Прораб Токмаков как-то пообещал Маше, жене Дерябина, своего начальника, показать стройку с высоты. И вот она пришла в легком белом платье с вырезом у шеи, белых носочках и изящных туфельках. Токмаков проводил совещание, поэтому он попросил Макарова помочь Маше подняться по лестнице и что-нибудь ей рассказать. Вовка подвел ее к крутой лестнице, на которую она немедленно залезла, явив восхищенному Вовкиному взору полные белые бедра и полоску кружевных трусов между ними. Так, нимало не спеша, они взобрались на первую площадку.
— Вот, смотрите! – повел рукой Вовка. – Наша стройка!
— Красота! – восхитилась Маша.
— Вот и я считаю, красота! – подхватил Макаров. – Бывает красота тихая, спокойная, а эта создана человеком!
— А вот там мой дом! – воскликнула Маша. – Видите?
Вовка покивал.
— А еще выше можно? – попросила Маша.
— Вообще-то там только верхолазы работают. – смутился Макаров. – Но для Вас...
Они снова полезли, и опять над Вовкой замелькали бедра и трусы, съехавшие в сторону и обнажившие полные губы, поросшие редким светлым волосом. Вовкин член уже восстал, и цеплялся сквозь спецовочные штаны за ступеньки крутой лестницы: дын, дын, дын! Дальше подниматься было уже невозможно, лестницы кончились, и на высоте десятиэтажного дома оставались только канаты, веревки и скобы. У Маши с непривычки закружилась голова.
— Ой, я что-то...
— Так, спускаемся! – громко сказал Макаров в розовое ушко. – Считайте про себя, или лучше читайте стихи:
Однажды, в студеную зимнюю пору,
Я из лесу вышел; был сильный мороз.
Гляжу, поднимается медленно в гору
Лошадка, везущая хворосту воз.
Он левой рукой подхватил молодую женщину под мышки, сжимая мягкую грудь под тонким лифчиком., а правую, задрав подол, запустил даме в трусы, оттянув резинку, нашарил шершавую дырочку ануса, а дальше и упругие половые губы.
— Я сегодня приду вечером. Выходите в сад! – сказал Макаров.
Маша, уже пришедшая в себя, кивнула и исподлобья обещающе взглянула на Вовку. Видимо, карьерист Дерябин серьезно не дорабатывал по женской части.
Поздно вечером Макаров пробрался в сад и замер, осматриваясь. В большом доме горело только одно окно, и в этом окне виднелся силуэт Маши. Вовка подобрал маленький камушек и бросил в стекло. Динь! Маша вздрогнула, и свет большой настольной лампы мгновенно погас. Затем окно с легким треском распахнулось.
— Я Вас ждала! – сказала Маша, высунувшись по пояс.
В свете луны было видно, что она в одной кружевной комбинации на тонких бретельках.
— Что же Вы так долго?
— Совещание, будь оно неладно, – пояснил Макаров. – Они еще долго просидят, а я у Токмакова отпросился и сюда!
— А мой муж?
— И Дерябин там.
Она отошла от окна.
— Забирайтесь!
Вовка подошел к стене, наступил ногой на завалинку и ловко забрался на подоконник, опершись на одно колено.
— Сюда, сюда! – шепотом звала Маша. – Все уже спят, и надо все делать тихо!
Она отошла еще на пару шагов и встала у постели.
— Вот оно, супружеское ложе! – горько прошептала она. – Так получай!
Маша решительно спустила с плеч узкие бретельки и встала, обнаженная, перед Макаровым. В ярком лунном свете она была великолепна! Полные груди тяжело вздымались при каждом вдохе, а острые соски смотрели в стороны и вверх. Небольшой округлый живот совсем не портил ее ладную фигуру с широкими бедрами, а треугольник светлых кудрявых волос словно подбирал его снизу. «Дурак этот Дерябин!», – подумал Вовка, быстро скидывая с себя одежду. «Какой же он дурак!».
— Мой муж не хочет детей, – сказала Маша, приподнимая груди кверху к плечам. – Он пишет докторскую диссертацию, а я решила родить назло ему, и Вы мне в этом должны помочь. Как врач и как женщина, я знаю, что сегодняшний день наилучший для зачатия.
Вовка нагнулся и поцеловал ее в полные губы.
— Никаких поцелуев! – яростно прошептала Маша. – Давайте сразу туда!
Она повернулась, и, опершись на кровать, приподняла широкий зад. Макаров погладил ее нижние губы, мокрые от страстного в
ожделения. Ладно, сейчас, подумал Вовка, водя головкой давно восставшего члена по нежным волоскам, вдую по первое число, не сомневайтесь, мадам! И он одним толчком вошел в ее тесное, как у девочки, влагалище. Маша охнула. Макаров задергался, как кролик, мелкими движениями, но Дерябина считала по-другому.
— Быстрей и глубже! – шептала она, подаваясь навстречу каждому удару. – Быстрее и глубже!
Она сжала мышцами влагалища член, и Вовка внедрился в Машу еще глубже, сходу затолкав внутрь матки слизистую пробку, закрывавшую вход, и тут же, плотно прижавшись к ягодицам молодой жадной женщины, изверг в матку горячее семя, содрогаясь с каждым толчком вместе с Машей. По юношеской привычке Макаров считал, сколько его член дергался, выстреливая сперму. Обычно это происходило не более двадцати раз, а сейчас он досчитал до пятидесяти и сбился. Член уже опадал, выдавливая в Машино лоно последние капли, и выскользнул, бессильно повиснув. Маша села на кровать и усадила Макарова рядом.
— Я даже не знаю, как Вас зовут! – сказала Дерябина, выдавливая сперму из влагалища на ладонь и размазывая ее по грудям.
Вовка, еще тяжело дыша, встал и церемонно поклонился.
— Владимир Макаров, инженер-механик по подъемно-транспортным устройствам.
Встала и Маша, и сделала реверанс.
— Мария Берестова, озеленитель. Врач по образованию.
Она впервые за несколько лет назвала себя по девичьей фамилии, чем была горда. Правда, приседая в изящном книксене, она забыла, что делая это, оставалась голой, и развела ноги слишком широко, показав не только волосатые большие губы, но и вылезшие наружу розовые малые. Что вызвало у Макарова новый приступ эрекции. Он скосил глаза на окрепший член и предложил:
— Мадам, может еще разок? А? И еще, может, перейдем на «ты»? После такого «знакомства»...
— Конечно, Владимир.
— Володя, если можно. Так как, Маша, еще разик? Только лежа.
Маша расслабленно ушла в себя, прислуживаясь к голосу тела.
— Хорошо. Как мне лечь?
— Ложись на спину, я заберусь на тебя, в общем, традиционно.
— Хочу попросить, в матку больше не входи, ладно? Больно...
— Ладно.
Теперь все произошло не так, как в первый раз. Маша охотно опрокинулась на спину, и Вовка возлег на нее, ощущая теплоту и гладкость ее тела, а мягкие груди уперлись напряженными сосками в его мускулистую грудь, царапая кожу. Маша задышала тяжело, и Макаров, подтянув колени и опершись на локти, чуть отстранился, перестав давить на нее всей своей тяжестью, и Маша благодарно сказала:
— Да, так лучше. Намного.
Вовкин член теперь ходил легко, словно плавал в сперме, которая еще не успела ни всосаться, ни высохнуть. И двигался Макаров намного медленнее и плавней. Маша свела ноги, ограничивая глубину введения и дополнительно сдавливая член. Кончил Вовка нескоро, и не столь обильно, но вспотел, как в бане. Но Маша осталась довольна, предложив совокупиться в третий раз, положив Макарова на спину и взгромоздившись на него сверху...
Они лежали рядом, отдыхая.
— Маш, а почему ты не бросишь своего муженька?
— Я дала ему слово, что мы расстанемся только после его докторской защиты.
— Ха, слово! Будь хозяйкой своего слова, дала, забери назад! И все дела. И вообще, Токмаков по тебе, по-моему, неровно дышит. А он – мужик правильный и надежный, как червячный редуктор. И член у него, о-го-го, побольше моего будет! Я в дУше видел.
— Токмаков, говоришь? А я замечаю, что он на меня смотрит как-то по- особенному.
И добавила без всякого перехода:
— Ты, надеюсь, больше не хочешь? Я бы поспала.
— Думаю, хватит на сегодня, и мой «ломик» немного устал, пробивая твою «лётку».
Она тихо рассмеялась.
— Тогда иди. Как бы муж не приехал...
— А хочешь, я ему морду набью?
— Зачем? Я и так скоро от него избавлюсь. Сквалыжный, он, по парткомам тебя затаскает...
— Тогда, пожалуй, пойду, а?
Маша получила свое, и больше в осеменителе не нуждалась. Вовка оделся, и выбравшись в то же окно, зашагал к асфальтированной дороге, по которой ехала «Победа» с Дерябиным.