Мой дядя далеко не самых честных правил. Не то, чтобы бандит, но вращается в тех сферах. В советские времена, в восьмидесятые, он возглавлял овощную базу в Ленинграде, естественно, отсидел, отсюда и соответствующие связи. Теперь он не уркаган, уважаемый в Питере человек, по-прежнему владеет овощной базой, и ещё одной — в Москве, среди азермотов, что торгуют цветами по городам и весям нашей необъятной Родины, пользуется большим почётом.
Дядю моего зовут Шалми Донович. В семейном кругу мы его по-простецки называем Шалмидон. Он дагестанский тат, для несведущих — кавказский горский еврей. На самом деле, он мне не совсем дядя. Он дальний родственник моей мамы, но из всей своей многочисленной родни трепетно относится только к моим родителям, так что, по отношению ко мне, он самый настоящий дядя.
Шалмидон человек своеобразный и, пожалуй, безбашенный. В этом году ему исполняется семьдесят, основная же его форма одежды — «косуха» и кожаные штаны, в ухе непременно серьга, длинные седые волосы заплетены в косичку. Раньше дядя вовсю гонял на мотоцикле, но в последние годы, по настойчивому требованию врачей, прекратил это безумство.
Особенно падок дядя до женского пола. Его жена, тётя Лида, в силу определенных причин, о которых я расскажу позже, проводит время вне дома. Дядя содержит гарем, состоящий из сотрудниц его фирмы. Чего уж он с ними делает, я не знаю, на мой взгляд, в столь почтенном возрасте гарем даром не нужен, но своим девушкам он нравится, я в этом убедился, когда приезжал к дяде погостить прошлым летом.
Детей у дяди нет. Точнее, у него была дочка, которая, когда дядя сидел в тюрьме, заболела какой-то неизвестной болезнью, врачи ничего не смогли сделать. С той поры у тёти Лиды нарушилась психика, с возрастом эти нарушения только усиливались, в общем, тётя Лида последние n лет живёт в специализированной клинике в Финляндии. Дядя регулярно её навещает и каждый день разговаривает по телефону.
Когда мой отец только начинал карьеру по дипломатической линии, дядя ему много помогал, с бытовыми вопросами, в первую очередь. Собственно, и на квартиру на Мичуринском проспекте, где мы сейчас живем, дядя занял моим родителям денег, причём, насколько мне известно, внушительную сумму и без всяких процентов.
Участие Шалмидона в процессе моего воспитания было постоянным и не только в материальном плане. Быстро уловив мою склонность к гуманитарным наукам, он подбрасывал мне любопытные книжки, часто раритетные. Например, благодаря дяде, я прочитал «Пророков» народовольца Морозова и «Ускоренное развитие литературы» Гачева, которых днём с огнем не сыщешь в букинистических магазинах.
«Первый нормальный человек в родне, — обычно повторял дядя. — Не торгаш, не бандит, не чиновник. Историк — это серьезно». Когда же в последнее школьное лето я приехал к дяде в Питер, он показал себя во всей красе. Шалмидон оказался продвинутым челом по лучшим ночным клубам, красавицы, которым он настоятельно рекомендовал познакомиться со мной поближе, развеяли в прах мою невинность. Так что, мне есть, за что благодарить дядю в самом начале жизненного пути.
Дядя позвонил на следующий день после выпускного бала.
— Артоха! Поздравляю с окончанием школы!
— Спасибо, Шалми Донович! — сказал я.
— Может, всё-таки в Питере будешь поступать. Хату обеспечу и всё остальное.
— МГУ лучше, — сказал я. — Первая историческая школа в мире.
— Спорить не буду, — сказал дядя. — Предки когда в Папуасию валят?
Жаргонизмы в речи дяди были обычным явлением, в переводе на человеческий язык вопрос звучал так: когда родители уезжают в Никарагуа?
Отец работал консулом в этой стране, с мамой они прилетели на несколько дней поздравить меня с завершением школьной жизни.
— Сегодня. В одиннадцать вечера самолет.
— Девок сразу не зови, — сказал Шалмидон. — Во всяком случае, толпой. А то разнесут квартиру к чёртовой матери.
— Да какие девки! — ответил я. — К вступительным экзаменам надо готовиться. МГУ это не шарашкина контора.
— Вот что, — Шалмидон сделал короткую паузу. — Я тебе приготовил подарок, своего рода сюрприз. Она придет к тебе завтра в три часа дня.
— Кто это — она? — спросил я.
— Умная, красивая женщина. С которой ты можешь делать всё, что тебе заблагорассудиться.
— В каком смысле? — спросил я.
— Во всех. Извини, мне пора на встречу. — Дядя отключил связь.
Склонность моего дяди к сюрпризам была общеизвестна. Иногда они принимали просто шокирующие формы. Во всяком случае, именно состояние шока испытал главный раввин петербуржской синагоги, когда дядя отказал ему в финансировании. Выдав до этого немалые пожертвования православному храму и мечети, о чём раввину было прекрасно известно. Что ни говори, безбашенный был человек мой дядя.
— Кто звонил? — мама заглянула в мою комнату.
— Шалмидон. — Сказал я. — Поздравил с окончанием школы.
— Старый бабник! — Улыбнулась мама.
Иногда мне кажется, что когда-то Шалмидон приударял за моей мамой, своей дальней родственницей. Но, впрочем, это не моё дело.
— Как же ты тут будешь без нас, один... — вздыхает мама, показывая мне размещение продуктов в холодильнике.
— Мама! — сказал я. — Прекрати! Нормально я буду один.
Один я живу уже несколько месяцев. Отцовское назначение произошло в самый разгар учебного года, срывать меня из выпускного класса не имело никакого смысла, вот так я и получил неожиданную свободу. Никаких бытовых трудностей у меня не возникло. Наша домработница тётя Наташа раз в две недели приходила делать уборку и стирку, с едой я быстро наладил покупать в супермаркете готовые продукты, когда хотел, заказывал по телефону суши или пиццу.
Безраздельное владение квартирой, конечно, таило в себе соблазны, но... Я мальчик — книжный, не компанейский. Наш класс небольшой, двенадцать человек, и не дружный. Я учился в новомодной специализированной школе. Новомодность её заключалась в том, что нас загружали знаниями по «самые не хочу», углублённо по всем дисциплинам сразу, и гуманитарным и естественным, полагая, что интуиция сама подскажет, к чему ученик более склонен. Это оказался верный подход и к окончанию школы интересы каждого из нас вполне определились: одного тянуло в физику, второго в биологию, меня — в историю. Дружить нам, тонущим в пучине научных знаний, было совсем некогда. Две девчонки одноклассники, Ленка и Катька, не были, конечно, такими забубенными как мы, в основном упражнялись в иностранных языках, но и повода для «шуры-муры» тоже не давали.
Проще говоря, девушки у меня не было. И не считая весьма бурного, но краткого опыта, полученного в гостях у дяди, представления о взаимоотношениях с противоположным полом никакого. Рискну сказать, что книжки меня интересовали больше, чем девушки. Хотя, конечно, это не так. Оставшись после отъезда родителей один, я плотно присел на порносайты, до такой степени плотно, что иногда не успевал добежать до ванной. Не раз меня охватывало желание пригласить «девушек по вызову», но, уже выписав телефонные номера, я останавливался. В нашем подъезде постоянно дежурила консьержка, да и неудобно как-то. Ехать же неизвестно куда я брезговал.
Проводив родителей в аэропорт, я допоздна переключал телевизионные программы, всматривался в лица женщин ведущих, пытаясь представить себе, какой она будет, завтрашняя незнакомка. Уже засыпая, я восхитился статными формами балерины Волочковой, которая пищала что-то про коньки на очередном дебильном шоу. «Вот настоящая шлюшка! Её бы сейчас в койку...»
Проснулся я в начале одиннадцатого. Посмотрел на часы и отправился в душ. Хотя меня можно считать «ботаном», фигура у меня спортивная. Люблю и часто играю в волейбол, зимой бегаю на лыжах. Бриться я не стал, вспомнив, как в одном порнофильме мальчишка в аналогичной моей ситуации весь изрезался и выглядел смешно. Да и брить мне пока особо нечего.
Я принял душ, надел джинсы и чистую футболку, позавтракал,
поприседал до изнеможения, гд
е-то я читал, что это сильно способствует, и бесцельно стал блуждать по квартире. В отцовском кабинете, на сервировочном столике, стояла початая бутылка коньяка. «Дрябнуть, что ли, для храбрости!» — подумал я. Нет, не буду. С алкоголем я не дружил. Я — из поколения пепси, само собой, не курю. Мои размышления о напитках прервал звонок в дверь.
— Не понял. Тринадцать ноль-ноль. — Я взглянул на часы. — Она же должна прийти в три. Кого это чёрт принес? Нам незваных гостей не надо.
На цыпочках я подкрался к входной двери, посмотрел в глазок и внутренне ахнул. На пороге стояла Надин.
Надин — мы её называли между собой. Надежда Сергеевна преподавала в нашей школе французский язык.
— Чего ей надо? — я неуклюже попятился назад и опрокинул вешалку для верхней одежды.
«Твою мать!...»
Я открыл дверь.
— Здравствуй, Артем! — сказала Надин. — Можно войти?
— Да, конечно, — растерянно сказал я. — Здравствуйте, Надежда Сергеевна!
— Пришла, как договаривались. Где будем заниматься?
— Не знаю, — сказал я, судорожно пытаясь сообразить, что мне делать. — Наверное, в моей комнате.
— Тогда провожай! — Улыбнулась Надин.
Чем мы должны с ней заниматься? Я ни о чём с ней не договаривался. Бред какой-то какой. Надин села за мой письменный стол.
— Кофе угостишь? — Она разложила на столе учебники по французскому.
— Конечно. — Сказал я и отправился на кухню.
Ситуация была, мягко говоря, идиотская. Я совершенно точно помнил, что я не договаривался с Надеждой Сергеевной о репетиторстве. Может быть, мама договорилась? Но когда она могла успеть и, главное, зачем? На вступительных в университет мне предстоял экзамен по английскому языку. На часах было начало второго, до прихода сюрприза оставалось меньше двух часов, в моей комнате сидела учительница, которую я не знал, как выпроводить. Маразм. Позвонить Шалмидону, отменить визит? Курам на смех, подумал я, Шалмидон решит, что я облажался.
— У вас курят?
Надин стоит в проёме двери, луч света пронизывает юбку делового костюма, слишком короткую, на мой взгляд, но я, чего, разбираюсь в женских костюмах.
— У тебя сейчас кофе сбежит.
Я хватаю турку с плиты.
— Курят. Я пепельницу принесу.
В нашей семье не курят. Стол в отцовском кабинете украшает пепельница, которую он привез из Индонезии. Она сделана из невероятно дорогого тамошнего камня и используется в качестве декоративного элемента. Я взял пепельницу и посмотрел на бутылку коньяка.
Откровенно говоря, возбуждение переполняло меня с самого утра. Принимая душ, я еле удержался, чтобы не сделать то, чего очень хотелось. А что, подумал я, если разорётся и уйдет, проблема сразу решится. Школу я закончил, родители в другой стране, жаловаться на меня некому.
— Артём, ты скоро? — услышал я голос Надин.
— Иду! — крикнул я и взял в другую руку бутылку коньяка.
— Хочешь отметить окончание школы? — Надин закурила. — Я не против. Ты уже взрослый.
Мы выпили. Надин сидит, перекинув ногу на ногу. На вид ей лет тридцать, высокая стройная брюнетка, больше похожая на фотомодель, чем на учительницу.
— У вас красивая фигура! — поражаясь собственной наглости, сказал я и снова разлил коньяк по рюмкам.
— Спс! — промурлыкала Надин. — Когда была студенткой, выступала на подиуме в Доме моды Зайцева. А потом вышла замуж и стало не до этого.
— А кто ваш муж? — спросил я, чувствуя, что тормоза покидают меня.
— Космонавт. — Сказала Надин.
— Серьезно?
— Серьезнее некуда. — Надин встала. — Два раза летал на орбиту, сейчас работает в центре управления полетами. Пойдем учиться?
— Пошли. — Сказал я, обнял её за талию и поцеловал в губы.
— Что ты! — Надин пытается отстраниться. — Подожди...
— Нет. — Я поднимаю её на руки и несу в спальню.
Мы лежим в родительской постели. «Ты просто башибузук! — говорит Надин. — Зачем ты разорвал мне лифчик?»
— Извини, не понял, как расстегивается.
— Я у тебя первая? — спрашивает Надин.
— Первая, — радостно вру я. — Первая настоящая.
— А остальные были искусственные? — смеётся Надин.
— Ну, они такие были, сама понимаешь.
— Понимаю. — Надин садится на меня. — Разницу почувствовал?
— Почувствовал. — Я смотрю на настенные часы. Без пяти три. — Слушай, тут ко мне человек должен прийти.
— Что за человек? — Надин плавно движется на мне.
— Ну, я не знаю сам. Такая должна прийти.
— Меня недостаточно? — Надин замирает. — Тебе не понравилось?
— Я...
В этот момент раздается звонок в дверь.
— Я открою. — Говорит Надин и уходит.
Недавно я увлёкся изучением разных народных выражений. Мне, как будущему историку, любопытно разобраться, как думали мои предки, создавая те или иные устойчивые фразеологизмы. Кто такая была едрёна Матрена, чем она была хороша или, напротив, плоха? Из чего делали калаши в том месте, куда со свиным рылом нельзя?
В данном случае, как нельзя кстати, подходила поговорка — попал впросак. Впросак-то я попал, подумал я, а что делать дальше?
Я ждал, что в спальню сейчас войдут Надин и другая. Я ждал разговоров, звуков хлопающей двери, крика и визгов, в конце концов, но было тихо. Прошло довольно продолжительное количество времени, минут пятнадцать, я натянул джинсы и пошел на разведку.
На кухне сидит Надин в коротком черном платье с глубоким вырезом и черных же лакированных туфельках.
— Кто приходил? — спросил я.
— Я. — Сказала Надин. — Меня зовут Ксения. Я твой подарок из Ленинграда. Какие будут пожелания? Хочешь на столе?
Мы снова лежим в постели. Уже пять часов. Ксения целует меня: «Ты будешь неутомимым ловеласом».
— Послушай! — Говорю я. — Кто ты на самом деле?
— Я твоя фантазия. Учительница, на задницу которой ты пялился на уроках. Таинственная незнакомка, искусная и податливая как героиня порнофильмов. Я образ, который всё время меняет очертания.
— А тебе-то это зачем? — говорю я.
— Мой муж космонавт и у него давно не стоит в силу производственной специфики. Кроме того, мне очень нужны деньги.
— Значит, ты всё-таки такая.
— Такая или сякая, — Ксения, облокотившись на подушку, смотрит на меня. — Будешь рассуждать, когда станешь стареньким. Никогда не вешай на женщину ярлык. А то быстро разочаруешься.
— А если я захочу ещё раз встретиться?
— Это нужно заслужить. Отношения нельзя купить, их можно только создать. Не уверена, что тебе надо этим заниматься. И точно знаю, что для меня это лишние хлопоты. Ты всегда можешь позвонить дяде и я приеду.
— У меня есть свои деньги, — говорю я. — Давай я тебе буду платить.
— Мой милый мальчик, — Надин надевает серый деловой костюм. — Не стоит запираться в однокомнатной квартире, когда перед тобой распахнут весь мир. Мне было очень хорошо с тобой, но мне пора.
Я сплю. Мне снится веселый бал при дворе короля Сигизмунда. Бойкие шляхтичи выплясывают краковяк с нарядными дамами. Марина Мнишек, держа за локоть Гришку Вора, алчно смотрит в брошенную на дубовый стол карту Московии.
Меня будит телефонный звонок.
— Новый Карамзин явился! Вставайте, граф, вас ждут великие дела.
— Доброе утро, Шалми Донович! — Я потягиваюсь.
— Прочёл в университетском бюллетене твою статью об упадке нравов в эпоху Смутного Времени. Для первокурсника мощно!
— Я знал, что вам понравится, дядя.
— У меня к тебе маленькая просьба, — говорит Шалмидон. — У вас на кафедре средних веков работает одна приятная женщина, Любовь Викторовна.
— Знаю, — говорю я. — Блондинка с упругой грудью. Такая кокетка.
— Совершенно верно, — говорит Шалмидон. — Её муж задолжал мне некоторое количество денег. Любовь Викторовна любезно согласилась обсудить условия возврата. Она придет к тебе сегодня днём, если ты не возражаешь.
— Не возражаю, дядя, — сказал я. — Во сколько, говорите, она придет? Отлично. У меня уйма времени купить шампанское и сигареты...