Строгие свекры

Моя свадьба была, как теперь говорят, "традиционной". Много гостей, бесчисленное число родни с обеих сторон, тамада, крики "горько", и "доедалки" на второй день – словом, обычная провинциальная русская свадьба. Поскольку с мужем, Лешей, мы познакомились в институте, то его родню я знала довольно плохо – он был родом из небольшого соседнего городка, и хоть мы и были у его родителей и сестер в гостях пару раз, однако суета поездки мешала мне хоть сколько – нибудь изучить их семейный уклад. Поэтому на свадьбе я очень смутилась, когда его мама обняла меня, и долго и горячо говорила о том, что я им с Петром Алексеевичем (это Лешин отец) теперь родная дочка. У меня как – то язык не поворачивался называть свекров "мамой" и "папой", но я отнесла все это за счет торжественности момента (и свекровь, и моя мама не раз смахивали слезы, когда тамада произносила особенно проникновенные тосты).

Поженились мы сразу после окончания института, и как – то само собой получилось, что жить мы перебрались к Лешиным родителям. Там ему нашлась работа, да и с собственной квартирой, в перспективе, они обещали помочь. Я немного нервничала, что придется жить у чужих людей, однако того, что последует за этим я, и вообразить себе не могла.

Спустя пару недель, когда все понемногу освоились друг с другом, я допустила первую промашку. В комнате, которую нам с Лешей отвели, не убрала постель. Свекровь, надо сказать, всегда бесцеремонно заглядывала к нам, иногда даже когда мы уже лежали в постели, ни крючка, ни замка на двери не было. Увидев смятую постель, она покраснела, как – то странно хватанула ртом воздух, и изменившимся голосом очень проговорила:

– Ты что же это такой свинарник развела деточка? Ты приберись сейчас же, стыдно же!

В отличие от Ольги Степановны я не была чистюлей, у которой "ни соринки, ни пылинки", однако от ее замечания стало так неловко, что я тут же прибрала постель. Однако привычку так просто не перебьешь, и каждый день я слышала от свекрови замечания, что вещи неубраны, в комнате беспорядок... Через неделю мама (я через силу, но называла свекров мама и папа), зашла в нашу комнату, и вместо того, что бы сделать очередное замечание, тихо, почти ласково произнесла:

– Ну ложись, доченька, я тебя учить буду...

Я непонимающе взглянула на нее, и только тут заметила, что в руке она сжимает широкий потрепанный ремень! Сказать, что я была шокирована – это ничего не сказать. Нет, дома в детстве мама иногда шлепала меня, но ремешком – нет, такого не было. Слова застряли у меня в горле, и все на что я оказалась способна, это жалкое "мама, вы что, так шутите?".

– Да куда уж тут до шуток – как – то буднично сказала свекровь, – я обоих своих дочек так воспитала, и тебя к порядку приучу. Ты ж мне не чужая!

Я вскочила на ноги, собираясь бежать, куда глаза глядят. Однако Ольга Степановна, женщина еще не старая, крупная, как – то ловко перехватила меня в дверях, и шепотом стала уговаривать "ложись, дочка, позора меньше будет!". Не дождавшись послушания, закричала "Леша, Петя!", подзывая мужа и свекра, которые смотрели новости на кухне.

– Неряха оказалась наша доченька! – заявила она, толкнув меня в кресло. Я не удержалась на ногах и села, а они стояли надо мной втроем – спокойные, невозмутимые. Леша продолжал что – то меланхолично пережевывать, видно доедал бутерброд.

– Не убирает, постель не стелит, меня не слушает, посуду вчера в раковине бросила – принялась перечислять свекровь.

– Ну что ты разволновалась, Ольгуша, давление же поднимется! – Ласково проворковал свекор. – Молодая еще, ума нет, ты ее поучи ремешочком, все на место и встанет!

– Так их высочество не желают под ремешок ложиться! – с сарказмом заявила свекровь. Я обратилась к единственному возможному защитнику – мужу:

– Леша, они что, с ума сошли? – жалобно проскулила я. Леша, наконец, дожевал и мотнул головой

– Ленусь, у нас наказаниями всегда мама ведала. Это ваше, женское дело, вы и разбирайтесь. Так что ты ложись, а мы с батей пойдем, там сейчас сериал ментовский начнется.

– Нет сынок, – произнес более проницательный свекор, – надо мамуле помочь. Давай, ты за руки, а я ноги подержу.

Не успела я опомниться, как Леша с отцом уложили меня животом прямо на нашу разобранную кровать. Одной рукой Леша держал обе мои руки, а другой крепко прижимал к кровати. Но тут произошло нечто, что заставило меня забыть о предстоящем избиении – я почувствовала, как свекор задрал мой халат и до колен стащил мои плавочки! Боже мой, я думала, я с ума сойду! А что сказать?"Папа, прекратите немедленно!"? Не успела я придумать достойный ответ, как по моей попе полоснул ремень. Сейчас я понимаю, что порола меня свекровь не сильно, да и не долго, ударов 10 – 12, но тогда, растянутая на кровати двумя здоровыми мужиками, я чувствовала себя в застенках гестапо, не меньше. От того, что мне, как маленькой, заголили попу, я так растерялась, что совершенно не была подготовлена к удару. Я заорала во весь голос, только к третьему или четвертому шлепку вспомнила, что кроме голоса наделена еще и речью.

– Не надо меня пороть, я все поняла, я поняла! – Мне казалось, что чем громче я буду кричать, тем убедительней будет мое заявление. Однако уже на следующий день я имела возможность убедиться, что достигла неожиданного эффекта – о моей порке узнала вся пятиэтажка – "хрущевка". За моей спиной хихикали молоденькие соседки и ухмылялись подружки Ольги Степановны. Впрочем, все это было только завтра.

Порка

кончилась также неожиданно, как и началась. Я внезапно ощутила, что мои руки никто больше не держит, и осторожно подняла лицо над подушкой.

– Лен, ты это... извинись перед мамой – то! – посоветовал мне муж. Было заметно, что его не особо взволновало происходящее, и ему не терпится вернуться на кухню, к бутербродам и сериалу.

– Одевайся доченька, и за работу! Приберись как следует! – послышался голос свекра. Ему происходящее явно доставило больше удовольствия. Я вскочила, натянула трусы, и враждебно косясь на свекровь принялась наводить порядок с такой скоростью и тщательностью, которая мне, вообще говоря, был не свойственны. Все то время, что я потратила на уборку, свекровь стояла в дверях комнаты с ремнем в руках, и только убедившись, что в комнате царит чистота и порядок, гордо удалилась.

Трудно сказать, почему я не сбежала из дома в тот же день. Скорее всего, сказалось то, что в критических ситуациях я вообще впадаю в ступор, и не могу ни связно думать, ни быстро действовать. А на следующий день оказалось уже поздно. Где бы я ни была, что бы я не делала – спиной я ощущала пристальный взгляд свекрови. Дотошные придирки следовали одна за другой, и стоило мужчинам уйти на работу, как она заявила:

– Спуска трусы доча, задирай халатик, у мамы ремешок тебя уже заждался, пока ты заголишься!

В ее тоне было что – то настолько убедительное, что я тут же, где была, нагнулась, спустила трусы и задрала халат.

Шлепала она меня, конечно, болезненно, но скорее это было обидно и унизительно. Всю неделю она ходила за мной, не выпуская ремня из рук, не давая мне ни на минуту расслабиться сосредоточиться на плане бегства или мести. Через неделю слежки я настолько отупела и привыкла к команде "снять трусы, подать ремень", что когда в субботу свекор недовольно заметил после обеда "суп совсем несоленый был, ты что доча, соль как краденную кладешь!", я непроизвольно, вместе со словами "простите, папа, я так больше не буду!", спустила трусы и задрала сзади халат, заголив попу. И только спустя мгновение до меня дошло, что я, собственно делаю. Я покраснела, онемела, и, как всегда в критических ситуациях – впала в ступор. Свекор хмыкнул, и спросил жену: "Ты не перестаралась, Ольгуня?"

– Тут перестараться нельзя – равнодушно отозвалась свекровь, – заголилась – значит виновата. Поди к отцу доча, он тебя поучит... кулинарии! – не выдержала и съязвила она в конце. Все еще в шоке я, зажав трусы коленями, зажмурилась и двинулась к свекру. Единственное, что было у меня в тот момент в голове – какое счастье, что Леша ушел к приятелю и не видит этого абсурда! Свекор еще раз хмыкнул и, не вставая с кресла, рукой притянул меня за талию к себе, легко уложив к себе на колени попой кверху.

– Петенька, ремень дать? – поинтересовалась свекровь.

– Да ладно, Ольгуня, я легонько! – и я почувствовала, как он несильно, но ощутимо шлепнул меня по заду ладонью. Я вздрогнула. Петр Алексеевич задержал ладонь, ласково погладил мой зад, заставив меня сжаться от ужаса, и вдруг шлепнул еще раз, резче и злее. Сколько он меня так шлепал, я не помню, да это уже и неважно. Именно в тот момент, когда по мою попку шлепала сильная шершавая ладонь свекра, в моей душе что – то надломилось и с хрустящим звоном лопнуло. Я молча глотала слезы, испытывая странные противоречивые чувства унижения и успокоения одновременно. Я впервые естественно и легко подумала о родителях мужа, как о собственных, и с тех пор даже про себя называла их "мама и папа".

С этого момента непрерывная слежка свекрови за мной прекратилась, да в ней и не было нужды. Я всегда лопатками чувствовала ее взгляд, все мои мысли были заняты домашней работой, поркой, тем как успеть одно и по возможности избежать другого. И хотя пороли меня уже не каждый день, я так боялась и так много думала об этих моментах, что мне казалось, что все дни проходят в непрерывной экзекуции. Моя готовность к немедленному наказанию была так велика, что достаточно было одного взгляда брошенного в мою сторону, что бы я с готовностью подставила свою оголенную попу под мамин ремень или пристроилась к отцу на колени. Если мама могла отшлепать меня за всякую провинность, то для папы это стало своеобразным ритуалом выходного дня. После обеда, я так привыкла получать от папы порцию шлепков, что уже не он, ни я не задумывались о моей существующей или мнимой вине, а просто оба воспринимали это как естественное выражение почтения с моей стороны, и заботы – с его. Сперва я стеснялась Леши, но вскоре мне уже стало все равно, видит он мое унижение или нет – мама в любой момент, за любым занятием могла подойти ко мне и отшлепать. Она как – то приловчилась брать меня подмышку, когда я наклонялась, обхватив левой рукой мою талию, ну а в правой был ремень, разумеется. Однако один случай запомнился мне особо – мы с Лешей уже легли в кровать и я потянулась к ночнику погасить свет. На ближайший час у Леши были определенные планы, все – таки мы были молодожены. Но тут, как всегда без стука зашла мама, которая осталась недовольна тем, в каком виде я оставили после себя ванну. Впервые Леша недовольно заворчал, вроде "мам, ну, сколько можно – то!", на что мама ему сказала – не нравится, как я воспитываю – пори сам.

Первая заминка с наказанием произошла спустя месяца три после этого. К маме и папе приехала погостить на неделю младшая Лешина сестра с детьми – трехлетним сыном и четырехлетней дочкой. Спустя пару дней свекровь застала на кухне прелестную картину – внуки, расшалившись, усыпали весь пол крошками от печенья.