Мы не должны были пересечься с ней никогда. Это была девушка, к которой страшно подойти. Словно с обложки глянцевого журнала. Однако мы познакомились и позже встретились. Виной тому интернет и ряд случайностей.
Сначала я решил, что она просто бесится от безделья. Золотая дочка, ни в чём нет отказа, в 19 лет – престижнейший вуз, денег без ограничений, квартира в центре, мерседес АэМДжи. Что ещё желать? Конечно – попробовать ещё не пробованное. Где-то поверхностно нахваталась инфы о Теме и вообразила, что это прям её. Возможно, один раз согласится на лайтовую сессию и сбежит в ужасе.
Потом мы встретились. И поначалу моё мнение подтверждалось. Очень ухоженная фифа плотно запакованная в брендовые шмотки, в туфлях на каблуках. Смотрит гордо и свысока. Нет, не такую нижнюю мне нужно. Я ошибся.
Тогда мне показалось, что я даром потратил своё время. Прямо в кафе, я предложил ей провести ознакомительную сессию и дал листочек, чтобы она набросала список своих табу. Попивая кофе из маленькой чашки я смотрел, как она не колеблясь, начала в столбик писать ограничения. Обнажение, секс, порка... Дальше читать не стал.
— Всего хорошего. Полный список пришлёшь по почте.
Через 15 минут я и вправду нашёл в мессенджере её табу. В конце была приписка, что она сожалеет, что так вышло, я показался ей адекватным и подходящим. Сначала я рассмеялся, потом задумался. Список был необычный. После некоторых колебаний я всё же решился провести сессию. На удивление всё прошло гладко. Она была саба без малейших примесей мазы. Сама знала это. Она не любит боль, даже боится её. Мы немного поговорили. Я бы не смог назвать её явной нижней. Она так же гордо смотрела на меня, хотя полчаса назад лизала мне анус и я мочился ей на лицо. Придётся заняться её воспитанием.
Через два дня она попросилась ко мне под ошейник. Это подразумевало полную откровенность. На этот раз мы говорили долго. От большинства табу она отказалась, оставшиеся я обязался уважать.
Хозяина у неё никогда не было. О своих наклонностях она узнала в рано. Ей нравилось представлять себя униженной и покорной. В 18 она предприняла первые попытки как-то это реализовать. Обычного секса не было, он её привлекал только как финальный результат порабощения. Поначалу она встречала полное непонимание своих намёков, но однажды наткнулась на сведущего человека. От радости совершенно потеряла чувство опасности. Согласилась на всё. Сама приехала в пригород, сама нашла этот подвал, сама дала себя привязать к столу. Очевидно, его заводили крики истязуемой. Он хлестал её, а она орала. Стоп-слово не действовало. Сколько это длилось - не помнит. Он уставал. Она отключалась. Но молчание его не удовлетворяло. Он обливал её, приводил в чувство, отдыхал и начинал заново. Потом либо боль притупилась, либо она уже недостаточно громко реагировала на удары. В какой--то момент маньяк перевернул её на спину и начал хлестать спереди. Дальше провал.
В реанимации ей говорили, что кожа слазила клочьями. Месяц интенсивной терапии, шесть – реабилитации. Год – просто приходила в себя. Но сущность и голод не дают успокоиться, стала осторожно снова искать. Нашла меня.
После её рассказа, она сама отменила своё первое табу. Я настоял. Она молча сняла всю свою дорогущую одежду и я её осмотрел. По всему телу у неё были небольшие, но явственные шрамы. Я насчитал больше сорока штук. Очевидно, врачи хорошо поработали над ней – она сказала, что их было не менее полутора сотен. Раздевшись, она сразу поникла, сжалась, никакой гордости не осталось и в помине. Я обнял её, она прижалась ко мне и долго беззвучно плакала.
Оксана – сильный человек. Один раз открывшись, она словно бросилась со скалы в море – другое сравнение не подберу. Сессии пошли ежедневно. Однажды доверившись, она уже не сомневалась в выборе. Унижения, оскорбления, принуждения – моя фантазия тоже играла. Вскоре она щеголяла по универу в моём ошейнике и гордилась этим. А после учёбы, ехала в мою хрущёвку, снимала свои мегадорогие шмотки, становилась на колени и драила тряпкой полы. Делала она это неумело, но старательно. Тёрла туалет, потом с особым наслаждением начищала мою обувь, даже кроссовки. Работу я не проверял, знал, что всё сделано отлично. Просто подзывал свою рабыню, она подбегала, я приспускал штаны и давал ей в рот. Это воспринималось правильно, как поощрение. Я садился в кресло, она стояла на коленях у меня между ног и я старался надавить ей на затылок так, чтобы она заглатывала поглубже. С членом во рту, Оксана должна была пытаться говорить что-нибудь типа: «Я Ваша собственность», или «Я принадлежу Вам». Получалось всегда плохо, иногда смешно, но смеяться я не разрешал. Было просто приятно смотреть в эти преданные глаза, в момент, когда эта девчонка пытается не подавиться моим членом. Она не вынимала его изо рта, пока не проглатывала всё до последней капли. Потом готовила мне ужин. Прислуживала за столом. Сама ела с пола из собачей миски. Надев мой ошейник она, уже не комплексовала передо мной от своего голого тела. А проходив с ним неделю, была, наконец, готова к сексу. Первый раз я решил сделать это, привязав Оксану к кровати. Предварительно мы обсудили детали, вот только она не сочла нужным сказать мне одну важную вещь. 19 лет – по нынешним меркам поздно. Она оказалась девственницей. Когда я кончил ей окровавленным членом на подтянутый живот, Оксана была уже совершенно обессилена. Измождённая и вся мокрая от пота она лишь минут через пять смогла слабо улыбнуться. Когда я отвязывал её от кровати, она пробормотала что-то типа: «Наконец-то это сделано». Она стала хорошей рабыней, внимательной, старательной и преданной.