Продукт патологической правильности

Знай заранее Григорий Ефимович, чем обернётся на практике невинная просьба Олега сходить в восточную комнату за несколькими бутылками коньяку, вряд ли бы он ей последовал. Лучше бы он отправил туда Олега, сам взяв на себя функции водилы корпоратива.

Да, пожалуй, роль балагура и остряка солидному руководителю крупной конторы не очень идёт. Однако и роль сомелье, роль мальчика «сбегай-за-пивом», плохо подходит импозантному бизнесмену, так что, будь Григорий трезвее, едва ли бы он на неё согласился так просто?

Дверь еле слышно скрипнула.

Григорий Ефимович — уже не совсем моложавый, но ещё достаточно крепкий русоволосый мужчина лет тридцати восьми, не жирдяй, но и не атлет, кость крупная, комплекция монументальная? — сделал несколько шагов вперёд и неуверенно склонил голову, всматриваясь напряжённо в очертания шкафов и полок.

Как там выразился Олег?

«Первая секция справа в самой последней комнате. Здесь целый ящик стоит, прихвати бутылок шесть, чтобы на третий заход хватило?»

Освещение тут, как это ни странно, присутствовало, что несколько удивило Григория, привыкшего видеть в свободных от публики коридорах лишь темень.

Послышался слабый лязг.

Григорий замер, прислушиваясь. Нет, вроде бы звук доносился из северной комнаты, гигантского павильона с присоединённой к нему верандой, где собрались сейчас почти все приглашённые Олегом гости, где гремела бравурная музыка и протекала корпоративная вечеринка.

Что-то снова чуть звякнуло.

Там? Нет, похоже, звук близкий.

Хотя со стереофоническим слухом у Григория Ефимовича сызмальства были проблемы — он ещё с детства был туговат на левое ухо — звучал этот лязг как-то чересчур отчётливо.

Повернув голову влево, Григорий кинул взгляд на многоэтажный полупрозрачный стеллаж, полки которого были забиты разного рода мусором, обычно остающимся после строительства дачи.

И вздрогнул.

В просвет между полками была видима левая часть тускло освещённого помещения, там стоял диван и небольшой полукруглый столик.

На зелёном диване, боком к Григорию, сидела темноволосая и чуть курчавая девушка в чёрном брючном костюме, с задумчивостью рассматривающая явно только что откупоренную бутылку шампанского.

«Леночка».

Он моргнул.

Секретарша Григория.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Нет, не надо сюда приплетать анекдоты о шефах и секретаршах. Даже если в девяноста девяти случаях из ста шаржи эти более чем правдивы, Григорий Ефимович втайне гордился своей принадлежностью к оставшемуся проценту.

Ну да, он был патологически порядочным человеком. Качество, вполне способное погубить карьеру и бизнес, — впрочем, ему хватало ума скрывать свою честность от деловых компаньонов, используя по полной программе такие приёмы как «исландская искренность» и «джедайская правда».

Жена Григория Ефимовича, к слову сказать, не выдержала в итоге этого его качества, хлопнув за собой со скрежетом дверью.

«Лучше бы ты был нормальным мужиком и заботился о семье, чем строил из себя всюду и везде паладина!» — бросила она в сердцах, уходя.

Он не совсем тогда понял, к чему она.

Впрочем, кто разберёт этих женщин? Если у мужчины обычно в слоте рабочей памяти висят лишь недавние дни и пара последних действий, то женщина может в ссоре из-за оброненной вилки вспомнить всю совместную жизнь.

Или это только так кажется?

Где-то Григорий Ефимович читал в своё время, что женщина всегда пребывает в конструировании психологического портрета партнёра — конструировании непрерывном, постоянном, беспощадном, бессмысленном и безнадёжном, поскольку «конструирует» она в уме нрав партнёра, придерживаясь наивных представлений о нём как о занятом точно такою же процедурой.

С другой стороны — узнай женщины, что мужчины вовсе не склонны к подобным процедурам по ходу будничного существования, они способны обозлиться ещё сильней: «Как? Эта сволочь вовсе не строит постоянно догадок в уме, почему я посмотрела минуту назад на синее авто или почему выбрала карамельное мороженое вместо лимонного? Этот паразит вообще большую часть жизни думает лишь о своей работе, хоккее и детективах? Получается, я, великая, прекрасная и незаменимая я, его совершенно не интересую?»

Мало кто из женщин способен смириться с тем фактом, что после романтического периода мужчина тяготеет к самоизоляции и уже не находит исступлённого удовольствия в непрерывном разглядывании партнёра.

Впрочем — быть может, ментальный онанизм и взаиморазглядывание душ здесь вовсе и ни при чём, быть может, за этими высокими рассуждениями жалующихся жён скрывается обычный сексуальный голод? Григорию Ефимовичу попадалась в книгах и такая трактовка.

Но здесь любой брак встречает вполне очевидную трудность: силы мужчины с годами обычно не возрастают. Ему уже трудно выполнять на работе то же количество функций, с высунутым языком приплетаясь домой и впридачу участвуя после этого в предложенных супругой интимного рода фантазиях.

Григорию Ефимовичу было в этом плане полегче.

Он был физически крепок, статус его в предприятии позволял возложить едва ли не большую часть занятий на плечо конфидента, он старался всем сердцем удовлетворить свою милую Катю и вроде как даже изыскивал сам в этом сладкую толику удовлетворения.

Кто виноват, что ей этого оказалось мало?

Были и совместные посещения психолога, были и унизительные исповеди-анкеты, ни к чему не привёдшие. По ходу их выявилось ещё одно препятствие для счастливой семейной жизни: несовместимость многовыстраданных сексуальных предпочтений партнёров.

Психолог, предложившая им это тестирование для решения интимных проблем — ясно ведь, что исполнение тайных грязных фривольных фантазий друг друга часто оживляет супружество? — сказала тогда, что Катя в своих пристрастиях склоняется к роли пассива, меж тем как Григорий, увы, по тестовым результатам с едва ли не большей охотой занял бы место «нижнего» сам.

Помнится, Григорий Ефимович, слушавший до того психоаналитические шаманства с бронзовой невозмутимостью, дёрнул даже еле заметно в это мгновение носом. Он, опытный бизнесмен и авторитетный руководитель серьёзной конторы, — прирождённый Нижний? Чего только ни узнаешь о себе.

Екатерина же бросила взгляд на него с хорошо знакомым Григорию непонятным презрением:

«Ну да, разумеется. Кто бы ещё сомневался?»

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Конечно же, первое, что он испытал при виде своей секретарши, рассматривающей странно бутылку, — смущение.

Одна ли она?

Зачем этой девушке покидать весёлую вечеринку и тайно тут пить в одиночестве? То, что он знал о характере Леночки — особы общительной и раскрепощённой, вроде бы даже чрезмерно, устроившейся месяца два назад на работу в бесстыднейшем мини и согласившейся сменить облачение лишь после пары напоминаний? — говорило против гипотезы уединённого алкоголизма.

Если она не одна — что ж это получается, Григорий вот-вот нарушит чьё-то зыбкое рандеву, лишив сложившуюся было парочку приятного чувства секретности?

Он быстро окинул взглядом интерьер комнаты, интерьер крайней восточной комнаты, из которой не было никаких других выходов, кроме как мимо Григория.

Нет, вроде бы никого.

Леночка меж тем облизнула с загадочным видом стеклянное горлышко. Глянула на бутылку словно бы с озорством, отчего сердце Григория почему-то заколотилось чуть громче.

Поставила её аккуратно на столик. Опустила чуть ниже ладони, закусив немного губу, зажмурилась — и руки её прижались к поясу брюк, потёрлись о бёдра.

Что она делает?

Девушка откинулась на спинку дивана назад, ноги её распрямились и вроде бы частично раздвинулись под скатертью столика. Пальцы её снова пришли в движение, остолбеневший Григорий услышал с трудом различимый на фоне доносящейся музыки скрежет молнии.

Рука её проскользнула в расстёгнутую ширинку, рот девушки приоткрылся. Личико её покраснело, послышался едва уловимый, но явственно сладкий стон.

Григорий Ефимович неловко переступил с ноги на ногу, чувствуя, что краснеет сам, в то время как другая часть крови приливает к его пояснице. Ему бы следовало уйти, следовало прервать это бестактное наблюдение за собственной подчинённой, но он был не в силах сдвинуться с места.

Не то чтобы сам он не занимался ни разу подобным?

«Раза два в месяц».

Нет, не то чтобы ему было много, не то чтобы организм его не влекло к куда большему, но специфические нравственно-моральные его свойства делали для Григория затруднительным уход во фривольные грёзы. Помнится, та дама-психолог, узнав о подобных наклонностях своего пациента, лишь покачала головой и сказала вполголоса что-то про бочку с порохом?

Приподняв было ногу, пытаясь всё-таки через силу уйти, он подумал о коньяке. Если уйти, не объяснив ничего Олегу, тот вполне может сюда заявиться за выпивкой сам.

Если же объяснить, то как?

Леночка задышала тем временем чаще, свободная её рука взметнулась сантиметров на тридцать. Прижав её к груди сквозь чёрную ткань, секретарша Григория вроде бы закусила снова губу — приоткрыв при этом глаза, взгляд её был причудливо-мутным, — и сосредоточила зрение на бутылке.

Замерла, дыша тяжело и сипло.

Рука её вытянулась вперёд, пальцы охватили бутыль. Девушка воровато оглянулась — сердце Григория ёкнуло, но, похоже, за долю секунды она не успела заметить силуэт в полумраке за стеллажом? — и опустила бутылку, облизнув губы, наклонила горлышко ниже, скользнув им меж освободившихся от правой руки зубчиков молнии.

Горлышко явно вошло куда нужно.

Леночка снова сладко зажмурилась, коленки её зашевелились под столиком. Бутылка в её руке повернулась, при этом будто бы ввинчиваясь.

— Д-да…

Какой тонкий и нежный голос, какая ангельская невинность — на фоне дьявольской извращённости? Ничего общего с той чуть стервозной нейтральностью, что звучала обычно в интонациях Леночки на работе.

Хотя до устроенных Григорием выволочек голос её звучал по-иному, в нём стояло коварство с толикой искушения, но всё равно — ничего общего с нынешней доверчивой беззащитностью.

— Ка-ак… хор-рошо-о-о…

Девушка опять застонала, вывела бутылку сантиметров на десять наружу — и тут же с усилием вновь ввела её глубже.

— Ещё-ё…

Она повернула бутылку, стиснув её уже обеими руками, повернула против часовой стрелки, вворачивая, вкручивая её с силой в себя.

Ему послышалось хлюпанье.

«Как эта девочка озабочена».

Или всплеск?

«Шампанское, — озарило Григория, чувствующего уже почти что вторую минуту, как брюки его разрываются изнутри, как задача уйти из сложных перерастает для него в невозможные. — Это шампанское. Она приоткрыла бутылку, бьющая газами жидкость заливает сейчас её жаркие ткани».

Его секретарша тем временем раздвинула окончательно под полукруглым столиком ноги, бутылка в её руках ускорила колебания, личико её исказилось, она сползла по спинке дивана чуть ниже, она почти что завыла, заныла сквозь зубы.

Григорий Ефимович, презирая себя, как в тумане, прижал руку к собственным брюкам в наиболее горячечном месте и стиснул чуть силы несколько раз пальцы.

Что он делает?

Подобно какому-то малолетке?

— Да-а-а-а-а, — вырвалось меж тем ещё раз из уст темноволосой красотки. В голосе её проявилась теперь чудная хрипотца, словно бы даже тень стервозной пресыщенности. — В-вот так… з-замечательно…

Бурно вздохнув, непередаваемо сладко вздохнув — вздох то был вообще или стон? — Леночка повернула опять на пол-оборота бутылку.

И — в тот же миг — повернула внезапным движением на девяносто градусов вправо голову.

— О-ох.

Серые глаза секретарши встретились с карими глазами её непосредственного руководителя.

Пальцы её застыли.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Вы подглядывали за мной.

Она не спрашивала. Даже как будто не особенно обвиняла. Просто — констатировала с горечью факт, в то время как по лицу её расходились всё ярче алые пятна.

С глухим стуком девушка поставила на стол бутылку. Брюки её были уже застёгнуты, хотя не то чтобы это особенно успокаивало её собеседника.

— Вы, — губы её искривились, — за мной наблюдали. Наблюдали… — взгляд её коснулся до сих пор оттопыривающихся серых начальственных брюк, — …и, вижу, вам это нравилось.

Григорий прикусил на мгновенье губу, чувствуя, как его неслабо колотит. Он бы с радостью сел, чтобы скрыть своё состояние, но единственным сидением здесь был зелёный диван, в то время как пытаться сесть рядом с Леночкой было как минимум неблагоразумно.

— Это не то, что ты думаешь. — Ну вот, классическая дурацкая фраза. — Я не хотел… п-подглядывать, я… просто случайно проходил мимо.

— Мимо восточной комнаты? — Девушка хлюпнула носиком, подняв на Григория опущенный было взгляд. — Мимо самой дальней комнаты дачи?

Она фыркнула.

— Ну да, конечно.

Он сглотнул слюну, ощущая бессилие. Сказать, что его послали за коньяком? Поверит ли?

— Что ж вы стесняетесь, Григорий Ефимович? — Она чуть склонила голову набок, прищурившись исподлобья. — Известно же ведь, кто восседает в начальственном кресле, тот всегда прав. Хочет — любуется играми своей секретарши с бутылочкой, хочет — прикажет ей вовсе всё с себя сбросить и развести пошире конечности?

Глаза её зло блеснули.

— Так, Григорий Ефимович? Я ещё надеялась одно время наивно, что уж вы-то хотя бы являете собой исключение из этого щучьего мира.

Григорий приоткрыл было рот, думая ей напомнить, что первые её шаги по его предприятию вовсе не были пропитаны отвращением к описанному ей раскладу — напротив, своим поведением и эпатажным нарядом она как будто стремилась всех тогда соблазнить, включая и босса? — но, передумав, тактично закрыл его.

Молодёжи свойственно иметь в голове ветер. Выпитый же девушкой алкоголь вполне мог сбросить часть масок с неё — кто знает, какова её сущность под ними? Может, она и вправду юная отчаянная марксистка, для отвода глаз притворяющаяся стервозной вамп.

— Ты всё неправильно поняла. — Ещё одна дурацкая служебная фраза. — Меня сюда просто прислали за несколькими бутылками коньяку.

— Правда? — явно не веря, Леночка тихо фыркнула.

— Правда, — как можно убедительней произнёс Григорий. Если и было в его болезненной обсессивно-компульсивной честности хоть какое-то преимущество, то заключалось оно в том, что, когда он говорил привычную правду, собеседники обычно ему доверяли. — Я вообще не имел представления, что здесь кто-либо есть.

— Вот оно как, — бровь девушки саркастически выгнулась, она облокотилась задумчиво на подлокотник дивана, внимательно глядя на начальника. — И сколько же времени вы за мной наблюдали, Григорий Ефимович, когда увидели, что я здесь сижу? Секунду, две? Больше?

Григорий запылал.

Нет, пожалуй, соврать по мелочи он свободно бы в принципе мог. Не компульсик же он в самом деле? Но под её пристальным взором слова как-то не клеились в горле.

— Понятно, — не дожидаясь ответа, но как будто увидев его по лицу руководителя, Леночка покачала головой и усмехнулась. — И как — понравилось вам?

Он открыл рот.

Вновь передумав, закрыл.

— Ну, конечно. — Улыбка её стала шире, но в то же время в глазах её тускло блеснула печаль. — Чего ещё ожидать. Жаль, что я так долго на ваш предмет заблуждалась. Как и остальной коллектив.

По коже Григория пронёсся озноб, он попробовал вникнуть в смысл последнего предложения. Она собирается разнести какие-то слухи? Сомнительно, конечно, учитывая, что для этого ей пришлось бы вдаться в подробности о собственном времяпровождении.

Он попытался на миг — вновь совет той полузабытой за месяцы психологической барышни? — представить себя на Ленином месте, вообразить себе её чувства.

Его окатило холодом.

Быть пойманным в юном закомплексованном возрасте на мастурбации, быть пойманным на одном из нелепейших способов, да ещё и быть пойманным человеком, с которым потом придётся долго вместе работать? Право, уж лучше бы они и вправду были любовниками, как полагается в анекдотах всем шефам и секретаршам.

— Прости, Лен. — Он опустил взгляд, чувствуя себя и впрямь виноватым как школьник. Хотя кто другой бы на его месте счёл виноватой Леночку, ещё и наорал бы на неё? — Пожалуйста, прости.

Он помолчал немного.

— Я не хотел подглядывать за тобой, поверь. Это… никак не компрометирует тебя, честное слово. Все мы… м… люди.

Девушка фыркнула, кинув усталый взгляд на бутылку.

— Новость.

Смешок был горьким. Взяв в руку бутыль, она плеснула в стоявший на столе бокал немного шампанского.

— Думаете, это так просто? — Она протянула было к бокалу руку, но, будто одумавшись, отдёрнула. — Когда за вами подглядывают? За вами самим когда-либо в такой ситуации… хоть раз наблюдали?

Подумав, он отрицательно качнул головой.

— Конечно. — В голосе её вновь прослышался яд. — Как иначе, Григорий Ефимович? Подглядывать — всегда и во всех ситуациях прерогатива альфа-собак.

Он попытался было снова сглотнуть слюну, чувствуя, что та стала вязкой. Чего эта ненормальная вообще сейчас требует от него?

Глупое чувство загнанного в тупик паладина. Выйти молча из комнаты — моральный проигрыш. Уволить Леночку завтра во избежание слухов — моральный проигрыш.

Накричать, подкупить, утешить?

— Я извинился. — Губы слушались неохотно, видимо, сказывалась влитая напоследок Олегом в малопьющего Григория рюмка сорокаградусной. — Чего тебе ещё надо?

«Проигрыш», — стукнуло в его виски.

— Ну, хочешь, я… т-тоже займусь этим? — в отчаянии он дёрнул рукой. — В качестве… к-компенсации. А ты… последишь немного за мною.

Странное, почти детское предложение, вроде бы даже заинтересовавшее на миг Лену.

— Пфф-ффф-ф. — Склонившись к столу, задержав у хрустальной кромки бокала губы, она фыркнула в пену. — А это мысль. Вы и вправду на это способны, Григорий Ефимович? Вы, ответственный директор серьёзного предприятия?

Похоже, она сама успела перед визитом Григория приложиться не к одному бокалу.

— Вполне.

Подняв бокал, она отпила чуть-чуть. Кинула взгляд на собеседника — словно бы с лёгкой хитринкой.

— Ну, давайте. — Она вроде бы тихо прыснула снова? — Если вы такой смелый.

Засопев, ответственный директор серьёзного предприятия опустил медленно руку к ширинке собственных брюк под смеющимся взглядом своей секретарши. Ладонь его сжалась на оттопыривавшемся недавно месте, Григорий замялся, вдруг осознав, чем по сути сейчас занимается — и как это внешне выглядит.

«Всё проклятый Олег, его идея устроить корпоратив. Слышал не раз, что там с людьми происходят всякого рода неловкости, но такого и представить не мог?»

Темноволосая девушка в чёрном костюме, держа перед собою бокал, с меланхоличной иронией смотрела на самоудовлетворяющегося шефа. Движения его пальцев ускорились, он осознал с новой силой, кто он — кто она — за чем она сейчас наблюдает.

Лена хихикнула.

— Не надо. — Она поставила на стол бокал, в голосе её как будто уже не было прежнего яда, хотя ещё чувствовалась тоска. — Это всё равно… бесполезно.

— Достаточно? — Григорий отвёл с некоторым облегчением руку в сторону, чувствуя в то же время глупое разочарование. Потом до него дошло значение второй фразы, он приоткрыл рот. — Б… бесполезно?

Девушка дёрнула носиком, то ли с грустной иронией, то ли попросту с грустью.

— Ну, вы же знали заранее, что я наблюдаю за вами. — Она отпила ещё глоток из бокала. — Компенсация, — голос её из-за хрусталя прозвучал немного приглушенно, словно бы ломко, — да уж.

Поставив бокал обратно, она наклонила голову, встряхнув вдруг волосами, взглянув опять на Григория Ефимовича с лукавой искринкой во взоре.

— Вот если бы время, когда вы пойманы, было внезапным, — она облизнулась, — если бы я сама выбирала его…

Лена прищурилась. Секундою позже — нахмурилась, глядя в лицо руководителю не то с подозрением, не то с затаённой надеждой.

— А вы б вообще — согласились? Скажите, Григорий Ефимович. — Она пригубила ещё чуть-чуть из бокала, доверчиво глядя на собеседника. — Заняться… подобным при мне… в назначенное мною время и как я скажу? В п-принципе. Те… теоретически.

— Легко, — отмахнулся Григорий.

Быть может, чуть покривив при этом против привычек душою, но что до того, коль вопрос не имеет практического значения? Приятно уже только то, что глаза его подопечной не мечут более молний, в голосе не слышно агонии, а значит, инцидент вполне можно считать с сей минуты исчерпанным.

— Обещаете? — она облизнула бокал, глядя на ищущего коньяк Григория умоляющим взором. Она икнула, ойкнула, прижав испуганно руку ко рту. — К… ой. К-клянётесь?..

Ну чистый ребёнок.

Уже ни обиды, ни какой-либо злости. После корпоративчика же, после того, как пролетит ещё один выходной, и вовсе всё позабудется?

— Ладно, — не стал изображать злого дядю директор, снимая с полки третью бутылку.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Григорий Ефимович, там приехала делегация ваших партнёров из Мурманска. Просят о переоформлении контракта.

Секретарь-референт раболепно склонилась над столиком, кладя на него стопку бумаг. Выглядела она сейчас как само воплощение кротости, чистоты и невинности — белые брюки, не менее белый пиджак, соответственно белая блуза в просвете под оным. Мало что общего с образом «стервозной грустной красотки», запомнившимся Григорию двумя сутками ранее?

— Спасибо, Леночка. — Похоже, она и впрямь не помнила ничего о событиях того глупого корпоратива. — Ты не доставишь сюда пару бутылок тоника?

Минералки на столике уже оставалось около трёх стаканов, меж тем как на деловых совещаниях принято периодически чем-то промачивать глотку.

— Конечно, Григорий Ефимович. — Взмах ресниц, удивительно светлый и почти что влюблённый взгляд прозрачнейших серых глаз. — Я сейчас принесу.

Спустя несколько секунд девушка поставила пару бутылок на столик и села неподалёку, изучая шефа восторженным взором. Странно, но на фоне одежды даже волосы её в этот миг выглядели не тёмными, а скорее золотисто-каштановыми?

— Григорий Ефимович, вы… — голос её чуть дрогнул, — вы довольны мной?

Рука Григория, как раз разливавшего тоник по стаканам — тоник был предпочтительней минералки, тоник хранил в себе прохладу из холодильника, — тоже дрогнула.

— Конечно. — Не говорить же бедняжке, что за легкомысленность и ошибки он не раз порывался уволить её, да и теперь, в общем-то, не оставил однозначно этого намерения. Только не сейчас, ребёнок не заслужил потрясения. — Ты умница, Леночка.

— Тогда…

Девушка с неловко-лихорадочным видом облизнулась, кинув взгляд на часы. Григорий и сам покосился в ту сторону, до начала совещания оставалось восемь минут.

— Скажите, пожалуйста, — она вытянулась вперёд, глядя в лицо начальнику странным просветлённо-лучезарнейшим взглядом, — не пора ли вам выполнить обещание?

Руководитель, не сразу сообразив, о чём речь, оторвал взор от просматриваемого листа.

— Э?

Серые глаза девушки расширились. В них мелькнула мольба, непонимание, недоверие, а также — на самом донышке — что-то ещё. Обида, быть может?

— Вы обещали, Григорий Ефимович.

Начальник моргнул.

— Что? — он сглотнул слюну. Медленно, но планомерно до него начало доходить. — Сейчас? Ты с ума сошла. До визита партнёров всего минут пять осталось.

Леночка на миг опустила глаза, смущённо переплетя между собой ладони.

— Идея… заключалась именно в том, что я сама выбираю время, рискуя сделать это для вас до крайности неудобным. Так же, как мне, — она подняла взгляд, — было до крайности неудобным оказаться застигнутой вами позавчера на даче.

Она кашлянула, в голосе её блеснули бархатистые нотки.

— Вы поклялись, Григорий Ефимович.

Это было правдой.

Так же, как правдой было и то, что любой нормальный человек плюнул бы и растёр эту клятву в песок, но Григория с детства преследовали обсессивные суеверия насчёт обещаний и клятв.

— Пожалуйста, Григорий Ефимович. — Она наморщила носик, теперь выглядело так, будто она готова заплакать. Начальник, строивший уже снова в уме планы её увольнения, лишь стиснул зубы. — Я думала, что могу доверять вам. Неужели для вас ничего — ну, совсем ничего, — я не значу?

Черты её лица дрогнули и поникли, как если бы незримо освещавшая прежде её личико свечка начала гаснуть. Челюсти директора предприятия бессильно скрипнули.

— Прикрой дверь. — Обречённая реплика, сигнал поражения. — Хотя бы.

«Лучше бы ты, конечно, прикрыла её снаружи».

Леночка развернулась было к распахнутой двери кабинета, но миг спустя снова повернулась к Григорию. В глазах её скользнула лёгкая тень, ресницы её упрямо и недоверчиво хлопнули.

— Нет, Григорий Ефимович. — Она смолкла на пару мгновений, тяжело дыша. — По вашему обещанию я сама выбираю условия. Если вы… — голос её сбился, — если для вас… х-хоть н-немного важно моё хорошее отношение… вас не остановит открытая дверь.

«Теперь точно уволю».

У него мелькнула мысль сказать это вслух, но копеечное моральное удовлетворение не стоило сцены, что могла бы за этим последовать. Равно как и не могло отменить глупой клятвы, держащей директора предприятия как в заложниках.

— Чуть-чуть, не более пары минут, хорошо? — Он нахмурился, сознавая, сколь нелепо, до крайности жалко выглядит. — В-ведь… за тобой… я тоже наблюдал тогда не очень-то долго.

Девушка согласно шмыгнула носом и сглотнула слюну.

Сглотнув сам вязкий ком слюны в горле, Григорий опустил еле слушающуюся его руку вниз и провёл ею по заповедному уголку брюк, после чего стиснул пальцы и — едва ли не одновременно — закусил губу. В глазах Лены что-то слегка изменилось, она наклонила чуть голову и взмахнула с изумлённым видом ресницами, будто бы не до конца веря в то, что начинает происходить?

Край его взора прилип к проклятой распахнутой двери, но там не было никого, длина коридора и свойства паркета за дверью делали трудным чьё-то беззвучное приближение, секретарша же сидела рядом с ним так, что прикрывала частично все его действия от возможных свидетелей.

Леночка смотрела на него, не дыша.

Недоверие на её личике смешивалось со странным противоестественным любованием, любование же — с лёгкой иронией. Игра тонов, смесь полуоттенков эмоций, перетекавших друг в друга.

Под её взглядом Григорий сам не заметил, как ускорил движения. Под взором девушки в строгом белом костюме, созерцающей мастурбацию собственного руководителя?

— Вы действительно делаете это, Григорий Ефимович, — прошептала она восхищённо и в то же время неверяще, прошептала, пристально глядя на движения его пальцев. — Вы действительно это делаете.

Он издал не очень отчётливо различимый то ли стон, то ли вздох, стискивая себя пальцами крепче, чувствуя, как плоть в его брюках всё сильней уподобляется камню.

Получается, она — не верила до конца? Апеллировала к идиотской клятве так просто, молодёжного прикола ради? А будет ли для неё приколом последующее увольнение?

Глаза девушки сделались ещё шире.

— Занимаетесь этим… прямо в офисе… при открытой двери кабинета… за пять минут до визита партнёров. — Она помолчала немного, любуясь тем, как рука Григория от этих слов будто сорвалась с цепи, он ощущал в себе уже почти что готовность извергнуться в брюки. — Занимаетесь этим, глядя… на собственную секретаршу.

Ресницы её снова обворожительно хлопнули.

— Вам — нравится это, Григорий Ефимович?

«Уволю».

Он застонал беззвучно, упёршись крепко рукой в раскалённый поршень, стиснув едва ли не до предела пальцы пред ликом этого ангельского видения с кристальнейшим выспренным взором.

— Нравится?

Зрачки её увеличились раза в два, она взглянула в лицо Григорию Ефимовичу.

«Стерва».

Он распахнул в отчаянии рот, хватая бессильно гигантскими глотками воздух.

«Сучка».

— Аааа-а-ах… — выдохнул он. — Д-д-да…

Девушка улыбнулась шире, глаза неумолимо блеснули.

— Нравится — мастурбировать на свою секретаршу Леночку? Мастурбировать в кабинете с распахнутой дверью за считанные минуты до визита партнёров? — Она подпёрла голову локтем, глядя игриво на своего шефа, тот же уже начинал ощущать себя понемногу сходящим с ума. — Скажите это, Григорий Ефимович. Скажите вслух.

Блеск её чистых глаз будто магнетизировал его, он почти подавлял. Хотя часть ума Григория оставалась свободной, понимая, что вслух такие вещи произносить не особо разумно, но в то же время он понимал, что в коридоре за дверью пока что никого нет.

Он облизнул губы.

«Пока что».

Набрал в грудь воздуха, чувствуя, как окружающий мир словно бы растекается в капли и застилается поволокой.

«Даже не думай остаться в дальнейшем в офисе».

Приоткрыл рот.

— Мне… нравится м-мастурбировать на… свою с-секретаршу Леночку.

Голос его на мгновенье ослаб. Рука же, напротив, принялась действовать с такой быстротой и жёсткостью, что, будь его орган шурупом, он бы давно отвинтился?

— М-мастурбировать… при распахнутой двери своего каб-бинета. — Он глухо застонал, уже плохо сознавая, чист ли коридор. Нет, вроде бы правила этикета запрещают входить в первые минуты без приглашения? — М-мастурбировать… за минуты до в-входа партнёров… Л-лена!..

Он слабо вскрикнул под дерзким взглядом уже откровенно смеющейся девушки, ладонь его проникла уже целиком в брюки и яростно стиснула подобную стали плоть.

— Лен-на!.. — Плоть его словно взрывалась, рвалась на части, подобно фонтану, взрываемому залитым внутрь нитроглицерином. — Ле-е-ена… ах. Ле-е-ееен!..
Он вскрикнул снова, уже чуть громче, ощущая, как безумно сладкое пламя выплёскивается из него наружу, как жидкое счастье растекается липким клейстером по изнанке штанов и белья. В этом было что-то непередаваемо унизительное — подобное ощущениям испортившего пелёнки младенца? — и в то же время что-то нев

ыразимо приятное.

Его секретарша озорно улыбнулась, тихо сияя, глядя на него с неописуемым торжеством.

— Вы испачкали брюки, Григорий Ефимович. Как жалко, менять их времени нет. Придётся вам так сидеть перед своими деловыми компаньонами?

Она звонко рассмеялась, мелодично и хрустально. Вытянув руку вперёд, недозволительно-фамильярным образом взъерошила волосы своего руководителя.

— Ну, желаю вам удачи. Только сперва застегнитесь. Иначе, — Леночка хихикнула, — кто знает, что могут подумать они о вашем времяпровождении?

Григорий был слишком разбит, чтобы ей отвечать.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Переговоры с партнёрами из северного города Мурманска длились уже третий час.

Вначале обсуждались параграфы договора по поводу доли акций одного из дочерних нефтяных предприятий. Потом — доля самостоятельности третьестепенных участников сделки. Затем — правомерность включения ими новых концессионеров.

Видя неполную адекватность Григория в начале совещания, на него попытались было надавить, принудить к более выгодным для них, чем для него, условиям. Он по обыкновению окинул собеседников рассудительным взглядом и произнёс пару строгих взвешенных фраз — которые в устах кого-то другого звучали бы расплывчато и идеалистично, но от которых в устах Ефимовича всем сразу же стало неудобно.

Но рано или поздно даже совещаниям приходит конец.

— Леночка? — включил он селектор. — Зайди, пожалуйста, ко мне на минуту.

Не то чтобы он серьёзно её ненавидел или существенно презирал. Но воспоминания об унижении были свежи, в то время как болезненная принципиальность Григория говорила об абсолютной контрпродуктивности всяких попыток после подобного работать вместе.

Впрочем, кого он обманывает?

— Да, Григорий Ефимович, — на пороге сразу же очертился силуэт девушки, ослепительный стан златоволосой девушки в белом костюме и той же расцветки мини.

Вновь мини?

«Отлично, — сцепил он зубы. — Теперь я не буду вообще ощущать угрызений совести».

— Ты бы не могла подготовить приказ о небольшом изменении штатов? — кашлянул Григорий с самым что ни на есть безмятежным видом, предвкушая, как изменится спустя пару минут её кукольное личико. — Нам нужно уволить одного немного засидевшегося человечка.

Леночка сделала несколько шагов вперёд, он с трудом оторвал взгляд от её непередаваемо длинных ног и упругих бёдер. Впрочем, после разрядки тремя часами тому терпеть эти фокусы было легче, чем когда она осаждала подобным нарядом его при устройстве в фирму?

— Конечно, Григорий Ефимович, — шёлково проворковала она, склоняясь к столику. — Сейчас завизирую. Ой, кстати — к вам только что поступило одно сообщение.

Она вытянула руку вперёд. На ладони лежала нежно-голубая флэшка.

— Что это? — нахмурился Григорий.

— Не знаю, — в голосе девушки звенело искреннее неведение, с личика её можно было писать картину святой невинности. — Меня просили передать… Вирусов там нет, я прогнала через сканирование.

— Хм.

Он вставил флэшку в компьютер, запоздало подумав, что, возможно, не стоило бы просматривать потенциально значимую корреспонденцию при фактически уже не входящем в штат человеке. Впрочем — кто передаст потенциально значимую корреспонденцию таким отстойнейшим способом?

Один-единственный файл.

Видео, вроде бы?

Григорий его запустил, тем более что название приятствовало тому — «Посмотри меня». Нахмурился ещё сильнее, видя на экране смутно знакомого мужчину солидной комплекции, явно занятого чем-то не очень солидным.

— Мне… — прозвучало приглушенно из колонок, — нравится м-мастурбировать на… свою с-секретаршу Леночку.

Он поспешно выключил плеер, чувствуя, как покраснели молниеносно даже кончики его ушей. Помолчал несколько секунд, тяжело дыша.

— Что это значит?

Задавая вопрос, он не осмелился даже взглянуть на свою подчинённую. Видео, судя по ракурсу, было снято откуда-то с её стула, быть может — припрятанным телефоном в её сумочке или в руке.

— Ну, — судя по интонации, Леночка беззаботно пожала плечами, — похоже, что нас с вами кто-то снимал. Ой, это, наверное, плохо, Григорий Ефимович? Обычно в российском бизнесе такие детали не имеют значения… но вы, я наводила справки, строите успех в бизнесе во многом на образе положительного рыцаря-мецената. Всесторонне лазурный, сияющий идеал… ой. Действительно, неудачно может получиться. Да и к близким вашим ненароком может попасть эта запись. Дважды ой.

Он облизал губы.

Не то чтобы это что-то дало. Во рту его теперь было чересчур сухо, мысли же решительно отказывались собираться в единое целое.

— Чего ты хочешь?

— Я хочу? — брови Леночки оскорблённо взметнулись вверх. — Вы хотите, чтобы я выдала вам инструкцию, что делать… с этой опасной утечкой информации?

Она присела невозмутимо прямо на стол справа от клавиатуры, бесстыдно открытые её юбочкой бёдра возникли прямо пред взглядом Григория.

— Ну, хорошо. — Секретарша с застенчивым видом кашлянула. — Тогда, я полагаю, вам в первую очередь следует мне увеличить зарплату. Раз уж я теперь решаю ваши конфиденциальные проблемы.

— Насколько?

Он старался доблестно игнорировать открывшееся его взгляду зрелище. Леночка слабо пошевелила коленками, как будто дразня.

— Вдвое, думаю, хватит.

Зубы Григория стиснулись едва не до хруста.

Возможно, ему удастся найти какой-то способ справиться с этой паршивкой, надо только выиграть время. Есть же служба внутренней безопасности, есть компетентные специалисты. Правда, при обращении к ним он окажется в зависимости уже от них.

— Кроме того, — в голосе Леночки скользнула задумчивость, — я думаю, что о столь востребованном и нужном сотруднике предприятия должны быть особые нормы заботы. Как вы полагаете, Григорий Ефимович?

— Особые, — он сглотнул ком в горле. Оторвал в очередной раз взор от её ослепительно нагих бёдер и взглянул секретарше в глаза. — Какие?

Она улыбнулась.

— Нежные. — Колено Леночки изогнулось, правая ступня её взмыла вверх, оказавшись прямо у Григория перед лицом, прямо под носом. — Ценный сотрудник не должен тратить время и силы на утомительные ежедневные потуги, не должен страдать от тесных щиплющих туфелек, так же как и растрачивать себя зря на канитель с разуванием. Напротив, будет чудесно, если заботливый руководитель сам поможет сотруднице избавиться от надоедливой обуви?

Мысок туфельки вильнул приглашающе, Григорий Ефимович, чувствуя презрение к себе, вытянул вперёд руки и медленно расстегнул ремешок.

— Так?

Он не знал сам, зачем это спрашивает. Леночка улыбнулась, её бoсая ножка выпорхнула наружу, как бабочка вылетает из кокона.

— Прекрасно. Правда же ведь, так приятно заботиться о… своих сотрудниках?

Пальчики её ступни пощекотали лицо Григория, пощекотали его нос. Чувствуя едва уловимый чарующе-солоноватый аромат, руководитель ответственного предприятия ощутил почему-то почти против воли, как у него снова что-то крепнет в брюках.

— Вы бы могли, — шепнула Леночка, — помочь своей сотруднице с гигиеной. Почему не очистить её кожу от пота, очистить без воды и салфеток, очистить при помощи языка?

Кончик большого её пальца коснулся губ Григория. Он застонал беззвучно.

— Н-нет…

Пальчики её ноги растопырились. Глаза Леночки — недоумённо расширились.

— Почему — нет, Григорий Ефимович? Впрочем, если вы полагаете, что столь ценная сотрудница вам не нужна…

Она сделала неопределённый жест рукою, словно намекая на компьютер, флэшку и её содержимое, Григорий же, чувствуя головокружение и слабую темноту в глазах, с обречённостью приоткрыл рот. Язык его коснулся мыска ступни секретарши.

— М-м.

Девушка тихо блаженствовала, полуприкрыв глаза. Григорий скользнул языком от мизинчика к крупнейшему пальцу, исследуя каждую впадинку, чувствуя, как сердце его колотится всё сильнее, а брюкам, такая оказия, угрожает заново лопнуть.

— Как хорошо. Знаете, я… буду теперь каждый день ходить на работу именно в мини, это будет моя специальная форма одежды. Вы ведь… не против, Григорий Ефимович?

Ступня её выскользнула на миг из его рта, предоставляя ему шанс ответить.

— Мммфр-ррр.

Он заглотнул в лёгкие воздуха.

— Н… нет.

Рука Леночки знакомым фривольнейшим жестом взъерошила его шевелюру.

— Хороший мальчик. — В голосе её звенел смех. — Ой, то есть, я хотела сказать, хороший начальник?

Она изогнула следом и левую ножку, из-за чего другая ступня оказалась на коленях Григория, рядом со рвущимся от внутреннего напора уголком брюк. Мысок чуть сдвинулся из стороны в сторону, каблучок туфельки ёрзнул.

— Ух ты, — брови Леночки восторженно приподнялись. — Да вам действительно нравится.

Её каблучок остро впился в брюки начальника, тот зажмурился, чувствуя, как пик шпильки терзает его потаённое нутро, как бельё его наполняется снова смазочной влагой.

— Нравится, Григорий Ефимович?

Мысок её правой ножки вновь на мгновенье покинул Григорьевы губы. Лена рассматривала руководителя иронически, чуть наклонив голову, рассматривала его как невиданное животное.

— Д… д… — Ему определённо не хватало в это мгновение воздуха, чтобы ответить. — Д-да.

Его ошпарило жаром, хотя он пытался уверить себя, что ответил так, чтобы не спорить с этой распущенной извращенкой. Но отчего же тогда так взрываются изнутри сейчас его серые брюки?

Глаза девушки снова сверкнули весельем.

— А знаете, — сообщила она как бы между прочим, облизав быстрым движением губы, — возможно, что я иногда буду приходить на работу… совсем голая. Мне так удобней. Вы ведь не будете ставить ценную сотрудницу в неловкое положение, Григорий Ефимович, вы… объявите всем… что это был ваш приказ?..

Мысок ступни Леночки вынырнул вновь из его рта, другая же ножка продолжала размеренно выписывать виражи на Григорьевых брюках, лаская его, дразня, придерживая у самого пика. Руководитель закусил губу, чувствуя, что утрачивает самообладание.

— Скажете же… Григорий Ефимович?

Он зажмурился, чтобы не видеть невинно распахнутых Леночкиных глаз, не видеть подчёркнуто наивного вопроса в них. Сразу же ему представилось победное шествие сексуально озабоченной стервочки в нагом виде по офису, совращение ею всех хоть чуть-чуть привлекательных и даже семейных сотрудников.

Обращение главного штаба солидной фирмы в бордель.

— С-с… — Он застонал, ощущая, как остренький каблучок обольстительной ножки снова приходит в движение. — Скажу…

— Как хорошо.

Влажные босые пальчики пощекотали снова его лицо, прошлись игриво по подбородку.

— Вам не хочется, — вдруг доверительным тоном шепнула Леночка, — поцеловать вашу… ценную сотрудницу… ценность которой вы сейчас особенно ощущаете? Поцеловать по-дружески… по-служебному… приложиться губами к её коленкам, бёдрам?..

Тяжело дыша, он склонился над нею, готовясь воплотить высказанное девушкой в явь. Его вновь обожгло раскаянием — как всё это со стороны смотрится, импозантный руководитель ответственного предприятия, низкопоклоннически выгнувшийся пред собственной секретаршей?

— Д-да, — выдохнула вполголоса Леночка. Он приобнял снизу её полусогнутые коленки, сам стараясь спрятать лицо между них, словно норовя скрыться, утаить себя от возможного наблюдателя. — Вот та-аак…

Губы его коснулись нежно-мраморной кожи, он невольно открыл их, припомнив свои совсем недавние действия с пальчиками Лениной ножки. Бёдра её были не только горячими, но и взмокшими.

— А-ах!.. — театрально выдохнула она. Без всякого сомнения, отчасти прикидываясь, но в то же время этим сама себя распаляя? — В-выше… Г-григорий Ефимович…

Его обожгло новой вспышкой стыда.

Приподняв голову, видя перед собой раздвинутые Леночкины бёдра и ниточку её трусиков, он бессильно скрипнул зубами. После чего, подумав с минуту, прижался осторожно губами к взмокшей шёлковой ленточке, приоткрыл губы снова и провёл языком по ткани, пощекотал кончиком языка нежную кожу рядом.

— М-м… — Её ножки дрогнули, левая ступня, отведённая было от рокового участка Григорьевой плоти, пощекотала в ответ твёрдый как камень бугор. — Н-не останавливайтесь…

Чувствуя, как пылает, как едва ли не сгорает заживо — и в то же время пребывает на грани нового извержения в брюки? — Григорий Ефимович набрал снова в грудь воздуха, набрал для того, чтобы без перебоев припасть снова к пламенной коже.

Зубы его зацепили тонкую ленточку, кончик его языка продвинулся дальше, скользнул во влажную алую щёлочку, заполнив её, заполнив рот в то же время непередаваемым солоновато-сладким совкусием.

Он против воли причмокнул, дёрнув затылком и слабо сдвинув вниз трусики, язык его проскользнул сверху вниз по жаркой долинке, ощутив едва уловимую шероховатость недавно выбритой кожи.

— В-вы… л-лучший руководитель, Григорий Еф-фимович. — Она почти задохнулась, почувствовав, как кончик его языка касается заветного треугольничка, как язык этот осторожно исследует верхний правый его уголок. — П-пожалуйста… ещё!..

Зажмурившись вновь, ощущая, что уже вряд ли смог бы остановиться даже в случае гибели связанных с флэшкой материалов, он провёл языком ещё раз по сакральнейшей области, провёл ещё раз и снова, ускорив движения, словно играя на флейте, словно стискивая в эту секунду вместо коленей Леночки гибкий и драгоценнейший инструмент.

Он и впрямь сейчас чувствовал странную сплавленность с нею, причудливое единство, как гитарист со своею гитарой?

— У-умница…

Пальцы её руки вильнули опять по его затылку, взъерошив волосы. Григорий прижался лицом к истекающей соком промежности, вдвинул глубже язык, скользя им из стороны в сторону, поддразнивая, интригуя, шаля.

— А-аах!..

Леночка вскрикнула слабо, затем — вскрикнула громче. Уже почти не смущаясь наличием стержня плутония в брюках, он замедлил движения языком и губами, затем — ещё раз ускорил, затем — перевёл губы выше и стал неустанно поддразнивать чуть выдающийся уголок.

Колени девушки напряглись, обхватывая голову Григория, почти сдавливая клещами его многострадальный затылок с разных сторон.

— Оо-ооох… да-а, Г-григорий Ефимович…

Она застонала тонче, почти что завыла, бёдра её стиснулись ещё крепче и стали ритмично дрожать. Пальцы её вцепились когтями в шевелюру начальника и начали также слабо содрогаться в конвульсиях, при этом невольно выдёргивая некоторые волоски.

— О-ох!.. да-аааа…

Бёдра её напряглись до предела и снова расслабились, вой перешел в крик — и тут же упал. Мышцы её неспешно обмякли, звуки стонов сменились осипшим дыханием, а на личике — Григорий не видел, но готов был поклясться? — возникла удовлетворённая усмешка.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Вы замечательно поработали сегодня на благо своего коллектива, Григорий Ефимович.

Руководитель предпочёл не обратить внимание на реплику обворожительной девушки в мини-юбке, доставшей из сумочки зеркальце и прихорашивающейся. Ему до сих пор было сложно прийти в себя, меж тем как умопомрачительные Ленины ножки ничуть тому не способствовали.

— Я вас чем-то смущаю? — Левая ступня девушки вновь оказалась у него на коленях, отчего начавший было опадать орган мгновенно восстал. — Вы не см& № 243; трите на меня. Скажите же, если у вас есть ко мне какие-то претензии… претензии или… пожелания.

Ступня её слегка дёрнулась, прижавшись к брюкам мыском, отчего застывшие было на языке саркастичные замечания пришлось сглотнуть. Все его мысли мгновенно сменились одним-единственным чувством.

— Л-лена…

— Что?

Распахнутые шире прежнего глаза, ещё одно чарующее движение туфелькой.

— Вы… чего-то хотите от меня? — Она с комичным видом моргнула. — Попросите. Только культурно. «Пожалуйста, Леночка, сделайте мне… мануальный массаж интимной паховой области».

Он закрыл глаза.

Ему вспомнилось вдруг, как давно к этой области его организма не притрагивались сторонние руки, сколько месяцев успело минуть после разрыва с Катей. Каблучок тихо ёрзнул, возвращая вновь его мысли на испытанную тропинку.

— П-пожалуйста, Леночка. — Голос его был еле слышен, Григорий время от времени вздрагивал. — С-сделай мне… мануальный м-массаж интимной паховой зоны.

Брови её изогнулись двумя красивыми дугами.

— Если вы так хотите.

Офисная красотка присела на стульчик поблизости, ладонь её ласточкой невозмутимо вспорхнула на бугор Григорьевых брюк — и неторопливо скользнула вокруг. Руководитель закусил губу, подавляя стон, скрывая сам от себя, что ситуация ему непереносимо приятна, иначе он лишится самоуважения полностью — лишится ли? разве он не лишился его уже окончательно?

— Вам — нравится, Григорий Ефимович? — Пальцы её потянули вниз язычок молнии, сдвинули резинку белья. — Чуть быстрее? Или — чуть медленней?..

Не выдержав, он застонал.

— Б-быстрее…

Леночка чуть наклонилась, глаза её хитро сверкнули. Пальчики — сжались вокруг багрового навершия члена.

— Попросите меня. Попросите об этом отдельно. — Голос её понизился почти что до шёпота, свободная же рука зарылась зачем-то в сумочку. — В деталях.

Ладонь её вынырнула наружу с блестящим корпусом телефона, руководитель же сдавленно застонал вновь от смешанных чувств вожделения и возмущения. Ей мало того компромата, который уже на флэшке, она хочет ещё и заготовить новый?

Розовый маникюр Леночки пощекотал быстро-быстро нижнюю часть головки.

— Ле-ен…

— Да?

Какой нежный голос. Голова, с озадаченным видом склонённая набок, переполненный притворною заботою взгляд.

Пальчики, вновь ускорившие движения, изгоняя из разума даже тень мыслей. Компромат на флэшке всё равно уже есть, он не денется никуда, что б Григорий ни делал?

— П-пожалуйста.

Зажмурившись было, он открыл глаза снова, открыл, глядя мутным взором в проклятый объектив телефона.

— П-поласкай меня рукой… там… между ног… б-быстрее.

Глаза его вновь на мгновенье прикрылись.

— Пп… п-пожалуйста, Лен!..

Член его почти горел пламенем. Девушка игриво пощекотала его ещё раз кончиками пальцев, после чего отвела руку в сторону, глаза её тихо смеялись.

— Я думаю, Григорий Ефимович, вы сами свободно и легко в состоянии сейчас себя обслужить, — с этими словами она грациозно потянулась и спрятала телефон в сумочку, взамен извлекая оттуда что-то другое. — А чтобы вам было интересно — смотрите, я для вас кое-что приготовила?

Она протянула ему лист бумаги. Руководитель осторожно взял его из её рук, стиснув зубы, чувствуя, как клокочущее в нём напряжение готово привести к взрыву.

— Что это?

— Письмо.

Леночка облизнула губы. Григория пробрало дрожью от одного только этого её движения, он едва удержался от того, чтобы взаправду не запустить сейчас вниз руку.

— Вам будет лучше, Григорий Ефимович, прочитать его у окна. Вслух прочитать, с выражением. Я проверю потом, точно ли вы зачитали мне текст.

Еле поднявшись со стула, чувствуя, как слабость накатывает на него едва ли не на каждом шагу, он приблизился осторожно к окну, послушно, как автомат. Кинул исподлобья на собственную секретаршу взгляд.

— Вот так?

— Да, так. — Она вновь облизнулась, Григория невольно пошатнуло. Специально это она делает, что ли? — Приоткройте, пожалуйста, чуть-чуть шторы.

Повернувшись к гардинам, Григорий Ефимович — блин, какой он теперь, ко всем хлебобулочным изделиям, «Григорий Ефимович»? — осторожно потянул за верёвку.

Ну, хоть вид у него ныне, по крайней мере, сравнительно благопристойный. Тут у него слабо ёкнуло сердце — он припомнил сказанные Леночкой секунду назад слова.

«Чтобы вам было интересно».

«Вы сами свободно и легко в состоянии себя обслужить».

У окна?

Его обдало ознобом. И одновременно — кольнуло жаром в так и не получившем разрядки паху. Следом кольнуло ещё раз — он поднял взгляд и увидел созерцающую его с самым хищническим взором Леночку, Леночку, руки которой странно скользили под столиком.

— Давайте, Григорий Ефимович, — шепнула она почти что беззвучно, левое и правое её плечико синхронно вздрогнули. — Читайте. И… и… действуйте.

Рука его опустилась едва ли не раньше, чем он успел осознать, что творит, ему хватило выдержки разве лишь отвернуться слегка от окна, чтобы то, что он совершал, не было особенно видно.

— Ты…

Он сглотнул слюну. Нет, это всё же безумие.

— Вы не хотите? — Его секретарша с обиженным видом вздёрнула носик. — Ну, как хотите. Я тогда не обязана… помогать вам в ваших кулуарных проблемах.

Она улыбнулась, кинув взгляд на экран монитора, где окно плеера наверняка по-прежнему отражало серьёзного руководителя в самом некомильфозном виде. И наверняка файл на флэшке был только одной из копий?

Григорий обречённо опустил снова вниз руку, полуотвернувшись опять от окна, пара неуверенных движений вдруг переросла в резкие — он даже испугался и снова замедлил темп. Взгляд его несмело коснулся сжимаемого в левой руке листа бумаги.

Почерк выглядел знакомым.

— П-привет, муженёк, — прочитал он, откашлявшись, первую строчку, после чего растерянно смолк.

Катя?

— Я думаю, тебе понравится мой… подарок, — прочитал он омертвевшими губами, рука же его, продолжая следовать велениям отчаянно шлющего импульсы в мозг органа, стиснула ещё несколько раз пах. — В к-конце концов… долг платежом красен. Ты испортил мне самые продуктивные восемь лет жизни, у мужиков же… р-расценки другие, так что, наверное… б-будет лишь справедливо, если… и я от-тыграюсь немного на твоей дальнейшей судьбе?

Глаза его застилал стекающий со лба пот, он отёрся по-быстрому сжимающей лист рукой. Леночка продолжала рассматривать его странно сияющим взглядом, он же начинал ощущать, как его собственный голос обретает несвойственные ему ядовитые нотки.

— Думаю, раз ты у нас… п-прирождённый Низ, тебе только на пользу будет походить немного на поводочке… с-своей подчинённой. Я ей всё рассказала. И о твоём п-психоанализе, и о твоей обсессивной болезненной честности, и о… твоих… напыщенных играх в фап-воздержание.

Договорив этот абзац до конца, он застыл, не веря прочитанному, не в силах взглянуть сейчас на свою секретаршу. Получается, она — знала? Знала всё о нём изначально, спланировала всё целенаправленно?

Некстати ему припомнилось, что и Олег, в общем-то, был скорее приятелем Кати, чем другом Григория.

— Кстати, ты же ведь сейчас дрочишь, правильно? — Чужой сарказм резанулся металлом в его собственных интонациях, пальцы правой руки агонически сжались, терзая клокочущий орган. — Дрочишь посреди своего кабинета, дрочишь как… оз-забоченное животное. Лен-ночка… обещала, что заставит тебя сделать это перед окном, читая письмо.

Пауз и запинок этих не было в тексте. Григорий уже не мог себя контролировать, движения его пальцев пошли окончательно вразнос.

Не в силах по-прежнему вскинуть на Леночку взор, он лишь шмыгнул жалобно носом.

— Да, хорошо. Расставь шире н-ноги, стисни… собственный орган крепче. Ах, какой ав-вторитетный нач-чальник, какая большая… а-ах… ф-фигура.

Застонав, он и вправду передвинул чуть ноги, расставил их шире, чувствуя, как подчиняется уже не только Леночке, но и физически отсутствующей здесь Кате, той самой Кате, которую, между прочим, пройденный ею некогда тест записал тоже в Нижние.

Унижение едва ли не сдвоенное?

— Спусти с себя брюки, они тебе т-только… мешают… Тебе же ведь хочется… чтобы… все тебя видели голым?

Захватив в рот ещё порцию воздуха, искривив лицо в подавленном стоне, он нашёл в себе силы бросить умоляющий взгляд в сторону Леночки. И увидел — довольно сияющие глаза, раскрасневшееся румяное личико, направленный в его сторону объектив телефона и движущуюся уже с откровенно бесстыжею скоростью под столиком свободную руку.

Хлопнув ресницами, девушка с улыбкой кивнула.

Не подчиняясь себе, чувствуя себя зомби, Григорий рванул пояс брюк вниз, за ним последовала резинка семейных трусов. Стиснул рукою уже не прикрытый отворотом брюк член, вполголоса застонал, ощущая собственное бессилие.

— Ах-ха, какой хороший, какой замечательный мальчик, — веселился голос отсутствующей, голос той, что присутствовала лишь в виде бумаги и в дрожи его же голосовых связок.

Сжав вокруг окаменевшего члена пальцы кольцом, Григорий сдвинул их несколько раз чуть выше. После чего, хватая вновь воздух лёгкими, сфокусировался на завершающей строчке.

— Ах… как тебе идёт… быть раб-бом с-своей секретутки?..

Голос смеялся.

Григорий сдавленно вскрикнул, чувствуя, как струя пламени проходит через него, как выбрызг семени окатывает его пальцы и часть линолеума кабинета, как в его глазах всё темнеет и как пресловутый линолеум уходит землетрясением из-под слабеющих ног.

Зашатавшись, потеряв равновесие, он осел грузно на пол рядом с окном, пальцы его ещё несколько раз по инерции стиснулись, вылетевший из другой руки лист самолётиком спланировал в сторону.

Глаза его сами собой закрылись, он откинулся назад на приоконную стену. Повернув голову вправо, чувствуя носом колышущуюся гардину, всхлипнул.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Григорий Ефимович?

Нет, слава небу, хотя бы на этот раз то был не его и даже не Катин голос.

— Григорий Ефимович! Что же вы…

Лена беззвучно опустилась на пол с ним рядом, прижалась к нему, погладила утешающе по голове. И ответственный лидер рогокопытной конторы — чувствуя себя уже почти что ребёнком — зарылся носом в её золотистые волосы, вдохнул их успокоительный аромат.

— Что же вы… Григорий Ефимович. — В голосе девушки как будто на миг что-то сломалось. Она поцеловала его нежно в лоб. — Не бойтесь вы так. Всё будет хорошо.

Руководитель ответственного предприятия лишь покачал головой. Ничего уже не будет хорошо, ничего уже никогда не будет по-прежнему.

— Ну, хотите, я вам сделаю… кофе? — шепнула тихо она, щекотнув носом его правое ухо. — Или чаю?

Григорий открыл глаза. Рассмеялся приглушенно-горько, глядя на изучающую его неподдельно встревоженным взором — неужто взаправду? — Леночку.

— Нет, Лен. Не надо.

«Всё верно».

Любая реформа собственных о себе представлений всегда вызывает страдания. Но тот Григорий, каким он себя ощущал, едва ли был в силах не более минуты назад со спущенными штанами самоудовлетворяться у окна посреди своего кабинета, а значит, тот психологический тест был целиком и полностью верен.

Он — Низ.

— Вам ведь… понравилось на самом деле, Григорий Ефимович, — кашлянула еле слышно Леночка, по-видимому, думая о том же. — Зачем же вы так…

Она заглянула ему с требованием в глаза, Григорий же спрятал совсем не по-мужески взор. Лена медленно погладила его по ладони, отчего он почувствовал странную противоречивую тягу то ли выдернуть руку, то ли расцеловать и обнять собеседницу.

— Вам ведь… понравилось?

Григорий Ефимович помедлил. И, словно доламывая что-то в себе окончательно, спустя несколько секунд с тяжёлым сердцем кивнул.

Она улыбнулась.

Приблизила личико вплотную к его лицу, потёрлась кончиком носа о его нос, о его щеку. Григорий прикрыл обратно глаза, чтобы не чувствовать унижения. Или — не выдать блаженства, не выказать искр сладкой дрожи, пронёсшихся по его коже?

— Мне тоже.

Чуть отстранившись, Леночка сжала руками его ладонь, судя по всему, рассматривая несколько секунд его насупленное лицо. Вытянулась — и поцеловала его в кончик носа.

— Я приготовлю для вас документы к завтрашнему совещанию, Григорий Ефимович. — Девушка помолчала с мгновенье таинственно, её тёплые пальцы чуть дрогнули. — Ответственные переговоры с конкурентами из Норильска и Санкт-Петербурга… как вы думаете, будет плохо, будет ужасно не соответствующим серьёзности обсуждения, если вы во время переговоров будете сидеть за столом… с расстёгнутыми и приспущенными брюками? Если… рука ваша периодически будет опускаться под стол… каждый раз, когда мимо проходит ваша драгоценнейшая сотрудница?

Голос её заговорщицки снизился, Григорий вздрогнул и открыл глаза. Секретарша рассматривала его с самым невиннейшим видом, безмятежно поглаживая его руку ноготками.

«Уволю», — хотел было вновь по обыкновению слабо выдавить он.

Но смолчал.

Возможно, какой-нибудь подлинно каменный бизнесмен, вынырнувший из девяностых обладатель стальных тестикул, нашёл бы, что сделать с подобного рода событиями? Некоторые варианты мог смутно представить и сам Григорий Ефимович, но все они для него были слишком твердохарактерными и рискованными.

— Это ведь будет… ужасно стыдно, правда, Григорий Ефимыч? — Брови Леночки выгнулись двумя дугами, она не отводила от него восторженных глаз. — Вы, высокопоставленный бизнесмен, и вдруг занимаетесь подобным… правильно?

Рот его приоткрылся, но воздуха не хватило, чтобы ответить.

Леночка вновь приблизила к нему личико, опустив веки, грустно прикрыв ресницами блеск сверкающих глаз. В голосе её, как ни странно, звучала почти что мольба.

— Правильно, Григорий Ефимович?..

— П-п… — В ноздри ему попал чарующий аромат её золотистой чёлки. — П-правильно.

Девушка погладила ещё раз его пальцы, глядя ему в глаза, тихо улыбаясь, он поймал себя на противоестественной тяге улыбнуться в ответ. Выпрямилась, поправив рукой уголок растрепавшейся мини.

— Я схожу тогда подготовлю всё нужное. — Она развернулась, взгляд руководителя фирмы вновь невольно прилип к её алебастровым ножкам. — Не скучайте пока без меня, ладно?

Бёдра её несколькими красивыми движениями всколыхнулись, доставив их обладательницу к двери начальственного кабинета. Григорий лишь стиснул зубы, чувствуя, как в его брюках снова — в третий уж раз? — что-то затаённо откликнулось, вызвав желание застонать.

«Она права».

Катя была права. Тест был прав. Жизнь была неправа — и, судя по всему, знающие его партнёры по бизнесу тоже.

«Мне понравилось».

Ему понравилось быть рабом своей секретутки.