Whаt thе Hеll wаs Shе Thinking от Tорsроt101
*****************************************************
Эту сюжетную нить я впервые подметил у Hооkеd1957. Затем увидел его у других авторов и решил попробовать сам. Я не пытаюсь переписать или отредактировать чужой рассказ, это – исключительно мой взгляд на сюжетную линию.
Один из моментов, по поводу которого я получаю много замечаний, – слишком быстрая концовка. Я сделал это потому, что мои первые рассказы были слишком затянуты. В этом же я постарался его сбалансировать.
Еще раз спасибо моему редактору Кенджи, он делает фантастическую работу каждый раз, когда мне это нужно.
***
Домой с работы я возвращался с неприятным ощущением в животе. Не знал, почему, но чувствовал, что скоро узнаю. Было только пять часов вечера пятницы. Для меня это необычно, поскольку я работаю на себя и люблю проводить время в офисе в одиночестве в пятницу вечером, чтобы убедиться, что все в порядке и готово к важному дню в субботу.
Зовут меня Марк Эшуорт, а мой бизнес – «аshwоrth аutо's». Свою трудовую жизнь я начал в шестнадцать лет в качестве автомеханика. В двадцать открыл собственную автомастерскую, специализируясь на дорогих европейских автомобилях. В нашем округе их очень много, но единственный механик находится за 150 миль. Да, это дорого, но у меня – дружелюбный управляющий банком, понявший мой бизнес-план, а я – очень талантливый механик, к тому же у меня был залог, оставленный мне дедом.
На всех европейских машинах ездят исключительно состоятельные люди. Они обращаются ко мне, поскольку у меня – хорошая репутация. Вскоре они стали обращаться ко мне с просьбой подобрать автомобили, обычно подержанные, для их сыновей и дочерей, когда те начинали водить машину. Я быстро добавил к своей автомастерской бизнес по продаже подержанных автомобилей, а затем и мастерскую по кузовному ремонту. Сейчас мне – тридцать восемь лет, у меня – четыре точки в округе, и я владею бизнесом, по самым скромным подсчетам, стоившим восемь миллионов долларов.
Домой я возвращался рано потому, что моя жена, Ханна, сказала, что сегодня мне надо быть дома пораньше. У нее есть важное предложение, и она хочет поговорить со мной о нем. Ханне – тридцать пять лет, и женаты мы уже четырнадцать. Познакомились потому, что ее отец, Джон, попросил меня найти для нее автомобиль на ее двадцатилетие. Между нами сразу же проскочила искра. В тот день, когда забирала машину, она пригласила меня на свидание. Через год мы поженились, и теперь у нас двое мальчиков: Джеймс, двенадцати лет, и Мартин, десяти.
Отец Ханны, Джон, – бухгалтер, но очень милый человек. Он – партнер в бухгалтерской конторе и много помогает мне в бизнесе, уделяя мне много времени. Мама Ханны, Стефани, называет меня «жирной обезьяной» и дает понять, что, по ее мнению, ее дочь могла бы претендовать на большее, чем я.
У Ханны есть старший брат Александр (все его зовут Алекс) и младшая сестра – Сьюзен. Алекс так и не женился, и ясно, что он и не собирается этого делать. Сьюзен замужем за адвокатом по фамилии Барклай. Он воображает себя этакой акулой, но на самом деле зарабатывает на жизнь в роли судебного адвоката. Мать Ханны считает его самым лучшим зятем на свете.
В раннем подростковом возрасте с Сьюзен что-то случилось. Я так и не узнал, что именно, но ей пришлось сделать операцию, в результате которой она оказалась неспособна иметь детей. В результате двое наших мальчиков оказались единственными внуками. Стефани это, похоже, раздражает, а вот Сьюзен впала в депрессию, поскольку ее мать только и говорит, что о детях.
Ханна беспокоится за свою сестру. На одном из семейных собраний я предложил им усыновить ребенка, но Стефани взорвалась, заявив, что хочет, чтобы внуки биологически были ее. Следующим предложением Джона было суррогатное материнство. Сьюзен спросила, как это можно сделать, и я, как мог, объяснил про ЭКО. Стефани снова наморщила нос, сказав, что это слишком сложно, и спросила, кто будет донором яйцеклеток.
Позже вечером мы с Ханной обсудили проблему Сьюзен. Я предложил ей пожертвовать для ЭКО свои яйцеклетки. Ханна спросила, как это будет происходить, и я ответил, что изучу вопрос.
Оказалось, что взять яйцеклетки не так уж и сложно, и я принес домой эту информацию. Таким образом, Стефани сможет получить своих биологических детей, и все в мире будет хорошо.
Этот разговор состоялся около трех месяцев назад, и с тех пор эта тема всплывала как бы случайно, примерно каждые две-три недели.
***
Причина, по которой у меня возникло неприятное чувство в животе, заключается в том, что в течение последней недели или десяти дней Ханна была немного «не в себе». Я не мог понять, в чем дело, но она с кем-то переписывалась. Обычно она абсолютно открыта со своим телефоном, но в этом случае была скрытной. Кроме того, уже больше недели у нас не было секса. Она делала мне минет, но без проникновения. Для Ханны это очень необычно.
Наш дом стоит на участке площадью чуть больше полутора гектар. Земля досталась мне от деда, когда мне было одиннадцать лет. Я построил на ней дом, вскоре после того как мы поженились. Мой участок входит в шестигектарное владение, которое мой дед содержал в виде садоводческого бизнеса. Дом и почти полгектара он оставил моему старшему брату. Оставшиеся четыре гектара были проданы под жилищное строительство, а вырученные средства переданы в трастовый фонд на благо всей семьи, в том числе, на образование наших детей.
Дом с дороги не виден, поэтому, свернув к нему, я увидел лишь несколько припаркованных машин, и понял, что мои плохие предчувствия оправдались, увидев машину Джона и Стефани, машину Сьюзен и Барклая и еще нескольких человек, которых я знал, как более дальних родственников. Я чувствовал, что на меня надвигается целая куча дерьма, а они собираются сделать вид, будто это – икра.
Я припарковался у дома и, войдя внутрь, приготовился к предстоящей буре.
Я намеренно вошел через дверь гаража, зная, что меня не услышат. Стоял в подсобном помещении и прислушивался, но до меня доносились лишь приглушенные голоса. Я всегда ношу в кармане диктофон. Этому меня научил Джон, когда я шел на встречу, чтобы по ее окончании сделать свои заметки. По привычке я включил диктофон и положил его обратно в карман, будучи уверенным, что он запечатлеет большую часть разговора, который, как я понял, должен был состояться.
Глубоко вздохнув, я толкнул дверь и вошел в кухню. В уголке, расположенном рядом с кухней, сидели восемь человек. Ханна, Джон и Стефани расположились на трехместном диване. Сьюзен и Барклай – на двухместном, Алекс – на одноместном, а Джоан и Карен – две тети, – на стульях, принесенных из столовой. Пустым оставалось лишь кресло, перенесенное из моего домашнего кабинета. Его поставили так, чтобы его окружали Алекс и две тетушки, и оно находилось прямо напротив Ханны, Джона и Стефани. Явно подготовленная засада.
Когда я закрыл за собой дверь, Ханна сказала:
– Проходи, Марк, и садись. Мы просто обсуждаем пару вещей и хотели бы услышать твое мнение.
Я подумал: «Хотели бы услышать твое мнение», – стало быть, сейчас мне что-нибудь предложат, а у меня, как ожидается, не будет выбора!
Я прошел в уголок, но развернул один из табуретов с барной стойки и сел на него. Хотел, чтобы изменилась атмосфера в комнате, а сидя на высоком табурете, я не только отделяюсь от всех остальных, но и становлюсь выше, то есть, им придется смотреть на меня снизу-вверх. Я молчал, но смотрел Ханне прямо в глаза, и на моем лице было видно сильное раздражение. Она покраснела, поняв, что я делаю, но не смогла выдержать моего взгляда.
Я медленно оглядел комнату. Джон и Алекс не смотрели на меня; на лице Стефани было выражение триумфа, как будто она вот-вот достигнет заветной цели. Барклай смотрел мне в глаза и ухмылялся, будто собираясь взять надо мной верх, а на лице Сьюзен появилась улыбка, которой не было уже давно.
Ханна сидела молча, ожидая, что я заговорю. Но я не стал этого делать. Обведя взглядом комнату, я продолжил смотреть на нее, а она всячески старалась избежать моего взгляда. Я подумал: Я могу ждать столько же, сколько и ты, – и молчал. Это превращалось в битву, и она начинала на меня злиться.
В конце концов, молчание нарушила Стефани, сказав:
– Мы обсуждали проблему Сьюзен и, кажется, нашли решение.
Я ничего не ответил Стефани и продолжал смотреть на Ханну, которая теперь ерзала под моим взглядом.
В конце концов, Ханна подняла на меня глаза.
– Марк, как ты знаешь, Сьюзен не может иметь детей, а ты изучил возможность суррогатного материнства, и мы считаем, что это – хороший вариант. Мама хочет, чтобы яйцеклетки биологически принадлежали семье, поэтому в течение последних нескольких недель мы обсуждали вариант, при котором суррогатной матерью буду я.
Я поднял руку, чтобы остановить ее.
– Вы обсуждали это в течение последних нескольких недель? И почему посчитали нужным исключить из этих обсуждений меня? Очевидно же, что это решение окажет серьезное влияние на нас с мальчиками, и я считаю, что мы должны были быть в курсе всего этого.
Тут вклинилась Стефани:
– Что ты имеешь в виду? К тебе это не имеет ни малейшего отношения. Просто держи ее за руку и улыбайся.
Я глубоко вздохнул и обратился к Стефани, не отрывая взгляда от Ханны.
– Естественно, это повлияет на меня и мальчиков. Их мать будет находиться в клинике ЭКО, затем будет носить ребенка, а это значит, что не сможет делать для них некоторые вещи, например, переносить их в кроватку. Обе предыдущие беременности протекали у нее тяжело, и оба раза она на месяц попадала в больницу с высоким кровяным давлением. Ей предстоит пройти обследование и провести время в больнице во время родов, что вычеркнет ее из их жизни. Ей также потребуется время на восстановление. Нужно обладать определенной степенью эгоизма, чтобы не понимать, насколько это будет разрушительно для моей семьи.
Больше всего я забеспокоился, когда при моих словах: «клиника ЭКО», взгляд Ханны скользнул по комнате, на лице Барклая появилась ухмылка, а Сьюзен вздрогнула. Что я упускаю?
Стефани, очевидно, наслаждалась, вводя меня в курс дела.
– Не будет никакой клиники ЭКО. Мой внук будет зачат в любви и страсти, а не в пробирке.
Вспыхнула лампочка! Это – засада, а остальные – здесь, чтобы удерживать меня под контролем.
Я почувствовал, как на моем лице вспыхнул гнев, и закричал:
– Ханна, объясни все СЕЙЧАС же!
Она метнулась взглядом ко мне, и я увидел в ее глазах страх. Разговор пошел не так, как она планировала, и теперь правда раскрылась, а она потеряла контроль над разговором.
Она сказала:
– ЭКО – не лучший вариант, два месяца назад я перестала принимать таблетки, месячные пришли три недели назад и придут еще через неделю. Врачи говорят, что примерно через две-три недели я стану фертильной. Во время моей фертильности Барклай переедет ко мне на неделю, и в конце недели я уже должна забеременеть. А после Сьюзен и Барклай смогут усыновить ребенка, который будет биологически родным для них обоих.
К этому времени я стоял прямо перед Ханной и почувствовала на своем плече руку Алекса. Я попытался отстраниться, но он держал меня за плечо очень крепко. Я услышал его слова:
– Держись, Марк. Пожалуйста, не делай глупостей.
Я встал прямо и, ни к кому не обращаясь, сказал:
– Не делать глупостей? После этого дерьма глупым не будет ничто.
Теперь я повернулся ко всем и сказал:
– Вон из моего дома!
Стефани пыталась настоять на своем.
– Нет, мы должны договориться и решить, останешься ли ты в доме, когда это случится.
Джон уже встал и пытался поднять с места жену, когда я сказал:
– Джон, никогда раньше я не бил женщин, но если через десять секунд эта тупая сука не уберется из этого дома, бог свидетель, я ее ударю.
В этот момент Стефани посмотрела мне в глаза и впервые осознала истинность моих слов. Она вскочила и спросила:
– Ханна, тебе не нужно, чтобы Алекс остался для защиты?
Я рассмеялся.
– Если думаешь, что я причиню физический вред своей жене, то не знаешь меня. Если же думаешь, что этот бред закончится для нашего брака хорошо, то и в самом деле совсем меня не знаешь.
Ханна ахнула, а потом сказала:
– Мама, пожалуйста, уходи. Все остальные уходите. Нам с Марком нужно многое обсудить.
Когда все вышли из дома, я ушел в свой кабинет, заперев дверь. Первым делом сгрузил только что состоявшийся разговор, затем перезагрузил диктофон. Когда делал это, Ханна закричала:
– Марк, я никогда не видела, чтобы ты вел себя настолько грубо с кем-либо; ты должен выйти сюда и обсудить все как взрослый человек.
Боже правый, она вываливает на меня всю эту чушь и злится на то, что я злюсь! – подумал я про себя. Я засмеялся, но промолчал.
На работе у меня есть система записи всех телефонных звонков, СМС и сообщений Whаtsарр. Они фиксируются как часть нашей системы сRM (управления взаимоотношениями с заказчиками) и не раз спасали нас, когда мы выставляли счета за дополнительную работу. Телефон Ханны являлся служебным, поэтому все ее сообщения фиксировались, хотя и сохранялись в папке «хлам».
Я быстро получил доступ к ее записям и загрузил все голосовые вызовы и сообщения между ее мамой, Сьюзен, и Барклаем.
На самом деле все оказалось просто: они создали группу Whаtsарр под названием «BаBY». В нее входили Ханна, Сьюзен, Барклай и Стефани.
Не торопясь, я просмотрела сообщения в группе. Обсуждение началось три месяца назад, сразу после того дня, когда было упомянуто суррогатное материнство. Началось все с того, что Ханна предложила пожертвовать яйцеклетки для суррогатной матери, а затем переросло в то, что она сама станет суррогатной матерью. Ключевую роль в том, как будет происходить зачатие, играла Стефани, а Барклай с готовностью вносил свои предложения. Стефани только и говорила о том, что ребенок должен быть «зачат в страсти». У нее было какое-то иррациональное мнение, что ребенок, зачатый в пробирке, не будет обладать достаточной эмоциональной зрелостью.
Мне потребовалось около часа, чтобы собраться с мыслями. А также я воспользовался этой возможностью, чтобы связаться со своим адвокатом и попросить у него направление к адвокату по разводам.
Выйдя из офиса, я застал Ханну сидящей в уголке и попивающей бокал вина. Первая вспышка гнева прошла, но на ее лице все еще была написана ярость. Я посмотрел на нее.
– Неужели ты думала, что я проглочу эту внезапную чушь?
Ее гнев снова вспыхнул, когда она ответила:
– Что значит «чушь»? Мы договорились о том, как помочь моей сестре выйти из депрессии, а ты ведешь себя как избалованный ребенок, буквально вышвыривая мою семью из моего же дома!
Я только рассмеялся.
– Ты хочешь совершить прелюбодеяние под видом, якобы, обеспечения сестре ребенка, и злишься на меня за то, что я тебе отказал. Ханна, иди и подумай над тем, что ты предлагаешь, и помни, что это также и мой дом, и любой, кто проявит неуважение ко мне в нем, испытает на себе весь мой гнев. Я хочу, чтобы ты ясно поняла – этого не будет. Если станешь продолжать в том же духе, это приведет к нашему разводу. Тебе нужно, чтобы я нарисовал развернутую картину, чтобы ты поняла? Итак, где дети? Я надеюсь, что ты, по крайней мере, проявила здравый смысл и не впутала их в эту кашу?
Слово «развод» выбило ветер из ее парусов, но она оправилась и сказала:
– Если ты со мной разведешься, я оставлю тебя без штанов, выплачивающим алименты на детей и супругу. А также получу половину бизнеса, который продам любому, кто его купит.
Я снова начал смеяться – она и впрямь заметно туповата – и ответил:
– Надеюсь, ты не наслушалась советов Барклая. Мало того что эти советы плохие, так еще и его этот совет приведет к тому, что я отберу у него лицензию, как у бенефициара твоих действий. Но позволь мне объяснить, что не только этот дом, но и земля, на которой он стоит, досталась мне до того, как мы поженились. Это – не супружеская собственность. Мы оба подписали супружеский контракт: ты не имеешь никаких претензий на мой бизнес, а я не имею никаких претензий на бизнес, который совместно ведете вы с твоим отцом.
– Если планируешь забеременеть, особенно от другого мужчины, нежели твой муж, твоя история болезни покажет, что ты не сможешь ухаживать за детьми. Не забывай, что во время обеих беременностей ты была госпитализирована с проблемами кровяного давления. Так что, я согласен на опекунство.
– Ханна, если хочешь грязной драки, я тебе ее устрою. Ты не станешь беременеть от Барклая, если планируешь оставаться замужем за мной. И на ЭКО я не соглашусь, потому что больше не доверяю тебе. Ты поставила дело так, что, либо выигрываешь, либо проигрываешь, а выигрыш – это наш брак. А теперь, где дети? Я хочу их видеть.
Она поняла, что я прекратил дискуссию и ей придется отступить. Она сказала:
– Они у Паттерсонов в доме номер тридцать, я сейчас иду за ними. Приготовь, пожалуйста, ужин, я оставила в холодильнике пару пицц.
Я разогрел пиццу, потом поиграл с мальчиками в саду, пока не пришло время ложиться спать. Я знал, что мне нужно поговорить с Ханной, но просто не мог вынести этого разговора.
Оба мальчика легли спать в девять тридцать вечера, так как я измотал и их, и себя, играя в футбол в саду. Наконец, я дошел до того, что не мог больше сдерживаться, пошел к холодильнику за пивом и прошел в уголок, где на единственном стуле сидела Ханна. Сел напротив нее в трехместный диван, сделал долгий глоток пива и сказал:
– Неужели ты поверила, что я соглашусь на то, чтобы ты мне изменила и родила ребенка для Сьюзен? Мало того, ты ожидала, что я освобожу свою собственную постель. Не думаю, что ты понимаешь, какое неуважение и унижение собирался обрушить на меня.
Я заметил грустное выражение лица Ханны, когда она сказала:
– Я должна что-то сделать для Сьюзен, моя сестра в полной депрессии. Моя мать терпеть не может ЭКО, и Барклай говорит, что они все равно не могут себе его позволить. Если ты не разрешишь, то боюсь, что Сьюзен причинит себе вред, а я никогда не прощу себе, если она это сделает.
Вот так, это – большой спектакль, по сути – шантаж.
Я налил себе еще и ответил:
– Наставляя мне рога, ты делаешь из меня куколда, так что, вам с Барклаем никак не удаствся устроить трах, чтобы забеременеть. Если они не могут позволить себе ЭКО, мы подарим им деньги, или сможем пойти пятьдесят на пятьдесят с твоими родителями. Если твоей маме это не нравится, то это – ее проблемы.
– Для полной ясности я уже попросил у юриста компании направление к адвокату по разводам. Я серьезно: сделаешь это, и мы расстанемся. И не надо сваливать на меня расходы, я не останусь женат на изменщице, а если сделаешь это, ты ей и станешь.
Она с плачем выбежала из комнаты, и я услышал, как захлопнулась дверь спальни. Не знаю, заперла ли она ее, но решил, что в эту ночь не буду спать с ней рядом. Мысль о том, что она может попытаться убедить меня с помощью секса, была отвратительна, и я хотел, чтобы она знала, каково ей будет без меня.
Я пошел в кабинет, снова запер дверь и опять просмотрел журнал ее сообщений.
Оказалось, что они обмениваются СМС в группе. Сьюзен явно расстроена, говорит, что это – ее единственная надежда, и она не знает, что будет делать, если у нее не будет в руках ребенка. Ханна начала с того, что сказала, что будет работать надо мной, а ее мама просто заявила:
Сделай это и попроси прощения. Он знает, что ты намного выше него.
Барклай ответил:
Он не может себе позволить развода, – но Ханна сказала, что у нас есть брачный контракт, и что бизнес не входит в состав имущества супругов. Единственным ответом Барклая было:
О!
Некоторое время в группе была тишина, но потом выскочила Ханна с сообщением:
Он ищет себе адвоката по разводам!
Я проверил свою электронную почту, и на мое письмо ответил Тони, юрист компании:
О боже, я думал, что вы оба обречены на совместную жизнь. Я бы посоветовал Лиама Стронга. Он пришлет тебе по электронной почте список своих требований.
Конечно, пришло и письмо от Лиама Стронга. Я открыл его и прочитал. Основная его часть содержала краткое представление о нем и его практике, а затем просьбу предоставить информацию.
Решив, что сейчас самое подходящее время, я открыл новый документ в Wоrd и изложил в нем все, что мне стало известно за последние три месяца. Я также скопировал сообщения из группы Whаtsарр и отправил ему копию документа, который много лет назад подписала Ханна, давая компании разрешение на сбор, хранение и использование ее сообщений.
Затем закрыл компьютер, раздвинул диван-кровать и лег спать.
***
Проснулся от того, что кто-то пытался открыть дверь в кабинет. Затем услышал стук и полукрик Ханны:
– Марк, что ты делаешь, почему не пришел в постель?
Я встал и посмотрел на часы: было три тридцать утра. Отперев и открыв дверь, я обнаружил, что в прихожей стоит Ханна в своем халате. Тот был наполовину распахнут, и было видно, что под ним ничего нет.
Я молча посмотрел на нее.
– В чем проблема?
Она ответила:
– Я ждала тебя в постели. Подумала, что мы могли хотя бы обняться и использовать возможность спокойно поговорить и выяснить, как мне заверить тебя, что твоя ревность беспочвенна.
Очевидно, в группе были и еще сообщения. Я не хотел раскрывать, что у меня есть доступ, поэтому оставил все как есть.
Вместо этого я ответил:
– Ханна, за годы нашего брака ты использовала секс, чтобы добиться своего по таким незначительным вопросам как цвет новой машины или стоит ли нам заводить собаку. Это же – не мелкий, несущественный вопрос. Ты планируешь измену, и жалостливый трах и псевдонаучные рассуждения о моем мужском самолюбии и ревности не помогут с этим разобраться. У меня нет никакого желания спать в постели с той, кто думает, как бы мне изменить, и надеюсь, что это дает тебе представление о том, какой будет наша жизнь, если ты пойдешь на это.
– Спокойной ночи, Ханна. Ложись спать и воспользуйся этой возможностью, чтобы подумать о том, какой ущерб наносишь нашему браку, как ты пренебрегаешь моими чувствами и самоуважением. Ревность – не проблема, проблема в моей способности смотреть на себя в зеркало.
Я закрыл и запер дверь. Выключил свет, но остался стоять сбоку от двери, прислушиваясь. Из-под двери пробивался свет, и я знал, что Ханна все еще там. Мне показалось, что я услышал вздох, а затем свет погас.
***
На следующий день была суббота. Обычно в субботу я уходил попозже, но сегодня ушел рано. Я остановился у тележки, чтобы купить рогалик на завтрак, затем отправился в офис, поставил кофе и сел за стол, чтобы разработать план действий.
Я предполагал, что Ханна сменит курс. Прошлая ночь была ее обычной тактикой «трахни его, чтобы он подчинился», которую она применяла, когда хотела получить нечто, что считала важным. Мальчики хотят собаку, и она скакала на мне ковбойкой каждую ночь в течение недели. Конечно, я уступал, но было забавно держаться. Мне было интересно, понимает ли она, что это – не просто просьба о собаке.
Она могла пойти по одному из двух путей. Либо становилась очень милой, показывая мне, насколько хорошей женой и матерью она была и остается, надеясь, что я не замечу ее неверности. Либо становилась «адской сукой», пытаясь показать, что если я ей не уступлю, то она превратит мою жизнь в сплошное страдание. Я предполагал, что сегодня будет первое, и после я приму противоположный подход.
Я просидел в офисе до четырех тридцати, уже после того как все ушли. Просто не мог заставить себя идти домой. Я понял, что наш брак похож на зеркало, а Ханна бросила в него очень большой кирпич. Зеркало треснуло, и теперь всегда будет треснутым. Я начал думать, что наш брак обречен, что бы Ханна ни делала дальше.
Домой я притащился к пяти часам. Конечно, Ханна была на кухне, сарафан, облегающий ее фигуру, макияж был безупречен, а улыбка как у Елены Троянской, так что за нее можно было послать тысячу кораблей. В обычной ситуации я бы практически набросился на нее на кухне, но в этот раз даже не обратил внимания. Я прошел в свободную комнату, чтобы переодеться.
Минут через двадцать она крикнула вверх по лестнице:
– Марк, ужин готов.
Я должен был показать мальчикам хорошее шоу, но хотел убедиться, что Ханна поняла, что этот ее образ «любящей жены» не изменит моего решения. Когда пошел садиться, для меня и Ханны был поставлен бокал красного вина. Затем она подошла к столу, неся тарелку со стейком «Ти-бон», большой порцией картошки по-английски и грибами – мой любимый субботний ужин. Ничего удивительного.
Я практически не обращал внимания на Ханну, разговаривая с мальчиками обо всем, о чем она не могла беседовать. Она попыталась сменить тему разговора, но я ей не позволил. Мальчики этого не заметили, но она заметила.
После еды она сказала:
– Марк, помоги мне вымыть посуду, а мальчики пойдут немного поиграют.
Я встал и начал убирать со стола, но Ханна осталась сидеть. Услышав, что мальчики играют в приставку, она сказала:
– Марк, сядь и поговори со мной. В чем дело?
Я вернулся к столу и сел. Затем сказал:
– Ты в самом деле можешь спрашивать об этом с невозмутимым лицом? Если не знаешь, в чем дело, значит, у этого брака еще большие проблемы, чем я думал. Давай я тебе объясню: ты планируешь изменять мне с явным намерением залететь от кого-то другого. Ты также понимаешь, что я на это не куплюсь, и поэтому устраиваешь для меня спектакль «любящей жены», пытаясь притвориться, что если я позволю тебе это, то ты будешь лучшей женой и матерью, о которой только может мечтать мужчина. Но это не поможет, Ханна. Если ты это сделаешь, ты больше никогда не будешь хорошей женой, ты будешь для меня только шлюхой, которая изменяет. Для ясности, я уже связался с адвокатом по разводам и расторгну наш брак, если ты это сделаешь.
Выражение ее лица превратилось из улыбающейся, любящей жены в стерву. Ее голос был полушепотом, но в нем так и сквозил гнев. Она зашипела:
– Позволь мне прояснить ситуацию – я решила сделать это ради сестры. Если ты не можешь с этим смириться, то разведись со мной.
Это прозвучало как угроза. Думаю, она решила, что я блефую. Я глубоко вздохнул и сказал:
– Сегодня я сидел в офисе и думал о том, что такое хороший брак. Брак – это как зеркало, и сейчас ты бросаешь в наше зеркало камни. Проблема в том, что наше зеркало разбито, и как бы мы ни старались собрать его обратно, оно всегда будет в трещинах. У меня ужасное предчувствие, что наш брак сейчас имеет трещину и, в конце концов, как разбитое зеркало, он разрушится.
– Я не шучу. Это не то, с чем я могу мириться. Ты выбираешь их, а не меня и мальчиков. У тебя есть очень короткий срок, чтобы показать, что самое важное в твоей жизни – мы. Если ты этого не сделаешь, то... Ну, для нас с тобой ничего не останется.
Я встал из-за стола и пошел в комнату мальчиков. Мы всю ночь играли в «саll оf Duty». У меня было четкое ощущение, что наша семья распадается, и мне было очень грустно.
***
Следующие несколько недель прошли в том же режиме. Ханна изо всех сил старалась быть идеальной женой. Каждый раз, когда она пыталась заговорить о «ребенке», я говорил ей одно и то же, что это – повод для разрыва отношений. Она перестала быть такой ядовитой, но перешла на «доверься мне, Марк».
Однажды вечером к нам пришла поужинать Сьюзен. После того как мы закончили, Ханна пригласила меня присоединиться к ним в уголок. Разговор начала Сьюзен.
– Марк, моя жизнь не будет полной без ребенка. Он мне очень нужен, и то, что готова сделать Ханна, – это самый большой подарок, который только может быть мне сделан. Неужели ты не можешь открыть мне свое сердце?
Я посмотрел на Ханну, чтобы убедиться, что она поняла, что я вижу эту засаду за милю, а затем сказал:
– Сьюзен, добиться этого есть несколько способов. Превращение Ханны в твою личную шлюху не входит в их число. – Теперь я смотрел прямо на Сьюзен, но услышал резкий вздох Ханны и продолжил:
– Возможно, жизнь обошлась с тобой несправедливо, но я абсолютно серьезен; если ты продолжишь идти по этому пути, нашему с Ханной браку конец. Готова ли ты пожертвовать этим по своей личной причине? Есть и другие вопросы, о которых никто даже не заикнулся. Что будет, если Барклай не сможет закончить дело с первого раза? Станет ли это ежемесячным, пока она не забеременеет. У нас вот ушло девять месяцев на попытки забеременеть с Джеймсом и пять месяцев с Мартином.
Краем глаза я заметил, что Ханна смотрит в сторону. Очевидно, она надеялась, что об этом я не подумал. Тогда я спросил:
– И будет ли достаточно одного ребенка? Или ты решишь, что «единственный ребенок» – это «одинокий ребенок», и заявишь, что тебе нужен еще один, чтобы дополнить вашу идеальную семью.
Лицо Сьюзен покраснело, а Ханна начала ковыряться в ногтях.
Я огляделся вокруг и сказал Ханне:
– Итак, вы обдумывали и это, и не собираетесь делать это одноразовым событием. Боже, какие же вы коварные сучки. Не сомневаюсь, что вы подражаете своей матери.
Я встал, и вместе со мной встали Сьюзен и Ханна. Сьюзен плакала, но с Ханны снова слетела маска, и она была в гневе, говоря:
– Марк, я никогда не думала, что ты окажешься таким несговорчивым ублюдком. Мы предоставили тебе все возможности для разумного решения этого вопроса, но ты отказываешься. Я еду к Сьюзен и Барклаю в пятницу вечером и пробуду там неделю. Разберись с этим.
Я просто сказал:
– Что ж, не трудись возвращаться сюда. В пятницу тебя обслужат у них дома, а твои вещи будут в гараже.
***
За последние три недели я встречался с Лиамом Стронгом шесть раз. Бизнес и трастовый фонд надежно защищены брачным контрактом. Земля и дом принадлежали мне до брака, так что, мне оставалось лишь разделить с Ханной наши инвестиции и сбережения. Это означает, что я отдам ей около 1, 5 млн. долларов, а инвестиционный счет я уже разделил на две части.
Наш штат – штат «без вины», но в нем есть законы о неразумном поведении. Сообщений в Whаtsарр и записи встречи хватало для того, чтобы сказать, что Ханна предъявляла необоснованные требования. Кроме того, тот факт, что она была госпитализирована во время беременности, означал, что я, скорее всего, получу право опеки над мальчиками.
Выйдя из кухни, чтобы отправиться в свою комнату, я отправила Лиаму СМС:
Она идет напролом. Они начинают в эту пятницу.
Лиам позвонил мне и после быстрого «Хэллоу» спросил:
– Ты знаешь, каков их план?
– Судя по тому, что мне только что сказали, в пятницу после работы она поедет к ним домой и планирует остаться там на выходные и всю следующую неделю.
– Хорошо, – ответил он. – Мы должны обслужить ее в пятницу, когда она уйдет с работы. Это даст ей время передумать, и будет хорошо выглядеть для судьи. Там захотят убедиться, что она хорошо знает твое мнение о том, что она делает, и что у нее было достаточно возможностей отступить. Ничто не скажет ей о вашем мнении лучше, чем заявление о разводе.
***
До вечера четверга дом был похож на ледяную коробку. Когда мальчики легли спать, она попыталась ко мне прижаться, но я не обнял ее, даже когда она попыталась поднять мою руку и положить на себя.
В конце концов, она сказала:
– Марк, это – всего лишь одна неделя нашей жизни, как это может что-либо изменить?
Я отстранился от нее и встал.
Затем сказал:
– Ханна, это изменит все. Ты уходишь от меня к другому мужчине. Когда вернешься, будешь не верной женой, а чужим спермоприемником. Я никогда не смогу к тебе прикоснуться, не думая об этом. Если ты и впрямь думаешь, что это – всего лишь неделя из нашей жизни, то значит действительно игнорировала меня на каждом этапе планирования. Если завтра ты пойдешь к ним домой, нам конец.
Ханна выглядела грустной, но делала все, чтобы сохранить со мной зрительный контакт. И я постарался держать зрительный контакт с ней.
Она сказала:
– Марк, я не бросаю тебя ради кого-либо. Все что я сделаю, это выношу ребенка для своей сестры.
Я глубоко вздохнул.
– Ты и впрямь не понимаешь, да? Ты меня бросаешь. Ты ставишь их желания и интересы выше моих и мальчиков. Бросаешь нас на неделю, и тебе плевать, что мы будем делать, что я скажу мальчикам или, что еще хуже, что будет, когда их друзья узнают, что ты сделала. А если ты не забеременеешь в этом месяце, то станешь делать это каждый месяц, пока не забеременеешь. Не качай головой, люди узнают, потому что люди всегда узнают. Это – твой последний шанс избежать надвигающейся автокатастрофы, но боюсь, что ты закрыла глаза на нужды этой семьи, чтобы поставить на первое место нужды своей сестры и желания своей матери.
– Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю, и если решишь продолжать, то, по крайней мере, осознаешь, что то, что будет дальше, неизбежно находится в зависимости от твоих действий.
Ханна сидела с открытым ртом, когда я выходил из комнаты. Поднимаясь по лестнице, я услышал, как она бежит за мной. Я зашел в свою комнату и запер дверь.
Через несколько секунд после того как я запер дверь, я услышал, как она постучалась и сказала:
– Что ты имеешь в виду, говоря «то, что будет дальше, неизбежно»? Что ты планируешь?
Я открыл дверь.
– Я уже изложил тебе это. Тебе нужно хорошенько подумать и определиться с приоритетами. – Затем я снова закрыл дверь. В десять часов вечера я уже лежал в постели и спал крепче, чем когда-либо с тех пор, как началась вся эта кутерьма. Я сделал все что мог, дальнейшие действия зависят от нее.
***
На следующее утро я решил не уходить на работу рано. Когда готовил завтрак для мальчиков, на кухню вошла Ханна с дорожной сумкой. Она с некоторым беспокойством на лице посмотрела на меня, затем повернулась и поставила сумку в прачечную, где я не мог ее видеть.
Я вернулся к приготовлению завтрака для мальчиков и сказал:
– Вижу, что ты сделала свой выбор. – Я услышал, как она подошла к шкафу, чтобы взять что-то для себя.
– Я думала, тебя уже не будет.
Я стоял к ней спиной.
– Подумал, что мы должны в последний раз поесть вместе, пусть даже так.
Она перестала двигаться, но я знал, что она уловила мою мысль, когда она сказала:
– Что ты имеешь в виду под «поесть последний раз»? Это – пара загадочных слов, которые ты мне недавно сказал.
– В них нет ничего загадочного, Ханна, – сказал я. – Я ясно дал понять, что случится, если ты продолжишь идти по этому пути. Ты же просто решила проигнорировать мои исключительно четкие предупреждения. Так что, пожалуйста, прекрати пытаться оскорбить мой интеллект.
Она повернулась ко мне, а я повернулся к ней. Впервые, с тех пор как началась эта неразбериха, она поняла, что я говорю серьезно. На ее лице была написана озабоченность, когда она сказала:
– Сейчас я не могу отказаться, боюсь за психическое здоровье Сьюзен, если сделаю это.
Я пожал плечами.
– Наша семья уже давно является второй по значимости, – затем крикнул:
– Мальчики, завтрак готов!
Я взял ключи и сказал:
– Увидимся, – и прошел мимо нее к двери.
Она схватила меня за руку.
– Даже не поцеловал на прощание?
На что я ответил:
– Нет, спасибо, не хочу ничего отнимать у Барклая.
Я выдернул свою руку из ее, прежде чем она успела пошевелиться, и пошел к двери. Когда дверь закрылась, я услышал, как она плачет:
– Марк, пожалуйста. Мне нужно, чтобы ты был рядом со мной, когда буду делать это.
***
В течение всего дня мне неоднократно звонили Ханна и Сьюзен. Позвонила даже Стефани, но я не ответил ни на один из этих звонков. В четыре часа мне позвонила секретарша и сказала, что на линии Джон. Я сказал:
– Соедини, – и стал ждать.
– Здравствуй, Марк. Я знаю, что это – дерьмовое шоу, но оно превратилось в битву волеизъявлений. Ханна думала, что ты согласишься, но ты на каждом шагу с этим боролся. Теперь она думает, что если отступит, то будет чувствовать себя проигравшей. Что можно сделать, чтобы исправить это?
Я сделал очень глубокий вдох.
– Прости, Джон, но чтобы исправить это, мы ничего не можем сделать. Если позволю этому случиться, я потеряю самоуважение, никогда не смогу смотреть на себя в зеркало и никогда не смогу снова прикоснуться к Ханне. Ханна сама создала эту ситуацию. Если бы она хоть немного подумала, то поняла бы, что я не допущу такого никогда в своей жизни. Скажу честно, я думаю, что наш брак разрушен безвозвратно, и твоя оценка ее нежелания отступать лишь подтверждает это. Мне жаль, Джон, но либо она вернется домой сегодня вечером, либо между нами все кончено.
После чего он сказал:
– Ханна говорит, будто ты заявил, что разведешься с ней, это так?
– Да, Джон, – сказал я, – если она будет продолжать в том же духе, я с ней разведусь. Документы уже подготовлены, и если она пойдет на это, то будет обслужена. Это штат без вины, так что, если подам документы, я не отступлю, и она не сможет этому помешать.
Джон глубоко вздохнул и спросил:
– Ты будешь исполнять брачный контракт?
– Я рад, что ты вспомнил об этом, потому что Ханна забыла. Да, буду, поскольку хочу защитить свой бизнес, а дом был моим до брака. Я буду к ней справедлив, но не чрезмерно щедр, – сказал я.
Несколько секунд стояла тишина, пока Джон не сказал:
– Наверное, на твоем месте я бы поступил так же. Я предупреждал Стефани, чтобы она не шла по этому пути, но она сказала, что в отношениях с Ханной ты прыгнул выше головы, и позволишь ей это сделать, лишь бы не потерять свой социальный статус. Я знаю тебя гораздо лучше, и мне следовало настоять на своем.
Мы завершили разговор, поблагодарив друг друга. Подозреваю, что следующий разговор с Джоном или остальными членами семьи будет уже не таким дружелюбным.
Я решил вернуться домой пораньше. Мальчики побудут у миссис Нил, нашей соседки, а мне нужно войти в новый ритм жизни, ведь их жизнь должна перевернуться с ног на голову, когда зазвонил телефон.
Это снова был Джон.
Он просто сказал:
– Черт возьми, Марк, сегодня ей было подано заявление о разводе!
– Да, Джон. Я говорил тебе, что буду делать. Теперь она знает, насколько я серьезен. Теперь ей пора принять решение. Я и мальчики или Сьюзен и Барклай.
Несколько секунд в трубке стояла тишина, затем Джон сказал:
– Она в шоке. Стефани готова разорвать тебя на куски, а Сьюзен впала в такую глубокую депрессию, что мы даже не можем до нее дозвониться. Ты действительно вывернул эту семью наизнанку.
Я ответил:
– Прости, Джон, но теперь ты знаешь, что чувствовал я последние три недели. Это – не моя вина, но у меня нет выбора. Скажи Ханне, что ответ мне дадут ее действия. Если вернется домой, мы сможем поговорить, а если нет, то я пойму, что я – только на втором месте.
С этими словами я повесил трубку. Мне не требовался ответ Джона. Я поехал домой, забрал мальчиков и заказал на ужин пиццу. Если Ханна вернется домой, это будет зона боевых действий.
Мы уже поели, и я включил посудомоечную машину, когда услышала шум подъезжающей машины. Я выглянул и увидел, что из машины выходят Джон, Стефани и Ханна.
Я сказал мальчикам, чтобы те шли в свои комнаты и поиграли на компьютерах, а сам пошел в комнату. Теперь я ненавидел эту комнату, ведь за последнее время в ней случилось столько всего плохого.
Первой в дверь ворвалась Стефани, за ней по пятам шел Джон. На ее лице была видна ярость, но Джон схватил ее.
– Стефани, мы здесь ради помощи, а не усугубления ситуации. Ты должна дать Марку и Ханне поговорить.
Стефани крутанулась на каблуках.
– Как все может быть еще хуже. Этот простой человечек мешает нашей дочери подарить нам внуков. Я с этим не смирюсь.
Я видел выражение лица Джона и подозревал, что Стефани, даже в полном гневе, поймала тот же взгляд, и у нее хватило ума промолчать.
Ханна шла позади, как на виселицу. В руке она держала коричневый конверт. Она плакала, это было очевидно.
Она села на трехместный диван, глядя на меня, сидящего в единственном кресле. Джон усадил Стефани за кухонный стол, а затем поставил кофе.
Ханна посмотрела на меня своими красными глазами.
– Это твое последнее слово по этому вопросу?
Я коротко ответил:
– Да.
Ханна предложила:
– Неужели нет возможности для переговоров?
И снова я ответил одним словом:
– Нет.
– Я поговорила с сестрой и мамой, а что насчет ЭКО? – спросила Ханна.
Мне было так противно от того, как со мной обращались, что я даже почувствовал тошноту от ее вопроса, поэтому не собиралась испытывать особого сострадания ни к кому из них.
– Ханна, я уже сказал это три недели назад, но ты просто захотела все сделать по-своему. Не думаю, что могу доверять тебе, что ты не ускользнешь и не изменишь мне за моей спиной. Так что, это слишком мало и слишком поздно. Ты можешь пожертвовать яйцеклетки и нанять суррогатную мать. Я даже заплачу за это. Но ты настолько неуважительно обошлась со мной, что я не соглашусь, чтобы ты вынашивала ребенка.
Я видел, как Стефани снова начала закипать, но Джон положил руку ей на плечо.
– Стефани, ты не должна в это вмешиваться. Мы сами виноваты; Ханна и Марк должны сами во всем разобраться.
Ханна тихо плакала. Я не хотел быть в этой ситуации плохим парнем, но было ясно, что все собираются выставить меня таковым.
Ханна подняла голову.
– Я не хочу разводиться, ты мне нужен. Как нам все исправить?
Я глубоко вздохнул.
– Если честно, под этим мостом утекло уже столько воды, что я и не знаю, сможем ли мы. Но давай попробуем. Первое, что нужно сделать, это положить конец всему этому предложению. Твое решение исключить меня из обсуждения и последующее предложение неприемлемо. Если хочешь продолжить выступать в роли суррогатной матери Сьюзен, я продолжу развод.
– Далее нам необходимо перестроить наш брак. Я предоставил тебе возможность быть самой собой, но ты, похоже, восприняла это как то, что я соглашусь с любым твоим поступком. Жена, уважающая своего мужа как равного, никогда бы не предложила того, что предлагаешь ты. Жена, понимающая, как много вкладывает муж в свои брачные обеты, никогда бы даже не подумала, что это приемлемо. Значит, надо подумать, как починить разбитое зеркало.
Употребление фразы «разбитое зеркало» заставило ее подпрыгнуть.
– Ты говорил это раньше. Сказал, что разбитое зеркало можно починить, но в нем всегда будет видна трещина. Неужели и наш брак будет таким?
Я посмотрел ей в глаза и сказал:
– Боюсь, что да.
К этому моменту Стефани была вне себя от возмущения. Она заявила:
– А как же бедная Сьюзен? Ты лишаешь ее единственной надежды на ребенка.
Не сводя глаз с Ханны, я сказал:
– Ханна, ты можешь собрать свои яйцеклетки. В клинике их оплодотворят спермой Барклая в пробирке и имплантируют суррогатной матери. Такая услуга у них есть. Но, Ханна, как только у тебя возьмут яйцеклетки, я ожидаю, что тебе перевяжут трубы.
Несколько лет назад мы решили, что у нас больше не будет детей, но Ханна сказала, что не хочет стерилизоваться. Говорила, что месячные помогают ей чувствовать себя особенной. Она принимала таблетки, чтобы исключить возможность несчастных случаев. Когда я упомянул о перевязывании труб, она побледнела.
– Пожалуйста, не заставляй меня делать это.
Я лишь покачал головой.
– Ты действительно не понимаешь, в чем дело. Ты была готова играть в игры со своим телом. Единственный способ, которым я могу гарантировать, что ты не сделаешь этого еще раз, – это исключить твое тело из уравнения. Это значит сделать так, чтобы ты не могла забеременеть «старым добрым способом». Прости, Ханна, но, когда играешь с огнем, можно обжечься.
Не знаю, была ли Ханна опустошена или в ярости.
Она плакала, когда снова заговорила Стефани:
– Ты на самом деле бессердечен.
Я повернулся и сказал:
– Я учился у лучших, Стефани!
Ханна согласилась на стерилизацию, если я прекращу развод. Мы сошлись на том, что я приостановлю развод и прекращу его в тот день, когда она ляжет в больницу на стерилизацию.
***
Месяц спустя мы сидели в клинике ЭКО. Клиника помогла Саре и Барклаю найти суррогатную мать, а мы с Джоном заплатили ей по десять тысяч долларов. Процедура забора яйцеклеток была простой, но оставила у Ханны легкую боль. Через неделю Ханна легла в больницу, чтобы ее стерилизовали, а я пошел к судье, чтобы отозвать заявление о разводе, которое тот без вопросов удовлетворил.
Жизнь продолжилась вроде бы нормально, но наша некогда очень активная сексуальная жизнь сошла на нет, и мы регулярно сидели по вечерам в разных креслах за телевизором, и нам нечего было сказать друг другу.
Суррогатной матери подсадили две жизнеспособные яйцеклетки примерно через месяц после забора. К сожалению, на третьем месяце у нее случился выкидыш. Никакие другие яйцеклетки не были жизнеспособными, и Ханна больше не могла их предоставить.
Ханна перестала устраивать семейные мероприятия в нашем доме, а я с радостью избегал мероприятий в других местах.
Не нужно быть гением, чтобы понять, что на самом деле мы – два человека, воспитывающие детей, у которых есть бумажка о том, что мы женаты, но никаких реальных отношений нет. Все что я предсказывал, сбылось. Ханна предложила безнадежную ситуацию, и такой исход был неизбежен – проигравшая – Ханна, не могла терпеть победителя – меня.
Так продолжалось десять лет. Мы делали все ради детей – спорт, мероприятия, родительский комитет; что ни назови, я был там, и рядом со мной всегда была Ханна. Все родители завидовали нам, но дома у нас была другая жизнь. Конечно, мы делили постель, но близости не было. Мы трахались, и со временем частота этого секса увеличилась, дойдя даже до двух-трех раз в неделю, но в нем не было любви. Оба следили за тем, чтобы другой кончил, но спали всегда спиной друг к другу.
Мартин в шестнадцать лет начал свой бизнес, создавая приложения, которые продавал в различных магазинах приложений. Дела у него шли неплохо, когда однажды в город ворвалась крупная компания из Сан-Хосе и предложила ему семизначную сумму за покупку его бизнеса, а также работу на своем предприятии с шестизначной зарплатой в год. Ему было двадцать лет, и он вцепился в это предложение. Мы с ним поехали в Сан-Хосе, чтобы посмотреть местоположение, и он снял дом в закрытом поселке, расположенном недалеко от автомагистрали.
Джеймсу было двадцать два года, и он только что женился на своей подружке из колледжа. Оба были бухгалтерами и работали на Джона. Снимали небольшое жилье, но цены на недвижимость в нашем городе резко выросли, и пока они не могли позволить себе покупку. Я организовал трастовый фонд, чтобы купить им дом.
Мы с Ханной стали «пустыми гнездами», и было ясно, что никому из нас не хочется ничего говорить друг другу.
Через две недели после свадьбы Джеймса Ханна попросила меня прийти домой пораньше. Я приехал и увидел, что она сидит на кухне с чемоданом в руках.
Она плакала, но потом начала:
– Марк, я думаю, мы оба знали, что это случится. С того самого дня, в этой комнате десять лет назад, мы перестали быть мужем и женой. Мы были кораблями, проплывающими в ночи, с некоторыми преимуществами. Думаю, пришло время признать, что наш брак разрушен, и, как с зеркалом, сколько бы мы ни старались этого избежать, трещины слишком велики, чтобы их игнорировать. Я подала на развод, причем точно на тех же условиях, что и ты. Полагаю, я не нужна тебе для того, чтобы все надлежащим образом было оформлено. Данные моего адвоката указаны в конверте. Может быть, мы сделаем все как можно проще и дружелюбнее?
Я был вынужден с ней согласиться. Когда десять лет назад подавал документы, я все разделил. У нее был свой чековый счет, свой инвестиционный счет, свой пенсионный счет и свои кредитные карты. У меня было то же самое. Этот развод готовился десять лет, но невозможно остановить автомобильную катастрофу, если она уже началась. А она очень даже началась в этой комнате десять лет назад.
Я кивнул.
– Думаю, что это к лучшему. Я не стану затягивать. Дай мне понять, с кем связаться, и мы сможем закончить все как можно быстрее.
Ханна встала и поцеловала меня в щеку – это была первая нежность, которую мы проявили друг к другу за долгое время.
Она сказала:
– Я собрала вещи на неделю. Собираюсь снять одну из квартир в том же квартале, что и квартира Джеймса. Дам тебе знать, когда буду там, и приглашу кого-нибудь, чтобы они вынесли мои вещи. Ты не против, если я заберу часть мебели?
– Да, только оставь мне пару кресел и кровать.
На это она рассмеялась.
– Сомневаюсь, что большинство из этого поместится в моей новой квартире!
Затем сказала:
– До встречи, Марк, – и вышла из дома в последний раз.
Мне было немного грустно, но главным чувством было облегчение. Мы уже давно не являлись парой, и это привело к завершению отношений.
Я связался с Лиамом, и он согласился опять поработать на меня. Судья хотел, чтобы мы пошли на консультацию, но мы оба сказали, что брак не стоит того, чтобы его сохранять, поэтому он удовлетворил прошение, и развод был оформлен через девяносто дней, причем именно на тех условиях, что предложила Ханна.
Незадолго до развода Джеймс объявил, что у них ожидается пополнение. Проблема заключалась в том, что он почти не приходил ко мне. Поэтому я принял несколько важных решений. Первое – продать свой бизнес. Я едва выставил его на продажу, как пришел один из моих крупнейших конкурентов и предложил тридцать миллионов долларов за то, чтобы забрать его. Я с удовольствием согласился: бизнес не стоил такой суммы ни для кого, кроме них.
После чего я отдал Джеймсу дом и переехал в маленький городок в долине Напа. Городок был настолько маленьким, что в нем не было ни одного автомеханика, поэтому я открыл свой бизнес. На этот раз он был небольшим, в мастерской работал только я, причем в те часы, которые мне были нужны. Что еще лучше, теперь Мартин мог работать большую часть своего времени удаленно, поэтому переехал жить ко мне в новый дом, работая в офисе, который мы оборудовали в подвале.
Я ездил туда и обратно в наш родной город. Джеймс все еще был немного не в себе из-за развода, но хотел, чтобы я принимал участие в жизни малышки Джейн. Мне нравилось приезжать к ней.
Примерно через два года после ее рождения я встретил в доме Ханну. Она встречалась с врачом, который был одним из ее клиентов. Я был рад за нее.
Вскоре после этого я оказался на мероприятии по налаживанию контактов в своем новом городе, куда меня пригласил мой бухгалтер. На мероприятии я познакомился с Руби, тридцати с небольшим летней динамо-машиной, занимавшейся веб-дизайном. На следующий вечер у сетевой группы была вечеринка с напитками, и, когда мы уходили, Руби сказала:
– Надеюсь, ты будешь на вечеринке.
Я посмотрел на нее и понял, что она нахально ухмыляется, говоря это. Я улыбнулся и спросил:
– Хорошо, а там весело?
Не теряя времени, она ответила:
– В этот раз будет, обещаю.
Руби была на двадцать лет моложе меня, но в ту ночь поглотила меня. Мы так и не поженились, но после той ночи я никогда не испытывал недостатка в компании.
После выкидыша Сьюзен была опустошена. Она начала ходить на консультации, затем бросила работу и вернулась в колледж, чтобы стать учителем для детей с особыми потребностями. После окончания колледжа начала работать в местной школе в качестве учителя в классе для детей с особыми образовательными потребностями. В этом классе она нашла любовь, в которой так нуждалась. Ее депрессия прошла, и она начала думать, что отсутствие детей – это лучшее, что с ней случилось.
Барклай превратился в старого козла. Сьюзен застала его за попыткой оплодотворить суррогатную мать «старым добрым способом». И ему это удалось! Он женился на ней, и в итоге у них родилось трое детей. Затем он поймал ее на измене. Во время развода выяснилось, что первый ребенок – его, а у двух младших детей отцы разные. Поскольку в свидетельстве о рождении ребенка был указан он, а биологических отцов найти не удалось, с него стали удерживать алименты. Теперь он живет в довольно неблагополучном районе города, откуда выходило большинство его клиентов. Его бывшая жена, по сути, настроила детей против него, и он их не видит.
У меня такое ощущение, что он жалеет, что у него вообще были дети!