Экскурсия на выходные

Наташка Пантюшкевич влетела в лабораторию, размахивая двумя бумажками, как победитель флагом и с порога закричала: «Вот, зубами вырвала!». Наташка была женщиной хорошей, заботливой, в меру похотливой, хотя у всякого для этого дела своя мера. Она часто доставала для Вовки Макарова билеты то на концерт, то в цирк, но он потом их отрабатывал несколько вечеров на работе, дома, а один раз в гостинице «Интурист» после вечера польского кино. Во всяком случае, ее появление с билетами всегда сулило приключение...

Она плюхнулась на стул рядом и кинула на стол два билета.

— Вот, была в месткоме, вся бухгалтерия едет, а кафедрам почему-то не давали, но я на них насела. Завтра в восемь!

Макаров отложил книгу о тензодатчиках.

— Ты толком скажи, куда и зачем?

— Завтра в восемь у второго корпуса мы сядем в автобус и поедем в Серпухов на два дня. Ночевать будем в монастыре, а днем - ходить по городу и купаться в Оке. Правда, здорово?

— Здорово, здорово у ворот Егорова! – запел Макаров, а Наташка уже гладила его по бедру, туго обтянутому джинсами «Верея».

— Ты должен, Вован, быть мне благодарен. Давай разочек?

— Давай. Дверь запри.

— А кто такой Егоров? Алкаш из охраны труда?

— Нарком какой-то при Сталине. Или что-то вроде...

Наташка встала и, тяжело топая разношенными туфлями, пошла к двери. Что-то ты, мать, отяжелела, подумал Вовка, или уж время пришло. Секс с Наташкой стал для Макарова, хоть и приятной, но обыденностью, почти обязанностью, хотя внутри Пантюшкевич мало изменилась. Она так же текла при малейшем прикосновении у клитору и так же прятала чувствительные соски, чтобы не кончить быстро. Она встала у стола, уперлась руками в крышку, а Вовка привычно задрал ей на поясницу подол и спустил до колен женские панталоны.

— Слышь, Вов, я там побрила немного. Зацени, а?

Макаров присел у Наташкиной задницы и всмотрелся в густые волосы, из которых действительно выпирали гладкие полулуния больших губ. Вовка погладил их пальцем, а Наташка зарычала от желания:

— Давай, давай, суй скорее! Моченьки моей больше нет!

Вовка торопливо расстегнул молнию на брюках, вынул набрякший член и приставил к раскрывшемуся входу. Затем надавил, и член нырнул в горячее Наташкино нутро...

Утром следующего дня Макаров подошел ко второму корпусу минут за пятнадцать, а Пантюшкевич в длинном белом сарафане уже сидела на скамье под кленами. Между вторым и четвертым корпусами был пятак земли, густо заросший травой и засаженный деревьями. Август только начался, а в кленах уже мелькали желтые листья. Наташка сидела на скамейке, положив ногу на ногу и с загадочным видом крутила в пальцах палый кленовый лист. Потом усмехнулась.

— Ну и настрелял ты вчера! Всю дорогу до дома из меня текло, как из бешеной коровы.

— А чего ж не подмылась?

— Так неудобно. Раковины высоко, ногу не задерешь. Не в ладонях же водичку нести к унитазу.

— Вот будет профсоюзное собрание, – сказал Макаров, кладя руку Наташке на круглое колено. – Выступи, и скажи, чтобы в туалетах биде поставили.

— Ты руку-то убери, – ответила Наташка. – А то опять захочу, как вчера.

— Какая ты заводная стала, Натулька!

— Гормоны бурлят, – вздохнула Пантюшкевич. – Вон кунсткамера пожаловала!

В широко раскрывшиеся ворота вошла бухгалтерия во главе с Марией Васильевной, главбухом, сопровождаемой заместителем Ниной Ивановной и начальницей расчетного отдела Мариной Лепешкиной. Триумвират, подумал Макаров, вершители судеб завлабов с полной материальной ответственностью: Мария Васильевна – в угольно-черном платье с орденскими планками на левой стороне груди, Нина Ивановна – в чем-то большом и розовом и в легкомысленной кружевной шляпке, Маринка – в ослепительно желтой юбке и полосатой блузке, оса, короче. За ними – бухгалтерши чином пониже и комплекцией пожиже. Замыкал процессию институтский автобус ПАЗ. И ни одного мужика, кроме шофера в кепке.

— Придется тебе потрудиться, – тихо сказала Наташа.

— Если шофер будет ремонтировать автобус, я ему помогу, – так же тихо ответил Макаров.

В ПАЗе двадцать посадочных мест. И пригласительных билетов местком приготовил тоже двадцать. Одного не учел местком с доцентом Борисовым во главе – габаритов Нины Ивановны. Нет, в автобус она вошла, точнее, ее запихнули в салон, упираясь в обширный мягкий зад, Макаров и Пантюшкевич. Но одного места ей оказалась мало, нужно было, как минимум, полтора. Нина Ивановна с отчаянием в узких глазах посмотрела на Марию Васильевну, все тоже посмотрели на Марию Васильевну, и та вынесла свой вердикт:

— Придется тебе, Ниночка, поехать в другой раз. Наш автобус такой маленький!

От огорчения Нина Ивановна даже немного похудела, и из автобуса выбралась уже самостоятельно. И осталось незанятым еще одно место.

Шофер запустил двигатель, и Макаров посмотрел па несчастное розовое облако Нину Ивановну. Та стояла и, прощаясь до понедельника, махала автобусу руками. А рядом с ней стояло облако, точнее, тучка, поменьше, и это была ласковая маленькая девушка Оля-Плюшка, вся в черном, как готка или вампирша.

Решение пришло мгновенно. Макаров вскочил и кинулся к Марии Васильевне. «Давайте эту девушку возьмем!», – закричал Вовка. – «Все равно одно место пустое!».

— Хорошо, возьмем, – разрешила главбух, с достоинством кивнув седой головой с гребенкой в волосах. – Только не надо так орать. Товарищ водитель, откройте двери!

Оля шла на работу дежурить на телефоне, остановилась поглазеть на знакомый автобус и увидела в окне Вовку Макарова. Была суббота, и ей стало интересно, куда это он едет. А он выскочил и схватил Плюшку за руку.

— Поехали в Серпухов?!

Плюшка была хотя и маленькой, но решительной, а потому согласилась сразу.

— А поехали!

Она тоже любила приключения. Особенно, если бесплатно...

Бухгалтерия расселась по двойным местам, а «чужие» приютились на заднем широком сидении. Вовка устроился между женщин, слева – Наташка, справа – Оля. Кроме них впереди маячила еще одна достойная внимания леди бухгалтерии – Ирина Анатольевна, женщина рослая, сильная, полная явных достоинств. Она «сидела» на требованиях, хотя вполне, по Вовкиному мнению, могла быть главбухом. Во всяком случае, она Макарову никогда не отказывала, а один раз сама переписала требование, заполненное корявым Макаровским почерком.

Вовка прижался к Наташке, Булкина-Плюшка – к Вовке, и ему сразу стало тепло и уютно, как в телогрейке. Пока автобус кружил по Москве, Макаров слушал биение сердец обеих дам, редкое – Наташкино, частое, как у птички, Плюшкино, и строил далеко идущие планы, но задремал и проснулся только за городом на трассе М2.

Вот где была красота! Мелькали поля, луга, перелески, деревни и поселки. За Подольском пошли холмы и низины. Оля Булкина восхищалась пейзажами, а Наташа Пантюшкевич – автомобилями. Вовка хотел еще поспать, но разве тут заснешь, когда то и дело слышалось: «Ой, какая коза смешная!» или «А это «Мазда-универсал!». Потом автобус миновал Чехов, и Наталья принялась рассказывать, как возила артистов из Польши на экскурсию «По Чеховским местам». Булкина никого никуда не возила, поэтому слушала с интересом про Кшыштофа Занусси, Анжея Вайду и Даниэля Ольбрыхского.

Перед Серпуховом автобус въехал в лес, водитель открыл двери и объявил: «Мальчики направо, девочки налево!», а сам пристроился к колесу, поскольку отходить от машины было нельзя. Бухгалтерия дружно потянулась налево, а Наташка, сказав: «Ну, вот еще!», пошла направо. Плюшка тоже пошла направо. Она, стянув черные колготки и трусы, уселась неподалеку, а Наташка помочилась стоя. Затем они делились прокладками и смотрели, как Макаров боролся с внезапно возникшим стояком, как он его мужественно преодолел и все-таки отлил на куст бузины. Потом шофер загудел клаксоном, все опять загрузились, и через полчаса ПАЗ подъехал к гостинице «Окские зори», которую экскурсантам сосватал местком.

Гостиница в пору своей юности была дебаркадером, который помещался на воде у берега. Мария Васильевна в сопровождении Лепешкиной пошла «прописываться», бухгалтерия в ожидании вселения рассосредоточилась у воды, Макаров с «наложницами» присел на старые ящики, а Ирина Анатольевна устроилась неподалеку и стала пристально рассматривать Вовку и его одалисок.

— Тут, наверное, комаров дофига, – сказала Наташа.

Услышав слово «комары», Плюшка принялась яростно чесаться, потому ее кто-то укусил в зад, пока она делала по-маленькому.

— Комариный укус хорошо помазать соком одуванчика, – заметил Макаров. – Или просто послюнить. А еще лучше помазать мочой.

Плюшка перестала чесаться и спросила с надеждой в голосе: «Помажешь?».

— А еще можно место укуса прижечь сигаретой, – сказал Макаров. – Тогда чужеродные белки, попавшие под кожу, распадутся, и место укуса перестанет чесаться. Теоретически...

При этом он посматривал на Плюшку, которая, щелкая зажигалкой, пыталась раскурить сигарету.

Вернулась Мария Васильевна в сопровождении Марины Лепешкиной, дородной женщины в синем платье с белым воротником и девушки в костюме горничной.

— Хреновые дела! – объявила главбух. – Нас двадцать, а местов девять. Комнат, значит.

— Значит так, – поправила ее женщина в синем. – Здесь не комнаты, а каюты, не столовая, а кают-компания, не кухня, а камбуз.

— И не туалет, а гальюн, – подсказал Макаров. – А что касается кают, так мы ужмемся. Правда, девочки?

— Да, да! – закричала бухгалтерия. – По двое ляжем!

— И то верно! – одобрила решение вече Мария Васильевна. – На фронте и не такое бывало.

— А вы вместе? – подозрительно прищурилась «синяя» женщина.

— Семейство мое, – пояснил Макаров. – Жена Наташенька и дочка Оленька. И сестра двоюродная Ирочка. Правда, кузина?

— Правда, кузен, – мгновенно включилась в игру Ирина Анатольевна. – Нас можно в одну каюту.

Тогда все в порядке! – объявила «синяя» женщина. – Пошли вселяться!

Каюта была неплоха. Иллюминаторы с видом на сверкающую Оку, высокий потолок и выход на галерею, опоясывающую дебаркадер. Правда, только три койки: две у стен и раскладушка посередине.

— Ладно, я лягу на раскладушке, – сказал Макаров.

— Нет-нет, дорогой! – возразила Наташа. – На раскладушке ляжет дочка Оленька, кузина – на кровати у той стены, а мы, если ты будешь спать причиндалами к стенке, на другой кровати.

— Они такие большие? – заинтересованно спросила «кузина» Ирина Анатольевна.

— Кровати?

— Нет, причиндалы.

— Как-нибудь покажу! – пообещал Макаров и послал Ирине Анатольевне воздушный поцелуй.

Наташка и Ольга переглянулись. Нехорошо переглянулись, с подозрением.

На «корабле» был установлен жесткий распорядок. Подъем в восемь, завтрак в девять, второй завтрак в двенадцать, обед в четыре дня, ужин в восемь вечера. Те, кто опоздает, остаются голодными. До обеда было еще два часа, и Макаров предложил своим родственницам искупаться и позагорать на ласковом августовском солнышке. «У нас купальников нет!», – в один голос сказали они.

— А зачем? – ответил Вовка. – Будем купаться так, как мама родила.

Наташка и Ольга тут же согласились, а Ирина задумалась. Наконец она неуверенно сказала:

— Говорят, что прямые солнечные лучи вредны для женского организма. Правда или врут?

— Фигня! – ответила Пантюшкевич. – Я была в Польше, так там все голые купаются.

— Для блондинок вредно, – ответила Плюшка, почесывая зад. – Для брюнеток даже полезно. Соски еще крепче становятся.

— Когда купаешься – нет, потому что все в воде, а при загаре можно груди и лоно лопушками прикрыть, – пояснил Макаров, заняв, таким образом, промежуточную позицию. – Ну, двинули!

Они сошли с дебаркадера на берег и двинулись к устью Нары, стараясь найти место, где людей было поменьше. И вскоре нашли.

(Продолжение следует)