Послепраздничный день шерифа, или Ой куме-куме, недобра горілка!

<еm>Едва успев вернуться на этот сайт после долгого, но оправданного отсутствия, обнаружила у себя в привате письмо от одной из читательниц, пожелавшей остаться инкогнито и настоятельно попросившей не разглашать её данные. Резковатое письмецо. Дескать, я совсем уже деградировала, как автор, и «поляну сечь» перестала, злоупотребляя терпением публики, почти не считаясь с эротической направленностью этого портала, бросая на произвол судьбы старых и новых героев и героинь, обрывая на полуслове и полуфразе свои непомерно длинные рассказищи и повестищи, публикуя вместо целостных произведений отрывки и фрагменты, запутывая сюжеты, сбивая читателей с толку и вынуждая их нервничать... Не стыдно ли мне, ась?

<еm>Конечно, стыдно! Даже не попытаюсь с этим спорить! И прямо сейчас начну думать, как бороться с этой проблемой. Наверное, настала пора ненадолго (а может, и надолго) уйти от объёмистых историй, которым не видно конца, и вернуться к коротким, но ёмким рассказикам (надеюсь, ещё не забыла, как они создаются!). Ну что ж, новая-старая форма работы определена, настроение – празднично-рабочее, интересных тем в голове предостаточно. Надо действовать. К тому же, постараюсь воплотить в жизнь совет коллеги-автора – дать вторую жизнь и главную роль второстепенной героине, уже промелькнувшей на заднем плане одной из моих повестей (возможно, публика узнает и вспомнит рыжую капитаншу-полицейскую со сломанной карьерой, любительницу заглядывать в чарку и пугать неопытных задержанных). А поскольку настрой у меня – всё ещё торжественный, то и речь хочу повести об известном торжестве. Не о давно минувших Новогодье и Рождестве. И даже не о сегодняшнем уже уходящем празднике влюблённых. А о неотвратимо грядущем Международном женском дне. А если точнее, то не о нём самом, а о его последствиях. Рассказик, правда, получился с лёгким политическим подтекстом, но надеюсь, что читателей это не смутит. Итак, шампанского на грудь и воздуха в грудь! Поехали!

– Здрастуйтэ, Анжела Сэргэйивна! Из прошедчим празныком вас! – забасил на кошмарном ломаном суржике здоровенный сержант, дежуривший у входа в опорный пункт.

– Спасибо, – хмуро буркнула участковая, стройная рыжая девица в капитанских погонах. – Как отдежурили? Без происшествий?

Здоровяк насупился в ответ и отрицательно замотал тяжёлой, как гиря, коротко остриженной головой.

– На бульвари Гринченка – вбывство, – прогудел он. – Опэргрупа – вже там. Вас ждуть. Он и машину за вамы прыслалы.

– Что за убийство?

– Та бытовуха обнаковэнна. В отий красний девъятыэтажци, шо на вуглу. Одын друг до другого у гости прыйшов, выпылы, погыркалыся за шось... Драка. И труп!

– Могли бы и без меня разобраться...

– Та як же ж без вас? То ж ваш участок! Дзвоныв оце щас подполковнык Вэлычко. Сказав, шоб вы объязатэльно там булы.

Анжела Сергеевна ещё сильнее насупилась и тяжело вздохнула. Вот и завершился короткий праздничный отдых, даже не дав собой насладиться! Опять – рабочая рутина! Опять – пьянки, скандалы, драки, мокрухи-бытовухи!.. И не видно конца этому кошмару!..

Усевшись на удобное сиденье «Фольксвагена» и захлопнув за собой дверцу, она сладко закрыла глаза и задремала. Жаль, что ехать придётся совсем недолго: до места происшествия – лишь километр с небольшим!..

Скучно прошло её Восьмое марта – в полном одиночестве, в плену у грустных воспоминаний. И без глотка спиртного. Месяц назад она взглянула на себя в зеркало после длительного запоя и тяжёлого похмелья. И ужаснулась собственного вида. Из зазеркалья на неё хмуро таращилась какая-то алкоголичка-деградантка. С чёрно-синими кругами у покрасневших мутных глаз, с опухшей физиономией, с искривлённым, словно чужим, ртом, в измятой, затрёпанной ночнушке, взлохмаченная, неряшливая... Господи! Да таким ханыгам место – в каталажке! Таких она отправляет за решётку пачками! И сейчас сама превращается в одну из них! Нет, пора тормозить! Надо срочно брать себя в руки и завязывать! "Завязка" стоила ей недюжинных усилий, но тем не менее дала положительный результат. Ещё недавно распущенная и бесстыжая, участковая снова стала собранной и сосредоточенной. А ещё – крайне придирчивой и взыскательной и к подчинённым, и к равным по рангу, и к “штатским” (свидетелям, потерпевшим, подозреваемым, обвиняемым). Ничего не попишешь – таковы уж они, побочные эффекты вынужденной трезвости!

Водитель-сержант не решился заговорить с хмурой пассажиркой – облачённой в безупречно отутюженную офицерскую форму, время от времени бросающую презрительные взгляды в окно. Ишь, насупленная какая! Сердитая, видать! И, подвезя её к месту преступления, неожиданно для себя самого, быстро выскочил наружу, угодливо распахнул заднюю дверцу и подал руку...

– Здрасьте! – со снисходительной ухмылкой кивнул ей куривший у подъезда опер с двумя звёздочками на погонах (сразу видно: парень недавно выпустился, всё ещё гордится офицерскими погонами и не понимает, что оперативнику лучше и удобнее работать в штатском).

– Забор покрасьте! – насмешливо процедила приезжая. – Вас усадить за зубрёжку устава, лейтенант?

– А, ну да, – забормотал он, внезапно смутившись и втайне удивляясь дерзкому тону участковой. – Это самое... Слава Украине!.. Вот...

Анжела Сергеевна с тяжёлым вздохом покачала головой – ох и бестолковая смена растёт!

– Героям слава!.. Насколько я понимаю, подозреваемого задержали сразу же?

– Так он сам нас и вызвал. И сразу признался. “Да, – говорит, – я его пришиб!” А вот насчёт причин и подробностей – глухо. Как только начну расспрашивать, замыкается. Молчит и сопит в две дырки. Как рыба... Об лёд... Я с ним уже и так, и сяк... А он ни в какую!.. Щас докурю, и повезём его к себе, в райотдел. Там быстрей расколем.

– Сомневаюсь. Если не получилось разговорить его с места в карьер, то дальше и подавно ничего не выйдет. Я могу с ним побеседовать?

– Простите... А на каком основании?

– Не прощаю! На том, что это – всё-таки мой участок, и со здешним контингентом я знакома получше вас.

– И хозяина... подозреваемого... лично знаете?

– Конечно, знаю. Рудик Алексей Михайлович, коммерсант средней руки, владелец СТО и автостоянки на Черкасской. До недавнего времени был кристально чист во всех отношениях... А что медэксперт говорит? Причина смерти?

– Так он... То есть она... Не прибыла ещё...

– А как же это вы собирались уезжать вместе с подозреваемым, не дождавшись её заключения?

– Так это... В смысле... Её дождёмся, выслушаем и поедем... Хотя чего там её слушать? Всё и так ясно: один собутыльник зажмурил другого. По синьке и не такое случается!

– А у вас что, большой опыт в синьке?

– Та не... – лейтенант снова смутился. – Это я... Просто так...

– Ну так мне всё-таки дадут поговорить с задержанным?

– Попробуй вам откажи! Он там, у себя на кухне... Сидит за столом и молчит. Как рыба... Об лёд... Вот...

Анжела, уже не слушая его, прошла в подъезд и резко взмахнула ксивой перед глазами собравшихся там ментов.

– Почему здесь толпимся без толку? В квартире есть кто-то из ваших?

– Возле дверей дежурят двое...

– Соседей опросили?

– Аякже! Всё, как всегда: ничего не видели и не слышали...

– Ясно. Проводите меня к месту убийства.

Собеседники переглянулись и пожали плечами. Наконец один из них – приземистый бритоголовый сержант – тяжело вздохнул, закряхтел и неохотно поплёлся вслед за строгой капитаншей на второй этаж – к месту преступления...

В квартире было удивительно чисто. Никаких следов буйной драки, кроме залитой кровью скатерти в гостиной, пары разбитых рюмок и... бездыханного тела, валявшегося под накрытым столом...

Хозяин сидел на кухне у небольшого столика, еле удерживая в дрожащей руке полупустой стакан виски. Тупо смотрел остекленевшими слезящимися глазами на дверь и, казалось, боялся шевельнуться...

– Здравствуйте, Алексей Михайлович, – тихо проговорила участковая, сама удивляясь своему мягко-задушевному тону.

Подозреваемый вздрогнул, едва не расплескав вискарь. Осторожно поставил стаканчик на стол, виновато взглянул на вошедшую и опустил глаза, нервно кивая.

– Мне уже известно кое-что и о происшедшем, и о вашем устном признании... И вас я тоже давно и хорошо знаю. Только одно мне невдомёк. Что такого ужасного мог натворить ваш... сотрапезник, чтобы получить такую... награду?

Собеседник по-прежнему молчал, не решаясь поднять голову.

– Да поймите: я же помочь вам пытаюсь!.. Но для этого мне надо всё подробно знать о происшедшем? Из-за чего всё-таки подрались? Он оскорбил вас? Угрожал? Может, сам первый полез?..

– Оскорбил... Не то слово! – наконец буркнул Алексей, нервно заёрзав на стуле и учащённо задышав. – Ему... Пить нельзя! Совсем!.. Пару глотков отхлебнёт, и уже планка падает! Такое нести начинает!.. За такое не то, что убивать – на куски рвать надо!

И грохнул по столу кулаком, едва не перевернув недопитую рюмку.

– Интересно... И чем же он заслужил эту... казнь?

Допрашиваемый побагровел, тяжело вздохнул и наконец поднял на неё печальный взгляд.

– Не знаю, как вам это объяснить... Вы – ба... жен... дама. Не поймёте. В мужскую душу не влезете...

– Ну хотя бы постараюсь, – Анжела с сочувственной улыбкой отодвинула от него стакан с прозрачно-оранжевым “зельем” и присела напротив. – Кое-как поднапрягу весь свой бабско-женско-дамский умишко. Всё-таки не блондинка, а значит должна хоть что-то соображать... Рассказывайте.

– Он сегодня утром ко мне заехал. Кое-какие вопросы по бизнесу решить. Ну и девчат моих поздравить заодно... Каждой по букету привёз. Там, в прихожей, в вазах стоят... Видели, наверно?.. Только моих дома уже не было. Они с позавчера у бабушки гостюют... Ну, и решили мы с ним это... посидеть в честь прошедшего праздничка... Тут-то всё и началось!.. Глотнул он вискаря полрюмочки и пошёл язычищем чесать про войну да про политику... Всё вспомнил! И как в четырнадцатом году мы с ним чуть не порвали друг друга... Когда майдан и антимайдан пошли стенка на стенку... И как он потом год с сепарами кантовался, пока его не контузило... Нахвалиться ими не мог. Золотые, говорит, ребята. Настоящие мужики! Я и спрашиваю: “А что ж ты, маму твою неподобающим образом, не остался жить у этих золотых мужичков?” А он: “Тебе, изменнику Родины, не понять! Не лезь своим нечистым рылом в мою русскую... почти русскую душу!” Меня тут на такой хохот пробило! “Ты, – говорю, – русак хренов, гэкаешь и шокаешь через каждые полслова! И паспорт с трезубцем не выбросил, и дёру дал почему-то сюда, на ненавистную бендеровщину, а не в Расею-матушку! И в своей молодой республике жить не захотел!”... И тут вижу: перегнул я палку! У него глаза кровью налились, как у бугая скаженого. “Ты, – орёт на меня, – иуда подпиндосский! Ты... Ты на кого наезжаешь?!! На хрена ты Союз развалил, а?!! Чем он тебе мешал?!! Святую Русь продал за печеньки от Госдепа! Не тебе меня судить, предатель!” Аж трясётся весь, аж заикается! “Ладно, – говорю, – остынь. Дело прошлое. Нам в одной стране жить, в одном городе...” Он как подскочит: “Шо-о-о?!! С таким ушлёпком в одном городе?! Та я с тобой на одном поле хезать не присяду! Таких, как ты, перед казнью кастрировать и петушить надо! Ты... Ты... Ты не мужик! Ты – шалава! Ты – сука крашеная с ихнего гей-парада!”...

Алексей осёкся и умолк. Тяжело вздохнул и продолжил – тихо, в четверть голоса:

– Ну, тут уже я сорвался... Ухватил его за грудки да как гаркну: “Заткнись, пока не поздно! Ещё полслова, и я эту бутылку в глотку тебе вобью!” А он, сучий хвост, верещит, в пьяных слезах заходится: “Воткни её в своё раздолбанное очко, гейропейка ты затраханная! С Восьмым мартом тебя, дорогая!”... Вы... Вы представляете?! Это он мне! Да мы же с ним кумовьями были! Он Оксанку мою крестил! Он, сучий потрох, сам ко мне за советами бегал, когда у него с ба... с женщинами не получалось!.. А тут... С Восьмым мартом! Меня!..

Он резко схватил рюмку, залпом допил её и заговорил снова, тяжело и прерывисто дыша:

– Ну я его и взял за патлы... Да фэйсом об тэйбл раз пять-шесть!.. Смотрю: затих и не дышит! Ну и растерялся я. Как теперь с ним быть? Искусственное дыхание? Да куда там?! У него ж уся мармыза в кровище, а у меня внутри – пол-литра водяры! Ну я сразу и позвонил на сто два и на сто три... И делайте теперь со мной, шо хотите! Сколько мне теперь светит за этого... ? Ладно, покойника ругать не буду... Так сколько мне могут дать?

– Статья сто шестнадцатая. Убийство в состоянии аффекта, причинённого жестоким обхождением или унижающим честь и достоинство лица... В общем, до пяти лет. При наличии смягчающих обстоятельств наказание может быть условным...

– Да... Чёрт с ним... Мне не себя, мне девчаток моих жалко... Жену, дочку... А смягчающие... обстоятельства... Не знаю, есть они у меня или...

– Извините... Вы закончили? – на пороге появился лейтенант.

– Почти... Сейчас Алексей Михайлович напишет чистосердечное и... Только у меня к вам одна просьба, коллега. Постарайтесь там с ним без излишней грубости. Он всё-таки не отпетый уголовник.

– Да не надо никакого... Во, кстати, а как по-украински “чистосердечное признание”?

– А вы в школе учились? – криво ухмыльнулась Анжела. – Или сразу поступили в полицейскую академию?

– Ну подзабыл... С кем не бывает?.. Щиро... Щиро...

– Щиросердне зізнання, – с укоризненной усмешкой подсказала старшая по званию.

– Во! Точно! Да... Так вот, не надо этого щиросердного! Воскрес наш покойничек! Полежал-полежал и очухался!

– От зар-раза, а! – встрепенулся хозяин – то ли обрадованно, то ли возмущённо. – Он же только шо бездыханный валялся! Я щас с этим козлом разберусь по-мужски!..

– Ну-ну, хватит с вас на сегодня одного мужского разговора! – Анжела вовремя схватила за руку несостоявшегося убийцу. – Остыньте! И благодарите Бога, что всё хорошо закончилось!

– Ну, не совсем хорошо, – снова вмешался лейтенант. – У нашего потерпевшего, кажется, нос сломан... За это придётся ответить. И лечение оплатить...

– Так “кажется” или “сломан”?

– Та то вже дело десятое, товарищ... госпожа... пани капитан! – улыбнулся Алексей Михайлович. – Оплачу я этому психу контуженному и лечение, и пластику, если надо! Сколько запросит, столько и дам! Состругаем ему новый шнобель, как у Буратино! Как у Сирано Бержерака!.. Но пару слов я ему всё-таки должен сказать...

– Вам с ним сейчас видеться нежелательно. Лучше через нас эти слова передайте!

– Скажите ему так: не умеешь пить – не сидай за стол! А якшо вже сел и выпил, то молчи! Целей будешь! Да, и больше я его угощать не стану! Хай даже не заикается!..

– Ну а... Дальше что? – спросил Анжелу малоопытный опер, когда они покинули злосчастную квартиру.

– Странно, что вы меня спрашиваете, – с лёгким злорадством улыбнулась она. – Вы же меня, если помнится, даже пускать сюда не хотели!

– Ну чего вы?.. Ну сглупил и сболтнул! Не сердитесь! Так как дальше действуем?

– Да почти никак. Дело сделано – осталось только безделье. Позвоните медэкспертке и скомандуйте отбой. Потерпевшего домой отвезите. Поговорите с ним помягче, потактичнее. Будет ли он писать заявление? И если сомневается, то пусть лучше этого не делает. Всё-таки друзья-кумовья...

– Спасибо вам за помощь! – лейтенант осторожно взял её руку и поднёс к губам.

– Не за что! Приходите ещё, если что! – улыбнулась в ответ участковая...

А ведь думала, что уже давно разучилась улыбаться мужчинам в ответ на вежливые слова и жесты. К счастью, нет! Как же это всё-таки круто, что она вовремя остановилась тогда, топя в чарке давние и недавние обиды! Снова стала Женщиной! Вернулась к самой себе... “А за возвращение и встречу не грех и выпить!” – зазудел изнутри коварный дьявольский голос.

– Не дождёшься! – рявкнула она в ответ, совсем позабыв, что идёт по многолюдной улице. И встретившись глазами с многочисленными прохожими, быстро вынула из кейса и затеребила в руках смартфон...

Первый послепраздничный рабочий день прошёл скучно – никаких происшествий на её участке больше не было. Обошла смежные улочки, потолковала о том о сём со знакомыми продавцами (полуконсультантами-полуосведомителями), справилась о текущей обстановке... В Багдаде всё спокойно!..

Придя домой после работы, не стала ужинать – готовить что-либо было лень. Отдадим ужин врагу – согласно проверенной мудрости!

Натянула домашние джинсики и топик, щёлкнула пультом и “залистала” многочисленные каналы. Их полсотни! А смотреть нечего! Там – очередные политические и экономические обзоры, там – какие-то бестолковые клипы, там – чёрно-белое киностарьё, там – бессодержательное киноновьё (стрелялки-трахалки-танцульки), там – споры на общественную тематику... На тему Восьмого марта... Мол, праздновать ли его по-старому или навсегда отправить в прошлое этот пережиток прошлого, этот устаревший “символ борьбы девочек за отдельный горшок”?..

Анжела пренебрежительно ухмыльнулась, выключила “ящик” и подошла к зеркалу. Она уже отпраздновала. По-своему...

– С Восьмым марта тебя, дорогая! – улыбнулась она своему отражению, дерзко и безжалостно взлохматив аккуратную причёску. – Классно выглядишь! Не пей больше! Не развязывай! А то ещё влипнешь, как твой сегодняшний задержанный!.. Слышишь?!

Отражение послушно кивнуло и заулыбалось в ответ.