Меня всегда интересовал писсинг (в большинстве своём, мужской). Терпение мужчины, мучения и еле подавляемые стоны – за этим приятно и сладостно наблюдать. Но я никогда не представляла, что смогу испытать такое влечение к собственному брату. Это произошло спонтанно и даже странно, но до сих пор в памяти всплывают детали того случая.
Тем вечером мы возвращались домой (он ехал с работы и забрал меня по дороге). Выглядел он немножко нервным, но я не придала этому особого значения. Все – таки, он устал после рабочего дня, возможно, ему нездоровилось – в общем, я не задавала вопросов. Обычно весёлый и улыбчивый, братишка вёл себя очень молчаливо и тихо.
Причину такой перемены в нем я поняла не сразу: только тогда, когда движение на шоссе застопорилось и мы встали в пробку. В этот момент я уже подозревала, что он хочет в туалет. Обычно такие вещи не выносились на обсуждение, так как, несмотря на открытый и весёлый нрав, в этом плане братишка был слегка стеснительным. Все же, процесс довольно интимный... Не знаю, что меня дёрнуло тогда, но я попыталась поговорить с ним и выяснить, верны ли мои предположения.
– Андрей, все в порядке? – спросила я его.
– Да, а что? – он смутился, и я тоже вместе с ним покраснела.
– Такое впечатление, что у тебя что – то болит, – я начала издалека, и мои попытки были пресечены на корню.
– Я просто устал, – сказал он довольно твёрдо, и я заткнулась.
Между тем, пробка оказалась основательной, и мы застряли надолго. Андрей нервничал все сильнее: дыхание его сбилось; он тёр руль, сжимая свободную руку в кулак и тихонько стуча по ляжке. Я молчала, и он молчал, и воздух м
ежду нами дико накалился. Машина рвано дёргалась вперёд и сразу тормозила: брат не мог бросить управление и спуститься на обочину отлить. К тому же, на четырехполосном шоссе это было бы очень неудобно.
В таком напряжённом состоянии мы просидели примерно минут 15, и вдруг он рывком наклонился к рулю. Кулак его был зажат между ног.
– Сссссс... я щас обоссусь, – выдал Андрей, покачиваясь назад и вперёд. Лицо его выражало вселенскую муку, ляжки напряглись, колени сдвигались и расходились в ритмичном темпе. Сзади засигналили.
– Андрюш, поехали, – сказала я, и он прогнал машину вперёд, а потом снова замер в скрюченной позе. Я соображала, что делать. Меня возбуждало его состояние, и одновременно было жаль и страшно, что он описается. Будет неловко для обоих.
– У меня есть бутылка, но она маленькая...
– Да я не буду при тебе это делать! Ссссс. . ммммм, – он уже в голос застонал и рывком выхватил бутылку. – Заткни уши, отвернись, давай реще!
Он уже подпрыгивал на сиденье, лихорадочно расстёгивая ремень и ширинку. Но до конца раздеться братишка не успел: пока он путался в плавках, плотину прорвало и из члена хлынула струя. Все то, что он мучительно держал в себе, с приглушённым журчанием выливалось в трусы. Я не могла отвернуться, а он все пытался попасть кончиком в бутылку. Это почему – то так разозлило Андрея, что он выкинул бутылку, вылетел из машины, отвернулся от дороги и начал ссать. Нам даже не сигналили, видимо, это выглядело слишком эпично.
Потом он вернулся, штаны его, разумеется, были насквозь мокрыми между ног. Остаток пути мы ехали молча, оба красные. И тему эту больше не поднимали.