Гордость, предубеждение и футанари. 01

Фамильное поместье Уортонов, располагавшееся на окраинных склонах Шеффилда, последние тридцать лет безраздельно принадлежало графине Бетани Уортон, особе нелюдимой и скрытной. Последний оставшийся в живых потомок герцога Филлипа Уортона – основателя тайного клуба – был не менее загадочной и странной личностью, чем её взбалмошный предок, смущавший умы современников. Вот только все свои мысли и взгляды она предпочитала хранить глубоко в тайне, изредка открываясь лишь ближайшим друзьям, получавших от неё приглашение на визит раз в несколько месяцев.

Старинный особняк герцога, кое-где уже обветшалый, словно замер над пропастью прошлого, отгородившись от фабричных труб и рабочих районов Ротерема, как щитом, громадным липовым парком. Грохот паровых молотов, клёкот машинерии и непрестанный шум растущего, словно грибы после дождя, города были где-то невообразимо далеко, милях в семи отсюда. Лишь редкие порывы ветра смогли донести до поместья глухой, едва уловимый гул производства. А с развитием паровых технологий, тесно сплетённых с исследованиями «зауберита» даже чёрные полосы дыма всё реже прочерчивали небо.

Особняк графини словно оказался в прошлой эпохе, окутанный отрешённым спокойствием. Здесь Время, присевшее в скрипучее кресло из ротанга выпить чашечку кофе, лениво замерло, вспоминая былую Корону и позабыв продолжить свой бег.

Тёплый майский вечер утопающей в неге глубинки нарушали размеренные хлёсткие щелчки, эхом разносившиеся на сотни ярдов вокруг и гаснувшие в одичалом, заросшем парке. Отдалённо они были похожи на стрельбу из мушкета, но вместо резкой «фразы» звонкого выстрела, словно обрубленного в начале и конце, этот шум затихал со свистом, верещавшим переливчатой трелью.

Виновницей этого шума была высокая тощая девочка лет двенадцати, облачённая в униформу горничной и вжимавшая в плечо приклад несоразмерно большой для неё винтовки Фергюсона. Изящное на вид оружие в нежных руках ребёнка казалось грубым куском металла, а странное нагромождение стальных патрубков и воротков в казённой части винтовки еще больше уродовали стройные линии.

— Восьмая мишень... Левая ключица... - отрывисто командовала стройная женщина лет сорока на вид.

Дама, сидевшая за кофейным столиком и облачённая в карамельного цвета пышное платье из лионского шелка, отчётливо выбивалась из умиротворяющего окружения тёплого вечера. Тугие манжеты, венчавшие просторные рукава, высокий белоснежный воротничок блузки и строгая осанка женщины придавали её позе оттенок готовности к действию, нетерпеливого ожидания.

В руке она держала чашку, слегка наклоняя её то влево, то вправо и со скукой в глазах вглядываясь в содержимое. Складывалось впечатление, что женщина надеялась увидеть в кофейной гуще на дне чашки что-то новое, понимая, что кроме бурой взвеси там ничего нет.

Её поза и взгляд казались делом привычки...

— Огонь!.. – прозвучала отрывистая команда, и девочка с мушкетом вжала спусковой крючок.

Громогласно хлопнул-просвистел выстрел. Через миг в отдалении глухо звякнул свинцовый шарик, серым комком разбившись о мишень.

Женщина приподняла монокль на серебряной цепочке, бросив мимолётный взгляд на мишень.

— Неплохо, Мари, но я велела стрелять в ключицу, а не в плечо, верно?

— Прошу прощения, ваша светлость, - не оборачиваясь, девочка виновато склонила голову. – Я целилась на два дюйма левее яремной вырезки...

— Давление в камере?.. – женщина вернула монокль на столешницу.

— На контрольном манометре сто пятьдесят мегапаскалей, ваша светлость... - на секунду замешкавшись, отрапортовала маленькая горничная.

Женщина замолчала на мгновение, приложившись губами к чашке. Затем, обернувшись к девочке, произнесла:

— Заряжай... На сегодня – это последний выстрел, Мари. Цель – та же.

Девочка заученно присела на колено, едва слышно ударив тощей ногой о доски помоста. Затем опустила приклад между бёдер – иначе ей было просто не удержать тяжёлое оружие – и, стиснув зубы от усилия, потянула спусковую скобу-ворот в сторону. Пробкообразный затвор скользнул по пазам вниз, выворачиваясь, словно винт, и в одно движение открывая доступ к каналу ствола. Из фигурной прорези тотчас пахнуло горячей смазкой и нагретым металлом.

Девочка вложила тяжёлую пулю в патронник, и резким движением, как учили, вернула ворот на место.

— Ай! – в тот же миг Мари невольно вскрикнула, отдёрнув руку.

— Снова за пальцами не уследила? – безразлично хмыкнула графиня.

— Угу... - прижатый скобой палец украдкой отправился в рот.

— Не хнычь... - вздохнула женщина, делая вид, что не заметила этого жеста. – Не забыла ли ты, дорогая, слова полководца Суворова?

— Я помню, ваша светлость.

— Вот и славно, - всё так же безразлично кивнула головой Бетани Уортон. – Целься... Огонь!..

Свистящим грохотом по ушам ударил очередной выстрел, тугой струёй пара метнув пулю в цель. Через долю мгновения свинцовый шарик глухо звякнул о мишень, срикошетив бесформенным комком в заросли форзиции.

Графиня проследила за тем, как срубленные кусочком металла ветки упали на землю, и едва слышно произнесла:

— Густав, старый мошенник, а ведь едва не на Святом Писании клялся, что клапан не подведёт... - женщина вскинула взор на смирно ждущую указаний девочку. - Оставь оружие на стенде – Густав со всем разберётся... И где мой десерт, Марибелл?

Девочка густо покраснела от этих слов и торопливо вложила оружие в фигурный держатель, а затем подбежала к чайному столику графини. Стыдливо задрав тяжёлый подол форменной юбки, и прихватив его край зубками, она на ощупь нашла и развела в стороны шаговый шов на панталонах...

. . .

Пять лет спустя.

Частый звон сабельной стали разносился по павильону, хлёсткими ударами отскакивая от стен. Две женские фигуры, облачённые в одинаковые «амазонки», кружили в смертельном танце, выискивая бреши в обороне друг друга. Подолы длинных юбок едва ли касались мраморных плит, взметаемые ударами крепких, стройных ног. Волосы женщин, завитые в тугие косы, хлестали по сторонам, повторяя движения дуэлянток.

Атаковавшая девушка выглядела лет на семнадцать и была куда младше своей противницы. Её лицо, раскрасневшееся от стремительной схватки и обрамлённое пепельными локонами, выбившимися из укладки, было хмурым и сосредоточенным, но от этого казалось лишь привлекательней. Впрочем, юный вид девушке придавали лишь нежные и мягкие черты подростка, едва ступившего на путь взросления. Тело же её, уже наливающееся сладострастным пороком расцветающей девушки, не могли скрыть и ни тяжёлая юбка, ни приталенный жакет.

Оборонявшаяся женщина была сложена куда менее привлекательно и отличалась угловатой, худощавой фигурой – прогулочный наряд, избавленный от пышных сборок и складок, позволял видеть больше, чем следовало. На её тонкогубом лице также блуждал хмурый взгляд, но причиной ему было совершенно иное – графиня была недовольна.

— Мари! – Бетани Уортон наконец не стерпела и воскликнула, стремительным поворотом кисти мягко приняв на гарду удар и отведя клинок в сторону. – Это по-твоему батман!? Ты убить меня пытаешься или просто, как мальчишка, прутиком машешь? И ни одного ремиза за четверть часа! Что с тобой, Марибелл?

Сбившаяся с шага и пристыженная девушка усилила натиск, стиснув зубы и прикладывая удвоенные усилия. Однако графиня Уотсон всё так же играючи уходила от ударов своей ученицы, намеренно не контратакуя. Урок переставал быть полезным.

Девушка наконец остановилась, переводя дыхание.

— Прошу прощения... ваша светлость, - хватая ртом воздух, произнесла Мари. – Но «это» опять началось... я едва могу двигаться...

Груди Марибеллы, коротко вздрагивали от резких вздохов, а тугой жакет нисколько не прятал пышные формы, лишь подчёркивая соблазнительность юного тела.

Впрочем, больше упругой плоти под тканью, внимание привлекал сам крой одежды. Жакет был пошит таким образом, чтобы плотно облегать нечто продолговатое и округлое, проходившее под одеждой девушки, от складок юбки вертикально вверх, по животу и между грудей. Этот странный «предмет» был туго обтянут тканью, а своими размером и формой походил на третью руку, вздымая небольшим полукружьем белоснежную манишку как раз между тяжёлых грудей Мари.

Графиня резко отступила на два шага и отвела оружие в сторону, озарившись намёком на добрую улыбку, засиявшую на её вечно безразличном лице, подобно восходу солнца.

— Бедная девочка, - послышался её сочувственный вздох, такой не частый и желанный для запыхавшейся горничной. – И за что бог одарил тебя таким развратным телом?.. До сих пор у меня нет и мысли о том, чем была продиктована воля его...

С горделивой осанкой и словно даже не запыхавшись, мисс Уортон неторопливо подошла к девушке и взяла её саблю из рук, переложив оба клинка в свою левую ладонь. Затем пальцы женщины коснулись подбородка Мари, приподнимая раскрасневшееся личико девушки. Графиня взглянула в алые зрачки горничной, проведя кончиками пальцев по щеке своей ученицы, коснулась тыльной стороной ладони её вспотевшего, разгорячённого лба.

А затем опустила ладонь на грудь девушки, на упругое полукружье, вздымавшееся между мягких холмов. Ткань манишки тотчас потемнела, намокнув, а пальцы графини заблестели от влаги. Мари вздрогнула, подавив в себе тихий вскрик.

— Вижу, что не соврала... Значит, закончим на сегодня... - графиня кивнула. - Отправляйся в мою комнату. Я скоро буду и помогу тебе справиться с «этим»...

— Я... Я сама могу, ваша светлость!.. – воскликнула девушка.

— Что-то я не припомню, что учила тебя мне перечить, - задумчиво ответила мисс Уотсон и облизала влажные пальцы.

— П-прошу прощения, ваша светлость, - потупив взор, слегка кивнула головой Мари. – Позвольте откланяться...

Когда горничная скрылась, оставив графиню одну в зимнем саду, женщина, открыв рот, показала длинный розовый язык и с наслаждением провела им по мокрым пальцам.

. . .

Три года спустя.

— Ах, Мари, Мари... - улыбалась графиня, вальяжно обмахиваясь веером, окроплённым духами.

Званый вечер по поводу дня рождения Роберта Бернса, стихи которого были единственной страстью графини Уортон, определённо удался на славу. Повар просто сотворил чудо, угодив привередливой публике, а марких Арчибальд Густав, старинныйй друг графини, и вовсе сорвал шквал оваций, подкатив к зимнему саду на своей новой разработке – самоходной карете с модернизированным им лично «стимберитным» двигателем.

Вне всяких сомнений этот вечер ещё долго останется темой для светских бесед, поэтому мисс Уортон пребывала в добром расположении духа и не торопилась отчитывать горничную за проступок.

— Что вновь не так? – женщина не наигранно улыбалась весело болтающим о своём гостям, ожидая ответа девушки.

Марибелла в этот зимний вечер была одета в облегающую униформу, один лишь вид кроя которой убил бы на месте Её Величество Викторию. Вопиющее нарушение всех норм приличия, попирание правил, мыслимых и немыслимых! Впрочем, в круг близких друзей графини входили лишь доверенные лица, что не станут порочить имя Бетани Уортон по собственной воле, поэтому хозяйка особняка позволяла себе многие вольности.

Хотя все горничные в доме носили в этот вечер одинаковые одежды, но на Марибелл она смотрелась особенно вызывающе. Короткая юбка и крохотный фартук, надетые на девушке и едва прикрывавшие её полные бёдра, приковывали взгляд лишь на мгновение, завораживая великолепными формами стройных ног. Затем вниманием завладевала тяжёлая, приподнятая жакетом грудь Мари, красовавшаяся большим вырезом декольте и открытая всем взорам.

Впрочем, всё это быстро отступало на второй план перед главной «изюминкой» необычной горничной - под одеждой, вздымая ткань униформы и слегка раздвигая сочные упругие груди, от промежности и почти до подбородка девушки возвышался просто огромный член! И на фоне этого громадного монстра даже мошонка с парой больших тяжёлых яиц, поддерживаемых элегантным подобием миниатюрного бюстгальтера, не казалась такой уж внушительной.

Влажная, сочащаяся предэякулятом головка была почти у самого лица девушки и при желании Марибелл могла её поцеловать, просто склонив голову в кротком поклоне. О чём частенько девушку и просили собравшиеся на торжество гости. И это было единственным, что действительно доставляло Мари удовольствие – слизывая языком белесые ароматные капли перед восхищёнными зрителями, она замечала, что пылающие любопытством и страстью женщины, а иногда – и мужчины, были смущены куда больше неё самой.

Гости уже не впервой наслаждались созерцанием великолепной горничной графини Бетани Уортон и немного к её внешнему виду привыкли за эти годы. Вот только узнай они, что это мясистое чудище, покоившееся между грудей Марибелл, даже не было эрегированным, вечер был бы испорчен – Мари завладела бы всеобщим вниманием бесповоротно.

— Ваша светлость, я... я не могу делать «это» при всех!.. – едва слышно воскликнула девушка, едва сдерживая слёзы смущения.

— Не в первый уже раз, но никак не можешь с собой совладать?..

— Ваша светлость, но ведь здесь мужчины!..

Мисс Уортон вздохнула, качнув головой:

— Никак не забудешь тех мерзавцев? Всё ещё помнишь?..

— Словно это было вчера, ваша светлость, - нахмурилась девушка, опустив взгляд.

Ладонь женщины, опустилась на предплечье девушки.

— Но ты ведь водишь знакомство с молочником!.. А Густав и вовсе тебя едва может отогнать прочь от своих механизмов...

— Д-да, ваша светлость, но я общаюсь с ними не в таком виде!..

— Марибелл, Мари, девочка моя, - рука графини коснулась плеча горничной. – Тебя воспитывали как слугу в этом доме, но я всегда относилась тебе, как к дочери...

— И я благодарна, ваша светлость, за доброту!.. – воскликнула девушка, но тут же осеклась.

— Душенька, неужели ты думаешь, что я каждый вечер дою твой... огромный член, словно простая крестьянка корову, лишь только потому, что мне это нравится?

Девушка потупила взор, зардевшись смущённым румянцем, а мисс Уортон тем временем продолжила.

— Мари, твоё тело – величайший твой дар, божья благодать... Но оно же – твои проклятье и слабость, понимаешь? Если ты не совладаешь со своими позывами, не научишься их подчинять и игнорировать, не сразишь свои страхи – то оставишь брешь в своей защите, останешься слабой...

— Я... я понимаю, ваша светлость. Вы делаете это ради меня, а я веду себя, как капризная девочка... - слёзы раскаяния появились на глазах Марибелл, готовой заплакать во весь голос.

— Ну, ну, будет тебе... - примирительно улыбнулась мисс Уотсон, добродушно приобняв девушку и поцеловав истекавшую предэякулятом головку между грудей девушки. – А теперь ступай угощать гостей, душенька. И помни об этикете – эякулируй, не касаясь себя руками...

. . .

Два года спустя.

Графиня Бетани Уортон, внезапно скончавшись в возрасте пятидесяти семи лет, не оставила после себя прямых наследников её состояния. Кончина одинокой была так скоротечна, что оказалась шоком для всех. В особенности - для Марибелл Уортон, получившей эту фамилию по прихоти графини в далёком детстве. И, возможно, Мари была единственной, кто действительно ощущал искреннюю скорбь, оплакивая усопшую женщину.

Графиня была сухой, непрестанно мрачной и скупой на эмоции и чувства особой, но неким неведомым чудом сумела взрастить прелестную розу с острейшими шипами, привлекавшую влюблённые взгляды. И имя этому юному бутону было – Марибелл. Прелестный цветок, что сторицей отдавал любовь, в которой рос.

Молодые аристократы ещё при жизни мисс Бетани Уортон откровенно любовались прекрасной девушкой. Их не смущала ни её открытая ненависть к сыновьям Адама, ни слухи о её мастерстве в фехтовании и стрельбе, ни странное и непонятное утолщение, шедшее вертикально вверх посреди сочного девичьего тела, утянутого строгими линиями корсета. Единственное, что их действительно останавливало – низкое положение девушки в обществе.

Мари, сирота из приюта, получила в дар от графини лишь только фамилию, одно только знатное имя рода Уортонов, лишённое всяческих привилегий.

Графиня, хотя и не показывала этого, но души не чаяла в своей приёмной дочери, приближая безродную сироту к дворянскому роду даже несмотря на порицание окружающих. Вот только скоропалительная смерть не позволила ей защитить девушку от вероломного обмана - появившийся через несколько дней после погребения мисс Уотсон её внучатый племянник, подкупил нотариуса и изменил завещание в свою пользу, лишив Мари наследства. Даже если бы кто-то и надумал защитить девушку, а таких не нашлось, то время всё равно было упущено.

А ещё через несколько дней новые хозяева особняка уволили Мари, «порочившую» славный род Уортонов одним лишь своим присутствием. С небольшим багажом личных вещей, револьвером Бомон-Адамс – подарком графини на восемнадцатое лето – и двенадцатью фунтами стерлингов в кармане, жалованными за восемь лет службы в особняке, Марибелл оказалась предоставленной самой себе.

Маркиз Густав, разорившийся из-за своих научных изысканий и питавший к девушке добрые чувства, пожалел девушку, совершенно не приспособленную к жизни в обществе, и сдал ей за символичную плату флигель под жильё.

. . .

Туманная, слякотная осень, сменилась зимой, припорошенной испачканным угольной копотью снегом. Наступила весна 1864 год.

Марибелл едва сводила концы с концами, ощущая острую нехватку средств на первейшие нужды. Густав хотя и закончил к старости, как обедневший аристократ, но, тем не менее, здорово девушке помогал, не давая ей банально умереть с голоду и прозябать от холода. Впрочем, накопить хотя бы какие-то сбережения, снять жильё получше или попросту обновить свой гардероб Мари не могла себе позволить. Работы для неё не находилось, а средства от случайных заработков были совсем незаметны на фоне тяжёлой нужды.

Принять Марибелл на должность горничной без рекомендаций желающих не было. А, памятуя эксцентричный нрав графини Уортон и подспудно ожидая того же от её горничной, в найме отказывали даже те, кто не обращал большого внимания на отсутствие поручительных бумаг.

На грани отчаяния девушка попыталась найти себе ремесло на одной из многочисленных фабрик, но и здесь ей не везло. Стремительное изучение «зауберита» и разработка промышленных машин на его основе, значительно обострила конкуренцию за рабочие места, которых становилось всё меньше.

На фабриках, где трудились женщины, места Марибелл не нашлось – у девушки просто не стало нужного опыта, требуемого для работы с машинерией ткацких станков. А нанимать неопытного работника посреди стремительно растущей конкуренции, никто не хотел.

Попытка наняться на тяжелую, сугубо мужскую работу, оказалась и вовсе совершенно бесплодной. Хотя Марибелл и была пышной и сочной, но силой, благодаря стараниям графини, также не была обделена и могла бы трудиться не хуже прочих. Вот только грубой рабочей силы на производстве требовалось всё меньше, а ненависть Мари к мужчинам, быстро становившаяся всем известной, и вовсе обнуляла шансы девушки получить работу.

Впрочем, даже в этой тяжёлой ситуации Марибелл удавалось находить позитивные моменты.

Например, её контроль над собственной похотью стал куда лучше. Помня слова своей приёмной «матери», девушка не забывала об этом типе тренировок, стремясь устранить «брешь» в защите.

Проклятие её тела преследовало Марибелл с самого раннего детства, о котором девушка знала в подробностях со слов графини, взявшей её из приюта в младенчестве.

Будучи совсем маленькой, двух-трёх лет от роду Мари часто спотыкалась и падала просто во время ходьбы. Уже бывший в то время просто огромным член девочки, оказался даже длиннее её коротеньких ножек и банально мешал ходить.

Ситуация немного улучшилась, когда девушка начала стремительно, словно опара, расти. Двигаться теперь почти ничего не мешало, но возник другой вопрос: а Мари, собственно, кто? Мальчик или девочка? Нескладные, угловатые подростки сплошь с миловидными лицами и так не очень между собой различались, а у Мари, вдобавок, ещё и «оснащение» было как для мальчиков, так и для девочек. Обычный вопрос самоопределения, о котором и не задумывается никто, для Марибелл замаячил нешуточными проблемами.

Однако, к великой радости мисс Уортон, и этот проблема в конце концов прояснилась. Приёмная «дочь» довольно быстро определилась с принадлежностью к «лагерю». Девочка тяготела к спокойным играм, возилась с куклами, если приёмная «мать» позволяла, то любила примерять новые наряды. «Девочка» вела себя, как девочка, чем невероятно обрадовала графиню. Женщина была не столько рада «выбором» Мари, сколько самим фактом разрешением проблемы.

Вспоминая этот момент, мисс Уортон загадочно улыбалась, упоминая, что точность этого способа определения была довольно посредственной, но тяжёлые груди и пышные бёдра Марибелл в итоге победили, подтверждая, что выбор не был ошибочным.

В одиннадцать лет у Мари случилась первая эякуляция. Случилась внезапно и напугала обеих – и «дочь», и «мать», купавшую в этот момент девочку. От давно привычных прикосновений грубой мочалки из пакли, член девочки на этот раз просто извергся тяжёлой струёй белой слизи на ладони графини.

Мари упала в обморок от испуга и истощения, а Бетани Уортон осуществила крамольное – впервые попробовала на вкус сперму...

Повзрослев и едва успев свыкнуться со своим странным телом, Мари ощутила новую напасть – неодолимые сладостные позывы в низу живота, от которых панталоны становились мокрыми, а член – твёрдым, как камень. В такие моменты заниматься чем-то полезным или хотя бы думать о чем-то ином, кроме неясного розового марева, было совершенно не под силу.

Графиня, уже обучавшая к тому моменту Марибелл азам стрельбы и фехтования, дальновидно усмотрела в этом изъян и постаралась помочь в силу своего разумения.

Сперва она просто сдаивала «дочь», избавляя ту от постыдных позывов по мере их появления. Однако, вскоре стало понятно, что ситуацию это нисколько не исправляет. Даже наоборот – делает только хуже. Похотливые муки страсти Мари становились всё интенсивней, а член – увеличивался в размерах!

В итоге дошло до того, что огромный фаллос Марибелл стал длинной с руку и вдвое её толще. И это в не эрегированном состоянии. Когда же Мари действительно ощущала томящее возбуждение, то её член раздувался просто до огромных размеров, становясь длинной едва ли не в рост девушки, и толстым в обхвате настолько, что совсем немного уступал охвату талии самой Мари.

Чтобы «подоить» этого гиганта, графине приходилось подвешивать его отдельно. Тогда же Бетани Уотсон и пристрастилась делать дочери глубокий вагинальный «фистинг», потягивая тёплую сперму из кофейной чашки...

Заказ новой одежды, созданной с учётом особенностей фигуры Мари, тогда был и вовсе незначительной мелочью, но теперь, в безденежье, оборачивался серьёзной проблемой, повергавшей девушку в пучину отчаяния.

В итоге, не зная, что предпринять, Марибелл была готова обратить свои стопы в армию Её Величества. Шанс тоже совсем невелик – кто возьмет женщину в строевые части? – но Мари отлично владела огнестрельным оружием, а с рапирой и саблей управлялась ещё лучше, поэтому крохотная надежда оставалась.

Всё изменил почти что случайный разговор с Густавом. Старик обмолвился, что его знакомый ищет горничную, исполнительную и трудолюбивую. Но так как на дворе стоит стремительный век окутанного паром металла и женщины совсем стыд потеряли, то было бы просто отлично нанять ещё и бойкую девушку, способную, если придётся, за себя и его семейство постоять.

Взамен его друг предлагал пришедшейся по душе кандидатуре полный пансионат и достойную оплату...