Лето в Скадовске

I

Лет десять тому назад, когда мне было 18 лет, и когда я уже подумывал о воинской службе, в мое последнее лето мама отправила меня на три месяца на Юг, на Черное море — в маленький белый-пребелый городок Скадовск, где жила моя двоюродная тетя Нина — мамина двоюродная сестра по отцу, 34-летняя красивая женщина, натуральная блондинка с пышными формами при девичьей талии...

Это все я, конечно, узнал позже, после знакомства. С ней жила в одной квартире, — а это оказалась прекрасная 4-х-комнатная квартира на 5-м этаже шестиэтажного дома с видом на море, — ее двоюродная сестра по женской линии Люба, лет так 28-ми, приходившаяся мне, как говорится, пятой водой на киселе.

Еще там резвилось три милых девочки — Ирка, 15-ти-летняя грудастая красавица, Тоня, n лет, тоже прелестное созданьице, развитое не по годам, — дочери тети Нины, и Танька, 18-летняя дочурка тети Любы. Четырнадцатилетний сын тети Нины Валерка вначале показался мне довольно нелюдимым парнем, к счастью, как оказалось, вечно пропадавшим на море.

Когда я добрался до Скадовска из Херсона в начале мая и разыскал нужный мне дом и в нем 49-ю квартиру, дверь мне открыла сама тетя Нина. Она показалась мне очень красивой, особенно когда спроектировалась в дверном проеме в тонком ситцевом халатике, под которым она, несомненно, была по-летнему, в чем мать родила.

Меня усадили в самой большой комнате, и весь этот малинник кинулся задавать вопросы гостю. Дело в том, что тетя Нина не виделась с мамой лет 18 и новостей накопилось изрядно.

После сытного обеда с превосходным домашним вином, который состоялся по-английски в шесть вечера, быстро настало время ложиться спать. Я невольно задумался, куда меня положат. В восемнадцать мысли так нескромны! Одну комнату занимала тетя Люба с Танькой. В другой жили Ирка с Тонькой. В третьей — тетя Нина, в четвертой — Валерка. Единственный балкон соединял комнату тети Нины с валеркиной комнатой.

Слегка поужинав часов в девять и еще выпив изрядно вина, народ наконец, начал укладываться. Я к тому времени освоился и был со всеми на «ты». Когда я пошел в ванную, мне навстречу выскочила раскрасневшаяся Ирка, на ходу застегивая халатик, — видимо, она споласкивалась под душем. Я успел заметить, как тяжело качнулись под тонким ситцем ее не по летам крупные сиськи.

Я включил душ и стал с наслаждением под струю. Член мой упруго напрягся и видения женского рая стали дружно возбуждать меня. Я слегка поласкал член правой рукой. По пьянке я забыл запереть дверь и вдруг она скрипнула. Тетя Нина быстро вошла в ванную. Я покраснел до пят.

 — Мальчик мой, возьми свежее полотенечко! — проворковала тетя Нина, вроде бы и не заметив, что я стою перед ней голый с раздроченным хуем в правой руке. Мило улыбнувшись, она вышла, а шустро я защелкнул щеколду.

Когда я, наконец, лег на диван напротив тетинининой кровати, где почему-то была определена моя постель, я смог спокойно собраться с мыслями. В комнате стоял полусвет от каких-то уличных фонарей. Вот дверь тихо отворилась и вошла тетя Нина.

 — Ты спишь, котеночек? — спросила она тихо. Я деликатно промолчал. Она быстро сбросила халатик и осталась совершенно обнаженной. Мне все было прекрасно видно. Робко оглянувшись в мою сторону и убедившись, что я сплю, она на цыпочках подошла к трюмо и стала расчесывать свои пышные светлые волосы, игриво присев на пуФик.

Затем она тщательно расчесала волосы на лобке и подушила половые губы и подмышками экзотическими египетскими духами. После чего быстро легла в кровать, укрывшись простыней, но через минуту сбросила ее, по-видимому, от жары, оставшись нагишом. Она широко разбросала мясистые ноги.

Я замер от волнения. Член мой так сильно набух, что стал виден под простыней. Я молча лежал на спине лицом к тете и не омел дышать.

Через мгновение рука тети скользнула к вульве и стала ее поглаживать. Я задрожал от возбуждения: хотя я уже и встречался тогда с девченками, но половой жизнью не жил, ни одна мне не давала, так что приходилось обходиться петтингом и онанизмом. Вот и теперь я тихонько опустил руку под простыней и привычно взялся за хуй.

Тетя Нина заметила мое движение и встала с кровати. Таинственно улыбаясь, подошла к дивану. Так подробно я не видел голую женщину еще никогда.

 — Витенька, милый, ты не спишь, шалун? Подвинься!... — прошептала жарко. Я явственно ощутил аромат ее половых органов, увидел набрякшие губки влагалища. Мне бы замереть и не признаваться, что не сплю, но, повинуясь неведомой силе, широко, нисколько не стесняясь, я открыл глаза и одним броском подвинулся к стенке. Диван жалобно скрипнул, когда на него прилегла тетя. Счастливый, я уткнулся носом в прокладные сиси. О, кайф! Но это оказалось только началом. Ее рука властно сдернула с меня простыню и — началось! Она нетерпеливо ухватилась за член и направила его туда, куда он так мечтал забраться уже лет восемь. Не успел я опомниться, как оказался на жаркой похотливой бабе.

 — Еби меня, милый, — шептала она, — я так тебя хочу!..

Я стал сильно дергаться, ведомый генетической памятью, — но, видно, делал движения неумело, так как она, ухватив меня за ягодицы, стала задавать темп. Я был в полуобморочном состоянии, но все-таки распознал, когда она стала прихватывать член половыми губками. О, счастье!... Тут она начала притягивать мою попу реже, но мощнее, и через мгновение я впервые в жизни фантастически спустил в женщину!..

 — О, боже! Какое же это счастье — выебать очаровательную молодую женщину, да еще так внезапно, как говорится, сюрпризом...

Уставший, я откинулся на подушку. Она начала нежно поглаживать мне кожу на груди, на животе, на бедрах... Целовала в соски и в пупик.

Мягкими ласковыми прикосновениями прижималась к измочаленному члену, помогая ему успокоиться, отдохнуть. Крепко засосала меня в губы, ухватив за вихры.

 — Витька, злодей!... — прошептала, радостно улыбаясь. Я неуверенно стал гладить огромные, атласной гладкости, груди. Соски их призывно дыбились, вокруг сосков розовели изрядной величины круги, которые я, не удержавшись, начал неистово целовать. Ухватив губами сосок правой титьки, я потянул его к себе, потом влево-направо, как шаловливый щенок. Она серебряно засмеялась.

 — Подожди минуточку, я сбегаю ополоснусь, — как-то издалека донеслось до меня. Она молодо спрыгнула с дивана, тихо скрипнула дверью. В прихожей щелкнул выключатель, зажурчала вода душа, а немного погодя влажная Ниночка, как я стал ее про себя называть, опять оказалась рядом со мной.

 — Иди ополоснись и ты, — предложила она, — и хорошенько вымой труженика.

Я не стал напрашиваться на уговоры, натянул плавки и тихо вышел. Тем более, что и отлить не мешало. Прикрывая дверь, я заметил, как от окна метнулась вниз за подоконник круглая тень. «Вот гад, Валерка, подглядывал», — подумал я, — «теперь сраму не оберешься».

Быстро ополоснувшись, я на цыпочках вышел из ванной, не зажигая света в прихожей. Дверь в кухню оказалась открыта и на фоне кухонного окна я различил сначала дрогнувший огонек сигареты, а затем и девичий профиль. Хорошо бы сделать пару затяжек! Я пошел на огонек... Приблизившись, узнал Ирку, которая нещадно смолила курево.

 — Ирка, ты? — неуверенно спросил я.

 — Вот уж не думала, что ты меня в темноте узнаешь, — насмешливо прошептала Ирка. Глаза ее таинственно блестели, когда она посматривала в окно. Халатик оказался застегнутым всего на две пуговицы — среднюю и еще одну — повыше. Он бы распахнулся до пупа, если бы Ирка не придерживала полу левой рукой.

 — Уж не совратила ли тебя, Витенька, наша мамочка? — несмело предположила Ирка. — От тебя так несет этими тропическими духами...

 — А что, она может и совратить?... — ответил я глупо.

 — Запросто... — отозвалась Ирка, передавая мне сигарету для эатяжки. — Ты как насчет «Стюардессы»?..

 — От стюардесс никогда не отказываюсь... — тоном опытного пройдохи ответил я. — Только зря ты про фараонские духи: я растер ногу и прижег из первого попавшегося Флакона. Если очень было нельзя, то извиняюсь...

 — Ну что ты, что ты!... — защебетала Ирка. — За нашей мамулей знаешь какие мужики бегают, пока Пашка в рейсе, и то без успеха...

Но, все-таки, то, что она положила тебя в своей комнате, а не с Валеркой, неспроста...

Я молча улыбался. Еще бы! Мужики поприличнее меня за Нинкой бегают и она им дает отвод, а я вот с первого вечера — бац! — и к ней в постельку...

Ирка бросила окурок в окно и еще теснее запахнулась в халатик. Я почувствовал прилив храбрости.

 — Иринка, милая, — заворковал я, притягивая к себе ее крепко сбитое тело. Она слабо сопротивлялась, но так себе, для приличия. Я это понял и резко притянул ее к себе за худенькие плечи. Долго и сладко поцеловал. Рука моя при этом не дремала и через мгновение халатик разлетелся в стороны. Какое волшебство я ощутил перед cо6ой! Член рвался из плавок и я не стал его неволить, я резким движением сбросил их и прижался к голому прохладному, пахнущему морем и луной телу Ирки.

 — Витенька, солнышко, ну что мы делаем?... — пролепетала птица, трепетавшая у меня в руках.

 — Не бойся, малышка! — ответил я, закрывая ей рот долгим поцелуем. Головка моего вновь крепко возбудившегося хуя уткнулась в мягкие шелковистые волосы на лобке Ирки. Я ожидал, что, когда поверну ее к лунному свету, то увижу на теле следы лифчика и плавок по контрасту с загорелыми частями тела, но увидел, что вся она загорела равномерно, значит, загорала, сцыкля, голяшом. Я счел это хорошим знаком и спросил:

 — Ир, пойдем завтра, пораньше, на море, а?..

 — Конечно, пойдем, — ответила Иринка. — Я покажу тебе такие места!..

Что-либо решительное предпринять было невозможно, а продолжать наш сладкие мучения я больше не смог.

 — Я пойду, до завтра, миленькая, — как можно нежнее произнес я, — а то как бы нас мама Нина не застукала в таком виде...

 — Прощай, милый!... — пропела Ирка, убегая в свою комнату. С порога она послала мне воздушный поцелуй. Со вкусом ее вишневых губок на губах я вошел в большую комнату, где меня с явным нетерпением ждала Ниночка.

 — Ну где ты ходишь, я уже хотела тебя искать... — сказала она. Я что-то пробормотал насчет того, что курил на кухне.

 — Не догадывалась, что ты куришь, давай курить напару... Она вытащила из какого-то шкафчика пачку настоящего «Данхилла», и мы с наслаждением затянулись, периодически обмениваясь поцелуями.

«Данхилл», конечно, сигареты для элиты. Не какая-нибудь «Стюардесса», в—общем, довольно сраная, откровенно говоря.

Нинкины шикарные сиськи влажно поблескивали под лунным светом, ее темная волосня, непроходимо разросшаяся на венерином бугре, казались черной чащей, скрывающей пещеру с сокровищами индийского магараджи. Захотелось разыскать сокровища. Я бросил сигарету в пепельницу и наклонился над ароматным раем ее заждавшегося влагалища. Я стал нежно гладить волосы, расправил половые губки, нагнулся над животом, покрывая его поцелуями. Так постепенно я дошел до промежности, там мои нетерпеливые губы начали жадно целовать клитор, осторожно его покусывая. Эта часть нинкиного добра увеличилась в размере, на ней запульсировала волнительная жилка. Ниночка затрепетала от страсти, нервно сводила и разводила ножки, а потом начала постепенно разворачиваться на диване таким образом, что в конце концов мы оказались в позе валета по отношению друг к другу.

Ее губки разыскали член и принялись целовать его так возбудившуюся от ласки головку. Вот она пропустила головку хуя в ротик и начала очень осторожно и ласково сосать ее. О, боже!... То, о чем я мечтал и бредил душными юношескими ночами последние несколько лет, осуществилось наяву: милая очаровательная женщина склонила над моим лобком осененную чудесными волосами голову и жадно сосет мне хуй! Я не удержался и застонал от блаженства. Мой стон только еще сильнее вдохновил Ниночку, а мои губы, терзавшие ей клитор, и мой язык, лизавший половые губки, влили в нее тоже немалую дозу сладости и неги.

Скоро мы поняли простую закономерность: когда я хотел, чтобы она усилила сосание, я более добавлял огня своим ртом ее гениталиям, и наоборот.

Через минуту мы задергались в радостном пароксизме безмерной страсти — она сосала, заглатывая член по самые яйца, а я выделывал чудеса, лаская губами и языком ее самые интимные места.

И хоть делал я это первый раз в жизни, но я столько раз проделывал то же мысленно во время юношеских онанистических актов, что все вышло как в сказке — бесподобно и грандиозно. Но вот застал миг, так знакомый любителям минета, миг наивысшего взлета страсти, когда время останавливает свой бег, а женщина и мужчина растворяются друг в друге, и — здесь Нина быстро вынула член изо рта — сильная струя спермы ударила в небеса, вернее говоря в потолок, а еще вернее, стрельнула метра на полтора вверх, но все равно получилось очень эффектно, так, что Ниночка взвизгнула от восторга. Кайф! Тысячу раз — кайф! И мы в изнеможении откинулись в разные стороны.

Нинуля, правда, еще нашла в себе силы бережно протереть хуину мягким платочком, затем, видя что я по извечному мужскому эгоизму уже отключился, по-матерински прикрыла меня простыней и ушла к себе на высокую старомодную кровать. Вскоре она уснула сном русалки, покорившей Черномора. Ее бледнорозовое зрелое тело слегка вздрагивало при дыхании, наполовину прикрытое покрывалом.

Я сразу не смог уснуть. Еще минут пять я устало рассматривал контур окна, за которым уже белела еще час назад беспросветная мгла. Где-то там, за окном, внизу, наверное, умиротворенно шумело море. По крайней мере, я так себе вообраЭИЛ и с такой мыслью окунулся в сон.

II

Утром я проснулся в десятом часу, — меня осторожно разбудила Ирка. Она тихо склонилась надо мной, и я увидел, вернее почувствовал ее сквозь еще сомкнутые веки.

 — Я уже минут десять смотрю на тебя, а ты все не просыпаешься!... — улыбнулась она широко и открыто.

 — Да вот, идиотство, проспал все, — сказал я, пытаясь расставить в памяти вчерашние события в логический ряд. Потом я выше натянул простыню, сообразив, что лежу под ней голый, но спустя миг понял, что это для Ирки уже же секрет, так как рядом с диваном на полу валялись мои плавки.

 — Мама и тетя Люба давно ушли на работу, а Валерка убежал на море, — доложила Ирина. — А Тонька с Танькой пошли в кино...

 — Чудесно, — ответил я, — значит мы с тобой одни дома!... Так давай же тратить времени даром! Иди ко мне...

Я сильно потянул Ирку за руку и она легко упала на меня.

В мгновение ока я сорвал с нее розовое полотнище халатика. Ирка жадно припала к моим губам горячим ртом, а всем телом крепко легла на мое. Я хотел сбросить ее и, положив на спину, поменяться местами, чтобы не мешкая заняться мужским делом. Не тут-то было!

Она оказалась сильнее меня, и я понял, что оседлан ею, очаровательной амазонкой, пятнадцатилетней, загорелой, веселой и сексуально голодной. Член так возбудился, что явно мешал ей располагаться на мне, но ее это нисколько не озаботило.

Взяв власть в свои руки, Ирка мощными засосами довела меня до белого каления, и я стал в ответ тискать, щипать ее, покусывать ей губы и соски. Волосы ее окутали не только девичью голову, но и мое лицо...

Их пряный возбуждающий аромат доставлял мне особое острое наслаждение.

 — Иди ко мне, — сквозь поцелуи предложил я, имея ввиду посадить Ирку к себе на хуй. Я, правда, подумал было, что она целина, но, видя ее голодный азарт, интуитивно почувствовал, что секс ей знаком не понаслышке, что она давно не имела половых сношений и теперь окунулась в постельное приключение с энтузиазмом.

 — Витенька, золотой мой! — заворковала она, приподнимаясь надо мной и затем умело ловя пиздой головку хуя. О радость!... Вот, наконец, она осторожно опустилась на член, несколькими робкими движениями опробовала его, постепенно опускаясь все глубже, пока, наконец, не запрыгала на мне мощно и радостно.

Мы молчали почти до самого спуска, тяжело дыша в перерывах между долгими засосами. Но вот Ирка оторвалась от моего рта и, откинувшись от меня, сосредоточилась на высокохудожественной спортивной ебле. Закинув руки за голову, изумительно прогнувшись, она закрыла глазки и вся отдалась ритмическому движению тела. Я не мешал ей, стараясь только, чтобы член слегка устремлялся ей вслед, когда она воздушно взлетала надо мной, — чтобы член не выпал и не нарушился бы потрясающий ритм нашего первого сношения. Ура-а!..

Отдышавшись и немного перекусив чем бог послал, мы пошли с Иркой на пляж. Итти оказалось недалеко, с километр, не более. Пронизанный солнцем городок оказался очень уютным и по-южному белым. Белые стены домов, белесое небо и даже цветы на простеньких провинциальных клумбах росли в основном бело-розовой расцветки.

Попив напоследок газводы в киоске, стоявшем у входа на пляж, мы прошли к кромке воды и пошли вдоль берега, лукаво посматривая друг на дружку и посмеиваясь от счастья.

Пляж официальный, за которым надзирал горсовет, быстро кончился и дальше пошли чередой пляжики при пионерских лагерях и базах отдыха. Но вот оборвалась обжитая земля и мы ступили на дикий берег. Голая степь невысоким, примерно трехметровым обрывчиком срывалась в море, которое вымыло в степи небольшие бухточки, напоминающие ложи старинных театров.

В каждой пятой-шестой бухточке нежилась на солнце разгоряченная уединением и похотью пара, остальные обычно были пусты. Наконец и мы облюбовали себе одну из таких бухт. Невидимая со стороны городка, она просматривалась лишь с моря, но оно в в разгар дня казалось умиротворенным и безлюдным.

 — Тряпки долой! — крикнул я, сбрасывая трусы. Ирка не заставила себя уговаривать. Как же она была хороша!... Загорелая, стройная, с довольно крупными очаровательной формы грудками,, с густым темно-коричневым волосом на лобке! А талия!... А восхитительная попа!... А лукавое нежное личико степной мадонны, настоящий половой цветок!... Да что там говорить, это надо было видеть!..

Секунда, — вот мы неистово сплелись друг с другом. Я поднял ее на руки и понес в воду. Песчаное дно очень полого уходило на глубину и мне понадобилось пронести свое сокровище метров восемьдесят, пока вода стала выше пояса и нести ее получилось совсем легко. В прозрачной, теплой как парное молоко воде Ирка припала ко мне легким как пушинка телом. Член стоял восхитительно, и я легко натянул ее на хуй как резиновую куклу. Она стонала нежным, волнующим стоном страстной молодой самочки. Я неистовствовал. Выделывал чудеса. Я танцевал дикий похотливый танец. Нами объятья все больше распаляли нас.

 — Я так чудесно никогда не еблась!... — простодушно призналась Ирка, прикипая ко мне, сжимая вокруг члена кольцо набухших страстью половых губ. Наконец она содрогнулась в бешеном оргазме и, откинувшись на спину, устало отплыла, одаривая своей наготой и небо и море.

В радостной возне мы и не заметили, что к нам довольно близко подплыла моторка, с которой крайне загорелый банабак крикнул развязно:

 — С горячей еблей, салаги!

Ирка показала ему кулак. Хохоча, хулиганы сделали вокруг sаc вонючий вираж и унеслись, как говорится, в сторону моря. К счастью, они не возвратились.

Расположившись на принесенной простыне, мы залегли отдохнуть на берегу нашей лагуны. Дело близилось к часу дня, солнце шмалило с африканской яростью и Ирка накрыла меня рубашкой, чтобы я не сгорел с непривычки. Редкие облака плыли по застиранному, выцветшему небу, не принося прохлады. Самозабвенно пели жаворонки. Стрекотали кузнечики, море дремотно разлеглось у наших ног, тоже отдыхая. Муравей деловито пробежал по иркиному бедру, наткнулся на непроходимую чащу ее лобка и, обходя преграду, задержался на розовом клиторе. Я сдул наглеца и поцеловал ее как раз промеж слегка разведенных ножек.

Солнце доконало-таки нас и, ополоснувшись в море, мы лениво тронулись в обратный путь. Брели медленно, то и дело по колено заходя в теплую прозрачную воду. Иногда бурые, как пакля, водоросли обволакивали нам ступни, мы сбрасывали их, смеясь. Казалось, даже солнце пахло йодом. Вода, верилось, была умиротворенной и безопасной. Редкие облака плыли высоко и недоступно. Мы размахивали руками, смеялись, целовались. Падали поминутно на влажный песок, кувыркались. Снова медленно и счастливо шли, посмеиваясь.

Придя домой, мы насладились прохладным душем и сели перекусить вчерашними разносолами. Тонька с Танькой поминутно забегали на кухню, находя для этого все новые и новые поводы. При том они внимательно нас рассматривали, затаенно посмеиваясь.

 — Кыш отсюда! — погнала их Ирка.

 — Как ты думаешь, — не выдержал я, — они о чем-нибудь догадываются?

 — Еще чего! — прошептала моя чувиха, зачем-то построже запахивая на коленях свой блядский непокорный халатик.

Потом мы разошлись по комнатам и вскоре мертвецки уснули сном праведников.

III

В пятом часу меня разбудила тетя Люба, первая вернувшись с работы.

 — Не проспи молодость, шалунишка!... — сказала она, ласково потрепав меня по щеке. Я понял, что слово «шалун» у них у всех на языке, как у некоторых мужиков слово «блядь» — просто сорное слово. Протирая глаза, я исподтишка посматривал на тетю Любу, определяя, не догадывается ли она про наши с ИркоЙ игры. Вроде, установил я, не догадывается. Я повеселел и решил сделать ей на радостях комплимент:

 — Ты такая добрая, Люба, что если б я не был твоим племянником, то поцеловал бы тебя на счастье...

 — В сладком деле родство не помеха... — ответила тетя Люба, улыбаясь. — Приходи вечером к нам с Танькой пить морской чай, — нацелуемся!... Через час прибежала тетя Нина, размахивая телеграммой.

 — Вот, девочки, китобойная база послезавтра отшвартуется в Одессе, надо срочно ехать встречать Пашку! — по-южному громко запричитала она, бестолково суетясь по квартире. Я уже знал, что Пашка — последний по счету претендент на нинкины руку и тело третий механик с китобойной базы «Советская Украина», которого она исправно по полгода ждала из рейса в Антарктиде.

 — Валерка, собирай чемодан! — скомандовала она, одарив меня печальный взглядом. Через пятнадцать минут они уже бежали на автобус.

Выбрав момент, когда на кухне никого не оказалось, Ирка шепнула мне, что придет ко мне ночью, только при условии, что я разбужу ее в первом часу. Дверь к себе она обещала оставить открытой, не запирать.

Я пообещал ей в ответ, что не просплю. Она вскоре, игнорируя присутствие на кухне тети Любы, побежала в ванную и долго вымывалась перед сном. Потом они с Тонькой уединились в своей комнате, чт

обы, как они нам объяснили, пораньше улечься спать. Я-то знал, как Ирка устала за день и как ей хотелось до намеченного часа хоть немного отдохнуть.

После ухода Ирки с Тонькой, в ванну и под душ забрались Люба с Танькой. Затем мы с тетей Любой и Танькой устроились ужинать на кухне. Я не забыл о любином приглашении на морской чай и строил разные предположения о том, как она собирается устранить Таньку.

Некоторое время спустя мы втроем пошли к ним в комнату и начали смотреть телевизор. Свет Люба выключила, комната освещалась лишь отблесками экрана. Любина «крепость» оказалась славно заставленной. Кpоме дивана-кровати для Любы, кушетки для Таньки и отличного серванта еще одну стену занимал огромный платяной шкаф. На тумбочке-баре у трельяжа мерцал новейший «Рубин». В одном из углов изгибал лебединую шею торшер, под которым тоже был встроен небольшой бар.

Подрегулировав телевизор, тетя Люба усадила меня в глубокое черное кожаное кресло смотреть мультики, а сама, спрятавшись за открытой дверкой платяного шкафа, с наслаждением сбросила халат, оставшись нагишом. Думая, вероятно, что мне ничего не видно, она сбрызнула густые волосы да лобке и под мышками какими-то духами.

Между тем, в одном из зеркал расположенного рядом с телевизором трельяжа мне все было отлично видно.

У нее, ничего не скажешь, отличное тело, у этой Любы. Стройная спортивная фигурка могла бы кого угодно ввести в искушение. Прекрасной формы бедра круто переходили в осиную талию, а над плоским девичьим животиком агрессивно торчали небольшие, как у моих школьных подружек, очаровательные груди, увенчанные крупными пунцовыми сосками, напоминавшими плоды шелковицы, росшей во дворе этого гостеприимного дома. Ни за что бы не сказал, если бы не знал, что ей 2n лет и что она мать 18-летней Таньки. Повертевшись перед зеркалом, встроенным в дверь платяного шкафа, Люба накинула только коротенькую, едва ниже письки, совершенно прозрачную комбинашку не нашей выделки и вышла из своего убежища.

 — Ты не возражаешь, что я по-домашнему?... — довольно натурально стесняясь, спросила тетя Люба, подойдя ко мне почти вплотную. Сквозь невесомый шелк комбинашки я и в сумеречном свете экрана видел лобок вполне подробно.

 — Что за дела! — небрежно ответил я. — Ты же у себя дома...

 — Сегодня такой жаркий день, было 32 в тени, — сказала тетя Люба, включая какой-то импортный кипятильный прибор, — только сидеть у телевизорам и чаи гонять. Ты бы тоже, лапочка, снял все до плавок, как-никак не чужие, а телу отдохнуть нужно...

Я не стал особо возражать, так как понял, что сегодня тоже будет победа над еще одной прелестной женщиной. Я отвернулся, так как член нахально стоял, и снял рубашку и штаны, оставшись в плавках.

Затем быстро сел в кресло, пытаясь незаметно зажать хуй между ног.

Танька в это время сидела на кушетке, укладывая спать длинноволосую куклу. Была она в ситцевой ночнушке дополу и с замечательными волосами, распущенными на ночь по плечам.

 — Мам, я тоже хочу комбинашку! — захныкала она, увидя мать в таком очаровательном неглиже.

 — Ну так что же тебе мешает снять этот жаркий мешок? — покладисто ответила мама.

Танька мигом спрыгнула с кушетки и выхватила из шкаФа свою комбинашку, такой же конструкции, как у мамы, — очень мини и совершенно прозрачную, без всяких кружев. Миг и выскользнула из ситцевой ночушки и накинула нейлоновый лепесток.

Фигурка у нее уже намечалась для мужского глаза вполне определенно, волосы на лобке изобильно пушились, такие же темные заросли темнели и под ручками. Грудки очень волнующе дыбились, гордо неся на себе два розовых бутончика. Она подбежала ко мне, говоря:

 — Дядь Вить, я посмотрю с тобой мультики, подвинься!

Не успел я ахнуть, как киса уселась ко мне на колени. Кровь прилила к вискам и я стал тяжело дышать. Член вырвался из плавок и я с ужасом увидел, что Танька заметила между своих ножек мое огнедышащее орудие.

 — Вот это штука! — восхищенно прошептала Танька, ухватив его ручкой пониже головки. — Я таких красивых еще не видела, мама будет очень довольна, мы все получим полный кайф! Ура-а!

 — Танька! Не мешай Виктору смотреть телевизор, — прикрикнула на нее мать, и Таньку как ветром сдуло с кресла на кушетку. Я же с трудом запихнул багровый член в плавки.

Люба поставила на журнальный столик чашечки и заморский электрочайник и мы втроем стали пить маленькими глотками очень крепко заваренный цейлонский чай. Мама с дочкой сидели напротив меня на диване, улыбаясь и рассказывая разные глупости про свой небольшой городок. Было зверски мило и глубоко сексуально. Затем Люба предложила потанцевать под магнитофон. Она включила какую-то сладкую медленную музыку, сквозь которую внятно слышались прерывистое дыхание и все более сильные стоны и плач насилуемой девушки и грубое мужское сопение ее партнера, что-то внушающего ей по-английски.

 — Вить, давай как хиппи, без ничего... , — предложила Люба, и я не стал ждать вторичного приглашения и сбросил плавки, которые и так уже были влажны от спуска после прикосновения к члену Танькиной руки. Мы втроем обнажились и под бледный отблеск телевизора, у которого Люба убрала звук, затанцевали что-то очень непристойное, дьявольски изгибаясь и кривляясь. Я никогда раньше не видел свой член таким большим и целеустремленным. Он напоминал копье древнего воина.

Когда девушка на магнитофонной пленке стала не то что стонать, а орать от боли и сладострастия, я, не помня себя, кинулся на Любу и увлек ее на диван. Мы сплелись в невыносимо сладком объятии.

Я тонул в ее разгоряченном похотью теле, в горячем развратном чреве самки, а в это время на моей спине как мифическая наездница пристроилась Танька. Когда я, почувствовав спиной шелк ее лобка, резко вывернулся с мамы, чтобы всунуть и дочурке, думая что у них так заведено, то наткнулся на улыбающееся в полумраке личико девочки:

 — Меня еще нельзя ебать, я маленькая!

Боже мой, как бурно я кончил в Любу, в ее огнедышащее распаленное лоно!... О счастье, о радость!..

От усталости я упал навзничь, закрыв глаза. Пробудила меня Танька, нежно целуя в губы. Я благодарно ответил ей, слабо улыбаясь и лаская умело подставленные грудки. Сосочки их призывно вздыбились, и я вновь обрел упругую силу между ног.

Я потянул Таньку снова к себе, но она мягко отстранилась и покачала головою. Я едва не заплакал от досады, но мама Люба не дала мне разрыдаться, и, включив еще одну, также крайне сексуальную музычку, заключила меня в свои такие сладкие объятия.

Минут пять мы с ней барахтались на диване, и я уже был на пределе, когда Люба вывернулась из-под меня и прервала сношение. Она встала и, выглянув в прихожую, убедилась в том, что в квартире все спят. Затем она, не одеваясь, поманила меня пальцем и мы нагишом и на цыпочках пошли с ней под душ. Освежившись, мы вернулись на еще теплый диван, и она, разложив меня натурально — на спину и с торчащим членом — навела на меня яркий свет настольной лампы, навела прямо на гениталии!..

Затем ко мне приблизилась и стала на колени Танька и стала очаровательно играть с пенисом как — с куклой. Я застонал. Девочка сжалилась надо мной и принялась азартно сосать хуй, задвигая его в ротик все глубже и глубже. Я напрягся как струна в предчувствии оргазма. Тогда Люба села мне на грудь, подставив моим губам все свои сокровища. Я накинулся на ее клитор и половые губы, как кот на валерьянку, и стал терзать их до умопомрачения. Танька в то же время восхитительно отсосала мне член с проглотом. О кайф! Тысячу раз кайФ!..

После спуска молофьи, которую Танька высосала по всем правилам, я обессиленно откинулся на подушку, не имея сил даже держать сигарету в руке. Люба блаженно возлежала на кушетке, а Танька, не успев кончить вместе с нами, догоняла свой кайф с помощью какого-то невиданного импортного аппарата, напоминавшего искусственный член. Эта штука нежно вибрировала в ее руке благодаря работе находившихся внутри батареек. Дитя прикладывало изрядной величины рукотворный орган к клитору и к половым губкам и получало огромное китайское удовольствие.

Но вот она поднесла головку вибратора к входу во влагалище и наконец эта розовая головка легко и мощно вошла, раздвигая наполненную кровью и ожиданием оргазма вульву девочки...

Мой член, увидя это невыносимое по силе возбуждения зрелище, снова возбудился, но Люба протестующе замахала руками:

 — Витька, не заводи, я уже вырубаюсь, а завтра, бля, на работу. Если не наебся, иди еби Ирку, небось спит и видит тебя в таком вот виде во сне... Она сейчас холостая, ее фрайер с осени служит и она ему хранит верность. Но пизда ведь просит, сходи...

 — Ладно, пойду спать, тоже устал, — сказал я уклончиво, очень обеспокоенный ее предложением, и, собрав свое барахло и сказав все необходимые для расставанья с милыми кошечками слова, отчалил восвояси, как говорил мой дед Евлампий.

4

Проходя прихожей в свою комнату, я внимательно посмотрел на иркину дверь. Мне показалось, что она прикрыта неплотно, как и договаривались, и для виду прошел к себе, прилег на постель. Другой на моем месте вырубился бы и проспал бы до утра, но, спасибо Любе и ее цейлонскому чаю, силы мои восстановились весьма быстро. Через полчаса, убедившись, что Люба с дочкой спят и не шастают по квартире, я посмотрел на часы. Было половина третьего. Самое нечистое время. Время для дьявольских поползновений и приключений.

Быстро встав с постели, я одел чистые плавки, — предварительно протерши член и яйца возбуждающими египетскими духами. Я подумал, что Нинка не взыщет с меня за самовольство. Тихо открыв, а затем прикрыв дверь, я выскользнул в освещенную лунным светом прихожую. В ней, конечно, не было окон, но полная луна, озарявшая кухню, светила так ярко, что через стеклянную кухонную дверь проникало достаточно света, чтобы разобраться в обстановке.

Иркина дверь подалась легко и бесшумно. Я тенью проскользнул внутрь комнаты. Она оказалась тоже довольно сильно освещенной от фонарей, горевших у входа в рядом расположенный универмаг. В скромно уставленной комнате также были и платяной шкаф, и книжные полки, и письменный стол для приготовления уроков, и журнальный столик и, конечно, роскошная тахта «Лира». На этой громадной тахте и спали две голубки — Ирка и ее подающая большие надежды сестренка Тонька. Если Ирка возлежала в комбинашке, заголившись до пупа, то Тонька, напротив, предпочитала отдыхать голяком. Каждый мужчина знает, как притягательно в сексе неведомое, непознанное. Мои глаза тотчас стали изучать Тоньку, ее так рано созревшие формы.

Она разлеглась на спине, мило разведя ножки и перекинув одну через иркино бедро, а другую положив на спинку «Лиры». Ее пионерские гениталии, таким образом, оказались в очень удобном для изучения положении. Крупный клитор сразу же привлек мое внимание. Я понял, что она не один раз на дню ласкает его своими мягкими пухленькими пальчиками. Грудки ее прекрасно устремлялись в пространство в поисках неги и наслаждения.

Вдоволь налюбовавшись Тонечкой, я, наконец, разбудил потихоньку Ирку. Она тотчас долгожданно кинулась мне на шею. Я стянул с нее комбинашку и стал горячо тискать. Она не осталась в долгу и расстегнула единственную пуговичку моих плавок, освободив вновь воспрянувший член. Тонька недовольно заворочалась во cне, еще шире раскинув ножки, и Ирка ругнулась:

 — Разлеглась, бесстыжая дура, ковырялка несчастная!..

 — Мы же не поместимся на «Лире» втроем... — сказал я шепотом.

 — Ну да. Давай ее перенесем на пол, на матрас, — предложила Ирина. Она достала из шкафа старенький матрасик, видавший виды, и расстелила его по полу. Кинула подушку. Прошептала вроде шутя:

 — Перенеси ее потихоньку, чтобы не разбудить. Вообще она спит как наркоманка — надрочилась перед сном до умопомрачения и дрыхнет... Ты только не всунь ей нечаянно по пути, я ревнивая!..

 — А что, — спросил я, — разве она уже долбится с чуваками?..

 — А ты думал, сейчас все мы, девки, секселератки. Только у нее нет еще постоянного тренера, так, от случая к случаю. Первый раз дала весной учителю физкультуры, так мать здорово побегала, пока аборт организовала...

 — Ладно, не всуну, держи ее за ноги, — предложил я.

Мы кое-как стащили Тоньку с тахты, причем я хорошо ее при этом пощупал. Мало того, что обнимая ее за талию беззастенчиво тискал сиську, так еще и одну руку подвел под попу и снизу всунул в промежность, ощутив ее половые губки и волосню. При этом Тонечка во сне приняла мою руку и крепко стиснула ножки. Я едва донес ее и тихо, стараясь не разбудить, положил на матрас.

Затем мы с Иркой прекрасно расположились на «Лире» и провели несколько волшебных минут в жутком кайфе на глазах у спящей Тоньки. Спустив, я молча отвалил к стенке, так как труды двух бурных ночей и безумного дня буквально вырубали меня из сознания.

Проснулся я под утро, уже было довольно светло, и я услышал сдавленный лепет сестричек.

 — Ты что же это, сучка, во всю ебешься с новым ебарем, а я, как дура, вынуждена обходиться мамкиным вибратором, да?... Я тоже хочу попробовать витькиного хуя!... — обиженно сказала Тонька.

 — Ты же еще сцикля, могла бы и потерпеть годик-два...

 — Нет уж, ни хуя, я хочу с ним трахнуться, и пиздец! Если сама не уступишь, — пойду с ним на пляж, как ты вчера, или ночью к нему в комнату прийду...

 — Ну черт с тобой, зараза, заебись!... Давай я сейчас вроде выйду покурить, тем более, что давно собиралась, а ты не зевай, ложись рядом с ним, и он со сна не разберет и всунет тебе хоть в шмоньку, хоть в рот, не подавись только... — нервно рассмеялась Ирка.

 — Спасибо, сеструха, век забуду, а то, честно, я со своим тренером когда долбилась в душевой иа мокром бетонном полу, то толком и не усекла, что к чему... Ты, Ир, подольше покури, я хочу с улетом, как ты. Потом зайдешь, я отвалю. Или, знаешь, давай потрахайтесь при мне, это наверное так интересно...

Ирка встала с матрасика, где они сидели обнявшись с Тонькой, набросила халатик и пошла на кухню шмалить. Я стал с закрытыми глазами ждать развития событий, хуй мой давно от таких разговоров стоял, как кол, но, к счастью, я лежал на животе и его девки не видели, иначе бы они поняли, что я все слышал.

Вот раздался шорох и на скрипнувшую «Лиру» прилегла голенькая Тонька, сразу же положившая ручку мне на загривок и горячо задышавшая в шею. Я повернулся на бок, вроде бы во сне, и Тонька увидела мощно выпрыгнувший из-под бедра член, сочно наполненный кровью. Она не утерпела и припала к нему губами, страстно целуя. Потом она принялась азартно сосать головку, не принимая, однако, по неопытности, пенис целиком. Я еще раз развернулся, опрокидываясь на спину.

Тонька как кошка набросилась на меня и стала мокрыми губами впиваться в мои губы, зажав член между ног. Она хотела сесть на него, но не сумела. Тогда я одной рукой сильно обнял девочку, другой помог солопу найти верный путь к радости.

Мы молча и основательно еблись, — несколько минут, пока Тонька не застонала невероятно возбуждающим стоном, кусая мне до крови губы и терзая плечи неумелыми, но горячими объятиями. Я тоже спустил не стесняясь, с большим, наслаждением.

Потом я открыл глаза и удивленно рассмеялся:

 — Тонька, блядина же ты скороспелая, как ты на мне оказалась, нас же за это убьют!

 — Сама не знаю, как это случилось... У меня был такой сон, вроде меня насиловало несколько фрицев и я испугалась, а когда проснулась, то увидела, что лежу рядом с тобой, ты голый и с большой красивой писькой. Я стала ее целовать, а затем не утерпела и легла на тебя... Я уже долбилась с одним и немного знаю, как ебаться... Потом ты, не просыпаясь, натянул меня и мне стало так замечательно, что я не знаю, как и быть, я... я еще хочу... тебя... выеби меня по-настоящему, по-флотски, Витенька... Посильнее еби, как мамку дядька Пашка дрючит...

 — Тонька, прелесть, а где же Ирка, я же к ней, если честно,

приходил?..

 — Не волнуйся, вот же она... — улыбнулась Тонька, ставя мне засос на шею. В дверях действительно нарисовалась Ирка, на ходу снимая халат и кидаясь ко мне.

 — Вить, ты, никак, Тоньку трахнул, пока я раскуривала?..

 — Извини, путаница какая-то получилась... — как можно натуральнее, не нарушая правил игры, ответил я.

 — Ну ладно, милый, мы теперь все молочные твои сестры, как-нибудь помиримся, братик ты над ненаглядный!... — сказала Ирка, пристраиваясь ко мне сбоку, так что я оказался между нею и Тонькой. «Лира» поскрипывала, но выдержала, и мы втроем еще добрых полчаса наслаждались очаровательным групповым сексом.

5

Весь день мы спали и ели, ели и спали. Набирались сил. К вечеру приехала большая кагала — Нинка со своим хахалем механиком Пашкой и его друганом Никитой, огромного роста штурманом, который, как мы поняли, предназначался для услаждения Любы. Они притащили два больших тяжелых чемодана и несколько свертков с припасами. Как оказалось, тем, что они вытащили на кухне, можно было бы напоить до умопомрачения взвод королевской охраны и накормить до отвала сотню шахтеров.

Чувствовалось, что надвигается большая гульня. Я переговорил с Иркой. Оказалось, что и раньше бывали крупные загулы у маменек, но на этот раз чувствовалось, что в выступлении примут участие все жители прелестного малинника. Моряки быстро приняли меня в свою команду, пройдясь по городку в поисках пива. Их россказни о проделках в иностранных портах разбудили мое воображение настолько, что вскоре я ощущал себя тоже великим мореходом.

Через час образовался, после того как поджарились разные мяса, шикарный стол, накрытый по-большевистски на кухне. Хотя и в тесноте, но все умудрились нормально сесть. Отсутствовал один Валерка, но Ирка мне шепнула, что пацан обхаживает какую-то залетную москвичку, которую закадрил на море, и не пожелал быть.

Первый тост из хрустальных фужеров шарахнули коньяком за встречу и знакомство. Тонька и Танька выпили по рюмке мускателя. Второй тост, не откладывая, моряки уговорили врезать за милых дам, а там уже пошло-поехало... Мне показалось, что гости спешили поскорее упиться и приступить к главному развлечению, которого ждали полгода в штормах и бурях. Мы с Иркой пили с ними и мамами наравне, так что вскоре изрядно набрались. Девочки Тонька и Танька тоже наклюкались своего мускателя на раз!

Мама Нина наклонилась ко мне и прошептала:

 — Витька, ирод, ты же мужик и все должен понимать, да? Будешь пока спать с Валеркой. И не вздумай ревновать!... Убью!..

Сидевшая за Нинкой Люба также тихо, как она думала, но вполне внятно для меня, прошептала Нинке:

 — Нин, не могу терпеть, хочу попробовать Никиту, у него, видать, большой и сильный...

Сам Никита придерживался, видимо, похожих же взглядов, так как давно уже пасся под любкиной юбкой в ее взопревшем от хотения лобке и горячей мокрой вульве.

 — Выбрасываемся на мель!... — предложил Пашка, и они с Никитой потащили своих баб по комнатам ебать по первому разу, на почин. Мы, то есть я и три девченки, сели в иркиной комнате играть в карты и смотреть порнографические журналы, привезенные морячками. Уже через пару минут из-за неплотно прикрытых дверей раздалось ритмичное поскрипывание нинкиной кровати и ее довольный смешок. Из-за любкиной двери слышалась возня, а затем вскрик Любки и ее протяжный стон, перемешанный с хрипом озверевшего Никиты.

Я с девками так возбудился, что не мог уже терпеть. Они тоже. Кончилось тем, что я без всякого стыда посадил к себе на колени вразножку Тоньку, а Танька с Иркой забавлялись на «Лире», примеряя целый набор искусственных вибрирующих членов, привезенных из-за моря...

Наконец, мареманы стравили давление и вышли с разлохмаченными бабами из комнат. Перекур! Мы с девками тоже взялись за сигареты. Затем по предложению сияющей от удовольствия Любы начались танцы при свете ночника в ее комнате. Она опять включила жуткую развратную эротическую музыку, — новую пленку, привезенную Пашкой и Никитой. Выпив стоя еще по разу коньяку, мы все единогласно решили устроить Содом и Гоморру. Все дружно разделись, включая девочек.

Стали танцевать дикий, необузданный танец похоти и вожделения. При этом желающие соединялись в мимолетном коитусе, втыкнув пару раз, меняли партнершу. Девочки, конечно, сторонились мужиков, но я законно завалил на диван Ирку и с наслаждением всунул ей трепещущий член...

Когда все изрядно устали, сели играть в карты под американку. И в первый же раз Никита, обладавший феноменально большим членом, выиграв, пожелал попробовать Ирку. Я отвернулся, так стало обидно, но ничего не попишешь. Она, правда, сверкнула в мою сторону глазами, но я не подал виду, и Никита посадил ее на колени, медленно и старательно натягивая ее на свой огромный член. Ирка забилась от боли, но тоже старательно поглощала пизденкой уникальный орган штурмана.

Ее мамочка, Нинка, потягивая коньячок, гордо выпрямилась — вот какую прелесть вырастила! Малышня, крутясь поблизости, пожирала глазенками половой акт сестры. Вот уже Ирка освоилась с непривычными размерами пениса и радостно задергалась на Никите, который важно и ритмично натягивал ее сколько мог за попу. Ирка даже не застонала как Люба, видно ее влагалище оказалось более эластичным и поэтому боль не пронзила ее.

В другом углу у кресла, на котором развалился голый Пашка, стояла на коленях Тонька и по его желанию сосала ему хуй. Хотя она и делала это на проигрыш, но вошла во вкус и плямкала очень аппетитно.

Танька подошла ко мне уже в своей невидимке-комбинашке и шопотом предложила пойти в Иркину комнату. И потащила меня за руку к двери. А идти было недалеко.

 — Хочу тоже попробовать, Вить с тобой, надоело мне играть с вибратором, давай, оформи меня!..

Я недолго колебался и посадил девочку на колени. Медленно и осторожно стал вводить головку в вульву. Я видел, как она привычно вводит во влагалище вибратор, и поэтому знал, что влагалище у нее разработано не по возрасту вполне достаточно, что она давно уже не целка.

Вот мой член полностью погрузился в ее горячую заждавшуюся первого сношения плоть пиздёнки и сладкая молния пронеслась по нашим схлестнувшимся телам...

 — — ----------

... Потом все поплыло как в тумане. Пришел с юной тринадцатилетней подругой Эллой Валерка. Их за опоздание заставили выпить по двухсотграммовому хрустальному рогу коньяка, и когда они окосели, усадили играть на американку... Затем мы, мужики, по очереди ебли скромную отличницу и мамину дочку Эллочку... Затем улеглись спать вповалку... Затем в таком режиме прошло еще две недели, правда без Эллочки, которую на следующее утро со скандалом забрала мудрая древняя бабуля. После этих загульных недель я, совершенно опустошенный и разбитый, через Херсон вернулся домой. На вопрос мамы, как я отдохнул, ответил, что отдохнул мощно...