Многоженец

Они встретились в скором поезде «Иваново-Москва». Поезд отходил поздно вечером, а в Москву приходил рано утром. В купе из четырех спальных мест были заняты только два. Лето, жара...

Марина Блинова пришла на вокзал заранее. Она любила все обдумать загодя, обстоятельно, и к своей работе относилась также. Как она, москвичка, оказалась в этом городе невест? Да очень просто! На кафедре, где она, отличница, должна была остаться в аспирантуре, мест почему-то не оказалось. Марина психанула и перераспределилась в Иваново, средоточие текстильной и легкой промышленности, где и осталась работать инженером-технологом на одной из текстильных фабрик. Пунктуальная, внимательная к мелочам, она скоро выбилась из безликого ряда «молодых специалистов» и пошла на повышение.

Марина Кормухина вышла из рабочей семьи, склонной к легкому алкоголизму, поступила по профилю работы в текстильный ВУЗ, но училась с трудом, «на зубах», окончила институт на тройки, да и работала «не бей лежачего». Кормухина везде опаздывала, и в поезд ввалилась, что называется, «на флажке». Она, крякнув, кинула большой чемодан на багажную полку и плюхнулась на свободное место.

— Здорово! В Москву?

— В Москву.

— По делу, или как?

— Или как. В гости.

— Надолго?

— Как получится...

Блинову в малотактичной попутчице раздражало буквально все: от нелепой прически «гнездо аиста» и яркого макияжа на широком носатом лице до короткой красной юбки на толстых ляжках. Сама Блинова придерживалась традиций по всем: от поведения в публичных местах до одежды и белья, предпочитая светлый верх-темный низ и черные трусы и лифчики. Какое белье у шумной гостьи, она не могла и предположить. Возможно, его не было совсем. Полные груди ее так и прыгали при каждом вдохе. Шла бы ты, голубушка, в другое купе, подумала Блинова, но не тут-то было. Едва поезд дернулся и пошел, контролер проверил билеты, молча, кивнул и исчез. Билеты у обеих пассажирок были в порядке. И законопослушная Блинова смирилась, приготовившись выслушивать женские глупости всю дорогу.

— Тебя как звать-то?

— Марина.

— И меня Марина!

Хоть что-то общее, подумала Блинова. На этом общность двух Марин закончилось, потому что «Марина в короткой юбке» вытащила из чемодана четвертинку «Московской».

— Давай, тезка, выпьем, что ли!

Она лихо сорвала алюминиевую «кепку» с бутылки и выразительно взболтнула содержимым.

— Ну?

— Я не буду! – тихо, но твердо ответила Блинкова.

— Не будешь, и не надо! – неожиданно легко согласилась Кормухина. – Мне больше достанется!

Она запрокинула голову и, поднеся горлышко к красным губам, сделала два мощных глотка. Потом сморщилась, надрывно закашлялась, но справилась:

— Видала, как пьют фабричные девчонки? То-то!

Водка ударила ей в голову, она раскраснелась, и ей стало жарко. Кормухина потянулась к окну.

— Я окошко открою. Жарища!

Но окошко не поддалось, и она сожалением уселась на свое место. Правда, ненадолго. Недопитая водка манила ее, и Кормухина, допив четвертинку, поставила пустую бутылку под стол на пол.

— Вот так! Что же так жарко-то? Я, пожалуй, разденусь...

Она встала и со стоном стянула с себя нейлоновую кофточку и стпустила миниюбку. Блинова была права. Белья на ней не было вообще! А волосы были! Темные волосы густо покрывали лобок, взбегая к пупку, и узкой дорожкой поднимались к большим вислым грудям и разбегались по темно-красным ареолам. Широкобедрая задастая Кормухина сжала груди обеими руками.

— Правда, хорошие сиськи?

Блинова сглотнула вязкую слюну и, молча, кивнула.

— А теперь, тезка, разденься ты!

Блинова встала. У нее в голове билась одна мысль: «Я не хуже, я – не хуже!». И она стала медленно раздеваться. Сняла светлую кофточку, затем – юбку-миди с разрезом до середины бедра, рубашку-комбинацию и, наконец, осталась в черных кружевных трусах и таком же бюстгальтере.

— У тебя хорошее белье! – с завистью прошептала Кормухина. – У меня такого нету...

— У меня не только белье хорошее, я и сама красивее! – подумала Блинова, расстегивая лифчик и стягивая кружево с бедер.

Она и, правда, была хороша! Двадцатипятилетняя, она напоминала четырнадцатилетнюю девушку. Конические небольшие грудки с твердыми почти черными сосками, плоский живот, узкие, почти мальчишеские бедра, и правильный треугольный лобок, покрытый черными шелковистыми волосками. Кормухина протянула к ней жадные руки.

— Дай обниму, тезка!

В этот момент поезд дернулся, и в объятья Кормухиной влетела Блинова, буквально влипла в ее тело, как муха – в мед. Влипла и застыла, обожженная жаром ее большого тела. На мгновение две Марины образовали одну – Блинову-Кормухину. Было странно ощущать своими грудями чужие груди, животом – другой живот и лобковые волосы, у одной – жесткие, как пружинки, а у другой – мягкие и шелковистые, как шкурка кошки. И обе повалились на одну полку...

Страсть захватила обеих. Кормухина, задыхаясь, жадно, неистово целовала Блинову, сжимая ее в объятиях рук и ног. Блинова инстинктивно двигалась на ней, как мужчина, бедром и коленом беспокоя кормухинские волосатые губищи и большой, выдающийся вниз и вперед клитор.

— Давай, Маринка, давай шустрей! – кричала Кормухина, красная и распаренная, словно в бане. Пот, стекая со лба Блиновой, капал на лицо Кормухиной, смешиваясь с ее потом, а женские соки каждой становились общими. Наконец Кормухина оттолкнула ее от себя и усадила на клитор. И Блинова заскакала на нем, как женщина на члене, и прыгала, пока восторг оргазма не захватил обеих...

Потом о

ни, обнаженные, долго лежали рядом, отдыхали и разговаривали, находя друг в друге все больше общего. И даже знакомые оказались общими. Некий командированный из Москвы Владимир, жил у обеих Марин, и жил с обеими! Кормухина, извернувшись, достала фотографию с надписью на обратной стороне: «Марине – на добрую память!». У Блиновой была такая же фотография симпатичного молодого специалиста из Москвы, и надпись была такая же! Выходит, две таких разных Марины ехали к одному и тому же человеку. Противоположности сходятся! Но о своем Владимире Блинова рассказывать не стала. По крайней мере, пока.

Между тем вялый разговор продолжался.

— Ты где работаешь?

— На «Красной Талке».

— А я – на меланжевом.

— Зарабатываешь хорошо?

— Неплохо. Двести-двести пятьдесят выходит.

— У меня под триста.

— Хорошо!

— А скажи, этот Владимир, он в постели как? – спросила Блинова.

— Трахаль еще тот! На прощание меня так уделал, что я полдня раскорякой ходила!

— Странно, – подумала Блинова. – Мне с ним было очень хорошо, и даже ничуть не больно.

Между тем за окном окончательно стемнело, и Блинова встала, чтобы задернуть шторку.

— Давай-ка спать, тезка. Завтра – Москва!

В Москве

Поезд прибыл в столицу рано, и метро еще не работало. Правда, оставалось неясным, куда ехать. И подруги отправились в будку «Справочного стола».

Заспанный «справочник», нехотя открыв окошко, сообщил двум Маринам:

— Нужны фамилия, имя, отчество и год рождения.

С фамилией и именем инженера проблем не было, отчества Кормухина не знала, не знала она и год рождения, но Блинова шепотом, пока Кормухина отошла, сказала:

— Попробуйте пятьдесят пятый.

Через полчаса «будочник» сообщил Маринам точный адрес. Оказалось, что не так уж много Владимиров Макаровых родилось в пятьдесят пятом году. А Владимиров Анатольевичей и подавно...

Они не поехали в метро. Такси домчало их за пятнадцать минут, и вскоре они стояли перед дверью, выкрашенной в коричневый цвет. Блинова посмотрела в справку: «Здесь!», а Кормухина позвонила. Дверь открылась почти сразу, и на пороге возникла полная рыжеволосая молодая женщина, по ключицы закутанная в махровое полотенце:

— Здрасте! А вам чего?

— Замуж! – нагло засмеялась шатенка.

— В гости! – сказала брюнетка.

Она снова заглянула в бумажку.

— Владимир Анатольевич Макаров здесь живет?

— Здесь, – несколько растерянно ответила рыжая. – Я – его жена!

— Облом! – снова засмеялась шатенка. – Тогда просто в гости!

— Из Иванова мы, – пояснила брюнетка.

— И что? – еще больше растерялась рыжая в полотенце.

— Переночевать бы, - сказала шатенка.

— А завтра уедем, - добавила брюнетка. – Владимир у нас в Иваново в командировке был, приглашал в гости, вот мы и рискнули заглянуть...

Рыжая еще раз оглядела приезжих и сделала два шага назад.

— Ну, заходите, что ли. Только документики бы посмотреть...

Женщины вообще-то, если кто не знает, существа странные. Еще пять минут назад с подозрением рассматривавшие друг друга, они уже поладили. Марины осмотрели двухкомнатное жилище Макаровых и остались довольны вполне. В большой комнате стояли софа и сложенная диван кровать, так что было, где переночевать, а в маленькой смежной стояли две одинаковые полуторные кровати. Рыжая Ирина в полотенце ушла на маленькую кухню ставить чайник и потрошить холодильник на предмет приготовления завтрака, а Марины принюхивались к запахам, доносившимся с кухни и рассматривали семейный альбом четы Макаровых. Они долистали альбом до конца, но свадебных фотографий так и не нашли.

— Ир! – не вставая с дивана, закричала Кормухина. – А свадбишные где?

— Ладно тебе! – попыталась остановить ее Блинова. – Может, они в гражданском браке живут.

Из кухонной двери показалась разлохмаченная Ирина.

— Свадебных нету! – пояснила она. – Фотограф, дурак, пленку запорол...

— И тут же вскрикнула:

— У меня же ванная полная уже!

И убежала.

— Пойдем хозяйничать? – предложила Блинова.

— Пойдем, – дернула плечом Кормухина. – Только я бы поссала вначале.

— И я бы не отказалась, - виновато улыбнулась Блинова.

— Тогда пойдем, а то я обоссусь.

В прихожей была только одна дверь из-за которой доносился шум и плеск воды.

— А, у них – совмещенный! – догадалась Блинова, тогда придется ждать.

— Вот еще! – возмутилась Кормухина. – Что, Ирка не баба, что ли?

Она распахнула дверь в ванную, где в воде по плечи сидела красная от пара Ирина.

— Мы посстать! – объявила Кормухина и первая уселась на унитаз. Ей было легче. Трусов на ней не было, и она, сказав: «Ох!», весело зажурчала толстой струей. Затем на освободившийся унитаз уселась Блинова.

— А у вас бидэ нет?

— Места нет, – сказала Ирина, умывая лицо. – Не на балконе же его ставить! Возьми бумажку, подотрись. Или у тебя мены?

— Что? Нет, пока.

Он оторвала кусок туалетной бумаги и тщательно вытерла влажные губы.

Ирина сказала:

— Я сейчас выхожу, если кому надо помыться-подмыться, то прошу. Меняйте воду и вперед.

— А чего ее менять-то! – сказала Кормухина. – Буржуи всегда в одной воде все мылись. А чем мы хуже? Правда, тезка?

Блинова мысленно поморщилась, но решила не перечить.

А Кормухина продолжала свои фантазии.

И ты, Ирка сиди пока. Мы, девки, сейчас устроим оргию. Маринка, снимай все!