Толик яркий представитель племени ботанов. Очки, правда, не носит. А так один в один. Ручки тоненькие, лишены любых намёков на бицепсы. Пресс? Пресс просто отсутствует, взамен есть пухленький животик, слегка нависающий над поясом брюк. Попка по ширине практически равна, а может и шире плеч. Зато кру-утой. Очень крутой. Представляет себя таким, потому что папа у него ого-го в каких чинах ходит. Ну так эта крутизна для тех, кто с должностью папы знаком. Не мажор, не так высоко отец сидит, но и не гопник какой, прости господи.
Угораздило Толику влюбится в девочку явно не своего круга. Не то, чтобы нищебродка какая, и не из малообеспеченных, и не искательница богатеньких буратин, обычная девочка. Одно лишь её отличало от других и слегка огорчало Толика: наличие тараканов в голове. Тараканы бывают у всех. У одних простенькие, безобидные, которые со временем либо просто покидают голову, либо вытравливаются даже без мелка "Машенька" и прочих инсектицидов. У других крепче, задерживающиеся надолго. А у некоторых совсем уж динозавры обитают. К примеру такие, как у Фёдора Конюхова. У девушки Анатолия с красивым именем Нина тараканы оказались средненькие и потому имелась надежда на скорое избавление от них. А пока приходилось терпеть её выходки, которые она и выходками не считала, полагая свои действия естественными и обычными. Нина носила одежду типа милитари, что было сверхмодным среди некоторой части молодёжи, гордо носящих униформу и ни дня не прослуживших в армии. На ногах таскала тяжёлые ботинки, что совершенно не красило женские ножки. На голове бандана, с тёмными очками поверх её. Короткая стрижка и практически полное пренебрежение косметикой. Да молодое тело, молодая кожа и не нуждались в ней. И такие совершенно разные люди встретились и потянулись друг к другу не иначе, как по закону притяжения противоположных по знаку зарядов. Плюс всегда тянется к минусу.
Нина всегда тормошила своего парня, не давая сидеть на месте, тащила в какие-то компании, вытаскивала в загородные вылазки, совершаемые с такими же слегка чеканутыми друзьями. Особой прелести в сидении у костра, пения песен под гитару, глотания пива литрами и ночёвку в палатке Толик не находил, но подчинялся своей девушке. Тем более, что в лесу от значимости его папы не оставалось и следа. Эта папина крутизна не помогала нарубить дров, развести костёр, поставить палатку. Единственное, что удерживало Толика возле такой девушки, было то, что она никогда не отговаривалась от секса с ним. И они могли заниматься этим делом в любое время и в любом месте. И Нину ни капли не заботило, что в соседней палатке или у костра мог находиться кто-то, кто мог услышать их стоны и крики. Если бы не стеснение парня, они могли бы заняться сексом прямо у костра, в присутствии свидетелей. Нинка считала себя отчаянной оторвой, которой любое море по колено. Или по это самое, почти что до пояса будет. И она знакомилась с новыми людьми, тащила парня в новую компанию, придумывала новое увлечение. Как говорят: Эту бы энергию да в мирных целях.
В очередной раз собрались на природе приличной компанией. Народу было под два десятка. В основном молодёжь, но среди них затесались два парня более старшего возраста. Один из них высокий блондин, широкоплечий, с красивым породистым лицом. По имени Янис можно было предположить о его происхождении в одной из прибалтийских республик бывшего Союза. Второй ростом поменьше, широкоплечий, темноволосый назвался Витьком. Невооружённым взглядом было видно, что командовал в паре Янис. На руках обоих парней были наколки, да кого в наше время этим удивишь. Нина тоже щеголяла татушками на плече, на бедре, на попе и даже на лобке. Интересно, как мастер делал эту наколку? Он полный импотент? Витёк сделал стойку на Нину, попытался ухаживать и на этой почве столкнулся с Толиком. Янис одёрнул своего друга.
— Успокойся. Мы здесь не за этим.
Компания собиралась ночевать в лесу, натаскали дров для костра, начали ставить палатки. Человек располагает. Сбыться их желаниям не довелось. Небо затянуло облаками, которые темнели на глазах, грозя пролиться скорым ливнем. Заморосил мелкий дождь весьма неприятный. Моментом стало сыро и холодно. Куда делось хорошее настроение. Быстро свернулись и пошли на перрон ждать электричку. В вагоне договаривались продолжить встречу, нужна была лишь крыша над головой. Ничего не вышло. Никто не смог предоставить кров такой большой компании. И потому с перрона каждый пошёл своей дорогой, некоторые группами, разбившись по степени знакомства и общих интересов. Толик с Ниной пошли в сторону её дома. На выходе с перрона их окликнули. Янис с Витьком предложили продолжить неудачную вечеринку у них. Крыша есть, выпить и закусить в наличии имеется, почему бы не посидеть, не расслабиться.
— Нос по ветру, молодёжь. Хвост пистолетом. Ещё не вечер. Малёхо посидим, потрещим, расслабимся. Ну, решили?
Витёк напористо уговаривал Нину. Было видно, что присутствие Толика не обязательно. Он идёт придатком. А ему не хотелось никуда идти. Ему хотелось быть рядом с Ниной, обнимать её горячее тело, заниматься с ней сексом, целовать её сладкие губы. Начав что-то говорить про то, что у них вообще-то есть планы на этот вечер, надеялся, что Нина его поддержит. Добился противоположного. Нина упрямо тряхнула чёлкой, смело взяла парней под руки и они, весело о чём-то разговаривая, пошли вперёд. Толик, будто ослик Иа, грустно тащился сзади. Похожесть на ослика ему придавал рюкзак, тянущий плечи своим весом. Шли долго и вышли куда-то на окраину. В этом районе ни Толику, ни Нине бывать не доводилось. Парни снимали частный дом. Временное жильё отличается от постоянного отсутствием уюта. В нем даже запах какой-то иной, чем в домах, где постоянно проживают люди. Пахло запустением. В доме было сравнительно чисто. Была и посуда, которую Витёк с помощью Нины быстро расставил на столе. Разложили содержимое рюкзака, у хозяев тоже что-то нашлось, сели за стол. Не любитель спиртного, не имеющий закалки, Толик быстро захмелел и выпал в иную реальность. Витёк помахал у него перед лицом рукой.
— Уууу, - протянул он, - а фраерок-то готов. Иди, милый, на диван. Отдохни.
Толик был то ли во сне, то ли в яви, смутно воспринимал окружающую действительность. Но когда Витёк начал приставать к Нине, к его Нине, начал задирать ей майку, добираясь до её грудей, попытался стянуть с неё брючки, Толик очухался.
— Эй! Эй! Ты что делаешь? Отстань от моей девушки.
Попытался оттолкнуть Витька от верещащей Нины. Тот небрежно отмахнулся и Толик, отлетев, больно ударился о стол. Янис засмеялся, пару раз хлопнув в ладоши.
— Витёк, оставь бабу в покое. Такой защитник достоин уважения. Успокойся, парень, никто твою тёлку не тронет. Только знаешь, по закону, по нашему закону, пожалев для корешей бабу, ты должен её заменить. Так что снимай штаны и становись раком. А Вит
ьку нет разницы, чью жопу рвать.
Толик попытался что-то сказать, приняв слова Яниса за шутку, даже выпятил свою тощую грудь колесом. За что тут же был наказан. Витёк ударил без замаха, сильно, резко. Толика согнуло, он едва не срыгнул, так стало больно. Его не били в школе, не били во дворе и потому он не привык держать удар, отвечать на удар ударом. Он ни разу в жизни не дрался. И пока Толик пытался судорожно вдохнуть, его подтащили к столу и бросили на него животом. Витёк, придерживая слабо трепыхающуюся жертву за спину, быстро и умело сорвал с него штаны с трусами, хлопнул по заду.
— Янис, а ничо попочка. Повезло сегодня. И похоже целка.
— Витёк, смажь задницу. Порвёшь ведь, маньяк.
Нина, молча наблюдавшая за происходящим, не верящая в реальность, чувствующая себя зрителем какой-то фантастической постановки, очнулась, завизжала, набросившись с кулаками на Витька
— Не тронь его, сволочь! Отпусти! Не смей!
Куда уж тебе, мелочь. Думать нужно было раньше, когда соглашалась идти неизвестно с кем и неизвестно куда. Янис отшвырнул её, будто куклу. Она больно ударилась о стену, всхлипнула, попробовала шагнуть вперёд и остановилась, наткнувшись на взгляд убийцы. Именно так она восприняла это равнодушное выражение глаз Яниса. Казалось, скажи она ещё хоть слово и он просто раздавит её, как мы давим надоевшее насекомое.
— Заткнись, шмара. Ещё слово и своими зубами подавишься. Твой чувак за тебя платит. Радуйся. Жалко стало? Снимай трусы и становись раком. Витьку нет разницы, чью жопу рвать.
И Нина, поняв, что попала в руки маньяков, про которых так много говорят, но с которыми ей сталкиваться не приходилось, замолчала, сжавшись в комочек и стояла у стены, боясь дышать, чтобы не вызвать гнев этого рыбоглазого монстра, в котором чуть раньше она видела обходительного, весёлого парня. А Витёк вытряхнул содержимое её заплечной сумки на стол, что-то там искал. Нашёл.
— Вот и крем. Ого, для рук. Ничего, для жопы сгодится.
Её Толик лежал почти в полной отключке и лишь изредка шевелился, пытаясь встать. Витёк приложил его крепко. Очнулся лишь тогда, когда Витёк, смазав ему задний проход и головку своего члена, резко воткнул ствол в зад Толика. Он задёргался, закричал, попытался вырваться. Тут же получил удар по глове и затих, лишь глухо стонал. Он лежал лицом к Нине и она видела его перекошенное от боли лицо, слезинки, стекающие по щекам, как он молча кричал, не решаясь делать это громко под угрозой избиения. Его рот был открыт в безмолвном крике и Нина поняла, что это видение теперь будет преследовать её всю жизнь. Она боялась, что после случившегося маньяки не оставят их в живых. По крайней мере именно такое впечатление у неё сложилось из тех крупиц информации, что смогла почерпнуть из каких-то источников, из слухов и сплетен. И бежать сил не было. И куда бежать? Сейчас она бы просто не нашла выход из этого района, по которому они добирались к дому Яниса. Оставалось лишь стоять, трястись от страха и молиться всем богам, которых она вспомнила. Витёк закончил терзать тело её парня, посмотрел на свой член, заматерился.
— Так и думал, что всё будет в крови и говне. Пойду, помою.
Янис, сидящий в старом продавленном кресле и играющий своим членом, извлечённым из штанов, притормозил Витька
— Фраерка ко мне. Пусть отсосёт.
Толино унижение ещё не закончилось. Витёк, завернул Толе руку за спину, стащил того со стола, заставляя сгибаться от боли в вывернутой руке, на подгибающихся ногах подвёл к Янису, подбив ноги, заставил встать перед Янисом на колени. Тот засмеялся.
— Ну, Машка, словил кайф? Ничего, сейчас отсосёшь и свободен вместе с бабой. Ну, рот открывай, чего замер? От счастья, что ли?
Нина смотрела, как Янис, схватив Толика за волосы, стал насаживать его широко раскрытый рот на свой член. Большой, перевитый венами, с распухшей до нереального размера головкой. Она не могла знать, хотя, возможно где-то краем уха и слышала, что некоторые вшивают под кожу члена шарики. И Янис был как раз одним из таких. К ней подошёл Витёк. Голый по пояс, размахивая своим членом, без всякого стеснения. Нина подумала, что будущих покойников не стесняются. А он обернулся на Яниса.
— Янис, может шалаву на кукан?
Янис, получая наслаждение от насилования Толика в рот, ответил
— Оставь. Я слово дал. - И увидев, что Витёк потянулся руками к штанишкам Нины, прикрикнул. - Я кому сказал? Оставь.
Витёк с сожалением, воровато оглянувшись на Яниса, ущипнул Нину за грудь, потрепал по щеке
— Повезло тебе, лярва. Дядя сегодня добрый.
Пока Витёк мылся, Янис, зарычав, кончил в рот Толика. Дождался, пока тот проглотит сперму, не решаясь выплюнуть, оттолкнул его от себя.
— Всё. Одевайтесь и валите отсюда. И не вздумайте где вякнуть.
Витёк, в это время вошедший в комнату, махнул рукой и в ней, будто у фокусника Акопяна, щёлкнув, расрылся нож-выкидуха.
— Пусть вякнут, Янис. Попишу. А тёлку вначале на каркалыгу. На твою.
— После меня тебе делать будет нечего.
Они разговаривали, будто в комнате кроме них никого не было. Витёк походя пнул под зад Толика, стоящего на четвереньках, старающегося прийти в себя после насилия. Заорал на Нину
— Чо встала, шалава? Помоги своему пидорку штаны натянуть.
Нина торопливо помогала Толику одеться. Вроде всё. Витёк проводил их до двери, следом выкинул рюкзак
— Мы гоп-стопом не промышляем. Мы честные воры.
Плутая по закоулкам, выбрались к дороге. Нина тормознула тачку. Толик за всё время не произнёс ни слова, молчал. Доехали до дома. Расплатившись с таксистом, Нина помогла Толику дойти до квартиры. Дома никого не было. Нина попыталась остаться, но Толик прикрикнул, выпроводил её за двери. Переживать свой позор, свою боль решил в одиночестве. Тепличный ребёнок впервые столкнулся с изнанкой жизни. И она оказалась слишком жестокой.
Через некоторое время боль в разбитых коленях прошла. Задний проход тоже зажил и лишь изредка напоминал о себе зудом и редкими болями, перестав кровоточить. В один из дней пришла Нина. Посидела молча, будто готовясь к чему-то. Толику было неприятно видеть её, свидетельницу своего позора и унижения. Он не переставал винить в произошедшем Нину. Если бы она не согласилась пойти с теми парнями, если бы она не вела себя так распущено, если бы... Нина, будто услышав его мысли, сказал
— Толь, извини, но нам нужно расстаться. Я теперь всю жизнь буду видеть в тебе девушку. После того, как тебя трахнули на моих глазах, я не смогу относиться к тебе иначе. Извини.
Толик стоял у окна, смотрел, как по тротуару от его подъезда идёт девушка. Уходит, не оглядываясь. И только сейчас он понял, что видит Нину впервые не в штанах, а в платье. Видит в первый и в последний раз.