Валя-Валюшка

Автобус черепашьим шагом плёлся по направлению к городу, раскаленный безжалостным огненным диском, клонящимся к закату, но не дающему и малейшей надежды на передышку от невыносимой духоты.

Люди в переполненном, набитом, как селедки в банке, салоне, изнеможенные жарой, при малейшем поводе срывали злость на окружающих, будто они был в чём-то виноваты.

То тут, то там возникали словесные перепалки, ещё больше нагнетая невыносимую атмосферу душного, закрытого пространства.

— «Будешь выходить на следующей остановке?», - навалилась грудью женщина средних лет, держа в руках две увесистых сумки с испариной на лице.

Потное толстое тело прижалось ко мне, не дождавшись ответа, нагло толкая, вызывая раздражение и злость.

Тяжело вздохнув, я повернулся боком, стараясь пропустить его, и руку зажало между мной и женским животом.

Прорываясь к выходу, оно, просунуло вперед ногу, вслед за одной из сумок, и то приседало, то выпрямлялось, протискиваясь в узкую щель, не замечая, что подол легкой юбочки, с каждой попыткой задирался всё выше, оголяя полненькие загорелые ножки.

Рука ощутила впившуюся резинку трусов в пухленький животик, чуть ниже крупного пупочка, чем-то отдалённо напоминающее заманчивое, интимное место у женщины.

Не столько трусики, сколь это эротичное углубление навеяло воспоминание о недавно встрече с соседкой – Тамарой Петровной, так удачно закончившейся для меня.

Это была первая женщина, которую не я, а она - соблазнила меня, пригласив в гости, помочь настроить телевизор. Ну и настроил …

Да и вообще, разве мы соблазняем их? Хочется думать так, теша мужскую гордость. А на самом деле и выбирают, и соблазняют они, благосклонно допуская до своего тела, обладая непонятным здравому смыслу чутьём.

Так откровенно и нагло никто и никогда не манипулировал моими чувствами, как Тамара Петровна, заставляя выполнять её малейшие прихоти, теша иллюзией, что это моя собственная инициатива.

Приятные воспоминания слегка закружили голову, разливаясь по телу сладострастной истомой, вызывая непреодолимое желание дотронуться до пупочка, нежно провести пальчиком, проверить его глубину.

Но я не был наглым, искушенным в общении с женщинами, тем более намного старше меня, годящихся в матери. От откровенного прикосновения, чувствуя неудобство, стыд, попытался вытащить руку из тисков, не произвольно приподнимая ещё выше подол юбки, наглой бабы.

— «Ты мне все зубы локтем выбьешь! Размахался руками! - остановил резкий окрик. – Опусти её сейчас же! Не в такси едешь!»

— «Не нравиться, сама в такси езди!», - со злостью пронеслось в голове, и рука опустилась ещё ниже, чем была, ощущая обнаженное потное бедро, край трусов, с вырывающимися из-под него жесткими волосами.

— «Сейчас ещё орать начнет, что в трусы к ней лезу, - подумал, осознавая неудобство создавшегося положения, и кровь прилила к лицу, покрыв щеки легким румянцем. – Вот больная!»

— «Возомнит ещё, что я её лапаю? Старая корова, дойки отрастила, как вымя, кто на тебя позарится? - оправдывал себя, но убрать руку не было возможности, а она, лезла вперед, всё настойчивей, словно специально, прижимаясь к ней, не обращая на это внимания. – Хотя бы побрилась там!»

— «Ты ещё руку мою себе между ног засунь», - раздраженно подумал, чувствуя, как тыльная сторона ладони прикоснулась к кучерявой лужайке, под тонкой тканью трусов.

При каждом её движении всё явственнее прощупывался волосатый лобок, чуть прикрытый свободно облегающей тканью, а баба, словно издеваясь надо мной, толкала низом живота, безуспешно пытаясь протиснуться толстую задницу ближе к выходу.

— «Молодой человек, вы можете хоть немножко подвинуться, - теряя терпение, как змея, зашипела она. – Не один едите. Пропустите! Мне выходить надо!»

Сдержав раздражение, я улыбнулся, поворачивая голову:

— «Женщина, ну куда я подвинусь? Автобус остановиться, выйду, пропущу Вас, успокойтесь»

Но она словно глухая, отчаянно протискивалась к двери, позволяя беспрепятственно бродить по мохнатой растительности, изучать волнующий рельеф женского лобка, под нависшим над ним животиком.

Злость к наглой, толкающейся женщине, постепенно улетучивалась, уступая место природному интересу к женскому телу. Прикосновенное к запретной плоти, ужасно будоражило сознание, заставляя переместиться все органы чувств на тыльную сторону ладони.

Мужской инстинкт затуманивал разум, заставляя преодолевать страх скандала, смелее двигать рукой.

Вот уже не остались тайной выпуклый лобок, глубокая расщелина, высоко поднимающаяся на него, пытающаяся скрыться в складках жира, а она продолжает давить животом, не чувствуя этого.

— «Вот сучка бесстыжая! Совсем за мужчину не считает, садится на руку, как на член, а ей, хоть бы хны!», - пронеслось в голове, чувствуя, как наливаются кровью гениталии, тянущая истома разливается внизу живота.

Нет, такого со мной ещё никогда не было, так открыто и нагло, трогать взрослую женщину, а она даже не предпринимает попытку уклониться от столь откровенного изучения её прелестей.

Да разве я её трогаю, сама лезет ко мне!

Нет, всё-таки классно ездить в переполненном автобусе рядом с такими дурами!

Сладострастные мысли проносились в голове, дополняя фантазией неисследованные участки манящей промежности, совершенно отключая от реальности.

Вокруг ничего не существовало, только тыльная сторона ладони, прижатая к низу женского животика, местами слегка скрываемая тонкой тканью трусиков!

— «Жалко, что она выходит, - с сожалением пронеслось в голове, бродя по голому лобку, покрытому только жесткими волосами, из-за сдвинувшейся в сторону ткани, - интересно, что было бы дальше?»

— «Неужели она ничего не чувствует? – сверлили похотливые мысли, а рука продолжала исследовать лобок, - Чувствует! Решила потереться влагалищем, а тут такой удобный случай! Тем более пацан молодой, скромный, годящийся ей в сыновья!»

И как только автобус начал медленно притормаживать, понимая, что скоро она проскользнет мимо, выйдет на остановке, я вывернул ладонь, накрывая женское лоно, то ли от злости, то ли от желания показать, до чего меня довела, и далеко не мальчик стоит перед ней. А может просто, от отсутствия мозгов, поддавшись мимолетному, лишающему разума желанию.

Оно затрепетало, задергалось, словно пойманный воробушек. Женщина, не выпуская из рук сумок, судорожно попыталась сдвинуть ножки, но правая, далеко выставленная вперед, не позволили этого сделать.

Она дернулась, удивленно подняла на меня взгляд. Глаза встретились, и я увидел в них ужас, какую-то обреченную покорность, собственную вину за случившееся.

— «Пожалуйста, … пропустите. У меня очень тяжелые сумки, - еле слышно слетело с её губ, и, покрываясь румянцем, опустила глаза, боясь открыто сказать, чтобы я убрал руку, не до конца понимая или, не хотя, верить в происходящее. – Мне … надо выходить …»

Уже не было наглого голоса, злых ноток, ранее звучащих в нём. Он дрожал, заискивающе просил, умолял пропустить её, вызывая во мне обратную реакцию.

— «А я могу Вам помочь, - не отводя взгляда, произнес, сдвигая в сторону, слегка свисающую в промежности, скомканную ткань, прикасаясь к оголенному влагалищу и сильнее просовывая руку между расставленных ножек, накрывая пухленькие валики, с манящей расщелиной между ними. – Вам далеко их нести?»

Мне показалось, что она сейчас упадет, судорожно пытаясь сдвинуть, потные бедра, пробуя присесть, уклониться от бесстыдной хватки! Но если бы она даже потеряла сознание, то так бы и осталась стоять, сжатой тисками людских тел.

Широко раскрытые глаза уставились на меня, приоткрытый рот готов был закричать:

— «Спасите, помогите, насилуют! В трусы лезут!»

Но она, жадно глотнула воздух, ещё больше покрывшись краской, беззвучно зашевелила губами, смотря умоляющим взглядом. Пауза затягивалась и я, улыбнувшись, спокойно произнес:

— «Так я Вам помогу донести сумки, это мне не составит труда. Нельзя женщине носить такие тяжести»

Она сразу отвела взгляд, поникла головой, смиряясь со своим положением, не зная, что предпринять.

Закричи и десятки саркастических реплик посыпаться со всех сторон, не веря ей, унижая и так растоптанное достоинство.

Кто поверит, что молодой, годящийся в сыновья, симпатичный парень, стоящий к ней почти спиной, залез в трусы! Да и как она позволила это! Бред, просто бред! А если разрешила, то кто ты после этого, зачем об этом кричать на весь автобус, наслаждайся молча.

И зачем ему нужна старая баба, ведь вокруг столько красивых, молодых девчонок.

— «Спасибо, … не надо. Я … сама …», - задрожали губы, не осмеливаясь поднять на меня взгляд, чувствуя, как рука бродит между ног, прикасается к гребешочкам малых половых губок, так соблазнительно выглянувшим из расщелины, окруженной мясистыми, волосатыми холмами.

Я не мог поверить, что держу взрослую женщину, намного старше меня, за влагалище, засунув руку в трусы, в переполненном автобусе, а она даже не пытается вырваться, сопротивляться, не возмущается, покорно стоит, покраснев, опустив глаза, ожидая решения своей участи.

Сладострастная волна похоти накрыла разум, отказывая ему в критическом мышлении, заставляя думать только о доступности её прелестей. Ещё никогда, я не чувствовал такой реальной сексуальной власти над женщиной, внутренне упиваясь ей!

— «Ну что Вы, мне будет очень приятно помочь, - лаская средним пальчиком, высунувшуюся из расщелины нежную плоть, стараясь произнести, как можно спокойней, чувствуя, что перехватывает дыхание и сердце вырывается из груди. – Вас же никто не будет встречать?»

Скажи, что на остановке ждёт муж или кто-нибудь другой, и я бы убрал руку, остался в автобусе, с сожалением смотря на удаляющуюся фигурку в окне. Но она, сделав небольшую паузу, как-то обреченно, тихо произнесла:

— «Нет, … никто …»

— «А муж?», - не унимался, чувствуя, как пальчики ощущают нервную дрожь женского тела, пытаясь развести пухлые валики, проникнуть во влажную расщелину.

— «Он … в отпуске, … уехал на две недели …, - зачем-то откровенничала она. – Его … сейчас нет …»

— «Вот видите, как хорошо, что есть тот, кто поможет, донести сумки. Надеюсь, Вы не против моей помощи?», - произнес, чувствуя, как от неожиданной удачи, подкашиваются ноги.

— «Нет, … надо …», - задрожал голос, как только средний пальчик надавил между волосатыми губками, и они податливо стали пропускать его, то ли запрещая проникать во влажную расщелину, то ли отказываясь от помощи.

— «Нет, что Вы, я Вам помогу! Мне не трудно, даже приятно оказать услугу такой красивой женщине», - произнес, чувствуя, как он проскользнул, обдаваемый внутренним жаром женского чрева.

Она, дрожала всем телом, словно её бил озноб, не в состоянии произнести слова, находясь в полуобморочном состоянии.

О чем женщина думала в этот момент – не знаю, интуицией, прекрасно понимая, что просто так я её не отпущу, захочу большего, чем исследования, прикосновения к гениталиям.

— «Серега, выходим», - крикнул другу, вытаскивая вспотевшую руку из-под юбки, проталкиваясь к открытой двери, как только автобус сделал остановку.

Я помог ей выйти, принимая сначала одну, затем другую сумку, деликатно подавая руку.

Со стороны можно было нас принять за родственников, даже мать с сыном, или очень хороших знакомых, если бы не мой горящий взгляд, оценивающий женские формы.

Она была не очень молода, примерно лет сорока, со стянутыми на затылке, крашенными в золотистый цвет волосами, пёстрой юбке, чуть ниже колен.

Небольшого роста, с короткими ножками, широким тазом и приличной грудью, распирающей белую блузку с небольшим декольте, из коротких рукавов которой, выглядывали пухленькие ручки.

В открытом носочке светло-коричневых босоножек, на невысоком каблучке, виднелись маленькие пальчики, с облезлым розовым лаком на ноготках.

Обыкновенная невзрачная серая мышка, на которую я не обратил бы никогда внимания, но в этот миг она казалась самой желанной на свете, созданной для любви и наслаждения.

На лице, с отсутствием и намека на косметику, блуждала глупая улыбка на дрожащих губах, то ли от страха, то ли от обреченной покорности, желания подчиниться мужской воли, а может просто, не зная, как себя повести, что предпринять в данной ситуации.

— «Ого, какие они тяжелые! – произнес, обнимая за довольно узкую талию, чувствуя, как от прикосновения по её коже пробежала нервная дрожь. – Разве можно женщине такие тяжести носить? Серега, возьми сумки»

Мы шли вдоль лесополосы. Я, уверенно обнимая её, чувствуя, как напрягся от желания член, биение сердца в паху, не зная, как поступить дальше, а друг чуть сзади, таща тяжелую поклажу, не понимая, что происходит, с удивлением смотря на нас.

Она могла отказаться от нашей помощи, закричать, вырваться из объятий, но не сделала этого, покорно идя рядом, позволяя руке бесстыдно бродить по её телу.

— «Куда Вы меня ведете? – вдруг робко, дрожащим голоском, спросила, прервав молчание. – Мне … надо домой, …меня ждут …»

— «А что ты молчишь? - засмеялся я, опуская руку на покатую ягодицу. – Хочешь пригласить нас в гости? Так и скажи!»

Женщина сразу затихла, не ответила ничего, и мы пошли через небольшой лесок, по узенькой тропинке. Не прошло и минуты, как вышли на маленькую полянку со всех сторон окруженную густым кустарником. Она резко остановилась и тихо, чуть не плача, умоляющим голосом, спросила:

— «Мальчики, Вы, что хотите от меня?»

— «Вы хорошие ребята. У меня два сына, такого возраста, как Вы. Вам было бы приятно, если бы с Вашей матерью сделали то, что Вы хотите сделать со мной?»

От её слов, словно камень, свалился с сердца, открыто сказав то, чего я не мог произнести, не зная, как поступить с ней дальше.

Возможно, мы бы довели её домой, с сожалением после, вспоминая о неиспользованной возможности, но она сама толкала нас в нужном направлении, заставляя открыто признаться в своём желании.

— «Как тебя зовут?», - не отвечая на вопрос, спросил я.

— «Валя, - произнесла она, отступая чуть назад, стыдливо опуская глаза. – Валюша»

Назови себя по имени и отчеству, оградись от нас барьером, создай дистанцию, и их труднее было бы преодолеть, посягая на её достоинство.

На секунду мне показалось, что она обыкновенная ровесница, девчонка с соседней улицы, которую я раньше просто не видел, не обращая на неё внимания.

— «А у тебя есть любовник, Валюша? Мужчина, который периодически с тобой спит? Кроме мужа?»

Она покраснела, как загнанный зверек, бросила стыдливый взгляд на нас.

— «У меня, … у меня, … есть! - то ли от глупости, то ли растерявшись, выпалила, с вызовом смотря на меня. – Конечно, есть, а как Вы думали?»

А может, сказать так, заставил её обыкновенный стыд, за мимолетное желание, охватившее в автобусе, обделенной мужским вниманием, за свою бабью глупость, разрешив столь откровенное прикосновение. Кто его знает, но фальшь её слов ужасно резала слух. Она словно маленькая девочка пыталась доказать того, что не существовало.

— «А часто он трахает тебя, Валюша? А муж, как к этому относиться? Или он не знает, что у тебя есть любовник?», - усмехнулся, провоцируя на дальнейшую ложь.

— «Даже не смейте об этом думать!», - вскрикнула она, делая попытку взять сумки и вырваться от нас.

Но я не позволил этого, обнимая полненькое тельце и впиваясь губами в чуть приоткрытый рот. От неожиданности женщина откинула голову назад, покорно подставляя губы, поцелую, но вдруг вздрогнула, словно вспомнив что-то, начала сопротивляться, пытаясь вырваться из объятий.

Её сопротивление так же неожиданно закончилось, как и началось.


Мягкие, по

датливые губы пошли навстречу, раскрылись, как бутон, позволяя проникать языку внутрь, нежно лаская сладкие уста, вырывая из её груди тихий, протяжный стон, очень похожий на мурлыкание кошки.

— «Какая ты сладкая!», - шепнул, не отрываясь от неё.

Она затихла в моих объятиях и беззвучно заплакала. Мы стояли, так несколько минут. Я наслаждался вкусом зрелой самки, бродя руками по полноватому телу, а она тихо всхлипывала, покорно предоставляя себя поцелуям.

У неё подкосились ноги, и мне показалось, что она сейчас упадет, когда разжал объятия, прислоняя её к одиноко стоящему, выступающему из кустов толстому дубу.

— «Я думаю, что ты нас обманываешь, - произнес глядя на неё, расстегивая верхнюю пуговку блузки. – Тебя трахают очень редко, если вообще кто-нибудь трахает. Один раз в месяц? Один раз в год? Или реже? Признайся Валюша, тут все свои»

Я говорил, не веря, что произношу такие наглые слова взрослой женщине, а она кивала головой, соглашаясь со мной во всём, обреченно смотря, как одна за другой расстегиваются пуговки на блузке, словно желая остановить неприятную для неё беседу.

— «А сегодня у тебя есть возможность попробовать молодых, здоровых ребят, если ты конечно, не против этого?», - снимая блузку, тихо произнес, голосом, не терпящим возражения, чувствуя, что от её покорности лишаюсь последней капли рассудка.

Белоснежная ткань заскользила по обнаженным рукам, и они слегка дернулись, словно пытаясь запахнуть полы, прижать их к груди и закричать: - «Что Вы делаете? Зачем меня раздеваете?», - но она покорно, опустив глаза, позволила её снять, бросить на рядом стоящий куст.

Старенький, хлопчатобумажный бюстгальтер туго обтягивал налитую грудь, заставляя лямочки сильно впиться в плечи, под их тяжестью.

Я обнял её, прижал к себе, ища застежку на юбочке, чувствуя, как гулко бьется женское сердечко. Крючочек жалобно скрипнул, зашелестела змейка, ослабляя натяжения пояса.

— «Ты согласна?», - произнес, ухватившись за подол, и потянул вверх, а она покорно подняла руки, показывая волосатые подмышки, позволяя её снять, так же, как и блузку.

Её покорность и доступность поражали меня, не могли уложиться в голове, всё сильнее распыляя страсть к этой милой женщине. Или боится нас или истосковалась по мужскому вниманию, ласке? Этого понять я не мог! Зная только одно, что остановиться уже невозможно! Она сама позволяла делать с ней то, что я хотел!

Валентина стояла в одном нижнем белье, как-то стеснительно скрестив руки внизу небольшого животика, прикрывая волосики, просвечивающиеся через белую ткань и вырывающихся по краям, свободных трусиков, обреченно опустив голову, с ярко красным румянцем на щеках.

Она не была самой красивой женщиной на свете. Обыкновенная сорокалетняя дама, уставшая от повседневной суеты, не в состоянии уделять себе внимание, но самая желанная и соблазнительная в этот момент – это точно!

Обняв пухленькое тельце, ладони побежали по обнаженной спине, губы, покрывали шейку легкими поцелуями, чувствуя, как трепещет обнаженное тело.

Пальчики прикоснулись к застежке лифчика, и через мгновение натяжение ткани ослабло, позволяя снять лямочки с плеч, потянуть его вниз, обнажая белоснежные булки грудей с огромными, словно блюдца светло-коричневыми ореолами вокруг сморщенных, довольно крупных, сосцов.

Грудь волнующе задрожала, повисла, расширяясь к низу, как две огромные спелые груши, со светло-синими прожилками вен и красными полосками, оставленными тугой материей.

Она даже не сделала попытки остановить меня, от стыда закрывая ладонями лицо, словно страус, пряча голову в песок, прижимаясь локтями к обнаженным соскам, изредка всхлипывая носом.

Пальцы ухватились за резинку трусиков, впившуюся в тело, и потянули вниз. Тонкая ткань, скатываясь рулончиком, заскользила по бедрам, обнажая небольшой животик, с ярко красной полосой, оставленной резинкой, нависший над пышным кустарником рыжих волосиков, который, наверное, никогда не касалось, лезвие бритвы.

Женщина сжала полноватые ножки, заведя коленку за коленку, стараясь удержать их, не дать полностью снять с себя, понимая, что это последний бастион, хоть как-то прикрывающий её наготу.

Валюшка стояла, со спущенными до колен трусами, не шевелясь, под разгоряченными взглядами, страстно изучающими обнаженное тело, а я судорожно расстегивал джинсы, дрожащими от волнения руками, ловя между её пальцами взгляд на выскочившей из трусов вздыбленной плоти.

Трудно понять, со страхом или любопытством она рассматривала меня, но когда я вновь обнял её, и повернул спиной, обхватывая увесистую грудь, с губ Валентины сорвался тихий стон, словно она с нетерпением ждала этого.

Ладони подхватили снизу весящую грудь, словно пробуя её вес, нежно массируя мягкую, как пуховая подушка, плоть.

Пальчики сжали сосочки, слегка покручивая из стороны в сторону, и они сразу отозвались, нахохлились, стали словно резиновые.

Я обнимал податливое женское тело, слегка целуя шейку, прижимаясь возбужденным членом к расщелине между ягодицами, а она, опустив руки, стояла, закрыв глаза, с обреченной покорностью принимая мои ласки.

Левая рука опустилась вниз, скользнула по расщелине, прижимаясь ладонью к половым губкам. Влажность их поразила меня! Пальчики развели в стороны пухлые валики, скользнули между ними, ощущая влажный жар женского лона.

Положив руку на плечо, я слегка надавил, заставляя наклониться вперед, и она сразу поняла, что я хочу, сгибаясь в пояснице, упираясь руками в шершавую кору дуба, делая шаг вперед, и непроизвольно чуть расставляя ножки.

Трусики, больше не сдерживаемые коленками, плавно заскользили, накрывая ступни, опускаясь на землю, как флаг капитуляции. Она переступила через ткань, отбрасывая их, как ненужный атрибут, полностью соглашаясь с этим.

Головка коснулась расщелины, заскользила по ней, но как я ни старался, не мог попасть в желанное чрево, проскочить в глубину животика, чувствуя, как возбуждение разрывает плоть.

Она, то упиралась в анальное отверстие, вырывая из женской груди тихий стон, наполненный болью и страданием, то скользила между волосатыми валиками, ища вход в пещерку, но все попытки были тщетны!

Сгорая от нетерпения, я, взяв её за руку, и повлек на траву. Валюшка с покорностью легла на спину, не открывая глаз. Руки обхватили под коленками, разводя ножки в стороны, и женщина без сопротивления открыла передо мной своё лоно.

Она была совершенно мокрая! Из приоткрытой расщелины, выглядывали темно-коричневые гребешки, малых половых губок, блестящие от соков. Внизу она чуть расширялась, показывая вход в глубину животика, ведущего туда, где находиться алтарь любви, там, где зарождается таинство жизни. Прозрачная, блестящая влага вытекала из него, стекая по промежности к коричневой розочке анального отверстия.

Бархатная головка, лоснящаяся от соков, коснулась желанной пещерки, и я почувствовал, как горячая женская плоть жадно обхватывает её, втягивает в себя. Легкое движение бедер, и вырвав из женской груди тихий крик, она ворвалась в неё, делая меня совершенно безумным.

Я, как сумасшедший двигался внутри животика, ощущая необычайную узость отверстия, а она широко открыв рот, жадно хватала разгоряченный воздух, мотая головой из стороны в сторону, словно противясь этому.

Пораженный узостью отверстия, я не мог насладиться ею, желая, чтобы это продолжалось вечно, но предательская волна неожиданно накатилась, заставляя ещё сильнее задвигать бедрами и тугая, горячая сперма ворвалась внутрь, обжигая шейку матки.

— «Нет, … не туда, … пожалуйста …», - зашептали пересохшие губы, но уже было поздно, член судорожно сокращался, выбрасывая порцию за порцией живительную жидкость, в разгоряченное чрево.

Я задыхался от облегчения, приподнимаясь с распростертой на траве женщины, лежащей с закрытыми глазами, раскинув руки в стороны и широко разведя ноги, согнутые в коленках.

Мышцы промежности сократились, словно она попыталась выдавить из себя всё, что я оставил в ней, и появилась крупная капля белесой жидкости, затем другая, они нависли над коричневой розочкой анального отверстия и медленно потекли вниз, растекаясь по зеленой травке, небольшой лужицей.

Только тут я вспомнил о своем друге, стоящем рядом, со спущенными штанами, не отрывающим взгляд от завораживающего видения, двигая сжатой ладонью по вздыбленной плоти.

Он глянул на меня, словно прося разрешения, занять моё место и я с улыбкой кивнул головой.

— «Нет, … нет, … только не это! - завопила она, открыв глаза, когда Сергей уже успел проникнуть в раскрытое влагалище, пытаясь вывернуться из-под него, отталкиваясь ступнями от земли, будто бы пытаясь убежать. – Не надо, … кем Вы меня считаете? За кого принимаете? Нет …»

Её реакция была очевидной. Она отдалась мне по какому-то, только ей известному чувству, возможно, что-то испытывая ко мне или просто истосковавшись по мужской ласке, а тут совсем молодой пацан, пытается воспользоваться её открытостью, не защищенностью перед вторжением.

Но он был намного сильнее, да и она не сильно вырывалась из объятий, быстро прекратив сопротивление, снова закрыв глаза, лежа неподвижно на траве, изредка всхлипывая.

А Сергей неистово задвигал бедрами, и через несколько качков, задрожал, словно ухватился за электрический провод, сильно прижимаясь к ней, пытаясь, как можно глубже проникнуть внутрь.

— «Ах», - только и вырвалось из его груди и он, как подкошенный, повалился на бок, скатываясь с неё, только она выпрямила правую ногу.

Они лежали рядом, тяжело дыша, не до конца веря, в происшедшее. Её соски как-то неестественно торчали на расплывшейся и свисающей по обе стороны полненького тела груди, словно рожки у молодой козочки, однозначно намекая на состояние женщины.

— «Валюша, тебе хорошо? - глупо произнес, склоняясь над ней и нежно проводя пальчиком, по возбужденному соску. – Понравилось?»

Но она ничего не ответила, продолжая лежать с закрытыми глазами, выпрямив, чуть разведенные в стороны ножки, думая о чём-то своём – женском, позволяя ласкать себя.

Руки бродили по обнаженному телу, то опускаясь вниз, слегка касаясь кроваво-красной раны между ног, обрамленной густой копной рыжих волос, то пробежав по животику, сжимали налитую грудь, слегка покручивали торчащие сосочки.

Она была просто великолепна! Огромная грудь, полненькие бедра, широкий таз, подчеркиваемый довольно узкой талией, правильные черты лица, с чуть припухлыми, сексуальными губками. Прекрасней женщины в этот момент на свете не существовало!

Вход во влагалище напоминал бутон розы, обрамленный увесистыми половыми губками, венчающимися вверху, выглядывающим из складок, словно маленький грибочек из травы – клитором.

Кончик пальца слегка дотронулся его головки, и женщина вздрогнула, внутренние стороны бедер покрылись мелкими мурашками, тихий стон слетел с приоткрытых губ.

Она открыла глаза, посмотрев затуманенным взглядом сначала на меня, потом на опавший, безвольно висящий член и приподнимаясь на локтях, придвинула голову к паху.

Я не успел понять её намерений, как горячие губки обхватили головку, жадно втянули в себя. От столь неожиданного, приятного прикосновения по ногам побежала мелкая дрожь, вырвав из груди легкий стон:

— «Ой, Валюшка, … что ты делаешь?»

Но женщина не слышала меня, обхватывая одной рукой яички, нежно сжимая их, а другой – за поясницу, прижимая к себе, не давая возможности уклониться от необычной для меня ласки. Она умело работала губами, язычком, быстро заставляя член наполниться новой силой.

Валюшка неожиданно отпустила его, повалилась на спину, обхватывая меня за плечи, увлекая за собой.

На этот раз мы катались по траве намного дольше.

Её тело несколько раз сотрясал оргазм, но она не выпускала меня из своих объятий, заставляя проникать всё глубже и глубже в ненасытное чрево. И только когда, он обессиленный начал уменьшаться в размерах, выскальзывая из неё, она, тяжело вздохнув, разжала хватку.

— «Отпусти меня. Мне нечем дышать», - слетело с её губ, будто бы я всё это время, а не она, не выпускал её из объятий.

Валюшка лежала, закрыв глаза, а её руки бродили по телу, лаская себя, будто бы она не получила до конца того, что хотела.

Я обезумевший смотрел, как Валентина сжимала грудь, словно доя её, обхватывала пальчиками сосочки, сильно сжимая, покручивая, оттягивая вперед. Сладострастные вздохи, срывались с пересохших губ.

Невозможно было поверить, что женщина, испытавшая недавно столько оргазмов, оставалась неудовлетворенной, желала ещё ласки!

Мне показалось, что открыто лаская, истязая себя перед нами, она испытывала огромное наслаждение, может быть даже большее, чем недавнее проникновение в неё. Показывая, что наши старания только чуть раззадорили женскую плоть! Стараясь что-то доказать нам!

Возбужденный увиденным, Сергей стал перед ней на колени и начал неистово теребить член. Не прошло и минуты, как тугая струя вырвалась, орошая грудь густой, тягучей спермой.

Она резко открыла глаза и с недоумением посмотрела на него.

— «Зачем ты это сделал?», - вскрикнула, садясь на траву, и вытирая ладонью каплю, попавшую на лицо.

А он, обиженный увиденным и её отказом, принять его, как меня, со злостью произнес, слегка ударяя по щеке:

— «Потому что ты настоящая похотливая сучка! Не захотела трахаться со мной! Что я хуже, чем Витька или твой рогатый муженек?»

Она закрыла лицо руками, повалилась на спину и заплакала. Только тут я заметил на безымянном пальце правой руки узенькое обручальное колечко.

Успокоившись, она молча встала, начала собирать разбросанную по полянке одежду, не поднимая на нас взгляд, словно здесь никого не было.

Надев трусы, женщина накинула на плечи лямки бюстгальтера, ловко заправила грудь в чашечки, не стерев с них остатки спермы, а я, подойдя к ней сзади, помог застегнуть его, как-то стараясь сгладить нанесенную Сергеем обиду.

Одевшись, Валюшка молча двинулась по тропинке, а мы сзади, таща увесистые сумки.

— «Спасибо, что помогли донести, - тихо, как-то безразлично, произнесла она, поворачиваясь к нам, когда показался трехэтажный дом. - Дальше я сама»

Мы посмотрели с Сергеем друг на друга. Ни он, ни я не хотели расставаться с ней.

— «Валюша, у тебя такие тяжелые сумки, давай мы донесем их до двери, - с тайной надеждой произнес я, смотря ей в глаза. – Что ты будешь мучиться»

Она постояла в нерешительности, не зная, как поступить, пристально посмотрела на нас и пошла в сторону дома.

Мы вошли в темный подъезд, поднимаясь по ступенькам на второй этаж.

— «Вот моя квартира, - остановившись перед дверью, тихо произнесла, наклоняясь к сумке за ключом. – Здесь я живу»

Замок жалобно пискнул, раскрывая обитую деревянными реечками дверь, с блестящими металлическими циферками вверху, и она, ухватившись за одну из сумок потянула, её в темный проём.

Мы стояли, не зная, что предпринять, чувствуя, что сейчас закроется дверь, и её потеряем навсегда.

Валентина повернулась, пристально смотря на нас, что-то непонятное мелькнуло на её лице и, грустно улыбнувшись, тихо произнесла:

— «Заносите сумку, не оставлять же её на лестничной площадке?»

Это была самая приятная ноша, которую, когда либо, носил, занося в прихожую.

Она закрыла на ключ дверь и еле слышно сказала, расстегивая блузку, медленно снимая тонкую ткань:

— «Проходите, если позволите, я – приму душ»

Валюшка, ловко запустила руки за спину, расстегивая застежку, натяжение лифчика сразу ослабло, лямочки поползли с плеч, обнажая белоснежные булки грудей. Они соблазнительно закачались, отдаваясь ноющей болью в паху, блистая в полумраке прихожей своей возбуждающей красотой …

Конец