Честность превыше всего

Hоnеsty аbоvе аll от NоTаlеntHасk

*****************************************

Я был готов к тому, что неделя вот-вот закончится. Длительные совещания, бессонные ночи, слишком много пересадок и сильный сдвиг часовых поясов – все это привело к тому, что я очень устал. Даже когда был молодым, такая неделя была бы утомительной. Но в сорок восемь лет? Это заставляло меня сожалеть о некоторых жизненных решениях. Слава Богу, что в отличие от старых добрых времен мне приходится путешествовать лишь изредка.

Открывая дверь своего дома, я надеялся, что в доме будет пахнуть готовым ужином и, возможно, я получу приветственный поцелуй от Саманты, моей жены почти двадцать пять лет. Первое было бы обычным делом, второе – чуть менее. Но меня не ждало ни то, ни другое. В доме было темно, свет горел только в прихожей и на кухне.

– Сэм? – позвал я ее, вешая пальто и расставляя багаж на полу в фойе.

– Я – на кухне.

Ее голос звучал напряженно, как будто она сердита или плакала. Когда я вошел на кухню и обнаружил ее сидящей в нашем маленьком уголке для завтрака, я отчетливо понял, что это – и то, и другое. Карие глаза моей жены были покрасневшими и опухшими, но при этом наполненными яростным светом. Ее обычно безупречные каштановые волосы растрепаны, а хвост и выбившиеся из него пряди напоминали медленно расплетающийся канат.

Все это говорило о том, какой нам предстоит разговор, но окончательно добила последняя деталь: на столе перед ней лежали два манильских конверта.

– Кайл, нам нужно поговорить.

Я слишком устал, чтобы терпеть всякую ерунду, но рано или поздно с этим придется разобраться. Опустившись на стул напротив нее, я устало сказал:

– Конечно. О чем?

Саманта без слов протянула мне один из конвертов. Внутри оказалась подборка фотографий. Несмотря на низкое качество, они говорили о многом: вот я ужинаю с великолепной блондинкой чуть старше меня; мы вдвоем держимся за руки, идя по улице; мы с ней в страстном объятии перед дверью квартиры, моя рука скользит вверх под облегающее красное мини-платье, чтобы сжать ее почти голую попку.

Временные метки на фотографиях перескакивали на следующее утро: мы прощаемся, и я в последний раз сжимаю ее маленькие, упругие сиськи через пеньюар, который она надела, чтобы проводить меня. На последнем снимке я выгляжу слегка сожалеющим, но ясно, что я разочарован тем, что ухожу, а не виню себя в том, что делал внутри.

Ровным, почти приятным голосом я поинтересовался:

– Где ты их взяла?

– А какое это имеет значение? – В ее тоне не было ни взаимности, ни даже приближения к конгениальности. Она возмущена, и мне стало слегка любопытно, что именно больше всего расстроило ее: то, что я изменил, то, что первым моим ответом был вопрос об источнике ее информации, или то, что я, похоже, ничуть не обеспокоен.

Взмахнув рукой, я бросил доказательства своей измены обратно на стол.

– Ну, в основном потому, что они не очень хороши. Вживую Дженна выглядит гораздо сексуальнее, и любит оставлять жалюзи приоткрытыми, когда мы занимаемся любовью; любой приличный частный детектив мог бы...

– Да что с тобой такое? – Теперь к ярости примешивались слезы.

Я пожал плечами.

– Не знаю, что и делать. Подай на меня в суд. О, подожди, ты ведь и собиралась, верно? В конце концов, я предполагаю, что в другом конверте находятся документы на развод.

Сэм начала всхлипывать.

– Какого хрена, Кайл? Это что для тебя, шутка?

Не думаю, что все было так, как хотела она. Забавно, что у людей могут быть такие разные ожидания, все зависит от того, какие факты им доступны, а какие нет.

– О, нет, совсем нет. Уверен, что тебя это разрывает. Это ужасное чувство, знаю. – Наклонившись вперед, я состроил ей особенно неприятную гримасу. – Лично меня тогда это просто убило.

– Что? – Она слегка изменила тон; ветер еще не улетучился из ее парусов, но уже начал меняться.

– Ну, знаешь. Когда ты мне изменила. Или, по крайней мере, когда я об этом узнал.

Лицо Саманты на мгновение обмякло, с него все еще капали блестящие струйки соленой воды. Новая нерешительность последовала за внезапным осознанием того, что то, что она знает – или даже то, что сможет доказать – не имеет значения; речь всегда идет о том, что именно знаю я. А я знаю почти все. Ну, во всяком случае, все, что действительно имеет значение.

Моя жена стала заикаться:

– Я... я... я...

– Что «я», Сэм? «Я не изменяла»? «Я не понимаю, о чем ты говоришь»? «Я ничего не имела в виду»? «Я извиняюсь»? Какое именно «я» ты хотела использовать? О, знаю: «Я не должна была трахаться с Ронни Перкинсом». Ведь так?

– Ты знал?

Ее голос был придушенным, и я не смог удержаться от смеха. В ее голосе звучало предательство, даже большее, чем тогда, когда я впервые сел напротив нее.

– Перестань надо мной смеяться! Ты знал!

Стирая слезу с глаза, я сумел переключиться со смеха на хихиканье.

– Не сразу. Не тогда, когда ты это сделала. Даже не в течение четырех месяцев, когда ты трахалась с ним, и не сразу после того, как перестала, даже не в течение года после этого. Я бы сказал, что ты хорошо все скрывала, но это не так. Я просто не смотрел.

Теперь настала моя очередь заявить о предательстве, и мой палец гневно ткнулся в ее сторону.

– Потому что я тебе доверял! Потому что мы договорились, мы ВСЕГДА соглашались, что самое главное в браке, важнее верности, доверия или даже любви, – это честность. Что ничего из этого не будет, если не всегда говорить друг другу правду о важных вещах, как бы больно это ни было.

Сэм отвернулась настолько быстро, что мои слова можно было бы назвать пощечиной.

Покачав головой, я продолжил:

– Но когда я узнал об этом, Мэтт был первокурсником в колледже, а Райли только исполнилось двенадцать. Я не хотел ломать им жизнь.

Мой смех перешел из разряда самоуничижения в откровенное отвращение.

– Нет, не совсем верно. Боже, как легко стало тебе врать. Я терпеть этого не могу. Ненавижу, что могу лгать своей жене, и ненавижу, что могу делать это настолько легко лишь потому, что знаю, как долго лгала мне она.

– Правда в том, что я не хотел быть отцом на полставки, и поэтому смирился с тем, что все знаю. Я отчаянно надеялся, что, может быть, в конце концов ты вспомнишь, насколько важна в браке честность. Ты хоть понимала, как откровенно, открыто я был несчастен в течение нескольких месяцев? Или к тому времени тебе вообще было на меня плевать?

Она прохрипела:

– Не плевать. Я всегда тебя любила...

– Иди ты на хуй прямо сейчас. – Это было сказано ровно и без всякого аффекта. – Поступать так с тем, кого любишь, или, как минимум, с тем, к кому испытываешь сильные чувства, нельзя.

Ее глаза вернулись ко мне.

– Не плевать! Правда не плевать! Я совершила ошибку, понимаешь? Мне было одиноко, а он был харизматичным и...

– Да-да. «О, мой муж все время в отъезде, потому что ему надо работать»! «О, я так одинока»! «О, так скучно, когда дети в школе»!

– Хватит надо мной издеваться!

Я фыркнул:

– Ой, прости, что был слишком пренебрежителен? Как некрасиво с моей стороны. Ну, то есть, ты-то не относилась ко мне с презрением в течение десяти лет, но...

– Я не относилась!

Она пыталась набрать обороты. К черту; пусть себе разглагольствует. Я уже знал, кто выиграет: ни один из нас. Но к тому времени, когда все это закончится, я потеряю гораздо меньше.

– Я совершила ошибку! Да, мне было одиноко, мне было скучно, я была несчастна! Я не должна была изменять, но это было сделано не из презрения!

Плечи Сэм поникли, и казалось, что энергия, оживлявшая ее, снова ушла.

– Я оказалась слаба, и знаю это. Знаю, и очень сожалею.

Видя, что она хотя бы сделала паузу – и о, как это меня разочаровало, как я хотел ссоры после стольких лет и всей ее лжи, – я продолжил излагать ее промахи, пытаясь вывести жену из состояния бесполезного раскаяния и жалости к себе.

– Оставим в стороне вопрос о том, была ли измена презрительной; я говорю, что была, и я – обиженная сторона... – широко улыбаясь, я махнул рукой на фотографии своей молодой любовницы. – – Ну, был тогда. Может быть, сейчас уже и не так сильно.

– Но как насчет того, чтобы скрывать это от меня? Не давать мне решить, что я захочу сделать, после того как ты мне изменила? Хочешь сказать, что это было отношение ко мне с уважением? В самом деле?

Сэм тяжело дышала, то ли от страха, то ли от гнева, то ли от паники, я не уверен.

– Это не было неуважением или даже нечестностью. Я любила тебя. Пожалуйста, любила. Это было не... Я уже все испортила. Я не хотела усугублять ситуацию и причинять тебе еще большую боль. Я никогда не собиралась делать этого снова, и сделала все что могла, чтобы загладить свою вину перед тобой.

– Кроме как относиться ко мне как к гребаному взрослому. Или даже... – я рассмеялся, – нет, даже не как ко взрослому. Просто как человеку. Как к настоящему человеку, к тому, кого уважаешь настолько, что... – Я побарабанил пальцами по столу. – Помнишь, как Райли разбила ту вазу? Ей было сколько, шесть?

– Пять. – Сэм потерла руку, глядя в сторону. Она знала, к чему все идет, и ей это не нравилось.

– Точно. Пять. А потом она пыталась это от нас скрыть. За что у нее было больше всего неприятностей? За сокрытие, верно? И знаешь что? Она кричала, плакала и говорила, что это несправедливо, но ты сказала ей – ТЫ ей сказала – что хорошие люди признают свои ошибки, независимо от последствий для себя.

– Это не одно и то же...

Опровергая слова моей жены, отбросив ее защиту, я продолжил:

– А помнишь, как мы гордились ею после того, как она попала в ту аварию, когда ей было шестнадцать лет? У Райли были все варианты: было темно, улицы были скользкими, у кого-то могли быть включены фары. Она могла бы наговорить нам сотню небылиц и остаться безнаказанной. Но нет, наша дочь вспомнила урок, который преподали ей мы... ты... и призналась, что отвлеклась на телефон. Она безропотно приняла наказание. Я так ею гордился, что она усвоила урок, которые преподала ей ты. Что она поступила правильно.

Я снова наклонился вперед над столом, обвиняюще указывая пальцем.

– Но ты. Ты не смогла этого сделать. Ты не смогла быть даже настолько жк ответственной или честной, как шестнадцатилетняя девочка.

– Все было по-иному! Это было не просто... Это было бы не просто, если бы я столкнулась с последствиями! Ты бы пострадал, а потом в это могли бы быть втянуты и дети, если бы мы не смогли... – Она вздохнула. – Если бы ты не смог меня простить.

– Думаю, мы никогда этого не узнаем. Но вот кое-что я знаю. – Я стал перечислять, загибая пальцы. – Первое. Ты говоришь, что тебе «было скучно». Но это ведь ты хотела быть домашней мамой, даже когда дети пошли в школу. Это – на твоей совести.

– Ты согласился на это!

– Только потому, что этого хотела ты! Я был бы не против... нет, я был бы счастлив, если бы ты вернулась на работу! Мы могли бы использовать твои деньги, а я мог бы сократить свою работу! Я мог бы быть дома! Отсюда вытекает второй пункт: «тебе было одиноко». Так вступай в этот гребаный клуб! У тебя есть дети, у тебя есть подруги. Черт, твоя семья живет неподалеку! Будучи в дороге, я все время был один. Мне было настолько отчаянно одиноко, что иногда хотелось плакать. Но я все равно ни с кем не трахался! Я был верен, и не изменял. И, кроме того, я был в дороге только из-за первого пункта: «ты не хотела работать»!

– Это не...

– Заткнись! Я не закончил! Я ждал восемь долбаных лет, чтобы высказаться, ты, шлюха-изменница, и ты, черт побери, выслушаешь меня!

Сэм вздрогнула; никогда раньше я не обзывал ее и редко повышал голос на кого-либо.

– Пункт третий. «несчастна». Ты была чертовски несчастна? Я работал на износ, моя жена отдалилась от меня, я почти не видел своих детей, и все это – не по моей воле. Я должен был содержать свою семью, потому что являлся единственным, кто собирается это делать! Все это... ВСЕ это... Это из-за того, что ты хочешь быть «Сюзи-блядь-домохозяйкой». ВСЕ!

Саманта посмотрела на стол.

– Знаю. Я была эгоисткой. Была. Я не... Я должна была понять, что это причиняет тебе такую же боль, как и мне. Даже больше. Но у меня было... туннельное видения. Я слушала не тех.

– Эту никчемную сучку Джини, верно?

Подруга-идиотка Сэм была с ней со школы. Трижды разведена. Все разводы почему-то не по ее вине, хотя она изменяла, как минимум, двоим. Она всегда утверждала, что изменяет исключительно после того, как все рушится; Сэм и слышать не хотела, насколько это неправдоподобно, по крайней мере до тех пор, пока Джини не исчезла из нашей жизни вскоре после интрижки моей жены.

Сэм недовольно кивнула.

– Ее... Я познакомилась с Ронни через нее. Она встречалась с ним после своего последнего развода и сказала, что он замечательный. Хороший слушатель. Это все, что, по ее словам, мне требовалось – еще один человек, который бы меня выслушал, мужское мнение в отношении всего. Я не... Я планировал лишь поговорить с ним.

– Ясно.

– Это правда. – Голос моей жены был тихим. Слабым. Как она сама. – Я... Сначала мы только разговаривали. Но он убедил меня, что... – Она сглотнула. – Я не... похоже, ты знаешь, что я сделала. Не хочу вдаваться в подробности.

Я знал. Не все подробности, но достаточно, чтобы не чувствовал необходимости в их пересказе за этим столом. По крайней мере, пока. У меня было почти десять лет, чтобы спланировать какую-то конфронтацию, и хотя есть некоторые переменные, которые я не могу учесть, теперь я знаю общее направление, в котором мы движемся.

– Да. Я знаю, что ты сделала. – Я отвернулся от нее. – Только не знаю, почему.

Она тихо сказала:

– Я сказала тебе, почему.

– Нет, ты сказала мне... Ты рассказала мне, что ты сделала, или, как минимум, достаточно этогшо. Ты рассказала мне, что ты чувствовала, что привело тебя к этому. Но я не понимаю... – Я уже давно не плакал из-за ее измены, но вдруг почувствовал в горле комок. – Я не понимаю, почему ты не пришла ко мне. Не поговорила со мной. Если бы ты была честна, если бы ты...

Несмотря на то, что груз тайны, которую я вынашивал, наконец-то был снят, мои плечи поникли.

– Какая проклятая потеря. Я так тебя любил, я бы... Не знаю. Попытался бы разобраться. Ходил бы с тобой на консультации. А после...

Взгляд искоса подсказал мне, что Сэм пристально наблюдает за мной.

– Если бы ты мне все рассказала, не могу обещать, что я смог бы... простить. Пережить. Но я бы попытался. Я все еще любил тебя тогда.

Из ее глаз снова покатились слезы.

– Тогда. Не сейчас?

Я кивнул.

Она прошипела:

– Пошел ты.

– Прости?

В чертах ее лица было столько боли, столько ярости и страдания в ее взгляде.

– Ты тоже изменил! Тоже лгал!

Усталость давила на меня, но бой еще не был окончен. Быстро дернув шеей, я снова выпрямился. Я могу продержаться еще несколько раундов, я в долгу перед нами обоими.

– Только после того, как это сделала ты.

Сэм вышла из себя, размахивая руками.

– И это все оправдывает?! И ты бы мог прийти ко мне! Ты знал, что я это сделала, но ничего не сказал, просто пошел и трахнул эту блондинистую сучку...

Быстрый словесный контрудар прервал ее шквал.

– Она – не первая.

– Что?

– Она – не первая. Даже не десятая.

Сэм молчала, просто смотрела на меня, бесполезно хлопая ртом; я не нанес нокаута, но она пошатнулась.

Я встал и двинулся к холодильнику, затем посмотрел на нее.

– Пива?

Никакого ответа. С двух бутылок были сняты крышки, и я поставил одну перед ней, а затем долго отхлебывал из другой.

– Я узнал об этом чуть больше года спустя после твоей измены. Ну, во всяком случае, после того, как ты прекратила роман, так что, думаю, примерно через полтора года после того, как ты нарушила свою клятву мне. Помнишь, мы хотели подарить твой старый iраd Райли?

Легкий кивок, наконец, не соответствовавший тому тошнотворному осознанию, которое, должно быть, подкрадывалось к ней.

– Ты давно им не пользовалась, так что, для нее это был хороший «стартовый» планшет. Но сначала его нужно было очистить.

Я усмехнулся, когда на ее лице расцвело понимание, за которым быстро последовал ужас.

– Слава Богу, что я это сделал, ради всех нас. Не хватало еще, чтобы она узнала о сексе из твоих писем. Вот тогда я все и узнал. Я брал планшет с собой в поездки. Мне было логично разобраться с ним; ты ведь никогда не была особо подкована в технике, верно? Ты не знала, что письма и сообщения остаются на планшете даже после того, как их стирают, если не включить планшет в сеть после того, как сделаешь это. Я купил тебе новый на нашу годовщину, помнишь?

Она опять уныло кивнула.

– Так что, да, там были все твои электронные письма ему, Джини и... – Я покачал головой. – У меня оказался, как минимум, план романа. Когда он начался, когда закончился, почему закончился и все такое. И как только я снова синхронизировал планшет с твоей учетной записью – после того как сохранил все эти инкриминирующие сообщения в безопасном месте... – Сэм поморщилась, – я увидел, что ты удалила все доказательства твоего романа.

– Новых тоже не появилось, но это еще ни о чем не говорит. Ты могла просто стать умнее. Однажды ты уже изменила, почему бы тебе не изменить еще раз? А может быть, ты делала это и раньше. Может быть, Ронни – не первый, кто наставил мне рога?

– Это был единственный раз. – Ее голос был приглушен; в нем была боль за себя или за меня? От осознания того, как долго я живу с осознанием того, что она сделала? Мне хотелось думать, что это скорее второе, но последние свидетельства говорят о том, что это – скорее первое. А может быть, это смесь того и другого. Не думаю, что Сэм действительно зла, просто слаба, избалованна и нечестна.

– Теперь я это знаю. К тому времени... – я вздохнул, – к тому времени, когда я узнал, наши финансовые дела шли лучше. Не настолько хорошо, чтобы я мог нанять детектива, но достаточно, чтобы я мог бывать дома немного чаще, если бы захотел; я собирался сделать тебе сюрприз после поездки, во время которой я все и узнал. – Я отвел взгляд. – Но когда я узнал, что ты сделала, это было последнее, чего я хотел. К тому времени я уже привык не быть рядом с детьми, терпеть этого не мог, но привык. И я знал, что хочу иметь с тобой как можно меньше общего, поэтому смог расставить приоритеты, когда был дома.

Я поджал губы, пытаясь сглотнуть комок, снова образовавшийся в горле.

– Почти всю поездку я был в полном раздрае. Все время, когда не работал, я либо плакала, либо пил. Или пил и плакал. Просто чудо, что я не потерял тех клиентов. – Появилась усмешка. – Но, черт возьми, я путешествовал больше, чем кто-либо другой из моей команды. Я – лучший продавец. И все, чего мне это стоило, – это мой брак. Не обязательно, но ты этого хотела.

– Я не хотела этого! – сердито всхлипывала она. – Я хотела, чтобы ты был дома! Хотела, чтобы ты был с нами, со мной!

– Но не настолько, чтобы сделать что-то продуктивное. Недостаточно, чтобы рассказать мне, насколько ты несчастна, настолько, что готова раздвинуть ноги для первого же сочувствующего уха с прикрепленным к нему членом. Недостаточно, чтобы самой найти работу.

Она начала говорить, но я отмахнулся от ее слов.

– Это не имеет значения. Что случилось, то случилось. Этого ты исправить не можешь, и я не хочу слушать твои оправдания. Сейчас речь идет обо мне, Сэм. О том, что сделал я. Что сделал я из-за того, что сделала ты. Ты трахалась с другим мужчиной. Не единожды, не по пьяной ошибке. Нет, насколько я могу судить, ты трахалась с ним не менее тридцати раз за четыре месяца. Подожди-ка, нет. Это – то количество, когда ты была с ним, а сколько раз вы трахнулись на самом деле я понятия не имею. Пятьдесят? Сто? Больше?

Я покачал головой.

– Неважно. Ты сделала это, сделал добровольно, и делала это неоднократно. Я знал, что не могу быть рядом с тобой больше чем придется. Вот почему на какое-то время у меня вдруг начались поездки, когда до этого я старался от них отказываться. Помнишь? «О, еще совсем чуть-чуть, и тогда я смогу чаще бывать дома». По-своему это было правдой. Не потому, что это должно было укрепить мое положение; я его уже укрепил. Это было для того, чтобы у меня было время все спланировать, а потом, какое-то время смириться с тем, что ты – рядом.

На столе скапливался конденсат от моего пива, образовав кольцо; наверное, мне следовало использовать подставку, но мне было плевать, что с ним будет. Не похоже, что он долго будет моим.

– Сначала я пытался понять, нет ли какого-либо способа остаться с тобой, как я могу подойти к тебе с доказательствами, но не видел способа. Все это время ты мне лгала, а заставить тебя признаться – не то же самое, что признаться самому. И тогда я подумал о разводе. – Я показал жестом на нераспечатанный конверт. – Точно так же как и ты. Думаю, у меня это заняло больше времени, чем у тебя. Интересно, почему?

Покачав головой, я продолжил:

– Как бы то ни было, я все продумал, и в лучшем случае жил в маленькой дерьмовой квартирке, виделся с детьми каждые выходные и давал тебе деньги на то, чтобы ты трахалась с кем хочешь.

– Я – не шлюха! Я совершила ошибку! – наконец-то обрела голос Саманта. Ей не стоило беспокоиться: я собирался рассказать свою историю. Я уже знал ее историю дольше, чем бы мне хотелось. Наконец-то она услышит мою.

– Мне все равно. – Это снова заставило ее замолчать. – Неважно, шлюха ты или нет, но как только ты бы стала разведенной, тебе пришлось бы найти работу, чтобы иметь дополнительный доход, и в течение, сколько, шести месяцев? Максимум через год ты бы нашла себе нового парня, возможно, там же, где и работала. Ты и сейчас привлекательна, но тогда ты была красива. Так что, мне пришлось бы платить кучу денег за то, чтобы не видеться со своими детьми, финансировать твой трах с другим парнем и быть несчастным в одиночестве. Этого не случилось.

– Мы уже выяснили, что ты ни черта не смыслишь в электронике. Я взглянул на облачные резервные копии твоих устройств; я создал их для тебя, и сомневаюсь, что ты вообще знала об их существовании. Никаких доказательств более раннего или более позднего романа я не нашел. Тогда было проще простого установить кейлоггеры и трекеры на все твое дерьмо. Черт, не думаю, что ты даже знаешь, как отключить «Найди мой телефон». И, насколько могу судить, больше ты мне не изменяла.

– Конечно, не изменяла! Я чувствовала себя настолько виноватой из-за этого!

Я закатил глаза.

– И откуда мне это знать? Ради всего святого, Сэм, я даже сделал тест на отцовство, чтобы убедиться, что дети вообще мои! Они настолько похожи на тебя, что я даже не мог быть в этом уверен, едва узнав, что ты изменила!

Мать моих детей выглядела потрясенной и возмущенной, и меня это порадовало. Не столько потому, что я хотел, чтобы ей стало плохо – хотя в тот момент это, конечно, было приятным бонусом, – сколько потому, что ее реакция была искренней. Этот взгляд говорил о том, что когда-то она меня любила. Такую боль, понимание того, что любимый человек мог думать о тебе столь ужасные вещи, трудно подделать.

– Теперь ты понимаешь? Понимаешь, насколько сильно меня обидела? Я знаю, что ты думаешь, будто понимаешь, насколько это больно, с твоей-то кучей фотографий, но ты не имеешь об этом ни малейшего представления.

– Я застрял с женщиной, которая мне изменяла, которая мне лгала, которой я больше не доверяю. Моя жизнь связана с ее жизнью, как минимум, если я хочу жить хорошо. И я должен скрывать свой гнев, свое возмущение и свою печаль. Я зажат в рамки. Я должен лгать всем из-за того, что сделала ты. И самое страшное? Я все еще любил тебя. Если бы не любил, все было бы просто. Я мог бы относиться к тебе как к тому менеджеру, которого я ненавижу, или как к какому-нибудь другому раздражителю, с которым мне нужно мириться. Но я должен давить свой гнев и найти способ жить дальше, зная, что женщина, которую я любил больше всех на свете, нанесла мне удар в спину. И вот что я сделал: нашел способ с этим справиться.

Она усмехнулась:

– Трахая других женщин? Ты – чертов лицемер.

– Не сразу, нет.

Моя бутылка опустела. Я подумал, не взять ли еще пива, но понял, что скоро сяду за руль, и решил выпить содовой. Сэм к своей не притронулась.

– Сначала я пытался найти способ направить свою ярость в продуктивное русло. Мои продажи росли; я думал о каждом дополнительном заработанном долларе как о шансе на свободу от тебя. Но по ночам все равно оставался наедине со своими мыслями. Пьянство не было долгосрочным решением. Но знаешь, что есть почти в каждом отеле? Тренажерный зал.

Брови Сэм сошлись.

– Так вот почему ты привел себя в форму? Я думала, ты хочешь...

– Да, я знаю, что ты думала. Я наговорил тебе кучу всякой ерунды. – Я вздохнул. – Ладно, не все это правда. Я действительно хотел быть в лучшей форме, чтобы не отставать от детей. Но в основном, мне требовалось чем-то занять свой гнев. А гнева у меня было много.

– Прости. Мне жаль, что я этого не знала...

Саманта взяла меня за руку, выражение ее лица было сострадательным. Я отдернул руку словно от змеи. Время для любовного примирения прошло. Она позаботилась об этом.

– Не надо. – Рука Сэм зависла над столешницей, раздумывая, стоит ли ей продолжить. Что-то в моих глазах или в языке моего тела подсказывало ей, что это – плохая идея. Я бы никогда не причинил ей вреда, но точно бы встал и ушел.

Пока моя жена обнимала себя руками, я продолжил свой рассказ.

– Нет, я не собирался тебе изменять. Эта мысль пришла мне в голову только через пять-шесть месяцев. Тогда у меня было уже не так много поездок, помнишь? Но я все равно был так несчастен. Именно во время одной из таких поездок я провел первую ночь с другой женщиной, с тех пор как мы с тобой поженились.

– Ты изменил. Назови это своим словом.

– Я не изменял. Измена означала бы, что я нарушил правила нашего брака. – Я ткнул в нее горлышком своей бутылки с содовой. – Но это уже сделала ты. Ты изменила. Ты мне лгала. Ты все скрывала. Насколько понимаю – а я понимаю именно так – это означает, что они больше не являются правилами, которым я должен подчиняться.

– Чушь.

– Мне плевать, что ты думаешь. Я делал то, что должен была, чтобы оставаться в здравом уме, чтобы оставаться с детьми, и чтобы попытаться вернуть хоть какую-то толику самоуважения, которую украли у меня ты и этот ублюдок.

Глубокий вдох и выдох через нос.

– Но, черт возьми, это, вероятно, последний настоящий разговор, который у нас будет, так что я тебе подыграю. Если бы наши роли поменялись местами, если бы это я изменял, лгал, скрывал, и – ключевой момент – если бы ты знала, но раскрытие этого знания означало бы, что тебе придется жить в нищете без детей, что бы ты сделала? Чувствовала бы себя хоть немного виноватой, если бы у тебя был шанс поменяться ролями?

Она открыла рот, чтобы заговорить.

– Даже не пытайся больше мне лгать. Ты не чувствовала себя достаточно виноватой, чтобы даже признаться в том, что сделала. Черт, да ты даже не попыталась облегчить мне жизнь, предложив работу после измены; половина писем между тобой и Джини, прежде чем ты ее отшила, была о том, как сделать так, чтобы ты не развелась, чтобы не потеряла безбедную жизнь со мной.

– Нет! О том, как мне не потерять тебя! Не жизнь, которая у нас была, не дом, а тебя и детей!

Я холодно смотрел на нее. Даже сейчас она не могла быть честной. Со мной или с собой, или с обоими, я никогда не узнаю.

– Все, что тебе требуется сказать себе, чтобы пережить этот день.

Еще один глоток, чтобы собраться с мыслями.

– Короче. Первая женщина. Я не буду называть имен, если в этом нет необходимости; ты знаешь Дженну, но я не хочу, чтобы ты впадала в заблуждение, пытаясь испортить жизнь другим.

– Первая – назовем ее Анной – была моей сотрудницей в другом офисе. Ей изменил муж, поэтому я доверился ей. А в одной из поездок я не просто доверился ей, она предположила, что мне нужно заняться спортивным трахом, чтобы вернуть себе мужественность силу. Или, знаешь, что бы там ни было. И она оказалась права.

– После того первого раза я чувствовал себя виноватым, но не так сильно, как, возможно, следовало бы. У тебя тоже было так? Неважно. Вопрос риторический.

– С Анной мы провели на той неделе еще несколько ночей вместе, но ни один из нас не хотел, чтобы это переросло во что-то серьезное; она была недавно разведена, а для меня смысл этого был в том, чтобы справиться с ситуацией достаточно хорошо, чтобы оставаться с тобой, пока не вырастут дети. Мы расстались, иногда встречались позже, когда было настроение, но в основном, оставались просто друзьями. А потом я смог вернуться домой к тебе. По-настоящему вернулся домой. Я по-прежнему ненавидел то, что ты сделала, но теперь у меня были свои собственные секреты и своя собственная ложь. – Язвительная ухмылка для моей также двуличной супруги. – Это возбуждает, не так ли? Знать то, чего не знает твоя «лучшая половина»?

– Я НИКОГДА не смотрела на это так! Это всегда было...

Я начал цитировать особенно запомнившееся письмо.

– «Ронни, я чувствую себя такой грязной, скрывая это от Кайла. Это так меня возбуждает. Я люблю его, но...»

– Прекрати! Я не... Я уже сказала, что это было ошибкой! Я... – Она вздохнула. – Я не чувствовала себя так после этого. Я чувствовала себя... просто грязной. На самом деле грязной. Не возбужденной. Виноватой.

– Но недостаточно виноватой, да? Не настолько, чтобы признаться. У тебя был роман, и он был прекрасен и горяч, и единственная причина, по которой ты его прекратила, – это не чувство вины, а то, что он стал слишком требователен. И даже сейчас ты пытаешься меня обмануть. – Я усмехнулся. – Но в этом вся ты, не так ли? Я переспал с дюжиной женщин, роман у меня длился два года, и я все равно, все равно относился к тебе и нашей семье с большим уважением, чем ты ко мне.

Ее рот приоткрылся, затем она пролепетала:

– Два года? – Черт, ее детектив – отстой.

– До недавнего времени я делал все возможное, чтобы скрыть их от тебя; все они были за городом, все на короткий срок. Всегда пользовался презервативом, в отличие от тебя и этого придурка. Никогда не отнимал время у тебя и нашей семьи. Ты же не можешь утверждать такого, не так ли? Ты же отложила наш ужин на годовщину. Однажды ты так поздно забрала детей из школы, что они позвонили мне, в то время как меня не было в городе. И позже я узнал, что в каждом случае это было сделано ради того, чтобы ты могла трахнуться со своим бойфрендом. А потом я просмотрел наши финансы и обнаружил, что периодически ты изымала наличные. Ради чего, Сэм? Почему ты это делала, в то время как я убивался, чтобы нас обеспечить?

Она молчала. Угрюмо.

– Так я и думал.

Я выхватил второй конверт; Сэм попытался меня остановить, но была слишком медлительна.

– Не надо...!

В то время как я листал страницы, она отвернулась, снова спрятав голову в песок, надеясь, что проблема исчезнет, если она просто не будет ее признавать.

– Господи, Сэм. Ты, должно быть, реально меня ненавидела. Это... Ого, 70/30? Ты получаешь дом? Столько алиментов? Высоко метишь, я думаю.

– Ты изменял мне с этой сукой два года!

Я пожал плечами.

– Ты этого не знала.

Толстая пачка с грохотом упала на стол.

– Ничего подобного тебе не светит. У меня тоже есть доказательства твоей измены. Даже лучшие, чем у тебя, если уж на то пошло. Что у тебя есть на самом деле? Несколько фотографий, которые намекают на секс, но не подтверждают его? И вообще, этот штат – без вины.

– Я просто... мне было так больно, когда я узнала о ней. То, что ты сделал. Я хотела причинить боль и тебе.

– Да, понимаю.

Она склонила голову.

– Поначалу я хотел сделать то же самое. С годами я то и дело выходил из себя. Например, я рассказал жене Ронни о том, что делали вы с ним. Он – серийный изменщик. И к тому же, насильник.

Боже, я не курию уже много лет, но пожалел, что у меня нет сигареты для данного момента.

– Вот почему он сейчас мертв.

– Что? – Глаза Сэм расширились, и в ее выражении появился страх.

– Успокойся. Я его не убивал; ты не стоишь того, чтобы за это садиться в тюрьму. По словам жены, у него случился сердечный приступ, когда он трахал очередную замужнюю женщину. Странно, что такой молодой парень так умер, тем более что его жена была медсестрой. Но, может быть, именно поэтому он и умер таким молодым. Противопоказания к лекарствам – та еще штука. Правда, я не стал спрашивать бывшую миссис Дженкинс, мы были слишком заняты другими делами.

Она снова с ужасом посмотрела на меня, но я лишь мило улыбнулся и взял бокал.

– В общем. В конце концов, все, чего я хотел, – это чтобы ты сказала мне правду. Хотел верить, что ты все еще та, кто научил честности нашу дочь. Хотел, чтобы ты была той женщиной, которую я полюбил. Я делал все возможное, чтобы быть с тобой любящим. Быть теплым. Помнишь? Мне все еще было больно, но я старался отложить это в сторону. Пыталась понять из твоих писем, почему ты поступила именно так. И, когда я... смог справиться с болью по-своему, я попытался найти способ вернуться к нам. Дал тебе столько возможностей признаться, столько шансов оправдаться.

– Помнишь, как мы лежали в постели той ночью после... как их там? Той знаменитой пары, что рассталась, потому что один из них изменил. И я сказал тебе, что если ты когда-нибудь изменишь мне, то я предпочту узнать об этом от тебя, а не каким-либо другим способом. Я видел, как ты размышляла над этим, а потом сказала мне...

Ее голос был пустым:

– Я никогда тебе не изменю, потому что слишком сильно тебя люблю.

– Да. – Я отвернулся. – Когда я дальше ездил в командировки, это был второй раз, когда я изменил.

Она не ответила. Не закричала: «Так ты говоришь, что это моя вина?!» Было ясно: именно это я и имел в виду. Она изменяла, она лгала, она предала не только меня, но и главную ценность, которую мы оба считали самой важной в браке.

Каждый раз, когда я давал ей шанс, побуждал ее к этому, почти умолял, она лишь глубже зарывалась. А я после этого шел и изменял. Это был глупый, саморазрушительный механизм преодоления, но – единственный, который у меня был.

Я постучал по конверту, в котором лежали фотографии.

– Это был твой последний шанс. Я не вдруг стал глупым; мы с Дженной могли бы скрывать это от тебя бесконечно долго. Я хотел, чтобы ты узнала. Надеялся...

По моей щеке скатилась слеза; видимо, я еще не все выплакал по поводу разрушения нашего брака.

– Я надеялась, что ты узнаешь, что встретишься со мной, но признаешься в содеянном. Попытаешься вместе со мной найти путь назад.

Затем я открыл другой конверт.

– Но когда увидел это? Я понял, что между нами все кончено. Я так старался сохранить любовь к тебе, пока не увидел этот конверт. Тогда я понял, что, либо ты никогда не была той женщиной, на которой, как я думал, я женился, либо изменилась где-то по пути. В любом случае, та женщина ушла и больше не вернется.

Ее рот открылся, затем снова закрылся. Саманта ничего не сказала. Она не могла отрицать, что не только подготовила документы, но они были бы разорительными для меня, если бы какой-либо судья не поднял в суде их на смех. И когда ей предъявляли претензии, она все равно лгала.

Ложь стала для нее второй натурой, да и для меня, наверное, тоже. Я до самого конца лгал себе о том, кем была моя жена.

Сэм смотрела на меня, когда я встал.

– За своими вещами я вернусь позже. Мой адвокат свяжется с тобой; соглашение будет справедливым. Не хочу отдавать тебя в богадельню, Сэм. В течение пятнадцати лет ты была хорошей женой, и ты все еще прекрасная мать. Я больше тебя не ненавижу; какое-то время ненавидел, но... – Я вздохнул. – Сейчас мне просто грустно.

Она молча кивнула. Наклонившись, я в последний раз поцеловал ее в макушку.

– Прощай, красавица. Жаль, все могло быть иначе. – А потом я ушел, и звуки рыданий остались позади, когда я закрыл дверь того, что когда-то было моим домом.

После этого я некоторое время просто ехал. Знал, куда еду, но сначала мне нужно было побыть одному. Мне нужно было погоревать в одиночестве. В конце концов, я позвонил женщине, на которую всегда мог положиться.

***

Забавно, что наши отношения начались так невинно: четыре года назад я стал наставником Дженны. Она только-только закончила колледж, получила степень MBа, настолько новой, что чернила еще не высохли, и обладала амбициями, которые могли бы посрамить капитанов индустрии. Мы познакомились на одном из сетевых мероприятий, и я сразу понял, что она планирует добиться успеха.

Поначалу я не рассматривал ее в сексуальном плане – ну, не больше, чем любую другую молодую красивую женщину. Возможно, даже меньше; мне нравилась наша дружба, простая дружба. Дженна была благодарна за мои наставления, а я гордился ее успехами.

В конце концов, мы стали настолько близки, что однажды за ужином я доверился ей; она хотела поговорить со мной о новом контракте, который рассматривала, но я отвлекся. Сэм в очередной раз не призналась в содеянном, когда ей представился удобный случай, и я был в задумчивости. Когда я рассказал Дженне свою историю, она выслушала и утешила меня. Мне было приятно, что есть кто-то, с кем я могу поделиться секретом. Секретом и даже больше.

У меня никогда не было эмоционального романа; самым близким был с первой – той, кого я назвал Анной, когда говорил о ней Сэм, – но даже он оказался неудачным. Иногда она предлагала дружеское плечо, на котором можно поплакать, иногда – очень желаемого сексуального партнера; серьезной же эмоциональной вовлеченности не было.

Дженна другая. Во-первых, мы давно дружим. Она живет в том же городе, что и я. Мы с ней могли встречаться и встречались часто, но я имел в виду только дружбу с ней, но никак не сексуального партнера.

Все изменилось после того, как ее бросил жених. Тогда у нас не было интимной близости, но после того, как она несколько месяцев исцелялась, мы с Дженной выпили, а потом легли в постель. Оказалось, что мы подходим друг другу практически во всех отношениях.

Несмотря на это, у меня дома оставался один ребенок, и я не терял надежды, что Сэм признается, когда мы останемся вдвоем в пустом гнезде. Кроме того, Дженна достаточно молода, и уход от моей жены к ней, несомненно, заставит языки трепаться. Поэтому мы держались в рамках обыденности; мы были чем-то большим, нежели друзья, и чем-то меньшим, нежели постоянные любовники.

Я, разумеется, не был с ней эксклюзивен, и не ожидал, что она будет таковой со мной. Мы просто договорились, что она даст мне знать, если будет занята. Никаких подробностей не требуется. Я был уверен, что она скоро найдет себе молодого человека, за которого выйдет замуж.

Но Дженна так и не нашла. Вместо этого мы продолжали договариваться, и когда стало ясно, что у Саманты остался только один шанс признаться – сделать мои измены настолько вопиющими, что их может увидеть и слепая женщина, – Дженна полностью согласилась на свою роль в этой моей затее. Черт возьми, она сделала практически все, чтобы дать понять, что у нас роман, разве что оставалось прикрепить свои испачканные трусики к подушке Сэм с запиской: «Я трахаюсь с твоим мужем».

Воспоминания о ее угрозе сделать именно это вызвали у меня улыбку. Да что там, Дженна вообще вызывала на моем лице улыбку. Я сомневался, что наш роман закончится просто потому, что он перестал быть прелюбодейным, но в конце концов какой-нибудь парень ее возраста все равно ее зацепит. Она заслуживает такого счастье, а пока я собирался наслаждаться ее обществом, насколько могу.

Она взяла трубку на третьем гудке.

– Квартира Дженны, говорит бродяжка-разлучница.

Я фыркнул.

– Миссия выполнена. Она узнала.

– Правда? Охуенно. Ей понадобилось всего шесть месяцев.

Я тихо сказал:

– Она ждала меня с документами на развод.

Ее тон сменился с игривого на сочувственный.

– О, Кайл, детка. И как ты?

– А, вообще-то, хреново. Ты сегодня не занята?

– Нет, совсем нет. Приходи?

– Спасибо.

Когда я появился перед ее дверью с чемоданами в руках, Дженна крепко меня обняла, а затем завела внутрь и держала за руки, пока я рассказывал ей обо всем, что произошло. Когда я закончил, она сказала:

– Мне так жаль, детка. Ну, то есть... – Она вздохнула. – Мне жаль, что она причинила тебе боль, и что не могла просто сказать тебе правду. Но... Слушай, я буду честна, хорошо? Я рада, что ты с ней разводишься.

– Да?

– Да. – Дженна поцеловала меня нежным, сладким поцелуем. – Я рада, что все уже решено. Теперь ты знаешь. И... – Она прикусила губу. – Теперь ты можешь жить дальше. – Ее рука погладила мою щеку. – Может быть... может быть, со мной?

– Что? Серьезно? Дженна, я почти вдвое старше тебя и...

Еще один поцелуй, более сильный.

– Но ты не вдвое старше меня. Не совсем. Старше? Да. Но я – взрослая женщина, Кайл. И знаю, чего и кого хочу.

Я насмешливо сказал:

– Дженна, перестань. Я знаю, что у тебя в очереди стоят молодые парни, чтобы...

– Почти год Я не видела никого, кроме тебя, Кайл. Мне никто был не нужен, да и не хотелось, если уж на то пошло. – Она внезапно облокотилась на меня, ее твердое тело прижалось к моему. – Я не прошу тебя решать сегодня, детка. Потрать столько времени, сколько тебе нужно. Я ждала тебя целый год, буду ждать и дольше, если понадобится.

Глядя в эти великолепные голубые глаза, я не мог не спросить:

– Почему ты ничего не говорила?

Ее губы прикоснулись к моим.

– Потому что не хотела заставлять тебя делать выбор между мной и ею. Ты годами пытался заставить ее признать правду; я была уверена, что она этого не сделает, и решила подождать. Если бы она чудом призналась, я не хотела, чтобы ты чувствовал себя передо мной виноватым. А если нет... – Она поцеловала меня в шею, и я почувствовал, что начинаю возбуждаться.

Усмехнувшись, она сказала:

– Ну, что ж, я решила, что ты у меня первый в очереди.

– Дженна...

– Шшш, детка. Я не тороплюсь. Я довольна тем, что у нас есть сейчас. Да, я хочу большего, но мы можем двигаться так быстро или так медленно, как ты захочешь. Я буду рядом, хорошо?

Она отстранилась, чтобы еще раз заглянуть мне в глаза.

– Я стану твоей, когда ты будешь готов. Если только ты тоже будешь моим.

Я открыл рот, чтобы возразить. Но потом подумал: Почему я сопротивляюсь? Дженна замечательная. Да, разница в возрасте есть, но она не девчонка, только что окончившая колледж; ей ближе к тридцати, чем к двадцати пяти. И мы с ней более близки по характеру, целям и взглядам, чем Сэм и я.

Изучая лицо Дженны, я понял, что смотрю на нее по-новому: не как на свою подопечную, не как на подругу, не как на любовницу, а как на все это сразу и даже больше. Она не произносила прямо слова на букву «Л», но во всех ее действиях, во всех долгих разговорах, торопливых обедах и вечерах, проведенных с ней в постели и вне ее, чувствовалась любовь. Я подумал о том времени, что мы провели вместе, и о том времени, которое я жалел, что потратил впустую, пытаясь спасти мертвый брак.

Это стало началом моего второго акта, и моей главной героиней будет Дженна.

– Я тоже этого хочу.

Ее глаза загорелись.

– Правда?! – На ее вопрос ответил поцелуй, долгий, медленный поцелуй двух влюбленных, которые могут стать чем-то более постоянным. Это случится, когда придет время, когда будут убраны все обломки.

Но затем поцелуй превратился в нечто более привычное, в страстные объятия двоих, досконально знающих тела друг друга, но не устающих их исследовать. Дженна отстранилась ненадолго, чтобы встать и взять меня за руку, с нетерпением ведя в свою спальню. Нашу спальню? Об этом мы еще поговорим.

Я не был с ней уже несколько недель, и мы оба остро ощущали наше общее, едва сдерживаемое желание. Но еще больше нам нужно было подтвердить все то, о чем мы только что говорили, и ничто не могло помешать нам это сделать. К тому времени, когда мы раздели друг друга, наша одежда была в полном беспорядке, с оторванными пуговицами и порванными швами, но нас это не волновало.

Моя прекрасная молодая любовница встала передо мной на колени и взяла в рот мой член, как делала это уже много раз, настойчиво целуя, облизывая и посасывая его. Моя рука забралась в ее волосы, направляя, но не контролируя ее; иногда она предпочитала последнее, но не сейчас. Она хотела быть под контролем, хотя бы на время. В то время как ее голова покачивалась вверх-вниз, я не находил причин спорить.

Прошло совсем немного времени, и я понял, что долго не выдержу.

– Дженна, подожди, я кончу, если ты не...

С озорным смешком она вдруг взяла меня в рот, в горло, а ее руки вцепились в мою задницу, чтобы удерживаать меня там, где она хочет.

– О! О, черт! – Мои яйца напряглись, и я вылил, как мне показалось, галлоны спермы в пищевод моей великолепной любовницы. Когда все закончилось, она отстранилась и соблазнительно облизала губы.

– Прости, любимый. Разве я должна была остановиться? – Ее рука поглаживала мой полутвердый член, и то, как она мурлыкала свои фальшивые извинения, заставляло его подрагивать.

– Ложись на кровать. Сейчас же. – Мой голос был строг, но мы оба знали, что это – часть игры, в которую мы играем, и которой она наслаждается.

Дженна забралась на кровать, ползая на руках и коленях, с попой, поднятой в воздух, оглядываясь через плечо и надув губы.

– Я была плохой девочкой? Меня накажут? – она взвизгнула, когда моя рука шлепнула ее по круглой упругой ягодице, а затем хихикнула:

– О нет! Прости, Кайл. – Еще один шлепок вызвал еще один вскрик, сопровождаемый радостным возгласом. Последовали еще шлепки, пока ее маленькая попка не стала красной от следов от рук, и она задыхалась от желания. – О... О, Боже, детка, пожалуйста!

Я поцеловал по очереди каждую из ее прекрасных ярко-красных ягодичек, а затем на мгновение попробовал на вкус ее капающую киску. Дженна ахнула от этого, снова толкаясь в мое лицо, и хныкала, когда я отстранялся. Нежно перевернув ее на спину, я поинтересовался:

– Теперь ты будешь моей хорошей девочкой?

Восторженный кивок моей любовницы вызвал на моем лице улыбку.

Я снова был полностью тверд, но мне хотелось доставить Дженне такое же удовольствие, какое ранее она доставила мне, и даже больше. Я подумывал о том, чтобы опуститься на нее, но я не брился с раннего утра, а ожоги от щетины – не самое приятное. Вместо этого я лег рядом с ней и провел пальцами по ее телу, от шеи до груди и живота, пока не остановился на ее бугорке.

Она вздрогнула, когда я провел пальцами по маленьким формам, не доходя до половых губ. А потом, когда моя хорошая девочка начала хныкать от разочарования, моя рука опустилась чуть ниже, и она задрожала и заскулила совсем по другой причине. Рука Дженны обхватила мою, когда мои пальцы проникли в нее. Моя прекрасная белокурая любовница стонала и умоляла:

– Пожалуйста, о боже, пожалуйста, Кайл, я – твоя хорошая девочка, пожалуйста, детка, заставь меня кончить, пожалуйста!

Она была великолепна. Безрассудна. Моя.

Хныканье и стоны Дженны медленно перешли в низкий, пронзительный вой. Ее глаза остановились на моих; да, в них, несомненно, была любовь. Как давно она там? Как долго я не замечал этого, не отвечал на отчаянное желание высказаться о нашей общей связи? Слишком долго.

Больше нет.

– Я люблю тебя, Дженна. Кончи для меня, хорошая девочка.

Дженну охватил внезапный паралич. Все движения прекратились. Ее глаза стали влажными, дыхание перехватило, и тут моя любовь кончила так сильно, как я никогда еще не видел. Обе ее руки вцепились в мои, прижимая меня к ней, внутри нее, когда ее телом овладела кульминация.

– Ах... ах... ах... ах... боже! Я люблю тебя, Кайл!.. Я так тебя люблю!

Она дрожала и задыхалась, когда я прижимал ее к себе, снова наблюдая за ней, как и она за мной. Ее голова повернулась ко мне, и на подушку потекли слезы.

– Т-ты это серьезно? Правда?

– Да, Дженна. Да, правда. Не знаю... – я вздохнул, – я не знаю, что будет дальше, со мной, моей жизнью, моими детьми, черт, даже где я буду жить...

– Здесь. Я голосую, чтобы здесь.

– Но что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Ты уже была здесь, и я хочу... нет, мне необходимо... уважать это. Быть честным в том, что это значило для меня, что это значит для меня сейчас. Что ты для меня значишь. – Я нежно поцеловал ее. – Я люблю тебя, Дженна. Это – чистая правда.

Некоторое время мы лежали вместе, уютно устроившись в теплых объятиях друг друга. При других обстоятельствах, возможно, мы бы так и лежали. Но я все еще был тверд, и Дженна хотела не только моих пальцев. Поглаживая одной рукой мое лицо, она нежно спросила:

– Займешься со мной любовью?

Я потянулся к ящику прикроватной тумбочки, но услышал:

– Только без презерватива, пожалуйста. Больше не надо. Я хочу чувствовать тебя, всего тебя.

Дженна принимает таблетки, и я знал, что я чист, и, если она говорит правду, – а я уверен в этом, – то и она тоже.

Когда я вошел в нее, это было одновременно и знакомо, и ново. Тугое сжатие, жар, то, как она прижимается ко мне, когда мы занимаемся любовью, – все это мне знакомо. Но ощущать ее полностью, ее бархатную текстуру и влажность, мою кожу на ее коже, ничего не скрывать друг от друга? Это выводило нас на совершенно новый уровень.

По мере того как наши движения становились все более настоятельными, все более неистовыми, по мере того как они переходили от нежного занятия любовью к стремительному порыву потребности и желания, менялись и мы сами. Дженне больше не требовалось опасаться оставить на мне метки, и кончая с очередным громким, низким стоном, пометила свою территорию царапинами на моей спине и любовными укусами на шее. Теперь я принадлежу ей и только ей, и она не оставляла в этом никаких сомнений.

Вскоре и я обозначил свои права на нее. Мои толчки стали стаккато, короче и жестче, по мере того как я приближался к краю. Дженна лукаво шептала мне на ухо:

– Еще, детка, да, быстрее, жестче, я хочу этого, хочу почувствовать все это, кончай, Кайл, пожалуйста, кончай!.. – Ее настойчивость довела меня до крайности. Я потерялся в своей любви и вожделении к невероятной женщине, лежащей подо мной, и с радостью давал ей все, о чем она умоляла. – Да, детка, кончай в меня. Я – твоя хорошая девочка, твоя, наполни меня, наполни... Аах!.. Даа!.. Да! Так... Боже, как же это горячо, Кайл! Я люблю это! Я люблю тебя!..

Я тяжело дышал. Мы оба тяжело дышали. Каждый момент нашего занятия любовью был волнительным, как физический, так и эмоциональный. Но теперь, когда более интенсивные ощущения угасли, я почувствовал легкое жжение от отметин Дженны на моей спине.

– Кажется, у тебя кровь.

– О, нет! – Она надулась. – Я была плохой девочкой? Ты снова меня накажешь?

Я сузил глаза, но на губах играла улыбка. Да. Да, накажу. Но только чуть позже; я уже не юноша, хотя она и заставляет меня чувствовать себя таковым.

***

Ее спальня на самом деле стала нашей спальней, как минимум, на несколько недель. В конце концов, мы оба согласились, что нам имеет смысл жить отдельно, пока все не уладится. Мы с Дженной по-прежнему почти каждую ночь ложимся друг к другу в постель, но иметь отдельные адреса до тех пор, пока не будут улажены самые сложные моменты развода, было самым разумным решением. И, о боже, как много было неприятных моментов.

Во-первых, дети. Они не были в восторге ни от Сэм, ни от меня. Сначала с ними поговорила их мама, и хотя она не полностью обвиняла меня в разрыве, она была... скажем так, «избирательна» в предоставлении информации. Я получил нагоняй и от Мэтта, и от Райли. Но мои дети немного успокоились – по крайней мере, по отношению ко мне, – когда я дал им весь необходимый контекст, хотя и по разным причинам.

У Мэтта на подходе был ребенок, и он понял, почему я оставался с ней долго, особенно когда я объяснил, какие последствия это имело. Когда он узнал, что развод означал бы практически полное отсутствие встреч с ним и Райли, а также то, насколько мы были близки к нищете, даже не пытаясь вести два хозяйства, он начал понимать. А когда я объяснил ему, какую бессильную ярость и сокрушительную печаль породило мое неохотное согласие, он стал еще более отзывчивым. Мэтт все еще не был рад, но смирился.

Райли же была в ярости, узнав правду. Она на самом деле приняла близко к сердцу уроки честности и ответственности, которые мы пытались ей преподать, и, узнав обо всем, что сделала ее мама, была очень сильно настроена против Саманты. Это было не то, чего хотел я – я не хотел, чтобы их отношения с кем-либо из нас пострадали, хотя бы ради детей, – но это было гораздо лучше, чем если бы она злилась на меня. В какой-то степени она все-таки злилась, но основную вину за наш развод дочь возложила на плечи моей жены.

Далее был сам развод. Когда начался раздел имущества, казалось, что все будет полюбовно, но это продолжалось недолго. Сэм боролась за сохранение дома; я предложил ей его выкупить, но она не могла себе этого позволить. После того как отпустила меня, Саманта потребовала увеличения алиментов. А потом споры пошли о разделе имущества. Пенсии. И так далее. Она потратила столько денег на наших адвокатов и все равно получила в основном ту же долю, что я предлагал изначально. Правда, теперь ее доля стала меньше, потому что и весь пирог уменьшился.

Место Дженны в моей жизни оказалось не таким уж и сложным, как я ожидал. Ни Мэтт, ни Райли не были довольны тем, что я встречаюсь с кем-то, кто ненамного старше их, но не это было главным предметом разногласий. Их мама с самого начала пыталась убедить их, что Дженна увела меня у жены. Даже после того как я убедил их, что это неправда, эта мысль засела в них на подсознательном уровне. Только после нашей свадьбы – и особенно после того, как по настоянию Дженны мы заключили железный брачный контракт, – они, наконец, признали ее моим партнером.

***

Да, наша свадьба. Когда раздел имущества был завершен – почти через год, благодаря отчаянным попыткам моей бывшей жены сохранить привычный образ жизни, – я купил дом поменьше, и Дженна переехала ко мне. Это было блаженство. Честно говоря, оно никогда не переставало быть блаженством, и уже через год мы поженились.

Как и у любой пары, у нас есть свои проблемы. Некоторые из них стандартны, например, распределение обязанностей между двумя трудолюбивыми людьми, которые очень устают в конце дня. Некоторые уникальны для отношений со значительной разницей в возрасте. Но, когда дошло до дела, мы были преданы друг другу и нашему будущему. И нашим детям.

Изначально только Дженна хотела детей. Моя жена умела быть убедительной, когда хотела; ей – около тридцати, а мне – около пятидесяти, но она утверждала, что я здоров как лошадь. Признаться, после игр с внуками мне стало не хватать топота маленьких ножек по дому. Через несколько лет после нашей свадьбы Дженна бросила пить таблетки, а после рождения Дилана и Зои я сделал вазэктомию. Близнецы. Да, некоторое время мы не спали.

Это было нечто нереальное – видеть, как мои внуки и двое моих младших детей растут вместе. Правда, мне хотелось бы быть чуть более активным ради них. Одно дело – здоровье, другое – молодость. Но мы – счастливая семья, и это самое главное.

Саманта была на удивление оптимистична, когда мы впервые оказались вместе на каком-то мероприятии после моей свадьбы с Дженной. Это была свадьба Райли; наша дочь выходила замуж за отличного парня, и мы оба были довольны ее женихом. Сэм наконец-то смирилась со своей ролью в крахе нашего брака, и с течением времени наши чувства друг к другу сводились в основном к приязни к тем людям, которыми мы были в молодости, и к признанию друг друга в качестве родителей. Мы даже танцевали вместе, в то время как Дженна болтала с кавалером моей бывшей жены.

Сэм улыбнулась мне.

– Ты выглядишь очень счастливым, Кайл.

– Так и есть. Очень.

В ее глазах появился намек на грусть.

– Счастливее, чем ты был со мной. – Это был не вопрос.

Сочувственная улыбка – это все, что мне оставалось, чтобы смягчить удар.

– В конце, да.

– Я и впрямь все испортила, не так ли?

– Мы оба совершили ошибки, Сэм. Я тоже мог бы справиться с ситуацией лучше. Я был настолько зациклен на том, чтобы ты сам призналась. Может быть, если бы... – Я покачал головой. – Не знаю. Сейчас это не имеет значения.

– Нет, наверное, нет. Но все же... – Она смахнула одинокую слезу. – Я рада, что у нас было то время, которое мы провели вместе. Всегда буду им дорожить.

– Я тоже. И у нас замечательные дети.

Саманта широко и лучезарно улыбнулась. На мгновение я увидел в ней ту женщину, которую так любил. Этой женщине, молодой жене и матери, которую я обожал, всегда будет принадлежать частичка моего сердца.

– Да, так и есть. Правда.

Музыка закончилась. Моя первая настоящая любовь встала на цыпочки и поцеловала меня в щеку, а затем пошла за руку со мной к моей самой большой любви. Когда я взял Дженну за руку и повел ее на танцплощадку, моя бывшая жена сказала:

– Очень рада за вас обоих.

Возможно, она говорила правду, а возможно, и нет. Это не имело значения, потому что, когда мы с женой танцевали медленный танец, глядя друг другу в глаза, я мог честно сказать, что никогда не был настолько счастлив.