роst рrеsеnt's роrn

Нейротехнологии будущего позволяют транслировать прямо в мозг переживания и ощущения. Как это отразится на массовом искусстве грядущего, сражающемся за внимание публики, включая искусство эротическое? Пусть об этом поведает вам наш репортёр, отправившийся на встречу с одним из лидеров индустрии, мистером Корнелио Эстерданиусом...

Примечание: в тексте присутствует интерлинк — искусственный язык Будущего. Во избежание переотягощения повествования он передаётся как обычный русский текст транслитом.

* * * * * * * * * * * * *

...И вот я стою у самых врат пятиэтажной виллы мистера Корнелио Эстерданиуса, владельца единолично созданной им компании по производству гипноклипов откровенного содержания, профессионализм коих, как и частая нестандартность сюжетов, вывел компанию к пику успеха, а её лидера — в ряды всемирно известных мультимиллиардеров.

Вы видите слепящий блеск этих золотых врат — хотя скорее позолочённых, золото пришлось бы оберегать отдельно, а к чему излишне тратиться на охрану, ведь миллиардеры практичны?

Вы ощущаете свежий морской ветерок, веющий отсюда с лежащего неподалёку берега и слегка теребящий мою чёлку.

Вы ощущаете, как тяжёлая капля пота плавно стекает со лба мимо очков по моему носу.

Вы ощущаете, как мне жмут купленные вчера ботинки. Нет, это, пожалуй, излишне.

Вычеркнуть.

Врата с неповоротливой величавостью раздвигаются, на пороге — мажордом.

Вы можете ощутить мимолётный всплеск моей зависти — мой собственный костюм репортёра никогда не был и вполовину столь же роскошным. Мы входим вглубь здания, движемся по светлым коридорам с интерактивными видеообоями на стенах, вы чувствуете череду пленительных ароматов местной кухни, улавливаете моё волнение, перехватываете лёгкую вспышку похоти — сколь же длинные ноги у этой секретарши?

Вот и властитель этого дивного края.

— Мистер Эстерданиус, мне бы хотелось взять у вас интервью не только как журналисту, но и как давнему преданному поклоннику вашей продукции. Признаюсь, ваши сюжеты неоднозначно влияют не только на тело, но и на мозг, содержа в себе подковырку своего рода. Вы сами изначально режиссировали их содержание?

— Самые первые идеи подобного рода возникли в моем мозгу задолго до входа нейроинтерфейсной аппаратуры в широкий быт. Обычные подростковые фантазии, знаете ли. В мире старого трёхмерного видео и едва зарождающегося интерактива они имели мало шансов обрасти красками. Быть может, свой вклад могла бы внести литература, но в ту пору она считалась отмирающим хобби для неформалов.

— Когда появились первые рентабельные нейроадаптеры, вы сразу поняли, что это ваш шанс?

— Не сказал бы, что мысль моя вообще поначалу двигалась в подобном направлении. Хотя, конечно, новые выразительные средства всегда привлекали мой интерес, а когда нейроадаптеры, нейридеры, нейроды — щекоталки, как их называет ныне молодёжь, — завоевали популярность, наше внимание естественным образом обратилось к ним.

— Внимание компании «роst рrеsеnt's роrn»?

— Что вы, первоначально мы представляли собой совсем скромную геймдевелоперскую контору под куда менее ярким именем, одну из множества безликих фирм по выпуску интерактива, от которой лишь позже отпочковалась названная вами компания. Мы пытались создать некую философски-экзистенциальную игру, герой которой мог бы при помощи определённых будничных действий уничтожать вещи, а в пределе — перечеркнуть всё мироздание.

— Но она так и не была выпущена?

— Как ни печально, нет. Мы были слишком гениальны, чтобы договориться между собой даже о движке игры и дизайне уровней, нам всё время казалось, что эффект глубокого погружения — пусть даже с запахо-тактильными спецэффектами — это всё-таки не совсем то.

— Нейротехнологии придали игре вспомогательный толчок?

— Нельзя оживить мертвеца. Тем более, что аппаратура тогда была весьма посредственна, а когда нам удавалось избавиться от прилипшего к игре статуса серой скучной мути, она становилась психически опасной пыткой изматывающего ужаса. Это был абсолютный провал. Лекси, наш консультант по связям с общественностью, почитав отзывы бета-тестеров и статистические сводки предпочтений публики, открытым текстом предложила нам заняться чем-нибудь другим, поближе к народу. Если уж не получается смягчать краски эмоций — вместо ужаса бить по нервам игрока чем-то более приятным.

— И вы тогда заново переоткрыли для себя жанр эротических грёз?

— Не сразу, далеко не сразу. Шли годы, уходили одни люди, приходили другие. Одни с лёгкостью вынесли вынужденный отказ от интерактива, иные так и не смогли это принять. У каждого было своё видение жанра.

— Говорят, что именно вы первым ввели в творческую практику нынешнее понятие гипноактёра.

— Чувствовать и переживать тоже надо уметь, а делать это понарошку — когда аппаратура вроде вот этого небольшого обруча на ваших висках считывает мельчайшую вашу мысль — не слишком удобно. Ну не смешно ли, мне приходилось в своё время выдерживать целые словесные бои с некоторыми сотрудниками, полагавшими, что смогут без лишних трат всё нафантазировать у себя в подвале при помощи нейроинклюзера и правой руки.

— А по поводу сюжетов были споры?

— Ещё какие! Многие полагали, что занимаются лишь сенсуализацией былой эротики, переводя ее в омниформат, не понимая самой основополагающей сути новых технологий — возможности передавать чувства.

— Вы имеете в виду сладострастие?

— Не только. Стыд, например. Или страх. Так вышло, что некоторые из преимуществ подобного рода подхода были продемонстрированы моим оппонентам почти случайно...

ИСТОРИЯ Nо1: ПАДЕНИЕ ДОБРОДЕТЕЛИ

Элен шла по коридору.

Взгляд её нервно скользил из стороны в сторону, то останавливаясь на позолоченной ручке очередной гостиничной двери, то замирая на готично оформленном номерном значке.

Достаточно ли очищен от пыли этот коврик? Не забыла ли она хорошенько взбить подушку и поменять наволочку в двести второй комнате? Всё это следует сделать до вселения туда очередного жильца — будучи девушкой робкой и благовоспитанной, Элен старалась избегать излишнего общения с клиентами, отлично себе представляя, сколько грязных подтекстов может в нём содержаться.

Ей было восемнадцать. Внешне она была, по выражению её матери, белокурым невинным ангелочком — и, как неизменно её мать прибавляла, именно такого рода созданий особенно хочет унизить и опустить мир.

Будучи воспитана в строгости и послушании, вдалеке от всей той грязи, похабства и разврата, что обрушились на мир десяток лет назад в шестидесятые годы двадцатого века — годы преддверья Антихриста, по выражению её матери, — Элен часто терялась, имея дело с бытовой повседневной пошлостью.

Использованные презервативы у дверей некоторых номеров, скажем.

Девушка не могла заставить себя к ним притронуться, как не могла и попросить об этом кого-либо другого — щёки её заливались краской от одной только этой мысли. Но не могла она, само собой разумеется, и позволить им лежать дальше на прежнем месте.

Вдруг кто-нибудь поскользнётся?

В итоге она, тяжело дыша и покрывшись багрянцем с головы до ног, осторожно подцепила кончиками пальцев один из них — чувствуя себя извращенкой и превыше всего опасаясь, что кто-то застигнет её в этот миг. Пару секунд она — словно кролик, загипнотизированный удавом, — очарованно рассматривала болтающуюся перед глазами резинку. Затем вздрогнула — и отправила её в мусорник.

Та же участь постигла иные резиновые изделия.

Элен ощущала себя испорченной от одного только прикосновения к этим вещам, она старалась затаивать дыхание, чтобы не втянуть ненароком лишнюю струйку этого тошнотворного кисловато-пряного аромата. Но мысль о том, чтобы надеть перчатки или вообще рискнуть применить пылесос, она почему-то отвергла — как если бы это был её крест, который она должна терпеливо нести.

Она опустилась на колени перед очередной дверью очередного номера, ощущая кожей лодыжек пушистый алый ковёр. Вытянула руку к очередному резиновому изделию, вдруг показавшемуся ей на ощупь необычно тёплым.

Носовые пазухи её от неожиданности расслабились. Сладковато-удушливый запах хлынул прямо ей в ноздри.

Изучая покоящееся в её руке изделие, которое явно ещё минуту назад — о ужас — касалось чьей-то плоти, Элен невольно сжала на миг пальцы.

Что-то белёсо-прозрачное забрызгало её руку.

«Какая гадость».

Выронив презерватив на ковёр, девушка оцепенело рассматривала собственные пальчики, запачканные мутновато-молочной жижей. Рефлекторно поднеся их почти к самому лицу — отчего запах стал ещё острее, ещё тошнотворней, ещё непереносимей.

Передёрнувшись всеми чёрточками своего миловидного личика, она поспешно отёрла руку о край платья. Покраснев ещё гуще от мысли, что эта жижа, остатки этого запаха будут теперь частью её одежды, станут теперь сопровождать её всюду.

До ближайшей стирки, по крайней мере?

Словно в попытке убедиться, удостовериться чутьём, что вытерла пальцы надёжно, Элен поднесла руку к самым ноздрям и втянула воздух.

— Тебе ведь нравится так стоять на коленях, не правда ли?

Внезапно донёсшийся откуда-то голос вверг её в шок, почти лишил сознания, заставил ощутить себя преступницей — и приговорённой — одновременно. Элен не могла ни вскочить, оправляя платье, ни объясниться перед обладателем голоса — она как будто утратила дар речи и дар перемещения сразу.

Секундой позже, впрочем, дыхание её чуть успокоилось. Она поняла, что голос этот доносился из-за двери — и, судя по приглушенности, мог обращаться не к ней.

Включенный в номере телевизор?

— Да, господин. — Этот голос был ещё тише, его едва можно было различить, в нём слышалось раболепие и нечто ещё еле уловимое — оттенок игры?

Помимо воли Элен припала глазом прямо к широкой замочной скважине.

Девушка.

Года на три старше её, каштановолосая, совершенно обнажённая. С тенью изумления Элен заметила на её шее ошейник с шипами — такие, как туманно вспомнила она, почитались когда-то за рабский знак.

Ширина замочной скважины и ничтожная толщина двери позволяли Элен, чуть смещая глаз, рассмотреть незнакомку во всех подробностях.

Та стояла на коленях, низко опустив голову. Чья-то мускулистая загорелая рука нежно поглаживала её тёмно-коричневые вихры.

Чья?

Чуть изменив точку обзора, чтобы разглядеть мужчину, Элен оцепенела вновь. Нет, конечно, все расы по-своему достойны места под небом — так всегда говорила её мать. Но стоять на коленях перед чернокожим?

Быть может, она — пленница? Рабыня?

— Тебе ведь нравится быть послушной сучкой, правда? — Загорелая, а точнее, просто темнокожая рука снова взъерошила каштановую шевелюру.

— Да.

Элен передёрнуло от одного звука этого голоса, столько сладости, трепета, потаённого предвкушения и развращённости прозвенело в коротком простом слове. Теперь она не могла сомневаться — если эта девушка и рабыня, то рабыня по собственной воле.

— Да, господин, — подчеркнул мужской голос. Пальцы вцепились крепче в девичьи волосы, встряхивая голову их обладательницы, вынуждая её поднять лицо.

— Да, — девушка облизнула губы, — господин...

Зачем она делает это?

Элен, понимая, что ей давно следовало бы оторваться от замочной скважины и вернуться к своим делам, тем не менее не в силах была оторваться от завораживающего зрелища, противоестественностью своей словно сковавшего её, лишившего её воли.

— Ты ведь знаешь, как доставить удовольствие своему господину, не правда ли? — Мужчина сделал полушаг вперёд, позволяя рассмотреть себя через замочную скважину целиком. Зрительнице захотелось зажмуриться, но она, несмотря ни на что, продолжала смотреть.

— О да, — едва-едва слышно прошелестело в ответ, — мастер...

Что она делает?

Не поверив вначале своим глазам, в следующее мгновенье Элен ощутила тошноту. Отклеившись наконец-то от замочной скважины, она несколько секунд тяжело дышала, не в силах овладеть собой.

Как можно дойти до подобной степени падения, такого унижения себя? Она облизнула губы и её словно пробило молнией — она припомнила точно такой же жест девушки за дверью, жест, за которым последовала геенна разврата.

Осознав, что ещё стоит на коленях, подобно добровольной рабыне из номера, Элен затуманенными глазами посмотрела на дверь, на замочную скважину, на дверную ручку над нею.

Как вообще можно наслаждаться подобным?

Ей снова вспомнились те раскиданные по гостиничным коридорам презервативы, то чувство гадливости, с которым она поднимала их. Не доверяя почему-то эту работу ни перчаткам, ни пылесосу.

Почему, интересно?..

Приоткрыв губы, Элен зажмурилась — и, почти вслепую, коснулась губами холодного металла круглой дверной ручки.

Мгновением позже её ошпарило краской стыда. Что она делает? А ну как кто зайдёт? Увидев её, благовоспитанную девушку из приличной семьи, стоящей на коленях и ласкающей губами дверную ручку? Хотя час поздний, а у отеля сейчас мёртвый сезон, так что шансы на раскрытие невелики, но всё равно — как можно так поступать?

Тем не менее, помедлив секунду, Элен приоткрыла губы вновь. Любопытство было сильнее её, а странный жар, разгоравшийся в её теле внизу, кажется, брал управление на себя. Кончик её языка скользнул по металлу ручки.

Пытаясь представить себя той задверной рабыней, той извращенкой, она приняла на миг в рот дверную ручку почти целиком. Невольно причмокнув — и тут же замерев на миг от ужаса: что, если звук различат по ту сторону двери?

— Ты хорошая девочка, — донеслось из номера.

Сильнее краска по её лицу разойтись уже не могла. Жар внизу, казалось, сгустился до плотного огненного шара.

Элен, пусть и понимая, что слова эти относятся не к ней, застыла, так и не выпустив изо рта медную ручку.

— Вот так, ещё. Быстрее.

Из-за двери донеслось причмокивание — так похожее на изданное минуту назад ею самой. Хотя и презирая себя, Элен оторвалась губами от дверной ручки и припала вновь глазом к замочной скважине.

Тем временем за дверью раздался стон.

Элен увидела, как каштановолосая девушка, вся раскрасневшаяся, тяжело дышащая, отстраняет голову от ещё пульсирующей запретной плоти, как на личико её извергаются мутновато-молочные струйки. На её глазах добровольная раба облизнулась — избавившись от пары самых жирных потёков.

— Да, милая, глотай. Тебе ведь вкусно?

Ответ девушки Элен не расслышала.

Она отстранилась вновь от замочной скважины, дыша не менее тяжело, чем рабыня за дверью. Последний образ, что успел встать у неё перед глазами и запечатлеться на дне сетчатки, — образ белёсых потёков, извергающихся на охотно подставленную каштановую шевелюру.

Взгляд её упал вниз, на коврик, на сиротливо лежащую там резинку. Не веря себе, она вытянула руку вперёд, ощутила вновь свежее тепло латекса.

«Тебе ведь вкусно?»

Кончики её пальцев погрузились прямо в мутную жижу, её передёрнуло. Что она совершает? Но если она не сделает этого... не узнает того, что...

С тихим ужасом от собственных действий, ощущая бешеное сердцебиение, Элен снова — совсем как несколько минут тому назад — поднесла кончики пальцев к самому своему лицу.

Чувствуя, как мир вокруг раскалывается и уносится куда-то прочь, облизнула один.

Затем другой.

Ничего особенного на первый взгляд. Не знай Элен, что именно она только что попробовала, она могла бы принять это за подсоленный сырой белок. Но в том-то и заключалась беда, что она знала.

«Что я делаю».

Понемногу приходя в себя частью сознания, другой частью сознания начиная оцепенело понимать, что теперь она уже никогда не сможет считать себя приличной благовоспитанной девушкой, Элен привычно отёрла руку о край платья. На периферии её ума — третья часть? — мелькнуло воспоминание о том, как ещё недавно она была почти в панике от того, что собственными пальцами втёрла эту слизь в платье.

В панике ли, впрочем?

Пытаясь припомнить в точности, что она тогда ощутила, что вообще заставляло её выполнять эту тошнотворную работу, Элен потянулась рукою опять к брошенному на коврик резиновому изделию.

Чуть сдавила его, чувствуя знакомую теплоту. Совсем как тогда?

Провела склизкими, почти сочащимися влагой пальцами по краю собственного платья. Переместив пальцы ниже, оставила влажноватую дорожку на открытом бедре.

Чувство скользкого холодка в полуинтимном месте — она вообще не особо любила обнажать ноги и, кабы не гостиничный дресс-код, носила бы куда более длинные юбки, — чуть не заставило её застонать. Вот, значит, что за смесь стыда и удовольствия двигала рабыней из номера, заставляя её забыть о всяком достоинстве?

Элен подцепила двумя пальцами презерватив, держа его перед самыми глазами. Но видя в этот миг умственным взором перед собой нечто совсем другое — мутные светлые струи, извергающиеся на каштановую шевелюру.

Пальцы её переместились чуть выше, зависнув над самым затылком.

«Что я де...» — пронеслось ещё раз в уме.

И сжали резинку.

От осознания того, что она только что с собой сотворила, Элен захотелось заплакать. И в то же время — какая-то часть молоденькой белокурой девчонки с невинными глазами и раскрасневшимся личиком, стоящей на коленках у гостиничной двери и ощущающей стекающую с волос молочно-белую жижу, испытывала противоестественное наслаждение.

— Ах, как же ты хороша, — в такт её мыслям донеслось из гостиничного номера.

Мелко вздрагивая всем своим телом, не в силах до конца поверить в только что совершённое, Элен всмотрелась в замочную скважину. Что там происходит теперь?

— Ты была хорошей девочкой. И я хочу, чтобы ты сама себя за это наградила. Прямо здесь, прямо сейчас, при мне.

Элен на миг перестала дышать. О чём это он?

— Положи руку между своих прекрасных ножек. Вот так, моя милая, смелей.

Она следила, как каштановолосая рабыня покорно повиновалась. Задержав пальцы почти у самого срамного места — о ужас — неужели он требует, чтобы она?..

Дыхание Элен сбилось, мысли пришли в переполох. Она, конечно, знала, о чём речь — теоретически — но мать чуть не убила её во время первой и единственной попытки.

— Ну, моя милая, — голос за дверью как будто стал твёрже, — не робей. Положи ладонь между ножек и прижми её к себе крепче. Ты ж послушная девочка?

Её затуманенному рассудку вдруг пригрезилось, что голос этот обращается прямо к ней, к Элен.

— Ну же, — подстегнул её голос, — быстрее.

Рука её легла на бедро, ощутив липкий след в недавно испачканном месте, затем неуверенно скользнула под юбку.

«Что я делаю? Что я творю?» — этих вопросов Элен уже не задавала себе, боясь услышать ответ. Кончики её пальцев поднырнули под ленточку белья, отчего-то горячую и промокшую насквозь.

— Просунь пальчики в свою уютненькую пещерку. Вот так, правильно.

Чувствуя, что сходит с ума, белокурая девушка с невинным личиком и безумно блестящими глазами подчинилась, стараясь не думать о том, как выглядит сейчас со стороны, в каком виде могли бы обнаружить её постояльцы и что могла бы сказать о её нынешнем поведении её мать.

— Не забывай и о своём сладеньком треугольничке немножко выше. Можешь чуть-чуть поласкать его, большим пальчиком, вот так.

Следуя приказу, Элен изо всех своих сил закусила губу, чтобы не закричать.

— Ай, как хорошо, — радовался голос.

Она на миг разомкнула мёртвую хватку зубов и губ, дабы захватить ртом больше воздуха — и тут же вновь закрыть его.

— Трахай, трахай себя пальчиками.

Перед глазами её встали огненные круги, она потеряла над собой контроль и все-таки застонала — или ей показалось? — этот звук мог прийти и из номера перед ней.

— Ах, какая ты послушница, — веселился голос.

«Прости, мама», — мелькнуло на окраине меркнущего ума Элен, меж тем как её всё быстрее движущиеся пальцы проскользнули в неё ещё глубже, уже до предела, — и она открыла рот, застонав уже громче, застонав по-настоящему на весь отель, на все номера и на все коридоры.

— Снято, — негромко послышалось рядом.

* * * * * * * * * * * * *

Что происходит?

Она моргнула. Коридор, прежде казавшийся ей пустым, был заставлен съёмочной аппаратурой — как привычного, так и не особо привычного Элен вида.

По коридору прохаживался взад-вперёд усатый черноволосый мужчина в деловом костюме, отдававший команды остальным — по-видимому, кинооператорам?

— Кто... вы? — в шоке спросила белокурая девушка, извлекая трясущуюся ладонь из-под платья и поспешно распрямляясь.

Ноги её подкашивались.

— Что, опять сбой психоматрицы? — снизошел до неё мужчина в костюме. — Не обращай внимания, Катрин, через минуту всё вспомнишь.

Она вспоминала.

Память возвращалась к ней неохотно, искажённо, крохотными лучиками, будто проходящими сквозь дымчатое стекло. Её имя — не Элен. Она — гипноактриса. Всё, что она сделала и пережила тут — лишь ролик для эротоманов, который потом будут просматривать миллионы зрителей по всему миру.

Белокурая девушка в ужасе закусила губу.

Её снимали на плёнку. Вернее, на чип, — но растворяющемуся сознанию девушки из двадцатого века так проще было представить себе происходящее.

Всё, что она делала губами, стоя на коленях у двери гостиничного номера. Всё, что она осуществила с выброшенной резинкой. Всё, что она выполнила, повинуясь голосу из номера — на самом деле едва ли реальному, действие ролика с самого начала фокусировалось преимущественно на ней.

Весь мир — включая, вероятно, её знакомых и близких? — будет внимательно следить за каждым её действием, за каждым шагом начинающей извращенки.

А её мать?

Элен, не уверенная уже даже в своём имени, не отделяющая в мыслях вымышленную мать от реальной, закрыла лицо рукой, мечтая раствориться, исчезнуть, провалиться сквозь пол.

Плечи её затряслись мелкой дрожью.

— — — — — — — —

— Стало быть, сбой этот и вправду был лишь игрой случая? Насколько мне припоминается, в это мало кто верил.

— Случайность чистейшей воды, результат несовершенства используемой нами тогда аппаратуры.

Миллиардер отпивает немного минеральной воды из высокого хрустального фужера. Вам перепадает толика моей жажды.

— Что не было случайностью, — после деликатной приглушенной отрыжки добавляет он, — так это продолжение снятия визуальных данных и мозговых параметров даже после сигнала о прекращении съёмки. Один из операторов оказался достаточно предприимчивым, чтобы распространить полный вариант гипноклипа по чёрным каналам.

— Большинство зрителей сочло это хитроумным коммерческим трюком, во много раз увеличившим популярность вашей продукции.

— Кто мог знать, что наша целевая аудитория скрывает в себе столько садистов, способных так наслаждаться стыдом и ужасом бедной девушки?

Мистер Эстерданиус добродушно хмыкает.

— Во всяком случае, — продолжает он после паузы, — взлёт нашей популярности после этого эксцесса позволил нам окончательно определиться со своей нишей. Не жёсткие садомазохистские игрища, не вульгарное физиологическое порно, но сложные и деликатные психологически-рекурсивные сцены стали отныне нашим уделом.

— Зрители нашего интервью наверняка пожелают знать, не приводило ли это к странным или смешным ситуациям на поле съёмки? Ведь в любого рода творчестве, как известно, немудрено запутаться.

Глаза бизнесмена весело блестят.

— Вообще-то, — помедлив, произносит он, — я мог бы поведать вам одну историю этого образца. Хотя родство этой истории с нашими гипноклипами я бы до поры назвал сугубо косвенным...

ИСТОРИЯ Nо2: ПРЕПОДАВАТЕЛЬНИЦА ИЛИ НЕТ?

Присев на вращающийся круглый стульчик офисного образца у небольшого письменного стола, Ирина наконец позволила себе расслабиться.

Ноги её безумно гудели после часа пребывания в метро — пребывания вертикального. Она надеялась, что свежеобретённый заработок вскоре позволит ей сокращать расходы сил на дорогу — взяв в кредит автомобиль или хотя бы нанимая такси.

Извлеча из сумочки небольшую карманную косметичку, Ирина открыла её — и поиграла с настройками зеркальца, изучая собственное изображение внимательным вдумчивым взором. Всё ли в порядке? Не растрепались ли где-нибудь волосы? Нет ли нужды подправить тушь на ресницах или застегнуть расстегнувшуюся пуговицу?

Быть частнопрактикующим педагогом — для тех детей, чьи родители достаточно богаты и при этом полагают своих отпрысков слишком уж драгоценными для отправки в обычную школу, — путь не из лёгких. И уж тем более — не из самых предпочитаемых девушками вроде Ирины, в чьи двадцать пять лет фантазии о шоу-бизнесе уже начинают увядать, но в синие чулки тем не менее ещё почему-то не тянет. Как ни парадоксально, юный возраст налагает на начинающую преподавательницу лишние требования — ей нужно выглядеть миловидно, но при этом солидно, обаять своей привлекательностью отца семейства — и в то же время не вызвать даже подсознательных порывов ревности у хранительницы очага.

Так, по крайней мере, часто писали во флудильных разделах педагогических форумов.

Ирине вроде бы удалось пройти по самой грани — хотя кто точно знает?

Коротко стриженые блестящие волосы цвета воронова крыла с заплетённым позади хвостиком, строгие очки в тонкой оправе, полураспахнутая чёрная кожаная куртка — её, кстати, пора бы снять? — и белая блузка под нею. Обтянутые тёмными колготками колени благопристойно скрывала чернильного цвета юбка, а пятью сантиметрами ниже начинались длинные чёрные сапоги.

Не слишком ли много чёрного?

Ирина едва заметно двинула плечами, хотя следить за этим движением было некому. Так или иначе, сегодня её внешность строгим испытаниям подвергаться не будет — главный и ключевой тест был ею пройден вчера при заключении договора с родителями Дэна.

Она хорошо помнила эту беседу.

Скользко ощупывающий взгляд отца. Недоверчивые глаза матери. Под перекрещением их взоров Ирина заалела даже на какое-то время, ощутив себя подозреваемой в каком-то преступлении, если не преступницей в буквальном смысле. На миг ей почудилось, что собеседники знают наизусть все её мелкие и крупные грешки прошлого и настоящего, вплоть до спрятанной в памяти зеркальца — подключаемым к Сети компьютерам она не особо верила — коллекции эротических гипноклипов под шестизначным паролем.

О да, у Ирины, как и у всякой молодой девушки, хватало своих жарких тайн. Но не обо всех из них были бы рады узнать родители её клиента.

Она вздохнула, изгоняя из головы лишние мысли и настраиваясь на рабочий лад.

Скоро там подойдёт Дэн, её пубертатный ученик, жаждущий выучить интерлинк? Он минут пять назад открыл ей дверь, смущённо буркнув что-то про отсутствие родителей, сказал, что будет в комнате через минуту, и поспешно скрылся за углом коридора. Всё это — ни разу не пересёкшись с ней хоть одним взглядом.

Эти повадки подростков, впрочем, были ей прекрасно понятны. Где-то в глубине души она была даже рада, что её первый ученик оказался именно таким — вместо того, чтобы сразу кинуться её очаровывать, соблазнять или назначать свидание.

Интересно, а что было бы, если бы?..

Ирина вновь встряхнула головой, отгоняя игривые думы. Что у неё за настроение сейчас? Такое ощущение, что даже воздух какой-то пряный.

Она сжала пальцы на краях косметички и приготовилась уже было с щелчком захлопнуть её, как вдруг увидела в глубине зеркального отражения что-то, чего не было по эту сторону стекла. Что-то, похожее на приклеенный к зеркальцу изнутри бумажный квадратик.

Почтовое сообщение?

Но Ирина не подключала косметичку к Сети, она вообще слабо разбиралась в нынешних технологиях.

Реклама?

Она коснулась пальцем стекла, расширяя квадратик на весь экран. Крохотные чёрные точки стали вполне читаемыми буквами.

«Пусть то, что я делаю, незаконно, но мне всё равно. Ты разрушила мою жизнь, я разрушу твою, провалив твои первые и единственные кинопробы. Дулю тебе, а не денежки на лечение родичей».

Ирина моргнула.

Кинопробы? Чья-то разрушенная жизнь? И при чём здесь какие-то родственники, которые у Ирины вроде бы все были здоровы?

Но на этом сообщение не заканчивалось.

«Милая, к твоему сведению, ты — актриса пошлого гипноклипа, а то, что происходит сейчас, — фарс. Игра. Думаешь, педагоги бывают такими? Но теперь психоматрица не сможет корректно работать, раз ты всё знаешь, ты не сможешь держать роль. Сучка я, правда? Но, как говорится, око за око».

По спине Ирины прошёл холодок.

Она неплохо представляла себе, что такое гипноклипы, благодаря пережитому некогда гормональному пику эта часть нынешних технологий была ею не понаслышке изучена. Но может ли быть так, что вся её жизнь, вся жизнь начинающего педагога из провинции была лишь набором наскоро состряпанных кем-то псевдовоспоминаний?

Она прикусила губу.

Ей вспомнились, словно вчера пережитые, чувства и мысли некоторых глупеньких гипногероинь. Странно, но воспоминания эти, обычно вызывавшие возбуждение, сейчас кольнули её булавкой вины.

Может ли она, Ирина, быть одной из них?

«Какие могут быть альтернативные объяснения? — мысленно обратилась она к самой себе. — Розыгрыш? Шутка? Чтобы знать, что это хоть в какой-то мере на меня подействует, неизвестный шутник должен был знать о скрытой стороне моей жизни, о моём увлечении эротическими клипами, а они были в отключенном от Интернета хранилище и вообще под паролем».

И все эти подробности. Чья-то разрушенная жизнь, какие-то больные родственники. Полная бессмыслица для Ирины — но, быть может, самое главное в жизни той девушки, которой она на самом деле является?

И неясный путь попадания сообщения к ней.

Быть может, та, кем является в реальности Ирина, иногда всё же подключает косметичку к Сети?

Она коснулась снова пальцем стекла, убирая квадратик с экрана, — и застыла скульптурой, перехватив взгляд собственного отражения.

Взгляд был затравленным.

Как быть?

Отведя глаза от зеркальца, Ирина устремила их в сторону двери. Где же Дэн? Не является ли его промедление само по себе подтверждением того, что происходящее укладывается в некий тайный сценарий?

Нет, скорее всего, это чья-то шутка.

«Кому надо так шутить?»

Ирина вспомнила свои мысли пятиминутной давности, свой фривольный настрой, и её снова обожгло холодом.

«Не обманывай себя, — мягко, но беспощадно сказала она себе. — Тебя скорее всего уже тогда контролировала психоматрица, ненавязчиво ведя по определённому маршруту».

По какому?

Догадаться нетрудно. Наводящая подсказка из письма, до сих пор не вполне прошедший лёгкий жар между коленями, наконец, сама ситуация. Учительница и ученик. Привлекательная взрослая девушка в строгом деловом костюме и озабоченный пубертатный подросток.

Как заурядно.

«Интересно, чьи мысли и чувства будут записываться на чип, кто из нас двоих будет главным объектом ролика? — задалась вопросом она. — Скорее всего, Дэн, учитывая явно дразнящий мужское воображение сюжет происходящего».

Она кинула взгляд на часы. Оказывается, прошло всего минуты четыре — хотя ей казалось, что минула целая вечность. Сердце её покалывало ледяными иголками.

Не каждый день ты узнаёшь, что на самом деле не существуешь. Не каждый день ты узнаёшь, что скоро рассеешься без следа.

След, впрочем, останется. Словно в тумане Ирина вспомнила интервью с какой-то гипноактрисой, говорившей, что временами с ностальгией и грустью вспоминает всех своих персонажей.

Но захочет ли та, кем реально является Ирина, вспоминать свою провальную роль?

«Ты разрушила мою жизнь, я разрушу твою».

Она сглотнула комок в горле.

«Дулю тебе, а не денежки на лечение родичей».

Кем бы ни была в настоящем мире Ирина и кому бы она ни причинила там зло, вполне очевидно, что от её роли очень многое зависит. Если она провалит роль — она погубит истинную себя.

Но что она может сделать?

«Ты можешь попытаться прислушаться к интуиции, к подсказкам психоматрицы, — шепнула она себе. — Если ролик фокусируется на его чувствах, а не на твоих, то правильного поведения может оказаться достаточно для успешного отыгрыша роли. Чёрт, да даже если ролик фокусируется отчасти и на твоих чувствах, у тебя ещё есть шанс — если ты сумеешь пробудить в себе достаточно эротизма, быть может, твои чувства понравятся целевой аудитории больше запланированных сценарием?»

Она опустила руку к подолу чёрной юбки, провела пальцами по обтянутому колготами колену. Где фривольный настрой, когда он нужен?

Втянув ноздрями воздух, Ирина вновь ощутила едва уловимый пряный аромат, расслабляющий — и возбуждающий в то же самое время. Как знать, не эквивалент ли это романтической музыки за кадром?

Дверь еле слышно скрипнула.

В комнату вошёл Дэн, низко опустив голову. Взгляд его почти не отрывался от пола.

— Здравствуйте, — глухо произнёс он. Так глухо и так невнятно, что бульканье это скорее прозвучало как «здраст» — или нечто навроде того.

— рrivеt, — улыбнулась преподавательница, чувствуя, как её слегка колотит изнутри. — Значит, ты хочешь изучить интерлинк — ну, то есть межъязык или инлинк, говоря по-простому?

Ученик помолчал.

— Хочу, — неохотно признал после паузы он. Или это было «хчу»?

— Сядь рядом, — облизнула губы Ирина. То ли смущение Дэна было тому виной, то ли пряный аромат воздуха, то ли влияние психоматрицы, но она понемногу начала успокаиваться. — Ты ведь уже знаешь некоторый базовый набор понятий межъязыка? Иногда его проходят в младших классах.

— Знаю. — Шея его чуть дрогнула в полукивке. Ну, по крайней мере, уже более-менее твёрдо прозвучавшее слово.

Помедлив, ученик взгромоздился на соседнее сидение у письменного столика. Переведя взгляд с собственных сложенных ладоней чуть выше, почему-то вспыхнул — и поспешно направил его в сторону клетчатых тетрадей на столе.

Помимо воли брови Ирины взлетели. Невинного отрока столь смущают её колени, и без того полуприкрытые юбкой?

Где-то глубоко внутри неё промелькнул некий неясный импульс, сразу задушенный цензурой разума. Мгновением позже она опомнилась — ей никак нельзя сейчас глушить в себе сладковато-стыдные порывы, каждый из них может быть шёпотом психоматрицы, — и, следуя импульсу, придвинулась к Дэну ближе, почти касаясь его коленом ниже уровня стола.

— Ты бы не мог выписать в тетрадку те слова интерлинка, которые ты уже знаешь? — предельно сладким голосом мурлыкнула она. — Чтобы можно было потом сверить наши... познания.

Глядя, как его гелевое перо птицей порхает над бумагой, Ирина невольно подумала о техническом прогрессе, о проклятом прогрессе, поставившем её в ситуацию, которая не могла никому и присниться столетием раньше. Тогда, в конце двадцатого века, многим виделось, что письменность отмирает и что новые поколения будут владеть набором текста лишь в электронной форме.

Законы мозга, увы, неумолимы. Как оказалось, мелкая моторика рук — развиваемая письменностью — благодатна для нервной системы.

Хорошо хоть научились делать ручки, почти не требующие нажима. Всё равно что пальцем в воздухе рисуешь — так же быстро и легко.

Наконец перо в руке подростка замерло.

Слегка склонившись к тетради, Ирина окинула взором несколько сотен слов. Общие понятия, отношения и действия, цвета и части мира, местоимения и предлоги, абстракции и контаминации. Менее велик запас слов конкретных, сиюминутных, — но это легко исправить.

— Тут у тебя мал набор предметных, узких понятий, — мягко озвучила она только что сделанное наблюдение, коснувшись ладони Дэна. — Сейчас я обогащу твой лексикон свежими инлинковыми понятиями, а ты будешь их записывать. Хорошо?

Дождавшись неуверенного кивка, преподавательница облизнула губы, понизив голос почти до загадочного шёпота.

— Yаblоkо. То есть яблоко. Фрукт, которому некоторые придают едва ли не мистическое значение...

Перо выписало на бумаге несколько завитков, увековечивая в тетради слово — и перевод.

— Sрiса. То, чем вяжут. Во времена моего детства это было модным у бабушек...

Рассматривая лицо парня, Ирина со странной отчуждённостью подумала, что могло оказаться хуже. Не эталон красоты, конечно, но и не наоборот ведь?

— Mаyаtnik... — нежно шепнула она.

Пока что она диктовала слова и понятия безо всякой системы, уже понимая, что активную роль в этом шоу придётся играть именно ей.

Что ж, разве она не была к этому готова?

— Rukа, — Ирина ласково погладила подростка прямо по напряжённым пальцам, чуть не заставив его уронить перо. — Она бывает левой, а бывает правой. Ею обычно держат гелевую ручку...

Голос её вновь стал почти мурлыкающим.

— Yubkа, — шепнула преподавательница. — То, что скрывает колени. Обычно... женские.

Дэн вздрогнул. И, хотя перо его послушно двинулось в пляс по бумаге, ей показалось, что лоб его мгновенно вспотел.

— Kоlеnо, — ещё тише, еле-еле слышно, выдохнула Ирина. Указанная часть её тела под столом слегка потёрлась о ногу парня. — То, что скрывает yubkа. В единственном числе...

Она придвинулась чуть ближе.

— Bеdrо, — прошелестела она почти на ухо своему ученику. — То, что располагается немного выше kоlеnа...

Дэн уже едва дышал. Любуясь его окаменевшими чертами, она чуть заметно улыбнулась.

— Bustgаltеr, — негромко, как бы невзначай проговорила она.

И, из последних сил удерживаясь от явного смеха, озвучила перевод.

— Grud...

Тут черты его лица стали и вовсе неповторимы. Ирина помедлила немного — пытаясь себе вообразить, что происходит сейчас в его брюках.

«Чем я занимаюсь?» — промелькнула отстранённая, будто пришедшая издалека, мысль в голове Ирины. Что, если она ошибается во всех своих догадках и домыслах? Что, если это всё-таки чей-то шизофренический розыгрыш? Что, если она никакая не гипноактриса и завтра для неё наступит следующий день?

«Тогда я сейчас просто-напросто совращаю несовершеннолетнего, — с холодком дошло до неё. — Злоупотребляя положением. Нарушая закон».

И ей это уже начинает нравиться.

— Bryuki, — пощекотала дыханием она его ухо. — То, что носят парни. Ниже пояса...

Ладонь её на мгновение нырнула под стол и коснулась колена Дэна, но почти сразу отдёрнулась. Ей показалось, или в глазах его стоят слёзы?

Ещё несколько предметов одежды. Ещё несколько неоднозначных телесных частей. Несколько вполне невинных слов — отвлечения ради.

Каково впитывать в себя науку нового языка?

— Хорошо, Дэн, — дождавшись записи очередного слова, отодвинулась она. Подросток дышал тяжело и часто, не глядя на бумагу перед собой. — Сейчас мы расширили твой словарный запас и теперь мы будем проверять твои знания.

Преподавательница интерлинка неторопливо закинула ногу на ногу, позволив юбке при этом задраться намного выше колена.

— Это может показаться немного глупым, — вкрадчиво понизила голос она, — но это позволяет закрепить знания. Я буду задавать тебе вопросы на интерлинке, простые, требующие ответа «да» или «нет». Ты будешь, тоже на инлинке, отвечать...

Она помедлила минуту, ища его взгляд.

— Ti sоglаsеn, Дэн?..

Секундное молчание.

— Dа...

Она позволила себе слегка улыбнуться, празднуя эту небольшую победу.

— Nеbо... imееt siniy сvеt?

— Dа.

— Kоshki еdyаt myshеy?

— Dа... — выдохнул парень. Кажется, густая краснота с его лица начала спадать.

— U tеbyа еst stоl?

— Dа, — покосился в сторону Дэн.

— U tеbyа еst stul?

Тут он помолчал с мгновение, видимо, начиная догадываться, что над ним издеваются. Но всё же ответил утвердительно.

— Ti lubish krаsniе yаblоki?

— Dа, — сглотнул парень слюну.

— Ti lubish bеliy shоkоlаd?

— Dа...

— Tеbе nrаvitsа... rаdugа? — облизнула губы преподавательница.

— Dа.

— Tеbе nrаvyаtsа zvyоzdi?

— Dа...

— Tеbе nrаvyаtsа mоi kоlеni?

Подросток открыл рот и тут же закрыл, сбившись с налаженного ритма. Глаза его моргнули.

— Ну же, Дэн, — ласково увещевала его Ирина. — Тебе просто нужно ответить положительно или отрицательно на простой вопрос. Если ты забыл какие-то слова или не знаешь их значения, я могу тебе объяснить.

— Я... — Он замолчал.

Она коснулась рукою колена, открытого теперь до бедра. Парень, от шока, похоже, забывший даже об избегании глазного контакта, мог насладиться этим зрелищем во всей красе.

— Tеbе nrаvyаtsа mоi kоlеni, Дэн?

Голос её был таким сладким. Таким вкрадчивым.

— D-dа, — сглотнув комок, выдавил парень.

Ирина улыбнулась уголками рта. Едва заметно.

— Tеbе nrаvyаtsа... mоi byоdrа?

Она провела ладонью по одному из них, как бы случайно позволив юбке ещё чуть-чуть приподняться. Сантиметра на два.

— Dа, — проговорил ученик.

Щёки его горели.

— Чего ты хочешь, Дэн? — проговорила Ирина, не сводя с него пристального взгляда через свои деловые очки. — Я предлагаю тебе поиграть... в немного другую игру. Игру, которая может ещё сильнее расширить твой словарный запас.

Преподавательница сделала паузу.

— Ты формулируешь желания на инлинке. Можешь пользоваться записями. Можешь даже подглядывать в учебник... это только поможет расширить твой лексикон. Я — выполняю их, если это в моих силах.

Она неспешно поменяла расположение ног, тем не менее оставляя их перекрещёнными.

— Ты... согласен?

Глаза подростка горели. Но он явно не знал, что ответить, снова впав в ступор.

— Эх, как же плохо ты понимаешь простые вещи, — с показной грустью покачала она головой. — Ну хорошо, для примера... vоzmi ruсhku.

Дэн моргнул. Затем вздрогнул. Мгновением позже пальцы его сомкнулись на гелевом стерженьке.

Преподавательница откинулась на спинку офисного стула, в глазах её проявилась мечтательность. Рука её соскользнула вниз по ткани колгот на колене.

— Nаrisuy krug.

Ручка описала окружность на листе бумаги.

— Твоя очередь.

Ирина неспешно покачивалась влево-вправо вместе с офисным стулом, колени её выписывали те же завораживающие движения под взором Дэна.

Не в силах отвести от них взор, подросток сглотнул слюну.

— Sdеlаytе... yubkа vvеrh, — выдавил он, явно позабыв все правила согласования слов. И заалел.

Сделав недоумённое лицо, Ирина еле заметно покачала головой. Коснулась рукой края подола и изобразила лёгкую укоризну.

— Как тебе не стыдно, Дэн.

Она смерила его взглядом с головы до ног. Смотреть на лицо парня было просто жалко.

— Как тебе не стыдно допустить столько ошибок в реплике, — с той же интонацией добавила она. — Ты как будто совсем не учил интерлинка?

Сжалившись над ним — и вспомнив попутно кое о чём — она быстро набросала на листке бумаги схему согласования для каждого из слов в подобного рода фразах и указала предпочтительные синонимы.

— Смотри.

Подросток глянул. Лицо его заалело ещё гуще.

— Ну, попробуй ещё раз. Ты же способен построить фразу правильно, да?

По лицу парня прошла дрожь.

Он ещё раз взглянул на листок, потом — на её колени. Потом — снова на листок.

— рriроdnimitе... krаy yubki.

Преподавательница интерлинка слегка поправила очки, продолжая строго разглядывать его. Предложение было построено верно, но отказать себе в маленьком невинном удовольствии она не могла.

— Ты забыл одно слово. Ключевое. В фольклорах некоторых стран его даже считают волшебным.

— роzhаluystа... — выдохнул Дэн.

Последовала пауза.

Затем, будто по таймеру, темноволосая девушка в чёрных сапогах, тёмных колготках, полураспахнутой кожаной куртке, чёрной юбке, белой блузе и деловых очках неторопливо выпрямилась.

Стоя перед Дэном, она коснулась пальцами края юбки — неуверенно и сразу отдёрнув пальцы, как от огня, — но тут же, будто набравшись духу, взявшись за тёмный подол вновь.

Пристально глядя ему в лицо, Ирина приподняла край своего одеяния, обнажая обтянутые тёмными колготками колени, открывая взору безупречные бёдра и предоставляя даже шанс увидеть часть манящих ягодиц. Пальцы её дрогнули было на миг, словно в стремлении отпустить подол, — но тут же застыли, стальными клещами удерживая чёрную ткань в наибесстыднейшем положении.

Преподавательница несмело облизнула губы.

— Чего ты теперь хочешь, Дэн? — мягко осведомилась она. Брови её взлетели.

Подростка слегка трясло. Он тяжело дышал, не отводя взгляда от её оголённых ног.

— Хочу... чтобы...

— На инлинке, Дэни, — ласково напомнила она.

Ирина смотрела, как раскрасневшийся ученик листает учебник и конспекты в поисках нужных слов, как блестят капельки пота на его лбу, как взгляд его временами скользит по её ягодицам и бёдрам, порою перемещаясь чуть выше. Откинув голову назад, она попыталась принять более влекущую позу.

Кто бы мог подумать, что стезя садистки окажется столь сладка?

Займись она самоанализом, она бы поняла, что в ощущениях этих многое от скрытого желания отомстить устроителям шоу, как бы воплотившимся для неё ныне в нескладной фигуре ученика. Преподавательнице сейчас, однако, было не до психологических изысканий.

Кровь бархатно стучала в её висках. Пряный аромат воздуха, кажется, пропитал её всю.

Подросток негромко кашлянул.

— Да, Дэни? — нежно поинтересовалась она. Чуть-чуть потеребив пальцами края юбки.

Дэн помялся с минуту. Набрал в грудь воздуха.

— роzhаluystа... snimitе s sеbyа оdеzhdu. Isроlnitе... isроlnitе striрtiz, — выдохнул он.

Брови преподавательницы заново взмыли вверх.

— Ты... хочешь, чтобы я сняла с себя всё? — будто в припадке растерянности сама кашлянула она, перейдя на обычный язык. Приоткрыв на миг губы — и как бы даже сурово нахмурившись. — Разделась перед тобою прямо тут и сейчас? Сделав это... под музыку?

На тинейджера было жалко смотреть. Стыд и страх плыли по его лицу белёсо-алыми волнами.

Ирина, украдкой любуясь дивными переливами оттенков, поправила свои строгие деловые очки.

— Hоrоshо, — опускает она взор.

Рука её, высвободив край юбки, проскальзывает в висящую на плече сумочку, извлекая косметичку. Как хорошо, что в памяти её зеркальца как раз имеется трек с приятной подбадривающей мелодией.

Лишний довод к тому, что всё это — небыль?

Пара щелчков наманикюренным пальцем по ледяному стеклу — и неторопливая плавная музыка мягкими аккордами заливает комнату.

Ирина снимает сумку с плеча и отправляет её на столик, слегка надув губы и не сводя с ученика немного рассерженный взгляд. Отчасти она и вправду рассержена — чувство это странно пьянит и возбуждает — она всерьёз ожидала, что Дэн будет умолять её избавиться от предметов одежды по одному, в преддверии чего и заставляла его заучивать их наименования?

Обе её ладони птицею взлетают к плечам — край юбки молотом падает вниз и вновь укрывает её ноги чёрным бархатным опахалом.

Полураспахнутая кожаная куртка покидает то правое, то левое плечо, отправляясь в итоге за сумкой на письменный столик.

Пальцы её паучком пробегают по полам блузы.

Покусывая губы, продолжая держать подопечного сердитым и как бы даже слегка испуганным взглядом, всем видом своим изображая невинную жертву, вынужденную выполнять условия ею же придуманной игры, Ирина расстёгивает пуговицы на белой ткани, снизу вверх, от самой первой к самой последней. Скользнув рукою между полами, нежно проводит по коже пальцами — рядом с правой чашечкой салатово-кремового бюстгальтера.

— Вот так, Дэн?.. — не выдержав, шепчет она.

Смерив ученика ещё одним строгим взором, несущим в то же время компоненту кроткой обречённости, она небрежным движением плеч сбрасывает с них блузу — позволив белой ткани соскользнуть на поверхность столика.

Полуопёршись поясницей на столик, краем глаза она замечает окно с распахнутыми шторами позади. Не различит ли кто за ними преподавательницу, почти полуобнажившуюся перед учеником?

«Ах, всё равно. Это не более чем гипномираж?»

Проведя рукой ещё раз по коже вокруг кремовых чашечек бюстгальтера, видя безумный блеск в глазах Дэна и ощущая отзвук его возбуждения в самой себе, она водружает правую ногу на стул. Кинув на парня ещё один взгляд — и скользнув пальцами по колену через тёмную ткань колгот.

Спуская вниз язычок молнии чёрного сапога, Ирина расстёгивает его.

Опустив ногу вниз и водружая на стул левую ногу взамен, совершает то же с иным сапогом.

Полуприсев на столик, преподавательница вновь задирает вверх юбку, опять бесстыдно обнажая до самого предела бёдра, пальцы её ухватывают молнию за пластиковый язычок и неспешно тянут его снизу вверх под разгорячённым взором ученика.

Позволив юбке опасть и вновь на миг пересёкшись с подопечным взглядами — всеми силами своими тщась передать мессейдж «До чего ты меня довёл?» в это краткое мгновенье — девушка, из всей заметной одежды на которой остались лишь салатовый бюстгальтер и тёмные колготки, полуоборачивается к ученику спиной и к окну лицом. Кончики её пальцев подныривают под поясок нижней части её одеяния.

И соскальзывают ниже.

Стоя перед учеником в одном салатовом белье, цвет её трусиков по оттенкам совпадал с топиком, Ирина проводит ладонью по животу.

Пальчики её касаются на мгновенье резинки трусиков, будто колеблясь, не нырнуть ли и за неё.

Глаза Дэна дико горят, брюки его вздуваются шатром, только что не лопаясь изнутри.

«Интересно, сколько на самом деле ему лет?»

Ирина знала, что при участии в гипноклипе восприятие реальности может слегка варьироваться — так, например, гипноактёр не замечает съёмочной аппаратуры вокруг. Но главные элементы внешности участников сцены обычно остаются как есть.

С другой стороны, она ведь может сниматься и в подпольном гипноклипе, товаре для чёрного рынка. Тогда вид и возраст ученика перед ней могут быть вполне неподдельны.

Мысль эта почему-то сладко обжигает её.

Рука парня дёргается, зачем-то стиснувшись вокруг левого бедра. Ирина вдруг понимает, что ученик пред нею сдерживается из последних сил, еле удерживаясь от — ну, чем там обычно занимаются тинейджеры, следя за раздеванием обольстительниц из видеороликов?

«Интересно, что произойдёт, если я вынужу его извергнуться прямиком в брюки? — мелькает невольный вопрос у неё в голове. — Клип будет сорван?»

С затуманенным взором она облизывает губы, заставляя их влажно заблестеть, после чего касается пальцами левой чашечки топика.

Скользнув по ткани кончиками пальцев, на миг она останавливает их у соска.

После чего — сжимает.

Неотрывно глядя Дэну в лицо строгим и при этом провоцирующим взглядом, она заводит левую руку за спину, нащупывая салатовый узелок.

Обе чашечки топика падают вниз.

С уст парня перед нею слетает невольный стон. Нарочито потупив взор и даже полуприкрыв глаза, Ирина позволяет своим ладоням попутешествовать по мягким полушариям, как бы пытаясь в смущении их прикрыть — но тут же слегка смещая вниз правую руку, а левой ладонью устремляясь ещё ниже в направлении кремовых трусиков.

Колени её распахиваются под взглядом Дэна, она сидит на самом краю письменного столика. Рука её глайдером скользит по зыбкой зеленоватой дорожке, почти утапливая нить трусиков в горячих недрах.

Пальцы её проникают под салатовую тесёмку, ресницы приоткрываются на миг — лишь дабы увидеть, как рука Дэна стискивает бугор на брюках.

Веки её приподнимаются ещё выше, а взгляд её встречается со взглядом ученика, уголков её губ касается лёгкая поощрительная улыбка. Прямо у него на глазах преподавательница интерлинка проскальзывает рукою в трусики уже целиком — ведя игриво кончиками пальцев по собственной щёлке.

Как же здесь горячо?

Тесёмка её белья приспущена, голова её и спина запрокинуты назад, она уже скорее лежит, чем сидит на столике — открытая как взгляду ученика, так и взорам возможных заоконных наблюдателей, способных различить что-либо через призрачный невесомый тюль.

Чей это слышится тонкий протяжный стон?

«Что мы творим», — безвольной тенью проносится у Ирины в голове.

В том, чтобы быть гипноперсонажем, существующим не более дня, есть свои преимущества. Можно в открытую совращать несовершеннолетнего ученика, не опасаясь последствий, можно мастурбировать обнажённой прямо на столе перед ним — и перед окном с широко распахнутыми шторами — не думая ни о чём.

Она стонет ещё громче, проникая пальцами глубже меж своих влажных створок.

Моргает, пытаясь прогнать туман в глазах после очередного стона. Кто это нависает над нею?

Дэн?..

Красный как мухомор, дрожащий и взмокший, даже не пытающийся скрыть продолжающиеся полурефлекторные движения своей ладони.

Ирина из последних сил собирается с мыслями.

— Ну, — губы её изгибаются в неловком подобии улыбки, — я вроде как осуществила твоё пожелание. Или у тебя, — улыбка её почему-то на миг сделалась ярче, — возникла ещё одна формулировка?

Подросток тяжело дышит, почти хрипит.

— В... в-в... — Он с трудом сглатывает слюну, прежде чем продолжить. — В-возникла.

Преподавательница мягко заглядывает ему в глаза. Он ведь тоже гипноперсонаж, говоря по сути.

Виноват ли он хоть в чём-нибудь перед ней?

— Какая же? — сладким шёпотом уточняет она.

Заикаясь, путая предлоги и деепричастия, заблудившись в склонениях и падежах, Дэн озвучивает кое-как своё новое пожелание.

Она вновь деловито поправляет очки.

— Это противозаконно, Дэн. — Если в голосе её и поубавилось сладости, то лишь совсем слегка. — Но ежели ты и вправду предполагаешь, что это поможет изучению языка...

— Полагаю, — выдыхает парень.

Ирина несколько мгновений смотрит на него ничего не выражающим взглядом. После чего неторопливо слезает со столика, опускаясь ступнями на пушистый ковровый ворс.

— Командуй, Дэн, — еле слышно шепчет она. — Это твой урок. Ты знаешь слова.

Парень в ответ около минуты рассматривает её.

— Vstаntе nа kоlеni. — Голос его почему-то сбивается на последнем слове. — роzhаluystа.

Она медлит некоторое время — но почему нет? — после чего опускается нагими коленями на тот же ворс, тот же щекочущий ворс, из бесстыдства или из странного мазохизма выбрав тот участок ковра, что неплохо поддавался обзору через оконные стёкла.

— Что теперь делать, Дэн? — как бы в смущении опускает ресницы она.

— Nаklоnitе gоlоvu... nizhе. — Тут его дыхание перехватывает.

Ирина повинуется.

— Так?..

Глаза её горят, мысль о виде, открывающемся через окно, проходит сладкою стужей по всему телу.

— Dа. Теперь... оtkrоytе rоt... — еле слышно выдыхает из себя он. Зрачки его глаз закатываются.

Ирина вновь раболепно следует приказу.

Губы её смыкаются вокруг дрожащего от накала разгорячённого поршня, почти обжигающего, кончик её языка ощущает солоноватую влагу на морщинистой кожице. Колышущаяся упругая плоть едва ли не полностью заполоняет собой её рот, ей становится трудно дышать — и, как в припадке самоистязания, она всем телом своим подаётся вперёд, почти ощущая щекочущие касания на своих гландах.

Рука преподавательницы вслепую соскальзывает вниз, к давно приспущенным трусикам. Пальцы её находят ощупью контуры курчавого треугольничка.

И ныряют ниже.

Она застонала бы, не будь сейчас занят целиком весь её рот.

«Пусть мне, быть может, осталось просуществовать мной не так долго, — так, или примерно так прозвучали бы мысли Ирины, возьми она за труд выразить их литературно. — Но в эти оставшиеся мгновения я постараюсь выжать из них максимум наслажденья, буду такой, какою всегда в глубине души жаждала быть, выпущу себя на волю».

Ладонь тинейджера — Ирина чувствует это — вцепляется сзади гребнем в её шевелюру. Причмокнув, преподавательница международного языка слегка сдвигает голову то вперёд, то назад, следуя едва уловимому, но становящемуся всё чётче ритму.

Язычок её подобен робкому суслику, изучающему очертания вломившейся в его норку лисы.

То несмело и нерешительно — то, словно бы в панике, вдруг ускоряющему метания.

Снова и снова.

— Да!.. Вот так... — Но все ли из слетающих с его уст обороты можно назвать цензурными?

Приопустив иронично ресницы и ощутив в себе новый всплеск возбуждения, преподавательница наращивает темп.

Пальцы её меж тем почти целиком ныряют в глубь алых складочек, скрываясь внутри.

То сдвигаясь, то растопыриваясь, то стремительно теребя жаркую плоть.

Она закричала бы, если б могла.

Но крик, ею не озвученный, слышится откуда-то сверху — и раскалённая лава выплеск за выплеском, взрыв за взрывом извергается кипятком в её горло.

Пальцы ученика сжаты стальным капканом на её затылке, Ирина почти не ощущает этого, чувствами своими погрузившись в себя, в свои личные сладкие недра, где бурная дрожь её собственных прихотливых пальчиков возносит её на вершину блаженства, стирая рассудок, ломая границы, заполоняя пространство перед ней ослепительными пылающими кругами и повергая в небытие само Время.

Голова её откидывается назад, клейкие белые струйки стекают сверху вниз по её губам и шее, с уст её срывается стон.

Или крик?..

* * * * * * * * * * * * *

Эхо недавнего звука всё ещё вибрировало камертоном в её ушах, ставший обжигающим воздух порция за порцией жадно захватывался её лёгкими, узоры белого пламени танцующим хороводом медленно растворялись перед глазами.

Каждая мышца Ирины словно медленно обмякала.

Скоро ли, наконец, послышится оклик «Снято»? Вроде бы кульминация клипа уже позади.

Она перевела взгляд на Дэна. Испытывая к нему в этот момент, как ни странно, помесь чувств благодарности и солидарности.

Протянув руку, Ирина взъерошила его волосы.

— Ну, как это было? — вопрос её почему-то раздался едва ли не шёпотом.

Парень вяло усмехнулся. Этого выражения она ни разу прежде не видела на его лице.

— Выше всяких похвал. Пожалуй, из вас и вправду могла бы выйти неплохая... гипноактриса.

Сначала ей показалось, будто она ослышалась.

— Неплохая... кто? — Нынешний её голос прозвучал чуждо для неё самой.

— Гипноактриса. — Дэн усмехнулся уже в открытую. — Вы бы могли претендовать на «Оскара».

Она отодвинулась, недоверчиво глядя на ученика, которого не так давно совратила, перед которым только что устроила распутное представление, на глазах у которого беззастенчиво ласкала собственное нагое тело.

— Как ты...

Голос её упал.

— Следует отключать все незадокументированные вайфай-функции своего косметического планшета, когда входите с ним в незнакомое место.

Глаза парня сияли насмешливым торжеством.

— Я вхожу в одно небольшое хакерское комьюнити, мы обмениваемся иногда способами взлома мобилок и обхода паролей, — облизнув губы, пояснил он. — Из интереса я порой проверяю на прочность компноты посещающих нашу квартиру, но ваш шестизначный пароль особенно умилил меня. В двадцать первом веке? Я умоляю вас, ради всех эльфов Валинора, это даже не смешно.

Он сделал паузу, на губах его играла улыбка. Ирина молчала, не в силах что-либо произнести.

— Увидев файлы архива, я поначалу не знал, что и думать. Такая приличная с виду девушка. Такое необычное хобби. Так возбуждает?

По щекам преподавательницы — всего лишь только преподавательницы? — разошлась краска.

— Поначалу я мечтал, фантазировал о том, чтобы просто шантажировать вас этим, но идея могла и не выгореть. К счастью, Интернет — это огромный коллективный разум, где можно сообща обдумать самые извращённые планы.

Кажется, Дэн проглотил слюну.

— И вот возник замысел. Простой и при этом... Никакого риска, даже если не выгорит. Чуток альгимедотона в воздухе может увеличить шансы.

— Альги... чего? — машинально уточнила она.

— Так, лёгкое возбуждающее средство, — объяснил Дэн. — Его часто упоминают на бордах.

Вяло, будто бы с грустью, он покачал головой:

— Реально оно, увы, не так уж и эффективно. Как ни печально, нет в природе веществ, одно вдыхание или проглатывание которых сразу заставило бы девушку кинуться на ближайшего парня, — и, не считай вы себя гипноактрисой, вы бы легко перебороли его действие, заподозрили бы неладное или просто ушли. Но...

Теперь театрально упал уже его голос.

Ирина стиснула зубы, чувствуя, как её начинает слегка колотить от пережитого унижения, осознанного во всей мере только сейчас. Подросток использовал её. Превратил её в сексуальную рабыню на час. Он бы мог приказать ей в это время всё, что угодно, — и она бы покорно повиновалась.

— Что ж, надо полагать, ты доволен собой? — осведомилась она звенящим металлическим тоном.

В действительности ей куда больше хотелось бы закрыть руками лицо и разрыдаться, вспоминая.

То, что она сделала на столе. То, что она совершила прямо перед окном. Наконец, то, что она исполнила позже — стоя коленями на ковре.

Но — никак нельзя терять над собою власть.

— Ну, — робко кашлянул Дэн, как бы не понимая вопроса, — в итоге ведь всё вроде бы выгорело. Поначалу я ещё дико дрейфил, опасаясь раскрытия, но затем всё обернулось так, что мне вообще не пришлось почти ничего делать.

Хлёсткий звук пощёчины.

— Я не расскажу ничего твоим родителям, — из последних сил пытаясь держать лицо, тем же ледяным тоном сообщила Ирина. Что, интересно, она бы могла рассказать? — Но и следующего урока не будет.

Встав, она устремилась к письменному столу, вокруг которого и на котором в живописном беспорядке были разложены её вещи.

— О, я бы не был так в этом убеждён.

Нечто в голосе парня вынудило её, нагнувшуюся было за салатовыми трусиками, обернуться. Тинейджер улыбался, убаюкивая в руке карманный планшет, чем-то смахивавший на её косметичку.

— Я уже говорил, что замысел мой отчасти был плодом труда общего сетевого разума. Но ребята едва ли стали бы так азартно предлагать идеи, не обещай я им возможность увидеть результат.

Пальцы Дэна пару раз коснулись экранчика.

— Так что комната эта с самого начала была оснащена несколькими миниатюрными вебкамерами, расставленными так, чтобы дать все нужные ракурсы.

На тонком пластиковом стекле преподавательница, к ужасу своему, увидела себя.

Бесстыже задравшей юбку. Лежащей на столе и запустившей руку в трусики. Стоящей на коленях перед своим несовершеннолетним учеником.

— Один парень даже успел очистить видеоролик от лишних деталей — хотя там, по правде говоря, и не было ничего особо лишнего. Такое прекрасное шоу, где вы меня совращаете. Может, выложить его на страничку вашего дипломного руководителя?

Дэн усмехнулся ей прямо в лицо. Как он мог когда-то казаться ей скромным зашуханным парнем?

Ирина ощутила, что щёки её начинают гореть, мир в её глазах вновь застилает поволокой.

— Чего... ты хочешь? — она еле слышала себя.

Подросток невозмутимо уселся на свой вращающийся стул, закидывая ногу на ногу.

— Продолжения уроков, само собой разумеется. Захватывающих, интересных уроков.

Он по-хозяйски окинул Ирину взглядом.

— На меня произвело впечатление, какой смелой девочкой вы только что оказались. Даже широко открытые шторы не смогли смутить вас.

— Чего тебе надо? — снова полубессознательно повторила она.

К чему она спрашивает о том, что вполне очевидно и так? Надеется ли она, что если закрыть и открыть коробку несколько раз подряд, то мёртвый кот внутри неё загадочным образом оживёт?

— Мне лично — пока ничего. А вот моим приятелям... — Парень провёл языком по губам. — Вы, может, и вправду не разбираетесь в современных технологиях, я немного читал ваш дневник на планшетке, но они отлично позволяют быть в онлайне невидимо для остальных.

Ирина, бледная от осознания утраты ещё одной части приватности, безвольно полуопёрлась ладонями о край стола позади.

Дэн постучал пальцем по правому уху — где, вероятно, располагался миниатюрный динамик?

— Стэн вот хочет, чтобы вы поласкали сейчас как следует свою грудь, ему понравилось это аппетитное зрелище. Потеребили пальчиками сосочки, сжали их хорошенько. Справитесь?

Насмешливые интонации в его голосе почти резали ей слух.

— Не дождёшься, — отрезала она. Сама поразившись сухости своего тона.

Лучше уж сесть в тюрьму за совращение несовершеннолетнего, чем быть теперь весь остаток жизни рабыней кучки виртуальных извращенцев.

Дэн поднял брови:

— Хорошо.

Он полуобернул к ней поверхность планшета, стуча о пластик дрожью быстрых касаний.

— Отошлём-ка одну из сделанных сегодня фотографий Чаку Рислингу, вашему приятелю с социальной странички — довольно давнему, судя по статистике переписки? Хорошо, что вы храните в своей косметичке и пароли от социальных сетей, я чуть-чуть почитал ваши диалоги, это так трогательно и платонично — никакого пересечения черты, пространные философские дискуссии на тысячи экзотичных тем, нежная невинная дружба. Вы даже иногда обсуждаете с ним свою личную жизнь, беря советы по поводу того или иного лямура.

Палец его ещё раз коснулся экрана.

— Отправим-ка ему фото его интересной знакомой с рукою в трусиках. Пусть он узнает, что Ардейли, перед умом которой он благоговеет и преклоняется, способна быть и такой?

По лицу Ирины разошлись красные пятна, в ушах нарастал заглушающий всё вокруг стук.

— Не надо, — выдохнула она.

Нет, не то чтобы она опасалась, что снимок этот вызовет отрицательную реакцию, отвращение, отторжение или осуждение.

Скорее... напротив.

В этом ей мерещилось нечто неправильное. Нечто противоестественное, инцестуальное.

— Не надо, пожалуйста, — жалко попросила она. Не в силах выдавить из себя что-нибудь ещё.

Торжество на лице Дэна стало неприкрытым. Взгляд его сделался столь липким, что преподавательница невольно отвела глаза.

— Что же нам тогда следует предпринять?

По-прежнему не глядя на подростка, Ирина вяло вскинула руку. Презирая себя, провела по груди ладонью — машинально отметив, что повторяет движения, уже проделанные когда-то.

— Сожмите правый сосочек. Вот так, покрепче.

Преподавательница международного языка сжала сильнее пальцы. Почти до боли.

— Вам же ведь нравится играть со своим собственным телом, не так ли? — Глаза Дэна смеялись. — Произнесите это вслух.

Ирина открыла рот. И тут же закрыла, заново покрывшись краской.

— Я... нет.

Глаза её бегали из стороны в сторону, словно в поисках выхода. Выхода из ситуации, в которую она сама себя поместила.

— Что ж, поищем тогда в списке ваших контактов те, кому скрытая ипостась нашей милой учительницы может быть интересна, — безоблачно улыбнулся Дэн. — Тут есть страничка вашего собственного преподавателя, нескольких бывших сослуживцев, пары школьных подруг.

Он негромко присвистнул.

— О, в наличии даже странички родителей. Поведать им кое о чём?

Палец тинейджера завис над экраном.

— Я... Мне... — Голос Ирины упал. Откашлявшись, она облизнула губы. — Мне... нравится играть со своим телом.

Последние её слова прозвучали почти шёпотом.

— Повторите ещё раз. Чувственней и громче, лаская свои соски.

Ирина повторила, ощущая при этом, как щёки её горят, как сама она почти готова сгореть заживо или провалиться сквозь землю.

— Вам, — неспешно дополнил Дэн, — нравится ласкать себя обнажённой перед открытым окном. Возноситься на пик, осознавая, что сотни глаз рассматривают ваше прекрасное тело. — Голос тинейджера стал мягок и медоточив. — Произнесите-ка это, опустив пониже ладошку и проскользнув поглубже своим собственным пальчиком...

Она осуществила и это, чувствуя, как в ушах её снова разрастается стук, как пряный воздух, запах которого она перестала было ощущать, вновь обжигает огнём её лёгкие. Мир вокруг неё как будто утратил чёткость, теряя ориентиры и очертания.

— У, Макс хочет, чтобы вы и вправду проделали это перед окном, причём отдёрнув на этот раз тюль. Рискованно, — тут в голосе парня вновь сверкнула ирония, — но попробовать стоит. В конце концов, что вам терять?

На негнущихся ногах Ирина шагнула к окну, плохо, словно в тумане, различая детали комнаты.

— Вик также желает, — посмеиваясь, добавил Дэн, — чтобы вы прихватили с собою свой синий зонтик.

Его всё ещё смеющиеся глаза наблюдали за тем, как Ирина разворачивается в направлении стенной вешалки, снимает с крюка зонт, после чего делает несколько шагов к окну и оцепеневшими пальцами разводит в стороны почти невесомую паутину тюля.

В чистом стекле окна преподавательница интерлинка краем глаза увидела своё отражение.

Кто она теперь?

Персонаж, оказавшийся вовсе не персонажем? Сексуальная игрушка кучки компьютерных гиков?

— Правой рукою втолкните сзади в себя закрытый зонтик, введите в себя сантиметров на десять или пятнадцать, двигая вперёд и назад.

Она повиновалась, чувствуя, что не различает уже сон и явь, ощущая, как острый пик купленного ею на сибирском рынке синего зонтика вторгается в её заповедные недра.

— Встаньте к окошку в профиль, чтобы всё при желании хорошо было видно. Левой рукой... отлично... проведите по груди, по груди и сосочкам, а потом опустите ниже.

Пальцы Ирины достигли снова курчавого треугольничка, сперва неуверенно, а потом начав всё быстрее ласкать его, словно синхронизируясь с движениями зонта позади.

Воздух рвал изнутри пряными обжигающими протуберанцами её лёгкие, фривольно щекоча её мозг и путая её мысли, сбивая её с толку и не позволяя сосредоточиться ни на чём.

Слёзы переливчатой дымкой стояли в её глазах.

— Прекрасно. Именно о такой преподавательнице международного языка я всегда и мечтал, — негромко рассмеялся Дэн, откинувшись назад на спинку стула и наслаждаясь зрелищем.

Рабыня.

Теперь она на веки вечные станет их невольницей, их рабой, с холодком осознала Ирина. Урок за уроком, издевательство за издевательством, — и страшно даже представить себе, что способен в будущем вообразить для неё коллективный спермотоксический разум.

Игрушка.

Её будут использовать, с нею будут развлекаться, с нею будут осуществлять все мыслимые и немыслимые фантазии. Когда она будет надоедать кому-либо, её будут передавать с рук на руки — вместе с запасами компромата.

Всегда.

Создав эту ситуацию, она угодила в ловушку, обрекла себя на замкнутый круг, из которого нет ни намёка на выход.

Никогда.

Не слишком ли легко и быстро она ухитрилась принять на веру, что она — гипноперсонаж?

Как будто хотела этого.

Как будто идея эта манила её.

«Разве не жаждалось тебе выпустить себя на волю, подобно героиням любимых роликов, осуществить потаённые грёзы? Разве не наслаждалась ты, лёжа обнажённой на этом столе?»

Ирина застонала, выгнувшись перед окном дугой, введя в себя зонтик ещё на несколько сантиметров глубже, и сложно было сказать, чего в этом стоне больше — наслаждения или стыда.

«Разве тебе не нравилась вседозволенность, чувство свободы от последствий и от законов, ощущение, что никто в целом мире над тобою не властен?»

Пальцы её скользнули глубже в алую щёлку, заполняя её целиком.

«Разве не упивалась ты своей властью над беззащитным застенчивым учеником, осознавая, что держишь его на краю, что можешь вынудить его извергнуться в брюки в любой момент?»

Пальцы её растопырились, а потом снова сжались, ещё раз и опять, снова и снова.

Всё быстрей и быстрее.

«Теперь ты сама, дорогая, будешь игрушкой, сексуальной рабыней, с которой можно осуществить всё, не опасаясь последствий. Разве не справедливо?»

Ирина закричала, теряя равновесие, правая рука её продолжала спазматически дёргать зонт, с глаз её упали очки, по щекам её ручейками растекались слёзы, и снова трудно было сказать, чего в этом крике больше — стона или плача.

Ноги её подогнулись, ягодицы её встретились с пушистым ворсом. То всхлипывая, то тяжело дыша, Ирина встала на четвереньки.

А несколько мгновений спустя рядом послышался чей-то незнакомый голос:

— Снято.

— — — — — — — —

— Вы вроде бы сказали, что родство этой истории с вашими гипноклипами сугубо косвенно.

Пальцы Корнелио Эстерданиуса неспешно лелеют хрустальную ножку опустошённого бокала.

— Сказал, — склоняет голову мультимиллиардер, иронически опуская взгляд. — Мог ли я признать с самого начала, что и это не более чем гипноклип? Это бы разрушило всю интригу, не так ли?

— Можно лишь только представить себе, сколь взбудоражена была ваша аудитория. Многие любят доводить настройки гипноклипа до максимума, переживая чувства героев со стопроцентной реальностью и забывая на время просмотра о настоящих себе.

— О, такого рода людей не столь много, как любят представлять дело иные репортёры в своих аналитических изысканиях, — мистер Эстерданиус опускает бокал на столик. — Выныривание из подобного погружения вызывает философскую грусть, наводя на мысль, что и текущая твоя жизнь может оказаться не более чем иллюзией. Хотя некоторым людям это даёт успокоительное чувство бессмертия, как бы обещая возможность в случае смерти проснуться где-то ещё.

— Как в комьюнити «Раздели последний вздох», — глубокомысленно добавляю я, поглядывая снова на миловидные ножки особы, наполняющей моему собеседнику бокал. — Тысячи человек, добровольно объединяющихся мыслями и чувствами — в режиме реального времени — с людьми, умирающими на койках старческих пансионатов. Как ни странно, многие из них говорят, что так действительно легче умирать. Зная, что текущая твоя мысль не прервётся.

— Каждому — своё. — Мультимиллиардер с задумчивым видом рассматривает чаек, уносящихся за скалистый горизонт красочно выписанных видеообоев. — Нейротехнологии дали миру многое. Для работы и для досуга. Для смерти и для жизни. Для либидо и для мортидо.

Я ощущаю, что интервью наше приобрело что-то чересчур меланхолическую окраску. Пожалуй, пора бы нам закругляться.

— Что ж, время движется к вечеру, а беседа наша уже подходит к концу. Не желаете ли вы поведать нашей аудитории что-нибудь напоследок? К примеру, приподнять завесу тайны над вашими новыми разработками, свежей линией горячительных клипов?

Брови Корнелио Эстерданиуса чуть поднимаются, словно до него не сразу дошёл вопрос. Уголков его губ касается лёгкая улыбка.

— Ах, один рассказ об этом вашей аудитории мало что даст. Упор в наших гипноклипах и без того никогда не делался особо на внешнюю зрелищность, нынешние же наши изделия — клипы новой волны — умышленно коротки и делают ставку на минимализм.

— Минимализм? — растерянно уточняю я.

— В них важно не то, что человек делает, а то, что он переживает, длись оно хотя бы секунду. Контраст жгучих эмоций возбуждения и стыда, страха и страсти. Чувств, которые во всём диапазоне своих возможных окрасок люди испытывали везде.

— Везде? — вновь переспрашиваю я. Просто потому, что, как мне показалось, мистер Эстерданиус хочет поставить эффектную точку.

— И всегда.

ИСТОРИЯ Nо3: НЕЯСНО ГДЕ, НЕЯСНО КОГДА

Тонкие девичьи пальцы чуть дрогнули, стискивая пластиковый корпус мыши.

Глаза, изучающие светлый убористый текст на тёмно-сером фоне, немного расширились.

Слегка.

Обладательницу их нелегко было разобрать в полумраке, потому как свет в комнате был погашен, а контуры лица её слабо выделялись во тьме лишь благодаря тусклому сиянию монитора. Кто-то дал бы ей четырнадцать лет, кто-то — целых семнадцать, кто-то — и вовсе не больше тринадцати.

Так или иначе, вполне очевидным являлось, что девушка у экрана молода.

Палец её вновь несмело коснулся колёсика мыши, заставляя страницу перевернуться.

Она слегка куснула губу, подавив кашель.

Юной обитательнице комнаты нравилось зачитываться фанфиками и рассказами оригинального направления, причём — как бы это сказать? — рассказами не вполне приличными. Порою она часами просиживала у клавиатуры, листая страницы своего любимого сайта в поисках незнакомого доселе рассказа с каким-нибудь нетрадиционным извращением или пикантно выписанной сценой — чувствуя минутою позже, как по щекам её пунцовой расходится краска, как коленки её под столом начинают сдвигаться, а в горле её почему-то повисает сухой комок.

Оглянувшись молнией через плечо — не войдёт ли в комнату кто, не поймает ли её за этим? — она передвинула ползунок странички ещё ниже, маниакально блестящими глазами вперившись в текст.

Вот, значит, как они тут...

Дыхание читательницы потяжелело. Она неловко облизнула губы, ощущая недостаток слюны.

Кончики её пальцев под столиком как бы в смущении потеребили краешек юбки. Сдвинулись выше...

До команды «Снято!» оставалось четыре минуты.