Малыш и Карлсон

Предисловие. Читатели со стажем прошлого тысячелетия помнят, наверное, такие бумажные издания, как "Бульвар крутой эротики", "Мистер Икс" и "Мисс Икс". В "Бульваре..." в конце 90-х я опубликовал первую часть этого рассказа. Потом она стараниями доброжелателей (или просто "желателей" чужой славы) разлетелась по интернету. Читатели со стажем, примерно равным возрасту интернета, могли встречать этот опус, опубликованный под разными именами.

Сохранившийся договор с издательством помог мне доказать авторство и опубликовать рассказ в отредактированном и дополненном виде на прозе.ру. Сейчас его там нет, поскольку нравы тамошние стали строже. Вот я и подумал, а не разместить ли эту сказку здесь?

1. Привет, Карлсон!

В городе Стокгольме, на самой обыкновенной улице, в самом обыкновенном доме живет самая обыкновенная шведская семья по фамилии Свантесон. Семья эта состоит из самого обыкновенного папы, самой обыкновенной мамы и самого обыкновенного сына — Малыша.

— Я вовсе не самый обыкновенный, — говорит Малыш.

Но это, конечно, неправда. Ведь на свете столько мальчишек-тинэйджеров, у которых голубые глаза, льняные волосы и истертые до белизны джинсы, что сомневаться тут нечего: Малыш — самый обыкновенный.

Во всем доме есть только одно не совсем обыкновенное существо — Карлсон, которая живет на крыше. Да, она живет на крыше, и одно это уже необыкновенно. Потому что, захоти она, весь дом мог бы принадлежать ей.

Но двадцатилетняя Тутта Карлсон, единственная наследница богатенького папы, взбалмошная сорвиголова, мечтала жить в пентхаузе. Построили пентхауз, а к нему — лифт по наружной стене обыкновенного старого дома, как раз возле эркера с окнами Малыша. Днем сквозь тонированные стекла лифта не было видно, кто поднимается, зато вечером светящаяся изнутри кабина позволяла рассмотреть пассажирку. А посмотреть, право же, было на что, ибо девушка выглядела очаровательно: жгучая брюнетка — редкий для Скандинавии случай — с глазами отчаянной синевы и умопомрачительной фигурой. Она, проезжая мимо освещенных окон, частенько с интересом заглядывала в них, особенно когда была навеселе. Чем сильно смущала размеренный отдых добропорядочных бюргеров.

Как правило, лифт возносил ее в своем сияющем чреве поздней ночью. Одну или с очередным дружком. Малыш в это время уже крепко спал.

Однажды расстроенный Малыш в душных августовских сумерках стоял у открытого окна. Он давно мечтал, чтобы на день рождения — а он, как известно, бывает раз в год — ему подарили машину. Папа с мамой не понимали его мечты, и очередной разговор, затеянный Малышом за ужином, окончился ничем. Папа, устав от бесплодных споров, поставил жирную точку:

— Я же не русский какой-нибудь, чтобы вот так, ни с того ни с сего, швыряться деньгами. Хочешь, купим тебе новый компьютер. Или собаку. Ведь раньше ты хотел собаку?

Малыш, воспитанный шведский тинэйджер, поблагодарил маму за ужин, вышел из-за стола и заперся в своей комнате, не зажигая света. Он так глубоко погрузился в безрадостные мысли, стоя у распахнутого настежь окна, что ничего перед собой не видел, и поэтому вздрогнул от неожиданного веселого и звонкого окрика:

— Эй, блондинчик, смотри не вывались!

Прямо перед ним находилась сияющая в сгустившейся сиреневой полутьме огнями кабина лифта с открытым окошком, а в ней — черноволосая красотка в алом облегающем платье.

— Что-то я тебя раньше ни разу не видела, приятель. Как тебя зовут?

— Малыш... То есть, — смущенно поправился он, — Сванте...

— А меня Карлсон. Тутта Карлсон. А сколько тебе лет?

— Сколько надо... Скоро будет...

— Как — сколько надо? Не может быть! Я думала — восемнадцать! Можно к тебе в гости?

— Да, пожалуйста, заходи! — обрадовался Малыш. — Ой, а как же ты войдешь?

От лифта до окна был добрый метр бездны. Но девушку это обстоятельство не смутило. Кабина чуть сместилась вверх, и красные туфельки девушки оказались на уровне подоконника. Тутта поковырялась в углу лифта и сдвинула нижнюю панель. Получилось что-то вроде дверцы.

— Лови! — девушка прыгнула и оказалась на подоконнике.

Свет в кабине погас. Малыш крепко обхватил отчаянную девицу за бедра. У него отчего-то сильно-сильно забилось сердце.

— Ну все, все. Можешь отпускать, — засмеялась фрекен Карлсон и погладила его льняные вихры. — Привет, Малыш!

— Привет, Карлсон!

— Слушай, разве я так похожа на этого нахального толстяка с пропеллером? Зови меня просто Тутта.

Они уселись рядом на подоконнике и стали дружно болтать ногами. Тутта рассмеялась и спросила:

— Ну, что мы будем делать? Развлекай меня!

— А... сколько тебе лет?

— Скажем так: я девушка в самом расцвете лет. Слушай, а у тебя выпить есть? Виски там, или водка?

— Ты что, — испуганно посмотрел на нее Малыш, — у меня только пиво... Папа ничего другого не разрешает.

— Наверное, — усмехнулась девушка, — целая бутылка?

— А вот и нет! Целая дюжина! — гордо ответил Малыш. — Так пиво пойдет?

— Не тяни! Давай скорей. Жуткая жара, правда?

Малыш достал из маленького холодильника две бутылочки. Открыл. Протянул одну Тутте. Девушка выдула пиво в три глотка и схватила бутылку Малыша, которую он едва успел поднести к губам.

— Эй, а как же я?

— Тебе жалко, да? У тебя еще полно пива!

— Так это на всю неделю... — и он поплелся за новой бутылкой.

— Пустяки, Малыш, дело житейское. Пить надо, когда хочется, а не когда можно! Будь здоров, Малыш! — Тутта улыбнулась как-то по-детски наивно и удивительно располагающе.

— Будь здорова, Тутта! — улыбнулся он в ответ и, наученный опытом, поскорей присосался к бутылке.

— Уф! Вот теперь хорошо, — выдохнула Тутта, допив пиво. — Жаль, мало... Слушай, а музыка у тебя есть? А то сидим в тишине, как в склепе. О! — она спрыгнула с подоконника, и нажала кнопку магнитофона.

Под заунывное пение Стинга она принялась лениво извиваться и гладить себя руками по бедрам, животу и груди, не отводя пристального взгляда от Малыша. Малышу стало не по себе, его как магнитом потянуло к девушке, захотелось сжать ее в объятиях и... и...

— Фу, тоска! Включи-ка что-нибудь повеселее, — Тутта подошла, сдернула его с подоконника и подтолкнула к стойке с кассетами. — Старый добрый рок-н-ролл, например...

Грянул рок. Тутта быстрым движением увеличила громкость до рева, схватила Малыша за руку и взялась учить танцевать рок-н-ролл. Парень оказался способным учеником и через пять минут они уже делали перекат через спину, и даже протаскивание между ног. Мебель ходила ходуном, орал магнитофон, и Малыш не сразу расслышал стук в дверь.

— Сынок, — раздался из-за двери голос мамы, — не думаешь ли ты, что это слишком громко?

— Пустяки, мам, дело-то житейское! — лихо крикнул разгоряченный Малыш, но громкость все же убавил.

— Уфф, жара... Пива хочешь, Тутта? — спросил вполголоса.

— Ты еще спрашиваешь!

Малыш решительно вытащил из холодильника весь ящик. Они плюхнулись с хохотом на кровать и, сидя рядышком, под веселый треп осушили по бутылочке. Потом еще по одной. Потом еще. Потом Тутта захотела добавить...

— О! Видеодвойка! — воскликнула Тутта и принялась шарить среди видеокассет. — Что ты тут смотришь? Ну-ка, ну-ка!

Она вынула несколько кассет сразу, сколько смогла захватить пальцами. В образовавшийся проем стала видна еще одна, в яркой коробке, прижатая плашмя к задней стенке полки. Тутта проворно достала кассету. Малыш, мгновенно побагровевший, попытался ее отобрать. Он сгоряча навалился на девушку, но она отвела руку подальше и засмеялась: это был крутой порнофильм.

— Вот как, «соLоR сLIMах»! Ах ты, тихоня! Ну-ну, не красней, мы живем в свободной стране. Каждый может смотреть, что хочет.

Тутта прижала кассету бедром и достала из тайника еще одну.

— А это что? «ехсITING»? Ай да Малыш! Я хочу посмотреть! — требовательно заявила она.

Малыш сидел «по стойке смирно», руки между колен, глядел в пол и молчал. Тутта вставила кассету, нажала кнопку пуска и вернулась на кровать. Она села, плотно прижавшись горячим бедром к его ноге.

На экране развертывалось захватывающее действо с участием здоровенного негра и нескольких полуголых белых девиц. Когда девушки содрали с парня одежду, Тутта восхищенно толкнула Малыша локтем:

— Ты только посмотри, какой у него... шланг! И это в спокойном состоянии!

Малыш пробурчал, не поднимая глаз:

— Да видел я... Ну и что?

— Как что? Не каждый может похвастать...

Малыш только неопределенно хмыкнул. Девицы на экране активно священнодействовали, и Тутта, когда процесс эрегирования завершился, завистливо вздохнула:

— Вот это да! Дюймов девять, не меньше...

Черная курчавая голова исчезла между белых сливочных бедер, тело парня облепили подружки-счастливицы...

Тутта покосилась на Малыша. Он по-прежнему смотрел в пол. Девушка положила ему на колено правую руку, а левой повернула за подбородок парня лицом к себе и, пристально глядя в глаза, осторожно прикоснулась пухлыми губами к его губам. Он слегка вздрогнул и ответил нерешительным, каким-то сухим поцелуем. Тутта языком попробовала раздвинуть губы Малыша. Они поддались, и девушка ощутила фарфоровую твердость его зубов. Рука Малыша нежно легла на ее плечо, их языки встретились и, как бы знакомясь, обежали один вокруг другого. Малыш подумал, что у нее очень вкусные упругие губы, в сто раз вкуснее, чем у его подружки и одноклассницы Гуниллы. Смущение понемногу проходило, уступая место сильному возбуждению: ему уже стало тесно в джинсах.

Малыш вовсе не был лопушком. Просто поначалу он растерялся от бешеной активности и бесцеремонности Тутты в первые минуты знакомства. А еще эти кассеты — он боялся, что девушка примет его за несчастного онаниста. Тогда как он был нормальный шведский тинэйджер, то есть сексом уже занимался вовсю, хотя курить и пить крепкие напитки еще не осмеливался.

Малыш провел кончиками пальцев по открытой нежной шее. Как шелк!

Рука Тутты гладила его бедро, постепенно смещаясь все выше и выше. Он почувствовал, как ее ладонь прикоснулась к твердому бугру, проехалась по нему туда и обратно, прижалась плотнее, ощупывая, оценивая и, словно бы не доверяя осязанию. Пальцы Малыша заскользили вниз, по ключице, по открытой части ложбинки между упругими полушариями груди, нащупали вырез платья и нырнули под ткань. Сквозь кружево лифчика твердым горячим камешком проступил сосочек. Малыш осторожно покатал его между пальцами. Тутта задышала чаще, нащупала молнию на его джинсах, рванула нетерпеливо. Замок не поддался. Как бы в отместку за свою неудачу девушка укусила Малыша за губу, потом сняла его руку с груди и положила на свое колено, а сама продолжила сражение с непослушной молнией. Малыш погладил теплое, обтянутое чем-то черным и прозрачным бедро. Ему нестерпимо захотелось двинуть руку выше, туда, где таится ОНО — самое манящее, самое заветное, самое запретное...

И вообще — сегодняшним вечером все было как-то необычно, не так, как с Гуниллой. Гунилла, когда приходила учить уроки, первым делом раздевалась и ныряла в постель, а он, не тратя попусту времени, натягивал презерватив и набрасывался на нее. Они никогда не ласкали друг дружку, а просто несколько минут механически совокуплялись под одеялом, то есть совершали действия, которые, как они считали, положено в их возрасте совершать всем нормальным подросткам. Малыш даже не видел Гуниллу голой ниже пояса. Потом они одевались и спокойно садились заниматься математикой. Малыш искренне полагал, что всякие там ласки, поцелуи, минеты и прочее — не больше, чем баловство, которое годится только для эротического кино. А в жизни это пустая трата времени. Что же касается порнокассет, то, что греха таить, он иногда позволял себе разрядку под их «видеоэффекты», особенно когда Гунилла не могла... Случалось, что при этом он получал куда более острое наслаждение, чем с ней.

А еще Малыш знал, что Гунилла занимается французским с Кристером. Французским и сексом. Она сама рассказывала. В подробностях. Ему это было все равно. Гунилла его не волновала...

А вот Тутта Карлсон, спустившаяся с крыши как видение, как фея, вызвала в нем шквал незнакомых прежде чувств. Он почему-то ужасно хотел целовать ее пухлые алые губы, нежную шею, тугую грудь. Ему не терпелось почувствовать вкус ее шелковистой кожи, ее твердых сосков, ощутить жар сокровенного, волшебного местечка между ее ногами. Малыш не сдерживал свою руку, ласкающую бедра девушки все выше и выше, но почему-то вдруг с неудовольствием подумал о том, что придется прервать ласки, чтобы снять с Тутты колготки. Может, на эту мысль его навела бесплодная возня девушки с упрямыми джинсами?

Ладонь Малыша скользнула под платье, и парень почувствовал теплую живую кожу: на Тутте, оказывается, были чулочки. В последнем страстном броске рука Малыша достигла цели. Его ждал фантастический сюрприз: между рукой и объектом вожделения ничегошеньки не было! Пальцы Малыша погрузились в нечто восхитительно теплое, приятно влажное и расслабленное. Тутта даже застонала от удовольствия и сильно сжала ноги. Ее язычок вовсю расхулиганился во рту у Малыша, а рука больно сдавила и без того задушенный джинсами напряженный жезл.

Девушка вдруг прервала поцелуй и шепнула:

— А ты ничего парнишка! Приличную дубинку взлелеял! Дай подержать!

Она ловко вывернулась из объятий и упала перед сидящим в недоумении Малышом на колени. Толкнула его несильно в грудь, давая понять, что хочет, чтобы он откинулся назад. Малыш подчинился. В две секунды тесные джинсы оказались расстегнуты и спущены до колен, а член с багровой от тесноты головкой вознесся нерушимой колонной перед восхищенным взглядом Тутты.

— Вот это да-а-а! — у Тутты от удивления перехватило на миг дыхание. Она мотнула головой в сторону экрана. — Черномазый отдыхает!

Нежная, но сильная ладошка обхватила, точнее, попыталась обхватить пленительно-твердую плоть. Не тут-то было: между кончиками пальцев осталось весьма приличное расстояние. Рука девушки медленно, с каким-то первобытным благоговением проехалась пару раз вверх-вниз по впечатляющему своими габаритами посоху Малыша, и Тутта прерывающимся от похотливого волнения голоском произнесла:

— Засади его в меня, Малыш! Ну пожалуйста...

Она стремительно подхватилась с пола и встала коленями по обе стороны от обнаженных худых бедер мальчишки, задрав подол своего красного платья. Приоткрывшиеся набухшие складочки решительно и недвусмысленно нацелились на шар горячей головки. Попка Тутты двинулась вниз, к заветной цели, но долгожданному соединению на этот раз не суждено было состояться! Малыш решительно прикрыл рукой член:

— Погоди, нельзя же без презерватива!

Тутта обалдело спросила:

— П-почему?.. — она даже стала заикаться от изумления. — Т-ты что?.. Б-больной, что ли?..

— Безопасный секс... — уже не так уверенно пояснил парнишка.

— Ну-у, я так не играю... — надула губки Тутта, не зная, плакать ей или смеяться. Уж очень правильным оказался этот симпатичный мальчик-блондинчик, так ей понравившийся и возбудивший в ней такое отчаянное желание, что после первого же взгляда на него она забыла, куда направлялась этим вечером, и машинально остановила лифт напротив его окошка.

Однако не в правилах своевольной фрекен Карлсон было отказываться от того, чего ей захотелось. Она фыркнула:

— Дурачок, все будет о'кей. Какой ты... наивный... — и с этими словами она ловким движением сбросила руку Малыша с вожделенного органа. — Без резины кайф в тысячу раз сильнее! Попробуй, не бойся!

После этих слов Тутта буквально обрушилась на свою нежданную и негаданную находку.

— О-о-о! Боже!! Ужас!!! — вырвалось у девушки.

Она и не предполагала, что ощущения от вонзившегося в ее нежную, хотя и весьма тренированную письку колоссального пениса Малыша могут оказаться такими острыми. Ей показалось, будто она села на раскаленный пушечный ствол, и он совсем немного, совсем чуть-чуть не достал до ее бешено стучащего сердечка! Тутта даже подумала невзначай, что она, кажется, откусила много больше того, что может проглотить!

А Малыш пережил краткий миг сладкого ужаса — от того, что так лихо, правда, не совсем по своей воле, перешагнул через строгое гигиеническое правило — одно из множества правил, которым он, благовоспитанный шведский тинэйджер, привычно следовал.

К счастью, кошмарные мысли из юных голов быстро вытеснило нестерпимое наслаждение, дарованное природой совокупляющимся мужчине и женщине. Под аккомпанемент работающего в режиме автореверса магнитофона и видеодвойки, исторгающей истошные, пусть и приглушенные вопли экстаза девиц, трахающихся с красавцем негром, потная от усилий Тутта безостановочно скакала на своем классном жеребце, то и дело с восторгом ощущая упругую плоть офигенной головки чуть ли не у самых коренных зубов! Всплески спермы, хлынувшей в ее разгоряченную киску, и скрип зубов кончающего Малыша спровоцировали бурный оргазм. Тутта Карлсон замотала головой и отчаянно завизжала. Малыш с изумлением уставился на нее, а потом сообразил, что этот необычный звук может привлечь внимание родителей, и прихлопнул орущий перекошенный рот ладонью. Девушка, обессилев от наслаждения, упала ему на грудь.

Она тяжело дышала...

И тут Малыш понял, что его регулярные совокупления с Гуниллой были самой настоящей фигней, а не сексом! Он никогда не испытывал с ней таких бесподобных жгучих ощущений, не слышал от Гуниллы никаких иных звуков, кроме разве что озабоченного размеренного сопения... Более того, он и член-то свой, упакованный к тому же в резиновый чехол, вставлял в нее не больше, чем на половину длины! Им с Гуниллой и этого хватало...

Обмякшая Тутта вдруг пошевелилась и промурлыкала:

— Кайф... Я тащусь!

Она благодарно дотронулась губами до губ Малыша. И, вдруг вытаращив глаза, заявила:

— Ой! Жутко писать хочу... Малыш, выручай!

Это ее непосредственное, такое жизненное заявление вогнало тинэйджера в густую краску. Он растерялся.

— Малыш, сейчас случится страшное! — жалобно простонала фрекен Карлсон.

Поскольку провести мимо сидящих в холле у телевизора родителей невесть откуда взявшуюся в его комнате девушку было совершенно немыслимой авантюрой, Малыш выбрал меньшее из зол. Теплея от стыда, он сделал над собой гигантское усилие и пробормотал:

— Там... Под кроватью...

Имелась в виду его детская принадлежность, уже долгие годы не применявшаяся по назначению и украшавшая комнату исключительно как память о невинных временах розового младенчества.

Тутта скатилась с Малыша кубарем и со словами: «Пустяки, дело житейское!» оседлала ночную вазу нежно-салатового цвета. Малыш, лежа поперек широкой кровати, долго искоса наблюдал за девушкой, писающей с первобытной раскованностью.

Хотя он уже почти не удивлялся бесцеремонности новой подружки, буквально свалившейся на него с крыши, очередная выходка взбалмошной девицы его шокировала: Тутта, завершив процесс, как-то необыкновенно быстро и ловко вспрыгнула на кровать и расположила свою мокрую вагину прямо над его изумленным лицом, а затем прижала нежную, теплую, сочную, солоноватую мякоть к губам Малыша!

Ошарашенный Малыш чертовски удивился тому, что новый прикол лихой брюнетки пришелся ему по вкусу — в прямом и переносном смысле. Неожиданно богатая гамма вкусовых ощущений, дополненная эффектным видом гладко выбритой письки с крохотным, словно бы не относящимся к делу, четко очерченным квадратиком черных волос на выпуклом лобке, вызвала скоропостижную и ужасно сильную эрекцию. Но вместо того, чтобы повторить сладостное соитие, Тутта, явно довольная произведенным эффектом, спросила:

— Слушай, Малыш, а ты когда-нибудь трахался на крыше? Под луной?

— Не-а, никогда... — честно ответил Малыш.

— Тогда вперед, в смысле — наверх!..

Наверное, находись Малыш в менее «надроченном» состоянии, он ни за что не согласился бы шляться по ночным крышам. Ведь за это могло здорово влететь от родителей. Но забубенная лихость необычной вечерней гостьи передалась и ему.

Он с замиранием сердца постоял на подоконнике, примериваясь и собираясь с духом, а потом решительно прыгнул через черную бездну между окном и лифтом. Успешно приземлившись в кабине и поймав затем гибкое тело подружки, он обратил внимание, что от недавней «ломовой» эрекции, из-за которой им с Туттой еле-еле удалось застегнуть на нем джинсы, не осталось и следа!

Не создавая лишнего шума, лифт доставил сладкую парочку на крышу. Вот где было здорово! Внизу — крыши, ущелья улиц, машины-жуки и люди-муравьи, расползающиеся по своим делам, а тут — чудный пряничный домик с окошками, полными теплого света, деревья в кадках, изящная белая садовая мебель под стеклянным навесом. Вверху — дрожащие звезды и обкусанный наполовину ломтик луны.

— Нравится? — лизнула Малыша в ухо Тутта Карлсон, владелица этого сказочного великолепия, прижимаясь к мальчику всем своим горячим телом.

— Ага... — Малыш почувствовал, как под нетерпеливыми прикосновениями девичьей ладошки стремительно наливается и твердеет его поникшее достоинство. Тутта заявила:

— Я хочу попробовать тебя на вкус!

В считанные секунды член оказался на свободе, и тут же был пленен двумя мягкими, но сильными ручками. До чувствительной вершины головки дотронулся трепетный кончик нежного теплого язычка.

— Обалдеть! — резюмировала свои ощущения от безраздельного обладания колоссальным мужским органом фрекен Карлсон и, раскрыв во всю ширину рот, жадно заглотила перемазанное недавно извергнутой спермой чудо.

Вот когда Малыш, остолбеневший от полноты сказочных ощущений, понял, что такое мастерски исполняемый минет. Хотя иных он и не пробовал: это ведь был первый случай в его практике. То по деревянно-твердому члену бегал шустрый язычок, щекоча ствол по всей длине от подобравшейся мошонки до самой вершины лиловой головки, временами с нажимом проезжаясь по обнаженным нервам ободка, отделяющего ее от «постамента» и теребя архичувствительную уздечку, то щеки Тутты вваливались глубоко, когда она засасывала в себя изрядную часть горячего «инструмента». Тогда происходило вот что: и без того переполненный орган подвергался вынужденному дополнительному вливанию крови, звеня, как чудилось Малышу, от сумасшедшего напряжения. А то вдруг коварная фрекен Карлсон бросала свою игрушку. Но только для того, чтобы переключиться на забавы с мягким мешочком, в котором прячутся, как известно, драгоценные тельца яичек. Она стискивала их губами, перекатывала с места на место язычком или слегка прикусывала острыми зубками. От этих манипуляций Малыша пронзало с головы до пят резкое блаженное ощущение, и кидало в крупную дрожь. Он стоял как истукан, молча, и прислушивался к нарастанию признаков приближающегося извержения, когда почувствовал, как в спазматически сжимающуюся дырочку попки забирается нахальный пальчик. Почти инстинктивно мальчик переступил, расставляя ноги чуть пошире, и проникновение состоялось. Потом пальчик нажал на что-то там, внутри Малыша, и Малыш, испытав внезапный приступ блаженства, неожиданно для себя кончил. Сперма плеснула прямо в лицо стоящей на коленях Тутте. Для нее оргазм Малыша тоже оказался неожиданным. Девушка поспешно обхватила губами головку дергающегося, выбрасывающего струю за струёй члена и принялась с жадностью сосать: не могла же она допустить, чтобы ее любимое лакомство вот так запросто, за здорово живешь, проливалось куда попало!

Когда в стоящем и упругом по-прежнему члене не осталось ни миллиграмма вкусной жидкости, счастливая Тутта поднялась на ноги. Ее мокрое лицо мерцало в свете, падающем из окошка домика, жемчужным блеском.

Вытянутым пальчиком девушка аккуратно собрала со щек и носика тускло поблескивающую сперму, и отправила ее в рот.

— М-м-м, какой ты вкусный! — похвалила она юного «донора» и, словно не веря собственным глазам, покосилась на его инструмент.

Как ни странно, эрекция и не собиралась спадать: не по годам развитый пенис тинэйджера горделиво целился тугой головкой прямо в зенит. Чтобы отчаянная Тутта Карлсон да не нашла применения несокрушимо стоящему рядом с ней члену — такого еще не случалось! Она спросила хитреньким голоском:

— Разве ты не хочешь трахнуть меня сзади? — и, не дожидаясь ответа, легла животом на стол, одним неуловимым движением руки задрав платье. Малыш еще только собирался кивнуть в знак согласия, а ноги девушки были уже широко расставлены, изумительная попка отклячена, мокрые половые губки, вывернувшиеся ему навстречу, призывно разошлись! Драгоценное женское хозяйство Тутты так ярко и откровенно сияло над черным кружевом чулок, что перед соблазном не устоял бы даже сфинкс, а не то, что шестнадцатилетний мальчишка. Он засадил свой недетский член в тропические глубины влагалища с такой охотой, с таким рвением, с таким неистовством, что Тутта почувствовала, как глаза под напором кошмарной дубины вылезают из орбит. Но это ужасное и одновременно сладостное ощущение длилось всего миг и сменилось отчаянным удовольствием, которое порождал ритмично и мощно перемещающийся в ней фаллос. Малыш вцепился обеими руками в гладкие бедра девушки и делал размашистые движения тазом, надвигая их на свою несгибаемую твердь при каждом толчке. Тутта стала кончать практически сразу. Сначала она просто громко стонала, знаменуя наступление очередного оргазма, потом тональность издаваемых ею стонов приблизилась к истерической.

А финал был просто неописуем! Ее оглушительный сладострастный вопль распугал, наверное, всех котов на окрестных крышах и разбудил не одну добропорядочную семью. Во всяком случае, в нескольких ближайших окнах загорелся свет...

Малыш, хотя и соображал, кончая одновременно с орущей Туттой, ненамного больше, чем она, все же подумал, что так, пожалуй, кричать не следует!

Поэтому все последующие их соития — до той поры, пока они не констатировали с огромным неудовольствием, что небо на востоке заалело, — происходили внутри домика замечательной Тутты Карлсон...

... Едва изнурённый любовными забавами Малыш спрыгнул с подоконника в свою комнату, распахнулась дверь, и на пороге показались взволнованные родители.

— Малыш, Малыш... — мама укоризненно покачала головой. — Ты заставил нас так волноваться... Исчез... В комнате — полнейший разгром... То есть, — поправилась мама, поняв, что несколько преувеличила: пустые пивные бутылки и смятое покрывало на кровати на разгром все же не тянули — беспорядок... Что мы с папой только не передумали!

Папа за маминой спиной пыхнул трубкой и кивнул:

— Да, да!

— Это все Карлсон... — не слишком убедительно стал оправдываться Малыш. — Понимаешь, мама, мы сначала развлекались у меня, а потом отправились на крышу. К ней. Она там живет...

— И не стыдно тебе, Малыш? Рассказываешь нам сказки... Девушка, которая живет на крыше, в пентхаузе, — довольно взрослая особа. И чтобы она заинтересовалась тобой! — разразился непривычно длинной тирадой папа. Мама обернулась и с подозрением всмотрелась в его маслено заблестевшие глазки. Потом перевела взгляд на усталого сына.

Она вдруг заметила, что ее Малыш, оказывается, вырос!

— А знаешь, сынок, — негромко сказала она, — я тебе верю...

2. Фрекен Бокофф

Малышу, конечно, простили его сумасбродство, но...

Мама есть мама, она очень переживала за Малыша и опасалась новых выходок: ведь незащищенный секс ужасно опасен! И еще — ночью с крыши так легко свалиться!

Папа неделю ходил сам не свой, все пытал Малыша о его приключении с Туттой Карлсон. Он хотел, наверное, убедить себя, что ничего такого Малыш не проделывал с этой милашкой, что это просто мальчишеская фантазия. Необычная и сексуальная, но — выдумка. Папа был и сам не дурак насчет девиц, а уж на Карлсон облизывался с первого дня ее появления! Кажется, он просто завидовал удачливому сыну. ..

Обдумав ситуацию, каждый со своей позиции, родители пришли к единственному правильному решению: мальчику нужна твердая рука! Но с реализацией идеи вышла заминка: мама возражала против гувернантки, папа ни в какую не соглашался на гувернера.

Однако, какое счастье, что под боком у сытой Швеции ворочается громадная и голодная Россия. Решение проблемы однажды утром само постучалось в двери семьи Свантесон, и на корявом шведском, а потом на приличном немецком сказало, что оно — по объявлению о найме воспитателя.

Здоровенная детина, стриженая ежиком, сперва показалась папе мужчиной, но потом он узрел, помимо широких плеч и мускулистых рук, приличные груди и юбку до полу. А мама... Мама сначала заметила могучий бюст, но слово «нет» сказать не успела: мама мигом сообразила, что очкастенькому папе подвиг соблазнения этой «бронемашины» просто не под силу!

Так в квартире семьи Свантесон появился новый жилец — воспитатель Вера Бокова, тридцати лет от роду, бывший телохранитель из Петербурга. Что-то там случилось у Веры, дома: то ли она переусердствовала, охраняя тело очередного клиента, и пришибла не в меру ретивого журналиста, то ли сам клиент пострадал, когда вздумал поискать «защиты» на необъятной груди и между ног бодигарда... Короче, Бокова слиняла в Эстонию, оттуда — в Швецию, и год мыкалась без определенных занятий.

На Малыша обрушился новый порядок: идеальная чистота, каждой вещи — строго определенное место, прием пищи — по часам (и не дай бог опоздать!) — борщи, солянки, шашлыки, пироги, плюшки. Малыш очутился на коротком поводке: подъем, зарядка, завтрак, дорога в школу и обратно, домашние задания — и всё под бдительным оком суровой фрекен Бокофф, ненавистной «коммунистки», как почему-то окрестил ее мальчик!

«Коммунистка», конечно, не секла ни в шведском, ни в математике, но уж дисциплину она поддерживать умела! Поэтому занятия Малыша со старинной подружкой Гуниллой прекратились. Без траханья математика стала ей неинтересна, и девчонка переключилась на другие предметы: французский, к примеру, с Кристером... Да мало ли в программе предметов и мальчишек в классе!

А теперь скажите, сколько может продержаться тинэйджер без разрядки? Да при таком питательном рационе? Спермотоксикоз же!!! Конечно, у каждого своя норма: месяц там, неделя, день... А Малышу не повезло: он привык, помимо секса с Гуниллой, еще разик или два за день, а также перед сном «передернуть затвор».

Однажды октябрьским вечером, теплым и тоскливым, он сидел за компьютером и без всякого энтузиазма шарил по порносайтам. Всё надоело, привлекательные девушки не зажигали, зажигательные сюжеты не привлекали; Малыш, скорее по привычке, просматривал фото, изобилующие бритыми пиздёнками и крепкими членами, брызжущими спермой, думая о славной Тутте Карлсон. Она исчезла так же внезапно, как и появилась!.. Одна сказочная ночь, а потом целых два месяца — ни фига...

— Ты что, оглох?! — сквозь толщу невеселых мыслей прорезался знакомый голос. — Я зову, зову... Обкурился, что ли?

Малыш обернулся на голос. На подоконнике сидела Тутта, собственной персоной, и болтала ногами.

— Привет, Карлсон! — радостно завопил Малыш, срываясь с места.

— Привет, Малыш! — ответила девушка. — Скучаешь? Порнушкой пробавляешься?

— Да я.. да мне... да у меня... такая жизнь... хоть вешайся!.. Совсем затрахала «коммунистка»!

— Ты с коммунистками трахаешься? Развратник! — укорила его Тутта.

— Фу... Гувернантка... Предки наняли — за мной следить. Её трахнешь, как же!.. Дылда под два метра ростом, культуристка русская. По вечерам в своей комнате железом гремит, пыхтит и стонет... Будто кончает...

— Да-а, плохо дело, — протянула Карлсон. И решительно тряхнула вороной гривой. — Ну что ж, будем её низводить!

— Изводить? — подал голос Малыш.

— Нет, именно низводить! Ниже плинтуса! Да ещё и оттрахаем, чтобы своё место знала!

— Да она нас одной левой сделает, как щенков, — уныло возразил Малыш. — Здоровая как бульдозер...

Потом вздохнул и добавил:

— Да на неё и не стоит...

Тутта отреагировала мгновенно:

— А на меня?

Вопрос, однако, был риторический. Джинсы Малыша бугрились давно и весьма красноречиво. Это Тутта видела даже в полутьме комнаты, единственным источником света в которой был монитор.

Малыш впился в сочные губы и на правах старого знакомого смело запустил руку между ног девушки, обтянутых черными блестящими брючками. Тутта шумно задышала, а мальчишка почувствовал, как гладкую ткань её брюк пропитывает горячая влага. Свободной рукой Малыш расстегнул свои джинсы, и потащил вниз вместе с трусами. К досаде, торчащий член зацепился за одежду. Орган напрягся так, что было больно просто отгибать его от занятого в пространстве положения, а не то, что высвобождать из шмоток. Тем более — одной рукой! Чуткая Тутта пришла на помощь, и общими усилиями они выпустили беднягу на волю. Девичья ладошка легла на тугой ствол, обняла его нежно и поехала вниз, увлекая за собой пылающую шкурку.

Трёх «развратно-поступательных» движений хватило вполне. Изнуренный двухмесячным воздержанием Малыш замычал и выпустил из дергающегося члена мощную струю спермы. Точнёхонько на блестящие Туттины одежды!

Это был шок! Такой неожиданный спуск! Конечно, Тутта мгновенно упала на колени и, жадно припав к источнику живительной влаги, высосала остальное до последней капли.

Хотя «остального» и оказалось немало, разочарованию не было предела! Оно и продиктовало дальнейшие действия... Тутта оттолкнула Малыша, виновато опустившего взгляд на стремительно вянущий член, и полезла в сумочку, брошенную при встрече на стол.

— Вот ты какой! Эгоист! Сам кончил, а я?.. Придется тебя наказать. Ну-ка, ложись на стол! Да не на спину, а животом!

— Ты меня отшлёпаешь? — с надеждой спросил Малыш, улегшись, как было велено. И с улыбкой добавил: — Мало мне «коммунистки», так ещё одна воспитательница...

— Ага... отшлёпаю... ещё как! — загадочным голосом возвестила Тутта.

Девушка просунула руку между ног Малыша и помяла на всякий случай безжизненную «пипиську». К её огорчению, ничего не изменилось...

Надо сказать, Малыш был сконфужен не меньше подружки! Он прекрасно помнил, сколь несгибаем и неутомим был его нефритовый стержень во время первой встречи! И на тебе, такой позор!..

От грустных мыслей парня отвлёк сочный шлепок, после которого между ягодицами стало холодно, мокро и скользко.

— Эй, воспитательница, это чем ты меня?

— Не волнуйся, всё будет окей! Расслабься... И не оборачивайся, это сюрприз!

Девушка повозилась ещё немножко. Малыш ощутил, как что-то круглое и тугое раздвигает половинки судорожно сжимающейся попы. Новый звонкий шлепок обжёг и расслабил ягодицы, тугой предмет двинулся дальше, внутрь ануса. Малышу было больно, но странным образом и приятно! А то, что он не видел происходящего, даже интриговало. Нечто, проникшее в зад, немного напоминало клизму, которую как-то раз делала ему мама. Но только немного, ибо размером здорово превосходило наконечник...

Кстати, тогда, давным-давно, в процессе пресловутой процедуры Малыш испытал целую гамму чувств — как неприятных, так и сладостных. Сладостных тем, что мальчишеская пиписька в ходе процедуры вдруг надулась помимо его воли и встала торчком, вызвав у него немалое смущение, а у мамы — понимающую улыбку! С годами инцидент почти забылся, но сейчас разом всплыл во всех деталях...

Вот и теперь, заполнивший прямую кишку предмет странным образом возбуждал Малыша. Бессильный член обрёл вес и чувствительность, будто это не он всего три минутки назад залил Тутту густой спермой...

Предмет в попе Малыша замер. И вдруг началось! Внезапно этот тугой инструмент рванулся, как показалось парню, вглубь задницы, раздирая внутренности... Потом — стоп. К голым ягодицам Малыша прижалось мягкое, тёплое и шелковистое. И тут же отдалилось, увлекая с собою предмет. Ещё одно прикосновение к попе, вдавливающее в Малыша странное инородное тело... отход... И опять, опять, опять!

Цикличные движения сопровождались мурлыканьем Тутты и удивлённым постаныванием Малыша. Движущийся в нём предмет уже не вызывал боли, но, касаясь чего-то, там, в глубине, заставлял член стремительно наливаться и твердеть. Стало так приятно, что Малыш понемногу начал встречные движения. Ему и в голову не приходило нарушить запрет, обернуться, посмотреть, что же такое вытворяет с ним Карлсон!

А Тутта Карлсон больше не мурлыкала. Она стонала с надрывом, сотрясая Малыша ударами своей попки и движениями предмета в его анусе. Малыш почувствовал стремительное приближение оргазма и... И не успел ничего понять: из него брызнули струи спермы! Всё случилось невероятно быстро...

Как сквозь вату до него донеслись финальные вскрики девушки. Тутта плотно прижалась к его попе и замерла, тяжело переводя дыхание...

— Ну что, получил? — услышал Малыш. — Как я тебя наказала, а? Трахнула!

Предмет выскользнул из попы. Обалдевший Малыш обернулся и увидел, как девушка, стоящая к нему спиной, извлекает из себя длинный член... с двумя головками. Двучлен, вспомнился Малышу курс алгебры, хорошо, что не квадратный...

— Это что? — навострила уши Тутта, заслышав металлическое звяканье за стеной. — Что за звук?

Малыш обрёл, наконец, дар речи и ответил:

— Коммунистка... опять... качается...

— Надевай штаны, Малыш! Пойдём. Мне интересно поглядеть на твою домомучительницу.

И они пошли. У соседней двери железные звуки были намного громче. Тяжёлое дыхание фрекен Бокофф переходило местами во всхлипы. Карлсон нагнулась к замочной скважине.

— Фу ты, не видно ничего...

Она выпрямилась, опираясь на дверную ручку. Ручка подалась вниз, и дверь бесшумно приоткрылась. Тутта прижала палец к губам:

— Тссс!

Заглянув в щель, она поманила Малыша.

В глубине комнаты с тяжёлой штангой на плечах стояла домомучительница, коммунистка и русская культуристка Вера Бокова. Она выполняла глубокие приседы, с громким сопением опускаясь и поднимаясь со сладострастными всхлипами. На её глазах блестели слёзы! Тутта всмотрелась в лицо русской.

— Малыш, да она же кончает! — свистящим шёпотом констатировала девушка.

Фрекен Бокофф поднялась из очередного приседа, сделала движение, и штанга повисла на опорах станка. А культуристка, закатывая глаза, запустила руку в трусы и упала на колени.

— Tvоyu mаt’... Tvоyu mаt’!.. Blyаt’!!! а-а-а-аhh!... — простонала русская. — а-а-а-аhh!!!

— Что она говорит? — не отводя глаз от Боковой, спросила Карлсон.

— Это по-русски, — прошептал Малыш, — я не знаю...

— Ой, смотри! Ни фига себе!..

Действительно, момент настал ошеломляющий. Из непросматриваемой части комнаты появился папа Малыша, в расстёгнутых брюках и со стоящим членом. Он встал перед Боковой и коснулся головкой губ.

— Ага, вот ты в кого, — ухмыльнулась Тутта, оценив размеры папиного достоинства. Тщедушный папа мог гордиться дарованным природой инструментом! — А по внешности никогда б не подумала!

Внушительных габаритов головка исчезла из виду. А за ней и большая часть папиного агрегата очутилась во рту Веры.

— О! Йа, йа! Дас ист Фантастиш! — застонал папа почему-то по-немецки. Потом затрясся и почти закричал: — Ихь шпритце!.. О, майн готт!..

Фрекен Бокофф выпустила увядающий член из губ

— Аллес, Густав, геен зи вег! Уходите, Густав...

Парочка наблюдателей стремительно скрылась в комнате Малыша.

Парень был под большим впечатлением от увиденного. Тутта улыбалась.

— А ты как думал, Малыш? Предки тоже люди!..

Она прижалась к парню, зашарила по его джинсам, расстегнула молнию. Через некоторое время заглянула в глаза. Малыш отвернулся. Порадовать подругу было нечем.

— Н-да... Набрался впечатлений... — с сожалением констатировала Тутта и поцеловала Малыша в губы. — Я пошла? До завтра, Малыш...

3. Сладкие плюшки

Малыш открыл глаза.

Утро... Серый дождь за окном унылым шорохом навевал тоску.

Что-то портило настроение: вчерашний вечер... Тутта Карлсон... коммунистка... минет с папиным участием... член не встал...

О! Вот оно! Из-за этого Тутта, огорчившись, и смоталась!..

Зато... зато предки сегодня собираются лететь на отдых. В тур по загадочной и страшной России...

Однако сейчас, утром, всё было в порядке. Тонкие пижамные штаны оттопыривались. Одеяло сползло на пол.

Спать больше не хотелось. Сейчас, подумал Малыш, он упадёт, и я встану.

Но не тут-то было. Утренний стояк добровольно проходить явно не собирался.

А что делают мальчишки в таком случае? Известно, что! «Передёрнуть затвор» — самое верное средство!

Он приспустил штаны и взялся за каменный член. Вспомнив уроки музыки, ухмыльнулся: прямо-таки твердиссимо! Малыш покосился на часы. Девять... предки уже отчалили! Ура, свобода!

...Тьфу ты, какая там свобода?.. Домомучительница же!

Но остановиться он уже не мог. Когда неизбежный конец приблизился вплотную, Малыш сладострастно зажмурился. На шею и губы плеснуло горячей спермой первого, самого яростного залпа. Последующие толчки были слабее, капли плюхались на грудь и живот всё ближе и ближе к орудию.

— Уффф! — выдохнул мальчик, открывая глаза...

— Аххх! Сванте, вас махст ду да?! Ты что делаешь?!

Взгляд Малыша упёрся в глаза домомучительницы. Глаза эти были почему-то не у входа, не у двери, а в метре от его глаз!

— Влип!.. — с отчаяньем подумал он. — Что теперь будет?.. Поздняк метаться!

Но попытку прикрыться всё-таки сделал. И возмутился даже, почему без стука...

Не удалась попытка. Фрекен Бокофф отработанным движением зафиксировала его на кровати. Приблизила лицо. Малыш закрыл глаза и перестал дышать.

Тёплый язык коснулся шеи там, куда плюхнулись первые капли. Последовательно, ничего не пропуская, Вера собрала языком все «плюшки» с груди и живота. И отпустила захват, чтобы взять в руки так и не опавший член.

— Ду бист зюсс!.. Ты сладкий!.. — констатировала она факт.

Малыш не знал, что и думать... Однако минет в исполнении «коммунистки» быстро повернул мозги в единственно возможном направлении.

Руки его принялись за дело. Одна легла на женскую грудь, другая — на упругую и твёрдую, словно перекачанный баскетбольный мяч, попу. Первичное обследование показало, что под коротким тонким халатиком никакого белья нет! Малыш, однако, не осознал истинного значения этого факта. Он просто обрадовался отсутствию преграды. Рука скользнула под ткань, проехалась по гладкой прохладной коже и нырнула в горячую влагу. Влаги было — море!

— Вера, их вилль дих! Вера, я тебя хочу! — Малыш попытался перехватить инициативу и приподнялся на кровати.

— Nе dvigаysiа! Yа vsiо sdеlаyu sаmа!

Парень ничего не понял, а тренированная Вера одним прыжком очутилась на кровати над ним, направила рукой член и опустилась на него со сладострастным стоном. Стон практически сразу, после нескольких её движений, перешёл в звериный вой. Бешеный оргазм исказил черты женского лица, рельефные мышцы напряглись и тут же расслабились, как бы растеклись, расплавились в пламени наслаждения. Вера, обессилев, упала на Малыша, и последние её вскрики затихли у его уха.

Пауза, однако, не затянулась. Домомучительница сжала мышцами влагалища окаменевший член и задвигала попой. Этот неведомый прежде изыск восхитил Малыша.

Вера прошептала на ухо:

— Kаkоy u tеbiа bоl’shоy! — её интонация была радостно-удивлённая, но русского Малыш не знал... Понял только, что «коммунистке» нравится происходящее.

Тесные объятия возымели действие на член. Малыш чувствовал, как мощно и неотвратимо накатывает оргазм. Ещё десяток секунд, и он взорвётся, как этот исландский вулкан, как его, Эйяфьядлайёкюдль! Но фрекен Бокофф вдруг спрыгнула с него.

— Khосhu szаdi! Dаvаy rаkоm!

Она легко сдвинула Малыша и встала на четвереньки, прогнувшись в пояснице. Поняв, что речь идёт о догги-стайл, парень взялся за крепкие полушария женской попы и вонзился в горячие недра.

Оргазм обрушился на обоих одновременно, как цунами...

...Малыш медленно приходил в себя, слушая бессмысленный лепет русской:

— рizdеts! Tvоyu mаt’... tri mеsiаtsа роstilаs’... vоt еtо kаyf!!!

Конец

Dо fесit illud