями, не зная, как выразить свою благодарность её словам. Потом мы целовались, всё более страстно и чувственно, и моё возбуждение нарастало. Внезапно, мама встала с постели и подошла к окну, огромному неудобному окну во всю стену и, потянув за шнурок, развела в стороны тяжёлые шторы. Она стояла на фоне разноцветных огней большого города, и я невольно залюбовался её женственной фигурой, с тонкой талией, с пышными бёдрами, с умопомрачительными ногами. Яркий хулиганский красный огонёк между её ног кольнул меня в глаз и запутался в тёмном сумраке её женственной тайны. А затем я шёл к окну со своим торчащим членом, который колебался от моих шагов, мешая идти, и потом вдруг оказалось, что я уже стою за ней, вдыхая запах её волос и прикасаясь губами к изгибу её шеи и плеча.

Мой член скользнул туда, где затерялся тонкий лучик, и мама сжала его своими ногами, пропустив вперёд его слепую слезящуюся головку. Я протянул руки и взял в них её груди, впервые в жизни ощущая их податливую упругую тяжесть. Мама стояла обнаженной перед лицом ночного города, призывая его в свидетели своей мести мужу, принимая ласки от другого мужчины. Я понял: ей было важно, чтобы свидетелями её измены были все.

— Ты знаешь, - хрипло произнесла она – Там, в каморке дворника...

Она замолчала, а в тишине этой паузы весело мигали огоньки светофоров.

— Этот дворник, - продолжала она медленно – Ему ведь почти удалось выполнить свою роль...

— Этому мерзкому таджику? Значит...

— Он причинил мне боль... Я не ожидала, но он вошёл... Ты понимаешь...

— О, Господи! – простонал я.

— Да, он проник мне в...

— Не надо!..

— В анус. И только потом я вылетела наружу. Я – «шайтон», да?

— Я убью это животное!

— Нет. Ты сделаешь другое.

— Нет!!

Она отстранилась от окна, сгибаясь и упираясь ладонями в стеклопакет.

— Я хочу забыть это. Мне нужно помочь. И этим человеком будешь ты.

— Мама, я...

— Я прошу тебя! – повысила она голос.

— Подожди... – пробормотал я упавшим голосом – Я сейчас.

Мама стояла согнувшись перед лицом стоглазого города, когда я подошёл к ней сзади и положил руки ей на талию. Тихий вкрадчивый лижущий звук.

— Ай!

Я согнулся, замерев, прижимаясь к её спине и целуя по очереди косточки позвонков. Между нами происходило немыслимое. Мама ойкала, когда я подавался вперёд и стонала, когда двигался назад. Медленно, очень медленно, я содомировал её. Свидетель этого, город, подмигивая, пялился на нас. Я мучил её, снова возбуждаясь её унижением, сознавая, что я первый, кто делает это с ней. Мой бесстыдный палец отыскал горячий вход в её лоно и погрузился в него, лаская. Под действием накатившего животного наслаждения я убыстрял темп, и мы оба вскрикивали и стонали, а потом, когда я уже не мог сдерживаться, и в живот мамы одна за одной хлынули вязкие горячие струйки, её тело содрогнулось в оргазме.

Помню, я дал ей коньяка и выпил сам. Эта ночь была головокружительной, жаркой, потной. Я отыскивал её горячее тело в темноте, подминал под себя, и кровать вновь и вновь скрипела и стонала от наших жадных и чувственных движений, которыми мы упивались. И мама наконец позволила мне это, когда я, целуя её живот, сполз вниз и, бережно разведя её ноги, приник ртом к источнику своего рождения. Немногим из сыновей выпало такое счастье, разняв припухший спелый плод, вкусить его нежной мякоти, взбитой бесконечными фрикциями моего члена! Мой лингам и язык чередовались в её лоне, и она наслаждалась моими бесстыдными и опытными ласками, которые она никогда ранее не испытывала. Утро застало нас истощёнными наслаждением и бессонницей. Её утомлённое лицо с кругами под глазами было восхитительным, но я уже валился с ног от слабости. Мы оделись, и я проводил её до такси.

Воспоминания выхватывают перед воображением всё новые и новые образы. Я приезжаю к родителям, мы обедаем вместе за столом. Отец что-то рассказывает. Украдкой ловлю мамин взгляд, и на бесконечное мгновение наши глаза встречаются, и я читаю в них... Что? Я не знаю, это загадка. В комнате отец смотрит по телевизору снукер, а за дверью комнаты я подхожу к маме, смотрю ей в глаза... Наши губы сливаются вместе, мы жадно целуемся, а потом я подхватываю её на руки, на весу прижимаю спиной к стене и овладеваю ею. Наше частое дыхание, рвущиеся и горла вскрики, которые мы гасим жадными поцелуями. Потом, когда мои руки уже не могут держать её, она поворачивается к двери, глядя сквозь щёлочку на отца. На экране телевизора игрок натирает мелком кончик кия. И в то же время кончик моего члена входит в её йони. Я зажимаю ей рот, и только горячий воздух вырывается из её ноздрей... «Шар в лузе!» - звучит торжествующий голос комментатора.

— Ты не хочешь меня?.. – удивлённо спрашивает Катя.

— Знаешь анекдот? «- Вы любите кошек? – Нет. - Вы просто не умеете их готовить!».

— Приготовь меня, - интимным голосом произнесла Катя, забираясь ко мне на колени.

— Ты этого действительно хочешь? Обратного пути не будет.

— Это тайна?

— Это убийственная тайна.

— Это хорошо. Начинай.

Она взяла мою руку, направляя её к себе под юбку. И когда мой палец отодвинул в сторону узкую тесёмку стрингов, она закрыла глаза и закусила губу. Я рассказывал ей всю историю, и она возбуждалась всё сильнее, и от моей руки, и от моих слов. Обнимая меня за шею, она раскачивалась на мне, поднимаясь и опускаясь на мои бёдра и жарко дыша мне в лицо.

— Почему ты не рассказал мне об этом раньше? – сомнамбулически произнесла она.

— Потому что всё только начиналось. Однажды я сидел в своём кабинете и ожидал очередную пациентку...

— Ты, с купленным дипломом психотерапевта, ждал свою очередную «пациентку», чтобы трахнуть её, за её же деньги...

— Я физик. Мне доступны любые тайны природы, включая природу человека.

— Демагог. Но ты её трахнул. Да?

— Когда она вошла в мой офис, я решил, что схожу с ума...

— Бляааадь!.. – выдохнула Катя - Кто она?!

Я рассказывал и рассказывал, чувствуя, что уже необратимо возбуждаюсь сам.

— Твой отец? Ты сидел в кресле, а он...

— Да.

— Что «Да»?! Продолжай, я сейчас кончу!!

Катя стонала, кусая губы.

— Ты... Мерзкий писателишка!.. Признайся, ты ведь это всё придумал, да? Ты просто хочешь узнать мою реакцию на свой рассказ? Графоман ты хренов!

— Не надейся, - безжалостно отвечал я. – Всё так именно и было. Хочешь сама спросить у отца? Я его позову.

Катя вперилась в меня своим взглядом, затем соскочила с моих колен и принялась быстро ходить по комнате, прижимая руки к груди. Вдруг она остановилась на месте и криво улыбнулась.

— А давай. Позови его.

Я улыбнулся и молча достал трубку.

— Пап, зайди пожалуйста. Сможешь? Да, сейчас... Ничего не случилось. А вот увидишь... Хорошо.

Катя с ужасом посмотрела на меня.

— Ты с ума сошёл? Что я ему скажу? «Папа, вы меня трахнули?».

— А что, нормально. Спроси прямо в лоб, нефиг рассусоливать.

Она присела на диванчик и потёрла лоб ладонью.

— Ты хочешь, чтобы я выглядела дурой?

— Я хочу посмотреть, как вы оба будете выглядеть.

— Я ничего не буду говорить! – решительно произнесла она. – Сам выкручивайся из этого.

— Ну ладно, - ответил я спокойно.

Катя смотрела меня в недоумении. Она вскакивала, ходила по комнате, что-то порывалась спросить, но затем, видимо, решила, что не даст мне такого удовольствия. Когда раздался звонок в дверь, она побледнела.

— Ну, давай, открой отцу.

Она сорвалась с места и бросилась в прихожую.

— Здравствуй, Катюша. Серёга дома? Он мне звонил.

Катя что-то буркнула и откашлялась. Отец вошёл, приминая рукой непослушные седеющие вихры и присел на диван. Следом зашла Катя, глядя на меня, как кролик на удава и разминая посиневшие как от холода кисти рук. Её всю трясло от волнения. Я улыбнулся отцу.

— Пап, тебе нравится Катя?

Отец глядел на меня с удивлением, Катя – со страхом.

— Эээ... Ну... Да, конечно. Катя – отличная девушка. У тебя очень красивая жена, сын.

Отец неуверенно улыбнулся. Катя нервно переводила взгляд с меня на отца и обратно.

— Здорово. Хочешь её?

Недоумение во взгляде отца возрастало.

— Хочешь её – что? – глухо спросил он.

Катя в ужасе прикрыла рот ладонью.

— Ну, как что. Попользовать. Получить удовольствие. Трахнуть, наконец.

Отец побагровел.

— Это что за... Дурацкие...

— Как на дне рождения, у мамы? – перебил я его.

Отец замолк, грузно осев на диване, и боязливо покосился в сторону Кати. Затем, засопев, поднялся.

— Я пойду, - проговорил он вполголоса и направился к двери.

— Подожди, - остановил я его. – Ты ведь не хочешь, чтобы мама узнала об этом?

Катя тихо вскрикнула, не удержавшись. Я встал с кресла, подошёл к ней и развернул её за плечи лицом к отцу.

— Теперь не украдкой, а совершенно легально. Можешь делать с ней всё, что захочешь. Ты ведь хочешь, отец?

Они оба, как под гипнозом, вяло позволили мне запихнуть их в спальню. Здесь я остановился и посмотрел в глаза отцу.

— Папа, пойми. Я люблю тебя. Мы любим тебя оба. И я не хочу, чтобы ты мучился чувством вины. Считай это подарком.

Отец бросил на Катю всё тот же мимолётный боязливый взгляд.

— Катя, ты ведь тоже хочешь испытать всё это. Не во сне, а в реале? Правда, ведь? Вам теперь нечего скрывать, поймите, какое это облегчение, настоящий катарсис! Пап, что молчишь? Тебе помочь?

Я подтолкнул Катю поближе к отцу.

— Просто дотронься до неё. Посмотри, какая она красивая. Какая тёплая. Она вся твоя. Не упусти свой шанс, отец!

Катя слепо качнулась в сторону и попыталась уйти, но я схватил её сзади за руки.

— Я держу. Бери её.

Катя тихонько всхлипнула, и по её щекам побежали слёзы.

— Не обращай внимания, она хочет. Возьми её. Не стой столбом, - добавил я мягко. – Разденься для приличия.

Отец быстро разделся. Он был возбуждён, и было очевидно, что вынужденное воздержание от мамы не прошло даром. Я поднял ледяную, как у Снежной Королевы, но в то же время, покорную ладонь Кати и вложил в неё возбуждённый член отца. Разделся сам, сел в кресло у двери, чтобы не дать Кате ускользнуть. Погрузился в мягкие плюшевые объятия кресла и осторожно сжал пальцами свой томящийся, истекающий прозрачной смазкой пенис.

Апрель 2021.

mir-аnd-а@yаndех.ru