Правда после семи лет. Часть 1

Thе Truth аftеr Sеvеn Yеаrs от StоnеyWеbb

Сидя перед компьютером и пытаясь придумать, как рассказать свою историю, я прекрасно понимаю, что никто не поверит ни единому ее слову. Я и сам не поверил ей, когда впервые узнал о том, что случилось с моим отцом. Но чем больше размышлял над ней, тем больше убеждался, что она должна быть правдой. Тем не менее, некоторое время я размышлял, стоит ли рассказывать об этом кому-нибудь еще. И хотя я почти уверен, что его рассказ будет отвергнут с порога, я подумал, что его стоит записать. В конце концов, пришел я к решению, если и не по какой-то другой причине, это будет единственным способом для моих детей немного узнать о своем дедушке. Я люблю своего отца, и сегодня все еще скучаю по нему, семь лет спустя. Все началось девять лет назад, но для целей этой истории я начну с моего визита в банк.

***

Управляющий банком оставил меня в томительном ожидании в одном из банковских офисов. Его не было, пока адвокат банка подтверждал постановление суда о смерти моего отца. В ожидании, я вытащил и перечитал записку, доставленную мне неделю назад вместе с депозитом. Письмо было написано отцовским почерком, но на клочке бумаги имелось только название банка. И все же, это было единственное сообщение, которое я получил от отца за последние семь лет. Судебный ордер дает мне доступ к отцовскому сейфу – сейфу, о существовании которого я и не подозревал.

Не могу поверить, что прошло семь лет, с тех пор как исчез мой отец. Некоторые думают, что его убили. Кое-кто уверен, что он погиб в результате несчастного случая, а его тело еще не нашли. Тем не менее, другие считают, что мой отец сбежал от своей бывшей жены. Это – самая нелепая из всех идей. Отец любил свою бывшую жену – мою мать – всем сердцем. Я не мог представить, чтобы он от нее сбежал. Но, по правде говоря, я понятия не имел, что с ним случилось. Как будто он просто исчез с лица Земли.

Полагаю, мне следует представиться. Меня зовут Джейк Стэнтон, а отца – Майк. Сегодня я здесь, в банке из-за двух событий, произошедших с разницей в один день. Неделю и один день назад исполнилось семь лет со дня исчезновения моего отца. Это означало, что наследство моего отца, наконец-то, может быть передано согласно завещанию. Второе событие, случившееся на следующий день после седьмой годовщины, – мне доставили ключ от сейфа с запиской от отца. Как я уже упоминал, он арендовал ячейку в банке, о существовании которой я и понятия не имел. Банк находился через три округа.

Причиной задержки с посещением банка после получения ключа от сейфа стала необходимость предоставления надлежащих документов из суда. Теперь я сижу в кабинете какого-то менеджера, пока проверяют эту документацию. Должен признаться, что мне крайне любопытно, что мой отец мог оставить в этом таинственном сейфе. Я уже знаю, что мы с сестрой – единственные наследники состояния нашего отца. Меня раздражает, что моя сестра, Таня, выступает в качестве попечителя отцовского холдинга. Она предала нашего отца, а теперь подняла шум о принудительной продаже ранчо. Я даже не знаю, сможет ли она принудить меня к продаже или нет, но это меня беспокоит. От своего адвоката я узнал, что, как только вмешается налоговая служба, продажа ранчо, вероятно, станет вынужденной. И хотя Таня ни в чем не виновата, я все равно на нее злюсь.

Мы с сестрой никогда по-настоящему не ладили. Для нее я был глупым младшим братом. Она на два года старше меня и обращается со мной как с умственно отсталым. Таня всегда смеялась надо мной в присутствии своих подруг. Когда до меня, наконец, дошло, что мы не станем друзьями, я начал мстить за все ее оскорбления.

Было время, когда мне было девять, а Таня пригласила своих подружек с ночевкой. Она рассказала им всем, что видела меня голым, и у меня крошечный «писюн». Всю субботу они называли меня «крошка-пися» и держали большой и указательный пальцы на расстоянии друг от друга примерно в сантиметр. После чего истерически хохотали. Я становился ярко-красным.

В субботу вечером девочки переоделись в пижамы и проболтали до поздней ночи. Когда они, наконец, уснули, я пробрался в комнату Тани и распылил зудящий порошок над их сменной одеждой. Я также насыпал дополнительную дозу на одежду, которую моя сестра приготовила на следующий день.

На следующее утро они позавтракали и посмотрели телевизор, прежде чем одеться. Они собирались пойти в торговый центр и встретиться с подругами, но так и не вышли из дома, так как начали неудержимо чесаться. Моя мать была на меня очень зла, но отец посчитал это забавным. Девочкам было приказано принять душ, а их одежду дважды постирали. Но, вернувшись домой, они все еще чесались.

Можно было подумать, что моя сестра воспримет это как предупреждение и оставит меня в покое, однако она этого не сделала. Мы постоянно делали друг другу пакости. Так я узнал, что слова о том, что гораздо коварнее мужчин, верны. Это мне доказали и моя сестра, и моя мать. Сестра стала гораздо хитрее в своих действиях против меня. Я иногда в течение месяца или даже больше не мог подловить ее. Что касается меня, то я не настолько хитер.

Однажды Таня взяла мою любимую ящерицу и положила ее в мамину с папой кровать. Моя мама страшно рассердилась, и меня наказали за то, что я не запер клетку своей питомицы. На самом деле, сначала и я подумал, что это моя вина. Запор на клетке был ненадежным и требовал сильного толчка, чтобы его закрыть. Я, наверное, никогда бы не и понял ничего, если бы не увидел, как ухмыляется моя сестра, когда на меня кричат. В отместку я уронил ей на за шиворот таракана. Я все еще ухмыляюсь, когда вспоминаю, как моя сестра кричала, срывая одежду во дворе, чтобы избавиться от насекомого. Мне неделю запретили гулять, но я ухмылялся всякий раз, когда мимо проходила сестра.

О том, какими невероятно коварными могут быть женщины я узнал в реальности от моей матери. То, как она обращалась с моим отцом к концу их брака, надолго отвратило меня от женщин. До тех пор, пока я не встретил Дженни, я, вроде как, не доверял женщинам. Но даже после страх предательства едва не разрушил мой брак.

Я любил Дженни всем сердцем и душой. И, несмотря на свои страхи, я предложил ей выйти за меня замуж. Она безоговорочно согласилась. Но недоверие, которое внушила мне мать, начало вбивать клин между мной и женой. Наконец, в отчаянии, Дженни обратилась ко мне.

– Джейк, – однажды сказала она мне, – нам нужно поговорить.

Мое сердце подскочило к горлу. Я был уверен, что именно в этом разговоре узнаю, что моя жена нашла кого-то другого и хочет развестись. В тот момент я уже готовился ее возненавидеть.

– О чем именно нам нужно поговорить? – спросил я со спокойствием, которого, уверяю вас, не испытывал.

– Ты сводишь меня с ума, все время проверяя, – сказала она в упор. – Если ты не доверяешь мне, то у нашего брака нет будущего.

Это обвинение меня ошеломило. Я думал, что был настолько хитер, что Дженни не сможет узнать, что я ее проверяю. Но тут же я понял, что она права. Наш брак висел на волоске. Также я понял, что у меня есть только два пути. Я мог бы отрицать, что постоянно ее проверяю, или мог признать это и объясниться. Слава Богу, я выбрал последнее.

– Ты права, – тихо сказал я. – У меня что-то не в порядке с головой. Моя мать изменила моему отцу, солгала ему, а потом бросила его, уйдя к его злейшему врагу. Ты видела моего отца, он сломлен. О, он пытается это скрыть, но он отчаянно несчастен.

– Джейк, – ласково сказала Дженни, – я – не твоя мать. Я никогда тебе не изменю. Но мы должны найти способ избавиться от твоих страхов. Не согласишься ли ты пойти со мной на консультацию?

Любовь, которую я видел в глазах Дженни, рассеяла, наверное, половину моих проблем. В глазах жены я ясно видел любовь и заботу и с готовностью согласился пойти к психотерапевту, которого мы знали по больнице. Ее звали Маргарет Хоган. Дженни все устроила и была со мной на каждом сеансе. Медленно, но верно Маргарет и Дженни решали мои проблемы. Я помню один визит, когда для меня все наконец сошлось.

Доктор спросила меня, чего я боюсь больше всего. Я сказал, что боюсь, как бы Дженни не нашла кого-нибудь получше меня. Я любил ее так сильно, что не думал, что смогу жить, если такое случится.

– Джейк, милый, – сказала Дженни, соскользнув со стула и опустившись на колени рядом со мной. По ее лицу текли слезы. – Если я когда-нибудь потеряю тебя, моя жизнь будет кончена. Я обещаю тебе, что никогда не брошу тебя, пока ты сам не прикажешь мне уйти. Но, пожалуйста, пожалуйста, никогда не делай этого. Я люблю тебя всем, что у меня есть.

Мы обнялись и проплакали добрых пять минут, а то и больше. После того как мы успокоились, Маргарет говорила с нами еще полчаса. После того дня мои страхи начали быстро таять. Я не могу сказать, что мое доверие стопроцентно. Однако, скажу, я доверяю Дженни настолько, насколько любой человек может доверять другому. Если бы мне пришлось поставить цифру, я бы сказал, что моя вера в Дженни достигает девяноста девяти и девяти десятых процента.

Думая об этом, я понимаю, что никогда по-настоящему не доверял своей матери. Между нами всегда была какая-то дистанция. О, я был почти уверен, что она меня любит. На самом деле я был почти уверен, что она любит обоих своих детей. Однако в то время, по-моему, ее любовь к нам шла после любви к самой себе. Как я уже говорил, мама по-своему любила нас, но Таня явно была ее любимицей. Но это лишь поставило мою сестру на два шага впереди меня, и все еще на три шага позади нашей матери. Все было совершенно запутанно.

***

Впервые я увидел эгоистичное поведение матери в тот день, когда Таня играла главную роль в пьесе для четвертого класса. Мама забыла о шоу и назначила на это же время парикмахерскую. Мама с папой собирались на «Бело-голубой бал» в больницу. Это было одно из главных светских событий года.

Когда моя мать узнала о конфликте в своем расписании, она решила выбрать прием у парикмахера. Она могла бы изменить время, но это означало бы, что ее любимый парикмахер, Чарльз, будет недоступен. У мамы даже не возникало проблемы с выбором, когда она пошла к парикмахеру. Я помню, как моя сестра выглянула из-за занавески в поисках мамы. Несмотря на то, что мы никогда по-настоящему не ладили, в тот день Таню мне было жаль. Я видел боль в глазах сестры, когда она, наконец, поняла, что мама не придет.

Это был один из очень немногих горячих споров, которые я когда-либо помнил у моих родителей. Моя мать просто не могла понять, почему кто-то расстроен. Папа так разозлился на маму, что несколько дней с ней не разговаривал. Таня не разговаривала с мамой целую неделю. Как бы то ни было, отец никогда не мог злиться на маму долго, а мама взяла Таню с собой на девичий обед и в поход по магазинам. Без сомнения, мама покупала любовь Тани. И Таню это полностью устраивало.

Я держал маму на расстоянии, но мои отношения с отцом строились на взаимной любви и уважении. У отца также были особые отношения и с моей сестрой. Он обращался с ней как с принцессой, но если бы Тане пришлось выбирать, то не сомневался, что она бы выбрала маму.

Все что я знаю о животноводстве, я узнал от своего отца. И благодаря отцу полюбил ранчо и все, что с ним связано. Как и он, я начал работать почти сразу, едва научившись ходить. Мы были очень, очень близки. Сегодня боль от того, что его нет рядом, все еще со мной, через семь лет после его исчезновения.

Моя мать сокрушила душу моего отца и разрушила мои с ней отношения. Я не разговаривал с ней, начиная за два года до исчезновения отца и до сих пор. Мой разрыв с матерью был таков, что я даже не пригласил ее на свою свадьбу и не позволил ей увидеть внуков: у нас с Дженни трое сыновей.

Полагаю, то, что моя мать предаст моего отца, было неизбежным. Они происходили из совершенно разных слоев общества. Мой отец родился в большой семье, наполненной любовью и взаимным уважением. Моя мать, Эшли Блейкли, была единственным ребенком очень успешного строителя Джонатана Блейкли и его жены Кэрол.

Мой дед по отцу Джон и его жена Энн основали ранчо. Теперь это – краеугольный камень поместья моего отца. Мой дед унаследовал от родителей участок земли в сорок гектар. Мой прадед купил этот дом у соседа, чтобы помочь тому во время великой депрессии. Но земля так никогда и не использовалась.

Ранчо начиналось с этих сорока гектар, десяти голов скота и двух лошадей. Мой дед сам построил свой первый дом. Пока его не достроили, все жили в полуразвалившемся трейлере. Мало-помалу они построили ранчо, и когда им начал управлять мой отец, там уже было чуть больше пяти с половиной тысяч гектар и чуть больше двух тысяч голов скота. Кроме того, там было двадцать пять лошадей и множество других сельскохозяйственных животных.

За время брака у моих бабушки и дедушки родилось шестеро детей: Сэм, Карен, Бобби, Келли, Хизер и мой отец. Это была любящая семья, где все поддерживали друг друга. Было известно, что если ты осмелишься задирать одного из детей Стэнтонов, то тебе придется встретиться лицом к лицу и с остальными пятью.

Шли годы, и все дети, в конце концов, поженились и уехали, за исключением Хизер и моего отца. Потом, когда Хизер было всего семнадцать, ее убил пьяный водитель. Даже спустя много лет после ее смерти, если мой отец говорил о своей сестре, по его лицу текли слезы. Они были очень близки.

Мой отец решил, что любит животноводство и хочет сделать на нем карьеру. Это привело в восторг обоих моих дедушек. Мой дед умер от сердечного приступа чуть больше года спустя после того, как мой отец окончил среднюю школу. Хотя мой отец все еще собирался в колледж, он начал управлять ранчо. В то же время бабушка начала учить отца и другим видам бизнеса. Моя бабушка умерла почти через десять лет после того, как мой отец женился.

Мой дед на самом деле был замечательным человеком. В дополнение к ранчо он также построил магазин кормов на другом участке, выходящем на одну из главных дорог. Затем он стал наполовину владельцем местной аптеки. Это длинная история, не имеющая значения для того, что происходит сейчас. За эти годы он приобрел несколько других предприятий, которые, опять же, не имеют никакого отношения к этой истории.

***

Для меня отец был моим героем. О, он не был знатной особой, или кем-то богатым, или знаменитым. Просто он всегда был рядом, когда мне требовалась помощь. И казалось, он всегда знал, что я должен делать. Я любил его так сильно, как только мальчик может любить своего отца, но свою мать уже не так сильно. Однако я не начал ненавидеть свою мать, пока она не изменила отцу и не бросила его.

Я сказал, что мой отец не был знатной особой, и в самом прямом смысле этого слова он ею не был. Но он был очень хорошо известен своим спортивным мастерством. О, он не был достаточно хорош, чтобы стать профессиональным спортсменом, но все же, был чертовски хорош. Мой отец был стартовым защитником в местной средней школе, Клифтон Хай, в течение трех лет. У меня нет никаких сомнений в том, что это стало началом его последних супружеских проблем.

Футбольная команда клифтонской средней школы состояла из местных мальчишек с ранчо и ферм. Их репутация строилась не на утонченности, а скорее, на грубой силе. Так было, конечно, до тех пор, пока квотербеком не стал мой отец. Он был ростом метр восемьдесят и весил восемьдесят два килограмма. У него не было особенно сильной руки, но он был быстр и умен. Кроме того, он практиковался со своими ресиверами по крайней мере час в день в течение лета. К тому времени, как осенью началась футбольная тренировка, мой отец и его корпус ресиверов уже выкладывались на полную катушку.

Если вы что-то знаете об элитных профессиональных квотербеках, то знаете, что они должны иметь мощную метательную руку, быть умными, жесткими, высокими и очень точными. Я уверен, что есть и другие атрибуты, которые я пропустил, но эти находятся прямо в верхней части списка. Во всяком случае, если вы внимательно понаблюдаете за профессиональным футбольным матчем, то заметите, что квотербек часто бросает мяч до того, как ресивер попытается поймать. Это было то, что мой отец делал с большой точностью. С точки зрения профессионального футбола мой отец был слишком низеньким, а его рука – слишком слабой. Но для школьного футбола того, что было у моего отца, хватало с запасом.

Двумя самыми сильными футбольными командами в нашем округе были клифтонская средняя школа и честерская академия. Они не играли друг с другом в регулярном чемпионате, потому что были членами разных ассоциаций. Однако почти каждый год они встречались в плей-офф. А различия между двумя командами и двумя школами были как день и ночь. Клифтон являлся обычной средней школой, а Честер – подготовительной школой для самых богатых людей в пяти округах.

Как я уже упоминал, Клифтон набирал своих игроков из студенчества, и это были, в основном, дети, чьи родители занимались фермерством или скотоводством. Конечно, среди студентов были и дети, чьи матери и отцы работали на самых разных работах. Но футбольная команда была в основном из ферм и ранчо округа. Честер же набирал игроков из пяти соседних округов. Было ясно видно, что они также браконьерили игроков из районов далеко за пределами. Если Честер хотел, чтобы ребенок играл в их футбольной команде, его отец таинственным образом получал работу на местном уровне. Затем семья переезжала в один из окрестных городов. Так Такер Моррис стал играть за Честер.

Такер, или Тук, как его называли, начинал как первокурсник в средней школе за триста миль отсюда. Он был таким выдающимся спортсменом, что впервые за десять лет вывел эту команду в плей-офф. Тук также играл в нападении и обороне. Он был квотербеком школы и стартовым центральным полузащитником. Возможность играть по обе стороны линии была неслыханной. Несомненно, именно поэтому чиновники в Честере проявили к Туку интерес.

Как обычно, отец Тука устроился вице-президентом в местный банк. Итак, вскоре началось соперничество между Такером Моррисом и моим отцом. Настоящее соперничество, или, лучше сказать, ненависть между ними образовалась в конце лета, еще до того, как они встретились лицом к лицу на футбольном поле.

Их первая стычка произошла однажды вечером, когда мой отец и несколько его друзей решили перекусить в «Бургере и хотдоге Рози» – местном притоне для старшеклассников. В тот вечер несколько честерских футболистов отвели Тука к Рози. Как однажды сказал мне отец, было очевидно, что честерские студенты были выпивши и вели себя шумно и несносно.

Тук всегда был высокомерным придурком, и уже решил, что может делать все, что захочет. Это характеризовало честерских студентов в целом; они не думали, что их дерьмо воняет. Так или иначе, Тук вел себя как настоящая жопа. Он переходил от стола к столу, хватал картошку с чужих тарелок, пил из чужого стакана колу, хватал чью-то шляпу и швырял ее через всю комнату.

Мой отец, вероятно, ничего бы не сделал, потому что Тук просто выставлял себя дураком. Но потом Тук решил начать изводить Бекки Коммерс. Бекки была на свидании с Саймоном Баллардом. Саймон не был футболистом, но был другом моего отца. Саймон был полностью влюблен в Бекки, а она – в него. Много лет спустя, после окончания колледжа, они поженятся и заведут четверых детей. Но сегодня вечером Тук решил, что хочет наложить лапу на Бекки.

Помните, я упомянул все атрибуты профессионального квотербека. Большинство из них было у Тука. В нем было метр девяносто, девяносто килограмм, а вместо руки у него была пушка. Тук был быстр, но мой отец сомневался в его выносливости. Как защитник, он редко попадал под удар. А как полузащитник, Тук попадал в столкновения с нападающими намного меньше него. Отец также сомневался в сообразительности Тука. Но мой отец признавал, что Тук, вероятно, был достаточно умен на футбольном поле. Он был на пути к стипендии в колледже Первого дивизиона, чтобы играть в футбол. И была большая вероятность того, что он доберется до профи.

С другой стороны, Саймон был ростом около метра семидесяти и весил всего шестьдесят четыре килограмма. Бекки была очаровательной девушкой и умной не по годам. И Саймон, и Бекки позже получат полную академическую стипендию в колледже. Хотя Бекки не была яркой красавицей, у нее было одно важное достоинство: большая грудь.

Обходя комнату, Тук, наконец, остановился у столика Саймона и Бекки. Он стоял там, поглядывая на Бекки с ухмылкой, а затем протянул обе руки и сжал ее грудь. Она закричала, и Саймон вскочил, чтобы защитить ее. Борьбы не получилось, Тук одним ударом уложил Саймона на пол. Увиденного хватило для моего отца. Он вскочил со своего места, прежде чем кто-либо успел это заметить, и врезался в Тука. Они оба повалились на пол, и мой отец дважды сильно ударил Тука по лицу, прежде чем их разняли.

Излишне говорить, что Туку не понравилось, что его лицо было повреждено. Так между ними началась вражда. Перед началом занятий стало только хуже. Тук считал, что отец воспользовался нечестным преимуществом. Итак, три дня спустя он, в соответствии со своим обычным поведением, вызвал моего отца на поединок.

Никогда не отступая, мой отец согласился встретиться под мостом Первого шоссе. Слух быстро и тихо распространился среди студентов. В назначенное время посмотреть на драку собралось не меньше двухсот ребят.

Никто не думал, что у моего отца есть шанс. Тук был намного крупнее, и у него была репутация скандалиста. Дело в том, что Тук был задирой. Он был настолько крупнее большинства детей его возраста, что не привык, чтобы ему кто-то противостоял. А то, что это сделал мой отец, привело его в бешенство. Он сказал всем своим друзьям, что собирается вбить моего отца в землю. Очевидно, Тук и понятия не имел, что задумал мой отец.

Они кружили друг вокруг друга, а толпа гудела от возбуждения. Все ожидали, что скоро хлынет кровь. Однако крови не было. Тук пытался одолеть моего отца и продолжал бросать в него сильные удары по корпусу. Ни один из них не попадал. Отец то и дело приплясывал, так что, Тук старался наносить удары посильнее. Однако, чем больше ударов он наносил, тем сильнее уставал. Мой отец просто продолжал качаться и уклоняться, время от времени нанося прямые джебы. Отец объяснил мне, что в бою терпение – важнейшая добродетель. Мой отец выждал подходящий момент, а потом вмешался, когда Тук потерял равновесие. Он изо всех сил ударил правым кулаком Тука в живот. Удар выбил из легких Тука весь воздух, и тот рухнул на землю, хватая ртом воздух. Бой был окончен. Однако ненависть между ними резко возросла.

Когда мой отец в предпоследнем классе, он нашел девушку своей мечты и мою будущую маму, Эшли Блейкли. В то время отец Эшли был небольшим, но растущим застройщиком в этом районе. Она перевелась в его школу в начале девятого класса обучения моего отца. Однако они познакомились только в десятом. Конечно, моя будущая мама тянулась к папе, потому что тот был звездным спортсменом и одним из самых популярных в школе.

В том футбольном сезоне и Клифтон, и Честер остались непобежденными в регулярном чемпионате. Они встретились в финале региональных соревнований, где Честер победил 31:24. Тук пробежал триста девяносто четыре метра. Поскольку Клифтон проиграл, никто не заметил, что отец пробежал четыреста четырнадцать метров. О том, что «Честер» проиграл свой следующий матч и был лишен всяких шансов на чемпионство в штате, тоже никто особо не говорил.

Мой отец был влюблен в Эшли, и моя будущая мать, казалось, тоже была увлечена моим отцом. Или, по крайней мере, так выглядело. Потом они стали встречаться исключительно друг с другом. Но когда Клифтон проиграл в региональных соревнованиях, Эшли каким-то образом познакомилась и начала встречаться с Туком. Тот факт, что Эшли порвала с ним из-за Тука, был для моего отца горькой пилюлей. После этого отвращение моего отца к Туку росло в геометрической прогрессии.

Чего мой отец не понимал, так это того, что его будущая жена была абсолютно эгоистичной сукой. Забавно, но даже после всего, что моя мать сделала с ним, я не уверен, что он когда-нибудь согласился бы с моим описанием его жены. Однако, ради справедливости к моему отцу, большинство людей тоже не видели эту сторону Эшли.

Когда я был молод, я не понимал расстояния между нами. Став старше, я изучил свою мать и понял, что она собой представляет. Моя мать была очень умна в том, как взаимодействовать с людьми. Каким-то образом ей удавалось заставить людей поверить в то, что они ей небезразличны. По правде говоря, тем, как это делала моя мама, ей всегда удавалось тонко привлекала к себе внимание. У нее это получалось так хорошо, что люди почти ничего не замечали.

Моя мать была самым социально ответственным человеком, которого я когда-либо знал. Раньше я думал, что она просто не любит моего отца. Однако годы спустя я понял, что хотя моя мать на самом деле на каком-то уровне любила своего мужа, себя она всегда любила больше. Играло роль и то, что мой отец был очень уважаемым и очень состоятельным человеком, вращавшимся в соответствующих социальных кругах. Первые два описания моего отца абсолютно точны, однако в этих кругах он вращался неохотно. И все же, среди них были люди, чьего внимания так жаждала моя мать. Мой отец не был вовлечен в социальный водоворот, который так любила моя мать, но он пошел на это, потому что любил ее. Он на самом деле любил посещать те мероприятия, которые, по его мнению, приносили пользу обществу, такие как «Бело-голубой бал».

Эшли была красивой девушкой, а потом и красивой женщиной. У нее был потрясающий вид соседской девушки с сексуальностью, которая делала мужчин в ее руках глиной. Пока она была замужем за моим отцом, до меня доходили слухи о ее романах. Я никогда не знал, правда это или нет, а мой отец никогда не говорил на эту тему. Однако, если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что в них была хоть какая-то доля правды. Я видел, как моя мать использовала свои уловки против моего отца, чтобы получать то, чего хотела, и не сомневался, что если она чего-то захочет, то использует свою сексуальность и с другими мужчинами.

Если у моей матери были романы, а я верю, что они были, они должны были приносить ей пользу. Она доказала это в школьные годы. Несмотря на то, что у моего отца и Эшли все было хорошо, моя будущая мама нашла кого-то, кого она считала лучше – Тука. Это перевело ее в более высокий социальный круг, и в результате она бросила моего отца, чтобы быть со своей «новой любовью». Это первое расставание причинило моему отцу боль, но он оправился.

***

После разрыва отцу ничего не оставалось, кроме как зализывать раны. Он с головой ушел в работу на ранчо и подготовку к следующему футбольному сезону. Это оставляло отцу мало времени на размышления о своей бывшей подружке.

Когда наступил следующий футбольный сезон, болельщики Честера и Клифтона ожидали больших событий. Как и в предыдущем сезоне, обе школы прошли через свои обычные соревнования непобежденными. И, в соответствии с расписанием плей-офф, встретились в финале дивизиона. И снова Честер одержал победу со счетом 27:24.

Тук пробежал четыреста тридцать два метра и выиграл игру с пасом «Аве Мария» на последней минуте. Никто, кажется, не помнит, что на той игре защитник поскользнулся и упал. Также не помнят и то, что мой отец пробежал четыреста четыре метра и вывел свою команду с линии в два метра вниз по полю, забил и вывел Клифтон вперед со счетом 24:20 с менее чем четырьмя минутами. Опять же, никто, казалось, не помнит, что через минуту и семнадцать секунд мой отец повел свою команду на одиннадцатиметровую линию Честера. И на последнем розыгрыше игры мой отец выдал идеальный удар своему ресиверу на линии в два метра, но, как это иногда случается, ресивер уже начал бежать, прежде чем получил мяч. Он упал незавершенным. Вот уже много лет идут споры о том, мог ли этот ресивер забить гол. Когда мяч попал в руки ресивера, сразу за линией ворот оказалось два защитника. Я склонен думать, что он бы забил, но я предубежден. И последнее, никто не помнит, что Честер снова проиграл свою следующую партию.

Так как Эшли все еще ходила в Клифтон, мой отец видел ее почти каждый день во время школьных занятий. После первого шока от их разрыва отец начал встречаться с другими девушками. И все же, он никогда не находил никого, к кому испытывал бы такие же глубокие чувства, как к Эшли. Мой отец также решил, что Эшли имеет право выбирать, с кем хочет быть, поэтому он будет с ней только друзьями. Тем не менее, ненависть моего отца к Туку продолжала расти.

Выпускной год моего отца был лучшим из его четырех лет в Клифтоне. Он был не только капитаном футбольной команды, но и президентом Студенческого совета. На танцах в честь Хэллоуина мой отец и будущая мать были Королем и Королевой праздника. По словам моего отца, это чертовски раздражало Тука, когда они – король и королева – выходили на танцпол для первого танца. И, конечно, во время этого танца мой отец крепко прижимал к себе Эшли, и, по его словам, она не сопротивлялась.