Агитпункт. Новый Год

Агитпункт, если кто не знает, – это такое место, где сидят агитаторы, смотрят цветной телевизор, поминутно пьют чай или еще что-то. И агитируют за советскую власть. Кого? Друг друга!

Агитаторов обычно бывает двое, чтоб не скучали, наверное. Потому что агитируемых не бывает! Во всяком случае, у Вовки Макарова таких сомневающихся в советской власти не было ни разу.

Тридцатого декабря на Москву обрушились морозы. Тридцать первого вообще Гидрометцентр обещал до минус сорока. О как! Но у кого-то в одном месте зудит сильно, и этим кем-то был комсомольский главнюк факультета Сашка Агатов. Он позвонил тридцатого с утра и сильно этим обрадовал комсомольца на излете Вовку Макарова. Агатов так и сказал прочувствованно и проникновенно: «Макаров! Надо подежурить на агитпункте!». Что ж, раз надо, значит надо! Вон Павка Корчагин в мороз железную дорогу строил, чтобы в Киев дрова возить. А тут сиди, баклуши бей!

— Когда?

— Завтра, с шести до девяти вечера.

— Фу, бля! – сказал Макаров в телефонную трубку. – А с кем? Я один не буду!

— А с кем хочешь! – обрадовался Агатов. – Только, чтобы комсомолец был. Или комсомолка.

— Вот! – ухватился за идею Макаров. – У нас аспирантка есть из Азербайджана. Ее пошлешь, пойду.

— Позови!

Макаров позвал, почему же не позвать, если начальство просит. Пусть даже и комсомольское.

На кафедре Макарова среди аспирантов наблюдался интернационал: Прибалтика, Белоруссия, Украина, все Закавказье и даже был один кореец, правда, советский, который сошел с ума при виде живого Ким Ир Сена. Была и тихая Валида Пашаева, которую Вовкин кафедральный шеф звал ласково «Валя». У Вовки была тетка по имени Валя, большая, рыжая и очень приемистая.

Валида послушала Агатова и покорно кивнула. Согласилась, значит. Вот и славно, вот и хорошо!

На агитпункт Макаров и Пашаева приехали заранее. Полуподвал был закрыт на ключ, и агитаторам пришлось тащиться в ЖЭК. Вовка, было, собрался, оставить Валю под кумачовой вывеской «дверь стеречь, чтобы не унесли», но Валида уцепилась за его рукав: «Ой, я с тобой!». Тем более, что морозище грянул аж за сорок! А она, дурочка, в капроновых колготках! Ключ после некоторых препирательств был получен, и агитаторы вошли в темный полуподвал агитпункта. На обледенелых ступеньках Валида поскользнулась, и Вовка подхватил ее за локоть. Даже сквозь рукав пальто он почувствовал, что Валечку трясет. «Снимай пальто скорее!», – закричал Макаров.

— Не могу, – спокойно ответила та. – Пальцы не гнутся.

Вовка сорвал с Пашаевой летнее пальто, сунул ей свои кожаные рукавицы на меху, и, расстегнув свое пальтище с каракулевым воротником, припечатал покорную Валю к своему телу. Она уронила Вовкины рукавицы на пол, и тогда Макаров схватил ее руки, с усилием разогнул сжатые в кулачки ладошки, прижал к своему лицу и накрыл ее руки своими горячими ладонями.

Они стояли некоторое время, прижавшись друг к другу. Валя скоро перестала дрожать, и отслонилась. «Так, теперь ищем раковину!», – деловито скомандовал Макаров и потащил Пашаеву за собой. Раковина нашлась позади комнаты агитаторов, где стоял телевизор «Темп», кресла, и широкий стол с методичками и газетами недельной давности. Включив холодную воду, Вовка сунул Валины ладошки под струю, а сам побежал за чайником.

Когда Макаров вернулся, Валида массировала красные руки. «Так холодная же!», – с удивлением сказала она.

— Теперь, когда ты чувствуешь воду, можно включить теплую, а потом и погорячее! – со знанием дела сказал Вовка и вдруг спохватился:

— А щеки, уши чувствуешь?

Она погладила красные щеки, потрогала розовые ушки.

— Да...

— Ну-ка!

Макаров отвел ее руки в стороны, прикоснулся губами к персиковой бархатности щеке, затем едва заметно подул в ушко и прихватил губами мочку с золотой сережкой.

— Что чувствуешь? – строго спросил Вовка.

— Тебя, – еле слышным шепотом ответила Валида и слабо отстранилась. – Давай лучше чай пить.

Двухлитровый электрический чайник закипел быстро, и Макаров уже собрался насыпать заварки в стаканы и налить кипятка, но Валя его остановила. «Я сама все сделаю», – тихо сказала она. – «Ты все испортишь». Пашаева принялась шарить по столам и шкафам и, наконец, нашла то, что искала, большой заварной чайник. Затем ушла в туалет, долго шумела водой, и вернулась с чисто вымытым чайником. Затем ошпарила его кипятком и высыпала туда целую пачку заварки. «Вот теперь – правильно!», – удовлетворенно сказала Валида Пашаева и застыла в ожидании, пока чай заварится и настоится. Это не чай, подумал Вовка, это чифир какой-то!

— И сахара не надо, – сказала она. - Мне из дома сладости прислали к празднику.

Она нагнулась к сумке и вынула из него объемистый бумажный кулек, от которого сразу запахло ванилью, корицей и гвоздикой. Вывалила вкусности на стол и сказала с торжеством в голосе:

— Теперь можно пить чай!

Аспиранток с Кавказа на Вовкиной кафедре было сразу четыре. Две из Кутаиси – большая и толстая Мака - мать троих детей, волосатая Тамара, армянка Нора с большой твердокаменной грудью, «нарисованным» лицом, четырнадцатилетней дочерью Гаянэ и очень внимательным мужем. И Валида, тихая, спокойная, рассудительная. Хорошая жена кому-то достанется, думал Макаров, глядя на ее аспирантские хлопоты. Мака на защите кандидатской диссертации на простой вопрос: «Где у Вас установлен датчик натяжения нити?», ответила:

— На кафедре МиСИ!

Ректор обхватил лысину двумя руками, закрыл глаза и в наступившей тишине сказал:

— Это – пиздец какой-то! Переходим к голосованию...

Крендельки и плюшки от Валиды были очень сладкими, что отчасти сглаживало крепость и горечь чая, наливаемого прямо из заварного чайника в стеклянные стаканы. Граненые стаканы, кстати, ей не понравились тоже. «Здесь должны быть армуды!», – сказала она, возмущенно раскрывая глаза и тут же пояснила. – «Это такие специальные стаканы для чая». Ты и сама, как эти армуды, подумал Макаров, когда она нарисовала один такой стаканчик.

Напившись чая с Валиными сладостями, Вовка заскучал. Валя сидела совсем рядом, разделенная широким столом. «Пойдем, побродим, что ли?», – предложил Макаров. Валя кивнула, встала, оправила тонкую белую шерстяную кофту и короткую черную юбку, кажется, из фланели. Он взял ее за приятно теплую мягкую руку и повлек в темноту...

Прямо за второй дверью был небольшой актовый зал, пахший плесенью, пылью и мышами, который спускался амфитеатром в подземелье. Над сценой висел белый экран, а вдоль стен – портреты членов Политбюро, которые смотрели на Вовку с явным неодобрением. А вот за сценой Макаров обнаружил то, что порадовало его больше всего! В маленькой, но очень теплой комнатке был широкий топчан с простыней, ватным одеялом и даже подушкой! Там к стене было прикручено бра, разбитое, но работающее. А на полу – много пустых бутылок.

— Чье же это? – шепотом спросила Валида.

— Киномеханика или работника сцены, – пояснил Макаров, ненавязчиво подталкивая Пашаеву к лежанке.

Она даже не сказала: «Ой, ты что?», а покорно легла и раздвинула ноги в легких сапогах и колготках...

Валя не носила лифчик в силу малости груди, а в остальном у нее было все, что полагалась иметь женщине Востока: широкие бедра, небольшой живот с глубоким пупком и густые черные волосы под животом и между ног. Вовка с некоторым трудом нашел в диких, ни разу не стриженых зарослях мягкую ракушечку и осторожно погрузился туда, сначала чуть-чуть, затем – наполовину, а потом – на всю длину. Она лежала, глядя в потолок, равнодушно покусывая губки и постанывая только тогда, когда Макаров слишком злоупотреблял длинным членом. Для него это сношение превратилось в пытку, он не мог доставлять удовольствие только себе. Для этого и ручки шаловливые есть!

Вовка так и сделал. Вышел из Валиды и довел себя до экстаза с помощью руки. Как сложно с этими южными женщинами!

— Я, наверное, никогда не выйду замуж, – тихо сказала Валида.

Вовка сидел, сгорбившись, на краю лежанки.

— Почему? Быть детородной машиной не так уж сложно. Расставляй ноги шире, и жди, когда муж кончит...

— А я так не хочу! – закричала Пашаева, но тут же осеклась и показала глазами на потолок.

— Над нами закрытый на праздники магазин, – сказал Макаров. - Так что кричи, сколько хочешь!

Она привстала и горячо зашептала, словно члены Политбюро подслушивали сквозь стену:

— Меня надо эбать в жопку. Я, когда какаю, с ума схожу! Но кто такую замуж возмот? Ты ведь не возмошь?

У Валиды всегда вылезал сильный акцент, когда она волновалась.

— Не возьму, – спокойно ответил Макаров. – Потому что в жопе – дерьмо.

Валя вдруг вскочила и исчезла за дверью. Из темного зала потянуло прохладой. Вовка прилег на нагретое ложе, пахнущее ванилью, закинув руку за голову.

— Вот, возьми пожалюста!

Она вернулась и бросила ему на живот упаковку советских презервативов. Подготовилась девушка!

Макаров показал на вялый член.

— Надевай, если получится...

Валя зубами и руками разорвала бумагу, попыталась накатить резиновое колечко. Не получилось, и она заплакала от досады.

— Валя, ты же хорошая! – Вовка погладил Пашаеву по гладкой спине. – Но не такая, как все! Найдется другой, такой же, как ты, странный мужичок. Да что далеко ходить, вон наш Олег Юрьевич. Он до сих пор не женился. Думаешь, он спроста? Или обед безбрачия дал? Вряд ли. А как на тебя смотрит!

— Правда? Нет, правда?

— Правда! Может, у него член маленький, может, яйцо одно, как у Гитлера. Не знаю.... И потом, триста двадцать в месяц плюс сто восемьдесят за науку.

— Спасибо, Вовка! – с чувством сказала Валида. – Нам-то что делать?

— А подрочи мне, член и встанет. Потом натянешь презик, и вуаля, подставляй задницу.

— Как мне дрочить, ты же не обрезан?

— Как в анекдоте про Красную Шапочку, есть – нет, закроешь – откроешь! Несложная наука!

Валида мягкой рукой взялась за член, начала неумело водить туда-сюда. Жалко ее, ох, как жалко, подумал Вовка, оргастирует во время сранья! Не повезло!

То ли от этой сладкой жалости, то ли просто его тело отдохнуло, только его член начал оживать. Валя торопливо натянула колечко, попыталась раскатать тонкую резину вдоль ствола. Не получилось.

— Сними и переверни! – строго сказал Макаров.

Пашаева послушалась, и у нее, наконец, получилось. Член уверенно стоял, прикрытый от дерьмища, и она, присев над Вовкой, начала осторожно навинчивать задний проход на его «кол»...

Когда-то, когда член уже стоял иногда, но неустойчиво, Макаров придумал сжимать его между бедер, а если при этом удавалось потереть его уздечкой об ободок унитаза, то эякуляция следовала быстро и остро. Задний проход Валиды был очень узок и бугрист. «Валечка, не напрягайся так!», – сказал Вовка, похлопав ее по бедру, и она послушалась. Мышцы расслабились, дыхание стало ровнее.

«Ах, ах! – закричала Валида, еще ускоряясь.

— Так, так! – вторил ей Макаров, подаваясь навстречу с каждым ее движением.

— Еще чуть-чуть! – крикнул Вовка, и его член, замерев на мгновение, выхлестнул в резиновый колпачок горячую пульсирующую струю, а Валю затрясло, как в лихорадке. Ох, ты, вспомнил Макаров, а ведь сегодня Новый Год! И маму не поздравил, она же на смене.

— Валь, ну-ка слезь-ка! – сказал он все еще подрагивающей Валиде.

Она покорно снялась с обмякшего члена, а Вовка брезгливо двумя пальцами стянул презерватив, бросил его в угол и, голый, шлепая босыми ногами по холодным доскам, отправился звонить на работу маме.

Телефон уже истошно звонил, и Макаров поспешил снять трубку.

— Что же ты, Вовик, не звонишь, не пишешь? – ехидно спросила трубка маминым голосом.

— Мам, вот честно, шел звонить, только подошел, а ты уже! Думал, начальство...

— Ладно, а мы тут с девчонками уже Старый провожаем, ребята с четвертого этажа спустились.

— А кто в смене?

— Ракитина и Кутенко.

— Ну, с Наступающим тебя и девчонок!

— Спасибо, сынок!

— Мам, я на агитпункте заночую. Морозище! А утром приеду домой.

— А там тепло?

— Более чем.

— А что поесть утром есть?

— Найду.

— Ну, тогда до завтра!

Макаров повесил трубку и повернулся.

— Это кто звонил?

Валида стояла рядом, прикрывая грудки и волосы обеими руками.

— Мама. Беспокоится!

— Как же она номер нашла? Или ты давал?

— Она, Валечка, на телефонной станции работает. Нашла по своим каналам. Ты очень рвешься в свое общежитие?

— Нет.

— Так, может, и не поедем никуда? Елки вон в в каждом окне, телевизор включим, «Огонек» посмотрим. Чем не Новый Год? Вот только бахнуть нечем.

— Бахнуть?

— Да. Шампанским.

Валида загадочно улыбнулась.

— Я, когда в посольстве посылку получала из дома, купила маленькую бутылочку Итальянского розового. Так что бахнуть есть чем! Вот только поесть только сладости одни...

— А у меня бутерброды есть. До утра хватит. А назавтра потепление обещали! Так что, остаемся?

— Да! Я накрою на стол, а ты телевизор включи. Уже одиннадцать!

В комнате агитаторов было прохладно, и они оделись. Под звон курантов из телевизора Вовка и Валя поздравили друг друга, пожелали всего самого хорошего и поцеловались. Все-таки приятная девушка эта Пашаева, но без огонька и задора. Славно посидели, Валида все ластилась к Макарову, подливала чая и заглядывала в глаза. Опять хотела в зад?

«Огонек» кончился, пошел муар и помехи. Вовка выключил телевизор.

— Ну, что? Спать или поговорим?

— И спать, и поговорим! – осмелела Валида.

Слово «спать» она поняла, конечно, превратно.

— Тогда пошли в спальню! – сказал Макаров и предложил даме руку. Она охотно уцепилась и прижалась к Вовке, как пушистая мягкая кошечка.

Когда они проходили полутемным залом, Макарову показалось, что Политбюро смотрит уже не так осуждающе. Арвид Янович перестал хмуриться, Юрий Владимирович удивленно поднял бровь, а Алексей Николаевич одобрительно подмигнул. Это все итальянское розовое, подумал Вовка, раздевая Валиду, как маленькую перед сном. Поговорить, так поговорить...

— Скажи, а не было ли у тебя в жизни событий, так сказать, шокового сексуального плана? Ведь ты не девственница, хоть и живешь в мусульманской стране. Как это было?

— Ой, ужас!

— Если не хочешь, не рассказывай.

— Нет, я расскажу! – упрямо сказала Валида, садясь на постели.

— Мне исполнилось десять лет, и родители пригласили много гостей, играла музыка, все ели и пили, и даже пригласили меня, как взрослую. Я сначала не поняла, почему среди гостей были только мужчины, а из женщин – только моя мать. И подарков надарили целый мешок. Я им была очень рада. Только к ночи, когда гости разошлись, и остались папа и его брат, а мама куда-то ушла. Она скоро вернулась, и принесла низкий стол на ножках...

— Скамейку, – подсказал Макаров.

— Да, скамейку и пучок длинных веревок. Мама дала мне выпить какой-то горькой жидкости, а дальше было, как во сне. Мама меня раздела, привязала к скамейке веревками, и все гладила и говорила: «Так надо, дочка, так надо». И плакала... сейчас...

Валида всхлипнула, но продолжила.

— Дальше помню плохо. Только красные лица отца и дяди, они по очереди нависали надо мной, и что-то делали, отчего краснели еще больше и улыбались. Больно не было. А вот когда мама принесла свечу, и папа подержал над ним кинжал.... Вот тогда боль была! Я кричала, дергалась, но привязана была крепко...

— Тебе удалили клитор?

— Посмотри сам.

Вовка зажег бра над ложем, а Валида подняла полные ноги и потянула их на себя. «Смотри, смотри!», – сказала она, придерживая ноги руками. Макаров раздвинул густые волосы, затем – толстые губы.... Клитора он не нашел. В схождении губ белел небольшой рубец. И это все!

— Какое варварство! – возмутился Макаров. – У меня нет слов! И, главное, зачем?

— Чтобы я была покорной будущему мужу, и стала, как ты сказал, родильной машиной.

— Но твои родители – педагоги, культурные люди? И такая дикость!

— Одно другому не мешает!

— Когда-то в России была такая секта – скопцы. Они отрезали наружные половые органы, а женщинам еще и удаляли груди. Так они считали, что приближаются к бесполым ангелам.

Валида покачала головой. О скопцах она явно не слышала.

— После войны они снова вылезли, но их быстро повязали и посадили. С тех пор о них ничего не слышно.

Они еще, молча, полежали, тесно прижавшись друг к другу. Вовка погладил Валю по грудкам, потрогал мгновенно затвердевшие соски, сунул руку между ног. Его член восстал.

— А ты знаешь, тебе можно помочь! – сказал Макаров.

— Правда? – обрадовалась Пашаева. – Как?

— Надо тренировать влагалище как можно чаще. Чем угодно. Членом, каким-нибудь подходящим предметом, пальцами. По нескольку раз в день. Надо установить обратную связь между сношением и желанием. Ты должна говорить себе: «Мне хорошо, очень хорошо!», а нервы прорастут. Должны прорасти!

— Начнем прямо сейчас, а? – жалобно попросила Валида. – Я буду стараться!

— Слушай, а ты не родишь? Тебе диссертацию делать и делать.

— Не рожу. У меня там проволока.

— Спираль?

— Да. Мама велела поставить. На всякий случай.

Она все еще держала свои ноги, прижав колени к грудкам, и, когда Макаров вошел в нее и начал движения, принялась страстно шептать: «Мне хорошо, мне очень хорошо!». Но хорошо стало Вовке, когда он кончил в нее, не опасаясь ее осеменить...

Занимался поздний пасмурный рассвет, когда агитаторы покинули, наконец, теплое местечко под названием «Агитпункт». Улицы были пустынны. Потеплело, падал редкий пушистый снег. Первый снег Нового года...