Утром каждый день я выхожу на работу. Берусь за ручку двери и открываю её. Запахи улицы бьют мне в ноздри, а свет ослепляет. Ещё тихо - очень рано. Лишь листья на живой изгороди шелестят едва слышно.
Мой путь до метро каждое утро проходит по одной и той же дороге. Ничего примечательного, за исключением лестницы, примерно на середине пути. Одна часть моего квартала находится ниже другой. И вот на заре, я с новыми силами поднимаюсь по этой лестнице, спеша на работу. А вечером с грузом отработанного дня - спускаюсь по ней. Так шло изо дня в день, пока...
Смена была особенно утомительна. В сумерках, я шёл предвкушая ужин в холостяцкой квартире, и скорый сон. На улице было сыро и мерзко. Стоял глубокий туман. Дыхание наполнялось влагой мельчайших капелек сырости. Серые краски окружали меня. Было тихо и пустынно. Перед лесенкой, по которой мне предстояло спуститься (каких-то десять ступеней), был вбит в асфальт оградительный столбик. Точнее кусок рельсы. Некрашеный и ржавый. Высотой с метр. Как раз мне по пупок. Обычно, подходя к нему, я дотрагивался рукой до него. Это уже был своеобразный ритуал.
Но в этот раз место возле столбика не было по обыкновению пусто. Возле него, окружённая туманом, стояла девочка. С прямыми, длинными волосами - свисающими до того места, откуда у маленьких девочек растут крылышки. В светлой маечке. Она мечтательно обхватила столбик одной рукой, а другой производила сложные пируэты в воздухе. Ну знаете, когда дирижёр медленно ведёт рукой слева направо, а потом так же медленно обратно. В тумане этот жест был особенно удивителен и полон скрытого смысла. Глаза у девочки были закрыты.
Замедлив шаги, я приблизился к началу лестницы. Остановился. Медленно повернул голову и посмотрел вниз. Девочка открыла глаза. Её взгляд был так же затуманен, как и настоящий туман окутывающий сцену. Было так тихо, что я услышал биение своего сердца. Даже казалось можно было услышать биение её. Я ожидал "здравствуйте, дядя". Но этого не последовало. Она продолжала смотреть мне прямо в глаза. Мороз прошёл у меня по коже. В этом взгляде было столько глубины, сколько не найдёшь и в синем море. Казалось можно было прочесть её мысли.
Это не были глаза ребёнка. Среди тысяч детей, изредка попадаются рано повзрослевшие. Понявшие жизнь и принявшие её как данность. Не все взрослые понимают жизнь. У каждого человека открытие внутренних глаз происходит в разном возрасте. Некоторые остаются с закрытыми глазами до конца жизни. Но эта девочка была не из таких. Она смотрела на меня, изредка поворачивая голову, как это делают собаки при виде незнакомого предмета. Да-да, именно предметом был я для неё.
Я отвернул взгляд. Не смог вынести его. Много людей я повидал. Гопников на работе, спаринг-партнёров на ринге. И всем я смотрел прямо в глаза, никогда не отводя взгляда. Но в этот раз она была сильнее меня. Её выстрел глазами, пронзил мою черепную коробку и оставил мой затылок в холодном поту. Нащупав ногой первую ступеньку, я чуть было не споткнулся. Спустившись в несколько сумбурной манере, я закончил последнюю ступеньку лестницы и обернулся. Девочка смотрела прямо на меня, так же держась за столбик. Туман окутывал её, и когда я прошёл чуть дальше, обернулся - она исчезла. Сумерки сгустились, и я в задумчивости побрёл домой.
Весь вечер она не выходила у меня из головы. Это белый ангел во тьме наступившей ночи. В бежевой маечке, стоявшей на страже моего безумия. Открыв окна, и вдыхая вечер - я тщетно пытался разглядеть её в ночной тьме. Безрезультатно: мои окна выходили в другую сторону.
Следующим утром я снова поднимался по лестнице и проходил мимо вбитого в землю куска рельса. Казалось его ржавая поверхность ещё хранит отпечатки её маленьких пальчиков (жаль что я не дактилоскопист). А окружающая действительность наполнена её нежным и тонким ароматом. Но нет. Это была лишь пропащая дыня, выброшеная и сиротливо благоухающая в пакете - не донесённом до мусорки.
Работать сегодня было легко. Я даже не заметил как пролетел день. Каждую минуту я думал о ней. Хорошо ещё что у меня не фрезеровочный станок, а то бы затянуло внутрь нахрен.
Наступил конец смены, и свисток означающий конец рабочего дня, засвистел тонко и пронзительно. Словно звал меня на улицу для свидания с ней.. ..На крыльях я мчался к знакомой лесенке. Но едва увидя меня, прелестное создание развернулось на одной ножке и вдруг исчезло в маленьком ураганном вихре, сверкая пятками. Мне досталось лишь зачинающееся микро-торнадо, да обронённая ею обёртка от конфеты-сосучки. Да, сосём мы явно не то что следует... Я поднял фантик. На нём был изображён игривый банан, предлагающий себя. Раздетый наполовину, с игриво натянутой кожицей. Это всё что осталось мне от белого ангела, улетевшего на крыльях в неизвестность.
Несколько дней я ходил как в тумане. Но девочки не было. И вот под конец недели, уже отчаявшись, я шёл понурив голову к ежедневной лестнице. Слева в кустах зашелестело. Глянув туда, я увидел две белых руки, раздвинувших ветки и два глаза глядящих на меня. Два порочных глаза ещё не падшего ангела.
...Каждый вечер проходя мимо заветной лестницы со святым идолом - ржавым куском рельса, я ждал момента вновь увидеть это прелестное создание. Это белое пятнышко на чёрном полотне жизни. Оно единственное что держало меня на плаву посреди океана бурь и страстей. Ей нравилось смотреть на меня. Не знаю почему. Пару раз в неделю я встречал её на том месте, и меня пронзало молнией в самую грудь. Иногда она сидела на дереве, обхватив руками ветку. Как-будто ждала меня. Иногда она была где-то далеко за деревьями, и лишь по общему контуру её короткого платьица я мог догадаться что это она.
Это было влечение с первого взгляда. Та нить, что связывает два тела воедино. Придя домой, я наслаждался в одиночестве, в темноте. Но она всегда была рядом. Из моей головы она выплывала лёгким облачком и превращалась в реальность возле меня. И смотрела на меня, пока я удовлетворял свой основной инстинкт.
Так продолжалось около года. И в один внезапный день, я почувствовал что больше её не увижу. Что-то исчезло из окружающей меня природы. Листья осыпались. Свет потускнел. Воздух перестал быть ароматен. Тень опустилась на город, на мои мысли. Лишь в далеком уголке моего подсознания, на укромной стене за ширмой будет прибит её тускнеющий портрет. И два глаза - не закрывающихся никогда.