Fаn-fiсtiоn по вселенной цикла «МИФические истории» Роберта Асприна.
Мы помним, что в «МИФтерии жизни» бедная воровка Луанна услышала весьма жестокую отповедь, месть великого мага за разочарование в порушенном романтическом идеале. Что было бы, решись она в той же сцене на месть со своей стороны, месть злую, циничную, беспринципную, но в то же время фривольную и играющую на всех кнопочках похоти гормонально озабоченного подростка?..
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Она не стала противиться.
Не стала бороться. Не стала как-либо прекословить. Не попыталась вставить хоть слово во время моей холодной тирады с требованием взять золотые и немедленно выметаться. Стояла и молча смотрела, в то время как пальцы её теребили рассеянно сумочку, теребили ту самую сумочку, куда полагалось отправиться протянутым мною деньгам, лик же её становился меж делом белей и белее.
Бледным и отстранённым.
Как слоновая кость.
— Он был прав. — Глухо звучащее замечание полушёпотом, похожее на выпущенную наружу мысль. О ком речь? О Мэтте? — Ты не знал и не жаждал знать меня настоящую. Ты любил призрака.
Я лишь стиснул зубы едва не до хруста.
Сказанное ею было оскорбительно точным, я и сам сознавал это, но что толку констатировать непреложное.
— Тебя привлекла внешность. — Рука Луанны протянулась к брошенным мною на стол золотым, тонкие пальцы совершили над монетами странный пасс, почти коснувшись их, но не дотронувшись до конца. — Всё — как он говорил. Просто — стройные ножки и милое личико, да? Всё, что тебе нужно, всё, что требуется, дабы свести с ума великого мага.
Она посмотрела на меня, игра теней проделывала с её лицом странные вещи.
— Так?
Челюсти мои только приглушенно скрипнули. Попытки её сохранить достойную мину при провальной игре, выходки этой пародии на сотканный мною когда-то в уме романтический образ должны были по идее лишь меня раздражать.
Но, как ни странно, я ощутил неловкость.
— Терпеть не могу, когда мнение Мэтта вновь в очередной раз совпадает с действительностью.
Летящей, странно воздушной походкой Луанна сделала пару грациозных шагов и обогнула стол между нами, взгляд её невыразимо прозрачных светлых голубых глаз встретился с моим взглядом. Я ощущал, что не в силах что-либо возразить, как если бы высказанная мной перед этим тирада полностью опустошила меня.
— Смазливое личико, — перефразировала она минутой ранее сказанное. — Красивые глаза. Фигура. Ноги. Ладони.
Рука её вытянулась вперёд, пальцы её зависли на пару мгновений прямо пред моим взором, суставы их несколько раз согнулись и разогнулись.
— Достаточно только лишь этого, правда же?
Девушка рассмеялась негромко, словно заметив тень недовольства на моём лике.
— О нет, чародей, презренная воровка и лицемерка вовсе не планирует похищать твоё сердце, — в интонациях её, кроме смеха, проскользнула горечь. — Помыслы её, поверь, вовсе не настоль высоки?
Ладонь Луанны чуть сдвинулась ниже, фаланги её пошевелились. И — сразу, без перехода? — оказалась прямо у моих брюк, гамма безумных осязательных чувств пронзила меня едва ли не ранее, чем я осознал, где пребывают теперь и что совершают со мной сейчас её пальцы.
— Нравится?
Очи её блеснули голубой искрой, фаланги прижались сквозь брюки к моей раскалённой плоти и ускорили на несколько мгновений движения. Я закусил губу, чувствуя, что рискую иначе застонать вслух, кануть в сладкую бездну.
— Это — рука воровки, не забывай, — мягко, но непреклонно напомнила мне Луанна, облизнув губы, в голосе её прозвучала бархатистая вкрадчивость. — Рука, которой было украдено столько кошельков, рука, из-за которой столько людей вечером остались без ужина...
На миг её тонкие пальцы сжались особенно цепко на тканном бугре, выводя невыразимые виражи, держа меня почти что у края. Тут же расслабившись, стиснулись вновь и опять распрямились, непередаваемо мучительным жестом покинув навершие вспучки на брюках.
— Впрочем, что до того Великому Скиву, известному чародею, не правда ли?
Луанна приоткрыла рот, глядя снизу вверх на меня, выглядя почему-то сейчас удивлённой школьницей, кончики её пальцев коснулись задумчиво язычка моей молнии.
— Он ведь... мечтает сейчас лишь только о том, чтоб эти пальцы скользнули ему глубже в брюки, чуть поиграв с ним, потрогав... слегка... его переполненный кровью и пламенем орган?..
Серый металлический лепесток сдвинулся вниз, кончики ловких и изумительно ласковых пальцев проникли в возникшую щель, погрузившись туда почти по обе фаланги.
Прикосновение её цепенящего прохладного маникюра заставило меня задышать через раз, сжав ещё крепче зубы.
— Это ведь так, Скив?
В голосе её прозвучали странные интонации, смесь детской обиды и требовательности, она взглянула мне в глаза глубже, словно примерная дочь, желающая получить от отца похвалу за выступление на школьном утреннике.
Опять эти странные Аазовы аналогии?
— Ты же мечтаешь сейчас... — она вскинула брови, — лишь о пальчиках лицемерной плутовки, жаждешь... одних лишь их прикосновений?
Шёпот её почти усыплял, хотя в то же время обжигая, в глазах её переливалось сияние.
— Да, Скив?..
Ладонь её целиком скользнула мне в брюки, касаясь кожи лишь частью, больше дразня, чем лаская, сводя с ума самим фактом пребывания прекрасной руки воздушного существа в столь несоответствующем месте.
— Скажи.
Я бессильно приоткрыл рот, захватывая в лёгкие воздух, краем сознания понимая, что спустя несколько минут или час буду сам себя ненавидеть.
Есть ли, однако, сейчас для меня что-то вне этого мига?
— Д... д-да.
Девушка вновь улыбнулась.
— Ты всегда хотел этого. Хотел изначально, хотел, ещё лишь только увидев меня в мире под именем Лимб.
Странной была её улыбка, словно бы не уверенной до конца, то вспыхивающей, то почти исчезающей?
— Хотел, чтобы гибкие пальцы воровки Луанны поласкали тебя между бёдер.
Кончики упомянутых ею мгновение назад тонких пальцев сжались бестрепетно вокруг интимной частицы моего организма, пощекотали навершие — уже не сквозь брюки. Слабо сдавили чуть ниже, тут же отпрянув — за миг до того, как могло бы свершиться непоправимое.
— Скажи это, Скив.
На дне её глаз как будто мелькнуло что-то. Шаловливая искорка, нотка насмешки, томное упоение властью?
— Всей фразою, целиком. Я хочу слышать, как ты произносишь это.
Я приоткрыл снова рот, меня бросило в краску, в то время как иронично склонившая голову набок Луанна поглаживала едва уловимо головку готового к взрыву в любое мгновение органа, поддразнивая паутиной расчётливых зыбких касаний, придерживая коварно у пика.
Что требовалось от меня?
Предать свои прежние чувства, предать тень романтических дум на дне памяти, попутно предав свою гордость, достоинство и себя самого?
«Она просто издевается сейчас над тобой, — прозвучала чья-то устало-мудрая реплика в глубине моих мыслей. — Развлекается бесстыднейшим образом, мстя за испытанное унижение, демонстрируя тебе и себе же самой свою полную власть над озабоченным сексуально подростком».
Чей это воображаемый голос? Корреша, Гвидо, Ааза или того рассудительного банкира с Извра?
Какая разница?
Я и без этого знаю прекрасно, что она лишь играет со мною, я сознавал это ещё минуту назад, но что до того мне, если всё моё тело и каждая нервная клеточка полыхает вулканом от жаркого желания кончить?
— Я... с самого начала хотел этого. — Хриплый, слабо узнаваемый мною самим голос. — Ещё как ув-видел.
Странное, колючее ощущение, будто от одних только изрекаемых слов головка моего органа становится мокрой. Или это меня секунду назад кольнули её ноготки?
— Хотел, чт-тобы... о-ох!.. п-пальчики... воровки Луанны... п-приласкали меня... промеж... ног.
Последнее слово сорвалось с моих уст как всхлип, я весь задрожал, чувствуя, что готов извергнуться ей на ладонь, причём ей для этого не придётся даже двигать рукою. Луанна приподняла вновь голову, её васильковые глаза засмеялись.
— Бедный мальчик. — В голосе её звучало сочувствие, но издевка в глазах полыхала всё ярче, становясь почти ослепительной, почти что невыносимой физически. — Столько миловидных фей рядом, но никакой возможности излить страсть, излить свою похоть?
Она покачала головой.
— Ну конечно, восхищаться умом легко... — протянула Луанна. — Восхищаться умом, восхищаться личными моральными качествами, лидерскими способностями... а как до интима, так сразу френд-зона?
Мошенница тихо хихикнула, я же, хотя и представляя примерно благодаря Аазу смысл её слов, не мог уяснить, к чему она клонит. Трудно соображать, когда вся твоя кровь столь вдалеке от мозга?
— Он и тут не ошибся. — Черты её личика окаменели на миг, она сглотнула слюну. — Я полагала, что у Великого Скива давно хороводы разукрашенных кукол, так что внешностью его не смутить и его привлекла во мне личность. Мэтт же заявил очень быстро, что ты просто стеснительный мальчик, случайно вознёсшийся на самый верх пирамиды. Мальчик, который, несмотря на весь свой коммерческий флёр, до сих пор ни с кем никогда и никак?..
Она рассмеялась, я же закусил изнутри щеку, чувствуя, как часть моей крови возвращается в голову, чтобы насытить лик краской. Мой незапамятный орган уже выдавался из брюк, пока не терзаемый её пальцами, он слабо дрожал, начиная едва уловимо сокращаться в размере, я же испытал вспышку неописуемой тяги сжать самому его пальцами.
При ней.
— Ну, правда.
Луанна лукаво глянула на меня, взмахнув ресницами, рука её коснулась моей расстёгнутой ширинки — но не касаясь плоти.
— Вокруг тебя столько замечательных девушек. Та же Тананда одна чего стоит. Или ты хочешь сказать, что никогда не фантазировал о ней раньше?
Тыльная сторона её пальцев едва заметно пощекотала мою дрожащую кожу.
— Не верю.
Я сомкнул губы, сдерживая реакцию. Мгновенье спустя разомкнув под насмешливым взглядом Луанны, сидящей напротив, Луанны, касающейся редкими мимолётными прикосновениями запретного моего органа.
— Я...
Что сказать? Чего она вообще хочет от меня ныне?
— Да, Скив?
Глаза её тускло блеснули.
— Фантазировал? Или нет?
Краешек её ноготка игриво обвел накалившийся докрасна бугор плоти, я не смог вопреки всем усилиям подавить стон, чувствуя, как в глазах моих меркнет свет, как мир для меня сокращается до подушечки её пальца.
Здесь от меня ожидалось не просто предать свои чувства, но и — в причудливом смысле — чувства чужие.
— Н-ну...
Кончик её ноготка сделал чарующий пируэт. Коснувшись снизу головки, слегка царапнув её?
—.. .д-да.
Я захватил в грудь глоток кислорода, кровь с новой силой бросилась мне в лицо, но в то же время едва ли не большая часть — в брюки. Я ощутил, как из-за этого микропредательства стою на границе чего-то непереносимо опасного, позорного, дикого, но в то же время сладкого и безумно манящего.
— Видишь, как приятно и просто признавать прямо вслух правду. — Луанна взмахнула ресницами, само невинное очарование, рука её отстранилась опять ненамного от кожи. — А — какие фантазии у тебя о ней были, Скив? Расскажешь?..
Видимо, в лице моём что-то переменилось в тот миг — растерянность, гнев, удивление или тень беспомощной муки? Я не мог сказать сам, игра каких выражений скользнула тогда по нему, но моя собеседница слегка отодвинулась и с театральной грустью опустила вниз очи.
— Прости.
Она наклонила голову и печально вздохнула — так, что личико её на мгновение оказалось напротив моей бунтующей плоти, меж тем как её жаркий выдох вынудил данную плоть опять уподобиться камню.
— Я, вероятно, излишне затянула прощание.
Подняв голову, чтобы кинуть на меня снизу вверх новый взгляд, она при этом — возможно ли? — скользнула как бы случайно на миг кончиком носа прямо по моей коже.
— Мне, наверное, лучше идти?..
Держа меня взглядом, она протянула руку к монетам на столике, вновь сделав пару расплывчатых жестов над столбиком денег. Я стиснул зубы, мне с всеотчётливостью представилось, как она сейчас выйдет из моего кабинета, я же — чем я займусь?
Тем, чем обычно?
Всё как всегда, только к несбыточным грёзам добавятся теперь ещё и воспоминания об упущенном?
«Как тогда», — стукнуло в голову.
Я отогнал неуместные образы, тяжело задышав, мне не впервой было устраивать мыслям цензуру, иначе общение с Банни полгода назад едва ли было бы лёгким. Но тем не менее свою роль эти образы уже успели сыграть?
Рот мой открылся.
— Н-не уходи.
Луанна кинула быстрый взор на меня — и тут же вновь спрятала за опущенными ресницами.
— Ты думаешь? — Она как будто опасливо прикусила язык — или изобразила сие. — Мне показалось, что я надоела тебе. Я и правда бываю подчас избыточно наглой... или чересчур любознательной.
Не поднимая лица, собеседница потеребила смущённо край платья. Я поймал себя на том, что не могу отвести взгляд от её нагого колена.
— Мне... и вправду хотелось бы узнать напоследок получше твои потаённые грёзы. Мы ведь... скорее всего, больше никогда не увидимся?
Колено её коснулось моих, она придвинулась ближе вместе со стулом, одновременно приподняв голову и с просяще-жалобным видом взглянув мне в глаза.
— Скажи, — коленка Луанны въехала глубже меж моих ног, въехала, почти что касаясь моей взбудораженной плоти, уже упираясь в неё, — какие... запретные грёзы знойного вида у тебя раньше были? О той же Тананде. Расскажи хоть одну.
Голос её интригующе смолк, колено же продолжало двигаться будто само по себе. То дотрагиваясь время от времени до возможного очага взрыва — то слегка отстраняясь.
— Я...
Выдержать это было сверх моих сил. Рука моя словно сама рванулась вперёд, сжав бедро белокурой смеющейся девушки, откинув частично низ её платья.
— Да, Скив?
Её ласково-едкая интонация обожгла меня, словно бы поощрив — и поставив на место в то же самое время. Переполненный гормонами мальчик, готовый взять силою девушку, в презрении к коей не так давно сознавался?
«Что я делаю».
— Не бойся, — она погладила мою руку, лежащую теперь поверх её нагого бедра. — Просто... просто расскажи.
«Мне всё равно не отважиться её изнасиловать, — мелькнуло тенью в моём сознании, столп пламени меж моих ног пульсировал и беззвучно гудел. — Не отважиться, сколь бы она на то сейчас ни напрашивалась».
— Я...
Как обжигает этот ком в горле. Сгусток колючей проволоки?
— Если хочешь.
Снова её кроткий взгляд, направленный мне прямо в глаза. Взгляд этих светлых, обманчиво чистых, лучезарно прозрачных, кристальных ультрамариновых глаз.
«Не отважиться».
— Т-танда... она для меня как сестра теперь. — Я почти застонал, осознав, сколь беспомощно это звучит, а также поняв, что исповедь всё равно началась, началась почти против воли и без моего согласия. Кровь залила моё лицо гуще, возникло странное чувство, что этим экскурсом я предаю её больше, чем если бы заявил, что мечтаю сорвать с неё одежду и изнасиловать на грязном полу. — Я не...
Луанна очаровательно улыбнулась, колено её поддразнивающим движением ещё раз щекотнуло меня.
— Теперь?
Ладонь её слегка сдвинулась, погладив вновь мою руку, одновременно чуть сдвинув её, заставив ощутить с новой силой жар девичьего бедра под своими пальцами.
— Но раньше — раньше ты о ней фантазировал, верно? — Коленка её уже откровенно уперлась мне в пах, уперлась, вздрагивая в знакомом чарующем ритме. — Какой ты её себе представлял?
Я захватил в лёгкие новую порцию воздуха, чувствуя нежную женскую кожу меж своих бёдер, чувствуя эти сладкие, сводящие с ума обжигающие прикосновения.
— Об-б... нажённой.
Дыхание моё участилось, в голове моей всплыли забытые не так давно образы. Образы, за примитивность которых было теперь почему-то даже немного стыдно?
— Когда мы... путешествовали с нею по измерениям... — сглотнул я слюну, — н-нам... случалось делать самые разные вещи для изображения традиций туземцев. Случалось... мысленно раздевать её. В... в нудистских краях. Этого... требовали чары личины.
Кровь на лице по ощущениям моим как будто сменилась бледностью, на периферии ума же скользнуло чувство странного облегчения, противоестественного освобождения. Как будто бы тебя поджаривали снизу на стуле — и в то же время с тебя сбросили цепи.
Что толку в жарких, интимных, непереносимо постыдных фантазиях, если ты никому никогда о них не расскажешь и если они исчезнут с тобой?
— Мне... н-неимоверно хотелось, чтобы какой-либо из обычаев посещённых нами измерений потребовал от нас чего-либо большего.
Словно ожидая от Луанны, от этой лицемерной мучительницы сочувствия, я просительно взглянул ей в лицо. Воровка лишь вскинула иронически брови.
— С-скажем, чтобы в каком-нибудь измерении... — голос мой стих на мгновение, в горле снова стал разрастаться ком, — б-было п-принято... держаться не за руки, а за... ин-нтимные органы. Дел-лая это... на протяжении каждого разговора.
Зачем я ей это рассказываю?
— Какая... смелая фантазия, Скив. — Мошенница как ни в чём не бывало погладила опять мою руку, я же ощутил, как преддверие смазки тонкой струйкой стекает с меня на её нагое колено. Голос её опустился, став ниже, но в то же время и вкрадчивей. — Скажи... а бывали ли у тебя фантазии тёмные? Мечтал ли ты в прошлом... сделать что-то с Танандой против её желания, сделать что-либо с нею без её воли?
Новый всплеск образов вызвал у меня приглушенный стон. Луанна лишь стиснула мне колено рукой, заглядывая мне в лицо с тем же прекрасно известным мне выражением восторженной школьницы, боящейся не услышать, как учитель расскажет о Чарах Начал.
— М-мечтал.
Моя многострадальная губа вновь оказалась прикушена. Что со мной?
— Я... н-никогда бы не сделал этого на самом деле, — почему-то поспешил оправдаться я. — Хотя... возможности были. Эт-то... было просто фантазией.
Луанна обворожительно улыбнулась:
— Конечно, ты же ведь уважаешь Тананду. Правда?
Помедлив, я склонил утвердительно словно бы с колебанием голову. Не то чтобы я теперь был в этом уверен.
— Ты её так уважаешь, что хотел бы увидеть её без одежды, — с той же невинной улыбкой, не меняя ни голоса, ни выражения глаз, добавила воровка. — Так уважаешь, что хотел бы, чтобы она, скованная традициями чуждого измерения, вытянула руку вперёд, — тут ладонь самой Луанны оказалась в воздухе, повисла вновь перед моими глазами, — и обхватила бесстыдно клокочущий от желания столп твоей мужской силы.
Пальцы мошенницы застыли интригующе в дюйме от моей плоти, она бросила на меня хитрый взор. Меня пробрало дрожью, я вновь ощутил себя в шаге от края вулкана.
«Если бы это были золотистые пальцы Тананды».
Дурацкая, неуместная мысль?
— Хотел бы?
— Х... — Мне пришлось вновь проглотить вязкий сгусток слюны. — Хотел...
— Что ты ещё бы... желал сделать с ней без её доброй воли, Скив?
Пальцы её снова коснулись меня.
Пальцы Луанны.
Или Тананды?
— П-подвергнуть её... сонным чарам. — Голос мой дрогнул, снова звуча как-то сухо, отрывисто и чужеродно. — Я им... научился на Валлете. Т-танда... там пребывала в плену, её усыпили при помощи этих чар, я... не раз представлял тогда, что бы было, кабы её удалось отбить в таком состоянии. Если б она... была целиком в моей власти, если б я... мог совершить что угодно... с её беспомощным телом.
— К примеру? — округлила глаза театрально девушка.
Я зажмурился.
— К примеру... раздеть её. — Некстати явилась мысль, что я бы мог сделать это сейчас и с Луанной, но она тогда утратит себя, станет безжизненным манекеном, в то время как я уже стал зависим от её странной игры? Я тогда буду лишь заурядным насильником, шансы к чему мне и так выпадали нередко. — Ощупать... всё её тело. Отк-крыть ей рот... сделать это на... сделать это н-на... её губ-бки...
Пальцы белокурого видения с голубыми глазами снова сомкнулись на моей трепещущей плоти.
— Ты действительно уважаешь её.
И — шевельнулись, нежно скользнув чарующим жестом из стороны в сторону?
— Ты представлял, как, — голос Луанны чуть дрогнул, в нём мелькнуло что-то коварное, — наводишь на неё... усыпляющие чары прямо в процессе какого-либо невинного с глазу на глаз разговора, не правда ли, Скив? Как... обканчиваешь её, изливаешься на неё, втирая бесстыже... семя... в её зелёные волосы и её личико?
Её пальчики сжались.
Сначала — едва ощутимо. Позже, после расжатия, стиснувшись заново — и гораздо сильнее.
— А потом, — мурлыкнула мягко она, — приведя её в чувство... пользуясь отсутствием памяти об очарованном сне... как ни в чём не бывало беседуешь с нею снова. Наслаждаясь общением с уважаемой тобой девушкой с волосами в сперме.
Она подмигнула мне.
— Так, о влиятельный чародей?..
Пальчики её задрожали, я ощутил, что схожу с ума, теряю грань яви и сновидения.
— Т-так.
В глазах её засветилось лукавство.
— Скажи это. Вслух.
Я втянул в грудь максимум воздуха, чувствуя, что если не скажу этого ныне — рискую не сказать никогда и буду вопреки всем доводам разума всю свою дальнейшую жизнь об этом досадовать.
— Я п... п-представлял, как наведу на Танду усыпляющие чары прямо в процессе беседы. — Представлялось это и впрямь более чем легко. — Как... раздену её, обкончаю её, изольюсь... в её... о-ооох... в её... о-оооо-оооох... ротик.
Странно, но каждое произносимое слово меня распаляло, кощунство творящегося словно сводило с ума, как будто вливая в костёр новые порции масла?
— Как я... к-кончаю на её личико и п-причёску. Б-беседую... с-с ней... уже позже... з-зная, что... её л-личико... з-зелёные волосы... в м-моей... м-моём...
Она отвела назад резким выбросом руку — и отсела на несколько футов с нейтральнейшим выражением на лице.
— А-ааа-а-а-а-ах!!...
Сдвинув и раздвинув колени несколько раз подряд на глазах у Луанны, сомкнув в неподобающем положении руки, я застонал, понимая, что занимаюсь вульгарнейшим самоудовлетворением прямо при ней, при циничной очаровательной лицемерке, которой только что рассказал о своих грязных грёзах в адрес светлого образа юности.
Впрочем, только ли юности?
— Луа-а-анн...
Голос мой стих, бёдра мои задрожали, что, должно быть, смотрелось комично со стороны, рот мой открылся, пальцы вцепились в подлокотники офисного кресла.
Всё было тщетно, пара выплесков семени так или иначе изверглась наружу, капнув белым клейстером на пол?
Пламя одышки жгло мои лёгкие.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
— Ай, как нехорошо, ах, как это постыдно? — шепнула Луанна, склонив знакомым жестом голову набок. Глаза её лучезарно сияли, она наслаждалась отчётливо как случившимся только что, так и моими попытками себя побороть. — Ты рассказал практически незнакомой особе, мошеннице и воровке, о своих непристойных фантазиях в адрес собственной давней невинной подруги. Рассказал... просто потому, что хотел... чтобы она помогла тебе кончить своими гибкими пальчиками?
Девушка рассмеялась.
Я попытался было озлобленно кашлянуть, но почему-то не получилось. Злиться мне на неё теперь было трудно, так же как и испытывать прежний замогильно-презрительный холод.
— Ты...
Луанна потешно моргнула.
— Шлюха? — подсказала она с самым что ни на есть наивнейше-деликатным видом. — Шмара?
Покрывшись багрянцем, я смолк.
Действительно, чудная штука жизнь, с какой стороны ни взгляни. Использовать подобные оскорбления в адрес Луанны, в то же самое время вполне толерантно смотря на профессию Банни?
Брови моей собеседницы меж тем опять встрепенулись, выгнулись вопросительным домиком, она кинула взгляд на запертую дверь кабинета.
— Кстати, — помедлив, полюбопытствовала она, — я хотела тебя расспросить и о твоём отношении к той дивной девушке, что бережёт твой покой от назойливых посетителей. Наверное, не время этим интересоваться, но тебя связывает что-либо с нею?
Я лишь угрюмо покачал головой, втайне надеясь, что звуконепроницаемость двери не подведёт. Хотя Банни пару раз как будто подслушивала через неё разговоры, но происходило сие благодаря неплотному закрытию двери, сейчас же кабинет вроде бы заперт надёжно.
— Тебе не хотелось? — Собеседница распахнула с самым недоумённым видом глаза. — Она же твоя секретарша. И если верны ходящие слухи о её прежней профессии — ты не мог не испытывать искушения проверить на прочность иные фривольные стереотипы.
Я покачал головой снова, вновь ощутив в горле ощетинивающийся проволокой ком.
— Не надо.
Меня уже не тянуло продолжать этот противоестественный разговор с воплощённой ошибкою прошлого, но и выставить её из кабинета наружу было ныне сверх моих сил.
— Вы... просто друзья? — расширив глаза, словно не веря себе, уточнила Луанна. — Чисто служебные, невинные профессиональные отношения без налёта чего-либо сального?
Гулкое сглатывание слюны. Меня, в конце концов, никто не обязывал отвечать на все её вопросы чистейшую истину.
— Именно.
— Могу это понять. — Должно быть, на лице моём выразилось изумление, поскольку девушка приглушенно фыркнула. — Мы с Мэттом тоже. Не то чтобы этому не способствовала его ориентация, конечно.
Перехватив мой взгляд, она вскинула насмешливо брови:
— Ревновал?
— Не то чтобы очень, — признался я. — Мне...
Сказать, что на протяжении всех этих лет я хотя и вспоминал частенько Луанну, но тем не менее вовсе не думал о ней непрерывно? Обидно как-то будет звучать.
— Другая девушка на моём месте могла б и обидеться, — проговорила задумчиво-негромко Луанна, словно бы читая вслух мои мысли. — Но мы с тобой уже вроде как пришли к выводу, что наши надежды друг на друга были ошибкой, мы друг в друге видели лишь мираж, так что — какой смысл нам с тобой теперь что-то делить?
Как будто вдруг вспомнив о чём-то, она принялась рыться в своей поясной сумочке.
— Помнишь мой шарфик, Скив? Тот, что ты выпросил тогда у меня, выпросил ради воспоминаний на Лимбе.
Синяя паутинка, знакомая тонкая шаль выскользнула из сумочки. Тот же шарф — или просто такой же? По одному только виду я не мог точно это сказать.
— Приятно ведь вспоминать?
Дыхание моё перехватило невольно, меня захлестнул липкий, нечеловеческий стыд. Хотя применение мною этого шарфика было оправдано и не вызвало в дальнейшем расспросов, я как будто не мог до конца простить себе — что простить? свой цинизм? или, напротив, былую наивность?
— С годами мы часто становимся хуже, обрастаем расчётливостью, теряем прежнюю чистоту, — вторя опять моим мыслям причудливым образом, шепнула Луанна. — Я узнала много нескромного о странных фетишах некоторых. И, хотя внутри меня билась надежда... что Великий Скив не такой... бились внутри и вопросы. Как знать, для чего и как именно может он применить этот шарфик, не творит ли он... с ним... чего-то непозволительного?
Вытянув зыбкую ленту в пространстве передо мной, она провела рукой по нежно-голубоватой ткани. Странно, но от движения этого меня бросило в жар, а часть моей крови как будто вновь отлила от мозга.
— Ты ведь... не делал этого, Скив? — Она моргнула, зубы мои почему-то приглушенно лязгнули. — Правда?
Кончики её пальцев пощекотали шаль.
— Н-нет.
Меня охватило снова жгучим стыдом — стыдом оттого, что я как будто осмелился уловить смутно смысл её слов.
— Я... не совсем понимаю, о чём ты...
Луанна загадочно улыбнулась; глаза её тускло блеснули, а пальцы с едва осязаемой лентой вытянулись вперёд.
— Какой скромный мальчик. — Тонкая полоса ткани повисла на миг пред моим носом, я ощутил слабо-тающий, едва уловимый сиреневый аромат. — Неискушённый и правильный. Всё, как говорил Мэтт?
Руки плутовки, руки мошенницы, руки злодейки, служившей мне недавно идолом романтических чаяний, опустились ниже, касаясь застёгнутой мною стыдливо минутою раньше молнии.
Прежде чем я успел ответить хоть что-либо, прежде чем я успел вообще осознать услышанное, некая часть моего естества ощутила свободу и — почти что единовременно? — эфемерно-нежнейшее касание голубой ткани.
— Л-луанна...
Я смолк, я потерял дар речи, чувствуя, как шелковистая натянутая почти до предела бесплотная лента движется взад-вперёд по багровому навершию плоти.
— Что?
Зубы девушки жемчужно сверкнули.
При подобном напоре ткань шарфика уже не казалась бесплотной, становясь временами даже шероховато-колючей?
— Мне... прекратить, Скив? — В глазах её мягко переливалось сияние, она передвинула руки, на миг захватив мой трепещущий орган петлёю своего рода. — Или продолжить?
«Она развлекается, — вновь прозвучал усталый приглушенный голос в недрах моего разума. — Она упивается властью, она наслаждается каждым мгновеньем контроля над твоими чувствами и твоей волей. Неужто ты хочешь быть только послушной игрушкой в её изворотливых пальцах?»
— Скажи.
Стать послушной игрушкой, дать ей возможность возвыситься, позволить ей ощутить своё превосходство в обмен на всплеск безумного наслаждения?
В кои-то веки испытать этот всплеск не от собственных рук и не от постыдных фантазий, а от реальнейшей девушки, пусть даже хотя бы лишь только от шарфика в её пальцах?
— Ох-х...
На дне её глаз зажглась на долю секунды слабая искра. Рот, приоткрытый мной было, не смог захватить в первый миг достаточно воздуха.
— Ещ-щё...
Требование, звучащее как мольба? Или — просьба, звучащая чуть ли не требованием?
Губы Луанны слегка приоткрылись, она развела концы ленточки в разные стороны, из-за чего ею созданная петля вокруг твёрдого органа затянулась, почти что сдавила, сжала тесно горящую плоть. Я ощутил, что мгновение — и я не сдержусь, я изольюсь прямо на эту нежнейшую ткань, кончу на так много значащий предмет облачения.
— Ты этого хочешь, Скив? — Она округлила глаза, придавая себе нарочито-глупенький вид. — Хочешь... сделать это на ленточку моего шарфика?
Слабое колыхание ткани. Слишком слабое, чтобы суметь к чему-либо привести.
— Д-да. — Вновь хриплый голос, почти неузнаваемые мною самим интонации. Не знаю, потерял ли я над собой контроль полностью, но пусть лучше она думает, что потерял, пусть подавится моим унижением? — Да... я очень этого жажду. П... п-пожалуйста, Лу!..
Петелька невесомого шарфа чуть сдвинулась ниже.
Сжавшись.
— Расскажи тогда о своих фантазиях про ту секретаршу. Про Банни. — Она облизнулась, я же почувствовал, как из меня снова бьёт смазка, как прозрачная влага оставляет разводы на призрачной шали. — Прямо сейчас.
Петля распрямилась, лента опять пощекотала головку, но уже резким краем.
— Правду, Скив.
Я приоткрыл рот, скорее для захвата воздуха, чем для речи, чувствуя, что меня колотит. Выдумать сейчас на ходу я всё равно ничего бы не смог, но смогу ли я вспомнить?
— Я...
Нет, этот край полотнища действительно острый, он почти что как лезвие бритвы?
— Я... — мой кадык дёрнулся, — представлял иногда, как... Б-банни... могла бы... п-попробовать меня соблазнить. — Это было реальностью, это было до боли шаблонно, но что до того, если грёзы эти питались действительным прошлым? — Она... проскальзывает ко мне в постель, и я... в-вместо глупых дискуссий об этике... хватаю её за грудь.
Такое могло бы случиться. Действительно бы могло. Стоит ли удивляться, что после этого я не мог изгнать из ума касающиеся Банни фантазии?
— Своб-бодная моя рука, — разжал я с трудом стиснувшиеся на мгновение зубы, — касается её яг-годиц. Н-нашаривает... в-влажную щёлочку...
Луанна вполголоса рассмеялась, в смехе её звучало тихое торжество. Лента в её руках вновь обернулась петлею, петелька на миг задержалась у поблескивающих губ воровки.
— Ты представлял хоть когда-либо, как ты хотел бы... унизить её, Скив?
Губы её демонстративно коснулись на миг синей ткани. Я замер всем телом, осознав неожиданно, что она чувствует сейчас аромат моей смазки, чувствует запах моих выделений.
— Подчинить, — шепнула Луанна. Взгляд её не отрывался ни на мгновение от моих глаз. — Уязвить. Сломать.
Голова моя закружилась, в глазах же моих почему-то вновь стало темно.
— Д-да.
Эта фантазия уже не была плодом реального прошлого, но и к плодам одного лишь моего бесстыдного разума едва ли её было можно причислить. Трудно жить на Базаре и не увидеть хоть раз продукцию неподцензурного рода, не прочесть хоть однажды рассказ или комикс скользкого садомазохистского направления?
Ткань голубоватого шарфика, словно в награду за откровенность, снова коснулась меня, обернулась прохладной петлёю вокруг головки, почти что вынудив застонать.
— Я... представлял, как... устраив-ваю ей разнос за ошибки в её бухгалтерии. Ммм... — зубы мои тихо клацнули. — Может быть... мне... пришлось бы подделать ошибки.
Я захватил снова в грудь воздуха.
— Она... стоит передо мною навытяжку, пылающая от обиды. Она почти плачет. Я... говорю, постукивая карандашом по столу, что б-бухгалтер из неё... так себе. М-может быть, ей... имеет смысл поработать... по её прежней профессии?
Шарф задрожал, переливаясь всеми оттенками синего. Луанна — с беззвучно плещущимся в её глазах смехом — то затягивала чуть крепче, то вновь расслабляла петлю.
— И что делаешь ты?
Такой вкрадчивый шёпот. Такой призывающий.
— Роняю... как бы случайно к-карандаш на пол. — Голос мой почти стих, я почувствовал, что дрожу уже сам, содрогаюсь всем телом вместе с шарфом. — Х-хозяйским... взглядом окинув Банни, приказываю ей наклониться за ним. Багровая от стыда, слабо... вздрагивающая... д-девушка становится на коле-ени...
— И?
— Вз-зяв карандаш, она смотрит на меня... снизу вверх. Я... сдвигаю брови... говорю ей что-то насчёт необходимости искупить свою в-вину де-де-де-е-е-еействием...
Острый, почти бритвенный край невесомой, казалось бы, ленты, врезался снова в алую плоть головки. Я прикусил язык, почти чувствуя на себе её горячие губы, пылкие губы Банни.
— Да, Скив.
Ласковый, непередаваемо нежный, полный бесконечной скрытой насмешки и в то же время сахарной сладости голос.
— Тебе нравится представлять себе Банни униженной, представлять эту Банни заплаканной, представлять её, стоящей перед тобой на коленках и раболепно вылизывающей брызжущий соком похоти кончик твоего члена. Ты бы ведь так хотел этого... верно, Скив?
Смешок. И сразу же — резкое натяжение ткани.
— Д-да.
Кашель. О небеса, что это, лёгкие мои снова горят?
— Охх да-а-а...
Петля оборачивается в несколько оборотов, шарфик словно становится в несколько раз шершавее и плавно прокручивается вокруг раскалённой оси.
— Чего ты хотел бы, Скив? — Пауза. Демонстративно приподнятые с самым невиннейшим видом пальчики. — Скажи это вслух.
Мне уже почти что нечем дышать.
— Я бы... х-хотел... а-аах... ун-низить Банни. — Новый стон заполняет горло, смешинки в глазах Луанны становятся всё ярче и всё ослепительней, шарфик совершает вокруг подобного стали органа ещё несколько оборотов. — П-поставить... её на коленки. Заставить... откры-ыть шире ротик... г-глотать... всё м-моё семя до последнего в-вы-ыыыплеска... а-аа-а-аах-ххх!!.
Бушующий пламенный жар взорвался вулканической лавой, я до боли зажмурился, чувствуя смутно, как пальцы Луанны сквозь шарф — или то были губки и язык моей секретарши? — властно сжимаются вокруг клокочущего зноем гидранта, как брызги похоти растекаются по полу и по призрачной ленте, пропитывая собою как руку воровки, так и весь её синенький шарфик.
— Б-банни...
Зачем я произнёс вслух её имя?
Мне на миг показалось, что оба объекта фантазий, Луанна и Банни, как будто слились, практически склеились, став двумя ипостасями единого целого.
Следом пришло понимание, что это ошибка, что меня развели беззастенчивым насмешливым образом и что мне теперь как минимум пару дней будет стыдно заглядывать в лица не ведающим ничего сослуживицам.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Луанна игриво глянула на меня, когда я открыл глаза, руки её неспешно сворачивали многострадальную ленточку.
— Ей было бы интересно узнать о подобных мечтах со стороны руководства. — Шарфик, сложенный аккуратно в несколько раз, отправился обратно в сумочку. — Впрочем, всё это неважно, главное ведь — вы же друзья?
Она вновь засмеялась.
Вытащив из сумочки пузырёк с каким-то алым напитком, отхлебнула чуток, после чего покосилась — вроде бы с грустью и лёгкой неловкостью.
— Хочешь? Здесь нет градусов.
Тут только я осознал, как после всего произошедшего меня мучает жажда.
— Спасибо.
Жидкость была кисло-сладкой, чем-то напоминая грейпфрутовый или гранатовый сок. Жажда прошла мгновенно, взамен появилась расслабленность, ушло загадочным образом даже чувство стыда.
— Не только за напиток, да? — Левое веко Луанны многозначительно дёрнулось.
— Не только.
Девушка улыбнулась. Секунду спустя, став почему-то печально-серьёзной, вытянулась вперёд. Губы её коснулись мочки моего уха.
— Хороший мальчик. — Она помедлила миг, в то время как я разрывался между желаниями обнять её и отстраниться, гадая при этом, почему оба чувства ощущаются мною сейчас как сквозь толстое одеяло. — Тебе ведь... понравилось, правда? Выложить всю подноготную о своих... скользких грёзах в отношении друзей и коллег... какой-то залётной паршивке из полузабытого прошлого, подчиняясь лишь только велению её цепких пальчиков и движениям её шарфика?
Она влажно фыркнула мне прямо в ухо, я же ощутил, как меня, несмотря на растекающееся неспешно по телу ледяное спокойствие, пробрало искрой возмущения. И, в то же время, словно бы некоторого возбуждения?
— П-понравилось.
Я сам удивился сказанному в первое же мгновение. Но — миг спустя — понял, что произнёс правду.
— В этом... было что-то заводящее.
— Ммммм. — Она поёрзала немного носом у моего уха, я втянул воздух, улавливая знакомый сиреневый аромат её локонов. — Мне сейчас даже стало тебя чуть жалко. Слегка.
— П... поч-чему?
Язык мой отчего-то слабо стал меня слушаться. Глаза начинали слипаться.
— Так. Просто. — Отстранившись, Луанна кинула на меня осторожный изучающий взгляд. — Тебе говорили когда-либо, что лучше не есть и не пить ничего непроверенного из рук посторонних?
Мне потребовалось не менее секунд десяти, чтобы уяснить для себя смысл этой фразы.
— С-снотворное.
Я вяло моргнул, взгляд мой почему-то коснулся столика с деньгами. Да нет, что за глупость — большинство ценностей у нас всегда в безналичке? — да и не её это стиль.
— Не совсем, — пояснила Луанна, погладив для чего-то мою правую руку. — Риокирдин. Его очень ценят... проститутки. Собственно в сон он ввергает лишь ненадолго, порою лишь на минуту, но при этом он полностью отшибает самые свежие воспоминания о событиях сексуального рода?
Она деланно потупилась.
— Причём мозг сам сглаживает швы воспоминаний. Ты будешь помнить, как гневно требовал от меня взять деньги и выйти, но ничего более. Может быть, будешь помнить даже в деталях, как я выходила?
Левая рука девушки поднялась вверх, на ней невзрачным кольцом блеснул узкий перстень.
— А мне останется память.
Медный? Скорее, бронзовый.
— С подробностями.
Я моргнул ещё раз, пытаясь всмотреться, но мне было трудно сейчас даже думать, не то что куда-то смотреть. Сглотнув было снова слюну, я попробовал сфокусировать вновь взор на Луанне.
— Об-бручальное?..
Мошенница фыркнула. Потом вполголоса расхохоталась, прикрыв рот ладошкой.
— Нет, какой же ты глупый. Это простейший ресограф, где угодно на Деве можно за несколько медяков купить.
Она шевельнула рукой, с кольца скользнул лучик в сторону стенки, на той стали двигаться расплывчатые цветные контуры. Повернув туда сам с трудом голову, я заметил, что парень «на стенке» мне кого-то напоминает.
— Я, — прозвучало чуть слышно откуда-то сбоку, — п-представлял, как наведу на Танду усыпляющие чары прямо в процессе беседы. Как... раздену её, обкончаю её, изольюсь... в её... о-оох... в её... о-оо-ооох... ротик. Как я... к-кончаю на её личико и п-причёску. Б-беседую... с-с ней... уже позже... з-зная, что... её л-личико... з-зелёные волосы... в м-моей... м-моём...
Кажется, Луанна двинула чуть ладонью, сделала что-то с перстнем. Потёрла его?
— Я бы... х-хотел... ахх... ун-низить Банни. — Здесь голос мой звучал чётче, хотя черты лица исказились почти что до неузнаваемости. — П-поставить... её на коленки. Заставить... откры-ы-ыть шире ротик...
Лучик померк. Девушка с удовольствием рассмеялась.
— Скину им избранные фрагменты, пожалуй, как только от тебя выйду. Девочкам будет приятно узнать, о чём ежечасно мечтает их высший руководитель, чем занимается этот сексуально озабоченный мальчик и что он в фантазиях своих почти постоянно над ними проделывает?
Я попытался рвануться.
Тщетно.
Я не мог уже пошевелить ни рукой, ни ногой, оцепенение разливалось по всему моему телу и даже голос Луанны казался мне идущим откуда-то издалека.
— Я бы могла, вероятно, просто тебя шантажировать, могла бы даже не вливать тебе в этом случае риокирдин в горло, но — как бы это ни казалось странным тебе — у меня есть гордость.
В нотках её брызнула горечь, истинные чувства прорвались сквозь глянцевую оболочку?
— Можешь считать это моим прощальным подарком тебе, уроком и благодарностью. Добро за добро, подарок за то, что ты сделал — и то, что сказал.
Кажется, она приподнялась, вытянув руку к деньгам, я как сквозь вату услышал приглушенный звон золотых.
— Ну, мне пора. Ой, как тебе будет неловко и неудобно в ближайшие дни. Ах да, ты же ведь и подозревать ни о чём поначалу не будешь, бедняжка.
Тающий поцелуй, как тогда — почти как тогда? — касающийся моей кожи. Тихий смех — вроде от самой двери.
— Удачи тебе, Скив.