интимная история

О себе, до боли откровенно?

Написать пытался, и не раз.

Не красивы строки: постепенно

Пошлость начинает резать глаз.

Вот, смотри, как поэтичность слога

Разъедают пошлость и порок!

Ядом для души живя без срока,

Чтоб красиво про жену не смог!

Ревность умерла: Она – прекрасна!

Лоном очаровывает враз!

Уходить пытался, но, напрасно:

Что-то неразрывно держит нас.

Всё простил: сотрудников по школе,

И случайный, гостевой народ,

Примирившись с незавидной долей,

Лишь стихи пишу, который год.

Говорят, поэт страдать обязан,

Лишь тогда сильна его строка.

В рифмах личной боли пересказом

Не силён, наверное, пока.

Темы есть к интимному отчёту,

Смелости б добрать до строчки той,

Где жену насиловали кто-то,

Сделав похотливой и крутой.

Как любила, промышляя флиртом,

Подарить немножечко себя,

Тезис выдвигая для защиты:

— Это ж – для здоровья, не любя!

Я – прощал болезни злую прихоть,

В чём вина, коль сделали такой,

Над невестой надругавшись тихо,

Сексуальный отобрав покой!

Если едем в гости, то, с ночевкой,

Если к нам, то, тоже, с ночевой.

Повязала похоть очень ловко

Милую крепчайшей бечевой.

Стыд уже друзьям отводит взгляды,

И кузены начали краснеть,

Ей даря интимные наряды,

Голой оставлявшие на треть.

Говорят, повтор – редчайший случай.

Значит, уникальны мы с женой,

Если вновь беды нависла туча,

Куража десятка с ней одной!

Выручив девчонок малолеток,

Не успела скрыться без следа.

Привязала шобла для ответа

На кровати, и пришла беда.

Что потом? Она, чуть съехав крышей,

Без конца желала всех подряд.

Бросить, был совет родни – не слышал:

Это – как предать любимой взгляд!

Вытянув жестокий этот жребий,

Жил надеждой, что развеет мрак

По моей любви великой, время,

А оно – нет, не спешит никак.

Милая тряслась: узнают в школе,

Про порок, так выгонят, тот час!

Нужен был самец, чтоб член поболее,

Молчалив, и за ночь много раз.

Стыдно признавать, что сам – не сдюжу,

Но водить к супруге всех подряд –

И стыднее, и на много хуже –

Слух дойдёт до школы, это – факт.

И такой нашёлся, кто не скажет,

Может многократно, и конец -

До колена, толстый, рядом, даже,

Проживает, - тесть, жены отец!

Так она, как математик школьный,

Вычислила меньшее, из зол,

Если он, давно хотел, невольно,

Дочке вправить, статью, с конский кол.

Любит дочь отца, вдовца со стажем,

И жалеет нежно, спит женой.

Тему эту не раскроешь, даже!

Описать, как в голос не со мной?

Не виновна в этом, хоть немного:

Вследствие насилия толпой,

Терапии, не принесшей прока,

В долгий тестя, «с голода», запой.

Всё сложилось, и прямой дорогой

Жаждущую секса каждый час,

Прежнюю красотку недотрогу

Психика бросает на матрас.

Месяцами близости без счёта,

Тестя бред: роди сыночка мне!

Нет в том поэтичности, чего-то,

Только боли самых горьких дней.

Видел всё. Безвыходно страдая,

Чуда ждал и веровал в судьбу,

Руку пожимал, присевши с края,

Трусившей, что навсегда уйду.

А в глазах - страдания без меры.

В похоти закушена губа.

Борется одна, почти не веря,

Что мечта всё так же голуба.

А отец – сопит нетерпеливо,

Дрын могучий заправляя в дочь,

Прячет взгляд любимая стыдливо:

Ей смотреть в мои глаза – не в мочь.

Дышит тяжело. Лицо пунцово,

Но голодным лоном жаждет вновь.

Под толчки огромного другого

Руку мне целует, за любовь.

Дочь свою со страстью обнимая,

Ей до боли, чтоб к лобку лобок,

Времени не чувствуя, вгоняет,

У жены – оргазменный поток.

Держит руку, и трясётся нервно.

Позади уже почти что час.

Но, не вижу в ней: дурной, неверной,

Сохранилось чувство между нас.

Злило то, как он, от водки вздорный,

Ей шептал: - Блядиночка моя...,

Изливаясь семенем в покорной,

Доченьке, не пропуская дня.

Милая, в экстазе и угаре

Извращённой похоти отца,

Обещалась в необычном даре,

И зачать, отдавшись до конца.

Вот и вся романтика и драма?

Нет, дружочек, это – не предел!

И сбылось, что обещала дама:

Родила от тестя, как хотел.

Вот и сын. Пришло б успокоенье,

Только память сладости грешной

Соблазнила их на продолжение,

Сделав нам двоим - одной женой.

Жадно молоко с сосцов сосали

Всаднице скакавшей на отце,

И не важно, в поле или зале,

Лишь блаженство было на лице.

В девяностых проголоди проза.

Благо, что у тестя есть родня,

Для ребёнка, жить в деревне – польза!

И увёз на время от меня.

Там, пока я бился и крутился,

И искал работу хоть бы где,

Сельский быт успел, с любимой слился,

И почти не чешется в. .. нигде

Не стыдилась больше в бане братьев,

Трёх кузенов, (на французский стиль),

Упражнялась в сладком с этой ратью,

Для деревни – повседневность, быль.

Так, тишком, её почти два года,

Без скандалов, да и без стыда,

Всей роднёй, с заката до восхода,

И под каждым сладкий шёпот: - Да!

Наезжал и я, ломал им смены,

Заявляя право на жену,

Ощущая в лоне перемены,

Тянущие горечью ко дну.

Снова низкий стиль. О пошлом ярко -

Не найдётся слова на Земле,

Чтоб про то – салонно, без помарки -

Мысли забивает тела тлен.

А потом – попал я в управдомы,

И вернул свою семью домой.

Ночью тесть со мной делился снова,

Ставшей для него почти женой.

Но пришла пора успокоенья.

Помер тесть, и изменился мир.

Сын, его наследие, творение,

Подрастал, суля услады пир.

Пропитались взгляды интересом

К сыну, у распутницы жены,

В браке, не имевшем больше веса,

Потерялось в прошлом наше «мы».

И не странно грустному поэту

Было неожиданно узнать:

Первой, научившей делать это,

У него была родная мать.

Я закрыл глаза – пуста затея,

Не отмыть пороки добела.

И в метро, друзьями богатея,

Про жену стихи читал без зла.

Знал, что в эту самую минуту

Дарит сладость мамочке-сестре

Братик-сын, и жёстко и распутно,

Ей в глаза не смея посмотреть.

Разошлась вторая смена. Утро.

Вновь встречает голая жена,

Как нарочно, чтоб позлить, как-будто,

Из постели сына и со сна.

Крутится на кухне. Греет завтрак

Голышом - стесняться смысла нет.

Голосом, что слаще всяких паток,

Просит дать с согласием ответ.

Мол храплю. Со мною спится плохо,

И решила к сыну перейти.

Не делясь со мной последней крохой,

Даже не прося её простить.

Так и стала спать в постели сына,

За год научила, что и как.

От его наследственного дрына

Голосила, вот со мной бы так!

Не стесняясь, дверь не закрывали,

И ночами мучая, и днём,

Мне б чуток поспать до ночи в зале!

Слышу – скачет с воями на нём.

То, что были частые интрижки,

У жены – шептали много раз.

Пустяки, остаточные вспышки!

Пусть прочтут, сначала, мой рассказ.

Вырос сын, мы – малость постарели.

Только вздох за прошлое, стыдом.

Жизнь сложить нормально – не сумели,

И в деревне не достроен дом.

Не летят изысканные смыслы,

Если правда рвётся из груди.

Отлучён судьбой от счастья выси,

Не понять мне, как там, впереди.

Странным смыслом обернётся слово,

Бросившего жизнь свою в распыл,

Но, упрямо повторю по-новой:

Не жалею, я её любил.