Откуда приходят желания?

Улыбайтесь: это заставляет людей ломать голову над тем, что же у вас на уме...

Жара, духота, мухи и комары: вот мои реальные ассоциации с летом. Это только на картинах можно сидеть на берегу речки и безмятежно мечтать, в реальности все выглядит немного не так. Хотя лето я обожаю. Не надо носить тяжелые шубы, тесную обувь и одеваться на улицу по полчаса. Лето — это здорово. В первую очередь мне нравится звук. Обычно обращают внимание на тепло, солнце, запахи, а я – на звук. Зимой и осенью его неслышно, все мертво, но летом все по-иному. В звуках слышится жизнь, все кругом дышит, отовсюду идет вибрация, воздух живет своим миром. Порой мы не видим источник звука, но мы можем представить кто или что его издает: тоненький стебелек камыша или кузнечик, плеск воды или шелест листвы. Дневные звуки не похожи на вечерние, а ночные на утренние. Здорово лежать под навесом, закрыв глаза и углубившись в звуки. Сперва это дается тяжело. Твое внимание все время отвлекается, хочется открыть веки и проверить, что же издает этот звук, и вообще откуда он исходит. Постепенно начинаешь концентрировать свое внимание на нем, и становится приятно. Тело раскисает, и ты его не чувствуешь. Сознание летит туда, где звук. И вот ты уже там и видишь этого кузнечика, эту назойливую муху, а дальше шум машин...

Жить в городе летом – это как в клетке, что висит на суку в парке. Вроде бы ты и на воле, но улететь никуда не можешь. К тебе подлетают твои собратья, ты общаешься, но только в своей клетке. Друзья и подружки разлетаются кто куда.

Однажды мама не успела взять мне путевку в пионерский лагерь, и я все лето проторчала в городе. Вот мука! Ходишь по двору из одного конца в другой, только ленивые кошки сопровождают тебя взглядом. С тех пор я и не люблю лето, а когда оно приходит, стараюсь как можно быстрее уехать из города.

В детстве очень любила ездить на каникулы к бабушке в Россошь. Этот, не то деревня, не то хутор, располагается вблизи украинских земель. Дома как в сказке: глиняные мазанки, соломенные крыши. Куры и свиньи. Прям вечера не хуторе близ Диканьки, только летом. Смешно слушать их говор. Даже когда дед ругался, это выглядело так смешно, но не страшно. Больше всех мне нравились куры. Они везде: в доме, на крыше, на кухне, в огороде, на чердаке и в сарае. Со временем их кудахтанье превращается в звуковой фон, как на море шум волн, и уже невозможно представить хутор без кур.

В Россоше необычайные ночи, очень темные, черные. Раньше никогда не задумывалась о Вселенной, но там... Огромный поток звезд устилает все небо, особенно четко виден млечный путь. Глядя в небо, невольно задумываешься, а кто еще там живет, как они выглядят, о чем думают. Некоторые звезды горят непрерывно, другие подмигивают. Есть красноватые, ярко-белые, а есть совсем слаботлеющие. Мы брали матрасы и ложились на крышу смотреть на звезды. Так мы и засыпали, глядя на них и мечтая о будущем.

А будущее так быстро наступило, прошли годы, и вот я уже взрослая. Некоторые мои мечты уже сбылись, некоторые растаяли как кусочек льда на солнышке, но появились новые, и сейчас я живу этими мечтами. Я, как и любая девчонка, мечтала о принце. Он пришел, но я никогда не думала, что первая любовь — это горечь познания. Мы даже не расставались. Он и не знал, что я его люблю. Было приятно думать о нем. Представлять, что он скажет, а что скажу в ответ я, как пойдем гулять, как он будет за меня заступаться, как купит мне мороженое и еще много всякой ерунды. Я мечтала о нем в душе, а он ходил мимо меня и не подозревал об этом. Глупо все получалось. Рассталась со своим принцем очень банально, после того, как услышала от него нелестное высказывание в мой адрес. Было очень обидно, я долго плакала и в душе презирала его. А через год похоже он сам в меня влюбился, но мне уже было все равно.

В деревню, или как его здесь называют, хутор, съезжался весь молодняк: мои двоюродные и троюродные сестры и братья. Нам было чем заняться. Столько простора, огороды с арбузами, речка с раками, сады с вишней и сараи – наше любимое место для игр. Сарай мы превращали в штаб-квартиру, а чердаки в секретные базы. Мы их благоустраивали, таскали ящики, прятали продукты, а когда надоедало играть, то ложились и смотрели во двор, на кур, клетки с кроликами, на бабушку, что вечно хлопотала на кухне, на наших тетушек и мам.

Бывали времена, когда нам запрещали купаться в речке. Чаще всего это происходило после того, как мы что-то умудрялись сделать не так или после невыполнения поручения взрослых. К примеру, прополка огорода. Вот скукотища. Но мы тайком убегали, купались и быстро возвращались на наш чердак. Раздевались до гола, вешали вещи (иначе нас быстро могли вычислить, что мы ослушались родителей). Пока сохли наши купальники, мы снова ложились и смотрели на двор. Иногда, когда сохли вещи, закрывали дверку чердака, ложились и водили друг по другу соломинкой по телу. Это напоминало, как будто по тебе бегал муравей или муха. Игра заключалась в том, чтобы как можно дольше не засмеяться от щекотки. Я не могла вытерпеть и пары минут. Проигравший должен был гладить по спине свою партнершу. Мне вечно доставалось гладить Галину, мою двоюродную сестру. Она старше меня на четыре года, ну и как младшая я вынуждена была подчиняться.

По окончанию лета мы все в слезах и соплях клялись, что будем друг другу писать письма, делиться своими успехами и планами. Пролетало время, и обещания уходили на второй план, их мы вспоминали только в конце следующего лета.

Так пролетели мои семнадцать лет, и как говорит мама, я сейчас невеста на выданье. В деревню на каникулы нас собирается все меньше. У всех появились свои планы, и они все чаще не связаны с планами родителей.

Этим летом я уже успела съездить в поход. Здорово было, но мне хотелось в деревню. Там гостила та самая Галина. Галка-палка. Так я ее звала, если злилась. И Галочка, если любила. В прошлом году она вышла замуж, мы даже переписывались. Она делилась своими переживаниями. Рассказывала о своем женихе, что я чуть было заочно в него не влюбилась. Потом начала ревновать ее к нему, и он мне сразу показался таким противным. Это все глупости, я люблю мою Галочку, и именно поэтому и приехала в деревню.

* * *

«Надо же, Марина так выросла за эту зиму», – думала Галина. – «Вместо неугомонной прошлогодней рыжей девчонки передо мной стоит вполне приличная девушка (под словом «приличие» я подразумеваю серьезность). Мне казалось, что она всю свою жизнь будет смеяться, рассказывать сказки и небылицы про свою жизнь и про принцев. Однако в ее веселом взгляде читаются мысли, а если она думает, значит живет, а не существует. У нее остались все те же жгуче-рыжие волосы. Они подросли и стали совсем длинными. Наверное, до пояса. На их фоне кожа кажется прозрачной. Милая Марина, как мне тебя не хватало этой зимой».

* * *

— Здравствуй, мой рыжик! – Наигранно по-детски поздоровалась со мной Галочка. – Тебя не узнать, совсем стала взрослой.

Этот пренебрежительный тон мне совсем не понравился, даже обидел, но я была очень рада видеть ее. Мы как в детстве обнялись, чмокнув друг друга в губки.

— Ты изрядно поправилась, – с легкой улыбкой Галина сделала жест глазами на мой бюст.

Я рассмеялась.

— Да, чуть-чуть, только чуть-чуть, – и я постаралась замять эту тему. Рядом находились тетушки, а они вечно лезли в эти дела и начинали допрашивать как я и что, с кем хожу и кого люблю. Коснувшись губами мочки уха Галины, я шепнула ей. – Только никому.

Первые дни мы только и делали, что болтали о наших делах, особенно болтала Галина. Ее рассказы об институте, той самой студенческой жизни, что мне уже грезится. Сразу представила себя, что нахожусь в аудитории, сдаю рефераты и конспектирую лекции. Мне всегда нравилось учиться, приятно было узнавать что-то новое. А если что-то не получалось, то из кожи вон вылезти, но понять, добиться своего. Я понимала, что это багаж на будущее, и не все, что сейчас изучаю, пригодится в жизни. Но я была жутко любопытной, настоящей почемучкой. Так и сейчас мне нравилось слушать все новое про студенческую жизнь. Галина не умолкала ни на секунду, выдавая мне все новые и новые факты из своей жизни. Только когда она уже изнемогала в разговоре, ее сменяла я. Мои рассказы были достаточно просты, так мне казалось, но так интересно было про себя говорить. Где-то приврешь, где-то просто прифантазируешь, что-то скроешь. Но в основном мои истории были правдивы. Почти правдивы. Ведь должен остаться хоть какой-то, да маленький секрет на завтра.

Мы как глупые девчонки бродили под ручку по огороду. Бабушка нас не тревожила, только ворчала, что мы мало кушаем. Но ведь мы думали о своих фигурах, а бабушка никак это не хотела понимать, все ватрушки да картошка. А вот вареную кукурузу мы жутко любили.

Я пыталась в своем разговоре тонко подойти к ее отношению с женихом, но Галина очень тактично обходила эту тему. Нет, конечно, она много говорила про него, какой он красавец и умница, но мне было интересно не это, а как они это почувствовали, не как они встретились и куда ходили. Мне хотелось понять, почему именно он, а не другой? Чем он особенный по отношению к другим, и как она это понимает. Но Галина не могла это выразить словами, а только пожимала плечами и говорила:

— Когда придет время, ты сама это почувствуешь и тебе не надо будет об этом думать, – и, немного помолчав, добавила. - Когда ты не сможешь найти ответов на поставленные тобой вопросы, наверное, это и будет твоя любовь.

Я видела блеск в ее глазах, он искрился. Да нет, даже не искрился, а излучал нежность и доброту. Лишь слегка грустная улыбка выдавала ее мысли. Я только могла догадываться, о чем она в этот момент думает.

Особенно мы любили вести душевные беседы по ночам, когда все ложились отдыхать. Звуки замолкали и начинало тянуть первой прохладой после знойного дня. Мы шли на веранду, поливали землю перед окнами водой, становилось свежей. Но, пожалуй, главное – от этого появлялся запах мокрой пыли. Мы его глубоко вдыхали. Этот запах на нас действовал одурманивающе. Мы садились и первые минуты молчали, просто нюхали воздух.

Вечером было приятно поговорить о будущем, помечтать, построить планы. Тихий шелест кустов и сверчки. Они так громко стрекотали, аж в ушах звенело. Не могу представить деревню без сверчков, мне нравится их слушать. Иногда, валяясь на веранде и слушая их, мы засыпали, и только с рассветом просыпались от того, что замерзали, потеплее укрывались и ложились досматривать свои сны.

А иногда перед сном мы ходили купаться. Ночи в деревне очень темные, не то что в городе. С непривычки даже страшновато, особенно пугают летучие мыши. Они пролетают почти над самой головой и так быстро меняют направление полета, что именно этим они и пугают меня.

Речка была сразу за огородами. Пока мы шли к ней, собирали светлячков и бросали в банку. Они там ползали, создавая тем самым для нас настоящий фонарь. Удивительно, как их брюшко вообще может светиться. Наверное, днем этих светлячков я тоже вижу, но днем они просто жучки, а ночью – волшебные фонарики. В крышке мы проделывали дырки, чтобы они не задохнулись, так светлячки могут жить до рассвета, после выпускали, а на следующую ночь набирали новых.

Подходя к речке, мы останавливались и прислушивались, нет ли кого. И только убедившись, что действительно никого нет, спускались к воде. Хоть нас двое, но мы боялись. Плавали всегда голышом. Этому меня научила Галина, а после научила меня и загорать без ничего. Правда для этого мы долго бродим по огороду среди кукурузы, а после выходим на нашу маленькую опушку. Она очень маленькая. Это даже не опушка, а просто клочок поваленной кукурузы. Именно там и устраиваемся. Здорово вот так лежать животом к небу, щурить глаза от солнца и млеть от удовольствия.

Вода в реке бежит не спеша. Она чистая, очень часто попадаются раки, но они не щиплются, как мы раньше думали, просто их не надо трогать, ведь они сами боятся нас. Банку со светлячками ставили на видном месте, чтобы знать, куда потом плыть. Вроде маяка, иначе в темноте можно заблудиться.

Мы раздевались и шли в воду. Однажды Галина остановила мои руки от такой процедуры. Подошла ко мне, и как свое собственное платье, сняла его с меня, а после все остальное. Мне даже стало немного неловко.

— Ну, а теперь твоя очередь, – как ни в чем не бывало сказала Галина. – Попробуй.

Мы ежедневно плавали без одежды, вместе принимали душ, спали тоже без ничего, и загорали. Поэтому я привыкла к Галининому телу. Сперва украдкой его рассматривала, брало любопытство. Наверное, понимая это, а может и нет, Галочка, ложась загорать, сразу прикрывала глаза полотенцем. А я, косясь, рассматривала его, а иногда брала соломинку и водила по ее коже. Тогда я могла не стесняясь смотреть на него. Больше всего меня удивляла ее грудь. Я помнила ее с детства, совсем щупленькой, но теперь она была иной. Галина – прирожденная брюнетка. Со временем цвет волос немного посветлел. Сперва появился фиолетовый, а затем каштановый оттенок. Но ресницы и брови остались все такими же черными. Среди нас она была самой смуглой. Наверное, в бабушку. Я водила соломинкой по ее коже, и на теле появлялся беловатый след. Так я могла писать и рисовать незамысловатые рисунки. Однажды, когда мы загорали, я смотрела, как по ее коже бежал совсем маленький муравей. Он бегал из стороны в сторону, наверное, ему было непривычно перебирать лапками по ровной поверхности. Сперва он добежал до Галининой шеи, затем вернулся на живот и снова побежал вверх, но на полпути повернул в сторону и пробежал по ее груди, прямо по центру. Я заметила, как на моих глазах напрягся ее сосок. Галина лежала спокойно, но он сжался. Я невольно посмотрела на свой, прикоснулась к своему розовому бугорку, и он моментально затвердел и вытянулся. Я почувствовала странное ощущение сперва в груди, а после где-то внутри живота.

Галина повернулась ко мне спиной.

— Даже не знаю, – робко произнесла я, но сама коснулась ее застежки на шее и расстегнула. От своей смелости я немного испугалась, но в ту же секунду мои пальцы нащупали собачку от молнии и, придерживая за застежку платье, потянула ее вниз.

Над речкой пролетел звук раскрываемой молнии. Он был шуршащим и звонким. Казалось, что его слышно даже в деревне. Сверчки и

те на какое-то мгновение замолкли. Мои пальцы дошли до конца молнии и уперлись в пояс платья. Продолжая свой маленький ритуал, я спокойно развязала пояс. Я была очень удивлена своему спокойствию. Делая это, я поймала себя на мысли, что мне это даже нравится. Кругом черная ночь, звуки леса. И только звезды, что пробиваются сквозь листву деревьев, наблюдают за мной. Никого, совсем никого.

Я смотрела, как пояс упал на землю, на какую-то секунду замешкалась.

— Что-то не так? – осторожно спросила Галина.

Вместо ответа я коснулась ее шеи. Мне захотелось продолжить игру. Галины почти не было видно, только слабое свечение лица. Ладонь скользнула по ее коротким волосам, спустилась к плечам, и, придерживая ткань, я начала снимать его с плеч. Видела только ткань платья, спина Галины пропала во мраке. Я старалась не касаться ее рук. Ладони опускались медленно, я делала это специально. Светлая полоска ткани соскальзывала все ниже и ниже. Я опустила руки и разжала пальцы. Платье выскользнуло и бесшумно упало на черную траву. Слабый силуэт спины выступал в темноте. Я подошла чуть ближе, положила ладони ей на талию и остановилась. Чувствовала ее тепло и упругость кожи. Сжав пальцы, я запустила их под резинку трусиков. Мне хотелось быстрым движением их снять и наконец-то побежать к реке. Но движения были неуклюжими, отрывистыми. Меня это разозлило, и потянула с силой трусики вниз. Они, как бы надо мной издеваясь, нехотя начали сползать и скручиваться, от этого трусики быстрей не двигались, а наоборот. Наконец они оказались на земле рядом с платьем. Галина приподняла сперва одну ногу, затем другую, освобождая их от остатков одежды. Я стояла перед ней на коленях. Движения ее тела отвлекли меня. Я пристально всматривалась в темноту, старалась рассмотреть ее ноги.

— Я – нараспев произнесла я. Мне хотелось хоть что-то сказать, чтобы замять или оправдать свою неловкость.

— Пойдем купаться – тихо и очень нежно произнесла Галина.

Тронув мои волосы, она пошла к речке, я следила за ее движениями. Несмотря на темноту леса, ее смуглая фигура отчетливо прорисовывалась на фоне ночи. В этот момент ее можно было сравнить с русалкой, что выходит по ночам на пустынный берег. Она подошла к воде, ступила в нее, и вода медленно поглотила ее тело. Галина нырнула. По темной глади воды разошлись косые круги. Слабый круговорот говорил о том, куда она плывет. Она вынырнула. Отражение луны в воде очертило ее тело, на коже заблестели блики, и Галина стала похожа на настоящую русалку.

* * *

На следующий день к Галочке приехал ее жених, или как его надо было называть, муж. Мне это слово ужасно не нравится. Он забрал ее и уехал в город. Мне казалось, что она уехала насовсем, таким быстрым был ее отъезд, и Галина так радовалась этому. Грустно остаться одной. Эти дни, что ее не было, тянулись очень медленно. Я не знала, чем заняться. Все, что до этого делала, было скучным или бессмысленным.

Галина вернулась вечером на четвертый день. Боже, как я в душе этому обрадовалась. Мне хотелось, как преданной собачке, прыгать перед ней на задних лапках, лизать ей руки и преданно заглядывать в глаза. Она была молчаливой, о чем-то все думала, но это не мешало мне быть рядом с ней и радоваться ее присутствию. На душе стало сразу спокойно, как будто нашла то, что потеряла. Я сидела рядом и наслаждалась ее присутствием, ко мне вернулись мои мысли.

— Хочешь, покажу тебе свою берлогу? – Выпалила я.

Мне хотелось отвлечь ее от переживаний, что остались в ее душе, чтобы она обратила на меня побольше внимания и вместе со мной порадовалась.

— Пока тебя не было, я соорудила себе небольшой уголок на чердаке. Знаешь, как там здорово, даже днем прохладно. Я принесла туда свой мольберт и рисовала, там сейчас и ночую. Пойдем, – я настойчиво потянула ее за руку. Мне казалось, что если уведу ее из дома, то уведу и от воспоминаний. - Тебе понравится.

Мы лежали молча, она все так же о чем-то думала, ее глаза были грустноваты, взор блуждал где-то далеко отсюда. Ночь спустилась медленно и в то же время совсем незаметно. Я тоже поддалась Галининому настроению и загрустила. К фонарю, что горел у крыльца, начали слетаться мотыльки. Сперва их было мало, затем все больше и больше, и вот уже летает целый рой. Где-то в саду слышится слабое чириканье птиц, успокаиваются после дневной суеты. Застрекотали сверчки. Стало совсем грустно, я закрыла глаза.

* * *

Он был совсем рядом, я чувствовала его запах, волосы щекотали мне нос и ресницы. Я отодвинула их и прижалась к затылку. Мягкие волосы путались в моих пальцах, они скользили как длинная трава вдоль ног, обтекая их и снова поднимаясь после меня. Мои пальцы непроизвольно сжимались. Я ощущала их упругость и эластичность. Они пробегали по каждой клеточке кожи, щекотали, нежно обволакивая пальцы. Губы дрогнули, на лице появилась улыбка, я прикоснулась к его затылку и слабо поцеловала. Прижалась щекой, подбородком, шеей. Пальцы сжали волосы, и я потянулась к его губам.

Он лежал на боку и спал. Кругом темно, я закрыла глаза, они мне были не нужны, я и так все видела своими пальцами. Нагнувшись вперед, коснулась его щеки, мочки уха, губы вытянулись и достали уголок губ. Чувствовала его дыхание, аромат и теплоту, что исходили от него. Я прижалась еще плотней. Руки забегали в поиске плеч и груди. Тонкий плед, что укрывал его, сполз в сторону. Мне хотелось еще сильней прижаться, вдавиться в него, слиться с ним. Он лежал спокойно, и мне от этого было еще невыносимее. Губы сами начали целовать тело. Дюйм за дюймом они покрывали плечо, руку, спину. Чувствовали каждый изгиб, каждую ямочку и выступ, они считывали информацию о его теле. Язычок касался волосков. Рука скользнула к его груди, прошлась по ней. Нежно сжались пальцы, прижав его расслабленное тело. Я потянула руку на себя. Тянула настойчиво, прилагая все усилия для того, чтобы перевернуть его на спину.

Добившись своего, я приподнялась и буквально слилась с ним. Мое тело прижималось, заполняя все пустоты между нами. Рука скользила по нему. Пальцы растопырились, им хотелось как можно больше обхватить. А обхватив, они начинали сжиматься, втягивая его плоть в себя. Пальцы работали как губы, они целовали все, к чему прикасались. Мне хотелось обвить его, накрыть собой, и как нежный цветок целовать.

Губы коснулись его губ, они были сонными и мягкими. Я коснулась их нежно и тут же страстно поцеловала. Под ними почувствовалось движение, я не прекратила поцелуй. Мой язычок скользнул вперед, раздвинул зубы, проник глубже и коснулся его. Его рот ожил, сперва слабо, затем решительней. Он ответил на мой поцелуй. Мой язычок скользнул вперед. Он погружался все глубже и глубже, мне хотелось войти в него всей. Его поцелуй нежности был ответом на мои старания. Я была вся там, ушла в него без остатка. Создалось ощущение, что все мое сознание растворилось и сконцентрировалось на кончике языка.

Я проваливалась в него до коликов в губах, язык напрягался по струнке, он тянулся. Губы сжимались и целовали его, а он меня. Сперва я, а потом он начал целовать меня. Следила мысленно за его движениями, стараясь предугадать ход их действий и ответить им. Иногда убегала от него, и он начинал меня ловить, его губы тянулись за мной, он чувствовал меня. Я знала, куда сейчас поцелую, делала это точно, прямо в лоб, нос или щеку. Избегала его губ, а он стремился ко мне. Если ему удавалось меня поцеловать в губу, я прекращала отводить их, и тогда уже он проникал в меня. Я чувствовала кончик его языка, как он касается моего, гладит его, прижимает.

Голова закружилась, мысли начали путаться. Я перестала контролировать ход событий, все пошло кувырком. Мне хотелось все и одновременно. Его руки обвили меня, прижали с силой. Затем голова, волосы, поцелуй и еще раз поцелуй. Время растворилось, оно превратилось в нечто. Только сладостный образ движений, тягучее состояние. Хотелось прогнуться, развернуться, и уйти в него. Я лежала на нем, держа его за плечи, а он меня целовал. Я не могла оторвать своих губ от него, они вросли, и, если даже пыталась это сделать, его пальцы не отпускали мои волосы. Ослабив шею, я отдалась непроизвольному движению своего тела. Я грелась его поцелуями, подставляя то одну часть тела, то другую. Они были горячими и обжигали меня. Поцелуями он передавал мне свою энергию.

Я села ему на живот и подставила свою грудь. Не было никакого движения, только истома, она шла изнутри, касаясь сосков, я это чувствовала. Мне хотелось как можно глубже вдохнуть свежего воздуха, чтобы смешать свои чувства с ним. Прикосновения не почувствовала, но ощутила, как в меня впились тысячи иголок. Они вошли в мою грудь, а после за болью наступает блаженство покоя. Я замерла. Боялась пошевелиться, боялась вздохнуть, боялась спугнуть то, что творилось в груди. Теплота искр от прикосновения к соску разошлась по телу. Начала прогибаться, ища своей грудью его губы. Второе прикосновение, и поцелуй. Мои губы сомкнулись, как будто это я целую свою грудь. Тепло язычка, он присосался к ней как голодный ребенок, он сосал ее. Я, как любящая мать, поцеловала его в лоб. Сдавила двумя пальцами свою грудь, направляя в его ротик свой нежный сосок, и он сосал, все сильней и сильней.

Слабый укус и я вырвалась. Не могла терпеть, я находилась на грани, слышала свой стон изнутри, свое дыхание, удары сердца. Слышала все, что творится во мне, только я и это блаженство. Мое тело выпрямилось. Я сидела на нем, обхватив его тело своими ногами. Начала чувствовать его, сперва слабо, а затем его движения. Его руки как плющ, что обхватывают дерево, обвили меня. Они блуждали, выискивая чувствительные места. Стоило к ним прикоснуться, и пальцы возвращались. Как будто он знал, что искал. От бесконечного прикосновения меня начало трясти. Еще немного, и мое тело забилось бы в конвульсиях блаженства.

Отстранив его ладони, теперь я провела рукой по его груди. Она была мягкой, пальцы утопали в ней. Я сжимала ее как мягкую подушечку, как мох, как свою собственную грудь. От этой ассоциации я начала трезветь, разум постепенно начал возвращаться ко мне. Это было сладкое пробуждение. Мои пальцы не отпускали ее, они продолжали ласкать, мять, изучать. Глаза легко открылись, ничто им не мешало, ни свет, ни усталость. Я почти ничего не видела, передо мной еще плавали туманные образы моих чувств, они не хотели меня отпускать. Сквозь ресницы я увидела свои руки, ладони и нежную грудь. Она податливо сжималась под моими пальцами. Ее шелковистая, слегка вспотевшая кожа касалась меня. Мои ладони заскользили вверх к его лицу, к губам.

Губы слегка влажные и такие сладкие. Он дышал жарко, страстно. Только один поцелуй, и я снова начала проваливаться и снова мое тело начало жить самостоятельно. Истома. Время перестало существовать, только он.

Я открыла глаза. Смотрела на его грудь, как мои руки гуляют по ней, как нащупали нежный сосок, как прижали и сдавили его, как он застонал, как он... как он... как она... Да, она... Это была она, ее тело, ее дыхание, прикосновения, это она... она! Я чувствовала ее реакцию на мое прикосновение к ним. Легкий шелест дыхания, но какого. Все, что было внутри, шло наружу. Воздух из легких выходил долго и напряженно. Казалось, выдох длится уже не одну минуту. Стоило мне еще раз сдавить их, и она опять вдавливала живот. От этого движения ее бедра приподнимались. Я чувствовала их, я чувствовала всю ее. На доли секунд мне показалась, что она – это я, знаю, что мне надо делать, знаю, что хочет она.

Я легла рядом с ней. Как мать, положила ее голову себе на руку и прижала к себе. Она, как младенец, прижалась ко мне, искала меня своим ртом, своими руками. Я коснулась ее живота. Закрыла глаза, и сразу все пропало. Я, она, все, ничего нет, только чувства. Пальцы гладили его, они бегали вдоль пупка, вдоль линии, что соединяет ее бедра, они касались ее волосиков... Поцелуи стали жарче и влажнее. Пальцы сами шли. Я знала, куда им идти, ощущала ее желание. Чувствовала, как ее ноги согнулись в коленях. Они раскрывались как цветок, медленно подставляя свои лепестки моим пальчикам. Ее бедра приподнялись, цветок тянулся к свету, к моим пальцам. Я коснулась его. Совсем чуть-чуть она замерла, бедра остановились, колени еще шире разошлись. Коснулась еще. Бедра дрогнули и приподнялись. Они шли ко мне, мое тело само начало прогибаться. Я начала копировать ее. Это происходило само собой, ведь я – это она, а она – это я.

Коснувшись ее лобка, ее цветка, ладонь легла полностью на нее. Пальцы что-то искали, они блуждали по ней, им хотелось ворваться в нее, и в то же время нет. Она вся замерла, перестала дышать, перестала целовать, перестала двигаться. Пальцы гладили ее бутон. Я чувствовала их сок, их трепет и жажду. Пальчик провалился в нее. Я не прилагала никаких усилий, он сам ушел в нее. Бедра дернулись и рванули вперед. Как долго женщина может чувствовать внутри себя мужчину без движения? Она прогибалась. Как цветок стремится к свету, так и она стремилась к нему. Он был в ней, ушел в нее и там замер, все замерло, все.

От напряжения ее ступни начали дрожать, затем ноги, затем живот, плечи, а после бедра. От этого движения внутри нее все зашевелилось. Малейшее колебание, и она взорвалась. Стон и судороги слились воедино. Она резко вдохнула и зарыдала. Плакала не переставая. Плачь становиться все жалобнее и тише, по лицу потекли слезы. Она прижалась всем телом, обхватила меня и прильнула к моим губам. Плач и поцелуй. Ей хотелось спрятать свое лицо у меня на груди. Я прижимала ее все сильней и сильней. Чем дольше я ее прижимала, тем сильней становился ее плачь. Он то нарастал как шум ливня, то стихал как слабый ручей. Она очищалась. Ее лицо было все мокрое, губы и глаза распухли. Галина смотрела куда-то в пустоту, слезы застилали их, но от этого они не становились грустными и отрешенными, они светились изнутри.

* * *

Откуда приходят желания, чтобы постичь наши чувства? Кому они подчиняются? Можем ли мы ими управлять, кто мы в это время? Куда уходят они, когда мы постигли то, чего хотели? А что вообще мы хотели? Откуда приходят желания, что двигает нашим сознанием, откуда? Откуда? Кто мы?

Елена Стриж © ISBN: 978-5-5321-0920-9 [email protected]

Сборник рассказов «Розовый бархат» вошло 20 произведений

https://www.litres.ru/elena-strizh/rozovyy-barhat/