Попутчица

Попутчица

(амурная история в европейском экспрессе)

Дорогие читатели, сия история случилась в середине девяностых и абсолютно реальна. Прошу помнить, что в те времена сотовая связь отсутствовала, интернет был для избранных, а социальные сети еще созревали в утробе своих родителей. Записал ее по памяти в середине нулевых. На другом сайте рассказов опубликована была очень давно, и пылится там в электронных архивах.

Вы переживали когда-нибудь, преклонение перед Западом? Если нет, то либо вы не моего поколения, либо вы нагло врете. А вот у меня было...

Большой красивый поезд межъевропейских сообщений бесшумно стоял на вокзале чудеснейшего голландского города Маастрихта. Глядя именно на такое чудо, испытываешь чувство ущербности своей родины и превосходства жалких капиталистов.

На поезд спешили деловитые мужчины в костюмах, дамы «бизнес-класс» совсем немного студентов и разночинная публика вроде меня.

Я не спешил никуда. Поезд все равно тронется по расписанию. Большой длинный вагон для некурящих, синий плюш и серый пластик, мягко, уютно, чисто. Приходит на память сравнение с российскими поездами дальнего следования. (Про электрички я вообще молчу). Тихая эйфория охватывает меня, для всех – середина недели, для меня – выходной.

Симпатичные люди в добротной одежде, вежливые, улыбающиеся. Красивые чистые улицы, по-голландски аккуратные. Симпатичные здания, всегда крашенные, чистые. На улицах – только иномарки (хи!). У меня на глазах розовые очки, я вижу Европу с парадного подъезда, а все на самом деле не так замечательно, как кажется. Но сейчас я в некоем земном раю, ласковое, нежаркое солнышко, комфорт современных городов, люди не обозленные, не знавшие дефицита, не видевшие разгула бандитизма.

На удивление, в вагоне людей много. А я рассчитывал легко пристроиться в хорошеньком месте. Все двойки заняты. В четверках нет мест по движению поезда. В поисках места я добираюсь до самого угла вагона. Вот здесь-то меня и ждет приятный сюрприз: симпатичная молодая голландка одна в четверке кресел. Вы знаете, дорогой читатель, что такой голландский тип? О, это нечто!

Это высокие мужчины и женщины, стройные с голубыми глазами и волосами цвета спелой ржи. И не подумайте, что все блондины на земле таковы, вовсе нет. Это не арийцы, это не скандинавы, и уж тем более ничего общего со славянскими блондинами. Эти лица не так прямы, как у немцев, но не так круглы, как у славян. Глаза – глубоко синего цвета, а вовсе не голубые, только легкий серый оттенок их осветляет. Большой рост обычно сочетается с атлетичным телосложением у мужчин и крупными формами у женщин.

Здесь передо мной и была такая «идеальная» представительница нации. Я бросил свой студенческий рюкзачок на сидение напротив, рядом с ее дорожными сумками. Сам приземлился на сидение рядом с красавицей. Ох, как она хороша! Голландочка с улыбкой потесняется, все же не вежливо одной занимать четыре места. У нее в руках учебник и конспект, ясно - сдает сессию. Извини, милая тебе не придется поучиться в этот раз в поезде.

— Вы тоже говорите по-английски? – без церемоний начинаю я беседу.

— Да, а почему тоже?

— Да потому, что к кому ни подойди в этой чудесной стране, всякий говорит свободно по-английски, по-немецки, а весьма часто и по-французски! Непонятно вообще, зачем вам нужен национальный язык? Вы голландка?

— Йез, оф коз!

Конечно – это потому, что за нее говорит ее внешность. У соседки узкая талия, длинные ноги, грудь, которой бы позавидовала Мэрилин Монро! Зато лицо доброе, улыбка искренняя, никакой натянутой вежливости. Смотреть бы и смотреть. Даже разговаривать не хочется. Грудь с легким декольте притягивает к себе взгляд неотвратимо. Бросать туда взгляды украдкой не вежливо. А не смотреть – невозможно. Я поступаю как джентльмен, открыто и прямо! Я просто разглядываю ее грудь без всякого стеснения. Вижу ей это льстит, но и смущает отчасти.

— Вас интересует этот вопрос? – это она мне, выходя из неловкой паузы.

— О, да, я ведь лингвист. В некоторой степени, это же феномен.

— Да, - соглашается попутчица, - только он искусственный, мы сами его сотворили. Сейчас у нас индустрия туризма вторая в стране по доходам в казну, - продолжает попутчица.

— Теперь мне все понятно! Я очень рад за вас. Кстати, я из России. Вас как зовут?

— Марианн.

Замечательно, Марианн. Легко для русского в произношении. А твои удивленные глаза мне говорят, что ты заинтересована. Еще бы, мы-то пока еще большая экзотика для вас. Ты, наверно, себе представляла этакого увальня-медведя, не знающего другого инструмента, кроме топора. А тут такой же, как и все, человек, да еще говорящий на английском на уровне не ниже вашего голландского (скажем честно - выше), да еще ведущий с тобой ученые разговоры.

Наш разговор перекидывается на сравнения жизни «здесь» и «там». Для Марианн сведения из первых рук о России – откровения. Я не забываю поглядывать на ее шары, упрятанные тесно-тесно в блузку голубого цвета с воротником, как у мужских сорочек. И зачем ты освободила еще одну пуговку наверху? Блузке стало еще труднее сдерживать напор предмета твоей голландской гордости. Твои синие вельветы так плотно обтягивают твои красивые ноги и округлые бедра, что невольно хочется им помочь не треснуть.

Кому не приходила в голову мысль, оказавшись на чужбине, попробовать местных туземцев? Эта идея меня грызла и сверлила все то время, что я проживал в Маастрихте. Слухами земля полнится! Слухи мне поведали о том, что голландки – весьма раскрепощенные женщины, легко идут на сексуальный контакт, но и легко о нем забывают. Завести серьезные отношения у них не просто. Кажется, пришло время проверить правоту слухов.

Я завожу разговор на куда более волнующую меня тему.

— А правда, что сексуальная революция конца 60-х началась в Голландии? И что после этого отношения здесь совершенно свободные? (Это я уж перегибаю).

— Нет, - Марианн смеется. – Первые демонстрации начались в Дании. Но что верно, Голландия первой уравняла мужчин и женщин в семейных и прочих правах. В Голландии раньше стали лояльнее относиться к сексу и всяким его «причудам». – Гомосексуалисты, лесбиянки, садо-мазо, фетишизм, - поясняет попутчица.

— А насчет свободных отношений, - неверно, они такие же, как и повсюду.

Как мне нравится с ней беседовать, она свободно подхватывает любую тему, никакой вопрос ее не шокирует. А нагло заговоривший с ней мужчина, не оскорбляет в ней никаких чувств «собственного достоинства». Интересно какого она возраста? Такая молодая, кожа – кровь с молоком, фигура – моложе не бывает. Но в том-то и хитрость. Ей может быть и 19, и 29, запросто.

— Ты учишься? – я киваю на ее учебник.

— Да, в университете.

— Сразу после школы?

— Нет. Два года я училась на медсестру.

— Ты очень молодо выглядишь, я бы сказал, что ты школьница!

— Спасибо, мне уже 24.

Наживка проглочена, переварена. И вот рыба у рыболова! Я примерно так и предполагал. Предпоследний курс. Еще год до диплома.

— А где?

— Да, в Роттердаме.

О! Это замечательно! У нас в России очень любят в рот-р-дам, мы в этом отношении очень даже передовая страна!

— А куда ты сейчас едешь? Это же Маастрихт – Амстердам, Роттердам в стороне.

— Я была в Брюсселе, у родственников, теперь еду домой, в Утрехт.

А ты?

О, я на экскурсию в Амстердам. За два месяца в Голландии, я еще не успел побывать в столице.

За окнами проплывает Эйндховен. Если бы я хотел нарисовать моей дорогой редакции настоящий современный западный город, я бы выбрал для натуры Эйндховен. Большой крытый вокзал, из окна поезда видны ультрасовременные здания из тонированного стекла, развязки автодорог, скоростные магистрали. Улей современного бизнеса.

Мы рассматриваем пейзаж за окном, Марианн мне охотно делает комментарии. Я тянусь ближе к окну, так, что могу прилечь своей грудью на ее плечо и ближнюю ко мне грудь. Ощущения восхитительные. Марианн поворачивает изредка голову, чуть не сталкиваясь лбом ко лбу со мной. Она прямо смотрит мне в глаза и улыбается хитрой улыбкой.

Благо, никто не может нас видеть. Такая же четверка через проход занята дремлющими благообразными старичками. Я рискую при очередном повороте ее головы приложить свои губы к ее. Она не отвечает, но и не отталкивает. В глазах легкое удивление, может оно означает: ну и наглец? Снова ее лицо отворачивается к окну. Одна моя рука теперь все время покоится на ее колене, иногда в поглаживании доходящая до края бедра. Другой я робко, чтобы не спугнуть настроение попутчицы, касаюсь ее груди. Пальцы легко находят сквозь ткань положение соска. О, он уже стоит, мне доставляет удовольствие трогать его через блузку.

Мы долго продолжаем так при молчаливом согласии. Как всегда, в какой-то момент плотину прорывает, количество переходит в качество. Марианн поворачивается ко мне, и сама меня обнимает. Теперь-то уж все по-настоящему. Наши губы встречаются в страстном поцелуе. Рука внизу расстегивает ей джинсы, другая лезет под блузку. Боже, какие ощущения от прикосновения к великолепной груди! Я мну их нежно, прижимаю и отпускаю, соски не забыты, пальчики отдают им должное. Рука в трусиках обнаруживает, что там все выбрито, и уже чуть влажно.

Незаметно подкатили к Арнхему. Нам приходится оторваться друг от друга, люди садятся в вагон. Хорошо, никому не приходит в голову попросить наши рюкзачки с сидений. Теперь до Утрехта нам никто не помешает, я пою оду человеку, придумавшему спинки кресел выше головы. Без слов мы снова приникаем друг к другу. То, что я возбужден, понимать не надо, но как сильно ее влечение, я узнаю по участившемуся дыханию, по крепким вжиманиям в мое тело, по дрожи от моих прикосновений.

Ее блузка вся ушла на шею, теперь грудь свободна, и вся предоставлена мне. Я иногда отстраняюсь только затем, чтобы ею полюбоваться. Соски уж точно на уровне локтей! Сколько же в ней сантиметров? Спросить? Потом можно записать в свои рекорды. Милая попутчица, как же тебя прибивает моя рука в твоих трусиках! Я чувствую, ты, как и я, ищешь способ перейти нам к решительным действиям.

Туалет не пойдет, там тесно, а вход на виду у публики. Марианн находит решение раньше меня. Она приникает плечом к стеклу окошка и отставляет свою аппетитную попку в мою сторону. Я ей помогаю слегка приспустить джинсы с трусиками. Моя молния уже разъехалась, только бы штаны не упали с задницы. Я ввожу ей во влагалище снизу, и плотно прижимаюсь бедрами к полным ягодицам. Мои руки обняли ее, пройдя под ее руками, и снова встретились с грудью. Мы поддаем навстречу друг другу часто, но мелко, чтобы себя не выдать. Моя рубашка-поло навыпуск закрывает, к счастью, положение брюк на заднице.

Со стороны нас можно принять за влюбленных голубков в обнимку, приникших к окну и страшно увлеченных проплывающим сельским пейзажем. Это - если не приглядываться. Но я наддаю и наддаю. Груди Марианн шлепают по стеклу. Время от времени я наваливаюсь на нее, чтобы она влипла своими сиськами в стекло поезда, - демонстрация красоты коровам, овцам и фермерам. Старички сбоку вроде как мирно спят, но даже если кто из них и подглядывает, то пусть, лишь бы это не обнаруживали.

Мне открыт доступ к молочной шее, вкусно пахнущим волосам, к раскачивающимся грудям. Доступ к самым интимным местечкам. Всем этим я пользуюсь безраздельно. Дыхание моей сладкой учащенное, хриплое. Я вижу, она закусила губу. Я поддаю ей еще рукой внизу, знай наших! Качается вагон, качаемся мы. Из-за маленькой амплитуды я никак не могу войти в финал. Зато Марианн получает, кажется, все свое. Неожиданно она начинает громко стонать. Я ей позволю минутку это делать, нельзя же все время сдерживаться.

Но уже через две я понимаю: что-то не так. Я выворачиваю шею, чтобы заглянуть ей в лицо. Ба! Она забылась полностью! Глаза закрыты, лицо отрешенное, стоны в полный голос. Ну, это, Марианн, по-нашему! Эх, кабы не в поезде, показал бы я твоим голландским телесам русскую кузькину мать!

Я спешно закрываю ей рот рукой. Марианн сразу включается, где мы есть. Жаль, нет возможности расположиться с комфортом, очень хочется попробовать тебя, дорогуша. Какая на вкус твоя иностранная прелесть? Да и минетик не мешало бы испробовать, ты-то, наверно, в этом искушена! Что еще можем мы, тесно прижавшись, с оглядкой на публику? В попку не даст, это точно. Марианн едва сдерживая голос шумно кончает у меня в объятиях. С благодарностью целует меня в губы, чуть не вывернув шею. Жаль, мне-то что делать?

— Ты не останавливайся, - шепчет она, - я много могу.

Она сказала это по-английски или по-русски? У меня слуховые галлюцинации. О. К. Не останавливаюсь. Теперь сверлит мысль: если она такая, может и в попку даст? Что я еще могу в таком прилипнутом положении? А ведь стремительно приближается Утрехт – ее остановка. Когда спешка, - можно и рискнуть. Я убираю член из ее текущего лона, и очень осторожно пальцами беру ее собственную смазку и увлажняю ею анус. Марианн замерла, - принимает решение. Я медлю, пусть думает. Движения попутчицы замерли, только сиськи раскачиваются в такт вагону.

Пауза ничем не нарушается, и я, обнадеженный, приставляю головку к ее заднему отверстию. «Не спеши», - шепчет мне на ухо красавица. Я стараюсь как умею, сдерживаю свое желание ворваться немедленно в ее холеный голландский зад.

Наконец, я там весь. Мы снова раскачиваемся короткими амплитудами навстречу друг другу. Но теперь мне теснее, мне интереснее. Только я кладу пальцы в ее бугорок, как она немедленно ловит второй оргазм. Во, девка! Нам таких на экспорт, на валюту, заверните в хорошую упаковку побольше! Приближаюсь теперь и я. Увы, приближается и поезд. Уже въехали в пригороды.

Она шепотом торопит меня на ушко. Я и сам не против, только ж понимай, - условия. Я плюю на окружающую обстановку и начинаю двигаться в полном ритме. Марианн захрипела и еле сдерживается, чтобы нас не выдать голосом. Исчезает весь внешний мир, сейчас для меня только ты и я, только мой член и твой зад. Наконец-то приходит оргазм и ко мне, струи спермы наполняют ее анус. Своими объятиями я ловлю конвульсии ее тела, - третий оргазм.

Мы вовремя. Зачем-то она мне шепчет: «Мерси»!

— Приходите еще, всегда пожалуйста.

Я с нежностью целую ее губы. Салфетка в руке – на скорую гигиену, после стоянки отправлюсь в туалет. Марианн достает прокладку, я не успеваю отвернуться, как она отворачивает меня тычком ладони в щеку. Все. Вовремя. Стали собираться люди на выход из вагона.

— Дорогуша, черкнешь телефончик на прощание или адресок? Нет? Ах, да, сексуальное приключение в поезде – не повод для знакомства.

— Тебе хоть сумки вынести на платформу? – изо всех сил я стараюсь остаться джентльменом. – Ах, у тебя бойфренд? Встречает? Ну тогда, всего наилучшего, гуд лак, как говорят наши братья по разуму.

Остаюсь один у окна и смотрю сцену на перроне. Да, бойфренд ей под стать. Высокий, лощеный, аккуратный, блондинистый и правильный-правильный. Ему бы в волейбольную сборную. Целуются, воркуют. Красавица моя, голландочка, не скучно тебе будет с ним? У вас ведь все уже на 70 лет вперед расписано. Посмотри на него: тщательная зубрежка в университете, карьера по престижной профессии, дом в кредит, новая машина в кредит, трое детишек, как вы – синеглазых блондинчиков, отпуск в одно и то же время года, - Канары и Марокко, а для разнообразия тур на океанском лайнере раз в жизни. Тоска! Ты хоть изменяй ему почаще, глядишь и не засосет тебя болото мещанского быта.

Пока Утрехт, прощай красавица Марианн с рекордной голландской грудью. Не довелось мне отведать твоего сладкого ротика, не попробовал я на вкус и других твоих губ. Но помнить я тебя буду, тут уж не сомневайся. И желаю тебе счастья!

Поезд медленно катит с вокзала. Впереди Амстердам, - улицы-каналы, музей мадам Тюссо, алмазная фабрика, и конечно же, твой знаменитый квартал красных фонарей. А мне пора прогуляться к туалету.

2006.