Будда жил с мамой

Впервые Андрей увидел солнце в тридцать лет, и первое, что он сделал – это изнасиловал женщину. Потерпевшая пришла в его дом сама, из-за обеспокоенности, что живущая там, на расстоянии двадцати километров от ближайшего населенного пункта, отшельница по имени Людмила не забрала пакет с продуктами, который потерпевшая туда доставляла исправно каждое воскресенье последние несколько лет, унаследовав эту странную работу от своей матери. Про существование Андрея она не знала, и в самом доме никогда не была, отдавая продукты у калитки.

Отшельницу она не нашла, но вот повстречавшийся ей внутри дома Андрей сначала был необычайно удивлен её появлению, а в следующее мгновение уже набросился на неё диким зверем. Никаких попыток скрыть следы своего преступления он не сделал, скрыться с места преступления не пытался, женщину отпустил сразу же, а когда спустя пару часов за ним явился наряд полиции, был удивлен, можно даже сказать ошарашен, но никакого сопротивления не оказывал. По-русски он изъяснялся плохо, никаких документов при себе не имел, а потому был принят за нелегального эмигранта, осужден быстро, приговорен к 15 годам колонии строгого режима.

Странности в поведении Андрея были отмечены ещё во время суда: находясь под следствием за совершение тяжкого преступления, он выражал бурный восторг чему ни попадя: людям вокруг, зданиям, небу, деревьям, машинам – буквально всему, что попадалось ему на глаза. К самому ходу судебного заседания был, однако, безразличен, чем и воспользовался следователь по делу об исчезновении женщины-отшельницы, повесив и это преступление на «нелегала».

На тот момент ещё никто не знал о том, что Андрей приходился пропавшей отшельнице сыном. Тридцать лет назад Зыкова Людмила Константиновна, на тот момент молодая, девятнадцатилетняя девушка, имевшая определенные и официально диагностированные расстройства психики, обналичила своё весьма немаленькое наследство, в том числе и трехкомнатную квартиру в Москве, после чего оплатила постройку частного дома. Дома необычного, абсолютно лишенного окон, но со всеми необходимыми удобствами. В нем она и поселилась, договорившись на доставку продуктов с девушкой, живущей в ближайшем населенном пункте, и с тех пор ни с кем более не общалась. Кроме своего сына, разумеется.

Ребёнка Людмила Константиновна родила, по всей видимости, у себя дома, и помогал ли ей кто-то с этим процессом – неизвестно. Узнать, кто же является отцом Андрея, сейчас не представляется возможным, сам он отца никогда не видел, и ничего не знает о его существовании. Однако со слов Андрея мы теперь знаем, что после рождения сына Людмила Зыкова приняла решение растить его в четырех стенах, не выпуская того наружу, не рассказывая ему ничего об окружающем мире, без телевизора, радио или даже книг. Собственно, до момента своего заключения Андрей был уверен, что за пределами их дома нет вообще ничего, что он и его мама – единственные люди на земле, а за единственной в доме дверью лишь белая пустота, в которой Бог, если вести себя хорошо, создаст для тебя пищу.

Спустя год, проведенный в тюрьме для настоящих преступников, Андрей весьма неплохо освоился с родной речью, насколько это возможно, конечно, в таком заведении, а также заметно улучшил свои познания в правом поле. Попросив адвоката, он и поведал ему в общих чертах свою историю, не демонстрируя, однако, как вспоминает молодой юрист, никаких признаков раскаяния в изнасиловании женщины. Более того, Андрей не раскаивался и не скрывал того факта, что также годами насиловал свою собственную мать.

С его собственных слов, он не видел в изнасиловании никакого преступления, так как самого понятия преступления для него не существовало. Он хотел что-то, и он брал это, если у него была такая возможность. И как ребенком он был вынужден делать то, что хочет мама, потому что она была сильнее, так взрослым он вынуждал маму делать то, что хочет он, так как теперь сила была на его стороне. С точки зрения Андрея, это было даже справедливо. Самого слова «изнасилования» он даже и не знал до попадания в тюрьму, как, впрочем, и слова «секс», называя то, что он делал со своей мамой «обнимашками».

Не испытывал Андрей и никакого стыда, без капли смущения демонстрируя свое обнаженное тело или рассказывая подробности их с мамой сексуальной жизни по федеральному каналу. Так мы все и узнали, что сам Андрей предпочитал насиловать свою маму в позе по-собачьи, так как благодаря этому у него оставались свободными руки, и он мог мять и дергать её грудь, плюс её большая и мягкая попа очень приятно билась о его бедра при каждом проникновении. Любопытно, что за время, проведенное в тюрьме, сам Андрей приучился спокойно говорить слово «хуй» и свое мужское достоинство называл именно так, но вот гениталии своей матери продолжал ласково называть «писей».

Сама же Людмила Константиновна, по воспоминаниям сына, «хуй в писю не любила», и на второй год их интимной жизни постоянно пробовала уговорить сына на анальный секс. Андрей, в свою очередь, «дырочку для покакать» не жаловал, предпочитал секс с мокрой маминой писечкой. Хотя из любви к матери часто уступал ей, припоминая в одном из свои интервью, что получая хуй в попу, мама кричала приятнее, а иногда и сама садилась на него сверху, и тогда Андрей мог по её лицу видеть, как ей приятно и хорошо.

Вообще концепция того, что ему должно быть стыдно или неловко за то, что он сделал или как он выглядит, казалось Андрею нелепой, и с детской непосредственностью от всякого стыда он отмахивался. Со смущением он рассказывал лишь о том, как мама в детстве шлепала его по попе за какой-нибудь проступок, но смущался только того, что тогда поступил плохо. О том, как сам он шлепал по голой попе свою маму, он рассказывал уже без смущения, даже с некоторой гордостью. Проступком со стороны мамы, заслуживающим наказание, мог стать: недостаточно вкусный ужин, долгая уборка, отказ впускать хуй Андрея в свою писю, если пися была «сухой и болючей», плохой запах изо рта во время поцелуя. Не умея считать, шлепал он всегда на глазок, пока не появлялись синяки или мама не начинала искренне раскаиваться.

Целоваться с мамой Андрею очень нравилось, это для него был знак любви, и потому маму свою он целовал постоянно, по нескольку раз в день. Если она сама долго его не пыталась поцеловать, то он расстраивался и старался в эти дни насиловать маму почаще, чтобы сделать ей приятно и чтобы она снова полюбила его. Однажды во время обнимашек, когда мама была сверху, с членом Андрея в своей попе и ей это особенно понравилось, она поцеловала его с языком. Ему это показалось странным, но приятным, и с тех пор они всегда целовались именно так.

Оральным сексом они не занимались вообще ни разу, потому что «от туда же писают». Касательно вопроса привлекательности своей мамы Андрей долгое время не понимал его смысла в принципе, что логично – когда у тебя за всю жизнь перед глазами была всего одна женщина, банально не с чем сравнить и понять свои предпочтения. Впрочем, он не жаловался, и часто говорил о том, что делать обнимашки с мамой ему очень нравилось, а её тело описывал как мягкое, нежное и очень удобное.

Подобные откровения от человека, выросшего вдали от цивилизации, вызвали эффект разорвавшейся бомбы, и история Андрея стремительно разрослась до федерального масштаба. Была проведена проверка, и ДНК экспертиза доказала подлинность его слов о родстве с Людмилой Зыковой. Проведенные же психологические тесты показали, что сам Андрей, несмотря на удручающе низкие познания об окружающем мире, умственно является довольно развитым человеком, без каких-либо патологий в области психики, за исключением неизбежного в его ситуации инфантилизма. Проще говоря, этот мужчина среднего возраста психологически был подростком, в лучшем случае.

Большие споры в рядах общественности вызвал его приговор и заключение в колонии строгого режима. Многие публичные деятели и просто неравнодушные люди отмечали явную несправедливость подобного наказания к человеку, который и так всю свою жизнь провел в заключении. Тем более, что он не отдавал себе отчета в своих действиях и не понимал тяжести своего проступка. В ответ звучали довольно разумные доводы о том, что незнание законов не освобождает от ответственности. На мой личный взгляд Андрея вполне могли бы помиловать, демонстрируй он хоть какое-то признаки раскаяния, но этого не было и в помине.

– Я поступил единственно возможным для себя образом, в силу своего воспитания, знаний о мире, характера и сложившейся ситуации, – сказал он на одном из интервью. – Впрочем, я полагаю, что тоже самое можно сказать и о других жителях моего нового дома. Я действительно вставил свой хуй в писю той женщины, потому что на тот момент это было самое разумное, что я мог сделать.

– Но если бы вы этого не сделали, то не было бы преступления, – сказала журналистка.

– Если бы она не пришла в мой дом, то преступления бы не было также, – заметил Андрей.

Из-за таких его высказываний приговор оставался в силе. Впрочем, сам Андрей не сильно страдал от своего пребывания в колонии: места там было не сильно меньше, чем в его родном доме, зато было множество людей, с которыми он мог общаться, а также была возможность научиться читать, коей он не преминул воспользоваться, впоследствии поглощая присылаемые ему книги с поразительной скоростью.

Он вообще получал довольно много подарков, не только книг. Были даже признания в любви, а также просьбы помочь с советом, различные коммерческие предложения и бесконечные просьбы об интервью. Андрею нравилось общаться, поэтому он отвечал всем, давай порой уникальную точку зрения на довольно обычные вопросы, и демонстрируя в своих письмах и изречениях мудрость, терпение и доброту.

Скоро вокруг него начал формироваться настоящий культ, и не раз в новостях можно было услышать, как какой-нибудь впечатлительный юноша вдохновился его примером и безразличием к общественной морали, после чего изнасиловал свою собственную мать или сестру. Таких историй было не много, конечно, но они были, и год от года их становилось все больше. Иногда мне любопытно, сколько близкородственных изнасилований Андрей вдохновил, но которые таки остались неизвестны общественности.

Будучи отрезанным от общества всю свою жизнь Андрей, а за ним и его последователи, презирали общество потребления, ведя аскетичный образ жизни и довольствуясь самым необходимым. Внешняя красота также заботила их не сильно, хотя они внимательно относились к своему здоровью и старались поддерживать тело в нормальной форме – как объяснял сам Андрей, чтобы оставаться сильными. Сам он, я полагаю, имел ввиду банальную физическую силу, которая позволяла ему насиловать и всячески эксплуатировать собственную мать, но его последователи предпочли услышать здесь о силе духовной. Они вообще частенько это делали: трактовали его слова по-своему и в угоду своих личных взглядов, случались даже конфликты между приверженцами разных трактовок.

Самым же главным ориентиром «религии» Андрея была любовь, справедливая и беспощадная. Относиться к своим родителям можно и нужно было так же, как они относились к тебе, то же касалось и детей собственных, возлюбленных, коллег, друзей и просто прохожих на улице. Как я слышал, многим людям это действительно помогло. Еще его последователям очень нравилась возможность отказаться от стыда, а также детерминизм его взглядов, что многие восприняли как возможность снять с себя всякую ответственность за свои поступки. Андрею даже пришлось выступить с речью, дабы напомнить своим последователям, что сам он сидит в тюрьме, и в их детерминизме полезно не забывать о таких возможных последствиях.

Однако больше всего в этой новой религии было секса. Последователи активно исследовали свои сексуальные границы и с радостью переступали через них, следуя принципу «ничего святого, ничего запретного», но с поправкой на уголовный кодекс, слава тебе, Господи. Однако в УК нашей великой родины, как оказалось, довольно много чего не запрещено, инцест в том числе. И если вся семья переходила в эту странную новую веру, то это было еще ничего, однако в интернете сейчас можно прочитать немало случаев, как матери упрашивают своих сыновей заняться с ними сексом, пробуют соблазнить их, расхаживая по дому нагишом или в эротичном белье. Или же обратные истории, когда дети убеждают своих родителей в необходимости инцеста, называют их старомодными и обвиняют в том, что те их не любят по-настоящему, раз отказываются. В прошлом месяце самым залайканым постом на Пикабу была инструкция от девушки о том, как соблазнить своего отца, а больше всего комментариев за прошедший год было у списка того, какие виды сексуальных практик покажут вашей матери любовь, но формально не являются инцестом.

Сам Андрей невольно подливал масла в этот огонь, рассказывая в прямом эфире о своей прошлой жизни. Так большее впечатление на него произвело открытие мастурбации, случайное, по его словам. Но когда он поделился этим открытием с мамой, она очень сильно на него ругалась и больно наказала его аж на целый месяц. Впоследствии Андрей все равно тайно занимался этим порочным делом, но наказание закрепило у него в голове мастурбацию как что-то плохое и неприемлемое. По иронии, именно запрет на онанизм и привел его к «изобретению» секса. Тонный возраст Андрея на момент открытия едва ли получится определить, но по косвенным признакам я делаю вывод, что ему было порядка двадцати лет на момент лишения девственности. К тому моменту он уже успел узнать о том, что он и мама отличаются в тех местах, что спрятаны под трусами, так что став старше и сильнее, он силой подробнее изучил мамину анатомию и сделал важное наблюдение за тем, как мамина пися плотно обхватывает его палец. Это было сравнимо с изобретением колеса для древних людей, запустило цепочку мыслительных процессов и новых открытий.

– Однажды ночью в моей голове все сложилось, встало на свои места, сделалось кристально-ясным, – сказал он. – Я понял, почему трогать руками свою писю это плохо. Потому что мою писю должна трогать мамина писечка, ведь именно поэтому они и находятся у нас в одном и том же месте, и моя выглядит как колышек, а её – как ямка. Понятное дело, спасть после этого я уже не мог, вскочил с кровати и ворвался в мамину комнату, сразу же залез на нее и стянул её трусы. Она сразу поняла, что я сбираюсь сделать, моментально, из-за чего я понял, что всё разгадал правильно, и я на верном пути.

– И вас не смутило, что мама была против ваших действий? Разве она не сопротивлялась? – спросил я его при первой нашей встрече.

– Сопротивлялась она сильно, пыталась даже ударить меня, но от этого мое желание только усиливалось, я чувствовал себя таким сильным, таким могущественным, это было похоже на чувство голода перед тарелкой вкусной еды. Пока она слабела, я лишь становился сильнее, и сорвав с нее всю одежду, я смог, наконец-то, вставить в нее свою твердый хуй. Это было блаженство, никогда до этого я не испытывал подобного наслаждения, гораздо лучше, чем мои попытки трогать себя. Мне даже стало жаль за все те разы, что я впустую потратил свою твердость, когда вместо этого мог гладить себя маминой писечкой. И я видел, что ей тоже было хорошо, и потому никак не мог понять, почему она продолжала сопротивляться. Впрочем, я тоже сопротивлялся, когда она заставляла меня кушать овощи или убирать свою комнату, и это никогда ее не останавливало. Заставлять тех, кого ты любишь, делать то, что ты хочешь – это абсолютно естественно.

По рабочей надобности я должен был подробнее расспросить Андрея обо всей его жизни вообще, и его матери в особенности, так что мне пришлось услышать еще много подобных историй. Так он, без капли смущения, поведал мне о том, как следующие месяцы продолжал систематически насиловать собственную мать практически на ежедневной основе, пока она пыталась спрятаться от него, запереться в одной из комнат или стращала наказаниями от Бога. Последнее Андрей переживал мучительно, много размышляя о своих деяниях с точки зрения неведомого Создателя, который раз в неделю снабжал его пищей в награду за хорошее поведение. Мама говорила, что делать обнимашки это плохо, однако в своих размышлениях Андрей понял, что плохо было бы их не делать. Логика его была такова, что если он и мама и их дом были созданы по замыслу божьему, то все вокруг имеет какое-то предназначение: швабра, чтобы мыть пол, еда – чтобы ее кушать, глаза – чтобы смотреть, а его хуй становится твердым, чтобы входить в мамину писечку. Не делать этого было все равно, что пытаться смотреть на мир не глазами, а волосами, или использовать кастрюлю, чтобы жарить подушки – абсолютная бессмыслица.

Когда спустя неделю мама молча принесла от Бога новую партию продуктов, Андрей убедился в своей правоте, и отпраздновал это целым днём бесконечных обнимашек, связав маме руки и ноги, и насилуя её до своего полного истощения. Его, однако, удивляло, что мама упорно продолжала сопротивляться даже после того, как Бог явственно показал им своё расположение. Размышляя об этом, Андрей пришёл к выводу, что Бог судит нас не по своим законам, если таковые у него вообще есть, а по нашим собственным. Если сам ты считаешь, что поступать так плохо и всё равно делаешь это, значит ты плохой, но коли ты не видел зла, то и зла ты никакого не сотворил.

С этой логикой Андрей превратил свою маму в секс-рабыню на последующие десять лет. Вся работа по дому постепенно полностью перешла на нее: она и стирала, и готовила, и наводила порядок, в то же самое время удовлетворяя похотливые желания сына по первому его требованию. Ну или получая наказания, как например уже выше мною упомянутые шлепки по попе, а также стояния в углу, заключение в своей комнате или отсутствие ужина.

В доме не было часов и Андрей понятия не имел о смене времени суток, о днях недели или месяцах, но по его рассказам выходило, что он требовал от мамы обнимашки по меньшей мере дважды в каждом промежутке между пробуждением и отходом ко сну. Первый раз обычно следовал сразу же, после того как Андрей проснулся: по его признанию, нет ничего лучше в мире, чем почувствовать нежное мамино тело после крепкого сна, это дарит отличный заряд бодрости и хорошего настроения на весь день.

Второй же раз всегда был неожиданным, и Андрей никогда его заранее не планировал, отдаваясь тут полностью на волю Любви. Иногда возбуждение охватывало его, когда он видел маму на пути в душ или же напротив, когда она, мокрая и разгоряченная, выходила наружу в одном полотенце. Иногда – когда она мыла полы, стоя на четвереньках и виляя попкой. А бывало и просто так, как будто бы без повода, когда мама просто лежала на кровати, отдыхая после тяжелого дня, или когда её и вовсе не было рядом.

«Хуй всегда знает, его не обманешь», – наставлял своих учеников Андрей.

Для удобства он в какой-то момент запретил своей матери носить какую-либо одежду в принципе, и пару месяцев она ходила и работала по дому абсолютно обнаженной, что возбуждало Андрея чрезвычайно. Он с томной улыбкой вспоминает тот период и говорит, что ему случалось делать обнимашки на маме по пять-шесть раз, из-за чего она потом была совершенно обессиленная. Не могла иной раз даже отползти в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок до того, как Андрей снова пристроится к её нежной дырочке.

Впрочем, довольно быстро постоянная обнаженка приелась Андрею, стала казаться ему обыденной и не возбуждающей, так что он повелел маме снова носить одежду. Благодаря этому событию впоследствии он сделал вывод, что счастье есть не в достижении какой-либо цели, но в возможности двигаться в направлении к этой цели, в самом процессе. Он вожделел тела своей матери и удовольствия, которое мог из этого тела извлечь, но когда и само тело, и удовольствие стали слишком доступны, его интерес стал к ним угасать.

Сложно точно сказать когда, но сопоставив факты можно сделать вывод, что мать Андрея полностью смирилась со своей участью спустя примерно год безуспешного сопротивления. И именно тогда ему стало становиться скучно от простого онанизма её безвольным телом, именно тогда он стал придумывать различные новшества.

Так, например, он стал давать своей маме испытания. Одним из таких испытаний была необходимость довести его до оргазма быстрее, чем он съест свой завтрак или же ублажить его со связанными руками и ногами, пока сам он лишь наслаждался процессом. Однако не все испытания были направленны исключительно на нее, сам себе Андрей тоже задавал различные трудности. Так, например, он очень полюбил медленные обнимашки с маминой попкой, когда она медленно, в такт капающей из крана воды, скользила вверх и вниз по его члену, не имея возможности ускориться под угрозой строгого наказания, а Андрею, соответственно, нужно было достичь оргазма исключительно от таких неспешных ласк. Он с улыбкой вспоминает, что иногда подобные медленные обнимашки затягивались настолько долго, что мамины ноги начинали неконтролируемо дрожать, а сама она плакала от усталости. Подобных игр неуёмная фантазия Андрея за десять лет породила великое множество.

Любопытно, кстати, что Андрей совершенно не задумывался о продолжительности своих обнимашек с мамой как о ценности самой по себе. Даже наоборот, он гордился собой, когда у него получалось достигнуть оргазма особенно быстро. Как он сам говорил, раз в том, чтобы «выпустить мужское молочко», и была конечная цель, то идея сознательно откладывать самую приятную часть для него звучало странно, даже бессмысленно. Да, сами по себе обнимашки тоже очень приятные, но зачем затягивать их, когда можно быстро добиться результата, а потом возбудиться снова?

Из-за таких высказываний у меня и сложилось первоначальное впечатление, что Андрей был очень груб во время близости со своей матерью. Беспокоясь исключительно о своем удовольствии, он входил в нее всегда резко, сразу же на всю длину, и в погоне за быстрым оргазмом двигался быстро, резко, можно даже сказать жестоко, причиняя «писечке» своей мамы большие страдания. Не удивительно, что она в какой-то момент стала упрашивать его об анальном проникновении – по крайне мере тут у нее было время надлежащим образом подготовить свою рабочую дырочку во время «чистящих процедур». И именно по этой причине моя основная версия её исчезновения заключалась в том, что к своим пятидесяти годам несчастная женщина просто больше не могла терпеть все эти издевательства, бесконечную работу по дому, равно как и неуемное либидо своего сына, а потому решила просто сбежать. И это в лучшем случае, так как куда более вероятной мне казалась пессимистичная версия.

Андрей, который на тот момент коротал в заключение уже шестой год и обзавелся солидным таким культом международного уровня, а также не менее солидным богатством, был не очень обрадован моими предварительными выводами. На самом деле я впервые увидел, что этот человек способен испытывать злость, а именно это чувство явственно читалось на его лице, когда он вдруг сорвался и начал кричать на меня. Справедливости ради, он взял себя в руки достаточно быстро, и даже извинился. К тому же в его словах было здравое зерно: он нанял частного детектива не для того, чтобы тот судил его, а для того, чтобы я отыскал его потерянную маму.

Когда же он успокоился, то пожелал отбелить себя в моих глазах и рассказал мне о том, как его любовь к маме безгранична и чиста. И что самое главное испытание, которое он придумал для себя во время их совместной жизни – это сделать так, чтобы в обнимашках ей тоже было хорошо, и она перестала быть виноватой перед Богом. Для начала он заметил, что не все его действия маме одинаково неприятны, а иногда она даже получает удовольствие, особенно если хуй Андрея входит в её подготовленную попку, а сама она находится сверху. Он стал расспрашивать её саму, стал внимательно и чутко прислушиваться к реакциям её тела, иногда даже проводя своеобразные эксперименты и, например, целуя попеременно все её тело, чтобы понять, где её это приятнее всего.

– Я даже был не против потакать её самым странным желаниям, – сказал мне Андрей, разгорячившись. – Желаниям, которые я не понимал и которые, честно говоря, кажутся мне странными.

– Можете привести пример? – спросил я.

– Например..., – и тут Андрей перешел на шёпот. – Иногда она просила позволить ей взять мой хуй в рот, облизывала его, ласкала его губами или и вовсе пыталась заглотнуть поглубже, от чего мне, честно сказать, первоначально было немножко страшно. И её как будто совсем не смущало, что я оттуда писаю, она говорила, что для нее это не важно, и так она показывает мне свою любовь. Было, на самом деле, очень приятно, и иногда я сам стал просить поцеловать меня внизу. Но не часто. Это все равно как-то странно, и немного мерзко, если честно. Мне приятно, что мама шла ради меня на такую жертву, но хоть люди и думают, будто бы я рассказываю им всё и обо всем, но об этом я не рассказывал никому, кроме вас. Пожалуйста, не говорите никому, что моя мама брала в свой рот и посасывала мою писю. Я бы не хотел, чтобы об этом узнал кто-то ещё, и ей было бы стыдно.

– Даю вам слово. Еще какие-нибудь необычные активности, которые нравились вашей матери, и которые вы ради нее терпели?

– Ну, «терпел» это, конечно, не совсем подходящее слово, но я например совершенно не понимаю этого «доения».

– Доения?

– Ну да, доения, кажется так это называется, – Андрей сделал характерные движения руками в воздухе, как будто доит корову, хотя никаких коров в жизни своей не видел. – Маме очень это нравилось почему-то. Вообще, когда у нее в титечках появилось молоко, я был очень рад, так как оно очень вкусное, да и вырабатывалось его очень много. На самом деле даже слишком много, и когда мамины титечки переполнялись, и ей становилось слишком больно, она просила меня доить её. Она брала ведерко, вставала над ним на четвереньки, а я выжимал молоко из её титечек прямо в это ведро. Ей это, по всей видимости, очень нравилось, так она стонала очень громко, дрожала всем телом, а ещё иногда говорила протяжное «му-у-у-у», чего никогда не делала во время обнимашек. Я спросил её что означает это «му», и она сказала, что просто ей нравится так делать во время доения, что это приносит ей удовольствие. И знаете, это всё, что мне нужно было знать, потому что я был только рад сделать ей настолько приятно. Иногда мы совмещали обнимашки и доение, и в эти моменты мамина писечка...

– Извините, – перебил я его. – Я правильно понимаю, что у вашей мамы в какой-то момент появилось очень много молока в груди, которого не было раньше?

– Да, все верно. Это плохо?

– Это, возможно, очень хорошо. Скажите, а когда она у нее появилось?

– Не могу сказать вам точного дня, сами понимаете, но достаточно недавно.

– И у нее все еще было молоко в «титечках», когда она внезапно пропала?

– Не знаю точно. Но когда мы делали обнимашки за два пробуждения до этого, оно у нее точно было, в этом я уверен. Она кормила меня этим сладким молочком прямо из титичек, пока была сверху и медленно...

– Да, я понял, спасибо.

Поняв, что мама Андрея покидала дом беременной, я получил хорошую зацепку и немедленно приступил в активной работе. На её стороне было большое преимущество по времени и унаследованное богатство, но мне помогали её низкие навыки социализации, которые за 30 лет отшельничества в качестве рабыни собственного сына явно не стали лучше, а также богатство уже самого Андрея. И в итоге, спустя два месяца тяжких трудов и какое-то неприличное количество взяток, мне таки удалось её найти!

Как я и предполагал, в тот роковой день Людмила Константиновна отправилась в ближайшую больницу, справедливо опасаясь осложнений во время родов. Даже если её первые роды в двадцать лет были относительно легкими, едва ли она могла рассчитывать на ту же легкость в пятьдесят четыре. Осложнений в итоге избежать не удалось, и новоявленная мама с поддельными документами вместе с очаровательной девочкой провели в больнице почти год. Все это время она наблюдала за страданиями любимого сына по телевизору, не решаясь выступить в его защиту. Помимо неизбежного общественного осуждения, которое она получила бы как мать, что заперла сына в изолированном доме без окон на тридцать лет, она бы получила вторую волну осуждения за инцест, не говоря уж о том, что сын без всякого лого умысла ославил её на всю страну как извращенную любительницу анала. Однако больше всего она опасалась, что её саму посадят под замок и отберут новорожденную малышку.

К счастью, нет в мире такой беды, которую бы не исправили две большие кучи денег. Так как ни у Андрея, ни у его матери не оказалось друг к другу каких-то претензий, то и дело против нее с некоторой помощью развалилось, так и не дойдя до суда. Самого же Андрея армия юристов натаскала на правильные ответы, он выразил полное раскаяние в изнасиловании незнакомой ему женщины, выплатил ей большую компенсацию, и на этом был освобожден. Наш суд, самый гуманный суд в мире, справедливо решил, что совершивший свое преступление по не знанию, и чистосердечно раскаявшийся Андрей никакой опасности для общества не представляет, а потому может быть отпущен.

И вот наконец, спустя семь лет долгой разлуки мать и сын смогли снова встретиться. Многие последователи Андрея собрались в этот знаменательный для их религии день, и даже соорудили для них небольшую сцену, вокруг которой они все и собрались, числом в несколько тысяч, словно на рок-фестивале. Сам Андрей ждал маму на сцене, одетый как всегда скромно, и заметно нервничая.

Когда же Людмилу привезли на сцене, толпа почтенно расступилась, хотя некоторые и пытались прикоснуться к матери пророка, а особо наглые пробовали даже схватить её за массивную грудь – последним я уже давал по рукам дубинкой. Несчастная женщина выглядела ещё более смущенной, чем её сын, головы не поднимала, но уверенно шла вперед.

И вот они оба на сцене, Андрей неловко мнет в руках микрофон, а многотысячная толпа замерла в абсолютной тишине, немного даже пугающей. Все ждут, что же он скажет своей матери, своей возлюбленной, той, кто родила и вырастила его, заботилась о нем, держала его в плену почти всю его жизнь, кого он сам терзал не меньше десяти лет, что бросила его в тюрьме, что была его рабыней. А он стоял, молчал, и неожиданно отбросил микрофон в сторону, бросился на нее. Но не ударил – поцеловал. А после, на глазах у огромной, ревущей толпы, стал срывать с нее одежду.

Она отбивалась, пробовала вырваться, хотя я сомневаюсь, что впавшие в экстаз от такого поворота культисты дали бы ей далеко уйти. Впрочем, и сам Андрей не дал, держа её крепко, разрывая одежду, на огромном экране над сценой показывая всему миру обнаженное тело своей матери, и как переплетаются их языки, пока свободной рукой он сжимает её огромную грудь. Вскоре они оба были абсолютно обнажены, и мама Андрея, красная от стыда, покорно легла перед ним на сцене, лицом вниз, попой кверху, на глазах у тысяч зрителей. А потом лежащий рядом микрофон разнес её слова над нашими головами:

– Родной мой, сделай обнимашки с моей попой, пожалуйста, – она замерла, осознавая, что её слышат абсолютно все, и попыталась сказать тише, но все еще получилось достаточно громко. – Я подготовила её для тебя, я старалась.

Довольно быстро происходящее превратилось в массовую оргию, где не было никаких стоп-слов, правил или ограничений, и каждый брал все, что хочет и может забрать. Тысячи утопающих в похоти обнажённых тел, и над всеми ними мать и сын, сплетенные в порочном экстазе, безразличные ко всему миру, любящие друг друга беспощадно.

__________________________________

Примечание автора: данный рассказ написан на заказ, с учетом пожеланий заказчика. Хотите получить свой рассказ, в том числе и для индивидуального чтения – пишите в личные сообщения. На продолжения уже опубликованных рассказов сделаю скидку в 20%.