Продолжение истории “Ирка теряет одежду”.
Ирку все считали “хулиганкой”. Она бегала с мальчишками, играла в футбол, целовалась с ними в подъезде. Даже минет им делала. Каждый мальчишка во дворе хвастался другим, что он “трахнул Ирку”. Это было для них, как спорт. Но это было неправдой. На самом деле, Ирка довольно долго оставалась девственницей.
Не то чтобы она была недотрогой. Совсем наоборот, Ирка была очень смелой, даже бесшабашной девчонкой по характеру. Ирка почти ничего не боялась. Но просто ей не хотелось терять свою девственность с мальчишками во дворе. Ну что они умеют, эти мальчишки? Сунут свой член, раз-два и все. Она хотела чтобы это было как-нибудь по особому, более значительно.
Наступает время в жизни каждой девушки, когда она начинает задумываться, “А как это будет, потерять девственность?” Девушки сами хотят этого. Им представляется это как-то особенно, романтически. Но действительность редко бывает такой, как это им представляется.
С Иркой это получилось вот как
**
Рассказывает Ирка
Той же зимой, когда мы с Леркой, моей сестрой, босиком выбегали, случилось так, что я убежала из дома.
Мой папка меня отлупил тогда очень больно, за что-то. Поймал меня на кухне, и лупил по голой попе рукой, так что синяки остались. Он вообще нас с Леркой бил иногда, если мы не слушались. Он считал это правильным методом воспитания.
Я очень обиделась на папку тогда, и как только он меня выпустил, бросилась вон из дома. Открыла дверь, и бегом вниз по лестнице, всхлипывая от досады, и держась за побитую задницу. А выбежала я из дому в чем была, т.е. в маечке, трусиках и босиком. Даже тапки не успела надеть на ноги, так убежать торопилась.
Я даже не подумала о том, куда мне бежать. Выбежала я из нашего подъезда на улицу, а на улице зима, и ветер снег метёт. Температура была –10 градусов ниже нуля. Погода была в тот день снежная, середина февраля. Так холодно было, что прохожих на улице было мало.
Шла я по улице одна, босиком, в маечке, и всхлипывала от обиды на папку и от страха, что же со мной теперь будет. Холодно мне было так, что зубы от холода стучали. Ни разу до того я так не мерзла, даже когда мы с Леркой босые бегали.
Прохожие на меня странно косились. Но никто ко мне не подходил и помощи не предлагал. Никто даже не спросил, а не холодно ли мне было? Чего уж тут спрашивать, и так ясно что холодно.
Пришла я тогда в сквер, где мы летом посидеть любили, и села на лавочку, прямо на снег голой задницей. Мне это помогло, как ни странно. Моя побитая попка даже вроде бы облегчение почувствовала, когда холодного снега коснулась.
Прошла мимо какая-то пожилая пара. Они обернулись, косо на меня поглядели, потом дальше пошли. Видно, подойти ближе и расспрашивать меня они не решились. Ну и не надо. Мне было не до их расспросов.
Представляете картину? Зима, мороз, скверик снегом засыпан. И я сижу одна на лавочке, почти голая, в одних трусиках и маечке.
Сначала мне даже хорошо стало. Но потом моя попка начала подмерзать на снегу. Я подтянула под себя босые ноги, обхватила руками плечики и так сидела, дрожа и иногда икая от холода, пока не почувствовала что совсем замерзаю. Наверно я так на морозе просидела минут 10.
Потом я поднялась, и стала думать, куда же мне идти теперь? А получалось, что идти мне было некуда. Я перебрала в уме всех своих знакомых, но ни к кому идти я не могла. Не идти же мне так домой к знакомым мальчишкам. Что их родители обо мне подумают?
И пошла я, конечно, к тому дяденьке, что нас с Леркой тогда в прошлый раз выручил. А куда же ещё мне было деваться, в таком виде?
Дяденька открыл дверь, когда я позвонила, посмотрел на меня, и сразу узнал. Спрашивает:
— Что случилось, Ира? Ты из дома убежала, что ли?
Я головой кивнула и говорю:
— Убежала. К себе пустите?
Больше сил объяснять у меня не было. Он говорит:
— Ну заходи, Ира, погрейся. Сейчас налью тебе чаю.
Я зашла к нему на кухню, села на табурет, и разревелась. Еще меня озноб бил от холода.
Дядечка принес полотенце, растер меня, пока мое тело красным не стало, потом наклонился и долго растирал мне ножки. Его теплые руки массировали и мяли мои пальчики. Мне было приятно. Заботливый он был, этот дяденька. Я закрыла глаза, расслабилась, и представила себя на берегу теплого моря в жаркий день. Так хорошо мне вдруг с ним стало.
— Ну что, согрелась, шалунья? - он меня спрашивает.
Я в ответ кивнула. Тогда дядечка завернул меня в полотенце и оставил так сидеть. Я немного задремала, сидя на табурете.
Он чайник поставил, потом горячий чай мне налил с вареньем. Я ела варенье и улыбалась.
Потом мы сидели на кухне, и я ему рассказывала, что со мной приключилось.
— Не делай так больше, Ира, - он мне говорит, - Ты же так могла совсем замерзнуть, или заболеть чем-то серьезно, или отморозить себе что-нибудь.
— А что же мне было делать? - я спросила, - Не могла я больше оставаться дома.
— А ты в другой раз, если такое случиться, сразу беги ко мне, не сиди на морозе раздетой, договорились? - он предложил.
— Хорошо, - я сказала, - спасибо вам.
— Да не за что, - он сказал, и вздыхает так.
— А почему вы так вздыхаете? - я его спрашиваю.
— Да дочка у меня есть, - он отвечает, - Она примерно твоего возраста будет. Только она живет с моей бывшей женой, в другом городе, и я не знаю как у нее там. А вдруг и она там тоже раздетая по улицам ходит?
— А вы с ней видитесь? - я его спрашиваю.
— Редко, - он говорит, и опять вздыхает.
В общем, повздыхали мы, каждый о своем, а потом он меня спрашивает:
— Ира, пойдешь ко мне в спальню? Я тебя чему-то сейчас научу.
После этого мы пошли в его спальню и там ***.
Я вышла из его спальни через полчаса, раскрасневшаяся, веселая и довольная. На моей маечке немного его спермы осталось.
К тому времени уже стемнело на улице.
Потом этот дядечка мне и говорит:
— Пора тебе, Ира, собираться и домой идти.
— Как же, - я ему говорю, - я хочу здесь у вас спать остаться. Не хочу я домой, к моему папке возвращаться.
— Нет, - он говорит, и головой качает – нельзя тебе у меня оставаться. И потом, тебя ведь наверно уже родители по всему городу ищут. Наверно они уже в полицию позвонили. Надо тебе домой идти.
— А как же с папкой мне быть? - я спрашиваю.
— А с папкой ты как-нибудь поладишь. - он мне отвечает. - Папка ведь тебя любит, я думаю, надо тебе просто с ним как-то объясниться. Он поймет, вот увидишь.
— А как я домой пойду? - я спрашиваю, - в таком виде? Мне же надеть нечего, и обуть, а на улице метель метет.
Я думала, он мне одежду какую-нибудь даст, чтобы прикрыться. Или хотя бы свои тапочки предложит, чтобы босиком обратно не идти. Но он просто сказал:
— Ну ты же сюда как-то пришла, в маечке, значит сможешь и обратно так добежать. Давай, иди скорее, пока совсем на улице не стемнело. Только нигде не задерживайся, и на скамейках больше не сиди, а то замерзнешь. Беги прямо домой.
Ну что поделать? Почему люди такие жестокие?
Я собралась с духом, так как больше мне собирать было нечего, попрощалась с дядечкой, и выскользнула за дверь.
Я выглянула наружу из подъезда, а там уже темно на улице стало. Фонари зажглись.
Метель все еще мела, и свежий снег лежал на земле толстым пушистым слоем. Завтра его сгребут лопатами дворники, посыпят песком с солью, и снег на дорожках превратиться в мокрое серое месиво. А пока снег был еще не тронутый, белый и пушистый.
Я так и шла босиком, в маечке и трусиках, по этому белому пушистому снегу, и мне было почти что не холодно. То есть холодно-то на самом деле мне было, даже очень зябко, я вздрагивала плечами и оглядывалась по сторонам. Но я как-то мороза не замечала. Настроение у меня было приподнятое, после того что мы *** в спальне с этим дядечкой сделали.
Я уже была в двух шагах от дома, когда меня осветила фарами машина. Машина остановилась в двух шагах от меня. Папка выскочил из машины, подбежал ко мне, подхватил на руки, и так на руках он занес в подъезд. Я была этому несказанно рада, тем более что ножки у меня к тому времени уже страшно замерзли.
Это конечно была не наша машина. Мы машины никакой не имели. Оказалось, что мой папка, когда я убежала, позвонил дяде Толе, своему товарищу, у которого была старенькая девятка, и вот они с дядей Толей колесили по городу, меня искали, пока не нашли.
А с папкой мы после этого действительно поладили. Он меня больше никогда не бил. Боялся наверное что я снова убегу.