Мама и её сын Рома...Пошлая Исповедь

Мама

Первый раз я спалила Ромку месяца два назад. Я тогда привела домой Пашку-слесаря, мы с ним на кухне распили «кирпич» портвейна и пошли в комнату ебаться. Ромка сидел у себя за шифоньером и носа не высовывал. Потому что я ему крепко вдолбила: когда у мамы гости, сидеть тихо и не выглядывать.

И вот дерёт меня Пашка раком, мне уже подходит, я мычу, головой мотаю. Только вдруг замечаю краем глаза какой-то непорядок. Что-то не так. Приглядываюсь и вижу, что Ромка, засранец, из-за шифоньера высунулся и одним глазом на нас пялится. Только я хотела его обматерить как следует, а Пашка вдруг за сосок меня ка-ак схватит! А у меня сиськи и так-то чувствительные, а по пьянке вообще: сожмёшь посильнее, а я уже и потекла вся. Ну и вот Пашка меня ухватил за сосок, сжал до сладкой боли, вогнал свой болт по самые яйца да ещё и по жопе шлёпнул второй рукой. Тут меня и накрыло по полной! Я кончаю, как сучка, а от того, что в этот момент на меня пялится мой десятилетний сын, мне стыдно, и в то же время сладко, как никогда раньше, от бесстыдства собственного: я, как последняя блядь, ебусь на глазах у родного сына! Оргазм был охуительный! Минуты три меня трясло, я аж орала от кайфа.

Пашка ещё какое-то время меня поёб, спустил, оделся и ушёл, а я спать завалилась. Утром проснулась – голова после портвейна гудит, во рту кошки насрали. А Ромка тут как тут. Чай мне приносит с лимончиком, бутеры сделал. «Доброе утро, мамочка!» Подлизывается, короче. Видно, боится, что я его спалила и сейчас по жопе набью. Я хотела, конечно, его поучить, но, во-первых, очень уж мне его заботливость понравилась, так хорошо кисло-сладкий чаёк лёг на мой сушняк утренний. А во-вторых, я вспомнила, как мне было круто кончать у Ромки на глазах, какой это был охуенный кайф! И если я сейчас на него наору, то он ведь больше высовываться не будет, а значит, и кайфа такого я больше не испытаю. Поэтому я подумала-подумала, да и не сказала ничего сыну.

Рома

Блин, как же это было круто в первый раз!

Мамка мужиков довольно часто водит, бухает с ними, а потом трахается. В однушке нашей особо не спрячешься, поэтому в моём углу за шифоньером все её «охи-ахи» мне слышно очень даже. Однако подглядывать за этим я долго не решался, потому что, если мамка спалит, то голову мне оторвёт. Но как-то раз я всё-таки набрался храбрости и одним глазом выглянул. И увидел такое! Такое!

Короче, мамка абсолютно голая стоит на кровати на четвереньках, а сзади тоже голый мужик стоит на коленях и пихает свой хуище мамке между ног. Она кайфует, головой мотает, а он её ещё и за сиськи мацает и по жопе лупит. Блииин! У меня от такой картины встал моментально, а я смотрю и даже притронуться к члену боюсь, потому что кончу, наверное, сразу. Смотрю я и вдруг вижу, что мамка меня засекла. По глазам её заметил. Я, блин, чуть не обосрался в этот момент от страха. Но она почему-то ничего мне не сказала, а только глаза закатила, выгнулась вся и стала орать, как безумная, от кайфа, наверное. Я спрятался от греха подальше и затихарился, даже дрочить не стал, хотя аж яйца ломило от возбуждения. Подождал, пока дядька её до трахает и уйдёт, а мамка захрапит.

Вот тогда я из-за шифоньера тихонько вылез, на цыпочках к мамке подошёл. А она спит, как была, голая. Лежит на спине, ноги разбросала и пизду свою напоказ выставила. Хотя свет в комнате выключен, но на улице прямо напротив нашего окна фонарь светит ярко, и мне поэтому всё видно в подробностях: волосня её, кончой заляпанная, губы такие мясистые розовые, и дырка, из которой конча сочится медленно. Блин, как мне хотелось её пизду потрогать, но я побоялся мамку разбудить. Поэтому просто труселя приспустил и подрочил, наслаждаясь этим роскошным зрелищем.

Дрочу я уже где-то полгода, мне Севка показал, как это надо правильно делать. Он на год меня старше, сын мамкиной подруги тёти Кати. Когда я ему про этот вечер расскажу, Севка слюнями захлебнётся от зависти.

На утро я встал пораньше, подсуетился: чаёк для мамки, бутеры. Это, чтоб лупила не больно, если будет. Но она меня не тронула. Может, не заметила, что я подглядываю, а может, забыла.

Мама

В следующий раз я пришла в пятницу вечером с Генкой-грузчиком. Генка ебёт неплохо, но чтобы у него встал, нужно довольно долго сосать, по опыту знаю. Он уселся на диван, а я встала на колени у него между ног и начала его обрабатывать. Волосы мне лицо прикрывают, но сквозь них я отлично видела, что Ромка опять одним глазом выглянул и пялится. Как только я это заметила, так сразу в пизде засвербило, намокло всё, аж по ногам течёт. Сосу и думаю, до чего же это развратно – принимать за щеку, когда за этим подглядывает мелкий шкет. Да не просто шкет, а мой собственный сынок. Только у Генки хуй окреп, я на него уселась, скакнула буквально пару-раз и тут же кончила. Потом позу сменили, поеблись ещё минут пять – и опять меня накрыло. И так в общей сложности раз шесть наверное меня пробрало, причём глубоко так, качественно. Я уже и забыла, когда у меня такой пиздатый секс был. И я прекрасно понимаю отчего это: от того, что трахаюсь я на глазах у Ромки.

Утром встала я, и такая на меня тоска навалилась, аж противно в зеркало на себя смотреть, плюнуть туда хочется. Думаю: это какой же прошмандовкой нужно быть, чтобы сосать и ебаться на глазах у десятилетки и кайфовать от этого? Что же я за сука такая бесстыжая? И самое паскудное, я понимаю, что не хватит у меня сил от этого кайфа отказаться...

Пошла я на кухню, покурила и как бы поговорила сама с собой. Да, конечно, ебаться на глазах у ребёнка – это плохо. Это разврат. И правильно было бы, конечно, сразу Ромку обругать, наказать и запретить подглядывать. Но с другой стороны, даже если я запрещу, не факт, что он перестанет это делать. Один-два раза, может, пропустит, а потом опять будет высовываться. И что мне теперь не ебаться, а сторожить, чтобы он не пялился? Да я так не кончу никогда в жизни! Или, может, мне теперь из-за этого засранца вообще о сексе забыть? Куда мне в нашей однушке прятаться? В туалете на толчке трахаться? Или на кухне нашей крошечной? А кроме того, если я сейчас на Ромку за это наору, то у него может психическая травма сделаться, и он педиком вырастет. Я по телевизору про это видала. Ну и потом, я уверена: нынешние пацаны в этих своих интернетах уже столько порнухи пересмотрели, что ничего нового он не увидит. Так что пусть уж смотрит, стервец. И ему хорошо, и мне приятно, добавляет огонька. В общем, уговорила я себя, что ничего криминального тут нет, и прекращать это дело не надо.

Так и пошло дальше. Я, когда мужиков вожу, ебусь и краем глаза поглядываю, пялится ли на меня Ромка. И ни разу не было, чтобы я его глаза, любопытством горящего, не заметила. И каждый раз меня это заводит, и кончаю я, как из пулемёта. Но всегда я палила его незаметно, чтобы не смутить и не спугнуть, и всегда потом утром делала вид, что ничего вечером не было и ничего я не спалила.

Но однажды всё пошло не так, как всегда. Ебалась я тогда с Лёнькой-таксистом, сидела на нём сверху. А к Ромке я, получается, боком была. И вот прыгаю я на хую, прыгаю, раза два уже кончила, и тут вдруг словно бес меня дёрнул. Сама от себя такого не ожидала. Повернулась я вдруг к Ромке лицом да и подмигнула.

Рома

Когда мамка повернулась и мне подмигнула, то я... мне... Короче, у меня слов нет это описать. Как будто весь мир рухнул, и меня его обломками завалило. Я сразу нырнул за шифоньер, лёг на спину и уставился в потолок. Лежу, мигаю изредка, а в голове у меня... словно комп завис. Вообще ничего ни с чем не сходится, и страшно от этого капец как. Наверное, так с ума сходят.

За шифоньером там что-то еще поскрипели, по стонали, и мужик ушёл. Я лежу и никак на это не реагирую. И тут слышу голос мамкин: «Рома. Рома!». А я не то что ответить, я пошевелиться не могу. Тогда мамка сама ко мне заглядывает и видит, что со мной явно что-то не то. Она мне говорит какие-то слова, трясёт меня за плечо, а я лежу, как кукла, и в потолок пялюсь. Страшно мне, когда мамка рядом. Дикий ужас какой-то в душе, будто это не родная моя мать, а кто-то чужой – инопланетянин, притворяющийся человеком, или демон какой-нибудь. И я понятия не имею, что он сделает со мною в следующую минуту: может, ударит, может, поцелует, а может, нож сейчас достанет и зарежет. И меня затрясло прямо всего, крупной-крупной дрожью, прямо до судорог. У меня так один раз было, когда я воспалением лёгких болел и температура поднялась за сорок.

Мамка увидала это всё, переполошилась, побежала на кухню. Возвращается оттуда с бутылкой водки недопитой и со стаканом. Плеснула маленько и говорит: «Выпей, Ромочка! Это у тебя шок. Выпить тебе надо. Это как лекарство». А я, как робот, сажусь, беру у неё стакан, подношу ко рту и... Я один раз раньше пробовал водку. Мамка пьяная с тётей Катей тогда бухала и в шутку дала мне попробовать. Я глоток сделал, так потом минут пять кашлял от этой гадости, а они ржали. Но в этот раз я вдруг всё выпил спокойно. Глотка четыре, наверное, там было. И сразу будто жидкий огонь в меня влили, запылало всё в горле, в груди, в животе. Голова закружилась. Но зато уже через минуту дрожь прошла, страх мой утих, и так хорошо на душе стало, так приятно...

Мамка вылила остатки водки в стакан и сама залпом всё выпила. Потом обняла меня, прижала к себе и говорит:

– Прости меня, Ромочка! Прости меня, сыночек. Это я виновата. Во всём виновата. Я тебя напугала. А до этого развращала тебя... – и тут слёзы у неё как хлынут фонтаном, прямо мне на макушку закапали. А она ревёт и сама себя ругает:

– Сука я! На глазах у родного сына... у маленького мальчика... Блядь я последняя, бесстыжая!

Мне так жалко её стало! Я к ней прижался, стал гладить её везде подряд и говорить:

– Нет, мамочка! Ты не блядь. Ты не виновата. Ты хорошая. Я тебя люблю.

– Виновата! Виновата, сыночек! Шлюха я! Шалава! Тварь!

– Нет, мамочка, нет! Ты не виновата, ты хорошая. Ты у меня лучше всех.

И так довольно долго она истерила, я её утешал, гладил. А на матери халатик был в синий цветочек, она его обычно всего на три пуговицы застёгивает. Но сейчас верхняя и нижняя пуговицы оказались расстёгнуты, и всё держалось только на средней. Полы разошлись, и сверху вывалились сиськи, а снизу стала видна волосня над пиздой! Только мамка этого не замечает, продолжает рыдать. А у меня от водки и от всего произошедшего башню уже так слегка срывает, поэтому я взял и стал мамку по сиськам гладить, утешая. Она на это никак особо не отреагировала, и я мацаю сиськи всё сильнее и сильнее. Мамка вроде начала успокаиваться, глаза утирает, улыбается, говорит: «Какой ты у меня хороший, ласковый!». Я как-то совсем опьянел и вдруг к соску её припал губами и стал сосать, как маленький. Чувствую, как у меня во рту её сосок увеличился, затвердел, как будто маленький член возбуждённый. Мне это показалось ужасно смешным, и я, улыбаясь, мамке говорю заплетающимся пьяным языком: «Ты дядям писю сосёшь, а я тебе сисю». А мамка вдруг покраснела и шепчет: «Хочешь, я и тебе пососу?». Укладывает она меня на постель, и я чувствую, что она приспускает с меня трусы, и вокруг члена появляется что-то горячее, гладкое, тянущее... Всё вокруг плывёт куда-то по кругу, как на карусели, я куда-то проваливаюсь и отключаюсь...

Мама

Утром я с Ромкой не говорила: мне нужно было бежать на фабрику, на смену к восьми, фасовать эти сраные наггетсы, а он спал, потому что школа у него во вторую смену. Но я прекрасно понимала, что разговора обо всём, что случилось, нам не избежать, и весь день ломала голову, как и что говорить. Сначала я хотела объяснить ему всё на трезвую голову. Но уже подходя к дому, почувствовала, что меня всю колбасит и ноги подгибаются. Не выдержала, психанула, зашла в чепок к армяшкам и взяла четвертинку беленькой. Выпила её прямо в подъезде с горла, как синявка последняя, но зато чуть отпустило меня.

Дома Ромка встретил в коридоре, тихий какой-то, пришибленный. Я сначала всё как всегда: привет-привет, как дела в школе, сейчас ужин сварганю. Сварила пельмешей, поели, пошли в комнату, включили телек. Ромка всю дорогу молчит, глаза от меня прячет. Я собралась, набрала полную грудь воздуха и – как в омут с головой:

– Рома, давай поговорим про вчера.

Ромка аж побелел весь. Я его успокаиваю, говорю:

– Не бойся, я тебя ругать не буду. Если ты мне на все вопросы честно ответишь.

Он кивает, но глаза поднять боится.

– Давно ты за мной подсматриваешь? – говорю.

Он отвечает:

– Месяца два уже.

Ага, думаю, значит, я его с первого раза срисовала. Продолжаю.

– А зачем ты это делал?

Он сопит, еле выдавливает:

– Интересно было.

Я говорю:

– Ты не переживай. Для мальчиков это нормально – интересоваться сексом. Может, немножко рановато для твоего возраста, но не страшно. А с другой стороны, я – взрослая здоровая женщина. Мне нужен регулярный секс. А раз мужа у меня нет, я могу заниматься сексом и с разными мужчинами. Тоже тут нет ничего плохого. Понимаешь?

Он кивает.

– Просто, – говорю, – не принято как-то, чтобы дети за родителями подсматривали. Ну, как не принято смотреть на людей, когда они в туалет ходят. Поэтому... поэтому...

Хотела я сказать, что поэтому не должен он в будущем за мной подсматривать, но что-то меня остановило.

–. ..поэтому... И вообще, нет в сексе и в нашем теле ничего грязного или постыдного. В конце концов, половые органы – это такие же органы, как любые другие органы нашего тела.

И на словах «половые органы» почувствовала я, как в пизде у меня лёгкая вибрация возбуждения пробежала.

– Всё понял? – говорю. А он вдруг глаза поднимает, смотрит на меня пристально и говорит:

– Мама, можно я что-то спрошу?

Ох, почувствовала я, что теперь мне придётся глаза прятать. Но говорю:

– Спрашивай.

– Мам, а ты же знала, что я за тобой подсматриваю?

Мне и стыдно, и сладко, между ног уже теплеет и мокреет.

– Да, – говорю, – знала.

– А почему сразу ничего не сказала?

На это у меня уже ответ был готов.

– Чтобы тебя не напугать и травму психическую тебе не сделать. А то ты мог бы от этого педиком стать, так по телевизору говорили. Кто такие педики, знаешь?

– Знаю, – говорит. – А можно мне будет еще... ну... смотреть?

– А ты не насмотрелся? – говорю.

– Неа.

– Ну, если тебе так сильно хочется... – говорю, а у самой уже между ног зудит всё.

– Мам, а можно тебя кое о чём попросить?

– О чём?

– Ты могла бы мне... показать? Ну, ты понимаешь. А то в темноте из-за шкафа и не видно почти ничего.

У меня аж челюсть упала от такой наглости.

– А ты не оборзел? – говорю. Только настоящей строгости у меня не получилось, и Ромка, паршивец, сразу это почувствовал.

– Ну, ма-ам... Ты же сама сказала, что это такие же органы, как любые другие. Ты же мне ноги, например, не стесняешься показывать...

Ловко как он мои же слова против меня повернул! Мне бы, конечно, по шее ему за такую наглость надо было бы дать. Но уж больно меня разговор этот возбудил. И я (сама от себя не ожидала!) возьми да брякни:

– Бесплатного стриптиза не бывает. Сначала заслужи, а потом, может быть, – может быть! – я тебе что-то и покажу.

Тут уже у Ромки челюсть отвисла.

– А как я... чем мне... что мне сделать, чтобы ты... ну..?

– Для начала, – говорю, – пойди посуду помой, приберись везде, пол подмети, постель постели мне. Тогда я подумаю.

Ромку как ветром сдуло. А я пошла в ванную, чтобы снять возбуждение. Очень меня этот разговор завёл. Взяла я свой любимый дезик нивеевский, с круглой красной крышкой, трусы стянула да в дырку себе его и засунула. Там уже мокрое всё, так что вошёл он будьте-здрасьте, хотя и толстый. Я вообще-то дрочить не очень люблю, никакое рукоблудие хороший крепкий хуй не заменит. Но если приспичит, то я этим дезиком пользуюсь, потому что, опять же, просто пальцами себя теребить не люблю. Мне нужно, чтобы в дырке что-то было, чтобы кончить. И вот сижу я на толчке, наяриваю себя и представляю, как перед Ромкой ноги раздвигаю да ещё и пальцами пизду растягиваю, так, чтобы ему всё моё нутро ебливое видно было. А потом вспомнила, как вчера его хуёк в рот взяла и минутку помусолила, когда сынок вырубился уже. Тут-то я и кончила, да так, что рот себе самой зажимать пришлось, чтобы перед сыном не спалиться.

После этого я подмылась как следует, ополоснулась под душем, вытерлась и халатик надела на голое тело. Вышла из ванной, прошла в комнату. Там уже Ромка подметает, старается. И вот теперь, когда пизда поуспокоилась, уже мозг включился, и тогда до меня дошло, ЧТО я своему малолетнему сыну пообещала!

Рома

Я, когда услышал такое, ушам своим не поверил. Естественно, метнулся кабанчиком мыть посуду, комнату пидорить. Всё сделал, постель мамке постелил, сажусь на край дивана и смотрю на неё преданными глазами. Она садиться на другой конец дивана и явно начинает как-то мяться.

– А покажи-ка мне дневник, – вдруг она говорит. Зашибись! Хрен знает сколько времени она вообще про мою учёбу не вспоминала, и теперь вдруг ей мой дневник понадобился. А там, как назло, за вчера стоит пара по матеше. Потому что я в тот момент, когда меня Елена Леонидовна спросила, думал не о группировке множителей, а вспоминал, как мамку очередной мужик трахал раком, шлёпал по жопе, а она орала: «Еби! Еби жёстче!». Поэтому вопрос я не услышал и схлопотал двояк.

Делать нечего, несу ей дневник. Она посмотрела, увидела двойку и давай орать:

– Ах, ты двоечник! Почему по математике пара? Совсем распустился!

И дневником мне по башке как даст!

– Чтобы завтра же исправил!

Я, конечно, пообещал, что исправлю, подобрал дневник, который мамка швырнула, отнёс к себе. Возвращаюсь и снова с ожиданием смотрю на неё.

– Чего вылупился? – говорит.

– Ну, ты же обещала...

– Чего я тебе обещала?

– Обещала показать.

Тут вдруг мамка замолкает и долго-долго на меня смотрит. Я думаю: всё, капец, сейчас мне не дневником по башке, а ремнём по жопе прилетит. Очканул конкретно. Но, оказалось, зря. Мамка вдруг улыбнулась и говорит:

– Ну ладно, покажу, раз обещала.

И такая расстёгивает пару пуговиц на халатике, раздвигает его и вытаскивает сначала одну сиську, а потом вторую. Сиськи у неё классные. Фиг знает какого размера, но большие и не отвисшие, смотрят сосками как бы в разные стороны. Круги вокруг сосков большие светло-коричневые. Я полюбовался на них и говорю:

– А дальше?

– Что дальше?

– Остальное покажешь?

– Что остальное?

– Ну, мам! Ну ты же знаешь!

– Нет, не знаю, – издевается. – Ты мне словами назови.

– Ну, письку свою покажешь? – говорю я шёпотом, а сам чувствую, что уши у меня горят огнём.

– Письку? Это у маленьких девочек писька. А я не девочка, я взрослая женщина. У женщин это по-другому называется. Знаешь как?

– Знаю.

– Ну, так скажи!

– Ну, мам! Я стесняюсь!

– Ничего себе! Он даже слово сказать стесняется, а я ему показывать должна?!

– Пизда, – говорю я еле слышным шёпотом.

– Что? Не слышу.

– Пизда, – говорю я громче.

– Ты хочешь, чтобы мама показала тебе свою пизду?

– Да, – отвечаю, а сам наверное, уже красный, как рак.

– Ну, уж нет, Рома! Ты этого не заслужил.

На меня как будто ведро холодной воды вылили! Я возмутился:

– Это почему я не заслужил?

– А ты на оценки свои посмотри! Двоечник! Вот когда исправишь всё, тогда и поговорим!

Обидно мне стало просто до слёз. В жизни я не припомню такого облома. И я ей тогда говорю со злостью:

– Знаешь что? Можешь мне вообще ничего не показывать! Не надо мне тогда ничего!

Чуть не ляпнул: «Я и так уже всё видел. А сиськи вчера даже мацал и сосал». Но вовремя заткнулся. Только мамка опять вдруг улыбнулась хитро и говорит:

– А если я не только покажу?

У меня аж во рту всё пересохло от таких слов.

– А... а что ещё?

– А если ещё и потрогать разрешу? Тогда исправишь?

Я стою, как истукан, и не верю своему счастью!

– Исправишь?

– Исправлю! Всё исправлю! Честно-честно!

– Ну ладно. Иди сюда, – говорит.

Я подошёл, а она обняла меня, прижала к голым сиськам своим, поцеловала в щёку.

– Мама, а ты меня не обманешь? – говорю.

– Не обману, – отвечает она, гладит меня по спине и потом вдруг щупает сначала за попу, а потом спереди прямо за член через штаны!

– Всё, – говорит, – иди спать!

Я тоже её в щёку чмокнул и пошёл уже было к себе за шифоньер, но тут вдруг вспомнил... Оборачиваюсь и смущённо так спрашиваю:

– Мама, можно тебя спросить одну вещь?

– Что ещё?

– Мам, а почему ты вчера у меня... в рот брала?

У мамки глаза по двадцать копеек!

– Что?! Ты чего несёшь?! Когда это я у тебя в рот брала?!

– Ну, вчера... Перед тем, как я заснул...

– Ты с ума сошёл? Я ж тебе водки вчера дала, чтобы шок у тебя прошёл. И тебе, видно, спьяну приснилось. Придумал! В рот я у него брала! Совсем куку!

Мама

Спиздела, конечно. А что я должна была сказать? Что взяла в рот у родного сына, потому что люблю сосать хуи? И потому что он сам сосал мне грудь и возбудил так, что я текла, как сучка последняя? Блин, я надеялась, что он забудет про это. Но нет, не забыл, паразит мелкий. Ладно, вроде бы отбрехалась.

Вот он меня позабавил, конечно! «Мама, покажешь мне свою письку?». И весь красный, как пионерский галстук. Пипец! Я так в душе угорала над ним в этот момент. Он мне напомнил один случай из детства.

Я тогда была в пионерлагере, четырнадцатилетняя, давно уже не целка. Девки ради прикола затащили к нам в палату пацана лет десяти и велели, чтобы он сказал нам все матерные слова, которые знает, иначе не выпустим. И он тоже стоял, чуть не плача, и дрожащими губами лепетал: «П-п-пизда». Вот мы ржали! А я решила над ним приколоться и говорю: «Ты пизду-то настоящую в жизни видел?». Он башкой мотает. А я говорю: «Тогда смотри!». Юбку задрала и трусы приспустила. Он чуть в обморок не хлопнулся, вырвался у девок из рук и сбежал, как заяц. Мы чуть не по обоссались от смеха. И потом в тот вечер после отбоя я лежала, дрочила себя под одеялом и представляла, как я этому пацанёнку пизду показываю и за хуй его мацаю.

Кстати, и Ромку я слегка помацала сегодня, не удержалась. Очень хотелось проверить, встал у него на мои сиськи или нет? Встал, как миленький. Хуёк у него ещё мелкий, но твёрденький такой, когда стоит. И на вкус приятный, сладковатый.

Рома

С утра я засел учить эти сраные множители, и вызубрил всё наизусть. В школе на уроке я тянул руку так, что Елена Леонидовна просто не могла меня не вызвать. Я вышел к доске, всё решил и получил пятёрку. Училка меня хвалила, ставя оценку в дневник, а я в этот момент мысленно уже шарил у мамки между ног.

После уроков в раздевалке я встретил Севку. Живём мы в соседних подъездах, поэтому пошли вместе домой и по дороге он меня спросил:

– Слушай, а ты продолжаешь за мамкой подглядывать, когда она трахается?

Я ему уже рассказывал об этом, так он чуть не лопнул от зависти.

– Да, – говорю, – подглядываю. А недавно знаешь, что было?

– Что?

– Спалила она меня.

– Ни фига себе! Сильно била?

– Ты не поверишь! Вообще не била. Даже не орала.

– Да ладно!

– Но это не самое крутое! Она мне сама разрешила подглядывать.

Севка аж остановился от офигения, долго не знал, что сказать, а потом заявил:

– Да ты пиздишь!

– Ни хуя! Я тебе клянусь: сама разрешила! А ещё она сама мне сиськи показала и обещала сегодня пизду показать и даже дать потрогать!

– Да не может такого быть! Я тебе не верю! С хуя ли она тебе это даст?

– Ну, она говорила, типа в сексе нет ничего стыдного, типа пизда такая же часть тела, как и все остальные. Как-то так.

– Бляяяя! Ну, почему у меня мать не такая?! – Севка закатил глаза к небу. – Слушай, а ты можешь её голую сфоткать?

– Зачем?

– Мне показать. Ты же мне друг?

– Друг. Но я не знаю. Она, наверное, не разрешит.

– А ты втихаря можешь? Типа на скрытую камеру?

– Как я тебе втихаря её сниму, когда она прямо передо мной сидит?

– Ну, хотя бы когда она в следующий раз трахаться будет, можешь снять потихоньку?

– Не знаю. Попробую. А на хуя тебе? У тебя же комп есть с интернетом, там порнухи море.

У меня компа не было, и даже мечтать не приходилось. А у Севки отец в море ходит, они богаче живут: есть и комп, и ноутбук, и телефон у него в сто раз круче моего. Но Севка, не понимающий своего счастья, только отмахнулся:

– Да хуйня вся эта порнуха! Вот посмотреть на кого-то знакомую, как она трахается, вот это было бы круто! Я бы за такое ничего не пожалел.

Тут у меня в голове родилась одна интересная идея...

Мама

С работы я в тот день пришла абсолютно трезвая, но усталая, как собака. Ромка меня уже в коридоре встречает с дневником в руках, пятёрку свою показывает и в глаза заглядывает: не обманешь? А мне всё так похуй в тот момент, дошла до дивана и рухнула на него. Лежу пластом. Ромка рядом вьётся. Я ему говорю:

– Чего, боишься, обману?

Он молчит, но ясень хуй – боится.

– Не ссы, – говорю. – Мамка у тебя честная: что обещала, всё выполню. Только устала я очень. Отлежусь чуть-чуть, тогда и...

А Ромка весь расцвёл, засуетился: «Мамочка, давай чайку заварю. Мамочка, давай ужин разогрею». Короче, накормил меня, напоил чаем. Я пришла в себя немного, помягчела. Смотрю на него и думаю: хороший он у меня всё-таки. Заботливый. Озабоченный немножко, конечно, но мальчишки они все такие. Надо его порадовать.

– Спасибо, – говорю, – сыночка, что покормил, позаботился обо мне. Теперь моя очередь. Иди в комнату, жди, сейчас я подойду.

Он – в комнату чуть не бегом, а я пошла в ванную, подмылась как следует. Не выставлять же ребёнку грязную мохнатку свою, вонючую. Переоделась в халатик, бельё надевать не стала. Пришла, села на диван, задрала одну ногу и на подлокотник положила, а вторую в сторону отвела.

– Ну вот, смотри, что хотел.

Выставила сыну на обозрение свою пиздень. В другой раз сама бы уже возбудилась, но не теперь, не то настроение. Просто смотрю на Ромку и любуюсь на его рожу довольную. Он сияет от счастья, как новый пятак. В штанах бугорок оттопыривается.

– Мам, а можешь халат расстегнуть весь?

Да пожалуйста! Мне на жалко. Расстёгиваю всё, раскрываю нараспашку. Сиськам приятно на свободе, на свежем воздухе, а не в лифаке сраном тесном, как весь день до этого. Ромка стоит, любуется. Мне стыдновато немного перед пацаном малолетним оголяться, но и приятно, что на меня такими глазами жадными смотрят. Значит, ещё могу я мужиков возбуждать.

– Чего застыл столбом? – говорю. – Подойди поближе, не бойся. Она не кусается.

Ромка лыбится, подходит поближе, а потом вообще на колени становится, так что лицо его оказалось в нескольких сантиметрах от моей пизды. Я потихоньку тоже заводиться начинаю, несмотря на усталость. Беру двумя руками срамные губы, растягиваю, чтобы всё внутри было хорошо видно, и говорю:

– Вот смотри, сынок. Из этой дырки ты десять лет назад появился.

А в дырке-то уже мокреть начинает. И я уже плыву помаленьку.

– Мам! – Ромка словно от гипноза очнулся. – Мама, а ты вчера говорила, что разрешишь потрогать.

Я тоже в себя пришла. Выпрямилась, ноги плотно сдвинула. Ромка лицо сделал – чисто малыш, у которого любимую игрушку забрали. Сейчас разревётся.

– Значит так, Рома! – говорю. – Давай сразу всё разъясним. Потрогать я тебе разрешу, раз уж обещала. Но ничего больше у нас с тобой не будет! Никакого секса и вообще ничего такого. Понял?

А он спрашивает:

– Почему?

Ну ни хуя себе! Какой нахал мелкий! «Почему»! «Почему», блять! Я чуть с дивана, блять, не свалилась от такой наглости!

– Потому что, во-первых, ты мой сын, а я твоя мать! И это будет этот... Как его? Инцест! А во-вторых, это будет считаться совращение малолетних, и меня за это в тюрьму посадят, а тебя в детдом отправят. И тогда у тебя каждую ночь будет секс, только ебать будут тебя! Старшеклассники. В жопу. Знала я одну бабу, которая в детдоме выросла, она мне порассказала, как там дети живут... Понял?

– Понял, мам, всё понял. А сейчас мы тогда... чего... делаем?

– Сейчас я просто тебе показываю, чтобы ты знал, как там у женщин всё устроено. Чтобы педиком не стал, не боялся женского тела.

Он кивает, серьёзный такой. Я ноги опять распахнула.

– Ладно, можешь полапать, развратник ты мой малолетний.

Ромка берёт и пальцами так нежно-нежно проводит мне по пизде, словно котёнка погладил. Волосню на лобке поерошил. Потом опять пальцами по губам срамным.

– Не бойся, – говорю. – Можешь покрепче сжать.

Он тогда всей пятернёй за пизду меня схватил, я аж прибалдела. Руку свою сверху на его руку положила, прижала.

– Да, вот так, вот так, сыночка. Лапай мамкину пизду, пока мамка разрешает. Радуйся, что мамка у тебя такая добрая. Бабам нравится, когда их мужики за пизду крепко хватают. А ты же у меня мужичок! Вот и учись, пригодится потом в жизни.

Какой же кайф!

– Мам, а где у тебя клитор? – вдруг спрашивает. Ишь, ты, грамотный какой! Показала ему где.

– Мам, а можно потрогать?

– Можно, – говорю, – только очень нежно. Это у баб самая чувствительная часть тела. Как у мужиков — залупа. И палец послюни сначала, а то мне больно будет.

Он палец послюнил, потом стал клитор мне трогать. Тоже нежно-нежно.

– Мам, тебе приятно, когда я его трогаю?

– Приятно, – отвечаю и губы кусаю, чтоб не застонать от такого кайфа.

– Мам, а куда член суют во время секса?

Показываю куда.

– Можешь палец туда засунуть, попробовать, как там всё.

– Тоже послюнявить?

Какой там – слюнявить! Оттуда потечёт сейчас всё! Сама хватаю его палец и в себя пихаю.

– Ого! – говорит. – Как у тебя там горячо! И мокро так. У тебя всегда там так?

– Нет, – говорю. – У баб так бывает, когда они возбудятся. Ты вот мне клитор потрогал, и я возбудилась. Можешь пальчиком туда-сюда поводить немножко, сделать маме приятно.

Начал он меня пальцем трахать, медленно так, осторожно. А я боюсь, что сорвусь сейчас, накинусь на него и изнасилую. Взяла его за руку, вытащила из себя.

– Ну всё, – говорю. – Хорошего понемножку. На сегодня хватит с тебя.

Он палец к носу поднёс, понюхал. И вдруг лизнул его. Я чуть не кончила в эту секунду!

– Ну и как? Вкусно?

– Прикольно, – говорит. – Солёненько. Мам, а потом ещё можно будет посмотреть у тебя и потрогать?

– Посмотрим, – отвечаю. – Если заслужишь... И самое главное: не вздумай никому про всё это рассказать! Понял?

– Конечно, мам. Никому! Само собой!

– Вот и молодец. Мужичок мой маленький!

Я его опять обняла и за хуёк через штаны помацала. Он просиял весь.

– Ладно, мам, я в туалет.

И умчался. Ясен-красен, дрочить побежал, засранец. Ну и я времени не стала терять: засунула в себя два пальца и довела до конца то, что сыночек начал. Меньше минуты мне понадобилось, чтобы кончить. Так меня это всё возбудило.

Отошла я чуть-чуть после оргазма, отдышалась и пошла на кухню покурить. Опять меня совесть грызть начала: что же я с малолетним пацаном вытворяю? Но вдруг вспомнила, что на Западе детям про секс ещё раньше говорят и чуть ли ни с детского сада учат, как надо гондоны надевать. Да ещё и про гомосексуализм рассказывают. Поэтому у них в Европе одни педики. Слава богу, у меня сын таким не будет. Потому что я его правильно воспитываю. И всё, что сегодня было, не разврат, а современное половое это самое... просвещение.

Рома

Впечатлений от того вечера мне хватило на несколько дней. Стоило только вспомнить полуголую мамку с широко раздвинутыми ногами, как у меня моментально вставал по стойке смирно. Стоило припомнить розовый блеск и манящий запах её половой щели, и в яйцах всё начинало закипать. Стоило вспомнить, как мокро и влажно было у неё внутри, и я кончал, даже не трогая член, а просто плотно сжимая бёдра. «Из этой самой дырки ты вылез» – эта фраза звенела у меня в ушах, и мурашки бежали по позвоночнику.

Все эти дни я к мамке не подходил ни с какими пошлыми просьбами и вопросами. Пока переваривал то, что уже получил. А на выходных мамка опять отожгла. В пятницу вечером пришла с очередным мужиком. Я её трахалей с трудом различаю, и как этого зовут не помню — то ли дядя Паша, то ли дядя Саша. Всё было, как всегда: сначала они бухали на кухне, а потом пришли в комнату и начали трахаться.

Я, как обычно, это всё из-за шифоньера наблюдаю, писюн подрачиваю. Но на этот раз я не просто смотрел. На подоконник я потихоньку поставил в специальную подставку телефон, который записывал всё происходящее на видео. В комнате темновато, конечно, но что-то всё равно должно записаться.

Мамка с мужиком натрахались, но на этот раз мужик остался у нас ночевать. Я подождал, пока оба они заснули, взял телефон и на цыпочках прошёл в туалет. Там посмотрел, что записалось. Видео получилось так себе, слишком тёмное. Но если напрячь фантазию, то можно было понять чем эти силуэты на фоне постели занимаются. Слегка разочарованный я пошёл спать, а утром я проснулся от шума из-за шифоньера. Я осторожно выглянул и увидел, что мамка с мужиком опять трахаются. Я метнулся за телефоном, включил запись и высунулся вместе с ним. Было уже светло, и живая порнуха на мамкином диване была видна отлично. Я даже сделал небольшой наезд зумом, чтобы приблизить картинку.

Сначала было видно только волосатую мужскую жопу, дёргавшуюся между раскинутых мамкиных ног. Потом они решили поменять позу, мужик слез, открывая вид на бесстыдно раззявленную влажно-красную пизду. Мужик лёг на спину, мамка уселась на него сверху, и я заснял практически крупным планом, как она вставляет его член себе в дырку и прыгает на нём вверх-вниз, расплющивая свои пышные булки об ноги мужика. Это были шедевральные кадры! Я подумал, что пора сворачивать съёмку, пока мамка не запалила. Выключил телефон, убрал под подушку и снова высунулся. Вовремя я это сделал! Мамка, которая до этого сидела верхом на мужике ко мне спиной, уже развернулась и оказалась лицом ко мне. Она сразу меня увидела, улыбнулась своей блядской улыбочкой, с которой тогда показывала мне всё, и стала прыгать на члене сильнее, да ещё и мять себе сиськи и щипать соски, глядя прямо мне в глаза. Довольно скоро она закатила глаза, запрокинула голову и вся задёргалась, кончая. Я спрятался за шифоньер, пару раз вздрочнул, и меня словно током между ног долбануло...

Я лежал на спине, глядя в потолок, и в голове у меня не было ни одной мысли. Только лёгкий звон в ушах, и в низу живота затихающее эхо испытанного оргазма. Я слышал, что мужик кончил, буркнул: «Спасибо, Натаха, пойду я» и утопал в коридор. Я встал с кровати, вышел из своего закутка. Мамка лежала на боку, до пояса прикрытая одеялом. Сиськи ничего не скрывало. Увидев меня, она ухмыльнулась, подмигнула и спросила:

– Понравилось?

Я угукнул в ответ.

– Хочешь посмотреть на только что выебанную пизду? – вдруг спросила мамка, а я аж оторопел от такого вопроса. Не дожидаясь моего ответа, она скинула одеяло, согнула одну ногу в колене и отвела в сторону, демонстрируя мне свою промежность. У меня глаза на лоб полезли от такого! А мамка, хихикая, взяла да ещё и пальцами одной руки раздвинула набухшие покрасневшие губы, и стала видна дырка, вся измазанная мутной белёсой жидкостью.

От увиденного у меня снова встал, и я поспешил в туалет. Вслед мне полетела ехидная мамкина фраза «Не забудь потом руки помыть!».

Я подумал, что выходные у меня начинаются очень круто. Но, оказалось, что на этом всё хорошее внезапно закончилось. Севка, которому я позвонил сразу после завтрака, сказал, что заболел, лежит с температурой под сорок и когда сможет выйти неизвестно. Погода была плохая, всю субботу и воскресенье шёл дождь, я сидел дома и смотрел телик. А потом началась, как я её называю, «луковая» неделя. Так бывает, когда мамка после получки за несколько дней спускает почти все деньги, и мы сидим жрём одни только макароны с жареным луком и ждём аванса или зарплаты. Мамка в эти дни постоянно злая, раздражительная, потому что у неё нет ни на бухло, ни на сигареты. И я всё это время старался показываться ей на глаза как можно реже. Живого порно мне в эти дни посмотреть не удалось, но мне хватало и того, что я ухитрился записать. Оба ролика я засмотрел до дыр, обкончав каждую их секунду.

Наконец в пятницу в школу пришёл выздоровевший Севка. После уроков я к нему подошёл и сказал небрежно:

– Помнишь, ты хотел, чтобы я свою мамку снял голой?

У него моментально глаза загорелись.

– Чё, сфоткал?

– Нет, – ответил я, – не сфоткал.

– Блиин! – проныл он разочарованно.

– Я видео снял.

– Да ладно!

– Шоколадно.

– Покажешь?

– А у тебя есть курить?

Севка замялся. Он обычно тырил сиги у бати, по одной, незаметно. Потом курил их во дворе за гаражами и иногда давал мне добить.

– Есть.

– Пойдём курнём, и я тебе покажу.

На этот раз я закурил первый. Достал телефон и включил Севке первый ролик, «тёмный». Он посмотрел несколько секунд, а потом сказал разочарованно:

– Бля, не видно же ни хуя!

Я остановил ролик, включил второй и мотнул чутка вперёд. Удачно попал на самый смачный момент: как мамка засовывает член себе в дырку. У Севки просто челюсть отвисла. Пока он смотрел, я скурил три четверти сигареты и остаток отдал ему.

– Хочешь себе перекачать? – спросил я.

– Спрашиваешь!

– Тыща.

– Чего?

– Тыща рублей, и видосы твои.

– А не дохуя ли – целая тыща?

– Не хочешь, как хочешь.

– Давай триста?

– Семьсот.

– Пятьсот.

– Ладно, хуй с тобой, пятьсот.

– Только у меня с собой нету, надо домой сходить.

Севка сбегал домой, принёс мне пятихатку. Я перекинул видосы ему на телефон.

– Только никому больше не показывай! – сказал я.

– Полюбасу! – ответил Севка и умчался домой. Ясное дело, дрочить побежал. А я пошёл в магазин. Там продавщица — тётя Катя, Севкина мамка. Я у неё попросил вина и сигарет, сказал, что для мамки, и она мне продала, потому что с мамкой они подруги, а так бы хуй, конечно, кто мне всё это дал бы. Ещё взял чаю и сахару, а то уже третий день последний пакетик пустым кипятком заливаю.

Вечером мамку ожидал шикарный сюрприз.

Мама

Вообще такого не ожидала!

Пришла домой заёбаная, как всегда. Да ещё злая и расстроенная: мужики все, как назло, куда-то порассосались, и пришлось пиздюхать домой в одиночестве. До зарплаты ещё четыре дня, а денег ни копья нет. Курила последний раз вчера, стрельнула сигарету на работе. Короче, жопа полная.

И тут вдруг прихожу домой, заруливаю на кухню, а там на столе «кирпич» винишка и пачка «Бонда»! И Ромка стоит, весь сияет. Говорит, что нашёл на улице пятьсот рублей и вот купил, чтобы меня порадовать. Я, первым делом, сигарету вытащила, закурила и с таким кайфом затянулась! Почти как секс! Потом быстро «кирпич» открыла, засандалила первый стакашок залпом. И мне на пустой желудок как навесило! Думаю: не-не, я таким темпом очень быстро вырублюсь. Похавали макарошек с Ромкой, после этого я уже себе второй налила. И тут что-то на меня нашло.

– Я не хочу одна пить! – говорю. – Я не алкашка какая, чтобы в одиночку синячить. Давай-ка, сыночка, составь маме компанию!

Ромка офигел слегка:

– Ты чё, мам? Я ж ещё маленький!

– Ага, как за пизду меня лапать, так не маленький! А как вина чуток пригубить – так сразу маленький.

Он засмущался, но стакан себе достал. Я ему плеснула совсем на донышке.

– Просто попробуй чутка. Не бойся, это же не водка. Пробуй!

Ромка пригубил, поморщился.

– Ну да, не такое противное, как водка.

– Вот! Молодец! Мужик! За что выпьем?

Плечами пожимает.

– Давай, за любовь! – говорю и подмигиваю ему.

Выпиваем. На душе хорошо становится, тепло. Смотрю я на Ромку и любуюсь. Какой же он у меня умничка! Любит меня, заботится. Не на чипсы с колой себе всё потратил, а для меня, чтобы порадовать. Эх, мне бы такого мужика найти – заботливого, щедрого, любящего. Ну и чтобы ебал качественно. А то из Ромки ёбырь для меня не получится. Сын же! Да и маловат ещё хуёчек, еще не дорос. Был бы он мне не сын, да чуть постарше, я бы, конечно, к нему сейчас в трусы залезла бы... То ли от мыслей этих, то ли от вина захотелось мне вдруг секса до невозможности!

Тут вдруг Ромка мне и говорит:

– Мам, а тебе понравилось тогда?

– Когда?

– Ну, когда я тебя... лапал.

– А тебе?

– Очень!

– Небось ещё хочешь?

– Очень!

Я тогда делаю большой глоток вина, встаю со стула и ложусь грудью и животом на стол, опираясь на локти, жопу отклячиваю, а ноги ставлю широко.

– Ну, если очень хочешь...

У Ромки в глазах чуть ли не прожекторы зажглись!

–. .. можешь повторить.

Он вскакивает, суетится.

– Мам, а мы в комнату пойдем? Или... как?

– А зачем в комнату? Можно и здесь.

Рома

И вот мамка стоит раком передо мной, а я прямо растерялся. Задница обтянутая чёрной юбкой, ноги широко расставлены, и я не знаю, что делать: то ли мацать булки, то ли стягивать юбку, то ли трусы стаскивать?

Мамка оборачивается, смотрит на меня через плечо и говорит:

– Ну, чё застыл? Передумал?

Я пугаюсь, что сейчас передумает она, бросаюсь к ней. Сначала я попытался стянуть юбку вниз, но не смог. Сообразил, что её сначала надо расстегнуть, попытался справиться с молнией, но там что-то заело, и я тогда наоборот – задрал юбку наверх и завернул. Трусы были самые обычные – широкие белые хлопковые. Их я рассматривать не стал, а сразу потянул вниз. Мамка сдвинула ноги, чтобы трусы легко соскользнули, а когда они упали на пол, она легко вышагнула из них и снова расставила ноги широко.

Моим глазам открылась великолепная картина – голая мамина жопа. Жопа у неё большая, очень смачная. Целлюлит есть, конечно, но небольшой и её совсем не портит. На левой булке были три маленькие родинки: если их соединить, получился бы равносторонний треугольник. На правой – небольшой уже подживающе-зелёный синяк. Это её неделю назад во время секса ущипнул один мужик, она потом на него наорала за это. Я, не веря своему счастью, одновременно положил руки на обе половинки и осторожно сжал. По ощущению было, словно я сжимаю тёплую кожаную подушку. Я несколько раз сжал пальцы, наслаждаясь ощущением мягкости и податливости. Потом я раздвинул половинки и увидел ту дырку, которую в прошлый раз мне увидеть не довелось: тёмное, поросшее редкими волосками пятно с морщинками, собравшимися в одну «звёздочку».

Мамка опять обернулась.

– Нравится мамина жопа?

– Дааа, – выдохнул я.

Меня переполняла смесь восторга, стыда и возбуждения. Член уже рвался из трусов. Я перестал жамкать булки и перешёл к самому интересному: обеими руками я развёл в стороны складки пизды и увидел влажно поблескивающую розовую дыру. «Из этой самой дырки ты вылез», – сразу прозвучал мамин голос у меня в голове. От пизды шёл сильный запах: в нём было что-то звериное, сладко-солёное, что-то, от чего сразу начинала кружиться голова.

– Засунь туда палец, – хрипло сказала мамка.

Я с удовольствием выполнил её просьбу. Мой указательный палец погрузился во влажное, горячее, мягкое, не имеющее дна. Вспомнив прошлый раз, я начал двигать пальцем вперёд-назад. Мамка издала протяжный, какой-то кошачий звук. Я испуганно замер.

– Давай-давай, не останавливайся! – нетерпеливо сказала она и слегка двинула жопой мне навстречу.

Я продолжил трахать её пальцем. Так продолжалось какое-то время. Потом мамка сказала:

– Второй засунь.

Я не понял, что она хочет: чтобы я засунул другой палец? Палец второй руки? Куда? Тоже в пизду? Или в жопу?

– Куда? Как? – растерянно спросил я.

Мамка резко встала, повернулась, вытащила из себя мой палец, соединила указательный и средний пальцы и, сунув их в дырку, опять оперлась на стол. Я стал двигать туда-сюда уже двумя пальцами. Так было теснее, и пальцы сильнее тёрлись о стенки пизды.

– Дааа! Вот так! Вот так! – говорила мамка. Она начинала заводиться, двигать жопой мне навстречу, стонать всё громче и громче и иногда командовать:

– Сильней! Глубже! Быстрей! Ещё быстрее!

Я просто одурел от всего происходящего и механически выполнял все её команды. Свободной левой рукой я залез в штаны и стал дрочить. В штанах это было делать не очень удобно, и я, не опасаясь, что мамка увидит, приспустил штаны и стал дрочить открыто. Две мои руки двигались синхронно: правой я дрочил мамку, левой – себя. Но я побоялся, что вот-вот кончу и остановился. Однако член требовал своего. Тогда я сделал пару шагов и коснулся головкой мамкиной голой ноги. Это был кайф! Я дотронулся ещё раз. И ещё. И ещё. В конце концов я стал нагло тереться своим членом о её бедро. Вдруг я почувствовал, что мои пальцы крепко сжало внутри пизды. Мышцы ног у мамки напряглись. Она зарычала. Я видел, что её трясёт. Сначала я испугался, но потом до меня дошло, что это она кончила.

В подтверждение моей догадки мамка распрямилась, вытащила из себя мои пальцы и повернулась.

– Ох, блять, сыночка! Уж порадовал сегодня мать, так порадовал!

Она увидела мои спущенные штаны, торчащий член и улыбнулась.

– Вот что это мне в ногу тыкалось!

Я хотел натянуть штаны, но мамка меня остановила.

– Подожди! Давай, теперь я тебя порадую.

Она села на стул и за руку подтянула меня к себе поближе.

– Ты мне сделал приятно, а теперь моя очередь.

С этими словами она взяла меня за голый член и стала очень нежно дрочить. При этом она сидела с задранной выше пояса юбкой и широко раздвинутыми ногами, демонстрируя раздроченную пизду. Ощущение чужих, не моих пальцев на моём члене (впервые в жизни!) и этот развратный мамкин вид сделали своё дело: я кончил. Мамка продолжала свои движения на моём члене, но ощущения стали уже неприятно-болезненными, и я отстранился, освобождаясь от её пальцев.

– Всё? Кончил? – с небольшим удивлением спросила мамка. – А молофьи ещё нет у тебя?

Я помотал головой. Мне вдруг стало стыдно и неприятно от всего, что произошло. Видимо, мамка поняла это по моему лицу. Она тоже немного смутилась, сжала ноги, потом даже привстала и, одёрнув, вернула юбку на место. Я натянул штаны.

– Рома, – сказала мамка каким-то неуверенным тоном, – Ром, ты не переживай. Мы ничего плохого не сделали. Ты ведь и без меня раньше дрочил?

Я кивнул.

– Ну, вот. А сейчас просто я тебе помогла это сделать. А ты – мне. Мы просто немножко помогли друг другу получить удовольствие. Это же не секс. Не инцент. Так что всё нормально. Да?

– Да, мам, – сказал я успокаивающе. – Всё нормально.

– Только рассказывать об этом никому не надо! Понял?

– Конечно, мам. Я пойду к себе?

– Иди-иди, – сказала мамка, вытаскивая из пачки сигарету и закуривая.

И я ушёл в комнату.

Мама

Да, подрочила пацану. Ну и что тут такого? И он мне подрочил. Великое дело, тоже мне! Один один. Как будто он до меня не дрочил? Не велика разница: сам он передёрнет или я ему помогу. То, что мне помог кончить, ну так и что? Он мою дырку уже видел, и палец в неё уже совал. Вообще не о чем переживать. Блин, что-то не спится. Даже странно: кончила ведь, а никак уснуть не могу. И вино не помогло. Обычно оргазм лучшее снотворное. Ромка вон сопит в две дырки. Гы, в две дырки! Я никогда не пробовала. Зинка говорила – очень прикольные ощущения, когда сразу в два ствола дерут, только разработано всё должно быть. Но мне в жопу не нравится, поэтому я туда не даю. Я не шалава какая-нибудь, да и больно же! В те два раза, когда пробовала, чуть не померла. Нет, не два, три: с Генкой ещё было. Ну и отчим, конечно, пытался мне туда присунуть, кобель старый. С самого начала ходил на меня облизывался, в туалете при мне отливал, когда я зубы чистила. Махал перед носом своим вялым хером. «Наташенька, хочешь потрогать?». Целовать потом заставлял, облизывать. Сначала противно было, потом ничего, привыкла. Целку мне ломать боялся, пока месячные не начались. В пятом что ли, нет, в четвёртом ещё классе, после второй течки он мне пломбу сорвал. Мамке нажаловалась, так ещё и от неё отхватила: нечего ходить жопой крутить, у родной матери мужика отбивать. Потом уже постоянно стал меня пилить, козёл вонючий! Через день вставлял. Мамка сто пудов знала, да что она бы с ним сделать могла, с уголовником? Даже Сашки не стеснялся, прямо при нём меня драл года два, пока не посадили. Там и сдох от тубика, тварь. Сашка тогда даже младше, чем Ромка сейчас, был.

Да, Сашка-Сашечка, братик родимый, не подсел бы тогда на хмурый, не поймал бы передоз, была бы хоть одна родная душа у меня на свете. Батя в шахте этой долбаной сгинул, мамка от рака за три недели сгорела. Только Сашка ещё раньше неё в землю лёг. Больше всех по нему скучаю! Без него совсем одна осталась. Хотя вру. Почему одна-то? Ромка у меня есть, сыночка, кровиночка моя, единственная радость мамкина в жизни этой проклятой, беспросветной! Конвейер бесконечный, наггетсы эти, холод, вечная вонь на фабрике. Одна только радость – бухнуть да мужика на себя затащить. Не могу долго без этого дела, на стену лезть начинаю. Вон, перед родным сыном ноги раздвинуть готова. Ох, как же он меня сегодня порадовал! Не могла я ему за такой сюрприз шикарный не дать. Ну, не прям дать, конечно, так, побаловаться немножко. А Сашке тоже ведь разрешала. Ну, а что, если он нас с отчимом постоянно видел, что теперь прятать-то? У Сашки ведь даже в рот брала. «Наточка, ну пососи, ну пожалуйста!». Смешной такой! Интересно: в рот – это инцест или ещё нет? Ну, хоть в пизду не дала, малая, а понимала: с братом нельзя, хотя иногда хотелось, конечно. А у Ромки я взяла бы? Хотя я ж брала уже! Но это не по-настоящему, он и не понял, наверное, ничего. А в пизду с Ромкой попробовала бы? Нет, конечно, нет! Во-первых, сын, нельзя. Во-вторых, у него размером с мой мизинец, чуть-чуть побольше. Я же не почувствую ничего! Вот засуну сейчас для пробы. Еле чувствую этот мизинец. Карандаш в стакане. Но у него не совсем мизинец, чуть побольше. Ну вот, мокреть начинает. Значит, и от мизинца можно кайф поймать.

Да, когда заведусь, всё равно уже с кем – с сыном, с братом, сватом, лишь бы поглубже входил, раздвигал мне всё до предела. Кошка мартовская. Ну и что? Один раз живём! Надо всё от жизни брать, пока не сдохла. Да, вот такая я! Люблю ебаться: и сверху люблю, и снизу, и раком, и сосать, и когда лижут люблю. Только мужики не умеют лизать правильно. По-настоящему только бабы могут. Ох, как тогда в общаге мне Лизка это делала! Лиза-Подлиза. После неё никто мне больше так не лизал. Может, Ромку научить? А что? Он бы мне лизал, я бы ему сосала. Только это, наверное, уже инцест. Посадят к чёртовой матери. Хотя детей-то от этого появиться не может, значит, не инцест, значит, можно, наверное. У него вкусный стручок, чупа-чупсик маленький мой. Ой, как же хочется! Прямо вот сейчас, в эту самую секунду! Не могу терпеть!

– Рома! Ром! Ты спишь? Ромочка, я что-то совсем не могу уснуть. Ляг со мной, сыночка. Да, вот так, перелезай, ложись под стенку, рядышком. Всё, спи-спи.

Да, совсем другое ощущение, когда рядом свой, родной, тёплый. Мужичок мой. Сейчас заснёт покрепче, в трусики к нему наведаюсь в гости, хоть в руках подержу настоящий, живой, тёплый хуй. Такой он у них интересный: всегда приятно в руки брать, ласкать, облизывать. У нас всё просто – дырка и дырка, а у них чудо такое. Как там? То висячий, то стоячий, то холодный, то горячий. В детстве ржали над загадкой, и я ржала, хотя не понимала ещё, пока своими глазами это чудо не увидела. А когда первый раз-то был? У отчима? Нет, не у отчима. Я уже тогда знала, что и куда. В детском саду? Нет, там просто письки друг другу показывали на тихом часе, мне очень нравилось, помню. А где же я...? Да! В бане! В деревню к каким-то родственникам ездили, в бане парились все вместе – я, мамка, батя, и у бати встал. Я раскудахталась: «Что это? Зачем это?» А родители ржут! Поддатые. Батя говорит: «Сейчас покажем». Прямо в предбаннике мамке присунул. Весело было.

Да, жара. Пар. Пахнет тёплым мокрым деревом. Пот катится по коже. Чёлка ко лбу липнет. Батя ещё живой, весёлый, сильный, большой, как дерево, и член у него огромный, как у коня. «Как же он в меня влезет?» «Не бойся, Натуля, влезет. Надо только послюнявить хорошенько. Давай, соси. Рот по шире открой. Вот, вот так, глубже, соси, старайся, молодец. Теперь ноги раздвинь». Входит как по маслу. Сладко, приятно. Наполняет меня всю. И Сашка заходит. «И я хочу! У тебя же есть дырочка свободная! Давай! Тоже послюнявить надо. Ага, вот так, прямо в горло, а теперь нагнись рачком. В попу? Брату родному можно и в попу, ничего страшного». И не больно совсем, наоборот, приятно очень. Сразу два во мне – родных, любимых. Два. А третий вот Рома! У него тоже стоит. «А куда же я его? У меня же нет больше свободных дырок!» «Найдётся, не бойся. Пососи сначала». Вкусный, и не маленький совсем. «Сейчас нащупаем – куда». «Да нету там, я же говорю! Ну что ты мне в булку упираешься? Я же говорила».

Да, проснулась, за окном светлеет уже. И правда сзади упирается: у Ромки стояк утренний. Ну-ка, ну-ка. Да, побольше мизинца. Тёплый, твёрдый. Что снится ему, интересно? Тоже похабщина какая-нибудь? Чуть-чуть приласкаю. Вверх-вниз, головка маленькая, с синеватым отливом. Пахнет пряно. Вверх-вниз, вверх-вниз. Интересно, можно во сне кончить?

– Мам! Ты чё делаешь?

– Да я... я проснулась, смотрю – у тебя стоит. Я решила помочь снять напряжение. Но если не хочешь, я не буду.

– Нет-нет, я хочу!

Рома

Выходные прошли под знаком онанизма.

Мамка дрочила мне в субботу два раза. Один раз – утром, когда я проснулся рядом с ней и обнаружил, что она наяривает мой член. А второй раз вечером, перед сном. Мамка сказала: это чтобы крепче спалось. Причём сама предложила, я её не просил.

А в воскресенье получилось вообще три раза. Один раз опять утром. Я проснулся, вышел из своего угла в одних трусах. Член с утра стоит, как обычно. Мамка уже проснулась, но лежала ещё на диване. Я мимо неё прохожу, она мою «палатку» увидала, заулыбалась. Говорит:

– Иди-ка сюда, мой мужичок. Мама тебя за писю подёргает.

Ну и раз так, трусы мне спустила, стала дрочить. Я стою, кайфую. Пальцы у неё нежные, но крепкие. Когда она мне онанирует – в сто раз приятнее, чем самому себе. Она ещё и второй рукой яйца мне поглаживает. Просто мегакайф!

Потом днём после обеда она уходила куда-то по каким-то делам, потом вернулась, из коридора меня позвала. Попросила помочь ей разуться, типа спина у неё болит, наклоняться трудно. Ну, я помог, конечно. Ещё и ноги ей помассировал чуть-чуть. Заодно под юбку заглянул, как раньше делал. Только сейчас уже не скрываясь. Какой смысл? Мамка заметила, заулыбалась. Говорит, типа, там же колготки с трусами, не видно же ничего. А я говорю, что всё равно интересно. А она говорит: «Помассажируй маме спину, тогда покажу по-настоящему интересное». Прошла в комнату, легла на диван кверху жопой. Ну, я ей спину помял, погладил, как мог. Она тогда говорит: «Можешь теперь и трусы с меня снять, посмотреть, что хотел». Я не дурак отказываться. Трусы стянул с мамки, опять булки полапал, пизду. Попробовал в неё пальцы засунуть, как тогда, но она чего-то не захотела. Сказала, что не в настроении. И вообще какая-то она в этот раз зажатая была. Я думаю, это потому что трезвая. Но зато она, когда на спину перевернулась, опять сама мой член из штанов достала и подрочила. Непередаваемые ощущения, когда твоя мать без трусов, с раздвинутыми ногами, дрочит тебе!

Третий раз я уже сам попросил вечером, перед сном. Мамка ворчала сначала: типа, а писюн у тебя не оторвётся — столько дрочить? Но это так, для понта. Мне кажется, ей самой нравится это делать. И вообще, я думаю, что если бы я не был ей сыном, она бы мне дала себя трахнуть. Ну, или, как минимум, отсосала.

Я был уверен, что теперь у меня наступит райская жизнь и такая лафа будет повторяться каждый день. По крайней мере, каждый вечер мамка будет мне дрочить, «чтобы крепче спалось». Но только хуй там плавал! И в понедельник, и во вторник мамка приходила домой поздно, сильно бухая и заваливалась дрыхнуть, совсем не обращая на меня внимания. По утрам она была с бодуна, а я не самоубийца, чтобы лезть к ней, когда она в таком состоянии. Да и на работу она уходила в полвосьмого, я даже не вставал в такую рань. А в среду вообще случился полный пипец! Пока я спал, мамка ушла на работу и закрыла дверь моими ключами, забрав их вместе со своими. Я, когда это обнаружил, кинулся ей звонить, но у неё мобильный был недоступен. И я, как дурак, просидел весь день запертый дома, даже не пошёл в школу. Я дико злился на мамку, прождал её до десяти вечера, мысленно повторяя всё, что я хочу ей сказать за такой косяк, но она не приходила. Я уже начал переживать, не случилось ли чего, когда в начале одиннадцатого наконец-то щёлкнул дверной замок.

Мама

Неделя как-то бурно началась. В понедельник дали зарплату, и мы с бабами с нашей смены слегка отметили это дело. Во вторник у Жанки был день рожденья, она проставилась, и мы на праздновались просто в хлам. А в среду...

В среду я хотела стопорнуться, а то и так каждый день на рогах домой прихожу. Но, как на зло, встретила по дороге домой Толика, одноклассника бывшего. Он обрадовался, пригласил меня встречу отметить. Я говорю: «Я так сопьюсь нахер», а он, типа, мы только по пивку. Ну, хуй с тобой, думаю, по пивку можно, а то после вчерашнего весь день башка трещит. Зашли в шаурмятню, взяли по пиву, потрещали. Он припомнил, как я ему на выпускном в туалете сосала. А я и не помню. Я ж там нажралась, всех и не упомнить, кому сосала. Потом ещё по пиву взяли. Потом Толик предложил чекушку дёрнуть, и я рукой махнула: а давай! После чекушки меня что-то развезло слегка на старые дрожжи. А Толик, хитрец, говорит: «Пойдём ко мне. У меня жена с детьми к тёще в гости уехала на три дня. Я тебе кофе налью хорошего, крепкого, чтобы протрезветь». Ясен хуй, что никакого кофе мы не пили. Он ко мне под юбку ещё в лифте полез. Ну, и я ломаться не стала. Покувыркались с Толиком у него дома, неплохо так. Пару приходов я поймала. Потом он мне такси вызвал и даже денег на дорогу дал, обещал ещё позвонит как-нибудь.

Приезжаю домой поздно уже. Ромка меня встречает злой, как чёрт. Я говорю: «Что случилось?». А его как прорвало! Оказалось, я с утра его ключи упёрла, и он выйти не мог весь день. И не мог дозвониться: я мобильник забыла зарядить, и он у меня ещё утром сдох. Что-то как понесло сынульку моего, разорался на меня. Ну, я на него рыкнула в ответ, чтобы с матерью так не зарывался. А он вдруг — в слёзы. Убежал в комнату. Мне же стыдно, что такой косяк упорола. Пошла его утешать. Говорю:

– Чё ты, как девчонка, ревёшь?

– Ничё, – говорит. – Тебе вообще на меня насрать! Я тебе совсем не нужен!

Блять, мне стыдно — пиздец! Я довольная, пьяная, оттраханная явилась на ночь глядя, а ребёнок весь день взаперти, и я даже не вспомнила про него!

– Ну, не плачь, – говорю, – сыночка! Прости меня, дуру. Ну, как мне у тебя прощение заслужить? Ну, хочешь, я тебе подрочу?

И он на это мне заявляет:

– Не хочу!

Я вообще охуела! Я-то думала, у меня теперь универсальная кнопка управления появилась: нажала, и делай с ним что хочешь. Подумала, что это он выёбывается, цену себе набивает. Полезла рукой ему в штаны, а он руку мою отпихивает, не даётся!

– Где тебя носило так долго? – спрашивает.

– Одноклассника встретила, – говорю. – Давно не виделись. Выпили чуть-чуть с ним, пообщались.

Он смотрит мне в глаза пристально и спрашивает:

– Сексом небось с ним занималась.

Я смутилась немного, но сыну врать не стала:

– Да, – говорю. – И это тоже было.

– Ну, конечно! – Ромка возмущается. – Любой чужой мужик тебе дороже, чем родной сын! Потому что с ними можно сексом, а со мной нельзя!

– Глупенький, – говорю. – Так ты из-за этого так расстраиваешься? Что нам с тобой сексом нельзя заниматься? Поэтому?

– Не поэтому. Просто ты на выходных со мной такая ласковая была, несколько раз мне это самое... ну...

– Дрочила?

– Да. А потом как будто забыла про меня. А сегодня вообще – заперла и забыла! Как будто я вещь ненужная!

– Не говори херню, сын! Ты мне нужен. И я тебя очень люблю. Ты мне нужнее любых мужиков. И я тебе это сейчас докажу.

Он на диване сидит, а я на пол спускаюсь и на колени перед ним становлюсь. Потом стягиваю с него штаны с трусами, наклоняюсь и провожу языком ему по члену. У Ромки глаза по двадцать копеек!

– Мам, ты чё?! Нам же нельзя!

– Да, – говорю, – нельзя. Но это как бы не совсем секс. Так что разок, в виде исключения, можно. Только это будет наша тайна!

Всосала хоботок его, словно молочную сосиску в рот взяла. Языком нежно поиграла, пососала чуть-чуть. Чувствую: твердеет сосисочка, залупка наружу выползает потихоньку. Я её осторожно ласкаю. Обратила внимание, ещё когда дрочила раньше, что у Ромки она более чувствительная, чем у взрослых мужиков. Ребёнок, понятное дело. Пососала, пососала, а потом остановилась и прямо в глаза ему глянула. А у него рожа такая, будто он аж дышать забыл от изумления. Я с чмоком хуёк его вытаскиваю и говорю:

– Ну как? Нравится?

– Агааа!

– Хочешь, чтобы мама сосала твой член?

– Хочууу!

Ну и я дальше стала наяривать. Сосу нежно, мягко и приговариваю время от времени: «Мой сладкий мальчик. Мой любимый хуёчек. Мамочке так нравится твой член. Он такой сладкий». Ромка – на седьмом небе от счастья. Минуты три он продержался, а потом задёргался, задрожал весь. Кончил. А мне непривычно: от моего рта кто-то кончил, а в рот мне не спустил. Ничего глотать не надо. Не, я ничего против спермы не имею, всегда готова глотать. Просто – необычное ощущение.

– Не дуешься больше на мамку? – говорю.

– Нее, – башкой мотает. А потом спрашивает, – Мам, а ты ещё будешь мне так? Мне так понравилось!

– Посмотрим на твоё поведение. Если я от хорошего настроения разок у тебя в рот взяла, это ещё не значит, что теперь я буду тебе каждый день сосать. Поздно уже, пошли спать.

Постелили, легли. Я уже дремать начала, как вдруг Ромка из-за шифоньера своего вдруг спрашивает:

– Мам! А мужчина может женщину тоже... это самое... ртом?

– Может.

– А как? Я ни разу не видал ещё.

– Узнаешь. Когда-нибудь. Спи давай!

Рома

– Чё, в натуре отсосала?

– Я тебе отвечаю на пидора!

– Бляяяя!

Было видно, что Севка просто обтекает от зависти. Мы сидели за гаражами на старых ящиках, курили, и я делился с корешем последними новостями.

– Ромыч, как же тебе повезло, что у тебя мать такая шлюха! – сказал Севка и сразу осторожно добавил, – Без обид?

– Да, какие обиды, Сев, если это реально так. Повезло, конечно.

– Слушай, а может, она тебе и в пизду даст?

– Нее! В пизду стопудово не даст. Она постоянно повторяет: матери с сыном трахаться нельзя.

– Хуясе! А сама что делает?

– Ну, дроч и отсос это как бы не секс. Но мне кажется, если бы я был ей не сын, то уже давно бы дала.

– А мне бы дала? – вдруг спросил Севка.

– С хуя ли?

– Ну, она же всем даёт.

– Так она же мужикам даёт взрослым! А ты ещё пацан.

– А ты типа не пацан?

– Я – сын. Она меня любит.

– Ладно. Слушай, я про другое хотел: ты её больше на видео не снимал?

– Неа.

– Жалко. Я бы купил новых видосиков с ней. Или фоток хотя бы.

– А сколько за фотку дашь?

– Ну, полтинник.

– Сотку. Не меньше.

– Ладно, могу и сотку. А чо, есть?

– Пока нет. Но у меня есть идейка одна.

В четверг и пятницу каждый вечер мамка дрочила мне перед сном, «чтобы лучше спалось». Это уже стало превращаться в традицию, которая меня страшно радовала. Я разок попытался намекнуть ей насчёт минета, но она меня сходу отшила. Я не стал настаивать, опасаясь, как бы вообще всех удовольствий не лишиться.

В субботу мамка затеяла генеральную уборку во всей квартире и припахала меня помогать. Мы провозились до самого вечера. Когда с уборкой закончили, мамка набрала воды в свежепочищенную ванну и сказала, что хочет полежать расслабиться. Я пошёл в комнату смотреть телик. Но через какое-то время я почувствовал, что мне сильно надавило на клапан. Я попытался терпеть, но ссать хотелось всё сильнее и сильнее. Санузел у нас совмещённый, поэтому я подошёл к двери, постучался и спросил:

– Мам, ты там ещё долго?

– А чё?

– Я в туалет хочу.

– Чё потерпеть не можешь?

– Не могу!

– Ну зайди тогда, поссы.

Я заскочил и, даже не глядя на мамку кинулся отливать. Всё-таки кайф от того, когда долго терпишь, а потом ссышь, этот кайф я бы поставил на второе место после оргазма. Я закончил ссать и, не убирая член в трусы, повернулся к мамке. Она лежала в ванне, смотрела на меня и улыбалась.

– С облегчением, – сказала она. – А чего писюн не убираешь?

– Нуу...

– Лааадно. Иди сюда.

Я подошёл, а мамка достала руку из воды и взяла меня за член. Пальцы были влажные и горячие. Она начала двигать ими, постепенно наращивая темп, и я расслабился и стал ожидать привычной сладостной разрядки. Вдруг мамка остановилась и убрала пальцы. Мокрый член ощутил неприятную прохладу воздуха. Я вопросительно посмотрел на мамку.

– Хочешь, кое-что покажу? – сказала она, хитро улыбаясь.

Она опустила руки в воду, оперлась лопатками о покатую стенку ванны и изогнулась так, что из под пены поднялась нижняя часть туловища. Я увидел, что из мамкиной пизды что-то торчит.

– Возьми его! – скомандовала мамка.

Я взялся за эту штуку и потянул наружу. С чпокающим звуком я достал из мамки её дезик с круглой красной крышкой.

– Это чё? – удивился я.

– Ничё. Маме тоже хочется иногда удовольствие получить. Засунь обратно.

Офигеть! Оказывается, мамка тоже дрочит! Я засунул обратно, удивившись, как такая толстая штука так легко заходит в мамкину дырку. Мамка опять села, пряча таз под водой и пеной, снова взяла меня за член и принялась дрочить.

– Мам, я тебя попросить хотел... – начал я.

– В рот не возьму!

– Я не об этом.

– И в пизду не дам! – резко сказала она и, подумав, добавила. – И в жопу тоже!

Я немного удивился, потому что мысль о том, что мамку можно трахнуть в жопу, раньше даже не приходила мне в голову.

– Да я вообще не про это хотел! – сказал я.

– А про чё?

– Просто, мам... Понимаешь... Мне тебя очень не хватает, когда тебя нет дома. Я всё время тогда о тебе думаю, мечтаю...

– И чё?

– Мам, можно я тебя сфоткаю? Но только... ну... без одежды.. Можно?

Мамка явно удивилась моей просьбе и даже перестала дрочить.

– Ты хочешь меня голую сфоткать, чё ли? – лицо у неё на пару секунд сделалось озадаченным, а потом осветилось внезапной догадкой. – А! Это чтобы потом дрочить на мои голые фотки?

– Нну... да... – с трудом выдавил я.

Мамка заулыбалась.

– Ах ты маленький извращенец! – сказала мамка, но не сердито, а весело. – Хочешь мамку голую сфоткать? Сиськи мамкины? Мамкину жопу? Мамкину пизду? А потом смотреть? Смотреть на это всё и дрочить? Дрочить свой маленький хуй?

Говоря это всё, мамка продолжала на драчивать мой член. Я закрыл глаза и даже губу закусил, наслаждаясь этим невероятным кайфом. Даже не знаю, что мне больше приносило удовольствия – мамкины слова или действия? Наконец, всё внизу сжалось в сладостном спазме, и я кончил. Слегка отдышавшись, я спросил:

– Ну так чё, мам? Можно тебя сфоткать?

– Ладно, можно. Всё, вали, дай мне спокойно домыться, а потом устрою тебе эту... Как её? Фотосессию!

Мама

Мысль о том, чтобы по фоткаться голой, с одной стороны, меня завела, но с другой отвлекла от того, чем я занималась, пока Ромка не вломился ко мне поссать. Поэтому я ещё несколько раз по инерция подвигала туда-сюда дезиком, но поняла, что сейчас не кончу. Я вытащила из пизды своего «кавалера», быстренько домылась и вышла из ванной.

Только вышла – Ромка уже ждёт меня под дверью со своим телефоном в руках. Но я сразу его обломала.

– Стопэ! – говорю. – Сначала я покурю и немножко выпью. А ты жди в комнате.

И прошла на кухню. У меня была заначена бутылочка портвешка. Я налила себе, закурила, за махнула слегонца и задумалась. Я вспомнила про Настюху Дедко. Она очень крупно попала. Год назад Настюха разосралась со своим мужиком, а он ей в отместку выложил в интернет фотки, где она голая с ним трахается. Город у нас маленький, и очень скоро Настюха уже стремалась просто по улице ходить: все над ней ржали и пальцами тыкали. Пришлось ей валить отсюда совсем.

Я докурила и пошла в комнату. Достала из шкафа то, что я называю «набор для блядок» – чёрные лифак и труселя с кружевами. Лифак там полупрозрачный, и от трусов одно название. Мне этот набор Катька продала по дешёвке. Ей Аслан с моря привёз, но на её окорока они не налезли, а мне как раз.

Ромка увидел, что я бельё надеваю, и сразу заныл:

– Ну маам! Я хотел тебя без всего пофоткать!

А я ему отвечаю:

– Спокуха! Всё будет, но не сразу. Значит, слушай меня внимательно: фоткай так, чтобы лица не было видно. Пофоткаешь и покажешь мне потом. Что скажу – удалишь. Понял?

– Понял, мам.

– Ну и хорошо. Давай, погнали.

Я постаралась припомнить, что там вытворяла Настюха. Мне её фотки дала посмотреть на компьютере Катька, когда мы как-то у неё сидели и выпивали. Там, конечно, была полная жесть: на половине из них Настюха показывала все свои тощие прелести, а на второй половине – принимала во все дыры. Мы с Катькой только смотрели и охуевали. А потом Катька немного помялась и показала свои пошлые фотки с Асланом. Правда, не все, а только те, которые не очень стыдно палить. Но мне и этого хватило! Это же надо, какие в этих тихих омутах черти сидят! И кто после этого реальная шлюха?

В общем, сначала я распахнула халатик и показала сиськи в лифаке. Волосы специально распустила и сделала, чтобы они лицо закрывали. Ромка пощёлкал, но по кислой роже было видно, что он не этого хочет. Я оттянула лифак вниз так, чтобы стало видно соски. Потом совсем его сняла и пощипала соски так, чтобы встали. Ромка сразу сунулся поближе, поснимал сиськи крупным планом. Затем я халатик скинула и осталась в одних трусах. Покрутилась маленько – и стоя, и сидя на диване, и раком. Ромка прямо как настоящий фотограф меня со всех сторон общёлкал и говорит:

– Ну, маам! Ну, сними трусы! Пожаааалуйста!

А я раком стою в этот момент. Я сначала сдвинула трусы вбок на половинку, чтобы одна губа видна была. Ромка сразу ко мне и в упор щёлкает, чуть ли не в жопу мне носом тычется. Потом я трусы чуть-чуть приспустила так, чтобы они между ног провисли слегка. Ромка – щёлкает.

– Ну что? – говорю, – Может, хватит с тебя?

– Нееет! Мам, ну давай без трусов? Хотя бы один кадр, а?

– Ладно, – говорю, – но при одном условии. Если я буду без трусов, то и ты – тоже.

Ромка слегка опупел от такого.

– А я-то нафига?

– Я хочу видеть, нравятся тебе кадры со мной или нет.

До него дошло. Он захихикал и штаны с трусами стянул, в одной футболке остался. И я вижу, что ему уже всё ОЧЕНЬ нравится. Тогда и я быстро трусы скинула, села на диван, ноги раздвинула, а пизду рукой прикрыла.

– Ну, блииин, мам! Так не честно!

Сынуля от такого облома чуть не плачет.

– Фоткай давай!

Он щёлкнул, а я тогда взяла и двумя пальцами губы раздвинула.

– Так лучше?

– Дааа!

Голосок у него дрожит, а руки трясутся. Чувствую – сама тоже потекла. Взяла облизнула палец и в себя засунула. А Ромка аж на колени бухнулся и снимает это всё крупно. Я тогда на диван откинулась, ноги задрала, раздвинула на всю ширину и держу себя под коленками. Сынок фоткает – близко, подальше, ещё дальше, опять близко, почти в упор.

– Нравится? – спрашиваю.

– Очень!

Я переворачиваюсь и встаю на диване на четвереньки.

– А так?

– Дааа!

Я привстаю, упираюсь подбородком в спинку дивана, отклячиваю жопу и обеими руками раздвигаю свои дырки как можно шире.

– А так?

– Да! Да! Да!

У меня между ног уже всё зудит. И вдруг я чувствую, как мне в пизду что-то входит. Я вздрогнула, испугалась, что Ромка совсем охренел и член в меня сунул. Обернулась резко и вижу – не член, палец. Меня сразу отпустило, похорошело. Я улыбаюсь и ещё больше жопу отклячиваю. А Ромка начинает туда-сюда пальцем двигать. Я голову на спинку дивана положила, глаза закрыла и стою кайфую.

– Второй тоже засунь.

Засунул. Уверенно уже так шурует, темп держит. А я от этой съёмки уже завелась не слабо, мне много и не надо: минутку он меня пальцами потрахал, я и кончила. Развернулась и, не долго думая, хуёк Ромкин в рот втянула. Соснула пару раз, вытащила.

– А так нравится?

– Дааа!

Я продолжила сосать, а Ромка, засранец, вдруг взял и меня с членом во рту щёлкнул. Я сразу на него:

– А ну удали сейчас же!

– Удалю, удалю, мам! Только не останавливайся!

Ладно, чего уж. Не стала я ругаться, довела дело до конца. Ромка как только кончил, сразу на диван рядом со мной плюхнулся. Видно было, что ноги еле держат.

– Давай показывай, что ты там наснимал, папарацци.

Ну, Ромка и показал. Фотки, конечно, получились – огонь! И эротика, и порнуха настоящая, и полный изврат. Каждую фотку, где было видно лицо, я требовала удалить, и Ромка послушно тыкал в неё пальцем и убирал. В итоге осталось штук двадцать, но и там было такое – дрочи, хоть обдрочись. Ромка был на седьмом небе от счастья.

Рома

Мне повезло, что мамка вообще не разбирается в телефонах. У неё мобильник самый дешёвый, кнопочный. А у меня хотя и тоже дешманский, но сенсорный и с нормальной камерой. Поэтому мне удалось её обдурить и сохранить все фотки до одной. Получилось тридцать шесть штук плюс видео на тридцать две секунды, где я трахаю мамку пальцами. Поэтому Севке, когда мы с ним встретились, я сразу назвал ценник:

– С тебя четыре сто. Но за опт скину тебе сотыгу. Пусть будет ровно четыре штуки.

Севка явно замялся.

– Ваще-то как-то слишком дохуя получатся...

– Ага! Ты посмотри, какой материал качественный, а потом уж говори.

И я показал Севке всё, что наснимал. Я курил, а он листал фотки на моём мобильнике и только время от времени выдавал: «Бля, какие дойки! Вот это корма! О, вареник светанула. Бля, охуеть! Бляааа... Сосёт, реально сосёт!». Когда же он посмотрел моё мегавидео, то просто выпал в осадок. Где-то минуту он сидел, тупо пялясь в стенку гаража с облупишейся краской и надписью «Шамок — гандон», потом громко сглотнул и сказал:

– Короче, мне батя с того рейса сто баксов подарил. Я отложил, на иксбокс хотел накопить. Но ради такого я эти баксы обменяю.

В общем, через час я стал на четыре тыщи богаче. Но я не побежал их тратить сразу, как дурак. Я заначил их, спрятав в щель межу шифоньером и плинтусом. Это были мои первые деньги на будущий ноутбук.

Мама

Погода установилась солнечная. Наконец-то потеплело, на деревьях проклюнулись первые листочки. И настроение у меня было отличное, не смотря на вымотанность, когда я возвращалась с фабрики домой. Я прошла двор и уже подходила к подъезду, когда услышала за спиной знакомый голос:

– Тёть Наташ!

Я обернулась и увидела Катькиного Севку. Меня кольнуло нехорошее предчувствие.

– Что-то с Ромкой случилось? – спросила я.

– Не, с ним всё нормально. Здрасьте, – ответил Севка, подходя ко мне.

– Привет. Мама твоя что-то просила передать?

– Нет.

– А чё тогда?

Он явно чего-то стремался.

– Тёть Наташ, мне вам сказать кое-что надо.

– Ну, говори.

– Давайте не здесь.

– А где? Пойдём к нам?

– Не, давайте там.

Севка махнул в сторону скамейки, с трёх сторон укрытой густыми кустами.

– Ну, давай.

Я была заинтригована такой таинственностью. Что этот пацан хочет мне сказать, если это не про Ромку и не про Катьку?

Мы прошли и сели на скамейку. Мне показалось, что от Севки попахивает алкоголем. Он ещё немного помялся, а потом достал телефон, включил и показал его мне.

– В общем, вот...

Я глянула мельком и сначала не поняла. Мне сперва показалась, что это какая-то порнуха у него на экране. И я уже собиралась спросить, нафига он мне это показывает, но присмотрелась и вдруг поняла, что это моя фотография. Что это я лежу на диване, растопырив ноги и выставив на обозрение свою пизду. И что это моё лицо с блядской улыбочкой смотрит прямо в камеру.

Мне по плохело. Голова закружилась, лицо вспыхнуло, желудок подпрыгнул, будто я сейчас блевану.

– Где... Откуда ты... ты это взял? – еле выдавила я.

– Какая разница? Главное, что у меня это есть. И если...

– Ты у Ромки украл телефон?

– Ничего я не крал! Я у него купил эти фотки!

– Купил?!

Меня будто доской по башке огрели. Купил! У Ромки! Во мне всё просто заклокотало от возмущения.

– Да, купил. И я хочу сказать...

– Я его убью! Сучёныш! Запорю ремнём!

Пальцы сами сжались в кулаки, мне стало трудно дышать, потому что грудь будто что-то распирало изнутри, в ушах звенело...

– Да блять!

Окрик Севки подействовал на меня, как вылитое ведро холодной воды. Всегда спокойный, вежливый Катькин сын позволил себе матюкнуться при мне! Я ошарашенно на него уставилась.

– Слушайте меня внимательно, тётя Наташа. Я хочу вас кое о чём попросить. И если вы этого не сделаете, то я выложу ваши фотки в интернет.

Пиздец! Этот сопляк собрался меня шантажировать! Я молниеносным движением выхватила у него телефон.

– И что ты теперь выложишь?!

Он почему-то не растерялся.

– У меня есть копии на компьютере. Отдайте телефон!

– Я отдам. Отдам. Только не тебе, сопляк ты паршивый, а матери твоей отдам! И про тебя всё ей расскажу. А ну пошли!

Я вскочила со скамейки, схватила Севку за ворот куртки и дёрнула на себя. Он чуть не свалился, но устоял на ногах.

– У меня есть фотка, где вы Ромке член сосёте. Вас за это посадят! – очень быстро сказал Севка.

Я отпустила его куртку, ноги у меня подкосились и, чтобы не упасть, я рухнула на скамейку. Меня накрыла дикая волна стыда и страха. Я закрыла лицо руками: у меня не было сил даже поднять глаза на Севку.

– Что ты хочешь? – спросила я обречённо.

– Во-первых, – сказал Севка, – вы не будете наказывать Ромку. Пальцем к нему не прикоснётесь. Если тронете, то я сразу всё выкладываю. А во-вторых...

Он замялся, глубоко вздохнул и всё-таки выдал:

– Во-вторых, я хочу секс.

Мне показалось, что я ослышалась.

– Чё?

– Секс. Три раза. Если согласитесь, я все фотки удалю. У вас на глазах. И на телефоне, и на ноутбуке.

Я уставилась на этого наглого сопляка в полном охуении. Он не выдержал моего взгляда, отвернулся и заговорил:

– Я не требую сразу. Можете подумать. До завтра. Нормально? До вечера? Завтра вечером тогда мне позвоните. У Ромки есть номер. Только вам лучше согласиться. Ладно. Я пошёл. До свидания.

И Севка очень быстро встал и съебался. А я сначала сидела несколько минут на скамейке в полном ахуе, а потом встала и побрела домой.

Дома в коридоре меня встретил Ромка. Видно, он по моей роже сразу понял, что случилась какая-то жопа, и спросил:

– Мам, чё случилось?

– Чё случилось? – переспросила я, и меня аж затрясло, как с дикой похмелюги. – Ты спрашиваешь, что случилось?! Только что твой дружок Севка, которому ты продал фотки, где я голая...

У Ромки за секунду лицо стало белым, а губы синими, как у покойника.

–. .. Севка сказал, что выложит их в интернет, если я ему не дам! Три раза! И у него есть фотка, где я с твоим хуем во рту! За которую меня могут посадить! Которую ты, гадёныш, сказал, что удалил!

Я замахнулась, и Ромка в ужасе шарахнулся от меня. Если бы я могла, я бы сейчас схватила ремень и хлестала бы его, хлестала до крови, до мяса, до костей! Но я не могла. Поэтому я просто прошла, не раздеваясь, в комнату, рухнула на диван и разрыдалась.

Рома

Это был ад.

Чего я только не наслушался в тот вечер! Я – сраный выблядок, который торгует своей матерью, как сутенёр. Я малолетний извращенец, вонючий онанист и мелкий поганец. Я пиздливый хитрожопый барыга и наживаюсь на слабостях матери. Я сломал матери всю жизнь. Не надо было меня рожать, а нужно было сделать аборт. Я тупое ленивое чмо, и никогда из меня ничего не получится, и сдохну я либо на зоне, либо в вонючем подвале от передоза, и мой труп будут жрать крысы.

Я только плакал и бесконечно повторял: «Мамапростименя, мамапростименя, мамапростименя, мамапростименя...». Но самое удивительное: вместо того, чтобы меня запороть до полусмерти, мамка ко мне даже не прикоснулась! Ни разу! Она очень долго ругалась, плакала, опять ругалась, опять плакала. Потом сходила за винищем, напилась и уснула. А я не мог уснуть почти до самого утра. Всю ночь я думал о том, как завтра залезу на крышу и спрыгну с неё. Потом я всё-таки уснул, и мне приснилось, как Севка трахает раком мамку, а она смотрит на меня и счастливо улыбается. А потом Севка вытащил из неё член и сказал «Давай, теперь ты», и тут я проснулся.

Утром, когда я увидел яркое весеннее солнце и услышал, как громко чирикают птицы за окном, прыгать с крыши мне расхотелось. Я позавтракал, посмотрел телик и пошёл в школу. Там я на переменах пытался подойти к Севке, чтобы спросить: на хера он меня так подставил? Но он, как будто специально, тусил со своими одноклассниками и не давал возможности поговорить с ним с глазу на глаз. После уроков он тоже умудрился свалить как-то так, что мы не пересеклись. По телефону он тоже не отвечал, сбрасывая мои звонки.

Вечером пришла мамка. От неё за километр несло перегаром. Она меня не ругала, ничего не говорила вообще. Единственная фраза, которую я от неё услышал: «Дай мне номер Севки». Я тут же дал ей номер, она набрала его и сказала:

– Это я. Я согласна. Можешь приходить. Когда? Да хоть сейчас.

Довольно скоро в дверь позвонили. Это был Севка. Мамка махнула в сторону комнаты и сказала ему:

– Проходи.

Потом пьяным взглядом уставилась на меня и сказала:

– А ты пошёл вон! Предатель! Вали на улицу и шляйся там, пока твою мать будут ебать!

Севка осторожно кашлянул и сказал:

– Тёть Наташ! Могли видеть, что я в ваш подъезд зашёл. Будет странно, если Ромка гуляет, а я с ним – нет.

Мамка удивлённо взглянула на Севку.

– Точно! Можем спалиться. Правильно, пускай дома сидит! – и, уже обращаясь ко мне, добавила, – Иди на кухню и там сиди! И чтоб я тебя не... это самое...

Язык у неё слегка заплетался. Мамка с Севкой ушли в комнату и закрыли за собой дверь. А я пошёл на кухню. Но сидел я там очень недолго. Уже через минуту я был возле двери. Она у нас в середине стеклянная и заклеена полупрозрачной плёнкой. Но плёнка старая, во многих местах продранная, и через дырки можно разглядеть где-то половину комнаты. Я увидел, что мамка уже лежит на диване. Мне была видна верхняя часть её тела, одетая в старую коричневую футболку. Севка стоял где-то вне моей границы видимости.

– Ну, чё стоишь столбом? – услышал я мамкин голос. – Пришёл ебать, так давай, еби!

В ответ прозвучало что-то невнятное.

– Чё? Чего ты там думал? Тут не думать надо, а делать. Раз пришёл, давай – делай дело.

Севка опять что-то тихо сказал, и я не расслышал.

– А как ты хотел? Как тебе надо? Ты сказал: хочу от вас секса! Ну так – на! Получай секс! Чё я тебе ещё должна? Подрочить вприсядку?

Ответил что-то Севка или нет, я не понял. Мамка какое-то время ещё полежала молча, потом поднялась и исчезла из поля видимости. Были слышны только голоса. Сначала мамкин:

– Ну и чё стоим? Не знаешь, как начать? Штаны для начала сними... У-у-у! И вот с этим ты ебаться пришёл? Испугался что ли? Как шантажировать меня, так смелый. А как до дела...

– Я не так всё хотел! – вдруг громко крикнул Севка.

– А как?

– По-нормальному! Как вы не поймёте? Я же вас...

Опять послышались какие-то невнятные звуки.

– Ты чё? Сева! Ты чего? Плачешь что ли? Да ладно, чё ты! Успокойся. Ну, не встал. Ничё, бывает. Первый раз, переволновался...

– Я не поэтому... Просто вы... вы мне очень... нравитесь. Я как только у Ромки всё это увидел, просто... Спать даже не мог. А как бы я к вам... ну... подкатил? Я же мелкий. Поэтому шантажировал...

– Ты чё? Влюбился в меня что ли? Сев! Сева! А? Чё молчишь?

Чего-то они там притихли. А я места не находил себе от любопытства: что там происходит? Скоро опять послышался мамкин голос, но уже гораздо более мягкий.

– Так чё? Правда, понравилась я тебе? Я ж для тебя старая.

– Ничего не старая. У вас такое тело! Такая фигура!

– Чё правда? Нравится? Ну, хочешь, потрогай тогда, чё нравится... Ну, и как там у нас теперь? Вот, теперь-то явно получше уже. Не висит, как сосиска вялая. А если я ещё помогу?

Послышался Севкин то ли стон, то ли всхлип. Наверное, мамка взяла у него в рот. Несколько минут ничего не было слышно, а потом я увидел, как мамка снова ложится на диван. Футболка уже у неё была задрана до подбородка. Севкины руки активно мацали её большие сиськи. По лицу мамки было видно, что она больше не злится, а наоборот – кайфует от того, что происходит. Я смотрел и умирал от зависти к Севке. Наверное, я теперь к её сиськам больше не прикоснусь ни разу в жизни...

– Давай, Сева, давай! – задыхаясь, произнесла мамка и...

Я не верил своим глазам. Я вообще не мог представить, что она ему даст. Я думал, она зазовёт его к нам и здесь придушит. Я бы этому совсем не удивился. Но всё обернулось самым неожиданным образом: Севка реально трахал мою мать, и ей это нравилось. Севку я не видел, но я видел, как дёргается у мамки голова, как колышутся сиськи. У меня встал. Я глядел в дырку в плёнке и дрочил, наблюдая, как мою мать трахает мой друг, который старше меня всего на год. Точнее – уже бывший друг. Потому что такой подставы я Севке не прощу никогда в жизни.

Мама

Самое удивительное, что я с ним кончила. С одиннадцатилетним пацаном! Но кайф от секса с Севкой был не такой, как кайф от секса с нормальным взрослым мужиком. Мужик – он тебя берёт, вставляет в тебя свой хуй, раздвигает всё, вдавливает, заполняет пизду, наваливается на тебя всей массой. А ты ему отдаёшься, позволяешь делать с собой, что он хочет. С мальчиком всё по-другому. Здесь уже ты королева. Он смотрит на твои сиськи и аж дышать забывает, готов на что угодно, лишь бы ты перед ним трусы сняла. Ручонки дрожат, ноги подгибаются и хуёк только не дымится ещё. И ты прекрасно понимаешь, что он сделает для тебя всё, лишь бы ты ему дала. И когда он тебе присовывает, это как бы ты его в себя втягиваешь, всасываешь. Это ты его имеешь, а не он тебя, и кайфуешь от своей власти над ним.

И ещё при этом, конечно, всё внутри аж дрожит, потому что ты понимаешь, что творишь полный пиздец. Не дай бог это всплывёт — и всё, жопа-кеды! Тебе же все будут в рожу плевать за такое, да ещё и посадят, потому что это ж чистая уголовка, совращение малолеток. И от этого понимания только слаще и горячее становится между ног, и кончаешь, даже от мальчишеского мелкого члена. Кстати, у Севки он не такой уж и мелкий: конечно, не как у мужика, но побольше, чем Ромкин. Молофья уже есть. И по вкусу другой, более солёный какой-то. Короче, мне с ним ебаться понравилось, и на следующий день я его ждала уже совсем в другом настроении, чем в первый раз.

Когда звонок прозвенел, я Ромку-предателя сразу шуганула на кухню и пошла открывать. На пороге стоял Севка с букетом в одной руке и бутылкой шампанского в другой!

– Здрасьте, тёть Наташ!

– Ну, привет. Ты чё, так и пёрся по улице с букетом у всех на виду?

– Не, я его в пакет спрятал. Я ж не тупой.

– Ладно, заходи, пока тебя не запалили.

Севка зашёл в квартиру, и я поскорей закрыла дверь. Он протянул мне букет.

– Это вам. И это тоже, – добавил, отдавая мне шампанское.

– Спасибо, – говорю. – А шампанское где взял? У мамки спёр?

– Нет, купил.

– Кто тебе продаст, малолетке?

– Я мужика попросил одного. Сказал, что мамке сюрприз на день рожденья.

– Ну, охуеть ты кавалер! Цветы, бухло – всё по взрослому.

– Ну, у нас ведь тоже всё по-взрослому, – говорит Севка и лыбится.

– Ладно, – говорю. – Пойдём тогда попробуем твой шампунь.

Пошли на кухню. Я опять шуганула оттуда Ромку. Отдала бутылку Севке.

– Открывай, – говорю.

И ничё, открыл нормально, справился, пробку вытащил, ничего не разлил. Молодец пацан. Хряпнули на двоих шампусика. Я с него очень быстро косею, поэтому пью редко. Да и дорого. Но вкусное, мне понравилось. В башке зашумело сразу, в пизде зачесалось.

– Ну, чё, – говорю, – кавалер? Пойдём в койку?

А Севка вдруг отвечает:

– Можно я вас поцелую? В губы?

Пиздец! Любовь-морковь!

Ну, пососались мы с ним малехо. Сиськи он мне помацал. Так засранец соски накрутил ловко, что я уже мокрая вся сижу. А Севка вдруг присел на корточки, ноги мне раздвинул и трусы уже стягивает с меня. Я не возражаю, пусть на пизду полюбуется, а то небось в прошлый раз и понять не успел, где что. Ноги пошире расставила. А он руками мне губы раздвинул и внезапно прямо в пизду меня поцеловал! И потом ещё и языком снизу вверх провёл, самым кончиком. Потом – сверху вниз, потом вокруг клитора... Короче, начал он такие вещи языком своим вытворять, что у меня аж ноги задрожали. Сразу Лизу-Подлизу с общаги вспомнила. Севке до неё, конечно, как до Луны, но для одиннадцатилетнего пацана – просто охуенно.

– Ты где это так лизать научился? – спрашиваю.

Он отрывается, лицо поднимает и говорит:

– На ютубе посмотрел.

И весь подбородок у него мокрый.

– Ну давай, продолжай, пиздолиз мелкий.

И он продолжил. Лизал-лизал мне. Конечно, приятно, когда языком снаружи елозят, но мне этого недостаточно, я люблю внутри что-то чувствовать. И Севка, словно мысли мои прочитал: засунул мне в дырку два пальца и стал ими трахать. И ещё и продолжает клитор лизать при этом. Оргазм меня накрыл быстро и мощно.

Я отдышалась и говорю:

– Пойдём, теперь я тебя порадую.

Пошли в комнату. Заходим, а там Ромка меня увидал – и глаза по двадцать копеек. Это я забыла юбку задранную опустить и так и зашла без трусов и с мокрой раздроченной пиздой. Мне аж жалко его стало на секунду. Небось, умирает от зависти к Севке. Но я вспомнила, что он меня предал и продал, и молча выгнала из комнаты.

Сначала я Севке пососала. Так прикольно: только берёшь в рот, как он глаза зажмуривает и начинает пыхтеть, как паровоз. Поласкала его языком, но недолго, чтобы не кончил раньше времени. Потом легла на спину, ноги раскинула гостеприимно. Севка присунул, начал ебать. Но чувствую – что-то не то. Слишком мокро у меня там после его лизания и оргазма, а у него размер маловат. Болтается он там, как ромашка в ведре: ни я ничего не чувствую, ни он, наверное, тоже.

– Слезь, – говорю. – Давай-ка по-другому.

Я встала по-собачьи, колени свела вместе, бёдра сжала, чуть прогнулась, чтобы ему легче было достать. Севка сзади пристроился, засунул. У меня в такой позе всё максимально плотно, так что и мальчишеский хуёк входит туго, хорошо чувствуется. Севке, видать, тоже понравилось, принялся он меня долбить, как перфоратор. Я себя сама за соски взяла, сжала плотно и подвигала пальцами. Этого мне хватило, чтобы кончить. А тут и внутри чувствую – горячее, жидкое. Это Севка в меня спустил. Я с его конца соскользнула, развернулась и поцеловала его как следует, с языком.

– Спасибо, Сева. Завтра ещё придёшь?

– Да, конечно. И фотки все удалю при вас.

– Хорошо, приходи.

Но назавтра Севка не пришёл. Потому что ко мне пришла «красная армия», в смысле – месячные.

Рома

Несколько дней меня преследовала эта картина. Я закрывал глаза и видел: в комнату заходит моя мать с задранной на пояс джинсовой юбкой и без трусов, за ней идёт Севка, у которого штаны топорщатся в области ширинки. И у меня сами собой от гнева сжимались кулаки. Я реально обдумывал план, как убить Севку. Но мне совсем не хотелось на зону, поэтому от убийства я отказался. Я решил просто как следует его отпиздить. Но была проблема. Севка старше меня на год, выше на полголовы и явно сильнее. Это можно было бы исправить с помощью бейсбольной биты, например. Но, к сожалению, биты у меня не было. Зато было кое-что другое.

Прошлым летом я нашёл возле мусорных баков порванную велосипедную цепь, подобрал и хозяйственно заныкал на балконе. Теперь она могла мне пригодиться и, как минимум, уравнять наши шансы в драке. Ещё одно моё преимущество – фактор внезапности. Ради него я сбежал с последнего урока и засел на втором этаже в Севкином подъезде.

Я долго думал, что ему сказать перед тем, как хуйнуть цепью по башке.

«За то что ты меня подставил!». Не, не то.

«А ты не охуел, с моей матерью трахаться?». Нет, фигня.

«На тебе, сука, за всё!». Тоже фигня.

В итоге решил ничего не говорить, а просто ёбнуть со всей дури молча. Он и так поймёт за что.

Я увидел в окно, как Севка подходит к подъезду и приготовился. Пальцы сжимали холодную скользкую цепь в кармане. Но когда в лестничном пролёте показалась Севкина чёрная башка, я сильно заволновался, и когда он повернул на лестничный проём и увидел меня, я как-то растерялся и произнёс:

– А ты не охуел... меня так подставлять... перед матерью? И вообще!

За это «вообще» мне стало жутко стыдно: так жалко оно прозвучало. Севка остановился внизу пролёта, и мой план с внезапным нападением сразу рухнул. Цепь осталась лежать в кармане.

– Ромыч! Ты это... извини меня, короче. Я не хотел, чтобы тебе... Я кстати... Тебя мать ведь не била?

Я не ожидал от него ни извинений, ни этого странного вопроса, и на автомате ответил:

– Нет.

– Это я ей сказал, чтоб тебя не трогала. Не то фотки солью в интернет.

– Чё, в натуре?

– Да.

– Ясно.

Так внезапно разрешилась то, что было для меня загадкой: почему мамка ни разу меня за это всё не ударила?

– Ну, чё, Ромыч, простишь меня?

Я молчал. Севка сделал несколько шагов по лестнице мне на встречу. Я уже мог достать его цепью, но стоял и ничего не делал. Тяжело ударить человека, который от тебя этого не ждёт. И который, оказывается, не совсем гнида и даже прикрывал тебя, как мог.

– Ромыч, я понимаю, я тебе всю малину с мамкой обосрал. Ты на меня злишься. Что я могу...? О! Знаешь, чё? Пойдём ко мне! Я тебе покажу кое-что.

– Чё?

– Увидишь. Типа, в порядке обмена.

Через несколько минут мы сидели у Севки дома перед его ноутбуком (блин, как же я мечтаю о таком!), и он что-то искал в папках с файлами.

– Так чё ты хочешь показать-то?

– Ща... ща... О! Вот они.

Он нашёл какую-то папку, которая была бледнее других, и открыл её.

– Это тебе мой подгон. В порядке обмена и извинения.

Севка дважды кликнул мышью, и на экране появилась его мать, тётя Катя. Она была одета в чёрную кружевную сорочку и чулки-сеточку. На фотке тётя Катя стояла вполоборота, выпятив задницу, и кокетливо улыбалась. Севка перелистнул, и на следующей фотке тётя Катя приподнимала подол сорочки так, что было видно самый край её трусов. На третьей – она приспустила одну бретельку.

– Ты считаешь, это равноценный обмен? – спросил я. Мне было, в принципе, интересно это посмотреть, но не особо.

– Спокуха, – ответил Севка. – Ты до конца досмотри, а потом уже базарь.

Он показал ещё несколько фоток с такой же лёгкой эротикой и сказал:

– Это была разминка. Ща будет погорячее.

Севка открыл новую папку и... Там реально было погорячее! На первой же фотке абсолютно голая тётя Катя развалилась на диване и широко раздвинула свои жирные ляжки, показывая пухлую гладко выбритую пизду. У меня челюсть отвисла.

– Это ты её фоткал? – спросил я.

– Ты чё, ебанулся? – сказал Севка. – Конечно, нет. Это батя её фоткал. А я случайно у них на компе нашёл. И себе скопировал. Зырь дальше.

Дальше было так же круто, как на фотках, которые я делал со своей мамкой и даже круче. Тётя Катя показывала себя в самых разных позах, не стеснялась раздвигать пизду и жопу, а кроме того – совала себе в дырки огурцы, бананы, морковки и даже бутылку из под шампанского.

– Ну, чё, прифигел? – спросил Севка. Я в ответ только кивнул.

– А щас ваще охуеешь.

И он открыл на компе третью папку. На первой же фотке была снятая крупным планом тёти Катина пизда с воткнутым в неё толстым и длинным хуем. На следующей этот же хуй больше, чем на половину, был скрыт в анусе. На третьей – тётя Катя жадно его сосала. И дальше всё в таком же духе. Больше всего мне запомнились три. Первая: тётя Катя стоит на четвереньках, а сзади её трахает Севкин папа дядя Аслан и фотографирует их обоих в отражении в зеркале. На второй тётя Катя сидит, расставив ноги, из пизды у неё вытекает сперма, и крупную каплю этой спермы она демонстративно слизывает со своего пальца. Третья: дядя Аслан просто присовывает жене, но они делают это на оранжевом диване, стоящем в Севкиной комнате. Я повернул голову, посмотрел на этот диван, повернулся к Севке и спросил:

– Здесь?

– Ага. Наверное, когда я в школе.

– Охуеть.

– Согласен, – сказал Севка и добавил, – Ты, как хочешь, а я подрочу.

И не долго думая, он расстегнул ширинку, достал член и принялся гонять лысого, листая порнофотки своих родителей. Я подождал полминуты, мысленно плюнул и занялся тем же самым, потому что от просмотренного я возбудился не на шутку. Кончили мы почти одновременно.

После этого сеанса совместного онанизма вся злоба на Севку у меня сама как-то выветрилась. И я уже по-приятельски попросил у него совета: что мне делать, чтобы мамка стала вести себя со мной как раньше?

Севка потёр лоб, наморщил брови и, вдруг просияв, как будто что-то придумал, сказал:

– Знаешь анекдот? Мужик приходит домой, а жена ему: «Дорогой, я поцарапала машину. Как мне загладить свою вину?». Мужик расстёгивает ширинку и говорит: «Соси прощения!».

– И чё?

– Чё, чё... Тебе то же самое надо сделать.

– Сосать прощения?

– Да. Только не сосать, а лизать.

– Думаешь?

– Стопудово! Все бабы тают, если им как следует отлизать. Я когда ей лизал, она пять раз кончила.

– Сев, а это... Я как бы не очень в курсе... ну... как им там лизать правильно.

– Там всё просто. Короче, сначала кончиком языка ей снизу вверх, сверху вниз. Потом пальцами раздвигаешь и начинаешь языком ей на пизде писать алфавит.

– Алфавит?

– Ну, буквы все. В алфавитном порядке. Как будто ты языком их рисуешь. А, бэ, вэ и так далее. Пока до я дойдёшь, она двадцать раз уже кончит. И тебя простит.

– Попробую, конечно. Только не уверен, что она меня к своей пизде вообще подпустит.

Севка опять задумался и снова придумал:

– Ты перед ней покайся. Встань на колени, покайся и начни ей ноги целовать. И целуй от низа и выше, выше, пока не залезешь, куда надо. А там уже – алфавит.

– Бля! Круто ты придумал!

– Ну а хули! Знаешь, сколько я башку ломал, чтобы она мне дала и не убила? Неделю, наверное! А то и месяц. И кстати, знаешь ещё чё?

– Чё?

– Бабы подарки любят. У тебя от бабок, которые я заплатил, что-то осталось?

– Всё осталось. Я ничего не тратил пока.

– Отдай ей!

– Все?

– Все. Тогда стопудово простит.

Расстались мы с Севкой уже не заклятыми врагами, а опять – друзьями и даже союзниками. Когда я выходил от него, с работы как раз вернулась тётя Катя. Мы встретились в коридоре. Раньше она мне казалась обычной жирной тёткой, в которой нет ничего сексуального. Но теперь, как только я её увидел, мне сразу вспомнились те фотографии, и мой друг в штанах зашевелился. Наверное, тётя Катя что-то заметила в моём взгляде, потому что спросила:

– Ты чего это на меня так смотришь, Рома?

– Я? Ничего. До свидания, тёть Кать. Пока, Севка. Заходи в гости.

Мама

Я после месячных всегда очень голодная до секса. Поэтому в тот вечер очень ждала Севку, чтобы поебаться с ним последний раз. А может и не последний, ещё посмотрим. И на звонок в дверь я подскочила, как ужаленная. Между ног сразу зачесалось.

Но, открыв дверь, я обнаружила за порогом не Севку, а Катьку — его мать. У меня внутри что-то ёкнуло. У Катьки было странное выражение лица.

– Привет, подруга, – сказала она. – Можно в гости к тебе? Посидим, попиздим, бухнём, а?

И достала из сумки бутылку «Путинки».

– Конечно, Кать. Проходи.

Катька зашла, разделась. Мы прошли на кухню. Я быстро сварганила закусь, из того что было. Мы разлили водку по рюмкам, выпили по первой, закурили. По Катьке было видно, что её что-то распирает изнутри, но она почему-то молчит. Тогда я заговорила первой.

– Что-то у тебя, Катька, видок такой... какой-то... Случилось чё?

Катька загасила бычок в пепельнице и ответила:

– Ваще-то, да. Случилось, – сказала она, глубоко вздохнула и добавила. – Натах... Я всё про тебя знаю.

У меня внутри всё оборвалось. Но я собралась, сделала морду кирпичом и спросила:

– Это чё ты знаешь?

Катька спрятала глаза, помялась и выдавила:

– Я знаю, что ты трахалась с Севкой... и с Ромкой.

Я сначала аж задохнулась, а потом пошла в атаку:

– Да ты чё несёшь! Когда это я...

– Натаха! Мне Севка во всём признался. Я застукала, как он на твои фотки дрочил. Надавила на него, как следует. Он и раскололся.

Пиздец! У меня в голове сразу выстроились два варианта: либо Катька пишет на меня заяву и меня закрывают, либо она меня шантажирует, как её пиздюк, и придётся мне продавать и квартиру, и всё-всё-всё, чтобы от неё откупиться.

– С Ромкой я не трахалась, – как-то само вырвалось у меня.

– Я фотки видала, – сказала Катька, по-прежнему не поднимая глаз.

– Так я ж только в рот у него брала!

– А это что, не секс что ли?

– Нет.

– Ага, Аслану моему расскажи. Если бы я у кого отсосала, а потом говорила, что это не секс, он бы меня на месте убил.

– И что ты... – я сглотнула, – и что ты... теперь...?

Катька вдруг подняла глаза, посмотрела на меня пристально и задала вопрос, которого я никак не ожидала:

– Тебе с Севкой понравилось? Ты с ним кончала?

– Кончала, – призналась я и почувствовала, что рожа у меня краснеет. – А что?

– Понимаешь, – сказала Катька, опять пряча глаза, – понимаешь, я... я это... Короче, я тоже хочу... с ним...

Вот тут я ваще охуела. Видимо, это было написано у меня на морде, потому что Катька взглянула на меня и сразу понесла:

– Блять! Хули ты так смотришь? Ты думаешь, тебе одной ебаться хочется? Тебе ваще заебись: мужа нет, все мужики на тебя слюни пускают, на твою фигуру, на сиськи. Только пальцем помани. А у меня муж по полгода в рейсе! Я уже, блять, Рексу соседскому дать готова, лишь бы хуй живой почувствовать!

– Ну, нашла бы себе кого, – робко сказала я.

– Кого?! Кого я тут найду в нашем Зажопинске, блять, крохотном, чтобы об этом завтра же весь город не узнал? А мой Аслан, если узнает, зарежет меня сразу. Без базаров.

– Чё, такой ревнивый?

– Да пиздец! Как все кавказцы! Я себе самотык по интернету заказала, так он меня даже к нему приревновал: заставил выбросить и ещё и по шее дал.

– А если осторожно как-то, по тихому? С надёжным мужиком, не болтливым?

– Да какой там! У меня же Белка.

– Кто?

– Белка. Ну Белла, блять, Тимуровна, свекруха моя. Пизда старая! Знаешь, как она меня, сука, пасёт? У неё же окна прямо на наш подъезд. Так она, мне кажется, только и делает, что в них пялится. Спрашивает постоянно: «А кто это к тебе вчера приходил?». Хуй в пальто! Она же меня вмиг спалит и Аслану заложит. Домой к нам заваливается постоянно без приглашения. Тварь!

Катька глубоко вздохнула и добавила:

– Так что левый мужик для меня – не вариант.

Я быстро начислила по рюмкам, и мы хряпнули.

– Так и чё, – говорю, – ты хочешь... с Севкой?

– А чё? Тебе с ним можно, с Ромкой можно, а мне – нельзя?

– Я ж тебе говорю, я у Ромки только в рот брала. Один раз.

– Да ладно, не пизди, – отмахнулась Катька. – Можешь не отмазываться. Я не осуждаю. Не, я, конечно, охуела сначала, когда узнала. А потом подумала: а почему нет? Главное — не залететь. А так... Хуй он и есть хуй. Живой, горячий. Лучше с родным сыном, чем огурец в себя пихать. И никто не спалит. Ты лучше расскажи, как это у вас случилось всё?

– Да хули там рассказывать...

– Давай-давай. Колись!

Я опять начислила, опять замахнули. Закурили. Я затянулась и выдохнула:

– Как началось... Сначала, я заметила, что он подсматривает, когда я мужиков домой вожу. И меня это заводило, я ему позволяла. Потом... потом как-то по глупости пообещала ему пизду показать и дать потрогать. Ну, типа для просвещения полового. Потом... ну, короче, стала ему дрочить постоянно. А он мне – иногда. Потом один раз накосячила я и, чтобы извиниться, в рот у него взяла. Разрешила ему меня голую пофоткать. А он, засранец, Севке твоему эти фотки продал, а тот меня ими шанажи... шамтажи..

– Про это я в курсе. Я его допросила так, что... Он мне всё рассказал.

– Ну, вот.

Накатили ещё по одной.

– Натах, – после паузы опять заговорила Катька, – а с Севкой... ну... чё, прямо, как с мужиком? Ну, по ощущениям?

– Не, не так. По-другому. Но тоже классно.

– А как?

– Н-ну... Не могу объяснить. Почувствовать надо. Самой.

У Катьки по-блядски заблестели глаза.

– Но тебе понравилось?

– Понравилось, – с трудом выдавила я из себя.

– Слышь, Натах! А это... ничего, что размер маловат?

– Ну, маловат, конечно. Но там другой кайф. Не как со взрослым. Попробуешь – узнаешь. К тому же, есть позы, чтобы получше чувствовался.

– Это какие? – сразу заинтересовалась Катька.

– Какие? Да разные. По-собачьи можно, можно на боку... Главное, чтобы бёдра были сжаты плотно, тогда и в пизде теснее. А ещё, кстати, Севка твой неплохо умеет языком женщину порадовать.

– Да ладно?!

– Ага. Говорит, в интернете научился.

– Бляха-муха, – сказала Катька. – Растравила ты меня этим разговором. У меня аж зудит уже всё. Натах, а ты это... в анал не пробовала с Севкой?

– Не! Я в жопу ваще не люблю.

– А мне нравится. Асланчик приучил. У них на Кавказе девкам-то замуж обязательно целками выходить надо, так они в анал дают чуть не со школы. Он рассказывал, что в десятом классе двоюродную сестру в анал трахнул. Так, ладно! Разливай по последней, да пойду я. Есть ещё чем заняться.

Катька хихикнула, а у меня перед глазами моментально нарисовалась картинка: голая Катька стоит на четвереньках, трясёт салом своим, а сзади Севка её в очко шпарит. Допили водку, выкурили ещё по одной. Я проводила Катьку, закрыла дверь и пошла в комнату. Как только я зашла, ко мне подошёл Ромка и бухнулся на колени.

Рома

Мамка совсем не ожидала увидеть меня на коленях и немножко прифигела. Но ещё больше она офигела, когда я достал из кармана деньги, протянул ей и сказал:

– Мама, прости меня, пожалуйста! Вот все деньги, которые я получил от Севки.

Она на автомате протянула руку, взяла их и стала пересчитывать. А я, воспользовавшись этим, обнял её за ноги и стал их целовать, приговаривая: «Мамочка, прости меня, пожалуйста!».

– Четыре тыщи? Ну ни хера себе! – удивилась мамка.

А я продолжаю целовать и постепенно от коленок по бёдрам всё выше и выше поднимаюсь, прямо под юбку.

– Блин, может, мне уволиться нахер с моей сраной фабрики и пойти в порнухе сниматься? Если там такие деньги так быстро заработать можно... Ромка? Ты чего? Ромка! Рома! Ну что ты делаешь! Рома!..

А это я уже занырнул к мамке под юбку, где, на мою удачу не оказалось трусов. И я сразу же стал выполнять всё то, чему учил меня Севка. Слегка раздвинув пальцами складки пизды, я провёл кончиком языка снизу вверх. Потом – сверху вниз. Вокруг клитора. А дальше начал рисовать языком все буквы алфавита.

– Рома! Ромочка... Ох! Рома, подожди. Ну подожди, я сяду! Не могу так, на ногах...

Мамка тяжело плюхнулась на диван, широко расставляя ноги. Я буквально на пару секунд оторвался от её дырки и снова приник к ней языком. Пизда резко пахла, но запах мне нравился. Вкус был солоноватый, но тоже не противный. Сам факт того, что я лижу пизду своей матери вызвал у меня дичайший стояк. Мамка сидела, откинувшись на диване, и только мычала. Видимо ей нравилось то, что я делаю. И я продолжал...

...О П Р С...

На мой затылок легла мамкина рука и буквально вдавила меня лицом в её промежность.

– Да, да... Давай, давай, сыночка... Мама сейчас... уже...

Я мысленно плюнул на все Севкины советы, высунул язык лопатой и стал лизать всё подряд, как собака.

–. .. уже... вот... вот... ахх! Аааах!

Мамка сжала ноги, буквально стиснув бёдрами мою голову. Это продлилось секунд пять. Потом ноги разошлись, и я оказался на свободе. Я понял, что мамка кончила, поэтому оторвался от лизания, выпрямился и посмотрел ей в глаза. У неё было довольное лицо, на губах блуждала рассеянная улыбка.

– Ты где так научился? – спросила она. – У Севки?

– Да нет... – смутился я, вытирая мокрый подбородок. – Я сам...

– Ага, сам. Как же, – возразила мамка, но совсем беззлобно.

– Мам, ты меня простишь?

– Простила уже. Лизун мелкий.

Мамка улыбнулась и вдруг выпрямилась, наклонилась, обняла меня обеими руками и поцеловала прямо в губы. Это было в первый раз в моей жизни, когда женщина целовала меня в губы. Я почувствовал, как мамкин тёплый и скользкий язык тычется в мои плотно сжатые губы, проскальзывает между ними и упирается в сжатые зубы. Мамка отстранилась и хмыкнула.

– Лизать умеешь, а целоваться – нет, – сказала она ехидно.

Я почувствовал, как краснеют мои щёки.

– Ладно, не переживай. Я тебя научу. Попозже.

Мамка подмигнула мне, привстала с дивана. Её качнуло.

– Ох, устала я сегодня. Ром, я пойду в туалет схожу, а ты постели мне, пожалуйста.

– Конечно, мам.

Она ушла, а я быстро разложил диван и расстелил постель. Через несколько минут мамка уже дрыхла, а я лежал у себя за шифоньером, плавно подрачивал член, вспоминая, как писал алфавит языком на мамкиной пизде, и мечтал, как она скоро будет учить меня целоваться. От поцелуев в своих мечтах я перешёл к более интимным вещам, и очень скоро через мой член прошла микромолния оргазма. После этого я быстро вырубился.

Но я помню, что ночью проснулся от того, что звонил мамкин телефон. Я слышал, как мамка его взяла и сонным голосом сказала «Алё», потом встала и, шлёпая босыми ногами по линолеуму, ушла говорить на кухню. Я повернулся на другой бок и заснул.

На следующий день после уроков я закинул домой рюкзак, набрал Севку и позвал за гаражи. Через 5 минут мы встретились. Севка достал сигарету и, кося под крутого, её закурил. Мне не терпелось поделиться с ним новостью.

– Прикинь: я вчера сделал, как ты сказал, отлизал мамке, и она меня простила. Прикинь!

– Это хуйня, – сплёвывая, сказал Севка. – Я вот вчера свою трахнул. По-настоящему.

Мама

Вечер выдался насыщенный: сначала разговор с Катькой, которая хочет трахнуть родного сына, потом двойной сюрприз от Ромки – с бабками и с куни. После такого я моментально вырубилась и спала, как убитая, пока где-то в час ночи меня не разбудил мобильник. Я, не открывая глаз, нажала кнопку и сказала «Алё?». В трубке раздался Катькин голос:

– Натаха, я ему дала!

– Поздравляю, – сказала я, а потом до меня начало доходить. – Кому?

– Севке! – в голосе Катьки звенел восторг.

Я подорвалась и пошла на кухню: очень хотелось узнать подробности, но не хотелось разбудить Ромку.

– И как ты... как у вас это... в общем, всё произошло?.. – спросила я, едва закрыв дверь.

Катька хихикнула.

– С твоей помощью.

– В смысле?

– Коромысле! Пришлось мне башку поломать. Пока шла от тебя домой, думала: как его соблазнить? Не могла же я снять трусы и сказать: «Сынок, хочешь мамку трахнуть?». Короче, знаешь, чё придумала?

– Чё?

– Попросила его показать твои фотки голые. Типа, из любопытства.

– А он чё?

– Смутился, но стал показывать. Сели мы за его компом, стали смотреть. Посмотрели, короче, на тебя, – Катька опять хихикнула, – а потом я говорю: хочешь на мои эротические фотки посмотреть?

– И чё Севка?

– Покраснел, как рак. А я включила свой комп и стала ему свои фотки показывать. Поглядываю ему на штаны: у него уже колом стоит. Я ему сначала лёгкую эротику показала свою. Говорю: «Нравится?». «Нравится». «Ещё хочешь?». «Хочу».

– Вот извращенец мелкий...

– Ага. Я тогда открываю папку, где я уже ваще без ничего, да ещё и всё там показываю, огурцы-бананы сую. Ну, ты видала. Севка в компьютер пырит, а на меня даже повернуться боится. В шоке, короче, что родная мамка ему такое показывает. А я типа показываю, чтобы он меня с тобой сравнил и сказал: кто больше нравится?

– Ну и кто?

– Ясен хуй – мама!

А я думаю про себя: «Конечно! Нужна ему твоя жопа целюлитная. Просто постеснялся правду в глаза сказать».

– И тогда я такая говорю: «Раз тебе мама так нравится, покажу тебе самые-самые тайные фоточки». И показала то, что даже тебе не показывала. Там на фотках Аслан меня дерёт конкретно во все щели. Севка от такого аж дышать забыл! Смотрит в экран и даже не моргает. А я уже, блять, теку вся! Наклоняюсь к нему и шепчу на ушко: «Хочешь так же со мной, как папка на фотках?».

– И чё Севка?

– Аж язык проглотил. Смотрит на меня и не верит своему счастью. Говорит такой: «Мам, ты серьёзно?». А я юбку задираю и ноги раздвигаю вместо ответа. Трусы я заранее сняла. Севка прихуел от этого в конец. А я тогда беру его руку, кладу на пизду и шепчу: «Давай, как Рома тёте Наташе делал!». И он засовывает мне два пальца и начинает ими трахать. Блять, я кончила за три секунды, наверно!

– И это всё что ли?

– Какой там всё! Ты чё! Потом я его в спальню потащила, завалились мы в кровать, ну и... Короче, Натаха, это полный пиздец! Я под ним лежу, понимаю, что меня дрюкает родной сын, и чувствую себя последней блядью. Но, сука, так мне от этого хорошо! Я даже с Асланом так никогда не кончала, хотя он у меня в постели — зверь.

– Ну пиздец!

– Да не говори! Сама до сих пор поверить не могу, что это всё случилось... Натах, знаешь ещё чего?

– Чё?

– Ты ж этих мужиков знаешь. Они же не могут не похвастаться, что бабу трахнули. Так что я Севке разрешила Ромке рассказать. Всё равно ж он про тебя с Ромкой знает, пусть уж и Ромка про нас тоже. Но больше никому! Он мне поклялся. Ничего?

– Да хули уж теперь...

– Натах, а ты это... с Ромкой кончала?

– Кончала. Но он мне только дрочил.

Я вдруг вспомнила, что уже не только.

– А присунуть не давала ему?

– Нет. И не собираюсь.

– Зря, Натах. Много теряешь, поверь мне.

– Иди на хуй, Катька.

– А я только что оттуда.

Катька захихикала, а я выключила телефон. В голове у меня был полный винегрет. Я закурила сигарету и заметила, что у меня дрожат пальцы.

У меня в голове проплывали разные картинки. Вспомнилось, как Севка пришёл ко мне с цветами и с шампанским, как он расплакался, когда я в первый раз раздвинула перед ними ноги и сказала: «Давай еби, раз пришёл», как он практически признался мне в любви... Потом вдруг перед глазами всплыла Катькина фотка, где она стоит на коленях на диване, раздвинув свои полужопия, и показывает свои растянутые дырки. А потом я вспомнила, что сама точно так же позировала перед Ромкой, а потом, получается, эту фотку видел Севка, а потом вместе с ним – Катька... Чем больше я думала про Катьку с Севкой, тем противнее мне становилось, и в то же время я как бы со стороны взглянула на себя и на Ромку, и это было ещё мерзотнее... Как я улеглась животом на этом самом столе, за которым сейчас сижу и курю, расставила ноги и разрешила десятилетнему мальчику дрочить свою манду пальцами... Брала у него в рот, а сегодня дала отлизать себе... Он ведь ребёнок! Мой ребёнок! И стало мне невыносимо стыдно, что я творю такое блядство и ещё и заражаю им других вокруг себя, словно триппером...

И я заплакала. Сидела на кухне и рыдала, тряслась в истерике. Мне так было противно от самой себя, что в голове возникла мысль: а не открыть ли мне окно и не прыгнуть ли вниз? Но сразу себя одёрнула: а как же Ромка? Что с ним без меня будет? Детдом? Может, лучше в детдоме, чем с такой матерью?... Куда нас это всё заведёт? Чтобы мы с Ромкой закончили так же, как Катька с Севкой? Нет! Никогда! Лучше сдохнуть. Но ведь к этому всё катится, всё сползает всё ниже и ниже в эту грязь...

Я ещё долго не спала, курила и разговаривала сама с собой, пока не пришла к твёрдому решению.

Рома

Я сначала Севке не поверил. Не могло такого быть. Ну просто не могло – и всё!

Но он начал всё рассказывать в подробностях: как тётя Катя попросила его показать фотки, которые я продал, как предложила посмотреть её фотки, как Севка делал вид, что впервые их видит, как предложила ему сделать то же, что делала на фотках с Севкиным папкой... Я слушал и, глядя на Севку, всё больше понимал: он не врёт! Он реально трахнул собственную мать.

Я попросил Севку описать свои ощущения. Но кроме «Это мегаохуенно!», он не смог ничего сказать. «Чувак, это надо самому попробовать, чтобы понять!». Я представил, как я это попробую, и друг у меня в штанах сразу встал по стойке «Смирно».

Весь день я изнемогал, потому что никак не мог дождаться вечера. Я то вспоминал, как залез вчера к мамке под юбку и лизал ей, то представлял, как сегодня снова буду это делать, а она, наверное, возьмёт у меня в рот, а я расскажу ей про Севку и тётю Катю, а она сначала охуеет от такой новости, а потом скажет: «Ну, если Катька Севке дала, тогда и я тебе дам», и тогда мой член погрузится в её горячую влажную пизду...

Наконец в замке скрежетнул долгожданный ключ, и я метнулся в коридор встречать мамку. Вид у неё был какой-то странный. Не такой как обычно. Я сразу понял, что она трезвая. И сначала подумал, что она на что-то злится. Но она говорила со мной вполне приветливо, так что это была не злость. Мне не терпелось поделиться с ней сенсационной новостью. Она ещё разувалась, а я выпалил:

– Мам! Я тебе ща такое расскажу!

– Что случилось? Что-то плохое у тебя?

– Не. Это не про меня. Это про Севку.

У мамки сделалось ещё более странное лицо.

– Это ты про Севку и тётю Катю? – спросила она.

– Да...

– Я уже знаю. И... в общем... я хотела с тобой поговорить.

У меня шевельнулось какое-то нехорошее предчувствие...

– Пойдём в комнату.

Мы прошли в комнату и сели на диван. Моё предчувствие усиливалось с каждой секундой.

– Рома, понимаешь...

У мамки дрожал голос.

– Мам, ты чего? Ты на меня ещё сердишься? Ты же говорила вчера, что меня простила?

– Простила, Ром, простила... Я не об этом. Знаешь... нам нужно прекратить всякие такие вещи...

– Какие?

– Н-ну... связанные с сексом. Мы всё-таки мать и сын, поэтому... Это неправильно! Так нельзя! Понимаешь? В общем, больше мы с тобой друг друга... не трогаем... где не надо. И ещё я тебя прошу... в общем, когда я... когда у меня гости, ты, пожалуйста, больше не подсматривай.

Все мои мечты как будто рухнули с девятого этажа и разлетелись на микроскопические осколки.

– Почему?

Мамка тяжело вздохнула.

– Потому что, Рома, это неправильно! Это – извращение! Я взрослая женщина, а ты – маленький мальчик. И я твоя мать. Мать не должна заниматься такими вещами со своим сыном. И то, что мы делали, это было плохо и неправильно. Больше такого не будет. Всё!

– А почему тогда Севке всё можно? – крикнул я, задыхаясь от обиды. – И с тобой, и с тётей Катей! А она — его мать!

– Потому что она блядь и шлюха! – злобно процедила сквозь зубы мамка. – А я не такая! И не хочу в такую превратиться, как Катька. Поэтому я решила завязать с бухлом. Совсем. И с тобой мы теперь тоже... будем делать только... что можно матери и сыну. И всё! Как я сказала, так и будет! Понял меня?!

Слёзы брызнули у меня из глаз. Я встал, ушёл к себе и упал лицом в подушку. Меня разрывало от обиды, от разочарования, от всего... Я услышал, как мамка подошла, села рядом со мной. Её рука погладила меня по спине. Я зарыдал ещё сильнее.

– Ну, Ромочка! Ну, сынок... Ну, успокойся... Маленький мой!

Я только заводился всё больше и больше от её слов.

– Ну, Рома! Ну, успокойся, ну, пожалуйста... Ром, ну хочешь... хочешь, я тебе подрочу последний раз? Или пососу?

Мама

Эх, зарекалась ворона говно клевать...

Ну да, ну нарушила своё решение. Но это же только один последний разок. Я считаю, в этом нет ничего страшного. Порадовала сына напоследок. Жалко, что он меня не порадовал. Я, когда у него в рот взяла, сама неожиданно потекла, причём сильно. Но сказать сыну: «Я тебе отсосала, а теперь ты мне полижи» как-то постеснялась. Просто легла потом и под одеялом стала сама себя ублажать. И нафантазировала то, что раньше постоянно из мыслей гнала: как я с Ромкой трахаюсь. Раньше я боялась такое даже представлять, чтобы ненароком это потом реально не случилось. Но теперь, когда я со всем этим завязала, можно было и помечтать. И я представила, как Ромка так же, как Севка, присовывает мне сзади и трахает, а я выгибаюсь, как кошка мартовская, и подмахиваю ему, подмахиваю. Кончила я так, как уже очень давно не кончала...

Кроме того, что я перестала развратничать с сыном, ещё решила – не пить. Ну, не то чтобы уж совсем, как говорится, ни капли в рот, ни сантиметра в жопу. Но – стопорнуть на какое-то время. Типа на месяц, например. Чтобы организм очистился, голова просветлела. А на четыре тыщи, которые Ромка мне дал, я купила ему новой одежды хорошей в секонде к лету. Он у меня уже из всего повырастал. Себе тоже купила кое-что из одежды. Короче, не пробухала, как раньше бы сделала.

И – удивительное дело! Только я притормозила с бухлом, как начались у меня в жизни перемены к лучшему. Я перестала на фабрику опаздывать, начала работать лучше (потому что голова ясная, а не с бодуна), и это заметил наш «красный халат», начцеха Георгий Арамыч. Вызвал меня на разговор, похвалил и сделал, чтобы мне зарплату прибавили. Хоть и не много, две тыщи, но тоже деньги. Правда, пришлось, конечно, Арамычу отсосать. Но какая мне разница — хуем больше, хуем меньше?

С повышенной получки я ваще обнаглела и купила себе абонемент в фитнес зал: жир к лету чуть согнать, жопу подтянуть. Стала ходить на тренировки. Энергии стало больше, стала я шустрая, как электровеник — и на работе, и по дому.

С Катькой, правда, поначалу хреново у меня было. Зашла я к ней в магазин за сигаретами. Там ещё люди были, поэтому мы почти не болтали, но на роже у неё всё было написано. Я увидала, как у неё глаза по-блядски блестят, чуть не блеванула. Это же надо: с родным сыном трахаться! Ну пиздец же! Я после этого к ней в магазин ни ногой. На звонки её не отвечала. Но потом как-то подумала-подумала: ну если не с кем больше бабе? Муж по полгода в рейсах, а налево не сходить. Что бы я на её месте делала? Да я бы тоже - хоть с сыном, хоть с кем... Короче, можно и её понять. Грязь, конечно, блядство, пиздец, но... В конце концов, кому от этого плохо? Её дело. И стала снова с Катькой общаться. Она всё время в гости звала, но я знала, что она меня обязательно напоит, поэтому отнекивалась. Зато по вечерам созванивались, и она мне начинала про Севку рассказывать. Оказалось, что они каждый вечер теперь сношаются, в одной постели спят, как муж и жена, а Катька и во все дырки даёт, и в рот берёт, а Севка ей частенько языком пилотку полирует. Однажды она мне прямо во время разговора заявила: «А знаешь, что мне сейчас Севочка делает? Пизду лижет! Прямо в эту минуту”. И на заднем плане голос Севкин смущённый: «Ну, ма-ам!». А Катька: «Да ладно! Натаха всё знает...» Так мне в тот момент завидно стало! Подумала: может, Ромку позвать, чтобы он меня тоже порадовал? Но нет. Нельзя. Решила ведь.

Однако кроме хороших, появились и перемены неважнец. Во-первых, Ромка. Если у меня стало энергии хоть отбавляй, он наоборот стал весь какой-то квёлый, заторможенный. Учиться стал хуже, трояков нахватал под конец учебного года. И морда постоянно кислая. А во-вторых... Эх! Во-вторых... Короче, с мужиками у меня какая-то беда началась.

Я уже отвыкла трахаться по трезвянке. А теперь обратила внимание: то, что раньше я бухая не замечала, стало меня напрягать - и довольно сильно. Привела как-то раз домой Пашку-слесаря, завалились в постель. А от него воняет - пиздец! Из подмышек реально кисляком каким-то шманит, а из пасти - перегарищем. Раньше мне на это ваще похуй было, лишь бы драл как следует. А теперь тошно, аж блевать хочется. И когда стал он меня ебать, я вижу: Ромка опять нос из-за шифоньера высовывает. Я на него гавкнула сразу, он спрятался. А я уже напряглась, стала всё время туда пялиться, чтобы он опять не вылез. И не до секса мне уже совсем. Короче, не кончила я ни хуя с Пашкой и решила ему ваще больше не давать.

С Генкой-грузчиком ещё хуже получилось. Притащила я его домой, а внутри меня сомнение терзает: кончу я на этот раз или нет? Главное, секса хочу, оргазмов не было уже хуй знает сколько, но при этом боюсь, что опять всё будет хуёво. Пашка штаны снял, на диван уселся и ждёт, чтобы я у него в рот взяла. Я наклоняюсь и вижу, что хер у него не мытый, воняет. По пьянке опять же мне всегда похуй было. А сейчас - противно. Я ему говорю “Иди подмойся”. А он удивился такой: “С хуя ли? Давай так соси, не выёбывайся!”. И я тут психанула, наорала на него и выгнала к хуям собачим. Но кончить-то хочется! Легла в постель, стала себя ласкать. Дрочу-дрочу - ваще без толку. Не могу кончить - и всё тут. Напряжение какое-то во всём теле. Да и в душе тоже. Думаю - надо расслабиться. Пошла, не поленилась, набрала ванну. Легла в тёплую воду, полежала, разомлела, успокоилась слегка. Опять начала дрочить. Сначала как-то слабенько всё пошло, вяло. Потом я вспомнила про любимый дезик, запихнула в себя. Уже получше! Раскочегарилась помаленьку. А потом вдруг вспомнила, как однажды я так же в ванне откисала, а Ромка зашёл поссать. И я тогда показала ему, как дрочу, а он своими руками дезик у меня сначала вытащил из пизды, а потом обратно засунул. И я ему тогда подрочила. От этого воспоминания вдруг как накрыло меня! Кончила так, что чуть в ванне не утопла.

И пошла у меня такая хуйня каждый вечер. Я дрочу, вспоминаю, что я с Ромкой вытворяла, и от этого кончаю. А потом со страхом думаю: куда меня всё это заведёт?..

Однажды в субботу звонит мне Катька и говорит:

– Натаха, спасай!

– Чё случилось? - говорю.

– Да пиздец у меня!

–Чё за пиздец?

– Белка ко мне переехала, свекруха моя. Затеяла у себя ремонт капитальный и напросилась у нас пожить.

– Ну а я при чём? – говорю.

– При том! Мы с Севкой привыкли уже... каждый вечер... Ну, ты понимаешь. А при ней-то никак! Пусти к себе на часик, а?

– Ну ни хуя себе? – я аж охуела от такой наглости. – У меня чё, притон вам что ли?

– Ну, Натах! Ну, войди в положение! Ты мне подруга или кто?

Короче, пустила я её. Договорились, сначала Севка к нам придёт типа с Ромкой поиграть. А потом уже Катька - типа за сыном и заодно ко мне в гости. Отмазка для свекрухи такая, если чё.

И в итоге заканчивается это тем, что сидим мы с Ромкой у себя на кухне, а за стенкой у нас Катька с Севкой трахаются. Мы сидим и охуеваем от происходящего.

А Катька ещё и притащила мне бутылку мартини. Знала сучка, как я его люблю! Но дорогущее, зараза, сама не купишь, а от мужиков хер допросишься. И вот я сижу на кухне за столом. Рядом Ромка с глазами по шесть копеек. На столе - бутылка. Я крепилась, крепилась. А потом не выдержала - налила себе и бахнула. И Ромку тоже угостила.

Рома

Будто что-то умерло у меня внутри. Так было по кайфу всё, так круто! И вдруг раз – и оборвалось! И сразу жизнь моя стала ещё хуже, чем была раньше. Ничего не радовало, ничего не волновало... Я превратился в какого-то зомби: вставал, потому что звонил будильник, шёл в школу, сидел там, почти ничего не слушая, делая что-то лишь бы от меня отстали, ни с кем не общаясь. Потом возвращался домой, жевал обед, наскоро делал уроки и тупо пялился в телек, хотя мне было ваще всё равно что показывают. Ничего меня не интересовало. Хотя погода стояла хорошая, гулять я не ходил – не хотелось. Приходила мамка с работы, мы ужинали. Она что-то спрашивала, я что-то отвечал: «Да. Нет. Не знаю. Ничего.». Ложился рано спать. И потом всё по кругу, ещё один бессмысленный день.

Единственное, что мне было интересно – это разговоры с Севкой. Иногда, раз или два в неделю, я встречал его после уроков по дороге из школы. И каждый раз он рассказывал мне о том, как он трахается с тётей Катей. Я завидовал ему, ненавидел его, но слушал, просто изнывая от любопытства, спрашивал, уточнял детали. А Севка охотно и в подробностях всё описывал. И я не мог перестать с ним разговаривать, как бывает нельзя остановиться, когда чешешь комариный укус, хотя расчесал его уже до крови...

И ещё я чувствовал себя живым, а не полузомби-полуроботом, когда дрочил. Дрочил я каждый день. И каждый раз, когда я это делал, я смотрел у себя на телефоне фотки с голой мамкой. И вспоминал, как она разрешала мне смотреть, трогать, дрочить и лизать, как она сама дрочила и отсасывала мне... Я кончал и долго лежал на спине, глядел в потолок, и из глаз у меня катились слёзы, затекая в уши: я плакал от отчаяния, что больше никогда у меня такого не будет.

Однажды мамка привела мужика и начала с ним трахаться. Я попытался подсмотреть за ней, как раньше, но она сразу спалила меня, наорала, и больше я не высовывался. Теперь даже это мне было нельзя. В тот вечер у меня опять в голове стала крутиться мысль о том, чтобы прыгнуть с крыши и покончить с моей сраной жизнью...

Как то раз вечером к нам в дверь позвонили, мамка пошла открывать и скоро вернулась. Вместе с ней в комнату вошёл Севка. Я этого совсем не ожидал. Ко мне в гости он приходил очень редко и обычно заранее звонил. У Севки было странное выражение лица.

– Поболтайте пока, – сказала мамка и ушла на кухню.

– Привет, – поздоровался я с Севкой. – А чё не позвонил?

– А я... это... Как бы, не совсем к тебе...

– В смысле? К мамке что ли?

У меня мелькнуло подозрение, что Севка пришёл опять трахнуть мамку, и я готов был взорваться от гнева и ревности.

– Не. Просто к нам это... бабушка моя перехала, временно, пока у неё ремонт.

– И чё? – я никак не мог понять, зачем он пришёл.

– Ну... мы же не можем при ней... ну... трахаться, – объяснил Севка. – Поэтому моя мамка позвонила твоей и попросилась к вам. Она скоро придёт.

– И чё? Вы у нас тут будете?...

Я показал на диван, а Севка кивнул. На роже у него расплылась похабная улыбка.

– Чё, в натуре?

– Да. Прикинь?

– Пиздец!

Я не мог поверить в то, что это происходит. Но всё оказалось именно так, как говорил Севка. Довольно скоро к нам пришла тётя Катя, и я оказался на кухне за столом с мамкой. Мы молча смотрели друг на друга и слушали, как за стенкой ритмично скрипит диван. Перед мамкой стояла бутылка мартини. Мамка сначала смотрела на неё, как будто гипнотизировала, а потом резко подорвалась, взяла два стакана налила себе и мне.

– На, – говорит, – попробуй.

Я попробовал. Мартини оказался даже вкуснее, чем вино и тем более водка.

– Вкусно? – спросила мамка.

– Угу, – буркнул я.

– Ну чего ты грустный такой последнее время, а?

– Ничего.

Мамка допила, налила ещё и ещё раз выпила.

– Нет, Рома, ты мне всё-таки скажи: чего ты грустный?

– Я не грустный.

– Ну я же вижу! В чём дело-то?

– Мам... можно тебя спросить одну вещь?

– Конечно! Спрашивай.

– Мам... почему Севке можно, – я показал пальцем на стену, из-за которой доносился уже не только скрип дивана, но и стоны тёти Кати, – вот это вот, а мне нельзя ничего?

У мамки стразу сделалось строгое лицо.

– Потому что я – не блядь, как Катька. И с родным сыном еб... трахаться не собираюсь!

– Понятно, – сказал я.

К горлу подкатил комок, на глаза навернулись слёзы.

– Ром!

Я отвернулся, чтобы мамка не видела, что я плачу.

– Ну, Ром! – мамкина рука легла мне на макушку и стала гладить.

Я не выдержал и разрыдался.

– Ну, перестань! Ну чего ты?

– Понимаешь, – я резко обернулся к мамке, – раньше я... у меня... у меня было хоть что-то, чего не было у Севки! У него и смартфон крутой, и ноут, и всё! А у меня... А потом ты – с ним, а я... а мне теперь ваще ничего нельзя! А теперь он ещё и с тётей Катей... трахается, а мне даже подсмотреть за тобой нельзя!

Я задыхался. Всё это вырвалось откуда-то из самой моей глубины. Мамка придвинулась, обняла меня, прижала к своим сиськам.

– Ромочка, ты пойми: это неправильно, когда мать – с сыном. Не смотри на Катьку с Севкой. Это не тот пример, который надо повторять. Понимаешь? Она – дура и блядь. И я дура была, когда с тобой все эти штуки делала. Это – НЕ-ПРА-ВИЛЬ-НО! Да и рано тебе ещё. Вот подрастёшь чуть-чуть, и будут у тебя девки твоего возраста. Будешь их драть во все дырки...

– Не будет! Не будет у меня никого!

– Почему?

– Да потому что я — нищеброд! И ни одна девчонка не захочет со мной гулять! Я её ни угостить не смогу, ни в кино... Никому я не нужен! И тебе тоже!

– Ох, глупенький ты мой... Ничего ты ещё не знаешь. Если бы девки только за деньги давали... И мне ты очень нужен! Очень-очень!

Мамка ещё сильнее прижала меня к своим сиськам.

– Ага! Нужен! А почему тогда...

Но договорить я не успел, потому что к нам в кухню зашла тётя Катя. Голая. Абсолютно. С мокро поблескивающей бритой пиздой. Она спокойно подошла к раковине, открыла воду, наклонилась под струю и стала жадно пить прямо из-под крана. При этом она нагнулась, встала раком, и мне стали видны обе её дырки.

Мы с мамкой изумлённо молчали.

Тётя Катя допила, закрыла воду, выпрямилась и вытерла рот тыльной стороной руки.

– Фух! Упарилась... – сказала она.

– Катька, ты совсем охуела? – спросила мамка. – В таком виде перед ребёнком!...

– Можно подумать, он чего-то не видел! – хихикнула тётя Катя и обратилась ко мне. – Мне Севка рассказал, что вы с ним мои фотки смотрели, где я голая, и где меня Асланчик ебёт...

Мама всё с тем же изумлением повернулась ко мне.

– Ты смотрел?

– Ну, да...

– Ладно, пойдём мы с Севочкой, – сказала тётя Катя, выходя из кухни, – пока Белка ничего не заподозрила.

Мамка налила ещё мартини, выпила залпом и вышла проводить этих «гостей». Пока её не было, я потихоньку налил себе ещё мартини и тоже выпил. Когда она вернулась, я встал из-за стола. Мамка застыла со странным выражением на лице. Её взгляд уставился на выпирающий бугор на моих спортивках.

– Бедный ты мой мальчик, – жалостливо сказала мамка. – Мать у тебя дура, ничего тебе ни купить не может хорошего, ни подарить... Пусть уж хоть что-нибудь у тебя будет, и правда.

Она опустилась передо мной на колени, потянула спортивки вместе с трусами вниз. Мой торчащий член оказался прямо перед её лицом.

Мама

Наверное, это было самое лучшее утро в моей жизни. Я проснулась, с трудом разлепила глаза и сразу же увидела Ромку. Он стоял надо мной в одних труселях и держал в руках разделочную доску (вместо подноса), а на ней — чай с лимончиком и бутерброд. У меня, естественно, после вчерашней бутылки мартини сушняк, во рту кошки насрали. Глотнула этого чая и – будто боженька по душе босиком прошёл. Глянула на Ромку: он счастливый, аж светится, улыбка от уха до уха. За окном птички поют, солнышко. И на душе у меня легко-легко...

Все эти дни, как я с пьянством-блядством завязала, у меня в душе всё сжато было, затянуто. Всю дорогу как со стиснутыми зубами ходила. А тут вдруг раз — и разжалось всё, расслабилось. Будто голос сверху сказал: «Можно!». И я махнула рукой и всё себе разрешила.

Когда Ромка вчера расплакался и так искренне рассказал о своих чувствах, жалко мне его стало до невозможности. И всё понятно: действительно, не живём мы с ним, а выживаем, ничего я ему купить хорошего не могу. Сама начала приучать к разврату да вдруг запретила, хотя прямо перед глазами пример друга, которому всё можно. Конечно, начнёшь дипрессовать от такой жизни! И подумала я: раз ничего я мальчику не могу хорошего дать, тогда дам то, что всегда баба мужику дать может. Стянула с него штаны и отсосала его сладкий стручок безволосенький.

И пока сосала, сама завелась не по-детски. А Ромка кончил и говорит вдруг:

– Мам, а можно я тебя тоже... поцелую... там?

Ну и я, кошёлка пьяная, ничего не говоря, юбку с трусами с себя стащила и ноги раздвинула. Как говорится, добро пожаловать, гость дорогой! И Ромочка, котёночек мой, присел и начал мне лизать. А я сижу, тяну мартини и кайфую от того, как мне родной сынок пизду наяривает. Но главный кайф в том — что мне больше не стыдно! Не чувствую я себя извращенкой при этом. А наоборот: понимаю, что дарю я своему ребёнку самую большую радость, какую только могу! Лизал он старательно, так что я оргазм быстро словила. Рома улыбнулся и говорит, робко так, застенчиво:

– Мам, а можно мы – по-настоящему? Как Севка с тётей Катей?

Я к себе прислушалась и поняла – нет. Вот это – нет. Не переступлю. Никак. И я ласково-ласково ему отвечаю:

– Сыночка, не смогу я так. Нельзя это. Вот в рот или подрочить тебе – это пожалуйста, это хоть каждый день. Я тебе разрешаю. И трогать меня можешь где хочешь и когда хочешь. В общем, можно тебе теперь всё, кроме этого. Ладно?

– Ладно, – вздыхает. – А можно... грудь потрогать?

Я аж захохотала! Вывалила ему сиськи, говорю:

– На! Жмакай, сколько хочешь!

И он, как ошалелый, принялся их мацать, мять, щипать. Намял мне, зараза, так, что я снова потекла. Говорю ему:

– Ром, а мамка ещё хочет.

И пизду мокрую двумя руками растягиваю.

– Видишь, какая мокрая? Это ты мне так сиськи намял.

– Ещё полизать? – спрашивает.

Но я вижу, что устал он, умаялся.

– Не, – говорю. – Пальцами мне подрочи. У тебя это так классно выходит.

И он довольный принялся мне пальцами в пизде шуровать. И я второй раз кончила. Спрашиваю:

– А ты второй раз хочешь кончить?

– Не, мам. Я так быстро второй раз не смогу.

Ну, понятно. У него же ещё даже молофьи нет, переходный возраст не начался, гормонов мужских ещё мало. Ничего, года через два-три будет стояк чуть не круглосуточный. По брату помню: раз по пять на дню у Сашки отсасывала, когда ему лет пятнадцать было.

– Тогда, – говорю, – пошли спать.

И спала я сладко и крепко, как человек с чистой совестью. И утром проснулась в шикарном настроении, выпила чай, который мне Ромка принёс, а потом тут же, даже из постели не вылезая, стянула с сына трусы и ему отсосала. Вот так!

Начался у нас с Ромкой просто какой-то медовый месяц. Раньше, когда я утром на работу собиралась, он дрых: ему же во вторую смену. А теперь стал вставать вместе со мной. Сбегает поссыт и тут же – раз, с утренним стояком у меня перед носом. Ну и я отсасываю перед уходом, и потом весь день у меня во рту вкус его хуёчка, а между ног – приятно так тянет в ожидании вечера. Вечером поужинаем, я сажусь на диван перед телеком, а Ромка садится на пол у меня между ног и язычком меня ублажает. Я смотрю «Крепостную» и кайфую, как шмара последняя. Ну а потом Ромка укладывается, и тогда уже я его радую орально.

Но я заметила, что стало это как-то совсем уж в рутину превращаться. А мне всё время хотелось, чтобы у Ромки глаза загорались так же, как когда я ему в первый раз пизду потрогать дала. И пришлось придумывать разные штуки, чтобы его удивлять. Например, как-то раз сделала я ему минет, попивая в процессе горячий чай. Как только его стручёк первый раз у меня в горячем рту оказался, у него аж шары на лоб полезли! А в другой раз — наоборот, отсосала вприкуску с мороженым. Тоже ему очень понравилось. Потом как-то раз возвращалась я с работы слегка поддатая, и что-то мне в башку стрельнуло. Я взяла перед самой дверью в квартиру разделась до гола и в звонок позвонила. Надо было видеть Ромкину рожу, когда он открыл!

– Ты чё, мам? А вдруг соседи увидят!

Я ржу – не могу.

– Мне похуй, – говорю. – Я ща подмоюсь, и ты меня вылижешь так, чтобы я три раза кончила.

И ведь вылизал, засранец.

А ещё как-то раз на выходных валялись мы с ним постели. Я голая уселась перед ним, ноги раздвинула. Он тоже голый между ногами моими стоит с дружком своим залупленным. Спрашиваю:

– Хочешь мамку трахнуть?

Ромка аж подпрыгнул.

– Да! Да! Очень хочу!

Я пальцами пизду прикрыла и говорю:

– Но сюда – нельзя.

Ромка слегка прифигел, завис. Смотрит на мою вторую дырку.

– А к-куда? Туда?

Я завожусь потихоньку. Дразню его:

– Куда?

– Ну... туда...

– Да куда же?

– Ну... в попу...

– В попу? Рома! Ты что: хочешь трахнуть мамочку в попу?

– Да...

– Ну тогда и скажи прямо: «Я хочу трахнуть маму в попу»! Не мямли!

Он бледнеет, краснеет, заикается.

– Хочу... трахнуть... маму... в попу...

Я завожусь всё сильнее.

– Нет, – говорю, – скажи, как мужик: «Хочу выебать маму в жопу»!

Он уже в полном охуении еле выдавливает:

– Хочу... выебать... в жопу...

А у меня от его слов между ног, как будто угорь электрический шевелится, током искрит. В принципе, можно было бы и разрешить ему в жопу. С его размером, я думаю, всё прошло бы нормально. Но у меня другое было на уме.

– А я, Рома, в жопу не даю!

У сына лицо – вот-вот расплачется! Поманили дитя конфеткой, а там фантик пустой.

– Зато можешь меня по-другому трахнуть. Угадай – куда?

– Опять в рот? – спрашивает он разочарованно.

– Неа.

Опять глазёнки вспыхнули!

– А куда?

Держу интригу, сколько могу. Ещё секунда, и Ромка лопнет от любопытства.

– Хочешь между сисек попробовать?

– Да! Хочу!

Послюнила ему хуёк и дала между сисек погонять. Понравилось необыкновенно! Стали мы и этот способ регулярно использовать.

С этими внутрисемейными развлечениями я про мужиков даже и думать как-то забыла. И радовалась бы своими тихими радостями с Ромкой, если бы не один случай. Выхожу я как-то вечером с фитнеса и сталкиваюсь нос к носу с Суреном. И с ним ещё два армяшки каких-то. Я когда-то Сурену дала по пьяни. Но он грубый очень, не понравилось с ним ебаться, поэтому больше и не общалась. А тут он меня увидал, обрадовался!

– О! Натащка! Прывэт! Пащли с намы!

И за руку сразу хватает, к машине тащит. Я отбиваюсь, типа не хочу, не могу, некогда. Те два армяна тоже начинают меня тянуть. Я – в крик. Сурен уже угрожает: «Заткны пасть, сука!». И вдруг останавливается рядом какой-то парень незнакомый и Сурену говорит:

– Ну-ка отпусти девушку!

Армяшки на него с наездом:

– Пащёль нахуй!

А он спокойно достаёт из кармана ксиву и говорит:

– Это вы сейчас у меня пойдёте строевым шагом. Ну-ка приготовили все паспорта для проверки!

Армяшки сразу хвосты прижали.

– Э, брат! Зачэм паспарта?

А парень:

– Не брат ты мне, гнида черножопая, как сказано в классике. Ладно, некогда мне об вас пачкаться: девушку отпустили и сдриснули с глаз моих!

Армяшки в три секунды испарились. Я парня спрашиваю:

– Вы чё, мент?

Он улыбнулся и говорит:

– Если честно, то нет. Удостоверение поддельное. Но в наше время оно работает лучше пистолета.

– Спасибо, – говорю, – что армяшек прогнали.

– Да пожалуйста! – говорит. – А вы, красавица, куда направляетесь?

– Я домой иду с фитнеса.

– А не хотите ли вы задержаться на пол часика и пропустить по рюмочке кофе с интересным молодым человеком?

Помолчала, подумала. Присмотрелась к нему повнимательнее. Странный какой-то. Возраст – где-то до тридцати. Лицо непонятное. Вроде и некрасивое: глаза какие-то кошачьи, ноздри странные, толстые губы. Но что-то в нём есть такое, притягивающее.

– Хочу. А вас как звать?

– Герман. А вас, очаровательная спортсменка?

– Наталья.

– Ммм... Натали! Ну, пошли, Натали?

И я пошла. И пропала с головой.