9 мая. ДЕВЯТОЕ МАЯ. В светлый для всех русских патриотов день бухаем. Бухаем с восьмого. Мы победили. Я и мой кореш Кузен, дети победителей. Но, почему-то печально. Победители так не живут, думаю я. В пузатом холодильнике, марки ЗИЛ, заиндевелый пузырь. Выпиваем, закусывая, чем-то из банки с надписью «Херсон- паштет». Да, ещё тогда Херсон-паштет, это не бандеровцы. Пьём много. Вечереет. Идём в магазин за догоном. Магазин круглосуточный. «У Лося» название. Спасибо Борис Николаичу, поднял с колен малый бизнес.
Получилось так, что в этот год мы оба с Кузеном счастливо дембельнулись. Шумно отмечая день Победы, много пили и делились впечатлениями о былом. Вот и сейчас темой разговора была служба в армии. Причём тема была удивительно нетривиальная. Кузен служил в средней Азии. Там он много узнал о традициях загадочного, узкоглазого народа населяющего тамошние земли.
В частности Кузен поведал, что помимо таких общеизвестных азиатских развлечений, как поедание плова и курения анаши, аборигены ебут фактически любую живность в которую можно просунуть хуй. Даже, например, кошку, предварительно поместив ее в валенок, чтобы не царапалась. Но особой популярностью пользуется ебля с белой ослицей, особенно, если выебать её перед свадьбой. Это обязательно принесёт джигиту удачу в будущем браке. Итогом, между нами возник спор, прилично ли представителям высшей белой расы уподобляться азиатам или это, таки западло.
За разговорами почти дошли до городской площади. Сумерки, жуки майские летают, музыка в далеке - "Товарищ старшина, имеет ордена..."Гуляет народ-победитель фашизма. Фрицев разбили деды. Не хуй собачий.
Рядом с площадью скверик у церкви. Храм пресвятой девы Марии-богородицы. Купола голубые, как положено по традиции христианской. С другой стороны памятник Ленину, посреди клумбы с цветами, ноготками. Мария и Володя, два русских божества.
Ниче такая, кстати женщина была эта дева Мария, как-то подумалось само собой. У нас в ротной каптерке, даже календарь с её ликом висел. Репродукция с оригинальной картины Сандро Боттичелли. И не мне одному она нравилась, судя по блеклым подтекам на зелёной стене каптерки. От нахлынувших воспоминаний, приятно так кольнуло в груди и я закурил. И тут смотрю, она.
Сидит себе такая на лавочке, развалясь, барышня лет за тридцать. Нога на ногу. Подол платья в тонкую, голубую, тонкую полоску задрался до задницы, бесстыдно обнажая крепкое бедро. Но ей вроде как пофигу, смотрит на нас дерзко, независимо так. Ну чего пацаны, есть курить? спрашивает. Голос уверенный, низкий и хриплый, как у певицы Патрисии Каас. Только Патрисия тощенькая, как винтовка Мосина, а у этой пуговицы на декольте еле держаться. Декольте. Что за слово такое, дурацкое. Почему-то, несвоевременно плющит вопрос. А может–ли вообще быть у русской бабы дэкольтэ. Смотрю на нее.
Мечта, а не женщина, думаю. Постарше нас лет на десять правда. Так это опытная значит. Профит. Это вам не осла ебать. И не кота в валенке. Тут подход и манеры нужны. Кузену она, кстати, тоже сразу приглянулась. Дал ей папироску, чиркнул зажигалкой, просю вас мадмуазель говорю. Мадам, а не мадмуазель пьяно ухмыльнулась она. Наклоняясь прикурить демонстрирует пышную грудь и тонкую бретельку чёрного лифчика. Справа лента полосатая. Георгиевская. Символ Победы. Деды воевали. С лентой святого Егория брали большевики Берлин.
Увидела, что смотрю, подмигнула похабно. Короче знает себе цену с такими-то формами. Познакомились, как водится. Достаём купленную водку. Московскую. Пьем втроем на скамейке под каштанами. Уже ночь, звёзды, шумят редкие машины на проспекте. Мадам выпить не дура, да и скромной ее не назовёшь. Лезет обниматься садится на колени. Елозит крепким задом по члену и пошло шутит чувствуя, как он через штаны реагирует на ее горячие прелести. Потом, перестав шутить, серьезно тащит меня в темноту за церковь. За темные елки. Ёптать, а я? возмущается Кузен. Да не ссы малой, довольно ржёт наша барышня, и тебе хватит. Зашли за чугунную ограду подходит ко мне близко, растеривает платье и приспустив лифчик вываливает груди. В глаза мне смотрит и рукой член под спортивками теребит. Я даже забыл о чем говорил.
Стараюсь на грудь ее не смотреть, чтобы не смущать женщину. Поворачиваю спиной к себе и нагибаю. Задрав подол стаскивают с неё трусы. Так она и стоит в процессе соития на полусогнутых, упёршись руками в темную, кирпичную кладку. Трусы чёрной полоской растянуты на коленях, круглые ягодицы, подрагивая белеют в темноте. Ебемся молча, как и положено малознакомым людям. Пизда правда у неё громко хлюпает. Пизда хлюпает в темноте, а сверху звезды. Большая медведица. Чувствую что кончаю. Только не в меня - хрипит мадам. Давай в рот говорю ей. Она не успевает повернуться и встать на колени, как я уже отстреливаюсь праздничным, победным салютом. Дедывоевали, мелькает мысль. Сперма падает ей на волосы и летит дальше стекая по старой церковной стене семнадцатого века. Она встает отряхивая красивые, белые колени. Переступая ногами снимает трусы и кладёт в карман платья. Ну чего, зови своего друга, страдальца, я готова, опять бесстыдно смеётся она.
15 мая. Сидим в очереди к врачу. КВД на улице Лермонтова. Второй день капает с конца. У Кузена тоже. Хорошо что у него здесь знакомый врач, меньше вопросов. Задумался. Переживаю, что спустил на дом бога. Кузен что-то бубнит. Чего? Дёргаюсь я нервно. Мазок сейчас брать будут, вот чего, говорить Кузен. Трубу в хуй засунут. Вот оно наказание за грехи, вдруг чётко осознаю я замысел божий.